Текст книги "Считай звёзды (СИ)"

Автор книги: Paprika Fox

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 98 страниц)

Не может вынести всех этих ощущений внутри себя, от того кое-как присаживается, согнув ноги в коленях, и пальцами давит на сжатые веки, громко дыша. Его сейчас вырвет. Начинает одолевать кашель с рвотными позывами, к херам рвущий его глотку. Надавливает кулаком на губы. Еле соображает, ухватившись за тихий скрип.

Сквозь темноту. Дилан даже не предпринимает попыток взглянуть на того, кто тревожит его больное безумие. Девушка сама трясется. От срыва, от холода. Она стоит в теплом свитере и штанах, напрягая горячие глаза, чтобы обнаружить парня в темноте. И находит.

Он бы приказал ей уйти к черту, но сжимает рот, предотвратив попытку организма вытолкать из него рвоту, внезапно толкнувшуюся вверх по глотке.

Райли быстро подходит к его кровати, протянув тазик, и парень не отпирается, ухватившись за него руками. Его тошнит. Саму Янг на протяжении этого времени тревожат позывы. Ее пока не тошнило, но она чувствует, что всё к этому идет, поэтому держит тазик у себя. Но, расслышав, как давится О’Брайен предположила, что ему данная вещь нужнее.

Придерживает тазик, пока его тошнит. Дилан забирает его себе на колени, ладонью накрыв лоб опущенной головы, а девушка молча выходит, медленно передвигаясь по темным коридорам. Заходит в ванную, берет упаковку салфеток, возвращается в комнату парня, вручив ему необходимое. После вновь выходит, в этот раз направившись вниз, на кухню за стаканом воды и таблетками от тошноты и боли в голове.

Знаете, ее немного успокаивает деятельность – возможность отвлечься от себя и перестать накручивать свои мысли, променяв всё это на заботу о другом.

Именно так она выживала с отцом, который в свою очередь боролся с депрессией.

Пока Дилан принимает таблетки, Финчер молча выносит тазик, смыв рвоту в унитаз. У нее долгий опыт заботы об отце. Она и не подобное проделывает, глазом не моргнув. Возвращается с тазиком, поставив его у кровати, а сама встает напротив, с усталостью наблюдая за тем, как Дилан сидит и дышит, скрыв под ладонью глаза. Забирает его стакан, поставив на тумбу. Стоит. Ждет, когда вновь сможет понадобиться. Молчит. Чувствует давление в горле – выходит в ванную, где прочищает желудок, а когда возвращается – обнаруживает парня лежащим на кровати. Спиной к ней. Трясется.

Подходит ближе, не зная, куда себя деть. Ей необходимо что-то делать, иначе загнется.

Изучает парня взглядом, приседает коленом на край кровати, взяв одеяло и потянув на него, чтобы укрыть. Он остается неподвижен. Полностью садится, ладонь уложив на плечо Дилана, и осторожно поглаживает, не совсем зная, что именно ему сейчас требуется, поэтому действует интуитивно. Как в тот день. Летом. В подвале с бутылкой вина.

Со спокойным выражением лица поднимает руку выше, пальцами нащупав пульс под влажной кожей шеи. Его сердце колотится. Оно не удивительно. Хмурит брови, аккуратно двигаясь, чтобы сесть ближе, и начинает одной ладонью медленно водить по его волосам, пока второй продолжает следить за давлением. Приглаживает темные волосы, ровно дышит, отгоняя сонливость. Его сердцебиение не улучшается, что начинает волновать. Как долго ему приходится восстанавливаться?

Девушка подается вперед, коленями касаясь спины парня, и одну ладонь перекладывает ему на грудь, немного надавливая.

– Уйди, – хриплый шепот. Янг переводит взгляд на профиль О’Брайена, веки которого прикрыты. Не будет противиться. Его право прогнать ее отсюда.

Встает, накрывая парня по плечи, и быстрым шагом покидает комнату.

Правда, перед тем, как лечь в кровать, Райли еще раз спускается вниз, приняв пару капсул витаминов.

========== Глава 31 ==========

Обычно вся больница погружается в сон в определенно отведенные часы, и все до единого соблюдают предписанные правила, так что только в окнах дежурных врачей горит свет. Но если обойти больницу, то можно заприметить палату, в которой продолжает сверкать настольная лампа. Одна из комнат для родственников пациентов, которые хотят помогать медсестрам ухаживать за больными.

В помещении душно. Витает запах масляной краски. Женщина сидит на стуле напротив мольберта и холста, по которому водит кисточкой, напевая тихую мелодию под нос. Наверное, она услышала ее в такси, и теперь приставучий мотив не покидает ее голову, назойливо просясь быть воспроизведенным. Лиллиан выглядит спокойной. Ее грудная клетка ровно поднимается, затем опускается, следовательно, дыхательный процесс не нарушен. Руки, пальцы не дрожат после громкого скандала и всплеска эмоций, ведь она ничего морального не потеряла. Осознанно или нет – Лиллиан полностью выжала эмоции двух других людей, поэтому чувствует прилив энергии, особенно для творчества.

Правда внутри нее рождаются чувства, которые необходимо перенести на холст. И этим женщина занимается чуть меньше недели. Каждый день. Одна картина. Один портрет. И уже свыше пяти пар огромных глаз, с пугающим интересом смотрящие на своего творца.

***

Нет, с каждой пройденной секундной тишины груз на плечах тяжелеет.

Нет, каждая попытка окунуться в сон заканчивается провалом.

Нет, каждая новая мысль о решении проблемы только усугубляет мое положение.

И целая ночь проходит в метании по кровати. То на один бок, то на другой. То убираю подушку, то возвращаю. То откидываю одеяло, то закутываюсь в него с головой. Мне холодно и жарко. Мне больно дышать от количества холодного воздуха вокруг, но при этом дико душно. Бездействие убивает. Ближе к шести утра начинаю бродить по комнате: расставляю вещи, убираю одежду на полках шкафа, раскладывая майки с майками, джинсы с джинсами и так далее. Иду в ванную за влажной тряпкой и провожу уборку, смахивая со всех уголков комнаты пыль. Подметаю паркет. Застилаю кровать. Все делаю, чтобы не думать.

И в какой-то момент осознаю, что ничего не осталось. В комнате занять себя нечем, так что можно тихо перебраться на кухню. Проверяю время на экране телефона. Без десяти восемь. Прячу аппарат в карман кофты, которую застегиваю на молнию, готовясь выйти из помещения. Веки прикрываю. Дышу. Не двигаюсь.

Тяжело.

Открываю глаза, медленно переводя внимание на ноутбук, лежащий на поверхности стола, и не долго размышляю, неуверенно приблизившись к стулу, но не сажусь. Открываю крышку, ожидая, пока техника заработает, дав мне ввести пароль. Сразу перехожу на вкладку почты, чувствуя, как сердце с волнением ускоряет ритм, и тут же внутри организма наступает разочарованная тишина.

Нет новых сообщений.

Прикусываю губу, перечитывая то, что отправил О’Брайен моей матери. Может, она правда очень занятая личность и у нее нет времени на интернет. Нужно ждать, но…

Сажусь на стул, двигая ноут ближе к себе, и открываю окно нового сообщения, выбирая адресата. Пальцы напряженно замирают над клавиатурой. Смотрю на экран.

«Мам, мы можем поговорить?»

Стираю.

«Мам, нам нужно поговорить».

Стираю.

«Мам, мне нужна твоя помощь».

С комком в горле перечитываю. Стираю.

«Мам, мне нужен совет. У нас дома творится черт знает, что…»

Стираю.

«Мам, ты нужна мне».

С болью в красных глазах смотрю на яркий экран, морщась.

«Мам, в чем смысл?»

Опускаю руки, спиной врезавшись в спинку стула. С застывшими в глазах слезами уставилась на экран.

Сообщение отправлено в черновик.

Не хочу чай, но ставлю чайник греть воду. Наполняю стакан жидкостью из фильтра, высыпаю в ладонь две капсулы. Принимаю внутрь. Продолжаю стоять у кухонного стола, пялясь в его поверхность. Шум чайника усиливается, пока кипящая вода не вынуждает его прекратить работу. Не реагирую.

Дилан не выходил. Надеюсь, ему лучше. Они с Лиллиан ругались больше часа, такое чувство, что под конец он просто обессилил, оттого оставался молчаливым, выслушивая мать. А та, она словно… Нарочно это делала. Выжимала его, добиваясь покорности.

Бред.

Поднимаю глаза на окно, со стороны которого на кухню проникает серый свет. Небо угрюмое. Но не ветер, терзающий стекло, привлекает мое внимание. Я слышу шум мотора, и первым делом считаю, что Дилан куда-то уезжал на ночь, поэтому подхожу к подоконнику, отодвинув в сторону прозрачные занавески.

Машина парня покоится на месте.

А у калитки паркуется другой автомобиль.

Я медленно соображаю, все шире распахивая веки от негодования:

– Нет… – шепчу, видя побитого Остина, выбирающегося из салона дорогой иномарки. Пальцами накрываю губы, качнув головой.

Пожалуйста, нет. Только не снова. Пусть уйдет.

Звонок в дверь. Не настырный. Короткий.

Сжимаю веки, ладонями накрыв лицо.

Уходи.

Звонок повторяется. И только страх перед тем, что на шум может спуститься О’Брайен, приводит меня в действие. Не хочу, чтобы ему вновь пришлось испытать эмоциональную вспышку, так что, хромая, спешу к двери, совершенно не зная, чего ожидать. Мне страшно. Но я вынуждена потерпеть. Иначе всё может обернуться куда плачевнее, в случае, если сюда спустится Дилан.

Звонок. Сжимаю ручку двери, стою в поисках сил, но на просьбу о помощи ничего не откликается. Остаюсь с пустой головой. Звонок. Выдыхаю, спрятав желание умчаться в комнату, и открываю дверь, не сразу подняв глаза на парня, который делает шаг назад, от порога, будто сам сомневался, что открою ему. Молчание затягивается, взгляд направляю в грудь русого, нервно переступающего с ноги на ногу:

– Привет, – то, как звучит его голос, способствует поднятию моей головы. С хмуростью изучаю лицо Остина, покрытое синяками. Он дергает пальцы своих рук, с настороженностью смотрит в ответ, успевая еще и озираться по сторонам. Голос прозвучал с надрывом. Он буквально вытолкал приветствие из своей сжимающейся глотки. Но в ответ остаюсь замкнутой:

– Что тебе нужно? – шепчу, стиснув пальцами дверную ручку.

Остин не изменяет своей несобранности, отчего голос продолжает скакать из-за разных тональностей, будто что-то встревает в его горле:

– Я зашел извиниться.

Не меняюсь в лице. С недоверием смотрю на парня. Внутри меня никакой ответной реакции. Я ничего не чувствую. Русый начинает активно стрелять взглядом за мою спину, с волнением спрашивая:

– Я могу пройти?

Сглатываю, прекрасно видя, в каком состоянии находится Остин, но меня более не тянет идти ему на уступки. Есть человек, моральное состояние которого тревожит меня сильнее, тем более, мною двигает обида и недоверие, так что собираюсь открыть рот, чтобы отказать бывшему другу, но внимание того уже приковано к кому-то другому.

– Нет.

Прикрываю веки, куснув губу. Грубый охрипший голос за моей спиной не предвещает ничего хорошего. Тяжелые шаги, но медленные. Оглядываюсь, с беспокойством изучив состояние Дилана. И мне даже не нужно делать акцент на каждом из его проявлений ужасного расположения духа. Достаточно отметить то, с какой частотой трясется его ладонь, пока он стучит костяшками своему бедру.

Уверена, Остин во второй раз ощущает недоумение, застав О’Брайена у меня дома, но сдерживает неуместные вопросы, невольно шагнув еще назад, когда Дилан останавливается сбоку от меня.

– Я только поговорить, – русый объясняет причину визита, настороженно следя за безразличным, но при этом полным негатива взглядом О’Брайена, который рычит:

– Проваливай.

– Всё в порядке, – в первую очередь хочу заставить Дилана верить, что дела обстоят нормально и ему не нужно присутствовать здесь, но получаю грубое:

– Ни хера, – не смотрит на меня. Режет взглядом лицо Остина. Так, надо скорее распрощаться с русым, чтобы избежать очередной драки. Довольно.

Сегодня мне не хватает напора для возможности перебивать людей, ведь Остин идет против своего страха, обратив напряженный взгляд на меня, и выдавливает:

– Я не хотел бить тебя. Извини, – тараторит, но у меня нет желания слушать:

– Остин, – поднимаю ладонь.

– Мне очень стыдно, – парень поглядывает на Дилана, боясь, что тот сейчас рванет к нему, пихнув с крыльца. Я сама слежу за тем, чтобы тихий, но пугающий молчанием парень не попытался проявить агрессию.

– Мне очень, – русый повторяет с давлением. – Очень стыдно.

Сдаюсь, опустив руку, и решаю сменить тактику: с отвержения на установление контакта:

– Я не должна была заикаться о твоем отце, – принимаю свою ошибку и хочу начать закрывать дверь.

– Он просит меня подать заявление, – останавливаюсь, в упор смотря на Остина, который мельком поглядывает на О’Брайена. – Я не стану этого делать.

Стою. Смотрю на него. Русый потирает вспотевшие ладони, моргая:

– Я знаю, это уже неуместно, но я хотел бы объясниться. Когда творю что-то ужасное, потом мне надо оправдаться…

– Я знаю, но не хочу слушать, – мы с ним давно знакомы, я знаю обо всех его заскоках, но не время для понимания этого типа. Предпринимаю попытку закрыть дверь, но Остин резким движением, по неаккуратности, сжимает ручку с той стороны, пихнув обратно на меня, из-за чего меня немного толкает назад, но парень делает это случайно, поэтому тут же тянет ко мне руку, дабы извиниться. А Дилан реагирует на подобное агрессивно, сделав шаг вперед, и толкнув моего бывшего друга в грудную клетку, заставив того тут же отступить. Понимаю, что О’Брайен продолжит наступление, так что кладу одну ладонь ему на плечо, желая в последний раз обратиться к Остину с просьбой об его уходе.

Но опять перебивают.

– В этом месяце отец принял решение об отключении матери от аппарата, – Остин – такой человек. Если он чувствует себя виноватым, он сделает всё, чтобы оправдаться.

– Я просто немного не в себе. Поэтому прости меня, я не хотел вымещать злость на тебе, – теперь ясно, чего он был сам не свой последнее время, но личные проблемы не дают ему разрешение на порчу жизни другим.

– Мне очень жаль, – признаюсь. Честно, жаль его мать. Ей не повезло связать свою жизнь с отцом Остина и родить ему сына, после чего долгое время сражаться с болезнью в полном одиночестве, без поддержки мужа. И вот теперь ее отключают. Мерзко пропускать подобные мысли, но, возможно, оно к лучшему. Ей больше не предстоит терпеть чертову жизнь под гнетом тирана.

Не хочу, но внутри меня происходит реакция. Реакция на глаза Остина, покрытые пеленой соленой жидкости.

– Я могу… – я знаю, что он спросит, поэтому сжимаю губы. – Обнять тебя? – да, верно. Он совсем не меняется. Если мы ссорились, если говорили о чем-то, что вызывало у нас грусть, мы обнимали друг друга. Дружеский жест, который необходим для успокоения Остина. Меня начинает ломать. С одной стороны, я полна злости на этого человека, с другой – тянет понять его. Мама говорила, чувство сострадания – одно из самых человечных качеств, и его надо хранить внутри себя, но именно по его вине происходят мои проблемы.

Я жалею Остина. Я прощаю Остина. Но больше не хочу видеть.

– Уходи, – Дилан подает голос. Отчетливо разбираю в тоне раздражение, поэтому качаю головой, начав закрывать дверь:

– Тебе пора идти.

– Извини меня, – Остин моргает, с частым глотанием отступает назад.

– И ты, – выдавливаю со вздохом. – Прости меня.

Парень стучит кулаком об кулак, явно не желает вот так уходить, но наличие Дилана толкает к отступлению, и Остин отворачивается, бросая через плечо:

– Пока, Райли.

Пока, Остин. Про себя. Тяну дверь, но притормаживаю, оставив щелочку, чтобы проводить русого парня хмурым взглядом. Он идет, скользнув ладонью по лицу.

Я не могу злиться, основываясь на тех же словах Агнесс. Кто знает, что творится в жизни каждого, кого я считаю ублюдком?

Закрываю дверь до щелчка и осознаю. Жирная точка поставлена. Нашей с Остином дружбе приходит конец. Бесповоротный. Пути расходятся. Больше меня не интересует этот человек.

Оборачиваюсь. Не думаю, что имею права заговаривать с Диланом, да и тот уже поднимается по лестнице, чтобы вернуться в свою комнату. Молча следую за ним, перебирая холодными пальцами ткань свитера. Может, ему что-то нужно, но он не способен бродить по дому, зная, что велика вероятность наткнуться на меня?

Сдерживаю слова за сжатыми губами. Устало опускаю руки, не ощущая никаких гребаных сил. Парень скрывается за стеной.

Остаюсь одна…

…Не понимаю. Совершенно не понимаю.

Каждый раз во время принятия витамин, я чувствовала чертов скачок энергии. Конечно, меня это беспокоило, но за счет непонятных внутренних сил мне удавалось настроить себя на позитивный лад. Что происходит сейчас?

Сейчас мои мысли тяжелее. Головная боль оправдана эмоциональным днем, но состояние в целом не улучшается. Надо спросить у отца. Может, врач принял решение изменить мой препарат? Соглашусь, мнение о действии витаминов неоднозначное: вчера я была апатичной и совершенно не реагировала на внешние раздражители, пока не произошел основной бум. Сегодня меня тянет рухнуть в кровать, но на этот раз мысли чисты, не затуманены, я имею возможность мыслить здраво, а не упиваться вопросом о смысле жизни.

Всё равно. Напрягает. Если без принятия витаминов, мое настроение колеблется от хорошего к плохому, да, со странной частотой, но всё же. То, принимая капсулы, я чувствую себя однообразно. То есть, мне либо плохо, либо совсем плохо. Нет и надежды на то, что настроение поднимется, а на моем лице заиграет улыбка.

Я – просто я.

Я – просто грустная.

Надеюсь, с каждым днем моральный груз не будет становиться тяжелее, иначе я лично поеду к этому врачу и спрошу, что за хрень он мне подсунул. Понимаю, он – специалист и занимался лечением моей мамы. Думаю, благодаря ему она нашла силы уехать и встать на ноги. Теперь, прокручивая события прошлого, мне почему-то начинает казаться, что маму тоже одолевала депрессия. А после ее отъезда, врач занимался отцом. Впоследствии, мной. Что ж, этому человеку я всегда доверяла, потому что знаю его столько, сколько помню саму себя.

Больше трех часов нахожусь в комнате. Хочу, чтобы Дилан выходил из своей, но со стороны его двери никаких звуков. Брожу по помещению с телефоном в руке, мой голос звучит плавно, без надрыва во время объяснения произошедшего нашей заместительнице по воспитательной работе. Женщина она, вроде, адекватная, так что слушает, не перебивая.

– Мне сказали, – я закончила, поэтому женщина вступила. – Что в драке участвовали еще двое.

– Вы про О’Брайена и Престона? – начинаю накручивать из-за нервов локоны на пальцы.

– Верно. Они участвовали в двух драках. И всё в один день. Это какой-то флешмоб? – странная она, но ее легкое отношение к произошедшему меня расслабляет.

– Там не было их вины. Конечно, никто не будет оправдывать упырей, – догадываюсь. – Но не они начали две драки.

Женщина вздыхает в трубку:

– Мне пришли жалобы учителей. Все устали от упырей, – она произносит их «кличку» с иным акцентом – Уже конец года. Требуют, чтобы я подписала бумаги об исключении…

– Нет, – хотела сесть на кровать, но тут же вскочила хмуро озирая комнату. – Они не виноваты.

– Ты не глупая. Ты знаешь, как это работает, – поясняет. – Если людям кто-то не нравится, они схватятся за любую возможность избавиться от нарушителей порядка.

Поднимаю свободную ладонь ко лбу. Разум не готов к мыслительной активности, но шестеренки начинают двигаться под давлением ситуации.

– Тем более, по школе ходят слухи о сексуальном домогательстве. Про О’Брайена, – эти слова женщины звучат тихо, будто в кабинете с ней присутствует кто-то посторонний, и ей не хочется выступать в роли распространителя слухов.

– Но это не правда, – мой голос почти срывается во время возмущенного восклицания. Даже дергаю кулаком у своего лица, от негодования прикусив язык. Бред. Как вообще можно подумать, что парень, который остается тихим, о котором никто не вспомнит, если он сам мне подаст голос, можно подумать, что он способен на…

А, точно. О’Брайен – один из упырей, а те грешат приставанием. Как оказывается просто создать о себе ложное впечатление.

– Откуда тебе знать? – чувство такое, будто женщина жаждет вытянуть из меня оправдание парня, но мое «я просто знаю» не подкреплено никакими фактами, поэтому остается кусать ногти, чем и занимаюсь, продолжив бродить из угла в угол.

– Ты тоже числишься, как «жертва приставаний», – она добавляет, отчего мои глаза прикрываются. Полное дерьмо.

– Почему я не должна этому верить, Райли? – добивается. Голова начинает кипеть от активных раздумий. До крови прикусываю губу, которую дергаю пальцами, хмуро изучив оставшуюся на них алую жидкость.

И выдыхаю. Опять ложь.

– Вы… – боюсь, женщине покажется странным мое долгое молчание, так что вытягиваю из себя слова. – Вы заметили, что в последнее время Дилан хорошо продвинулся по учебе? – посасываю нижнюю губу, морщась от привкуса металла во рту.

– Да, и как человек, занимающийся им, я очень даже горда, – она бодро отвечает, ожидая продолжения, поэтому выдавать необдуманное приходится быстро, следя за присутствием уверенности в тоне:

– Так вот… Я занималась с ним какое-то время, – она слушает, будто сейчас я должна сказать нечто, что разрушит в прах все слухи, и… Простите меня за мою ложь.

– Дилан ни к кому не пристает, потому что, – простите, – я его девушка, – женщина молчит, а из-за волнения начинаю тараторить. – Так что он не домогается меня. Подобные «приставания» между встречающимися – нормальны, верно? – выражаюсь немного нелепо. Что мною движет? Здесь два варианта развития событий. Заместитель доверяет мне. Мы в хороших отношениях. Если я скажу, что Дилан – мой молодой человек, она, исходя из наших взаимоотношений, начнет пересматривать свое мнение об О’Брайене, ведь не станет же практически лучшая ученица из выпускников связывать себя с каким-то придурком? Тут же улучшенные оценки парня играют ему на руку.

Но есть и второй вариант, но меньше в него верю: женщина усомнится во мне, решив, что я бросаюсь в омут с головой. И доверие ко мне снизится.

– Верно, – не сразу дает ответ, видимо обрабатывая информацию.

– Вот, – дергаю прядь своих волос. – И все время поездки мы провели вместе. Так что я могу утверждать – он не проявлял ни к кому интереса, – потею от волнения. Но ожидать голоса женщины не приходится, она заговаривает тут же после меня:

– Сейчас он у тебя?

– Д-да, мы… Он у меня, – запинаюсь, невольно уставившись в поверхность своей двери. – Мы думали сегодня позаниматься, ведь пропускаем уроки и…

– Так вот я понимаю, – перебивает, – что вам пока не охота, но вы должны завтра же вернуться в школу. И вести себя тихо. Если еще раз произойдет подобное, меня уже в принудительном порядке заставят подписать. Я ручаюсь, но и мое терпение не без границ. Я доверяю тебе, Янг. Не разочаруй меня, – судя по голосу, она торопится окончить разговор, так что сбивчиво отвечаю:

– Спасибо, я поняла.

– Поправляйтесь, – гудки. Моргаю, медленно опуская телефон, и изучаю экран, после чего со вздохом бросаю его на кровать, ладонями скользнув по вискам, запуская пальцы в волосы и отбрасывая пряди с лица. Дилан определенно не будет в восторге от моего вранья, поэтому передам ему только информацию насчет школы. Он проделал большую работу, вылез из списка на отчисление. Будет жалко, если свинтит с пути, когда конец учебы совсем скоро.

Топчусь на месте, разминая влажные пальцы, и беру себя в руки, направившись к двери. Открываю, прислушиваясь: в коридоре тихо. Он так и не выходил? Чем он там занимается?

Оборванная веревка.

Опрокинутый стул.

Отметины вокруг шеи.

С напряжением сглатываю, ступая к двери комнаты парня. Знаю, она заперта, да и не хочу вламываться к нему. Мнусь, без остановки поправляя волосы, чтобы чем-то занять дрожащие руки. Приоткрываю рот – голос застревает. Закрываю. Молчу какое-то время и решаю сначала постучать – как-то обозначить свое присутствие.

Подношу костяшки к поверхности дерева и пару раз ударяю, отдернув руку. Стою. Жду ответа. Его не следует. Он спит? Или игнорирует? Оба варианта в полной мере возможны. Но всё равно заговариваю:

– Звонила заместительница, – делаю паузу, и не только потому, что жду какой-то реакции. Туго соображаю, долго обдумывая предложения:

– Она просит с завтрашнего дня появляться в школе, – слушаю тишину. – Вот.

До неприятного давления в висках знакомая ситуация. Будто мне снова десять. А у отца депрессия. И постоянные времяпрепровождения под его дверью.

Мне больно пропускать через себя молчание.

***

В итоге так и проносится день. Пустой. Бессмысленный. Проводимый мною в скитаниях по дому. Серьезно, я просто хожу. По комнатам. По коридорам. Мне нечем себя занять, а двигаться необходимо, чтобы не думать. Так что я выбираю подобное решение. Брожу без толку. Хотела что-нибудь приготовить, потом оставить это в холодильнике, зная, что ни у меня, ни у Дилана аппетита всё равно нет. Оказывается, как и еды. Остались только хлопья и старый сыр, немного картошки.

Блеск.

К шести часам мне становится невмоготу. Хочется засесть за крепким чаем в своей комнате, закрыться от мира и, желательно, более не выходить, но прекрасно знаю, что подобный вариант – обыкновенный побег от проблем, которые в конце настигнут меня и ударят с большей силой. Конечно, человек всегда стремится выбрать легкий путь, не предусматривающий препятствия. Но я стараюсь работать над собой, поэтому хожу. Занимаю себя тем, что продумываю, как можно вернуть дому приятный вид. Мысли об устройстве его, как обустраивала мама, рождают внутри тепло, а оно мне необходимо, так что продолжаю направлять мысли в одно русло, пользуясь магией воображения.

Но есть одна проблема. Лиллиан и отец собираются сделать ремонт. Думаю, имеет смысл заняться только своей комнатой. Но можно и помечтать о том, как во всем доме будет пахнуть цветами. Множество растений, много-много зеленых оттенков. И яркие фонарики-звёзды…

Звонок в дверь прерывает поток идей. Нахожусь в гостиной, с настороженностью подскочив на больных ногах к подоконнику, боясь, что Остин опять вернулся, но не вижу его машины. А вижу кое-что получше.

Не скажу, что настроена на принятие гостей, но поддерживаю разумную мысль, заключающуюся в смене обстановки. Чтобы отвлечься от уныния, надо насильно бросить себя в череду иных эмоциональных состояний.

На лице, покрытом заметными синяками, появляется легкая улыбка, с которой отхожу от окна, поспешив в прихожую. Начинаю открывать замок. Надеюсь, никто не обратит внимания на мои красные щеки. От ударов кожа до сих пор горит, сколько холодной водой ни умывайся.

Распахиваю дверь, улыбкой встречая ребят по ту сторону.

– Привет, – Агнесс в легком пальто широко растягивает губы, подняв два бумажных пакетика. – А мы с вкусняшкой, – сообщает причину визита, будто боится, что их приход покажется мне неуместным. Мол, мы просто вместе покушать решили.

– Привет, – не могу скрыть облегчения. Рада, что мне больше не придется бродить по дому, как ненормальной. Тишина сведет с ума. Нейтан поднимает ладонь в качестве приветствия. Отхожу в сторону, дав им пройти внутрь, и Престон озирается, с забавным удивлением интересуясь:

– А где моя ненаглядная?

– Она… – осекаюсь под смех подруги, снимающей пальто. – Он не открывает.

Мои слова пролетают мимо ушей парня, спокойно двинувшегося к лестнице. Что ж, похоже, он чувствует себя свободнее в моем доме.

– Мы принесли китайской лапши, – Агнесс чешет красный нос, и меня тянет скорее напоить ее горячим чаем.

– Как в школе? – идем на кухню. Помогаю ей, взяв один пакет.

– Ну… – она ставит пакет на стол, как и я. – Тихо. Сегодня было собрание для учеников. Аля-семинар на тему насилия, – закатывает глаза.

– Видимо, было скучно, – догадываюсь по тону Агнесс, набираю воды в чайник, занимаясь приготовлением горячих напитков.

– А ты вообще как? – рыжая подходит ближе, встав сбоку от меня, поэтому мне приходится вытащить улыбку:

– Нормально, – ставлю перед шумным чайником кружки и выбираю чай в пакетиках.

– Знаешь, давай больше не станем думать об Остине, – подруга заметно нервничает, пальцами мягко стуча мне по плечу. – Его больше не существует для нас. Плевать, что он скажет или…

– Не думаю, что Остин еще раз пристанет к нам, – уверяю, хмуря брови, чем ставлю Агнесс в тупик, но она не успевает спросить, с чего вдруг я так считаю, поскольку мы обе слышим голос Нейтана.

Не ожидаю, что вместе с ним на кухню войдет Дилан, который выглядит так же плохо, как и утром, кажется, он даже не пытался уснуть. Отворачиваюсь, считая, что не могу позволить себе открыто смотреть на парня.

Мы ведь… Мы в ссоре, так?

Неловко.

Всё равно рада. Престону удается вытащить О’Брайена из заперти, и меня интересует, как он это делает, но остаюсь молчаливой, скромно поддерживая беседу за столом, в то время как Дилан вообще не разговаривает. Сомневаюсь, что он притронется к лапше, которую крутит на вилку, подперев кулаком щеку. Смотрит либо в стол, либо на Нейтана, обращающегося к нему. Или на Агнесс, звонко смеющуюся. Но не на меня. И я не смотрю на него.

Ладно, опустим. Главное, я вижу, что он в порядке. Относительном.

– Эй, – Агнесс открывает свою упаковку с лапшой, с видом озадаченного зверька осматривая содержимое:

– Тут с курицей, – переводит внимание на меня, но я отрицательно качаю головой:

– У меня тоже, – палочками зажимаю кусочек курятины, подняв к губам, тогда подруга забирается коленками на стул, заглянув в упаковки парней:

– Я же просила взять без мяса, – обиженно уставилась на Престона, а тот пожимает плечами:

– Знаю, – и начинает перекладывать ее курицу к себе, отчего улыбаюсь, пальцами прикрыв губы, пока пережевываю еду. Выражение лица Агнесс – бесценно. Она с открытым ртом наблюдает, как парень забирает мясо, сев на место, и без задней мысли указывая палочками на упаковку:

– Вот, как ты и заказывала, – и улыбается. Знаете, это просто надо видеть.

Рыжая дергает головой, раздраженно процедив:

– Райли, а где у тебя дуршлаг? – и улыбается мне. Натянуто, заставляя меня смеяться.

– Там, в ящике, – указываю на нужную тумбу.

– Ты серьезно? – Нейтан следит за передвижением Агнесс, мешая свою лапшу. – Ты прополоснешь лапшу? – щурит веки, уставившись в спину рыжей, которая с гордым видом встает у раковины, начав выполнять задуманное.

– Там подливка от курицы, – объясняю, на что Престон пускает смешок:

– Я сомневаюсь, что это курица, – поднимает палочками кусочек острого мяса, задумчиво разглядывая. – Скорее всего, это кошечка, которая ещё вчера рылась в помойке.

– Приятного аппетита, – рыжая вздыхает, не оглядываясь, а я улыбаюсь, стрельнув взглядом на Дилана, сидящего напротив. Никакой. Даже не усмехается. Ковыряет лапшу с безразличием, но, возможно, так лучше. Пускай будет испытывать холодность к происходящему, нежели негатив. Может, таким образом, его организм отдыхает после «взрыва»?

Опускаю глаза, теряя ниточку общения между Престоном и Агнесс, но делаю вид, что слушаю, и мне удается сказать пару слов впопад, так что вечер проходит куда лучше, чем мне казалось.

Поскольку ребята добираются своим ходом, они пораньше собираются, ведь Нейтану нужно проводить Агнесс, а сам он живет в другом конце города, поэтому его дорога занимает долгое время. Ближе к восьми Престон уже не намекает девушке о необходимости выдвигаться, он просто тянет её, чем заставляет рыжую звонко смеяться, старательно удерживаясь за столом.