Текст книги "Считай звёзды (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 95 (всего у книги 98 страниц)
Проглатываю отвращение, выдавив с хрипом:
– Прощай, твою мать, – отворачиваюсь, без малейшего сожаления и без какого-то намека на наличия светлых чувств шагаю по коридору, за спиной не улавливая ни единого звука. Она даже не попытается извиниться или исправиться. Каждый сам по себе, причем, уже давно. Я и без неё решу проблему с Робертом.
Пошла ты, мама.
Возвращаюсь в коридор прихожей, пересекаясь с другим человеком, которого не хочу видеть. Митчелл. Мужчину еле держат ноги, лицо алого оттенка, как и белки глаз, кожа становится больно рыхлой, может, аллергическая реакция на спиртное? Он выходит с кухни, держа в руке бутылку виски, и я нехотя торможу, сунув ладони в карманы кофты. Искоса наблюдаю за тем, как мужчина, без единого здравия в глазах, пытается открыть бутылку, при этом шаркает по паркету к лестнице.
– Прекрати пить, – строго приказываю. Знаете, как выглядят совершенно потерянные люди? Так вот Митчелл их яркий представитель. Его моральная деградация в самом расцвете.
– Где Райли? – делаю вид, что не знаю, чтобы получить больше информации от мужчины, но сомневаюсь, что он вообще следит за дочерью, что не помешало бы. Вот. Опять. Райли столько лет потратила на заботу о нем, а он не может прекратить жалеть себя, чтобы немного последить за дочерью.
– Вышла, – удивительно. Он еле связывает буквы в слова, кое-как выдавливая из себя, но всё-таки справляется. – Сказала, ей нужно подышать, – мне противно слышать его голос. – Она… – разворачивается ко мне лицом, долго соображая, что хочет сказать. – Спокойна, понимаешь? – покачивается на ногах, неизвестно, каким образом ещё сохраняет равновесие.
– Хочешь, чтобы она крушила всё вокруг себя? – не могу унять злость в голосе. – Жаль, что твоя дочь тебя разочаровывает.
– Дилан, – Митчелл делает неправильное ударение, произнося мое имя. Он прикрывает веки, кулаком надавив на губы, чтобы не рыгнуть. – Я понимаю, что ты чувствуешь, но лично я приму всё, что она скажет, поскольку…
– Поскольку она в любом случае останется с тобой, – перебиваю, выдавая ту мысль, что не оставляет меня в покое. – Здесь, – щурюсь, с ядом прорычав. – Я рад за тебя.
– Ты ещё сам не понимаешь, – он указывает на меня бутылкой, второй рукой удерживаясь за перила. – Тебе везет. У тебя есть выбор. У меня его не было. И не будет.
Моргаю, открывая рот. От такого количества невозможного дерьма, что я слышу уже второй день подряд, меня воротит к чертовой матери.
– Ты… Ты вообще, что несешь? – сглатываю, набрав воздуха в легкие. – Бедный, – щурюсь, понимая, что не могу остановить руку – пальцами бью себя по бедру.
– Как тебе, блять, не повезло с Эллис, – стучу зубами. – Вот… Пиздец, Митчелл. Ты – тот, кого надо жалеть, – сарказмом пропитан мой голос, но мужчина вряд ли что-либо распознает сейчас. Он слишком пьян. Уверен, он не запомнит наш разговор, поэтому срываюсь, тратя остаток физически и эмоциональных сил на этого ублюдка.
– Сначала жена, теперь дочь. Все вокруг виновны в том, какой ты несчастный, – развожу руки. – Если она так усложняет твое существование, то… – срывается громкое и грубое. – Могу я забрать её? – подхожу ближе к Митчеллу, который наклоняется назад, не в силах смотреть на меня, ведь его клонит отрубиться. – Я кладу хер на то, что ты там пытаешься до меня донести, – моргаю, еле сохраняя ярость, не давая боли в груди проявиться в виде влажной пелены на глазах. – Райли не нужна тебе. По крайней мере, ты не нуждаешься в ней так сильно, как… – успеваю вовремя остановить поток своих слов. К черту. Митчелл даже не слушает. Он пытается открыть бутылку. Устало потираю веки, отходя от него, и опускаю руки, более не желая видеть этого пьяницу:
– В общем, я подожду здесь, – сообщаю в пустоту, направившись на кухню. Дверь не закрываю, оставляя щелку, чтобы обнаружить Янг, когда она вернется домой. Прохожу по помещению, громко выдвинув стул, и сажусь на него. Без сил. Сутулюсь. Локтями опираюсь на стол, горячее лицо уронив в ладони. Пальцами оттягиваю волосы, громко втянув кислород в легкие.
Сижу. Молчу. Стараюсь справиться с болью в груди.
Я буду здесь.
***
Не. Думать.
Одна. Две. Три…
Не думать.
Четыре. Пять. Шесть. Звёзд перед моими прикрытыми глазами, веки которых приходится распахнуть, поскольку это не помогает.
Мам. Это не помогает.
Взглядом проскальзываю по цветным фотографиям в рамках, что висят на стене в кабинете доктора Харисфорда. На многих встречаются наши с ним общие снимки, и я действительно путаюсь в том, что именно ощущаю, когда изучаю фотографии с моей матерью и отцом. Молчание между мной и доктором затягивается. Он доходчиво разъяснил мне ситуацию, касающуюся моего заболевания. Как оказалось, он сам не был в курсе того, что мне ничего не известно.
– И как мне поступить? – перевожу внимание в сторону окна, недолго разглядывая стекающие по стеклу капли дождя. Седой мужчина с хмурым видом давит кулаком на свои обветренные губы, локтями упираясь в стол. Размышляет с серьезным видом, оставляя меня в тишине с шумом дождя ещё минут на пять, после чего опускает ладони постучав костяшками по столу:
– Я предлагаю следующее, – сцепляет пальцы рук. – Сотрудничество. Я понимаю, ты, наверное, как и все подростки, строишь планы…
– Нет, – отрицательно качаю головой, не совсем вежливо перебивая. – Уже нет, – ерзаю на мягком стуле.
– В таком случае, мы помогаем тебе, а ты помогаешь нам, – Харисфорд вздыхает, обратив свой взгляд в сторону окна, куда смотрю и я, стараясь не уходить в свои мысли и прислушиваться к мужчине. – Пациентов с таким заболеванием, которые сами соглашаются на подобное, нет. Никто не хочет быть больничным кроликом, но я даю тебе свою гарантию, – вновь смотрит на меня, уверенно произнося. – Не в наших интересах навредить тебе.
– Вы хотите предложить мне остаться в больнице? – сжимаю ладони на коленях.
– Нет. По крайней мере, не сейчас. Несмотря на то, что твоя болезнь развивается быстро, ты выглядишь вполне здорово, – его голос звучит удивленно. – Принимаешь таблетки?
– Да, – скорее всего. Не буду поражена, если окажется, что Дилан подсыпал мне лекарство. Например, в тот чай, который, почему-то, готовил каждое утро сам, даже если я не просила его.
– Они помогают?
– Не всегда, – не могу дать точный ответ, поскольку сейчас мое равнодушие очень напрягает.
– Вот, что нам от тебя нужно – наблюдение, – доктор переходит к делу. – Мы хотим изучить болезнь, то, как она протекает и видоизменяется, – я наблюдаю за его слабой жестикуляцией рук, она очень расслабляет. – И что, следовательно, меняется в головном мозге. Ты будешь посещать больницу каждый месяц, затем неделю – это будет зависеть от течения болезни.
– То есть… – делаю вывод. – Так или иначе, мне придется когда-нибудь вовсе перебраться сюда?
– Скорее всего, Райли, – он не лжет мне, и меня это цепляет. – Пойми. Мы не знаем, как вылечить тебя. Но мы можем постараться узнать это в процессе работы с тобой, – намеревается получить ответную реакцию на моем лице в виде эмоций, но отвожу взгляд, продолжая мыслить о своем:
– Я смогу ходить в колледж?
– Конечно, – тихо хлопает кулаком об кулак. – Всё будет зависеть от стадии и проявления. Там уже будет решаться вопрос о форме обучения, – опирается локтями на стол, поддаваясь ко мне. – Только один важный нюанс – тебе не стоит покидать город.
– Я понимаю, – не тяну с ответом, не желая демонстрировать свою замкнутость.
– Поскольку тебе нужно быть под присмотром, – он всё равно поясняет, чтобы я точно поняла, почему от меня это требуется. – И тебе требуется постоянный доступ к лекарству и ко мне.
Не поднимаю на него глаза, набрав больше воздуха в легкие, дабы перебить говорящего:
– А если меня нельзя будет вылечить? – облизываю покусанные губы, всё же вынудив себя взглянуть на Харисфорда. Мужчина сохраняет положительные эмоции, проявляя их с особым энтузиазмом, когда улыбается, произнося простую истину:
– Тогда мы сделаем всё, чтобы облегчить твое состояние.
Хочу я этого или нет, но смотреть на обстоятельства начинаю иначе. Все те слова, сказанные когда-то Лиллиан в мой адрес, преобразуются, окрашиваясь новым смыслом. Словно она единственный человек, пытавшийся при помощи ругани и негатива донести до меня правду. И эта гребаная женщина… Каждый раз, когда оказывала давление тем, что я обрекаю других, каждый раз она не лгала. Теперь я понимаю. Всё. Абсолютно. И от этого не легче, ведь мой мыслительный процесс не остановить. Я думаю. Думаю, как будет лучше, и… Я беру в расчет факты: мне не стоит покидать город, и я не могу решать жизнь за других. Доктор Харисфорд прекрасно подтвердил мои опасения тем, что рассказал, как протекала болезнь у моей матери, и как она протекает у большинства пациентов.
Мне… Мне правда требуется… Господи.
Прижимаю ладонь ко лбу, медленно шагая по темной улице моего спального района. В домах горит свет, слышны голоса, особенно звонкие детские. Фонарные столбы местами освещают тротуар, по которому шагаю, находясь в безостановочном поиске вариантов решения той проблемы, в который оказываюсь втянута. Всё просто, ибо источник проблемы – я. Поэтому от меня зависит слишком многое, и мне… Думаю, я знаю, как должна поступить.
Но…
Останавливаюсь, опустив руки. Холодный ветер тормошит волосы. Мимо редко проезжают автомобили, а этот покоится без движения. Припаркован у моего дома, и мне не требуется рассмотреть его детально, чтобы признать – машина Дилана. Мой выдох звучит тихо, но не обреченно. Хорошо, что мне удалось обсудить свое состояние с Лиллиан и Харисфордом, теперь я точно понимаю, что чувствую. Обиду и разочарование. Самое неприятное в этой ситуации то, что я практически не задумываюсь о причине, послужившей такому повороту, а именно о смерти матери. Возможно, Лиллиан права, как был когда-то прав и Дилан. Я уже не помню своих чувств к ней, поэтому так спокойно принимаю новость, но с теми, кто скрывал от меня истину, дела обстоят иначе. Я именно обижена. Мои чувства задеты, и не могу с эти ничего поделать. Правда… Кажется, я могу принять решение. Одно. Оно звучит в моем сознании – и я действительно верю, что именно этот вариант – выход для всех нас, так что мне нужно поговорить с О’Брайеном прямо сейчас, несмотря на то, что я не готова эмоционально.
– Ладно… – не знаю, зачем произношу это вслух, наверное, хочу побудить себя к действию и найти точку успокоения. Складываю руки на груди, сделав первые шаги, когда слышу позади мужской голос:
– Девушка, простите, вы не могли бы мне помочь?
Исходя из вежливости, нет, на автомате оглядываюсь, обратив свое внимание на одного из трех мужчин, который подскакивает довольно близко ко мне, отчего делаю большой шаг назад, не успевая проследить за сильной рукой незнакомца, что сжимает пальцами мои волосы, рывком дернув в сторону рядом стоящего автомобиля.
Последнее, что ощущаю – сильный удар о поверхность стекла, после которого мои мысли сразу же затухают.
***
Открываю веки. Пальцами сжимаю телефон, оторвав его от стола, на котором лежу головой. Включаю экран. Полдесятого вечера. Опускаю мобильное устройство. Прикрываю веки.
Где она?
Не даю тревожным мыслям развиться в голове, иначе беспокойство поработит меня, и, когда она вернется, я начну вести себя не самым лучшим образом, а в данный момент мне стоит быть сдержаннее. Укладываю голову на руку, согнув ту в локте. Смотрю на ладонь другой, стуча костяшками по столу возле телефона. Постоянно слышу, как кто-то бродит за дверью кухни. Кажется, один раз сюда заходит мать, но, видя меня, решает выйти. Она ещё не покидает дом. Пользуется состоянием Митчелла, который, кажется, не собирается брать себя в руки. Не знаю, что настолько сильно выбило его из равновесия. Он запил, когда моя мать закрылась от него. Значит ли это, что сейчас он больше расстроен её ложью, чем тем, что Райли узнала правду и теперь не желает говорить с ним? Почему-то уверен, что мужчину больше заботит Лиллиан. Но это лишь мои предположения. Черт, я так устал думать об этом. Обо всём. Но ещё не время отгонять мысли о наболевшем. Предстоит разговор с Янг, ожидание которого вызывает нервные импульсы в теле.
Это действительно то, о чем я переживаю сейчас сильнее всего.
Вибрация застает меня внезапно, даже вздрагиваю, ужаснувшись тому, как реагирую на столь тихий звук. Черт, нервы совершенно не в порядке.
Беру телефон, повернув к себе экраном, и резко присаживаюсь, стиснув пальцами край стола. «Р». Напряжение никуда не пропадает из тела, оно усиливается в разы, вынудив меня нервно заерзать на стуле, а затем вовсе встать, ведь по коже проносится неприятный разряд, приводящий меня в нежелательное движение. Держу телефон, кусая костяшки второй руки, брожу, не могу заставить себя ответить, пока нахожусь в таком состоянии. Дыхание сбивается моментально, а говорить я должен ровно и без эмоций, чтобы Роберт не подавил меня.
– Черт, – шепчу, так глубоко вдохнув, что довожу себя до головокружения. Нельзя тянуть. С отвратным чувством безысходности отвечаю, прижав телефон влажной от волнения ладонью к уху:
– Да? – блять, я тут же откашливаюсь. Не додумался подготовить голос к разговору, хорошо, что хрипота способна скрыть мою несобранность. Роберту не требуется изначальная тренировка для голоса. Его голос постоянно звучит сурово, давяще, что у меня невольно сдавливаются стенки глотки, мешая вытолкнуть из себя воздух.
– Мое терпение подходит к концу.
Шатаюсь по кухне, приближаясь к окну, чтобы отодвинуть занавеску и проверить, есть ли по ту сторону подозрительные личности. Тараторю сбивчиво:
– Знаю, – плотно задвигаю светлую ткань, с дурным предчувствием повторяя то, чем кормлю этого типа на протяжении долгого времени. – Деньги будут. Но мне требуется ещё время…
– Нет, – вот так просто. Он отрезает, пронзая своим голосом мой чертов мозг. Начинаю потирать затылок, сжав веки, дабы окунуться в себя и отрыть что-то рациональное и вменяемое. Не успеваю сообразить. Роберт опережает:
– У тебя не будет возможности тянуть. Знаешь, почему? Власти бушуют. И у меня больше нет времени ждать. Ты просиживаешь свою задницу в ожидании, когда же меня посадят? Ты надеешься? Наивно, Дилан. Этого не будет, сопляк. Сегодня. Я жду свой долг, – открываю рот, но у меня на языке не вверятся слова, оттого лишь напоминаю себе немого придурка, продолжая слушать Роберта. – Но, знаешь, верно, – его внезапно ровный тон заставляет меня сильнее напрячься и слушать с особым вниманием. – У тебя есть время. Ты можешь даже сбежать, я дам тебе фору, мы ведь семья, как ни как, – могу представить, как он довольно усмехается. – Беги, шавка, – сглатываю, заморгав, дабы избавить себя от горячего давления в висках и глазах. – А ваш долг оплатит девчонка, – прекращаю моргать. Смотрю куда-то вниз, пронзая взглядом паркет, въедаясь в него, ощутив, как сердце успевает больно кольнуть дважды, прежде чем я могу дернуть головой, уже не пытаясь взять под контроль чувства:
– Что? – роняю.
– Знаешь, нынче, если разобрать человека на органы, можно неплохо так заработать…
– Стой, – поднимаю свободную ладонь перед собой, будто хочу попросить человека остановиться, а взгляд оставляю опущенным. В голове возникают нежелательные предположения, но не верю им, ничему не верю, ибо этого не может быть.
– Я жду денег до двенадцати, – Роберт больше не станет церемониться со мной, он говорит спокойно, но с давлением, а я без остановки нервно двигаюсь по кухне, не в силах скрыть серьезную нестабильность в дыхании. – Как только стрелка часов доберется до отметки, я прострелю ей голову.
– Ты… – всё, что удается проронить.
– И ваш долг будет прощен, – начинаю пальцами сжимать волосы, корчась от сильнейшей боли в голове, что возникает от давления хриплого голоса, – но ты ведь понимаешь… – запрокидываю голову, кулаком стукнув себя по виску. – Я найду вас.
– Погоди, Роберт… – я не понимаю. Что. Он. Имеет. В виду.
– Я жду, – резкие удары гудков. Моргаю, замерев на месте. Продолжаю прижимать телефон к уху.
Нет. Я понимаю. Всё. Прекрасно. Оттого с паникой в глазах поднимаю взгляд на настенные часы. Руки без сил опускаются висеть вдоль тела, а мои губы приоткрываются, проронив тихое: «Что?»
Ведь этого не может быть…
Может.
Поражение двигательной системы тела и парализованное мышление не позволило бы мне сорваться с места, так как чем больше я осознаю, тем сильнее теряю себя среди панических ощущений, охватывающих меня и физически, и психологически. Если бы не шум со стороны коридора, я бы не сдвинулся. Но тут я срываюсь с места, бросившись к двери, и замираю на пороге, как и моя мать, которая держит в руке ручку от чемодана. На плече сумка. Она одета, выглядит так же, как и утром. Смотрит на меня, вижу легкий испуг в её глазах. Женщина слегка отступает, прижав к себе сумку, будто защищается в момент, когда я быстрым шагом приближаюсь к ней:
– Мам, – ладонью хватаю её за плечо, сильно дернув, отчего женщина хмурится, с напряжением уставившись на меня. – Мам, слушай, отдай мне деньги.
– Дилан… – она щурится, оценивающим взглядом осмотрев меня с ног до головы. – Ты бледен…
– Мам, у него Райли, – я выгляжу, как безумный, но мне плевать, поэтому продолжаю сжимать дрожащей рукой её плечо, смотря в глаза с чертовой и жалкой для себя надеждой. – Ты понимаешь? – это не шутки, больше. – Пожалуйста, отдай мне деньги, – прошу.
– Райли – не моя семья, – женщина произносит это строго, без каких-либо чувств, заставив меня сорвать голос:
– Но моя! – кричу, не жалея сил, когда пихаю женщину в стену за её спиной. – Мать твою! – Лиллиан со страхом сжимает себя руками, уставившись на меня с испугом в глаза. – Просто отдай мне деньги!
– У меня их нет! – она срывается в ответ, когда до боли хватаю её за плечо, дернув на себя. – У меня их нет! – повторяет криком, заставив меня размахнуться кулаком свободной руки, треснув им по стене рядом с лицом женщины:
– Ты лжешь! – тяжело дышу, опустив сжатую ладонь. Сверлю взглядом глаза матери, которая с сожалением качает головой, вынудив меня повторить тише. – Ты лжешь.
– Мне очень жаль, – она сжимает губы. Смотрю на неё, сильнее сводя брови к переносице. Руки трясутся, и меня гнетет осознание – я не могу ударить её. Моргаю, не сдерживая то, что сидит внутри уже давно:
– За что ты… – облизываю губы, прикусывая язык. – За что ты меня так ненавидишь? – женщина смотрит в ответ, открывая рот, но не роняет слов, которых я ожидаю. Отпускаю её плечо, сделав неустойчивый шаг назад. Моя злость отходит на задний план, и теперь на лице остается только чертова детская разочарованность. Окончательная. Сглатываю, но ком остается в глотке, из-за чего произношу с надрывом:
– Пошла ты, – моргаю, не сдерживая эмоции, которые мать наверняка читает в моих глазах, оттого не может сохранять наш зрительный контакт и отворачивает голову. – Пошла к черту, – повторяю уже в движении, когда разворачиваюсь, помчавшись к двери. Распахиваю, спрыгивая с крыльца, минуя сразу все ступеньки. Бегу к машине, не следя за тем, как ускоряется биение в груди. Открываю дверцу, забравшись в салон, и активно глотаю холодный воздух, не сразу справляясь со связкой ключей. От паники, разыгравшейся в теле, не могу найти нужный ключ, поэтому без разбора пробую каждый, пока не вставляю один из них в зажигание, резко приступив к управлению автомобилем. Одна трясущаяся рука отвечает за вождение. Второй набираю номер Нейтана, прижав телефон к уху. Стучу пальцами по корпусу мобильного аппарата, не успеваю реагировать на дорогу, поэтому машина так криво едет, заезжая на тротуар.
Парень отвечает, не успев толком ничего сказать. Я рву его ушные перепонки своим надрывающимся голосом:
– Нейтан! Слушай внимательно! Райли попала к Роберту.
– Что? – по его голосу нетрудно понять, что он совершенно не к такой информации себя готовил, поэтому пытается обработать сказанное мною, но не могу дать ему время:
– Просто слушай! Не перебивай! – вряд ли он собирается, но мне требуется его полное внимание. – У меня в комнате, в шкафу, есть коробка, подписанная, как «Коннор». Открой её. Там лежит оружие. Патроны найдешь под матрасом.
– Ты собираешься, блять, убить его?! – парень повышает голос, слышу, как он топает, видимо, быстро поднимается на второй этаж дома, и эхом улавливаю голос Агнесс.
– Нет. Сейчас я еду в банк, снимаю все деньги, что есть на карточке, заеду домой. Оружие мне нужно, чтобы… – мнусь, не справляясь с тем, как безумно носятся в голове мысли. – Неважно, просто будь готов. А Агнесс…
– Не ввязывай её в это, – строгим тоном произносит, и я на секунду прикрываю веки, потеряв контроль над вождением:
– Знаю, поэтому попроси её собраться и поехать в участок, – открываю, вдруг осознав, что я действительно собираюсь сделать это.
– Ты серьезно? – и Престон понимает мои намерения, поэтому уточняет.
– Серьезней некуда! Нейтан, что за херня? – злюсь, надавив на педель газа.
– Ты ведь знаешь, чем это может закончиться для тебя? – ему требуется знать, что я не шучу. Что полностью осознаю, о чем прошу, но остаюсь неуклонным:
– Да.
Секундное молчание в трубку:
– Я понял, – ровно проговаривает. Без эмоций. И я отвечаю таким же голосом:
– Я скоро буду, – отклоняю вызов, бросив телефон на сидение рядом, и кусаю ногти, активно заморгав. Вдох. Сжимаю ладонями руль. Выдох сдержанный. Вся тяжесть оседает в легких, не позволяя мне освободиться от панической дрожи. Стучу пальцами по рулю.
И внезапно осознаю, что не могу дышать. Вот так просто. Но не поддаюсь страху, медленно втягивая кислород через нос. Щурюсь, сражаюсь с помутнением.
Времени. Больше нет.
***
Я знаю эту комнату – первая мысль, возникшая в моей больной после удара голове. Мне точно знакомы эти стены, эти обои, этот паркет и мебель вокруг. Сижу на полу, спиной упираясь в кожаный диван, смотрю перед собой, сжав губы, чтобы те не дрожали. Зубы стучат. Пальцы переплетаю, уложив ладони на колени. Всё тело трясется, этот паралич вызван не простым холодом, который стоит в помещении. Осознание. То, где я нахожусь.
Дом Донбара. Его кабинет. Я знаю, это место лучше, чем любое другое. Ведь мне приходилось бывать здесь. Часто.
Моргаю, с трудом втягивая воздух в легкие. Дышу глубоко, чтобы не дать себе быть охваченной эмоциями страха, которые преобладают в теле. Испуганный взгляд начинает скакать по паркету, когда со стороны закрытой двери доносятся тяжелые шаги. Не могу проглотить комок в горле.
Дверь открывается – и в кабинет входит мужчина, на которого мне даже не нужно поднимать свое внимание. Я могу ощутить это. Уловить запах спиртного и табака. С напряжением на лице хмурю брови, опустив пронзающий взгляд на свои ладони, которые до дрожи сжимаю, прислушиваясь к шарканью Донбара. Он подходит ближе ко мне, пальцами покачивая бутылку с неизвестным для меня содержимым.
– Больно? – не реагирую. Не поднимаю глаза. Его голос. Он до потери человечности пьян. Не даю ответа, давно уже прекращаю чувствовать боли, несмотря на серьезный ушиб, поразивший участок лица от виска до середины лба. Не демонстрирую эмоций, но дыхание прерывается, когда Донбар неаккуратно берет меня под руку, рывком потянув вверх. Ноги еле держат. Колени подгибаются, но мне удается отклониться назад, выдернуть локоть из хватки мужчины. Плюхаюсь на неприятное покрытие дивана, продолжая смотреть только вниз. Отползаю к спинке дивана, прижимаясь к ней, но увеличить расстояние между нами не удается. Донбар приседает на корточки, делая большой глоток, от которого шатается, но удерживает равновесие, схватившись одной рукой за мою голень. Прикосновение обжигает. Стеклянный взгляд поднимаю, дабы не видеть мужчину, а он пальцами касается моего ушиба, заставив меня отдернуть головой, отвернувшись лицом в сторону.
– Ты уже такая взрослая, – язык заплетается и мне не хотелось бы понимать его, но разбираю слова, сжав зубы. Донбар вновь пьет, ладонью вытирая свои влажные губы. Смотрит на меня. Долго. Молчит. Я продолжаю игнорировать его присутствие, что не мешает мужчине вести со мной неравную беседу.
– Смотри, что я тебе принес, – отставляет бутылку на пол, начав рыться в карманах, и вынимает что-то, на что не обращаю свой взгляд, продолжая смотреть в сторону.
Донбар поднимает нечто к моему лицу, заставив с отвращением отворачивать его:
– Нашел это в комнате Остина, видимо, он сохранил вещи матери, – мерзко улыбается. – Держи, – слышу странный звук, когда мужчина открывает это «что-то». – Давай, – тычет чем-то твердым мне в губы. – Тебе надо подчеркивать свою красоту, – чувствую, как он проводит этим по нижней губе, оставляя странный немного влажный след.
Догадываюсь – помада.
– Давай, – он повторяет, со странным наслаждением наблюдает за тем, как самостоятельно водит по моей нижней губе, накладывая слой за слоем. С отвращением морщусь, сжимая пальцами край кофты. Донбар резко хватает меня за подбородок, повернув лицом к себе, чтобы лучше видеть мое лицо. Глазами смотрю в потолок, проронив тихое мычание с губ, контур которых он выводит, накладывая слишком много помады, отчего они становятся липкими, неприятными мне на вкус. Клубника. Сладкая, приторная, мерзкая.
– Вот так… – Донбар с упоением наблюдает за своим действием, крепко держит мое лицо пальцами, кожа его ладоней пропахла табаком. – Больше, больше… – шепчет хрипло, приоткрыв рот, не моргает. – Вот. Вот, – вдруг поднимает глаза, заставив меня заерзать на месте. Его пальцы прекращают давить на мои щеки, ладонь медленно накрывает висок, неосторожным движением убирая пряди волос за ухо. Продрагиваю, втянув воздух носом, и не могу выдохнуть. Глаза слезятся, когда ладонь мужчины медленно скользит ниже, настигая шеи, которую недолго сжимает, вызывая удушье, которое я никак не показываю, лишь прикрываю веки, чтобы перетерпеть происходящее, отогнать реальность. Но утонуть в мире иллюзий не выходит. Рука Донбара спускается ниже, задев мое плечо. Ниже. Пока не настигает груди, накрыв которую он принуждает меня дернуться и проявить себя. Хватаю мужчину за запястье, опустив панический взгляд. Встречаюсь с ним зрительно, дрожа от злости и страха перед ним. Так и думала. Он выглядит спокойным. Как и много лет назад. Такое же довольное выражение лица, полностью расслабленное, будто ничего лишающего ум здравия не происходит. Не понимаю, откуда во мне столько мольбы, будто Донбар вдруг придаст ей значение и оставит меня в покое. Нет. Так никогда не происходило.
– Сними, – мужчина улыбается шире, дернув пальцами бегунок кофты. – Давай, – сам кладет помаду мне на колени, вновь взяв бутылку. Отпивает. Мой взгляд с напряжением уплывает в сторону. У меня не выходит поверить в действительность происходящего, будто ночной кошмар, от которого я мучилась столько лет. И если раньше мне удавалось как-то абстрагироваться, то сейчас… Я всё оцениваю, пропускаю через себя, и это ужасает. Ужасает то, что спустя столько лет меня по-прежнему парализует страх, и я слушаюсь. Слушаюсь, касаясь дергающимися пальцами рук бегунка. Не способна справиться с болью под сердцем, мое сознание… Еще немного – и я потеряюсь в панике, включу тот самый режим терпения.
– Снимай, – Донбар повторяет, уже строже, ведь ему не нравится ожидание. Моргаю, позволив жалким слезам вырваться наружу. Но мое лицо не морщится. Мускулы остаются в каменном напряжении, взгляд режет пространство. Тяну бегунок ниже, разрывая свои ушные перепонки характерным для молнии звуком.
– Медленнее, – Донбар указывает мне, внимательно следит за моими пальцами. – Медленнее, Райли, – передергивает. Омерзительно то, как он произносит мое имя, то, как оно звучит из его уст. Расстегиваю молнию. Полностью. Получаю одобрение:
– Вот так.
Начинаю медленно стягивать кофту с плеч, оголяя руки. Тонкая майка не способна скрыть мое тело так, как мне бы хотелось. Донбар касается помады на моих коленях, вновь поднимает её к моему лицу, когда опускаю руки, оставляя кофту за спиной.
Кофта Дилана. Последнее, в чем я могла ощутить безопасность.
– Давай, – мужчина тычет помадой мне в губы. – Давай.
Не могу заставить себя шевелиться, поэтому моргаю, со страхом ожидая гнева Донбара, который самостоятельно водит по моим губам, вдруг прекратив покрывать их очередным слоем помады. Изучает мое лицо. Долгие минуты. И меня в очередной раз тянет заплакать, проявив свою слабость, но сдерживаюсь, сжав влажные веки, когда пальцы мужчины грубо давят на губы, проводя в сторону, отчего «краска» размазывается, окрашивая часть щеки и подбородка. Моргаю.
– Ты всегда была такой милой. Но сейчас… – улыбается. – Ты просто красавица, – вдруг приподнимается, сев ближе, и пальцами сжимает мое лицо, дернув на себя, чтобы я подалась вперед. – Давай, как раньше. Вспомним то, чему я тебя учил.
Как только я осознаю, что он собирается сделать, внутри меня разгорается внезапная агрессия. То, чего я точно не ожидаю найти в себе, и уж точно не в этой реальности мне было бы под силу проявить её. Особенно сейчас, когда меня парализует такой дикий страх. Но я дергаю головой, отклонившись назад, и не раздумываю, размахнувшись ладонью. Мой мозг не оценивает происходящее. Я просто отдаюсь порыву, окунаясь во временное помутнение. Даю сильную пощечину Донбару, скалясь от ярости, и тот не успевает увернуться от первого удара, осознать его, как я плюю ему в лицо, активно задышав. Не даю себе возможности понять, что творю. Режу взглядом лицо мужчины, который спокойным движением ладони смахивает мой плевок со своей щеки, медленно подняв на меня злой взгляд, который, наконец, возвращает меня в реальность, полную ужаса, который усиливается, когда Донбар резко встает на ноги, заставив меня замычать от страха, начав отползать к спинке дивана, забираясь на него ногами. Мужчина хватает меня за волосы. Вскрикиваю от боли, хватаясь за его запястье руками.
– Мне нравится, – он с наслаждением признается, дернув меня за локоны ближе к себе. – Ты стала такой… Непослушной.
Я роняю болевой стон, еле разжав веки, когда слышу знакомый рев ширинки. И с паникой начинаю пихать мужчину ногами, желая отодвинуться. Он расстегивает молнию на своих брюках, без труда удерживая меня на месте:
– Давай. Давай расслабимся – нервно улыбается. – Слушай меня, и…
Выстрел. Его резкость не парализует. Я вскидываю голову, с широко распахнутыми глазами смотрю на то, как немеет лицо Донбара. Его взгляд всё ещё обращен на меня, но он довольно быстро холодеет, уже теряя зрительную связь со мной. Пальцы цепкой хваткой тянут меня наклонить голову за движением – мужчина валится в сторону, и я без сожаления дергаю его ладонь, вырывающую мне одинокие пряди. С ужасом смотрю на упавшего на паркет мужика, который начинает активно дышать, не имея возможности пошевелиться. Отползаю к спинке дивана, забиваюсь в самый угол, обратив испуганный взгляд на крупного мужчину в дверях. Одет он в темную рубашку, заправленную в черные брюки, волосы цвета угля, лаком покрыты и зачесаны к затылку. Его рука сжимает оружие, которое он медленно опускает, вынув изо рта сигарету.
