Текст книги ""Фантастика 2025-48". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Александр Михайловский

– Ну вот, джентльмены, мы и дождались судного дня. Мне сообщили, что сегодня ночью югоросская армия высадила десант на северо-западном побережье Ирландии и захватила тюрьму, в которой содержалось большое количество приговоренных к смерти высокопоставленных мятежных ирландцев. Адмирал Ларионов и король Виктор Брюс сделали свой ход. Боюсь, что нам нечем будет на него ответить.

В этот момент здание Букингемского дворца задрожало, и над ним со страшным ревом пронеслось что-то стремительное и ужасное. Собеседники переглянулись и посмотрели на потолок, с которого посыпался мусор. Минуту спустя грохот повторился, и все трое, не сговариваясь, бросились к окну и принялись раздергивать шторы. То, что они увидели, повергло их в ступор – в хмуром британском небе, среди нависших над Лондоном облаков, то скрываясь в них, то появляясь вновь, тройками стремительно проносились внушающие ужас стреловидные металлические птицы. Это были птицы британского Апокалипсиса.

Заголовки мировых СМИ:

«Московские ведомости» (Россия): «Демарш двух императоров! Британия должна остановить кровопролитие в Ирландии!»

«Фигаро» (Франция): «Ультиматум с ножом у горла! Отныне судьбы Европы будет решаться в Берлине и Санкт-Петербурге».

«Винер Цейтнунг» (Австро-Венгрия): «Зловещий дуэт! Европа распрощалась с самостоятельной политикой! Боже, спаси старую добрую Англию!»

«Чикаго Трибьюн» (США): «Европа перешла на язык ультиматумов! Как хорошо, что наша страна находится по другую сторону Атлантического океана!»

«Таймс» (Англия): «Когда нет выбора: нам зачитали смертный приговор, оставив право лишь на последнее слово!»

«Берлинер тагесблат» (Германия): «Кровь невинных ирландцев вопиет и требует возмездия! Британия сама вызвала на свою голову гнев Всевышнего!»

«Юланд постен» (Дания): «Европе нужен покой! Лишь за спиной двух могучих империй малые страны могут чувствовать себя в безопасности!»

19 (5) апреля 1878 года.

Лимерик.

Патрик О’Халлоран, доброволец Ирландской королевской армии (ИРА)

Вообще-то у меня было одно желание в этой жизни – торговать помаленьку в своем магазине на правом берегу Шаннона и держаться подальше от политики. Была семья – жена и трое детей. Была любовница – жена таможенника, которая нередко наведывалась в мою лавку и просила показать ей образцы тканей. Как вы уже, наверное, догадались, содержались эти образцы в моем кабинете, а мой приказчик был достаточно умен, чтобы не тревожить нас во время этого «показа». Были у меня и друзья, с которыми я любил выпить в одном из местных пабов.

Все изменилось в один проклятый день, когда в городе вдруг появилось множество чужих солдат в красных мундирах. Со своими у меня проблем обычно не было. Они могли прийти в бар, ресторан или даже публичный дом и не заплатить. То же касалось и магазинов, вроде моего, особенно если хозяином был католик. Но изнасиловать супругу хозяина, а тем более убить или арестовать человека – такого никто не помнил со времен восстания фениев.

Мне еще повезло, что мой магазин пользовался успехом и у местных протестантов. Когда на улице появились чужие «лобстеры», у меня как раз закупался капитан местного гарнизона. В дверь начали ломиться, он открыл ее и отчитал незваных гостей в довольно грубой форме, а я выдал им «в подарок» несколько бутылок неплохого виски. На этом инцидент был исчерпан, но капитан на всякий случай написал мне бумагу о том, что я вполне благонадежен. По дороге домой в тот вечер меня еще трижды останавливали, но эта бумага каждый раз срабатывала. А вот моему приказчику не повезло – его схватили и увели, несмотря на мои протесты. Больше я его не видел.

Но дальше было еще хуже. Когда я подошел к своему кварталу, то увидел, что многие дома в огне. Я побежал к своему дому – увы, он тоже уже горел. Самое же скверное заключалось в том, что моя Шеванн лежала на пороге полуголая, с колотой раной на груди. Похоже, над ней поиздевались, а затем убили. Что случилось с детьми, я так и не узнал – надеюсь, что они убежали к кому-нибудь из соседей, хотя все, кого я расспрашивал, говорили, что их не видели.

Тогда я пошел к моему знакомому и тезке Патрику Маккриди, который давно подбивал меня вступить в ряды фениев. Как ни странно, его дом никто не тронул, и он с семьей был на месте. Увидев меня, он спросил:

– Что случилось? На тебе лица нет.

– Дом сожгли, жену убили, что с детьми, не знаю.

Тот назвал мне адрес в одной из деревень около Лимерика и заставил его заучить наизусть. Также он велел мне запомнить пароль и отзыв. Я решил заночевать у себя в магазине, а на следующий день с утра уйти по этому адресу. Но оказалось, что весь квартал магазинов уже весело пылал. Я уныло побрел по дороге и добрался до нужного мне адреса глубокой ночью.

И вот, наконец, вчера мы ушли в Лимерик. Я, увы, стрелять не умею и вид имею сугубо гражданский. Но это, в сочетании с моей грозной бумагой, послужило причиной моего зачисления в разведчики. А моя часть должна была захватить Кольбертский вокзал – главный и, если честно, единственный вокзал Лимерика.

Железные дороги с момента введения военного положения практически не работали, кроме поездов, перевозящих «лобстеров» – так мы называли английских солдат из-за их красных мундиров. Меня послали проверить, кто именно обороняет вокзал и сколько их. Когда я подошел, тряся своей грозной бумагой, меня остановил патруль:

– Ты кто?

– Негоциант. Мне нужно в Дублин за товаром. Хочу успеть на поезд в одиннадцать двадцать пять.

Прочитав мою бумагу, офицер заржал:

– Ну ты даешь, пэдди (так они называли католиков, и такая сокращенная форма у моего имени). Не ходит твой поезд. Есть поезд в два часа, но он только для протестантов, а не для пэдди. Пошел вон!

И тут я увидел где-то далеко на востоке столб дыма – явно паровозного, когда горит дом, дым выглядит совсем по-другому. Поверьте мне, я знаю. Офицер радостно закричал:

– Наконец-то! Похоже, подходит поезд из Дублина. А ты, пэдди, если тебе жизнь не надоела, пошел вон. Сиди и не высовывайся у себя дома, не то, глядишь, попадешь под раздачу.

То, что я уже «попал под раздачу», я им благоразумно не стал говорить, а в душе похолодело. Ведь, несмотря на все массовые аресты и казни прошедших недель, и даже после прихода подкреплений из Голуэя и Корка, восстание разгоралось по всему городу, кроме протестантских кварталов. По рассказам товарищей, то, что мы уступали в умении и навыках, мы наверстывали за счет осознания того, что боремся за правое дело. Да и появившиеся откуда-то новые многозарядные винтовки «Винчестер» в комплекте с мощными патронами в условиях уличных боев были намного удобнее и лучше, чем старые «Энфилды», которыми был вооружен гарнизон Лимерика. «Винчестеры» были даже удобнее и лучше, чем винтовки Генри-Мартини, которые имелись у одного или двух батальонов из числа переброшенных из британской метрополии. Но если прибудет еще несколько сотен человек, то тогда нам несдобровать.

Я отошел чуть в сторону и стал наблюдать за вокзалом, к которому подошел поезд. И вдруг там началось нечто неожиданное: внутри вокзала прозвучало несколько громких выстрелов, потом входные двери вокзала настежь распахнулись, и я увидел совершенно фантасмагорическую картину – из здания вокзала начали выбегать солдаты в странной зелено-коричневой пятнистой форме, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками. В глубине полутемного зала ожидания я увидел кучу испуганных «лобстеров» с задранными вверх руками и несколько валяющихся на полу трупов – видимо, это были те, кто оказался не столь благоразумным. Один из пятнистых, здоровенный мужчина угрожающих пропорций, подошел ко мне и, наставив на меня винтовку, со странным акцентом спросил у меня:

– Ты кто такой, парень?

Сообразив, что враг моих врагов – мой друг, я четко, по-армейски, хотя и не служил в армии ни дня, отрапортовал:

– Рядовой Патрик О’Халлоран, отряд Финнегана, Ирландская королевская армия.

Пятнистый опустил винтовку и уже вполне дружелюбно задал мне вопрос:

– Как обстановка в городе, Патрик?

– Сэр, здесь протестантский район, и поэтому все спокойно, – ответил я. – Мой отряд находится в трех кварталах отсюда на север. Бои идут в основном там и севернее, а также с другой стороны реки.

– Спасибо, Патрик, – кивнул пятнистый, забрасывая винтовку на плечо. – Кстати, ты мне не подскажешь, где здесь мост Томонда?

– Это севернее, – мне вдруг захотелось пойти вместе с этим воином, внушающим спокойствие и уважение. – Сэр, я могу вас туда провести.

– Эй, Рикардо! – крикнул пятнистый.

– Да, сеньор Элефанте? – отозвался человек с темными волосами и глазами, как у тех, кого мы именуем «черными ирландцами» – потомками испанских моряков с «Великой Армады», чьи корабли когда-то потерпели крушение у наших берегов.

– Вот вам местный проводник, – сказал мой собеседник, – это наш человек, и зовут его Патрик. И быстро у меня, одна нога там, другая тоже там. Бегом марш, парни!

Рикардо собрал взвод таких же темноволосых людей, как и он, после чего они все вместе побежали вслед за мной на север в сторону моста. Вокруг нас то тут, то там завязывались перестрелки, но эти странные люди не отвлекались, а бежали все дальше и дальше. Когда я им показал мост, Рикардо сказал:

– Спасибо, Патрик. Теперь мы уж как-нибудь сами.

На мосту началась стрельба. Но длилась она недолго. Выстрелы в старом городе тоже затихли. Я побежал обратно к своим. По дороге я увидел здание почты, откуда такие же «пятнистые» выводили сотрудников, выстраивая их вдоль стены. Краем уха я услышал, как один из них, молодой, сказал другому «пятнистому» постарше:

– Эти гады все-таки успели послать телеграмму в Дублин о нашем появлении.

– Ерунда, мой мальчик, – ответил тот, который постарше, – теперь все равно это уже ровным счетом ничего не изменит…

19 (7) апреля 1878 года, полдень.

Кельтское море примерно в 200 морских милях к западу от Кардиффа.

Ударное соединение флота Югороссии. Тяжелый авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов»

Как это было год назад, в дни, когда рухнула Оттоманская Порта и родилась Югороссия, на палубе гигантского плавучего аэродрома, двигающегося на север со скоростью двадцать узлов, вовсю кипела жизнь. С ревом в небо поднимались груженные бомбами «сушки» и «миги», возвращаясь уже пустыми. На палубе остро пахло авиационным керосином, а крики механиков и вооруженцев перекрывались шумом двигателей. Шла активная боевая работа.

В основном в ход шли фугасные авиабомбы местного производства с корпусами, изготовленными из колкого чугуна и начиненные влажным пироксилином. Не бог весть какое чудо техники, но для местных условий вполне сойдет. Главное, что удалось сделать вполне кондиционный авиационный взрыватель, взводящийся после того, как с взрывателя отделившейся от самолета бомбы набегающим воздушным потоком будет скручена предохранительная крыльчатка. Хотя примерно каждая десятая бомба не срабатывает, но и тех девяти, что взрывались, вполне хватало, чтобы нанести противнику потери.

Конечно, если бомбы были бы снаряжены не пироксилином, а динамитом, производство которого в промышленных целях удалось развернуть в константинопольском Арсенале, это значительно повысило бы их мощь. Но от этой возможности сразу же открестился адмирал Ларионов, как и от идеи, пришедшей в некоторые «светлые» головы, начать производство шимозы. Не нужно югороссам такое оружие, которое было бы опасно для них самих. Над тротилом, гексогеном, а также промышленным способом получения алюминия русские химики уже работают, и даст бог, в обозримом будущем у Югороссии будет относительно мощная и безопасная взрывчатка.

А быть может, к тому времени все это уже потеряет актуальность. Если адмиралу Ларионову вслед за Британией удастся нейтрализовать еще и Штаты, а после этого поделить с германцами так называемый «третий мир», то конфликтность в мире понизится на порядок, и о мировых войнах ближайшие пару столетий можно будет и не думать. Если, конечно, в смертельной схватке не сойдутся русские с немцами. Но такое маловероятно – ведь у одних для экспансии будет вся Африка, у других – вся Азия. И это не говоря уже о Латинской Америке, которая перестанет быть задним двором США.

Но это все потом, а пока боевые самолеты с «Адмирала Кузнецова» делают вылет за вылетом, показывая британцам – кто хозяин в этом мире. Авиаудары наносились не по Лондону. Биг-Бену, Вестминстерскому дворцу, в котором заседал парламент, и Букингемскому дворцу – резиденции британских королей, ничего не грозило. Вчерашний пролет авиагруппы над Лондоном, приуроченный к окончанию срока действия ультиматума Континентального Альянса, преследовал не военные, а чисто демонстративные и немного тренировочные цели, и осуществлялся без боекомплекта.

Зато впечатления от проносящихся в небе «сушек» у простых лондонцев и так называемого высшего света остались незабываемые. Хорошо, если все заканчивалось только обгаженными подштанниками. У некоторых почтенных сэров и пэров случались даже инфаркты и инсульты.

Вихрь слухов, сплетен и прочего черного пиара накрыл Лондон. Порой эта информация публиковалась в желтой прессе, порой передавалась из уст в уста. Она вносила сумятицу в умы, пугала и убивала последнюю надежду на то, что «все само рассосется». «Господь не с нами», – говорили люди, шепотом передавая друг другу подробности о чудовищной армаде, готовой навалиться на Британию. Словом, информационную войну Англия проиграла вчистую.

На следующий день парламент уже не собирался, а его члены, как лорды, так и депутаты Палаты общин, запуганные и сбитые с толку, попрятались по своим загородным поместьям. Кое-кто из них рванул через Канал в соседнюю Францию. Управление Британией оказалось в руках премьера Гладстона, который поверил заверениям своего монарха о том, что никаких бомбежек Лондона не будет, как не будет и вооруженного вторжения на территорию самой Британии. Ведь даже для Шотландии и Уэльса Континентальный Альянс потребовал всего лишь плебисцитов. А это значит, никто не собирался силой отрывать эти территории от Британии.

Британское правительство избрало тактику выжидания. Дескать, надо переждать шторм, отсидеться, а потом, когда у армейского командования закончатся солдаты в красных мундирах, подписать с Континентальным Альянсом и новыми ирландскими властями более-менее пристойный мирный договор. О том, что Британии уже никогда не быть Великой, знали, кажется, даже лондонские кошки, но отнюдь не депутаты того парламента, которые поставили страну на грань гибели. Но это уже были их проблемы, ибо подписать мир – это означало выдать господ депутатов для международного суда, который будет нелицеприятным и суровым. Что ж, как говорили древние: «suum cuique»[13]13
  «Каждому свое».


[Закрыть].

Одновременно был смягчен режим содержания тех, кого разбежавшийся парламент бросил за решетку по обвинению в измене. В противном случае югороссы могли бы повторить с Тауэром то, что произошло с тюрьмой в Слайго, а это, как считал Гладстон, было чрезвычайно опасно с точки зрения сохранения британской государственности. Ведь сидели в Тауэре лица знатные и высокопоставленные, и если бы их выпустили оттуда югороссы, то это создало бы нехороший прецедент и сделало бы этих людей лояльными иностранному государству, а не британской короне. Пусть лучше эти так называемые «изменники» будут благодарны лично ему, Гладстону, и принцу-регенту Альберту, чем русским, которые, действуя от лица Господа, говорят, что для них нет ничего невозможного.

Впоследствии «Таймс» назовет тот день «днем, когда в Британию вернулся Страх Божий». При этом на Лондон не было сброшено ни одной бомбы. Все произошло от осознания коллективной вины. Фразу Гладстона, произнесенную им в парламенте: «Господь не с нами», к тому времени знали уже все англичане, и безумие королевы могло означать лишь то, что безумна и сама Британия.

Не каждая нация может пережить переход от комплекса имперского превосходства к осознанию коллективной вины. Хотя большинству британцев отнюдь не станет хуже жить после отказа их страны от призраков имперского величия и бремени белого человека. Совсем наоборот. Они перестанут гибнуть в малых и больших войнах по всему свету, развязанных исключительно ради прибылей банкиров Сити и удовлетворения амбиций британских политиков. Ну что случится, если Уинстон Черчилль, которому тридцатого ноября прошлого года исполнилось всего три года, никогда не станет великим политиком, как и многие из его коллег, а до конца жизни так и будет работать репортером? Но зато в живых останется множество людей.

Тяжелее всего пришлось одетым в красные мундиры британским солдатам, которые в Ирландии уже вступили в бой с обученными по другим стандартам профессионалами, одетыми в зеленый и серый камуфляж. На территории Англии, Уэльса и Ирландии армейские колонны и воинские эшелоны, направляющиеся к портам для погрузки на пароходы и отправке в мятежную Ирландию, подверглись интенсивным бомбоштурмовым ударам. Полки «красных мундиров» или, как их называли ирландцы, «лобстеров», были отчетливо видны с воздуха, что способствовало точности и безошибочности наносимых по ним авиаударов.

Если это происходило в Ирландии, то зачастую после налета на британские войска, двигающиеся из Дублина к Лимерику и Голуэю, разгромленные армейские колонны атаковали отряды патриотов из Ирландской Королевской армии, которые заставляли полностью деморализованных военных сложить оружие.

Хуже приходилось тем британским солдатам, которых самолеты настигали на транспортных судах во время переправы через Ирландское море. Маленькие пароходики и шхуны, на которых плыли британские войска, тонули даже после одного попадания пятисоткилограммовой фугасной бомбы, разносившей утлые деревянные суденышки в щепки, и британцы, живые и мертвые, оказывались в ледяной морской воде.

В шотландских и уэльских национальных частях к потерям от бомбовых ударов югоросской авиации добавилось еще и массовое дезертирство, чему способствовала агентурная работа недавно созданного шотландского и валлийского националистического подполья. Узнав о сумасшествии королевы Виктории, шотландские горцы, сначала по одному, а потом целыми группами стали покидать расположение своих частей. Шотландцы не хотели умирать в чужой для них войне, тем более что сам Господь разгневался на Британию и лишил ее своих милостей.

Молодые шотландские горцы мечтали избавиться от англичан, вспоминали о сражении при Куллодене, когда британские королевские войска безжалостно добивали раненых шотландцев-якобитов. Им хотелось снова стать независимым от Лондона королевством. В Эдинбурге, Глазго, Ивернессе, Абердине и Стирлинге по ночам на стенах домов стали появляться сделанные углем надписи «Боже, храни королеву Марию!», а полиция, состоявшая в основном из шотландцев, не особо усердствовала в поиске смутьянов. И в том, что в Шотландии может появиться такая королева, многие уже не сомневались.

Британская империя, над которой еще совсем недавно никогда не заходило солнце, уверенно двигалась к своему краху…

19 (7) апреля 1878 года. Атлон.

Майор Сергей Рагуленко, командир сводного отряда спецназа Ирландской Королевской армии

В Гуантанамо сеньора Элефанте боялись все будущие спецназовцы, независимо от того, были они кубинцами, южанами или ирландцами. Но вот когда этот самый сеньор садился на лошадь, хихикали сперва все, начиная с моей паршивки Машеньки. Мол, мешок с картошкой – и тот лучше смотрится.

Надо отдать Маше должное – именно она дала мне первые уроки в этом нелегком деле. А на Корву моим обучением стал заниматься лично Нейтан Форрест, а иногда и его ребята. На это уходило почти все мое свободное время. Так как на Корву места было маловато, мы время от времени ездили на Флорес, где надо мной издевались местные детки и барышни; последние, впрочем, не забывали при этом строить мне глазки. Но, как бы то ни было, в один прекрасный момент я вдруг заметил, что издевки кончились, да и Нейтан, поняв, что большего из меня на данный момент не выжать, сказал:

– Ну что ж, к себе в кавалерию я б тебя не взял, но для ваших потешных войск сгодится.

К тому моменту я уже включил в программу конные прогулки для всех спецназовцев – нужно было готовить их к длительным конным маршам, ведь железные дороги имеются далеко не везде. Причем это касалось и Ирландии, и американского Юга. Конечно, и про пешие переходы мы не забывали. К моменту отправки я был уверен в том, что мы сможем добраться в любую точку страны как в пешем строю, так и в конном. Хотя, конечно, кавалерийского боя мы не выдержим – впрочем, он и здесь практически неизвестен, кавалерия давно уже является чем-то вроде «конной пехоты».

И вот мы, вместе с Первым королевским пехотным полком, выступили из захваченного Голуэя на восток, в Атлон. Там находится единственный мост в верхнем течении Шеннона. Кроме того, это самый близкий путь на Дублин. В общем, ключ к освобождению Ирландии находится именно в Дублине – городе, где проживает большое количество протестантов, и который основали даже не ирландцы, а норманны. С него и начиналась ползучая колонизация Изумрудного острова. И расстояние от Голуэя до Атлона – около восьмидесяти пяти километров, плюс сто десять далее до Дублина. Причем без единого крупного населенного пункта по дороге, кроме самого Атлона.

Вышли мы из Голуэя, когда еще не отгремели последние выстрелы в самом городе. Нашей целью была небольшая ферма в паре километров северо-западнее самого городка, в местечке Глэнани. В Голуэе, как и обещали, нам выдали по две лошади, чтобы менять их по ходу движения.

Дорога до фермы О’Лири заняла около шести часов; каждый час мы пересаживались на свежую лошадь. Большинство деревень, которые мы проехали по дороге, были почему-то или заброшены, или жизнь в них едва теплилась в одном или двух дворах. Когда нас спрашивали, кто мы, мы честно отвечали, что мы – Королевская армия. На вопрос, какого короля, мы отвечали: «Короля Виктора». И изможденные лица ирландцев каждый раз расцветали улыбкой, нам пытались отдать последнюю еду, от которой мы отказывались, и тогда нас крестили вслед, бормоча молитвы…

Кое-где села были побольше, с церквями, но и там нас встречали как освободителей. Когда мы остановились у ручья, чтобы напоить коней, один священник рассказал нам, что многие местные в последние годы эмигрировали в Америку, кого-то схватили «красные мундиры», проходившие этой дорогой, и с тех пор о большинстве никаких вестей не доходило. Некоторых повесили прямо здесь же, на первом попавшемся дереве – за то, что те не хотели отдавать солдатам последние съестные припасы.

После ухода англичан то тут, то там ночами стали вспыхивать усадьбы «отсутствующих помещиков» – так называли тех, кто жил в Англии, и которым общинные земли отдала британская корона. Кое-где в огне пожарищ погибли их агенты, занимавшиеся тем, что собирали оброк с местных жителей и сгоняли с насиженных мест тех, кто не мог платить за аренду земель, на которых они жили столетиями. После первого же ночного поджога все до единого агенты с семьями покинули эти края и отправились на восток, в Атлон и далее, в Дублин.

Так что для местных мы были единственной надеждой. Некоторые женщины даже вставали на колени перед нами и просили нас захватить тюрьму в Киллмейнхем, и освободить тех, кого туда пригнали для расправы. Я ничего обещать им не стал, но именно это было нашей целью после Атлона. Более того, именно таким образом я надеялся сформировать небольшую армию в Дублине в поддержку тех, кто только ждет сигнала, чтобы выступить в католических районах города.

Но все это, что называется, «на сладкое». А пока наша задача проста, как топор – захватить мост в Атлоне и крепости, обороняющие его с обеих сторон. Ведь сегодня вечером ожидается приход Первого кавалерийского корпуса Конфедерации. Именно им будет поручено освобождение города, и именно с ними мы выступим завтра утром, как говорили когда-то – на захват логова врага. Тем более что лошадей нам дадут свежих, с фермы в Шенкеррахе – это с другой стороны Шеннона. А этих мы оставим у О’Лири.

Миссис О’Лири сначала показалась нам сгорбленной старухой. Но, присмотревшись, я увидел, что ей, наверное, чуть более тридцати или около тридцати пяти. Ферма была достаточно зажиточной, жили они хорошо, пока около двух недель назад к ним не завалились «красные мундиры», угнавшие весь скот, забравшие почти все запасы и зачем-то подпалившие сараи. Дом, к счастью, они не тронули, но потом произошло самое страшное – пришельцы схватили ее мужа и сыновей-близнецов, которым было-то всего по пятнадцать, и угнали на восток, вероятно в Киллмейнем. Именно тогда она села на единственную оставшуюся лошадь (которая была так стара, что англичане на нее не позарились) и проехала всю дорогу до Киллмейнема, всматриваясь в каждый труп, которыми пестрили обочины дороги. Недалеко от Дублина она нашла одного из сыновей висящим на дереве, растущем у дороги. Она добралась и до тюрьмы, но ее там сильно побили и прогнали. С тех пор у нее болит спина и она ходит сгорбленная.

Увы, врача у нас с собой не было, но пока наши развьючивали коней и надували лодки, я вспомнил то немногое, что знал из медицины, и осмотрел бедную женщину. Похоже, эти суки повредили ей спину. Надо будет послать сюда врача, как только это будет возможно. И не только сюда… Нашей хозяйке повезло еще, что ее хоть не изнасиловали – насколько мы слышали по дороге сюда, это было одним из любимых «развлечений» красномундирных ублюдков с женщинами, чьих родственников арестовывали. Даже складывалось впечатление, что они иногда специально брали мужей, чтобы поизмываться над красивой молодой женщиной.

Даже если у меня и были до этого некоторые угрызения совести во время убийства пришлых «красных мундиров», то после всего увиденного их как корова языком слизнула.

План захвата моста был прост. С обеих сторон находились небольшие укрепления, но, по рассказам миссис О’Лири, восточное сейчас обороняется, вероятно, всего одним отделением. Англичане боятся нападения именно с запада. Поэтому сначала половина моих архаровцев захватит восточное укрепление, а затем мы обстреляем западное из гранатометов. Причем первую операцию проведет моя сводная группа, одетая в красные мундиры, которые мы захватили в Ренморских казармах. Отличительным нашим знаком были белые повязки на левой руке. Конечно, это слишком уж напомнило белоленточников-либерастов, но для дела можно забыть про это.

Через Шеннон мы переправлялись в надувных лодках. Их мы оставили на ферме в Шенкеррахе, хозяйка которой, миссис О’Доннелл, была практически копией миссис О’Лири, только без ее сгорбленности. Оказалось, что они сестры, и у обеих увели и мужей, и детей, и скот…

Дорога в Атлон заняла около получаса. И если до того нас приветствовали как освободителей, то теперь абсолютно все, кто нам попадался, пытались сразу спрятаться, увидев наши красные мундиры, а некоторые, думая, что мы их не видим, плевали вслед нам.

Зато в предмостное укрепление мы вошли без каких-либо проблем. «Красномундирники» приняли нас за своих. А когда они поняли свою ошибку, было уже поздно. Эти англичане были пришлыми, так как «родной» гарнизон, охранявший мост, ушел на запад. Поэтому мы перерезали их всех, за исключением одного. Этот английский солдат, увидев печальную судьбу своих сослуживцев, раскололся сразу и до самого донышка, рассказав нам и про количество защитников западной башни, и про расположение постов.

Впрочем, поскольку у англичан были только винтовки Пибоди-Мартини, то мы, ничтоже сумняшеся, просто прошли по мосту, вошли в западное укрепление и вырезали их точно так же, как и их восточных коллег. А наш арьергард таким же образом поступил с теми, кто стоял на часах на мосту. На все это ушло чуть менее часа. Западную часть моего отряда задействовать вообще не понадобилось – казармы пустовали, а весь английский гарнизон охранял только мост.

Приказав своим людям занять оборону на западном укреплении, я взял рацию и передал моему человеку, сопровождавшему Форреста:

– Все хорошо, прекрасная маркиза…

20 (8) апреля 1878 года, утро.

Ирландское море, 12 миль северо-восточнее Белфаста.

Броненосец «Петр Великий» и датская блокадная эскадра

Проделав за восемь суток почти три тысячи миль, гордость Балтийского флота броненосец «Петр Великий» вошел в Ирландское море и приступил к блокированию британских внутренних водных коммуникаций. Датчане еще не забыли руин сожженного адмиралом Нельсоном Копенгагена, и по пути через Датские проливы к «Петру Великому» присоединилась датская блокадная эскадра. В большой компании и батьку вместе лупить веселей, а уж падшую англичанку пинать ногами – тем более.

Слишком уж много «добрых дел» натворили просвещенные мореплаватели, поэтому в момент настигшей их слабости не было такого государства на континенте, которое бы не воспользовалось возможностью посильнее и побольнее лягнуть старого обидчика. А может быть, дело не в старых обидах, а в шакальей сущности европейцев, которые всегда прибиваются к сильному, чтобы оказаться на стороне победителя. Ну, какие обиды нанесла Европе Россия, когда двунадесять языков Европы маршировали на Москву, сперва в составе армии Наполеона, а потом вместе с вермахтом? И как быстро те же европейцы перебежали на сторону сильного, когда русские армии, разгромив агрессора, входили в Европу.

По пути «Петру Великому» и датским кораблям пару раз попадались каботажные шхуны, которые, завидев русский Андреевский флаг на мачте «Петра Великого», в ответ поднимали свой, белый Андреевский крест на темно-синем фоне. Это означало, что владелец судна и его команда признают шотландской королевой русскую великую княгиню Марию Александровну. Такие суда по специальному распоряжению из Петербурга, после нестрогого досмотра, отпускали восвояси. Британская рыба активно гнила и с хвоста, и с головы, и этому процессу интенсивно помогали.

При этом прикомандированный к «Петру Великому» специальный офицер – по слухам он был из военной разведки – не забывал обменяться с капитаном и старшим помощником шифрованными посланиями и кое-какими грузами. Иногда это было оружие: винтовки Винчестера и к ним спецпатроны бездымного пороха без маркировки. А иногда это были агитационные материалы в виде плакатов и листовок-комиксов, говорящих о том, как хорошо будет дать хорошего пинка под зад красномундирным воякам, изображенным в образе брылястых, хорошо откормленных бульдогов.

Были там и листовки, в которых говорилось о том – какая хорошая жизнь настанет тогда, когда собранные в Шотландии налоги перестанут отсылать в Лондон, а будут тратиться в Шотландии на благо самих шотландцев.