Текст книги "День Победы. Гексалогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Завадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 137 (всего у книги 176 страниц)

– Товарищ лейтенант?! – Над Бурцевым склонился кто-то, и Олег не сразу смог сфокусировать взгляд, узнав одного из бойцов своего взвода. – Вы ранены?

– По башке чем-то долбануло, – прохрипел офицер, поднявшийся на ноги при помощи солдата, затравленно озиравшегося по сторонам. – Что за херня творится, воин? Доложи обстановку!

– «Косые» ударили во фланг! Танк и до черта пехоты, рота, наверное! Окружают!

Неподалеку взревел мощный дизель, подтверждая слова перепуганного, растерянного до дрожи солдата, снова ухнула танковая пушка, выпуская очередной снаряд.

– Подбери сопли, боец! – неожиданно зло рявкнул Олег. – Прикроем братишек! Есть гранатомет?

– Так точно!

– Тогда за мной!

Олег припустил со всех ног, петляя, будто заяц, а следом мчался рысцой прижимавший к себе тубус РПГ-27 обеими руками солдатик. Еще несколько снарядов разорвались неподалеку, всякий раз заставляя десантников падать ничком, пропуская разлетавшиеся всюду осколки. На каждом шагу были видны тела погибших бойцов, большинство из которых невозможно было узнать в лицо.

– Нужно сжечь эту суку на хер, – решительно выдохнул Бурцев во время очередной вынужденной «передышки». – Если пропустим «косых» к берегу, десанту хана! Одного танка хватит, чтобы расстрелять все транспорты на выгрузке! Ну, братишка, давай, за мной!

Танк, уже знакомых рубленых очертаний «Тип-90», медленно полз по полю, подминая под себя кустарник, стреляя поочередно из пушки и спаренного пулемета. Следом за ним двигалась редкая цепь пехотинцев. Их уже пытались остановить, но тщетно. Бурцев довольно ощерился, увидев накрытый телом буквально изрешеченного осколками солдата крупнокалиберный «Корд». К тяжелому пулемету, установленному на сошки, была примкнута жестяная коробка с лентой.

– Живем! – Олег подмигнул своему спутнику. – Сейчас мы их!

Бурцев, крякнув, подхватил пулемет, единственный образец оружия такого калибра, не нуждавшийся в специальном станке. Он почти не отличался от знакомого когда-то до последнего винтика «Утеса». Перезарядив оружие, Олег повел стволом, целясь по японской пехоте. Обернувшись к вжавшемуся в землю десантнику, он приказал:

– Зайди левее. Тут кусты, ложбинка, сможешь подобраться незаметно метров на двести. Как будешь на месте, я отсеку пехоту, а ты гаси танк в борт! Давай, парень, действуй!

Полторы минуты, что потребовались рядовому, чтоб занять позицию, показались Олегу вечностью. В тот миг, когда его напарник, извиваясь ужом, проталкивая свое тело сквозь плотно сцепившиеся ветвями кусты, занял позицию в каких-то полутора сотнях шагов от злобно рычащего движком, лязгающего гусеничными траками танка, Бурцев нажал на пуск, чувствуя, как бьется, словно в припадке ярости, пулемет в его руках. С конической насадки-пламегасителя срывались огненные капли, и лейтенант видел, как валятся, одна за другой, фигурки в темно-зеленом камуфляже. Кажется, японцы стреляли в ответ, и пули ложились совсем рядом, но Олег не замечал ничего, продолжая выпускать очередь за очередью. А затем из кустов над полем протянулась дымная полоса, и танк, чудовищная машина убийства, замер, а через миг над ним взметнулись языки пламени.

– Вот так, суки! – Бурцев вскинул над головой сжатый до боли кулак, и в этот миг что-то с силой ударило его в грудь, так что воздух со свистом покинул легкие.

Чьи-то крепкие руки ухватили лейтенанта за лямки разгрузочного жилета, его потащили волоком по земле, и Олег так и не успел дотянуться до выпущенного из рук «калашникова». А затем за спиной взревели в несколько голосов двигатели, застучал пулемет, где-то невдалеке глухо бухнули артиллерийские орудия.

– Твари! – Олег дернулся из рук того, кто пытался вытянуть ничего не соображавшего офицера из-под огня. Он вслепую нашарил в кармашке «разгрузки» рубчатый шар гранаты, но крепкая ладонь сжала его пальцы, пытавшиеся справиться с таким неожиданно тугим кольцом предохранителя.

– Все, товарищ лейтенант, – раздался смутно знакомый голос над самым ухом. – Это наши! Мы продержались, сколько надо! Потеряли треть парней, но выстояли, не пустили япошек к побережью!

Олега уложили на землю, прислонив спиной к подножью хилого деревца. Каждый вдох и выдох отзывались болью в грудине в том месте, куда ударила вражеская пуля, чудом не пробив титановую «кирасу» бронежилета. Но на боль Бурцев не обращал почти никакого внимания, уже успев привыкнуть к ней. Он провожал взглядом медленно пробирающуюся меж обгоревших японских бронемашин колонну БТР-80, над которыми развевались на ветру бело-сине-красные флаги, и улыбался, не понимая, отчего вдруг так щиплет в глазах.

Под толстыми подошвами прыжковых ботинок скрипела галька. Осторожно ступая по тяжелому мокрому песку, по камням, скользким от воды, Алексей Басов спустился к кромке воды. Шторм, пришедший со стороны океана, стих, волны, еще недавно вздымавшиеся многометровыми горами, грозившими погрести навеки в пучине безумцев, в такую пору вышедших в море, лениво лизали носки ботинок. Полковник, опустив на песок автомат, висевший на плече, направил задумчивый взгляд к горизонту. Именно здесь, на этом самом месте заканчивалась Россия, его родина, за которую он был готов умереть, и за свободу которой столь многие уже отдали свои жизни. Здесь был ее край, но не край мира. Где-то впереди угадывались очертания приземистых берегов Хоккайдо. А может, Басов просто убедил себя, что видит кусочек чужой земли, такой близкой и такой недоступной.

С небес донесся могучий рокот, и полковник, обернувшись, запрокинул голову, чтобы насладиться зрелищем, далеко не новым, но так и не ставшим привычным. Огромный самолет, чуть покачивая крыльями, неторопливо проплыл над головой, не без труда преодолевая силу земного тяготения и медленно набирая высоту. В картине летящего вопреки всем законам природы стасорокатонного самолета было нечто мистическое, и Басов не смог отвести глаз, пока крылатая машина не скрылась за горизонтом. Он узнал новейший японский транспортный самолет Кавасаки С-2 по трехцветному непривычному для грузовых машин камуфляжу. Самолет исчез в облаках, и в этот миг серая пелена, затянувшая небо, раздвинулась, и под ноги стоявшего на линии прибоя Басова упали робкие лучи солнца, тусклого, зимнего, но все равно радовавшего душу, будто среди зимы вдруг началась весна.

Офицер, следя за игрой бликов на гребнях волн, медленно лизавших берег, вытащил из кармана пачку сигарет. Нашарив зажигалку, простую пластиковую, он чиркнул кремнем, с наслаждением вдыхая табачный дым и оставшись впервые за долгое время наедине с самим собой.

– Товарищ полковник, – Алексей обернулся, выискивая взглядом того, кто окликнул его. – Товарищ полковник!

Олег Бурцев, неуклюже балансируя на крутом склоне, покрытом мокрым песком, спустился на узкую полоску пляжа, направившись к полковнику.

– Товарищ полковник, японцы начали выводить войска! Они возвращаются на свои базы, оставляют Сахалин!

Снова на землю, еще не остывшую после боя, закончившегося совсем недавно, обрушился рокот турбин. На этот раз звук пришел с запада. Пузатый Ан-12Б, транспортник со взлетным весом шестьдесят тонн, способный поднимать двадцать тонн груза на десятикилометровую высоту, заходил на посадку в аэропорт Южно-Сахалинска, вспарывая воздух сверкающими кругами яростно вращавшихся винтов.

– Что же, выходит, что мы победили?

Бурцев, на плечах которого красовались лейтенантские погоны, стащил с плеча свой АК-74, с которым по привычке не расставался ни на минуту, прислонив его к гладкому камню, отшлифованному волнами и морским ветром, и улыбнулся во весь рот:

– Конечно, победили, товарищ полковник! Разгромили их, разбили в пух и прах!

Олег улыбался, и полковник Басов тоже улыбался в ответ, и только на глаза вдруг предательски навернулись слезы, стоило лишь вспомнить тех, кто не дожил до этого дня, о котором все так страстно мечтали.

– Жаль, не все видят это, – произнес полковник, и голос его дрогнул, едва заметно, самую малость. – Многие так и лежат в ставропольских степях, в архангельских лесах, в предгорьях Урала и на московских улицах. Как же мало нас осталось!

– Из моего взвода осталось девять человек, всего девять из двадцати пяти, и не все из них могут дожить до завтрашнего утра. И в остальных взводах то же самое. Батальон превратился в роту за несколько часов. Победа нам досталась не дешево!

По склону сбежал, едва не упав дважды, незнакомый сержант, бросившийся со всех ног к офицерам.

– Товарищ полковник! Товарищ лейтенант! – боец запыхался, с трудом выталкивая слова из горла. – Объявлен общий сбор! Вас ждут на аэродроме!

– Что за срочность?!

Оба, и Басов, и Бурцев, почувствовали смутную, беспричинную тревогу.

– Несколько минут назад в море обнаружено японское десантное соединение, шесть кораблей во главе с вертолетоносцем «Хиуга»! Полным ходом идут к Камчатке и будут у ее берегов через пять часов! Объявлена полная боевая готовность, бригада готовится к переброске на север!

Офицеры выругались в один голос, и Басов, раздраженно сплюнув под ноги, произнес мрачно:

– Черта с два это победа! Вот ублюдки!

– Ничего, товарищ полковник, отдохнули маленько, и ладно, – ухмыльнулся Олег Бурцев. – Здесь мы их раздолбали, и с Камчатки скинем на хрен. Это наша земля, это Россия, и никому мы ее теперь не отдадим! Так что рано нам на покой еще!

Лейтенант, подхватив прислоненный к камню «калашников», пружинистым шагом двинулся вверх по склону, вслед за бежавшим рысью сержантом. Алексей Басов жадно затянулся, вышвырнул в воду недокуренную сигарету, а затем направился следом за Бурцевым. Где-то там враг снова рвался сквозь океанские просторы, сквозь волны и ветер к берегам его родины. Значит, там быть и ему. Глупо пенять на судьбу, родившись солдатом.

Июль 2013 – Январь 2015.

День победы. Том 6
Эпоха возрождения

 
Мы не ангелы, ангелы святы,
И не плачет по нам тюрьма,
Мы, Россия, твои солдаты,
Мы такие, как ты сама.
 

«Чеченская война», М. Калинкин.

«Эпоха возрождения» – завершение цикла «День победы», Россия приходит в себя после оккупации. Освобождение Камчатки от японских интервентов. Патриотизм, пафос, рояли в кустах прилагаются.

Глава 1

Северодвинск, Россия – Москва, Россия

2 июня

Черная «Волга» медленно двигалась по лабиринту ангаров и пакгаузов, ослепляя фарами время от времени попадавшихся навстречу водителей электрокаров и погрузчиков, сновавших туда-сюда по территории производственного объединения «Севмаш», словно трудолюбивые муравьи, несмотря на поздний час. Да и сам огромный судостроительный завод, крупнейший в России и один из крупнейших в мире, индустриальный гигант, наследие «тоталитарного прошлого», кормившее в самые голодные для страны времена за счет одних только экспортных заказов десятки тысяч работяг, их жен, детей, походило на колоссальный муравейник, каждый обитатель которого четко и без излишней суеты выполнял свою задачу. Было уже глубоко за полночь, а тысячи рабочих не покидали гигантские цеха, и лишь немолодой мужчина, расположившийся на заднем сидении лавировавшей по причудливому техногенному лабиринту «Волги», казалось, просто дремал, не замечая ничего вокруг.

Автомобиль выкатился на пирс, и водитель, обернувшись, негромко окликнул своего пассажира:

– Алексей Ильич, мы на месте!

Генеральный директор «Севмаша», человек, отвечавший за бесперебойную слаженную работу невероятно сложного организма, отвечавший как никогда сурово сейчас, по законам военного времени, открыл глаза. В его взгляде не было ни намека на сон. Распахнув дверцу, он выбрался из салона, с наслаждением потянувшись и взмахнув пару раз руками, разгоняя по затекшему телу кровь. «Волга», негромко урчавшая идеально отлаженным движком, будто сытый кот, осталась позади, а Герасимов, сделав несколько шагов, остановился на самом краю пирса. Тяжелые волны с мерным плеском вновь и вновь ударялись о бетонный монолит, разлетаясь веером брызг. Отсюда открывался идеальный обзор на гавань, в которой теснились черные лоснящиеся «тела» множества субмарин, только пришедших на «Севмаш» для очередного ремонта или модернизации, либо готовившихся покинуть судостроительный завод и вернуться к боевой службе, возвращаясь в места постоянного базирования.

Не без внутреннего удовлетворения Алексей Герасимов окинул взглядом диковинную техногенную панораму. В нескольких шагах от него из воды выступал рукотворной горой покатый корпус новейшего стратегического ракетоносца К-550 «Александр Невский», принадлежавшего к проекту 955 «Борей». А часовой в черном бушлате, стоявший навытяжку у спущенного на берег трапа с автоматом поперек груди, с интересом и ожиданием смотрел на генерального директора верфи, наверное, каким-то шестым чувством угадывая скорые перемены, ждущие его и всю до последнего матроса команду атомного ракетоносца.

Атомоход четвертого поколения, вобравший в себя все достижения отечественной теории и практики подводного судостроения, даже внешне выгодно отличался от предшественников, производя впечатление легкости и стремительности. Над округлым лоснящимся корпусом возвышалось ограждение рубки, а вот «горб», обтекатель ракетных шахт, был почти незаметен в отличие от субмарин предыдущего типа «Дельфин», на смену которым и предстояло придти новым «Бореям».

Строительство новых ракетных подводных крейсеров стратегического назначения стало одной из самых амбициозных программ российского флота, самой стабильно финансируемой на фоне продолжавшегося безденежья, усугубленного повсеместным и беззастенчивым воровством, и, возможно, самой успешной, если бы не непредвиденные обстоятельства. Внезапная агрессия США, ставшая известной всему миру, как операция «Доблестный удар», нарушила планы политиков, военных моряков и кораблестроителей, прочивших полдюжины атомоходов в качестве основы морских ядерных сил России на ближайшие десятилетия. В тот день, навсегда изменивший судьбу и России, и, без преувеличения, всего мира, когда с моря на Северодвинск волнами летели американские крылатые ракеты, большая часть подлодок оставалась застывшими на стапелях безжизненными грудами металла. Лишь «Юрий Долгорукий», головной корабль, ставший одним из самых впечатляющих «долгостроев», успел выйти на ходовые испытания. Но он так и застрял в гавани на долгие месяцы, казалось, забытый всеми, не сумевший, попросту еще неспособный, защитить огромную страну от вероломного нападения, выполняя ту важнейшую миссию, ради которой трудились, не жалея сил и не считаясь ни с чем, тысячи русских людей.

В прочем, сейчас Анатолий Герасимов, которому ввиду более высокого статуса, даром, что оставался он лицом сугубо гражданским, было известно чуть больше многих обывателей, сознавал, что даже успей «долгорукий» заступить на боевое дежурство, мало, что изменилось бы, и его ракеты не спасли бы тысячи жизней, оборвавшихся тем майским днем и позже, во время оккупации, когда Россия фактически перестала существовать, как самостоятельное государство, превратившись лишь в территорию, населенную миллионами растерянных людей, полностью покорных воле победителей. Дело было не в ракетах и боеголовках, а в отсутствии воли и решимости тех, кто был наделен властью отдавать приказы, в неготовности их поставить на карту все, включая собственные жизни, ради сохранения независимости державы.

Давний враг тогда мастерски сыграл на чувствах и желаниях людей, стоявших во главе страны. Ультиматум, выдвинутый правительству России, был принят, и под угрозой немедленного нападения премьер-министр арестовал президента Швецова, единственного, кто был готов драться до конца. Наверное, тем, кто стал во главе заговора, фактически совершив переворот, казалось, что они действуют во благо, что опасность миновала, но именно в тот момент, когда верховная власть в стране исчезла, враг нанес удар, добившись успеха.

Лишь немногие смогли или просто осмелились сопротивляться. Командующий Северным флотом России, нарушив прямой приказ главы правительства Самойлова вернуться в базу, направил свою эскадру, в которой были собраны все остававшиеся боеспособными корабли, навстречу армаде врага, надвигавшейся с запада, пяти авианосным ударным группам ВМС США, каждая из которых мощью могла сравняться со всем российским флотом. В неравном бою, исход которого и не мог оказаться иным, были уничтожены ракетные крейсеры «Петр Великий» и «Маршал Устинов», а также «Адмирал Кузнецов», так и оставшийся в истории единственным российским авианосцем. Погибли или получили повреждения, исключавшие возможность продолжить службу, большие противолодочные корабли «Адмирал Чабаненко», «Североморск», «Адмирал Левченко», эскадренные миноносцы «Безудержный» и «Гремящий». Но русские моряки, даже сознавая, что обречены, сражались яростно. Крылатые ракеты «Гранит» и «Вулкан», прорвав хваленую систему ПВО «Иджис», пустили ко дну два американских ракетных крейсера, нанеся тяжелейшие повреждения атомному авианосцу «Авраам Линкольн», символу морской мощи Соединенных Штатов, позже добитому смелой атакой русских подводников.

Балтика, дальний Восток, воды Баренцева моря превратились на несколько часов в поле боя, где сходились в смертельных схватках подводники и летчики, но слишком силен оказался враг, а защитники России, действовавшие порой вопреки приказам испугавшихся до ужаса вождей, были разобщены, лишены единого командования и элементарной связи, и, действуя порознь, могли лишь проиграть, пускай и заставив противника надолго запомнить мужество русских солдат. Ракетный удар по Таллинну, когда сгорели под градом стремительных «Искандеров» сотни агрессоров, отчаянный до безумия бросок танкистов к южным границам страны, через высушенные солнцем степи Ставрополья и безжизненные пустыни Калмыкии не могли уже ничего изменить. Лучшие люди страны, те, кто превыше имел право называться патриотами, заслужив это не громкими речами на шумных митингах, а опасным и тяжелым трудом, гибли в кабинах истребителей, заживо горели в боевых отделениях бронемашин, задыхались в холодном мраке отсеков тонущих субмарин, а враг неумолимо шел вперед, ступая по их телам. Уже на третьи сутки операции бойцы американской Восемьдесят второй десантной дивизии высадились сразу в нескольких аэропортах Москвы, тяжкое ярмо оккупации опустилось на плечи миллионов тех, кто раньше не нашел в себе силы и решимости поднять оружие и встать на пути врага, покорно склоняясь перед его силой.

Герасимов о многом просто не мог знать тогда, как, например, о том, что борьба с захватчиками началась с самых первых дней. Сформированное американцами временное правительство, которое должно было стать надежным инструментом в руках чужаков, оказывало тайную поддержку продолжавшим казавшуюся порой бессмысленной борьбу немногочисленным «партизанам», получавшим помощь и от иных союзников, например, Китая, без вмешательства которого едва ли возможными были последующие события. Сопротивление достигло максимума, когда патриоты подняли знамя мятежа над никому до того неизвестным городком Нижнеуральск. Враг бросил все свои силы, чтобы сокрушить мятежников, практически сравняв с землей непокорный город, но было уже поздно. Страна увидела дело рук оккупантов, прикрывавшихся красивыми словами о защите демократии, общечеловеческих ценностях и международной безопасности, но на деле лишь пытавшихся присвоить природные богатства России, и власть чужаков рухнула, сметенная волной народного гнева. Валерий Лыков, возглавлявший в тот момент временную администрацию, рискуя жизнью, обратился с воззванием, и его услышали многие, поняв, что невозможно больше терпеть, делая вид, что не при чем, взяв в руки оружие и вступив в бой.

Американцы, перед вставшие перед не самым простым выбором, были готовы вести войну на поражение, отбросив в сторону всю шелуху о «миротворческой операции» и «помощи охваченной кризисом России». Но горстка храбрецов доставила на территорию врага ядерные заряды, и половина Сан-Франциско исчезла в атомном пламени, и этот удар оказался решающим. Оккупанты так и не признали поражения, якобы выведя войска для защиты своего населения от неизвестных «террористов», а Россия, вновь вздохнув полной грудью, стремительно начала возрождать былую мощь, потому что каждый понимал – ничего еще не закончилось. И здесь уже директору предприятия «Севмаш» Алексею Герасимову выпал шанс показать свое искусство управленца.

Завод, пришедший в запустение, заработал в полную мощь. Стране, фактически лишившейся флота, нужно было защищать свои границы, и десятки тысяч людей, вернувшиеся в огромные цеха, принялись за дело. «Юрий Долгорукий», наконец, завершив весь цикл испытания, прибыл в Североморск, подняв военно-морской флаг и заступив на боевую службу. Теперь подошел черед и его собрата.

«Александр Невский» не был, однако, единственной подлодкой, замершей в эту осеннюю ночь у достроечной стенки судостроительного завода в Северодвинске, хотя, без сомнений, приковывал к себе значительную часть внимания случайных зрителей. На фоне семнадцатитысячетонного «Борея» ошвартованный по его левому борту многоцелевой атомоход-охотник «Вепрь», ударная субмарина проекта 971 типа «Барс», вовсе не производил впечатления, представая этаким карликом. Прибывшая на «Севмаш» для прохождения ремонта несколько лет назад, она застряла у причальной стенки в ожидании внезапно прекратившегося финансирования, казалось, разделив судьбу многих других кораблей и подлодок русского флота, так и не возвращавшихся в строй. Но неумеренная жадность безвестного чиновника, слишком глубоко запустившего руки в государственную казну, парадоксальным образом обернулась во благо, позволив атомарине избежать участи своих собратьев, уничтоженных в неравных схватках с предпочитавшим бить в спину и без предупреждения врагом, чтобы теперь вновь вернуться на службу обновленной и еще более опасной для любого противника.

Задержав на подлодке взгляд, Герасимов невольно улыбнулся. Стремительные обводы этого превосходного корабля, обтекаемая рубка-«плавник», скошенный назад по-самолетному киль зачаровывали идеальностью очертаний. Совершенные пропорции, выверенные буквально до миллиметра линии, ничего лишнего, способного нарушить смертоносную гармонию. Ну а тех, на кого «Вепрю» и его «систершипам» предстояло охотиться в глубинах мирового океана, стремительно возникая из бездны и расстреливая в упор залпами тяжелых торпед, их облик приводил в неподдельный ужас, даже сейчас заставляя с почтением относиться к России и ее морякам.

Но и атомный ракетоносец, и призванный в скором времени стать его эскортом в дальних походах «Вепрь» как-то терялись в сравнении с возвышавшимся у самого выхода из бухты, наполовину скрывшись под свинцовой гладью воды, колоссом. Его сдвинутая к корме рубка была похожа на выраставший прямо из ледяных волн многоэтажный дом, а ширины корпуса хватило бы, чтобы провести футбольный матч. Стратегический подводный ракетоносец ТК-20 «Северсталь» проекта 941, способный полным залпом превратить в радиоактивную пустыню целую страну, выглядел именно тем, чем являлся на самом деле – чудовищным орудием разрушения, по иронии судьбы служа долгие годы самым надежным гарантом мира на всей планете. Сорок восемь тысяч тонн смертоносной мощи, ночной кошмар американских адмиралов, «Северсталь» и прочие немногочисленные корабли серии – уж больно дорогим стало их содержание для страны «победившей демократии» – не смогли остановить врага, их грозные ракеты Р-39 так и не покинули шахты. Но теперь грозные «Тайфуны», как окрестили их западные эксперты, возвращались в строй, готовясь исполнить свое предназначение, став надежным щитом России, и «Северстали» предстояло первой выйти в океан, став самым весомым символом возрождавшейся русской морской мощи.

Алексей Герасимов тяжко вздохнул. Лучшие из лучших, самые совершенные в своем классе атомные субмарины, гордость некогда великой страны, надежнейший щит, за которым могли мирно жить миллионы ее граждан – и практические единственные, ныне сохранившиеся в строю. При этой мысли гендиректор ведущего судостроительного предприятия России до боли в ладонях стиснул кулаки. Что ж, он постарается сделать все, чтобы восстановить могущество своей страны, и многое уже сделал, и несколько бессонных месяцев, проведенных прямо в цехах, невеликая цена.

Из-за приоткрытых ворот ближнего эллинга, монументального сооружения, способного укрыть практически любой военный корабль, за исключением, разве что, атомного авианосца, были видны бледно-голубые всполохи электросварки. Сквозь узкую щель меж высоких створок угадывались очертания характерного сплюснутого корпуса, из-за чего подводные ракетные крейсеры проекта 949 типа «Антей» и получили неофициальное прозвище «батоны». Несколько лет назад строительство последнего корабля серии, «Белгорода», было приостановлено – кончились деньги. Но недавняя агрессия подействовала на многих наподобие ледяного душа, а работы возобновились, да с такой интенсивностью, что Герасимов даже не сомневался – грозный «убийца авианосцев» войдет в строй еще до наступления нового года. А это означает, что эскадры врага, вольно бороздящие океаны, уже не смогут так безбоязненно приближаться к русским берегам, опасаясь стать мишенью двух дюжин стремительных «Гранитов», грозящих из-под воды.

Дребезжащий звук мотора, оборвавшийся скрипом тормозов, заставил Герасимова обернуться. Прикрыв ладонью лицо – яркие лучи автомобильных фар били в глаза – он увидел притормозивший в паре десятков метров армейский УАЗ цвета «хаки». Распахнулась задняя дверца, и на бетон спрыгнул невысокий мужчина в черной шинели и фуражке, чуть сдвинутой на затылок. Резким взмахом руки заставив остаться на месте водителя-матроса, моряк двинулся к Герасимову. В свете фар сверкнуло золото погон на его плечах.

Приблизившись к руководителю «Севмаша», контр-адмирал Колгуев, вновь назначенный командующий Северным флотом России, протянул тому широкую ладонь. Молча мужчины обменялись крепким рукопожатием. При этом чуть качнулась золотая звезда на груди адмирала – память о самоубийственной атаке на американский авианосец подводного крейсера «Воронеж», командиром которого был тогда еще капитан первого ранга Юрий Колгуев.

Став рядом с Герасимовым, адмирал окинул взглядом погруженную в полумрак, едва рассеиваемый светом редких прожекторов, гавань, и его губы растянулись в улыбке – здесь денно и нощно ковалось морское могущество возрождавшейся из хаоса страны. И пусть нынешний Северный флот, принявший на себя самый мощный удар врага, представлял собой поистине жалкое зрелище по сравнению с той армадой, какой он являлся лет двадцать назад, когда сам Колгуев только примерил черную форму кадета Нахимовского училища, все должно измениться, и совсем скоро.

Все так же ничего не говоря, Герасимов достал из кармана пачку «Беломора», протянул ее адмиралу. Тот, благодарно кивнув, вытащил сигарету, прикурив от протянутой инженером зажигалки, и с наслаждением затянулся. Алексей Герасимов тоже закурил. Выдохнув струю табачного дыма, он, нарушив, наконец, молчание, спросил, взглянув чуть искоса на адмирала:

– Еще не пора?

– Нужно ждать. Они как раз над нами сейчас пролетают. Подождем!

Колгуев, задрав голову, взглянул на небо, затянутое редкими облаками, из-за которых мерцали голубые искорки звезд. Где-то там, на высоте сотен верст от поверхности планеты, мчался в безвоздушном пространстве со скоростью восемь километров в секунду американский спутник оптической разведки «Ки Хоул-11». Противник, вынужденный покинуть Россию, непрерывно напоминал о себе, не позволяя расслабляться и пытаясь держать территорию огромной страны под непрерывным наблюдением. Но все же американцы были не всесильны, и спутников у них оказалось не так много, а график их движения очень быстро вычислили специалисты из Войск космической обороны России. И потому жизнь здесь, на «Севмаше», как во многих других местах на просторах страны, замирала и вновь пробуждалась по нескольку раз на дню, когда на земле точно были уверены, что из поднебесья на них не нацелены чужие объективы. Вот и теперь очередной «сателлит» исчез за горизонтом, и как только Северодвинск, давно уже погрузившийся в сон, исчез из поля зрения его оптоэлектронных камер высокого разрешения, адмирал, взглянув на Герасимова, решительно произнес:

– Начинаем! – и, обернувшись к стоявшему позади него служебному УАЗу, громко крикнул: – Сержант, сигнал!

Молодой моряк, вздрогнув от резкого оклика, схватил гарнитуру стоявшей на сидении рядом с ним радиостанции Р-159, произнеся только одно слово, которого ждали сотни людей, не думавших про сон этой ночью. Разом вспыхнули сотни мощных ксеноновых ламп, превращая тьму в ясный день. Взревели двигатели мощных тягачей, с разных сторон выползших на пирс. Качнулись, разворачиваясь, стрелы кранов.

– У нас будет «окно» не более трех часов до появления следующего спутника, – напомнил генеральному директору, нервно жевавшему погасший окурок, адмирал Колгуев, помнивший «расписание электричек» – график пролета вражеских разведывательных спутников – наизусть, без подсказок. – За это время предстоит сделать очень многое!

– Успеем! Все устроим в лучшем виде!

Судя по дерганым движениям рук, Герасимов нервничал, почти не скрывая этого. Но ему, единственному на пирсе, не занятому настоящим делом, это было простительно, в отличие от сотен мужчин в рабочих спецовках и черных морских бушлатах, буквально облепивших корпус «Александра Невского», над которым уже плыли, опускаясь все ниже, стрелы подъемных кранов.

С прицепов выехавших к самой кромке причала тягачей стащили брезентовые полотнища, обнажив плотно уложенные, бок к боку, веретенообразные «туши» торпед. Ажурная стрела подъемного крана, обманчиво хрупкая при взгляде издали, склонилась над кузовом ближайшего «Урала», легко подхватив первую «рыбу», будто та и не весила две с лишним тонны. Колгуев и Герасимов, разом запрокинув головы, проводили взглядами проплывшую над ними торпеду УГСТ, пока та не исчезла в узком проеме распахнутого в носовой части «Александра Невского» люка, первая из двенадцати, входивших в штатный боекомплект «Борея». Работа спорилась, вполголоса матерящиеся мужики в спецовках и касках обмотали тросами следующую торпеду, и стрела крана плавно поднялась вверх, отрывая ее от ложемента.

– Черт, не успеем! – Колгуев нервно притоптывал, словно от холода, хотя было достаточно тепло, по крайней мере, для этой широты. – Не успеем!

Одна за другой торпеды перегружались с берега на борт «Александра Невского», занимая места на стеллажах автоматизированной боеукладки стратегического ракетоносца, серьезный аргумент в схватке с любым надводным или подводным противником. Но не они должны были стать «главным калибром» подлодки, предназначенной вовсе не для морского боя.