Текст книги ""Фантастика 2025-48". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Александр Михайловский

– Кесарево кесареви, а Богово Богови… – смиренно сказал папа.

– Именно так, ваше святейшество, – согласился Стюарт. – Так вот, в этом случае Англия заявит о полной поддержке восстановления независимости Папской области. Более того, она пришлет войска, чтобы помочь вам вернуть независимость. Эскадра уже в Гибралтаре с морской пехотой на борту, и выйдет оттуда, как только мы узнаем о вашем согласии. А ультиматум предъявят королю Умберто, как только эскадра подойдет к Лацио – то есть примерно через пять дней.

Пий IX прикрыл глаза и ничего не говорил так долго, что Стюарт уже подумал, что, возможно, его святейшество заснул. А папа в это время думал… У Британии больше нет могучего флота, вся морская мощь королевства была сокрушена при втором сражении у Саламина и добита во время страшного удара по базе флота в Бристоле. Но даже если бы этот флот и был, то стоит только шевельнуться железному зверю, притаившемуся в Проливах, как от него не останется и следа.

Но, с другой стороны, нельзя допустить, чтобы Ирландия подпала под власть короля-ортодокса, потому что тогда, всего за несколько лет, от влияния католической церкви там не останется и следа. Кроме того, он, папа, уже старый и больной человек, и скорее всего, ему уже не увидеть дело своих рук. Он начнет, а продолжение пусть ляжет на плечи его преемника, кем бы он ни был. Все, что он сделает, будет во славу святой католической матери-церкви.

Минут через пять томительного молчания папа открыл глаза.

– Сын мой, – сказал он, – у вас есть примерный список тех, кто наиболее близок к этому Брюсу?

– Да, ваше святейшество, – кивнул Стюарт. – В письменном виде у меня его нет, но все фамилии находятся у меня в голове.

– Тогда надиктуйте их кардиналу Симеони и более подробно расскажите ему о том, что происходит сейчас в Ирландии, – папа прикрыл ладонью слезящиеся глаза. – Я сегодня же подпишу буллу, которая осудит ирландских мятежников и предаст этого Брюса и его ближайших сподвижников анафеме. В Ирландию она будет послана вечером по телеграфу, об этом позаботится кардинал Симеони. А пока попрошу меня простить…

– Ваше святейшество, – пылко воскликнул Стюарт, – надеюсь, в следующий мой приезд сюда приветствовать вас здесь, в Риме, когда он вновь станет столицей Папской области!

– Нет, сын мой, – печально покачал своей трясущейся головой папа, – мы с вами больше не увидимся на этом свете. Вряд ли я доживу до конца сего месяца. Храни вас Господь в ваших странствиях! А пока поработайте с его высокопреосвященством.

Пий IX протянул руку с перстнем Стюарту для поцелуя, еще раз осенил его крестным знамением, после чего шаркающей походкой вышел из кабинета.

8 февраля (27 января) 1878 года, полдень, Гибралтарский пролив. Авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов»

Крепость Гибралтар, или «Скала» – ключевой стратегический пункт, господствующий над Гибралтарским проливом, соединяющим Атлантический океан и Средиземное море. Площадь Гибралтарского полуострова составляет чуть менее семи квадратных километров. Большую часть суши занимает Гибралтарская скала (один из двух Геркулесовых столбов), возвышающаяся на 426 метров и имеющая очень крутые склоны. Город возник у ее подножия на западном побережье полуострова, соединенного с материком узким перешейком. Северный склон скалы – практически вертикальная стена высотой 396 метров, нависающая над перешейком.

Гибралтар расположен на южной оконечности Пиренейского полуострова, от африканского берега его отделяют двадцать четыре километра, что делает стратегическое положение этого места уникальным.

За свою историю Гибралтар много раз менял своих хозяев. У Геркулесовых столбов – так назывались эти места в античности – останавливались корабли древних финикийцев и карфагенян, готовившихся к опасному путешествию к далеким Оловянным островам.

Потом, после Пунических войн, Гибралтар оказался на территории Римской империи, а после ее распада перешел во власть государства везиготов. В 711 году нашей эры Гибралтар был захвачен маврами, которые владели им до 1462 года, когда в ходе Реконкисты он был отвоеван королями Кастилии и Леона. Когда же могущество Испанской империи уже клонилось к закату, в 1704 году, во время Войны за испанское наследство, Гибралтар был захвачен британской эскадрой под командованием адмирала Джорджа Рука, и с тех пор, несмотря на все отчаянные усилия испанцев, считался несокрушимой твердыней британского морского могущества.

Его значение для островной англосаксонской талассократии особенно возросло в 1869 году, после того, как был построен Суэцкий канал, открывший прямой путь из Средиземного моря в Индийский океан. Это сделало Гибралтар, наряду с Мальтой, одним из ключевых британских форпостов на пути к богатствам Востока.

И вот, в этот сумрачный зимний день, под мелким моросящим дождем, неподалеку от знаменитой Скалы затрепетал Андреевский флаг югоросских кораблей, пришедших для того, чтобы сокрушить ранее несокрушимое и окончательно повергнуть в прах былое морское могущество Британской империи. Ударным ядром этого отряда были авианосец «Адмирал Кузнецов», ракетный крейсер «Москва» и эсминец «Адмирал Ушаков». Десантное соединение, состоящее из морских пехотинцев XXI века и батальонов национальной гвардии Югороссии, было размещено на больших десантных кораблях «Калининград», «Александр Шабалин», «Новочеркасск» и «Саратов».

Подступы к Гибралтару защищали огромные нарезные орудия. Эти дульнозарядные колумбиады, произведенные на заводах Армстронга, имели калибр четыреста пятьдесят миллиметров и весили не менее ста тонн. Они заряжались четвертью тонны пороха и могли забросить снаряд весом около тонны на расстояние шести с половиной километров. В связи со своей неподъемной массивностью эти орудия впервые в мире были оснащены автоматической системой перезаряжания, приводимой в действие паровой машиной. Но, несмотря на этот продвинутый девайс, полный цикл перезарядки и наведения на цель этого колоссального орудия занимал четверть часа. Бронепробиваемость для тогдашней сталежелезной брони при этом составляла шестьсот пятьдесят миллиметров, и попасть под такой снаряд было бы смертельно опасно для любого корабля того, да и нашего времени тоже.

Но на дистанции в шесть километров на море уже давно никто не воюет, да и в боевых условиях эти монструозные орудия Армстронга из-за несовершенства конструкции были более опасны для своих расчетов, нежели для кораблей неприятеля.

Но не пушками едиными жива морская крепость Гибралтар, главной ее защитой должен был являться флот, с которым у Британской империи после гибели Средиземноморской эскадры у Саламина было, мягко выражаясь, не очень. Тем более что тогдашние броненосцы, фрегаты и канонерские лодки, как и орудия фортов, никоим образом не могли противостоять в бою югоросским кораблям из будущего.

Тем не менее первый воздушный удар, нанесенный прямо на рассвете, оказался нацелен не на форты и казармы «Скалы», а на гавань Гибралтара, где укрывался довольно многочисленный отряд британского флота, состоящий в основном из патрульных корветов, шлюпов и канонерских лодок. Всего несколько минут, и от британских кораблей остался только плавающий на воде мусор и растерзанные трупы. Дым от занявшихся чадным пламенем портовых построек и угольных складов из-за плохой погоды удушливым одеялом стелился прямо по земле.

Потом настала очередь и самой «Скалы». Стотридцатимиллиметровые снаряды орудий «Адмирала Ушакова и «Москвы» рвались у выходов из галерей, которыми была изъедена, словно ходами гигантского жука-древоточца, Гибралтарская скала. От мощных взрывов сотрясалась земля, входы в скальные лабиринты заваливали огромные каменные обломки. На Южный и Северный бастион, Башню Дьявола и Мавританский замок сыпались фугасные бомбы, сброшенные с самолетов, поднявшихся с палубы «Адмирала Кузнецова».

Такая мясорубка продолжалась чуть более получаса. При этом ни один югоросский корабль так и не подошел на дистанцию прямого выстрела к британским береговым батареям, установленным в толще «Скалы». Артиллерийский огонь велся как по укреплениям Гибралтара, так и по штаб-квартире гарнизона, казармам и складам, расположенным в самом городе, затянутом дымом и пылью, поднятыми разрывами мощных снарядов, которым не могли противостоять укрепления, возведенные еще в XVIII веке.

Когда эта «камнедробилка» утихла и орудия фортов были приведены к полному молчанию, в воздухе, под прикрытием ударных вертолетов, появились нагруженные десантом винтокрылые машины. С моря же к гавани двинулись большие десантные корабли. Повторилась история с захватом Мальты, только сам Гибралтар был куда меньше по площади, а его гарнизон – менее многочисленным. Ведь здесь британское командование более уповало на неприступность укреплений, чем на численность расквартированных в них солдат.

К тому моменту, когда над полуостровом загремели первые ружейно-пулеметные выстрелы и разнеслось русское «Ура!», большая часть британских солдат и офицеров была уже убита, ранена или заблокирована завалами в обрушившихся галереях. Горожане же, большей частью своей испанского происхождения, отнюдь не горели желанием класть свои головы, защищая твердыню королевы Виктории. Они даже не попытались оказать русским сопротивление.

Британские войска сражались довольно вяло, хотя в некоторых местах полуострова и образовались отдельные очаги сопротивления. Например, до последнего дралась горстка британских солдат, закрепившаяся в развалинах штаба гарнизона. Не желая понапрасну нести потери, адмирал Ларионов приказал прекратить наземные атаки и направил против упрямых «томми» три Су 33 с подвешенными под их крыльями объемно-детонирующими бомбами. Выживших после этого удара не было. Там же погибли и последние оставшиеся в живых британские офицеры.

К полудню над «Скалой» уже развевался Андреевский флаг. Перестрелка в городе и его окрестностях полностью прекратилась, а немногочисленные пленные были собраны на территории королевского военно-морского госпиталя для дальнейшей передачи их испанской стороне и последующей отправки на родину. То, что в XVIII веке не могли сделать в течение трехлетней осады испанцы и союзные с ними французы, свершилось менее чем за шесть часов. Гибралтар пал и теперь являлся не более чем предметом для последующего политического торга.

Переговоры с Испанией о его дальнейшем будущем должны были начаться уже в ближайшее время, как только до Мадрида дойдет информация о сегодняшних событиях и там осознают масштаб случившегося. Когда стихают пушки, за дело берутся дипломаты.

Конечно, переговоры о размене Гибралтара на право аренды Кубы на девяносто девять лет будут нелегкими, ибо жадность испанских чиновников уступает только их непомерной спеси, но, как говорил один циник сицилийского происхождения, «добрым словом и револьвером можно кого угодно убедить в своих благих намерениях». Тем более что мнения британской стороны теперь вообще никто спрашивать не собирался.

Александр Михайловский, Александр Харников
Освобождение Ирландии

Авторы благодарят за помощь и поддержку Макса Д (он же Road Warrior) и Олега Васильевича Ильина.

Пролог

Железной метлой Югороссия вымела британцев из Средиземного моря. Ею захвачены Мальта и Гибралтар. Войска «Белого генерала» Скобелева движутся на юг, готовясь обрушить колониальную державу, созданную британцами огнем и кровью, обманом и подлостью. Наступает время, когда население Ирландии наконец избавится от многовекового гнета своих жестоких и алчных соседей.

Югороссы и подданные императора Александра III оказывают помощь всем, кто восстанет против британцев. Ведь в Библии написано: «Мне отмщение, и аз воздам». Месть за насилия, убийства и грабежи обрушится на головы тех, кто считал себя хозяевами мира.

Об этом не забывают и бывшие солдаты армии конфедератов, потерпевшие поражение в Гражданской войне, но не смирившиеся с участью побежденных. При поддержке югороссов они готовы снова сразиться с янки, чтобы освободить свою родину от «саквояжников».

Россия копит силы, ибо, к сожалению, единственное, с чем считаются в этом жестоком мире – это сила. Ведь еще нет ни Лиги Наций, ни ООН, и все противоречия между государствами решает исключительно сила оружия. Закон джунглей царит также и в политике, и в экономике. И чтобы выжить в этом мире, надо всегда иметь под рукой оружие. И верных союзников. И то и другое у Российской империи имеется…

Часть 1
Голос свободы

18 (6) февраля 1878 года.

Латеранский дворец, кабинет Пия IX, епископа Рима, викария Христа, преемника князя апостолов, верховного первосвященника Вселенской церкви, Великого понтифика, архиепископа и митрополита Римской провинции, раба рабов Божьих

Пий закашлялся. Эх, не уходила болезнь, не уходила. Еще день, два, если повезет – неделя или даже две, и болезнь, мучившая его уже десять лет, прекратит его земное существование и отправит на небеса, к Его Небесному отцу. В этом Пий был уверен не меньше, чем в том, что солнце встает на востоке и садится на западе.

Но вот почему Отец Небесный не призвал его в январе, когда, казалось, каждый вздох мог стать его последним? Только лишь для того, чтобы сделать последнее, что ему было предначертано в этой жизни – не допустить распространения православной заразы, укоренившейся не только на еретических русских территориях, но даже в католических Литве и Польше, находящихся под властью безбожных русских. Ведь Ирландия была областью, которая осталась католической, несмотря на триста лет гонений со стороны последователей безбожного Генриха VIII. Он горько рассмеялся – того самого Генриха, который до того получил от папы Льва X титул Fidei Defensor – «Защитник Веры»…

Именно наследникам этого короля-предателя и должна была помочь в Ирландии булла папы Пия IX. А вступятся ли потом за него англичане, как обещали, папа не знал, но догадывался, что англичанам сейчас, в общем-то, не до него. Но еще хуже было хоть в чем-то уступить московитам – схизматикам-ортодоксам.

Как рассказали его верные польские духовные чада, в Сибири, в каких-то Тунке и Иркуте триста польских священников со дня на день ожидают лютой казни. Конечно, по словам поляков, ожидают они казни уже не менее десяти лет, и вроде их до сих пор не казнили. Но это уже не так важно. Все равно эти схизматики даже хуже турок.

Положение с делами на Востоке было и без того совершенно нетерпимым для католической церкви. Но чуть больше полугода назад, совсем рядом, в Черноморских проливах возникла совершенно новая, страшная угроза для Святейшего престола. Православный крест над собором Святой Софии папа Пий воспринял как личное оскорбление, а возникновение Югороссии, как воскрешение из небытия павшей под ударами турок Византийской империи, бывшей самым древним врагом католицизма. Сокрушив Оттоманскую Порту, пришельцы из бездны тут же создали государство православных русских, греков и болгар, распространив свое влияние не только на Балканы и Анатолию, но даже на такие исконно католические территории, как Ирландия и Куба.

Мало было папе одних русских, чья империя расположилась на пятой части суши, так вдобавок к ним объявились и еще одни – сильные, дерзкие, не признающие никаких авторитетов, вооруженные ужасным оружием, и к тому же обеспеченные, как они сами говорят, покровительством Господа нашего Иисуса Христа. О том, что будет, если верно последнее утверждение, папе даже не хотелось думать. Тогда Римская католическая церковь должна будет пасть, как до нее пали утратившие Божье благословение учения Ария, павликиан, монофизитов и манихеев. Нет, с этим надо было что-то делать! Сдаваться без боя папа Пий не собирался.

Кроме понтифика, в кабинете присутствовал лишь кардинал Джованни Симеони, сидевший за потемневшим от времени письменным столом, согласно преданиям привезенным папой Григорием IX вместе со старым и весьма неудобным стулом из Авиньона в Рим в 1377 году. На этом древнем стуле, как и множество его предшественников, и восседал в данный момент верный секретарь папы Пия IX. Сейчас он с тревогой смотрел на папу – тот редко смеялся вслух, тем более без видимой причины, а смех его, похожий на карканье, мог быть и предвестником предсмертной агонии.

«Да, – подумал Пий, – Джованни есть что терять. Папой его не выберут, он слишком молод, а у нового понтифика, скорее всего, будут свои любимчики».

– Джованни, – сказал папа, улыбнувшись уголками губ, – не бойтесь, я пока еще не сошел с ума. Давайте начнем работу над энцикликом.

– Ваше святейшество, – склонил голову секретарь, – не утруждайте себя, я и сам могу написать эту буллу.

– Нет, мой друг, – покачал головой папа, – это, вероятно, будет моя последняя булла. Поэтому давайте я продиктую вам основные ее положения, а вы сделаете из них полновесную буллу и добавите подробности, какие вы сочтете нужным.

– Но, ваше святейшество, – возразил секретарь, – вам необходимо срочно показаться врачу…

– Дорогой мой Джованни, – грустно усмехнулся папа, – врачи – это люди, которые не пускают меня к моему Небесному Отцу, и к тому же они делают это весьма неумело. Давайте обойдемся без них. Так что приступим к делу. Начнем мы так: «Ради вящей славы Божией» – «Ad majorem gloriam divinam».

– Я готов, ваше святейшество, – кардинал Симеони взял в руки перо и начал писать.

– Итак, первый пункт, – задумчиво пожевав губами, произнес папа. – Некий русский схизматик по имени Виктор объявил себя Виктором Брюсом, потомком короля Эдуарда Брюса. Нет никаких доказательств, что он действительно является таковым. Действительно, откуда в этой еретической России могли появиться потомки благоверного короля? А он именно оттуда. Следовательно, он самозванец, поддерживаемый этими исчадьями ада, от рук которых погибли тысячи невинных католиков.

Пий подумал мельком, что, конечно, не такие уж польские повстанцы были и невинные – иезуиты, чьей тайной сети в русских Привислянских губерниях могла позавидовать любая разведка, негласно докладывали, что русские вели себя менее жестоко, нежели сами польские мятежники. И живописуемое поляками массовое убийство польских священников в Сибири – не более чем выдумки польских пропагандистов. Но тем не менее православные – самые старые и непримиримые враги Святого престола. Они уже восемьсот лет не признают над собой главенства и непогрешимость римских наместников святого Петра.

– Второе, – откашлявшись, продолжил диктовать папа Пий, – сей Виктор – православный схизматик, следовательно, он враг нашей святой матери Католической Церкви. Джованни, обоснуйте это как следует. Вспомните отлучение их лжепатриарха Церулария…

– Его отлучил даже не папа, а всего лишь глава нашей делегации в Константинополе, – усмехнулся Джованни.

– На что он не имел никакого права, – добавил Пий. – Но кто, кроме нас с вами и пары церковных историков, знаком с подобными мелочами?

– Хорошо, ваше святейшество, – согласился кардинал Симеони, – я найду все необходимые обоснования.

– Третье, – продолжил папа. – Некоторые чада нашей святой Католической Церкви признали сего Виктора законным королем Ирландии.

– Я все понял, ваше святейшество, – кивнул секретарь.

– Четвертое. Любой сын Католической Церкви да не признает сего самозванца королем, под страхом немедленного анафематствования.

Скрип пера на бумаге на мгновение прервался. Симеони робко возразил:

– Ваше святейшество, но наши английские «друзья» – еще худшие еретики. Ведь православные верят почти в те же самые догматы, что и мы.

– Пятое, – с нажимом сказал папа, словно не слыша, что сказал ему кардинал Симеони, – Спаситель сказал, что кесарево кесареви, а Богово Богови. В Ирландии кесарь – королева Виктория. И добрые католики обязаны чтить королеву и ее наместника, а также тех, кто исполняет ее волю. В том числе и ее солдат.

Симеони с удивлением посмотрел на понтифика.

– Ваше святейшество, но именно ее солдаты убивали, калечили и насиловали добрых католиков в Корке на Рождество. И в Ирландии это знают все. Или почти все.

– Конечно, Джованни, – папа Пий отмахнулся от настырного кардинала, словно от назойливой мухи, – и вы это знаете, и я это знаю, и население Корка, полагаю, это тоже знает. Именно потому нам необходимо подавить мятеж и воцарение сего, с вашего позволения, короля в самом зародыше. Тогда подобные эксцессы не будут повторяться. Кардинал, я прилягу на часок. Разбудите меня, как только булла будет готова, и я должен буду ее подписать.

18 (6) февраля 1878 года.

Куба, Гуантанамо.

Сэмюэл Лангхорн Клеменс, главный редактор «Южного креста»

– Джентльмены, а вот и наш первый номер! – выкрикнули Чарльз и Артур Александер, вбежав в домик нашей редакции с небольшой пачкой газет. Первый экземпляр Артур протянул мне. Я впился в него глазами. Так-так… Слева – наше «незапятнанное знамя», с косым крестом и звездами на нем. В середине – «SOUTHERN CROSS», большими буквами, а под ним – «Est’d 1878» – «создан в 1878 году», и придуманный мной лозунг: «The rumors of Confederacy’s demise have been greatly exaggerated» – «Слухи о кончине Конфедерации оказались сильно преувеличены».

А вот справа – изображение одного из самых ярких созвездий на южном небе – Crux – «Южного креста».

Проводив Оливию и дочек, я переехал в небольшой домик рядом с редакцией, в самом центре югоросского «яхт-клуба». А вечером Игорь и Надежда пригласили меня к себе посидеть, поговорить о жизни, как это принято у русских. И вот, после великолепного ужина и бутылочки превосходного португальского вина, привезенного «Колхидой» в последнем рейсе, Надежда пошла спать, а мы с Игорем остались сидеть за бутылочкой русской водки. Мне очень не хотелось уходить домой, а Игорь меня не гнал, наверное, сообразив, что мне очень не хотелось возвращаться в свое холостяцкое обиталище. И вдруг он неожиданно посмотрел на часы – уже было за полночь.

– Сэм, – сказал он, – пойдем, я тебе кое-что хочу показать.

Мы вышли на террасу дома, ту самую, где я когда-то нашел свою Ливи в компании с Надеждой, и Игорь указал рукой куда-то в направлении горизонта. Я присмотрелся и увидел там четыре звезды в форме то ли креста, то ли воздушного змея, и еще одну поменьше – между правой и нижней вершинами.

– Что это? – спросил я.

– Южный крест, – ответил Игорь, – думаю, это будет хорошим названием для твоей новой газеты.

Идея оказалась удачной. Несколько дней подряд редколлегия спорила о логотипе газеты. Но когда я предложил с одной стороны косой крест нашего знамени, а с другой – величественное созвездие Южного полушария – обратите внимание – ЮЖНОГО! – Чарльз Александер, один из сыновей моего заместителя, Питера Веллингтона Александера, сел за стол и полчаса сосредоточенно работал, после чего теперешний логотип был утвержден единогласно.

А вообще это было, наверное, единственное серьезное разногласие с момента моего приезда. На второй день после прибытия в «яхт-клуб» Игорь отвез меня в домик, приготовленный для редакции «Южного креста». В нем я нашел с полдюжины молодых ребят, из которых мне был знаком лишь Генри Уоттерсон, и два человека постарше меня. Когда же мне представили моих новых сотрудников, то я оторопел. Двое из них, те, которым было за пятьдесят, оказались светилами журналистики Конфедерации – Питер Александер и Феликс Грегори де Фонтейн. А остальные – такие, как вышеупомянутый Генри Уоттерсон, а также Френсис Уоррингтон Доусон, Генри Грейди, Роберт Олстон – считались лучшими молодыми журналистами нынешнего Юга.

Я, конечно, сразу же попытался уговорить Александера – во время войны лучшего редактора Юга, да и, вероятно, всех штатов, южных или северных – заменить меня на моем посту. Но тот лишь отрицательно покачал головой.

– Сэм, – твердо произнес он, – я согласился приехать на Кубу только тогда, когда узнал, что именно вы будете нашим главным редактором. Нам нужен человек помоложе, и с таким, как у вас, чувством юмора.

– А когда это было, Питер? – поинтересовался я.

– Перед самым Новым годом, Сэм, – ответил Питер Александер.

Я оторопел. Тогда я еще и не собирался принять предложение моего друга Алекса Тамбовцева. Похоже, что югороссы знали меня лучше, чем я сам… Или же, действительно, все дороги ведут в Рим, и рано или поздно я должен был оказаться здесь, на Кубе.

А Феликс Грегори де Фонтейн редактором быть не хотел – он был прирожденным репортером, да еще каким! Как ни странно, но он был родом с Севера, из Бостона. И когда Линкольн отказался выводить гарнизон из форта Самтер в Чарльстоне, Феликс поехал туда осветить это событие. И практически сразу же переметнулся на сторону Конфедерации. Его очерки – часто с поля боя или из порядков Армии Конфедерации – стали эталоном военной журналистики даже для северян.

На мой вопрос, кем он себя видит, он только пожал плечами.

– Сэм, – немного помедлив, ответил он, – десять лет назад я бы попросился на войну. А сейчас, увы, я для армии буду только обузой – ноги болят, спина болит, годы уже не те. Но все равно, пошлите меня куда-нибудь…

А молодым было все равно, лишь бы им было поинтереснее. И я предложил такую структуру – Питер, Артур и Чарльз останутся в Гуантанамо. Я отправлюсь на Корву и возьму с собой Уоттерсона, Грейди и Доусона. А Феликс с Робертом и парой молодых ребят поедут в Константинополь. Согласились все, кроме Чарльза. Тот грустно посмотрел на меня, но ничего не сказал.

А когда я уже собирался отправиться домой, услышал от него:

– Мистер Клеменс, возьмите меня с собой!

Я остановился, обернулся, и Чарльз затараторил со скоростью митральезы:

– Мистер Клеменс, русские дали мне фотокамеру и научили фотографировать, – сказав это, он показал мне небольшую коробочку. – Мистер Клеменс, возьмите меня с собой на войну!

– А где твоя камера, пластины, как ты будешь все это проявлять? – с недоверием спросил я.

– Пластины для этой камеры совсем не нужны, мистер Клеменс, – быстро ответил Чарльз. – Вот, смотрите!

И он навел ее на мое лицо, нажал на какую-то кнопку, после чего перевернул коробочку. Я обомлел. На задней стенке был изображен ваш покорный слуга – к тому же фото было цветным! Причем четкость снимка была такой, какую невозможно было себе представить на наших обычных камерах.

– А теперь я ее могу напечатать, – гордо сказал Чарльз, – и у вас через несколько минут будет фотокарточка.

– Нет уж, нет уж, такой фотокарточкой только детей пугать… – пробормотал я, – Ну ладно, завтра я поговорю с твоим отцом.

Питер долго сопротивлялся, но в конце концов сдался.

– Другие родители посылают детей в пекло битвы, – сказал он, – а мой пойдет на войну всего лишь журналистом… Только не рискуй его жизнью без надобности, хорошо, Сэм?

– Хорошо, Питер, обещаю, – ответил я. – А пока пойдем, распределим работу для первого нашего номера. Его нам нужно делать особенно тщательно.

У меня уже были готовы статьи: «Кровавое Рождество» и «Одиссея молодого южанина» – о приключениях Джимми Стюарта. Вместе они занимали четыре полосы из шестнадцати. Де Фонтейн попросился взять интервью у Нейтана Бедфорда Форреста – да, этот человек, которого северная пресса изображала как исчадие ада, тоже был здесь. Именно он поведет Добровольческий корпус в бой против англичан. Александер – у Джефферсона Дэвиса; кроме того, он будет вести репортажи о заседаниях воссозданного правительства Конфедерации – в этом ему нет равных. Молодежь разобрала других членов правительства, а также Игоря Кукушкина. Я решил, что будет лучше, если про него напишу не я – все-таки так уж вышло, что мы с ним очень быстро стали близкими друзьями. А себе на десерт я оставил Джуду Бенджамина.

Тем же вечером я постучался в двери небольшого домика, такого же, как тот, в котором поселили меня. Идя к Джуде Бенджамину, я ожидал увидеть сгорбленного, седобородого старичка-еврея с неизбывной мировой грустью в темных глазах… Но, когда дверь открылась, я увидел человека, которому я бы дал от силы лет пятьдесят – на самом же деле мистеру Бенджамину было уже шестьдесят шесть.

– Марк Твен, разрази меня гром! – воскликнул мистер Бенджамин, увидев меня. – Слышал, слышал, что вы прибыли в наши края! Заходите, заходите, я так рад вас видеть!

И практически раздавил мою руку в своей.

Я прошел внутрь домика, где Джуда усадил меня в кресло и налил мне чего-то очень вкусного.

– Белый сухой портвейн от Тейлора, сэр! – гордо сказал он. – Ни у кого в Гуантанамо его нет, а у меня есть… Я сумел договориться о доставке его на Флореш, а оттуда сюда, в Гуантанамо. Долорес, принеси, пожалуйста, нам чего-нибудь поесть!

Девушка, которая появилась в дверях кухни, заставила меня непроизвольно открыть рот. Грациозная, сероглазая, с черными как смоль волосами и чуть смуглой кожей, но без единой негроидной черты на ее прекрасном лице. Она обворожительно мне улыбнулась и поставила перед нами на стол поднос с фруктами, сыром и ветчиной, сказав с бесподобно милым акцентом:

– Джентльмены, я как раз готовлю ужин – мистер Твен, вы не откажетесь поужинать с нами?

– С превеликим удовольствием, мисс… – ответил я.

– Долорес. Долорес Ирисарри, – представилась девушка.

– А меня зовут Сэм Клеменс, – сказал я, – Марк Твен – это мой литературный псевдоним. Так речники на Миссисипи, где мне пришлось поработать в юности, называют глубину в два фатома, или двенадцать футов.

Та еще раз улыбнулась, сделала реверанс и ушла обратно на кухню. Бенджамин посмотрел на меня с чуть виноватой улыбкой.

– Мистер Клеменс… – нерешительно произнес он.

– Зовите меня Сэм, мистер Бенджамин, – ответил я.

– Тогда для вас, Сэм, я – Джуда, – согласился мистер Бенджамин. – Мистер Клеменс, вы, наверное, слышали, что я женат, и брак мой в последнее время даже стал более или менее счастливым. Но это, наверное, потому, что видимся мы редко, и только в Париже. Долорес – племянница помощника Родриго де Сеспедеса – и с ней я впервые понял, что такое настоящий уют. Когда идешь домой и знаешь, что не будет ни скандала, ни очередных неожиданностей, а всего лишь любовь и уют. А еще она очень умна, я с ней могу говорить и о работе, и об истории, и даже на юридические темы. Я хочу сделать ее первой женщиной-юристом Юга. Многие, конечно, шепчутся за моей спиной, а некоторые даже и пеняют мне, мол, старый развратник, еврей-изменщик…

– Очаровательная женщина… – задумчиво произнес я. – Если вы с ней счастливы, а она с вами, то я не вижу причины вас осуждать.

Джуда посмотрел на меня и вдруг еще раз пожал мне руку – если б я знал об этом его желании, то, возможно попробовал бы ее вовремя убрать за спину – все-таки сила его руки была неимоверной… С другой стороны, я понял, что он мне определенно нравился. И тогда я предложил тост: