Текст книги ""Фантастика 2025-48". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Александр Михайловский

А брат Энн, Роберт Мак-Нейл, всё переживал за свою семью. Но господин Шульц успокоил его, объяснив, что больная жена Роберта и его дети уже плывут на пакетботе в Копенгаген, и он их там вскоре увидит. Потом вместе с нами они отправятся в Санкт-Петербург, а оттуда – в Крым. Там очень тепло, много фруктов, синее море и очень красиво. Я рассказала об этом Роберту, он успокоился и стал благодарить меня и Шульца за помощь. Я же сказала, что это мы должны его и Энн благодарить. И мы не забудем никогда всё, что они для нас сделали.

А потом мы почувствовали, как наш корабль стал подниматься из морских глубин. Зашедший к нам в каюту поручик Бесоев сказал, что с «Северодвинском» вышел на связь герцог Лейхтенбергский, который сообщил, что «Петр Великий» находится в точке рандеву и скоро мы окажемся на палубе русского броненосца. Мы с Энн стали готовить себя и детишек к переходу на корабль. Неожиданно «Северодвинск» начал чуть заметно покачиваться на волнах. Я поняла, что мы уже находимся на поверхности.

Так оно и оказалось. Капитан 1-го ранга Верещагин зашел к нам и вежливо попрощался, сказав, что для него было большой честью познакомиться с сестрой уважаемого им цесаревича. Потом моряки помогли нам пробраться с нашими длинными юбками через узкие люки и трапы «Северодвинска». Детей несли на руках Герберт Шульц, Роберт Мак-Нейл и Николай Арсентьевич. Поручик должен был остаться на подводном корабле, но он решил проводить до трапа Энн. Похоже, что девушке он тоже понравился, и она опечалилась, расставаясь с ним.

Мы поднялись в рубку. Открылась дверь, и я увидела черный борт русского броненосца. С его палубы махали мне руками улыбающиеся Минни и Серж Лейхтенбергский. Моряки, одетые в оранжевые жилеты, с рук на руки, причем в прямом смысле этого слова, передали нас и детишек матросам «Петра Великого», которые подошли к нам на баркасе.

Маленький Альфред визжал от удовольствия, девочки улыбались, а я, скажу честно, немного испугалась, когда меня ловко передали с рук на руки русские моряки. А Энн перенес в баркас на руках сам поручик. Девушке, похоже, это очень понравилось, она обняла Николая Арсентьевича за шею и потом с большим сожалением разжала руки.

Мы поднялись по трапу на палубу «Петра Великого» и попали в объятия Минни и Сержа. На подводном корабле убедились, что всё прошло хорошо, и тоже начали собираться. Вот последний моряк в оранжевом жилете скрылся в рубке. Дверь захлопнулась. Потом корабль стал погружаться в воду и еще через пару минут скрылся с глаз в морской пучине.

А наш броненосец, развернувшись, взял курс на Копенгаген. Все кошмары кончились, надеюсь, я никогда не вернусь в эту ужасную страну. Сейчас я была на военном корабле, принадлежащем флоту моего отца, и плыла домой, в Россию. Этот день, страшный и счастливый, навсегда останется в моей памяти. Тайна же моего исчезновения осталась навсегда похороненной на дне залива Ферт-оф-Форт. Капитан 1-го ранга Верещагин сказал мне, что с берега патруль должен был увидеть жуткое зрелище – наша яхта разломилась на части после того, как ее ударило «морским чудовищем», и затонула. Скорее всего, я и мои крошки считаемся погибшими. Тем интереснее было бы посмотреть на старую жабу Викторию, когда она узнает, что мы живы.

Минни с Сержем мне уже все уши прожужжали планами нашего с малютками «воскрешения». Представляю, что напишет британская пресса: «Левиафан – ужас морей на службе русского царя», или еще какую-нибудь глупость. Ну их!

Сразу после нашего «воскрешения» надо будет поехать в Болгарию, к папа, брату Саше и моему глупому Фредди. Я так давно их всех не видела.

23 (11) июня 1877 года

Заголовки британских газет

«Таймс»: «Морское чудовище напало на яхту “Альберта”: Страшная смерть внуков королевы!»

«Дейли телеграф»: «Драма у берегов Шотландии: Гигантский кракен погубил королевскую яхту!»

Лондон. Букингемский дворец

Королева Британии Виктория и премьер-министр Бенджамин Дизраэли

Страх и растерянность. Именно эти чувства увидел Дизраэли на лице своей королевы. Виктория прожила долгую жизнь, знала в ней и радость и горе, но вот такое… Известия, поступившие из Эдинбурга, потрясли ее.

Если верить очевидцам трагедии, то все произошедшее в тот страшный день у входа в залив Ферт-оф-Форт напоминало ожившую иллюстрацию к средневековым сказаниям о драконах и прочих кошмарных чудовищах. Жуткое порождение морских пучин напало на королевскую яхту и в одно мгновение разнесло ее в щепки. Не спасся никто. В числе погибших оказалась русская супруга ее сына Фредди и трое малолетних внуков.

Кроме того, паника, поднявшаяся в результате этого известия, заперла в английских и французских портах сотни кораблей самых разных размеров. Все боятся кракена. Команды отказываются выходить в море даже за двойное вознаграждение.

Дизраэли, внимательно рассматривавший озабоченное лицо Виктории, отметил про себя, что за последние несколько дней королева сильно сдала. И немудрено – на нее обрушились удар за ударом. Сначала захват русскими Стамбула, потом гибель Средиземноморской эскадры у Пирея, пленение сына и вот теперь страшная гибель внуков и невестки.

А ведь премьер-министр пришел к королеве с очередными нерадостными новостями. Из Копенгагена ему сообщили, что датский король Христиан IX обнародовал заявление, в котором объявил о том, что им вводится особый порядок прохождения через Датские проливы военных кораблей. Какое отвратительное лицемерие! Этот битый пруссаками король никак не уймется! Видите ли, он решил, что свободный проход в Балтийское море теперь будет разрешен лишь кораблям стран, расположенных на побережье этого моря. А остальные государства должны отправлять в Копенгаген просьбу о разрешении на проход Проливов. Это что ж такое получается, теперь и корабли ее величества королевы Виктории будут испрашивать разрешения на вход в Балтийское море? Какая наглость! Никогда не бывать этому! Видно, этот монарх забыл, как британский адмирал Нельсон в свое время учил датчан хорошим манерам? Если надо будет – напомним.

Юркого Дизи настораживало то, что на берегах Датских проливов тысячи датчан начали спешные земляные работы… Ходят слухи, что в Германии закуплено несколько десятков новейших одиннадцатидюймовых береговых орудий Круппа с увеличенной скорострельностью и дальнобойностью. Такие же пушки недавно закупила Россия для перевооружения фортов Свеаборга и Кронштадта.

Самое скверное, что немцы продали своим бывшим врагам новейшие орудия, потребовав лишь, чтобы они никогда не были установлены на границе Дании и Германской империи. А в Проливах – сколько угодно. Понятно, против кого будут нацелены эти орудия!

Хитрый лис Бисмарк вот уже почти неделю безвылазно сидит в русской Ставке и плетет там свои интриги. Ставка царя Александра II превратилась в настоящее осиное гнездо. Русские, югороссы, а теперь еще и Бисмарк, который по способности напакостить Британии переплюнет даже их.

Тем временем королева немного успокоилась и по-бабьи жалобно спросила у своего премьера:

– Виконт, скажите мне – что происходит? Порой мне кажется, что все силы ада ополчились против моей старой доброй Англии. Как мы можем наказать этих диких варваров, которые стали причиной всех наших несчастий?

– Ваше величество, – ответил Дизраэли, – мы делаем всё, что можем. Наши агенты собирают сведения о русских, которые дерзко бросили нам вызов. Кое-что стало нам известно. Мы выяснили, что и на суше и на море силы тех, кто захватил Стамбул, в техническом отношении превосходят наши. Вступать с ними в открытую борьбу – это значит нести огромные, невосполнимые потери. Но это не значит, что их нельзя победить. Главное их слабое место – это малочисленность. По данным наших агентов, силы этой таинственной эскадры адмирала Ларионова не превышают двух-трех тысяч человек. Они, конечно, пытаются сформировать из греков, болгар и прочих славян вспомогательное войско, но для того, чтобы оно представляло реальную силу, необходимо время. И наша задача – не дать им это сделать. Как я уже говорил, в открытом бою мы с ними не сможем справиться. Поэтому мы будем действовать методами тайной войны. Мы используем все доступные нам средства, чтобы уничтожить наглецов, бросивших вызов нашей империи, над которой никогда не заходит солнце.

– Виконт, я полностью полагаюсь на ваш опыт и ваше умение проводить тайные операции. Я заранее санкционирую любые, я подчеркиваю, любые способы и методы борьбы с нашими врагами. Если нужно, то действуйте, невзирая на лица. Виконт, вы, наверное, помните, как своевременная смерть русского императора Павла Первого спасла от вторжения дикой орды казаков в нашу «жемчужину» – Индию?

Дизраэли понимающе кивнул. Он услышал все, что хотел услышать. Ее величество дала санкцию на ведение тайной войны, когда не нужно оглядываться на какие-то понятия морали и чести. Оставим их священникам, а для настоящих джентльменов допускается всё, что приведет их к желанной цели. В уме у Дизраэли уже давно сложился, как он считал, очень смелый и коварный план.

23 (11) июня 1877 года. Зимница. Императорская главная квартира

Полковник СВР Нина Викторовна Антонова

Получив известие о благополучном завершении операции по освобождению из-под стражи герцогини Эдинбургской Марии Александровны и ее детей, я тут же связалась с графом Игнатьевым и попросила, чтобы он доложил об этом радостном известии Александру II. Вскоре ко мне явился флигель-адъютант царя с приглашением отобедать с государем.

В царском шатре меня уже ждал накрытый праздничный стол. Александр II был в прекрасном расположении духа. Он шутил, смеялся, рассказывал смешные истории по-французски, словом, выглядел именинником.

Государь попросил меня рассказать о том, как всё произошло. Подробности проведенной нашими «спецами» операции я еще не знала. Поэтому я рассказала о ней в общих чертах, опустив некоторые подробности. Ну не созрели еще наши предки до кровавых реалий XXI века!

Присутствовавшие на обеде граф Игнатьев и цесаревич тоже были довольны. Александр Александрович тем, что любимая сестра с племянниками находится на попечении его ненаглядной Минни, а любезнейший Николай Павлович – тем, что русские как следует надрали задницу надменным и самоуверенным бриттам, которые в свое время попортили ему немало крови.

Государь попросил, чтобы ему предоставили список наиболее отличившихся в этом деле офицеров, которых он решил наградить орденом Великомученика Георгия Победоносца. А статских – орденом Святого Станислава.

Поблагодарив царя за честь, оказанную нашим ребятам, я не удержалась и немного подпортила ему настроение. По моим прикидкам и по информации, полученной из источников Николая Павловича, англичане должны перейти к активной тайной войне против нас, используя, как обычно они делают в таких случаях, самые грязные приемы. Поэтому я посоветовала усилить охрану Ставки, а также непосредственно государя, цесаревича и высших чинов империи.

На мои слова присутствующие отреагировали по-разному. Государь пренебрежительно махнул рукой, дескать, ерунда, не посмеют. Цесаревич, знающий о нашем времени значительно больше государя, нахмурился, а граф Игнатьев попросил меня позднее вернуться к этой теме и поделиться знаниями о методах охраны высших лиц государства, которые использовали в нашем времени.

Я испросила государя разрешения использовать наши спецсредства для ведения борьбы с британской агентурой, на самом деле мы ее уже давно тайком использовали, чтобы контролировать утечку информации из Ставки и выявлять лиц, которые сотрудничают с иностранными разведками. Немного помявшись, государь такое разрешение нам дал. Кроме того, он согласился с доводами цесаревича и графа Игнатьева, что в преддверии возможных бурных событий необходимо очистить Болгарию от остатков турецких войск и установить между Россией и Югороссией прямую сухопутную связь.

С этой целью сегодня вечером в направлении Шипкинского перевала выступит кавалерийский корпус под командой генерала Михаила Скобелева, а с нашей стороны механизированная группа полковника Бережного с обозом. Задача рассеять и принудить к капитуляции остатки турецких армий на территории Болгарии.

Потом, оставшись вдвоем с графом Игнатьевым, я долго беседовала с ним, как профессионал с профессионалом.

Удивительный все же это был человек! Не зная многих технических особенностей нашей аппаратуры и незнакомый с нашими методами ведения разведки и контрразведки, он всё схватывал на лету, и мне не приходилось по нескольку раз повторять свои предложения. Я прикинула, что, используя наши возможности и агентуру русской военной – и не только военной – разведки, мы сможем достойно бороться с британскими шпионами и диверсантами. Беспокоило одно, Александр II, как и в нашей истории четырьмя годами позже, прямо-таки бравировал нарушением всяческой «техники безопасности». А ведь уже прозвучали выстрелы Каракозова и Березовского. Да и убийство Линкольна еще должно было быть свежо в памяти…

24 (12) июня 1877 года, полдень. Константинополь. Дворец Долмабахче

Капитан Александр Васильевич Тамбовцев

В очередной раз оказавшись в Константинополе, заглянул я в дворцовый сад, где, как и ожидал, встретил своего старого знакомого, Василия Васильевича Верещагина. На этот раз он был один, без Скобелева, которого вызвал к себе контр-адмирал Ларионов. На «Кузнецове» проходило штабное совещание. Готовилось занятие Шипкинского перевала и выход русской армии к границам Югороссии. Вообще, на юге вскоре должны были произойти важные события, которые кардинально изменят расстановку сил в Европе, да и не только в ней.

У меня было около часа свободного времени, поэтому я подсел к грустившему в одиночестве Василию Васильевичу и вежливо поинтересовался о его самочувствии.

– Да здоров я уже, Александр Васильевич, – печально ответил мне Верещагин, – если верить здешним эскулапам, дня через два мне можно будет покинуть госпиталь. Рана зажила преотличнейше, ваши медики творят просто чудеса. Я им буду благодарен по гроб жизни.

– А почему же вы так загрустили, Василий Васильевич? – спросил я. – Неужели вас так расстраивает скорая возможность заниматься своим любимым делом?

– Нет, я как раз очень рад снова вернуться в гущу событий и продолжить начатую мною серию картин, посвященных событиям на Балканах. Только вот не зря ли всё это? – Увидев мой недоумевающий взгляд, Верещагин поспешил пояснить: – Нет-нет, Александр Васильевич, я не имею в виду защиту бедных болгар от бесчинств этих дикарей-башибузуков. Я о другом. Вернутся, к примеру, наши солдатики после победы над супостатом в свои деревни, и что там они увидят? Что пока он освобождал «братушек» от османского ига, его хозяйство совсем пришло в запустение. Бедно живут у нас люди. Почему так, Александр Васильевич? Почему на свете существует несправедливость?

Я понял, что милейший Василий Васильевич мысленно, раз за разом возвращается к тому разговору о социализме, который он с таким жаром вел несколько дней назад с генералом Скобелевым. Вот, оказывается, что мучило Верещагина!

– Уважаемый Василий Васильевич, – обратился я к нему, – то, о чем вы сейчас сказали – это не только чисто российская проблема. Весь мир, за исключением, возможно, диких племен в джунглях Амазонки, построен на социальной несправедливости. Кто-то богаче, кто-то беднее… Соответственно и возможности у них разные. «Уравнители», о которых вы говорили в прошлый раз, пока еще не настолько окрепли, чтобы заняться коренным переустройством общества. Но всё к этому идет. Вы, живя в Париже, наверняка сталкивались с подобными «уравнителями». Вы слышали их любимую песню, которая стала своего рода гимном этих «уравнителей». Называется она «Интернационал», и ее исполняют на мотив «Марсельезы». Помните строки из этой песни – я, как смогу, переведу их с французского на русский:

 
Вставай, проклятьем заклеймённый,
Голодный, угнетённый люд!
Наш разум – кратер раскалённый,
Потоки лавы мир зальют.
Сбивая прошлого оковы,
Рабы восстанут, а затем
Мир будет изменён в основе:
Теперь ничто – мы станем всем!
 

– Да, мне приходилось слышать эту песню, – ответил Верещагин. – Говорят, что ее написал один анархист в дни падения Парижской Коммуны. Слова ее очень сильные:

 
Рабочие, крестьяне, будем
Великой армией труда.
Земля дана для счастья людям,
Прогоним трутней навсегда!
 

– Согласен с вами, Василий Васильевич, – сказал я, – идеями социальной справедливости и братства людей труда можно воодушевить и подвигнуть на великие дела миллионы людей. Но вот только все ли захотят, чтобы те, кто были «ничем», стали «всем»? И не будет ли самым простым лозунг: «Всё взять и поделить»? Вот, в чем вопрос…

– И как же быть? – с горечью спросил у меня Василий Васильевич. – Ведь их миллионы, а наше общество больно и живет, как на пиру Валтасара, когда люди, сидящие за столом, упиваются вином и объедаются пищей, а рука незримого пишет на стене огненные буквы: «Мене, мене, текел, упарсин» – «Исчислено, исчислено, взвешено, разделено»…

– Василий Васильевич, голубчик, – утешил я художника, – скорее всего мы, наше поколение, и не увидим всего того, что может произойти с нашим миром в момент его крушения. Но вот наши дети… Власть предержащим следует задуматься над вызревающей в недрах нашего общества Великой Смутой. А пока наши так называемые «уравнители» будут пытаться на свой аршин, опираясь на идеалы, которые во многом ошибочные и уродливые, оказать давление на правительство и государя. Они будут агитировать крестьян выступить против власти. Вы, наверное, слышали о сотнях молодых людей, которые несколько лет назад отправились по деревням и селам агитировать простой народ против самодержавия.

Верещагин, внимательно слушавший меня, кивнул.

– Так вот, ничего у них не вышло. У народа нашего хватило здравомыслия не поддаться на призывы этих агитаторов, которые, собственно говоря, о крестьянах и их повседневных заботах практически ничего и не знают. Мужики смеялись над ряжеными барчуками, руки которых не знали ни плуга, ни косы. В конце концов, многих из тех, кто «ходил в народ», арестовали власти и отдали под суд. Кое-кого из них оправдали, кое-кого отправили на каторгу. Остальные затаили злобу и создали организацию, именуемую «Земля и воля». Только эти «господа уравнители» пошли по пути террора, намереваясь убийствами губернаторов, сановников и министров добиваться своих целей. Целью их преступных посягательств может стать и сам государь…

– Александр Васильевич, – воскликнул возмущенный Веращагин, – да разве такое возможно – чтобы русский человек поднял руку на самого помазанника Божьего?!

– К сожалению, возможно, Василий Васильевич, – сказал я, – ведь одиннадцать лет назад некий Дмитрий Каракозов уже стрелял в императора Александра Второго.

– Но ведь он просто психически больной человек, – возразил мне Верещагин, – даже внешний вид его говорит о том, что этот несостоявшийся цареубийца скорбен умом.

– Возможно, – сказал я, – но другие, которые пошли по его стопам, с точки зрения медицины абсолютно нормальны. И самое гнусное во всем этом, Василий Васильевич, что общество наше, по незрелости своего ума, или по каким-то другим соображениям, будет сочувствовать таким «борцам за народное счастье» и даже аплодировать им в суде, который, кстати, некоторых из них оправдает.

– Быть того не может! – воскликнул Верещагин. – Аплодировать убийцам и признавать их невиновными судом присяжных! Если такое возможно, то общество наше смертельно больно. У него нравственный сифилис!

– Именно так, Василий Васильевич, именно так, – с горечью произнес я, – всё будет, как я вам только что сказал. Я знаю, что вы считаете меня кем-то вроде Кассандры. Так поверьте мне, что наше общество действительно больно, и чтобы всего того, о чем я только что вам говорил, не случилось, надо срочно его лечить.

– А кто это будет делать, а главное – как? – спросил у меня Верещагин. Он смотрел на меня с какой-то детской надеждой. Мне стало его даже жалко, но врать я ему не мог, а правду сказать было бы слишком жестоко.

– Василий Васильевич, – начал я, – вы познакомились с нашими врачами. Они считают, что лучший способ не болеть – это профилактика заболевания. Если общество заболело, то надо лечить его всеми возможными способами. Это и оперативное вмешательство, и прием горьких и неприятных на вкус лекарств, и процедуры, которые не всегда доставляют удовольствие больному.

И главное, принять все меры к тому, чтобы болезнь снова не вернулась к больному. Это значит, что следует ликвидировать причины, вызывающие заболевание. Надо, чтобы разрыв между бедностью и богатством в обществе был минимальным, чтобы у людей появилась возможность получить образование, занять достойное место в обществе, никогда не знать, что такое голод и унижение. Я понимаю, что это архисложное дело, но без него вылечить наше общество просто невозможно.

Я взглянул на часы. Мне было пора. В комендатуре Константинополя меня ждал молодой человек, некто Андрей Желябов. По моей просьбе он был этапирован из одесской тюрьмы, куда он попал как один из участников «второго хождения в народ» и ожидал отправки в Санкт-Петербург. Именно там он и должен был познакомиться с Софьей Перовской и другими своими подельниками. А ведь всего год назад Желябов занимался вполне законным и благородным делом – участвовал в деятельности Одесского комитета помощи славянам. Надо попробовать поговорить с этим человеком, на руках которого пока нет царской крови.

Я попрощался с Василием Васильевичем и отправился в комендатуру.