Текст книги "Считай звёзды (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 98 страниц)
Я просто хочу избить его. Я хочу этого.
Быстро дышу, начав бить парня ногой, при этом никто даже не обращает на нас внимания, словно это нормально.
– Сдохни! – кричу уже на скорчившегося, свернувшегося парня, который старается лишь прикрыть руками лицо. И мне страшно представить, чтобы я сделала, если бы меня не остановили.
– Райли! Тише! – он кричит на меня, хватая за плечи, чтобы оттащить назад. Но я вижу только того корчащегося типа. И внутри одно желание – убить. К черту разрушить. Трясусь, пытаясь вырваться из хватки холодных рук.
– Райли! – перед глазами всё расплывается. От давления пульсирует под кожей.
– Успокойся, блять!
Какого черта он кричит на меня?! Как он смеет кричать на меня?!
Разворачиваюсь, толкая Дилана от себя. И ещё раз. Он делает шаг назад. Громко вдыхаю пропитанный вонью воздух. И опять толкаю. Опять. Сильнее. И ещё сильнее. О’Брайен не успевает ничего сказать, как задевает кого-то позади, и тот пихает его в другую сторону. Хватаю парня за ткань футболки, пнув по ногам. Он терпит, но спотыкается о ступеньку лестницы, отчего падает, присев и успев ухватиться за перила. А я не прекращаю нападение. Теперь его черед. Я уничтожу его.
Ему будет больно. Я хочу, чтобы ему было больно.
– Райли, тише, – не слышу, слишком громкая музыка. Дилан садится, перехватывая мою ногу, и вскакивает, крепко взяв меня за плечи. Чувствую сильный удар по коленам. Парень разворачивает меня, чтобы дать стопой по задней стороне колен, и они сгибаются от резко напавшей вялой боли. Мычу, чуть не рухнув. О’Брайен придерживает, специально прижав меня спиной к своей груди, а руки заставив согнуть в локтях. Крепко держит их, не давая мне дергаться, но продолжаю борьбу. Пихаюсь ногами. Мычу, упуская матерные ругательства в его адрес. Перед глазами полнейшая пелена. Я могу лишь чувствовать. И стремиться к тому, что так яро желаю.
А желаю разрушений.
– Успокойся, – он начинает странно дергать меня из стороны в сторону, но не работает. Продолжаю проявлять агрессию, ударив ногой проходящего мимо мужчину, которому явно не приходится это по душе.
– Какого хера?! – он тут же делает шаг к нам. Слышу, как Дилан предпринимает попытку остановить его, но крупный мужчина с легкостью выдергивает меня из хватки парня, которого так же толкает в сторону, а меня без затруднения немного отрывает от пола, со всей силы уложив спиной на паркет.
От потери контроля над телом, не успеваю сосредоточиться. Удар головой приходится самым болезненным. Морщусь, приоткрыв рот, ведь на мгновение теряю способность дышать. В глазах темно. Слышу, как начинается перепалка. Люди вокруг начинают суетиться. Голоса растут. Кто-то кричит. Получаю ногой по плечу. Наступают на ладонь, поэтому съеживаюсь, сильно сжав и разжав веки. Начинаю различать предметы. Еле двигаюсь, переворачиваясь на живот. Меня задевают ногой. Кричу от боли, и какой-то человек, проносящийся мимо, сквозь толпу, дает мне ногой по щеке. Прижимаю к лицу потную ладонь. Еле приседаю на колени, борясь с толчками. Меня не замечают, пока двигаются. Еле нащупываю перила. Опора помогает привстать. Смутно разбираю дорогу, поэтому спотыкаюсь на первой ступеньке, вновь упав на больные колени, и испускаю тихий стон. Шмыгаю носом. Силы медленно уходят. Злость растворяется, открывая для меня все болезненные ощущения, которыми на самом деле окутано мое тело. Грубым движением ладони вытираю слезы, предприняв вторую попытку подняться.
Хватка. Резкий рывок наверх. Нет сил, чтобы обернуться и понять, кто это, но пытаюсь вырваться. Не прикасайтесь ко мне, черт возьми.
Еле добираюсь до второго этажа, как следует ударив парня локтем, и разворачиваюсь, тяжело дыша и с болью в груди. Смотрю на Дилана, утирающего кровь под носом. Так же активно и сбивчиво глотает кислород, смотрит в ответ. Меня начинает трясти. Сильнее. Желание разорвать его на части возвращается, но быстро затихает, когда слышу голоса позади. Оборачиваюсь. И душа падает в пятки. Вижу. Как из комнаты. Моей комнаты. Выходят два парня, громко смеющихся и бросающихся друг в друга мелкими петардами.
Из моей. Комнаты.
Моей. Комнаты.
«Эй! Иди сюда, кусок…» – кто-то кричит Дилану снизу, и тот отвечает не менее ласковым обращением. А я смотрю только в сторону своей комнаты. Ладонью опираюсь на стену, зашагав вперед. Ни на что не отвлекаюсь. В голове только одно желание. Ничего. Там ничего. Там всё в порядке, это же…
Встаю на пороге. Опускаю руки висеть вдоль тела. Никакой реакции на О’Брайена вставшего рядом. Молчит. Молчу. Смотрю в темноту. И вижу всё. Всё, чего теперь нет.
Порванные шторы. Разбитая мамина ваза. Вдребезги. Фотографии с мамой на полу. Сломанные растения, ногами побитые горшки. Разбросанные постельные вещи. Оторванные от стен гирлянды в виде звёзд. Потоптанный подарок Агнесс – картина маслом. Перевернутая тумба. Рядом моя расколотая кружка с кроликом. Пианино стоит неровно. Некоторые его клавиши будто поддирали ножиком, чтобы нарушить функциональность. Мамины тетради разбросаны по комнате. Испачканы, порваны, края подожженные. Зеркало разбито.
Опускаю взгляд.
Кролик. Мама его связала для меня. Его глазик оторван. Лапки наполовину отходят. Валяется в какой-то луже рядом с презервативом и окурком от сигареты. Запах мочи и алкоголя.
Мой мир. Испорчен. Испоганен.
Моргаю. В глазах стоят горячие слезы. Делаю шаг от порога. Задыхаюсь. Дрожь охватывает всё тело. Новый вид паники сдавливает легкие.
Морщусь, хмуря брови, и сжимаю губы.
Это же. Ну. Это. Как это вообще возможно?
Хнычу, ладонью скользнув по мокрым губам.
– Я не хотел этого.
Грудная клетка быстро двигается.
– Я не добивался этого.
Начинаю хрипеть, смотря перед собой.
– Я могу тебе чем-то…
Резко поворачиваю голову. Взглядом врезаюсь в бледное лицо парня, который от нервов дергает край своей кофты, уверяя с безразличием:
– Я не…
Толкаю его от себя. Громко дышу. Урод. Поворачиваю голову, уставившись на дверь его комнаты. И вновь всё закипает.
Урод. Урод. Урод!
Бросаюсь большими шагами к его двери, но та заперта. Конечно, блять! Конечно! О себе он позаботился! Ублюдок!
– Ра… – Дилан замолкает, отступив назад, когда рвусь к нему, хватая за кофту. Начинаю дергать карманы, ищу ключи. Сознание вот-вот отключится, но борюсь за пребывание во здравии.
О’Брайен поднимает ладони, не сопротивляясь:
– Я понимаю, ты злишься, – не слушаю, бубня под нос о своей ненависти к нему. Нахожу ключи, выбирая тот, что от этого херова помещения, и вставляю в замочную скважину, открыв. Влетаю в комнату, начав с рыком сносить всё, что попадается на глаза: со стола слетают учебники, опрокидываю стул с его вещами, которые топчу. Сдираю шторы. Бросаю с тумбы лампу в стену.
Дилан стоит на пороге, молча следя за мной.
Вытираю слезы. Крупные капли вырываются наружу, заставляя меня отвратительно хныкать, прерываясь на вздохи. Я всё разрушу. Всё. Но здесь ничего не принадлежит ему. Моя задача сделать ему так же больно. Откидываю подушку, схватив черную тетрадь, и парень подает признаки жизни, дернув в мою сторону руку, но останавливается. Мне не удается порвать её полностью. Бросаю то, что от неё осталось на пол, и замираю у кровати, замечая край гитары, выглядывающей из-под неё.
– Райли…
Хватаю инструмент, подняв его над полом, чтобы как следует разнести на куски несколькими ударами, но в последнюю секунду смотрю на Дилана, который с широко распахнутыми глазами уставился на меня, сделав осторожный шаг и приоткрыв губы.
Застываю. Руки трясутся, сжимая гитару. Парень перескакивает испуганным взглядом с меня на инструмент, оставив руку слегка протянутой в мою сторону. И мое сердце начинает ныть сильнее. Я, черт, не такая. Не такая, как он, я не могу разрушать то, что любят другие! Я…
Плачу, опуская руку. Гитарой касаюсь пола, свободной ладонью скрывая глаза. Громко рыдаю от разрушения, что теперь царит во мне. Творческие люди создают свои миры. И мой мир был жестко избит.
Убираю ладонь, со слезами взглянув на Дилана. Тот встает прямо, явно глотая воду во рту. У меня внутри столько дерьма. Оно давит на глотку. Кажется, меня сейчас вырвет, но держу в себе. Только слёзы теряют контроль. Мычу, громко всхлипнув, и говорю прежде, чем это успевает сделать О’Брайен:
– Я тебя прошу, – отпускаю гитару, сгибая дрожащие руки в локтях, как и сама сильно сутулю плечи. – Ну, пожалуйста, уходи, – плачу, еле разбирая силуэт парня в дверях. – Пожалуйста, уходи, я умоляю, просто уходи, – обнимаю себя рукой, покачавшись с ногу на ногу.
Дилан мнется, не находя себе места, а я уже подхожу ближе, не понимая:
– Хочешь, я встану на колени? Я могу это сделать, мне уже плевать, но пожалуйста, – колени ноют, но из-за помутневшего рассудка не соображаю, что делаю, поэтому начинаю пытаться опуститься на пол. Парень что-то рвано произносит, схватив меня за плечи, и заставляет встать. Тут же толкаю его от себя за порог комнаты. Дилан пристально смотрит на меня, но не вижу в его глазах злости. Он даже растерян. Плевать. Качаю головой, грубее фыркая:
– Ты здесь закончил? Всё разрушил? Теперь иди прочь! – в последний раз повышаю голос, срывающий мои связки. Хлопаю дверью, дрожащими руками справляясь с замком, чтобы закрыться изнутри. И прижимаюсь горячим лбом к деревянной поверхности. Смотрю вниз. В пол. Музыка бьет по мозгам. У меня больше нет желания пытаться оценивать происходящее. Я настолько выжата, что… Просто бросаю связку ключей, еле перебираю ногами, пока иду к кровати. Сажусь на её край. Сгибаюсь. Локтями опираюсь на колени, ладонями подпираю лоб. Всё так же пялюсь в пустоту, вниз. Отключаюсь.
Никаких сил. Ничего.
Но слезы продолжают выжимать из глаз силы. Горло до сих пор жжется от комка, мешающего дышать. Чувствую привкус крови во рту.
Плевать. Я не хочу более думать.
Пусть всё исчезнет.
========== Глава 21 ==========
Это был первый раз, когда его встретила тишина. Дверь квартиры оказалась открытой, в коридоре горел свет, а с кухни тянулся аромат цветов, подаренных его матери многочисленными поклонниками. Лиллиан всегда пользовалась успехом у мужчин. Никогда не была обделена вниманием, сохраняя вид невинной дамы, брошенной на избиение судьбы. Конечно, она пользовалась своими способностями моментально охмурять. Для выгоды. Так женщина раздобыла квартиру, за которую арендодатель брал гроши или вовсе не просил денег. Это простой пример, но на его подобии строилось существование представителей семьи О’Брайен. Дилан каждый раз, приходя домой, видел новые лица, слышал новые имена, голоса, изучал поведение, пока все физиономии, все мелькающие, «важные» в жизни Лиллиан люди не смешались. Будучи подростком, он более не был способен различать личностей, переступающих порог их дома. Все на одно лицо. Именно это объясняет его отношение к Митчеллу. Парень не ненавидит его, он просто не воспринимает мужчину. Обычный очередной. Один из списка. Подобные в жизни Лиллиан уже мелькали. Ничего нового.
И в тот день мальчишка обнаружил записку. Мать бросилась во все тяжкие с очередным «единственным и неповторимым». Пф, смешно.
И подобная ситуация не вызвала бы никакого эмоционального отрицания внутри ребенка, если бы не одно «но». Большое.
***
Всего каких-то жалких полчаса хватило, чтобы вызванная мною полиция разогнала толпу. Пришлось выплатить штраф за шум в позднее время, но это не то, что вывело меня из, назовем, равновесия. Не рассчитывал на такую разруху, точнее, я ни на что не надеялся. Думал, всё пройдет, как обычно: пошумим, побуяним, устроим драку, разойдемся. Теперь, когда дом опустел, могу оценить убытки. Если прикинуть здраво, то потратить придется несколько тысяч для полного восстановления. Но, не вдаваясь в детали, можно добиться божеского вида. Хотя бы внешне скрыть разруху. В иной другой ситуации я бы сказал, что финансов нет, но… Всё это – моих рук дело, в связи с чем… Придется воспользоваться теми деньгами, что оставил мне отец. Знаю, эгоистично скрывать их от матери, учитывая, в каком дерьме нам приходилось жить, но я уверен. Всё было бы истрачено в первый год. К сожалению, да, не доверяю своей матери такую сумму. Тем более, так или иначе, я своим отравленным сознанием надеялся на колледж… Смешно, что подобные надежды находят отклик в моем разуме, но каждому хочется лучшей жизни в будущем. На неё и рассчитывал.
Вкручиваю лампочку в люстру на кухне. Нейтан ставит стулья к столу, поглядывая на часы:
– Ты в заднице, ты знаешь? – он подходит к выключателю, дожидаясь, пока спрыгну со стола на пол, и щелкает. Загорается неприятно теплый свет, заставляющий нас поморщится. Тру ладонью холодный лоб и выдыхаю, поставив руки на талию:
– Ничего сверхнового, – оборачиваюсь к ящикам кухонной тумбы, выдвигаю верхний, чтобы взять черные мусорные пакеты, свернутые в подобие рулона.
– Как поступишь? – парень не отстает, продолжая давить мне на мозги, поэтому закатываю глаза, устало опираюсь поясницей на тумбу, начав разворачивать пакеты:
– Для начала приведу это и без того убогое место в подобие порядка, – отрываю один. – Потом посмотрим.
– Уйдешь? – игнорирую вопрос не потому, что довольно сильно вымотан. Нейтан грешит обилием болтовни, наверное, поэтому мне легче находиться в его компании. Сам не выделяюсь любовью к трепанию языком. И сейчас мне не охота заставлять себя говорить. Не скрываю дискомфорта, начав с хмурым видом исследовать разбитую посуду на полу:
– Помоги мне, – ровно произношу, на что русый парень пускает смешок:
– Мы не настолько хорошие друзья.
Перевожу свое внимание на него. Усмехаюсь. И бросаю рулон пакетов, которые Нейтан ловит одной рукой, так же неизменно улыбаясь краем губ.
Удается кое-как привести помещение кухни в порядок. Скорее всего, разумный человек счел бы результат отвратным, но мой мозг воспринимает проделанную работу, да и Нейтан выглядит уставшим, поэтому тороплюсь перейти в гостиную, дабы дольше иметь возможность пользоваться помощью Престона.
Комнате для гостей не повезло больше всего. Радует отсутствие разбитых окон и стекла, но шторы порваны, ковер пахнет алкоголем, журнальный столик треснул, но не страшно, практически незаметно. Пока Нейтан собирает бутылки и окурки в пакет, я поднимаю разбросанные по полу вещи, расставляя их на места. Конечно, восстановить разбитые статуэтки не в моих силах. Придется заплатить за это никому не нужное дерьмо.
Поднимаю фарфоровую белку, хмуро изучив со всех сторон, и ставлю на камин, отвлекаясь на тихий сквозной ветер, проскальзывающий в ногах и одаряющий холодом. Оглядываюсь.
Никогда не придавал значения наличию места в доме, в котором ещё не приходилось побывать. Митчелл по непонятной причине запирает эту дверь, но, будучи восприимчивым к морозу, я всегда знал, откуда тянет холодом. В доме стоит зимний мороз по вине подвала, или что там за херня, не знаю. Уверен, там тупо открыта одна мелкая форточка, обрекающая меня терпеть окоченелые пальцы. Сжимаю пакет, полный осколков посуды, и подхожу к приоткрытой двери, потянув за железную ручку на себя. Передо мной короткий коридор. Пытаюсь нащупать кнопку выключателя, чтобы загорелся свет, но тот здесь не предусмотрен.
– Что там? – слышу приближающиеся шаги Нейтана и пожимаю плечами в ответ, решив всё-таки проверить догадку:
– Думаю, это что-то вроде подвала, – опускаю пакет, вынув телефон и включив ярко-белый фонарик. – Митчелл должен где-то хранить алкоголь, – начинаю шагать в освещенную темноту, видя дверь в конце коридора.
– В таком случае, мы по адресу, – Престон спешит за мной, своими словами вызывая легкую ухмылку:
– Тебе не жирно? – хотя, не видел, чтобы он пил сегодня. – Я надеюсь, дверь заперта. Если эти придурки высушили все бутылки, мне точно не расплатиться, – касаюсь холодной ручки, без томного ожидания дернув. Открыто. Ну, охереть. Нейтан довольно хлопает мне по спине, как бы намекая, что процент дерьма, в которое я вляпался, увеличивается. Фыркаю, не имея понятия, как должен отреагировать. Просто, пусть там будет груда хлама.
Открываю, тут же ощутив, как начинает чесаться нос. В свет фонарика попадает облако пыли, заполняющее собой помещение перед нами. Если честно, ожидал, что оно больше. Нейтан чихает, нарочно мне в ухо, чтобы оглушить, за это получает удар локтем в грудь, но по-прежнему одаривает меня ухмылкой.
Стоим на месте, пока исследуем взглядом комнату с серыми стенами и форточками с грязным стеклом у самого потолка. Здесь и правда хлам: сплошные запечатанные коробки, брошенные сломанные вещи, начиная от игрушек, заканчивая домашней утварью. Паутина висит в каждом углу, а херов запах старости пробирает кожу. Не вижу открытых форточек. Но слышу вой ветра.
– Эх, нет здесь бутылочки для моей больной души, – Нейтан обходит меня, переступая высокий порог, и сует ладони в карманы джинсов. – Только хлам, – пихает ногой резиновый мяч, что откатывается в один из темных углов. Пока парень не падает духом, рассчитывая найти хотя бы старую упаковку сигарет, я подхожу ближе к коробкам, стеной стоящим по периметру помещения. Тут не так темно за счет уличного света, что проникает через окна у потолка, но мне требуется наклониться, пальцем смахнуть толстый слой пыли, чтобы разобрать написанное на коробках. Ничего толкового. Просто даты. Не сложно догадаться, к этим вещам не притрагивались лет десять, но, в таком случае, мне не понятно, зачем сюда иногда спускаются. Светом фонарика одаряю комнату, медленно крутясь на месте. Здесь ничего.
– А это что? – Нейтан зря спрашивает у меня. Я не бываю тут, но его находка заинтересовывает. Парень стоит у небольшой двери, она заметно меньше стандартной, думаю, я треснусь башкой, если не наклонюсь, пока буду переступать порог. Подхожу к Престону, а он уже толкает пару коробок ногой, чтобы очистить дорогу к двери, я освещаю ее поверхность, замечая небольшой, на вид старый лист бумаги, вырванный из блокнота. Подаюсь вперед, пальцами свободной руки размяв его, чтобы рассмотреть лучше: разлинован розовой линейкой, по краям какие-то узоры, а внизу в углу морда кролика. Что ж, нетрудно понять, чье это. Хмурюсь, еле разбирая детский почерк. Пишет с ошибками:
«Счетай звёзды».
Моргаю. Обрабатываю слова, но ни черта не приходит в голову. Нейтан внимательно смотрит мне в спину, будто сейчас выдам нечто гениальное, но опять пожимаю плечами, не имея никакого понятия, что это. Очередное подвальное помещение?
Тяну ледяную ручку на себя, не сразу полностью распахиваю дверь. Внутри мрак. Полный. Открываю, подняв фонарик, и… И всё так же не втупляю.
– Крипово, – судя по тону, Нейтан перестает улыбаться. Он встает рядом со мной, рукой опираясь на дверную раму, и подается вперед, видимо, ищет переключатель для света, но такового не обнаружено, так что мы какое-то время без слов смотрим на одиноко стоящий деревянный стул. Комната небольшая. Может, полтора моих шага. И у стены стоит стул. Один. Нейтан прав. Это уже странно.
Прохожу, задевая что-то под ногами, и опускаю телефон, чтобы осветить разбросанные мелки. Престон продолжает опираться на стену, наклонившись немного вперед, чтобы изучать помещение:
– Может, они сектанты? – шутит, но не знаю, возможно. – Для чего это место?
Присаживаюсь на одно колено, взяв упаковку от мелков, и нахожу год. Ого, эта херня лежит здесь уже десяток лет?
– Нашел, – оглядываюсь на парня, который делает шаг назад, обнаружив выключатель вне комнаты, и после щелчка маленькое помещение озаряется бледнотой. Мы оба поднимаем головы, уставившись на голую мерцающую лампочку, которую Нейтан в шутку толкает пальцами, чтобы та со скрипом начала качаться из стороны в сторону:
– Вот теперь всё точно по канону хоррор-фильмов.
Не выключаю свой мобильный фонарик, ведь свет довольно тусклый, приходится щуриться, чтобы что-то разглядеть. Пока русый парень двигается по стеночке, привлеченный лишь стулом, я поднимаю взгляд, скользнув им по стенам. Они такие же серые, темные, холодные, но разрисованы мелками. Множество звёзд. Бледно-желтых. Мне их даже не сосчитать. Огромное количество. Но кроме звёзд присутствуют и иные рисунки. Например, чуть ниже можно разглядеть мелкие цветы. Рисовал явно не взрослый человек. Скорее, ребенок. Хочу подняться на ноги, но внимание привлекает еще один рисунок. В самом углу. Направляю на него свет, встав чуть ближе, и поднимаю брови, пока изучаю нарисованных человечков. По всей видимости, изображена женщина с треугольной юбкой, мужчина с галстуком, а между ними ребенок, так же в каком-то угловатом сарафане. Их лица отличны друг от друга: у женщины присутствуют глаза, но нет рта, у мужчины вовсе зарисовано лицо, полностью, а ребенок изображен и с глазами, и с губами. Последние растянуты в улыбку до ушей. Все трое держатся за руки, и мне сложно объяснить, что конкретно вызывает внутри отвращение к данному настенному рисунку.
– Хрен знает, для чего предназначено это помещение, – голос Нейтана отвлекает, заставив не сразу оглянуться. Парень сидит у стула, что-то дергая руками. Поднимает толстую веревку, обмотанную вокруг ножек и спинки стула. Теперь я не на шутку озадачен, от того с таким напряжением на лице моргаю, пока Престон водит пальцами по длине веревки, делая заключение:
– Но тут явно творится какой-то пиздец.
Нейтан начинает ногтями скрести по веревке, и на его пальцах остается темная грязь. Парень морщится, исподлобья взглянув на меня, чем дает понять. Кровь. Это засохшая кровь.
Вновь хмуро смотрю на рисунок, останавливая взгляд на безликом мужчине.
Митчелл.
Божеского вида мы, конечно, не добились, но в доме становится определенно чище, даже как-то пусто, учитывая количество испорченных вещей, которые пришлось вынести в тот подвал, где, кстати, откопали посуду. Она не выглядит старой, просто запылилась. Не знаю, по какой причине почти новые тарелки и прочая утварь находится здесь, но мне не придется покупать новую. Уже плюс.
За окном давно светает, меня тянет рухнуть спать, но не позволяю себе такой роскоши. Включаю телек в гостиной, проверяя его функциональность, и выдыхаю, ликуя в честь его работоспособности. Нейтан какое-то время торчит в ванной, пока сижу на диване, без интереса расслабляя мозг щелканьем каналов. Престон возвращается слишком довольным, при этом крутя в руках телефон:
– Мне пора, – зевает, явно вымотан, но, по всей видимости, его ждёт нечто приятное, от того он так крепко держится. – Дама свободна.
Щурю веки, фыркая, и вновь смотрю на экран:
– Столько времени ныл об усталости, а как девчонка объявила о готовности, так бодрячком, – нажимаю на кнопку пульта. Нейтан сует ладони в карманы джинсов, не скрывая своего напряженного ожидания:
– Не сравнивай секс с уборкой, – морщится, задумавшись, но не успевает выдать высоко интеллектуальную мысль, когда нашим вниманием полностью овладевает девушка в строгом костюме, смотрящая с особой серьезностью с экрана телевизора:
«…Жертва была найдена на окраине леса. После тщательной экспертизы было установлено, что женщина умерла не сразу. После того, как у нее извлекли почки, она еще пыталась добраться до города. Полиция считает, что преступления ведутся целой группой людей. На данный момент, их личности не установле…»
Нейтан каким-то образом оказывается у телевизора, надавив на круглую кнопку, что прекращает гореть красным. Смотрю на темный экран, с хмурым видом отдаваясь мыслям.
– Я пошел, а тебе советую убраться отсюда, – уже без улыбки русый спешит к двери, выходящей в коридор прихожей, но мой напряженный голос вынуждает его притормозить:
– Кто-нибудь из них был сегодня здесь? – немного поворачиваю голову, чтобы краем глаз видеть лицо Престона. Тот отвечает на зрительный контакт, сохраняя фальшивое спокойствие:
– Да, ты ещё ему смачно врезал.
– Чёрт, – затылком бьюсь о спинку дивана, руки складываю на груди. – Как думаешь, они имеют отношение к тем, кто совершает убийства?
– Не могу сказать того, чего не знаю, но вполне возможно, – Нейтан дергает головой, словно выбрасывая из нее нежелательные мысли. – Ладно, увидимся, – выходит. Сижу в тишине, слыша грохот от закрывшейся входной двери. Наступает молчание. Опускаю взгляд, понимаю, что не стоит так много времени тратить на размышления о пустом, это способствует скоплению мусора в голове. Хлопаю себя по коленям, изображая прилив сил, дабы обмануть сознание, скрыв наличие усталости. Лучше создавать вокруг себя шум. Включаю канал, на котором идет довольно старый черно-белый фильм. Делаю громче звук, желая уничтожить тишину, и бросаю пульт на диван, зашагав в коридор.
Я бы с удовольствием покинул этот дом, забрав мать. Больно странным кажутся многие «обычаи» этой семейки ненормальных, а та комната не уходит из моей головы. Как и загадка ее предназначения. В любом случае, это не должно меня касаться, но пока мать в стенах этого дома, чужое дерьмишко так и липнет. Мне вашего не надо. Со своим еле уживаюсь.
Поднимаюсь на второй этаж, прислушиваюсь, пока иду к запертой комнате. Тихо. Никаких звуков. Останавливаюсь напротив, согревая ладони в карманах кофты. Слушаю. По ту сторону ничего. Начинаю нервно дергать край упаковки от сигарет, пока соображаю, что сказать:
– Я не могу свалить. Там все документы и ключи, – закрываю рот, постучав верхним рядом зубов о нижний. Тишина. С раздражением выдыхаю усталость, накопленную в легких, и поворачиваюсь спиной к стене рядом с дверью. Сажусь, вынув сигареты, чтобы закурить, параллельно насильно вытягиваю из себя слова:
– Ты всё равно не сможешь там долго сидеть, – сжимаю сигарету зубами, теперь перерывая карманы в поисках зажигалки. – Так что давай я просто расплачусь за убыток, заберу вещи и свалю, – процеживаю, чиркая зажигалкой, и подношу огонек к кончику сигареты, начав втягивать никотин. – Многие вещи можно заменить, – дымлю с хмурым видом, пока убираю источник огня обратно в карман, а взглядом натыкаюсь на порванного кролика, что валяется на полу комнаты Райли. Прикусываю внутреннюю сторону щеки, зажав ее зубами, и подношу к губам сигарету:
– Знаю, некоторые вещи заменить нельзя, но… – сильнее свожу брови к переносице, слегка повернув голову к своей двери. – Слышь, ты не могла бы подать какие-то признаки жизни? – затягиваю, вслушиваясь в тишину. – Я не рассчитывал на такую масштабную разруху, поэтому… – начинаю злиться из-за отсутствия ответной реакции. Да, хорошо осознаю свою вину, но и распинаться не в моем стиле, так что раздражение растет непроизвольно. Не в моих силах контролировать его.
Сжав губы, держу гнев и занимаю себя звонком. Набираю номер матери, поднеся телефон к уху, и кончиками пальцев, которыми держу сигарету, давлю на висок, сидя в ожидании чуда. Абонент недоступен. Потрясно. Я в чужом разгромленном доме. По ту стенку неуравновешенная девчонка, от которой можно ожидать всего, а моя мамка неизвестно где с человеком, к которому не питаю доверия.
Сильно затягиваю.
Тишина.
До охерения знакомая ситуация. Отец тоже заперся.
Сажусь к двери, опираясь на ее поверхность спиной, чтобы точно не упустить момент открытия чертовой крепости. Немного задираю рукав кофты, открываю кожу по локоть, не без неприятного ощущения воспринимая травмированную поверхность с обилием ожогов. Местами кожа настолько бледная, что несложно догадаться, чем именно она была атакована. Затрудняюсь сказать, что расстраивает сильнее: то, как люди реагируют на шрамы других, или то, к какому умозаключению они приходят в процессе оценки. Надо мной часто смеялись, считая, что я использую увечья для привлечения внимания. Или мальчишка настолько глуп, что посчитал депрессивный мейнстрим своим верным путем для выделения на фоне общества.
Прижигаю сигарету на месте разгиба локтя.
Самое интересное, что ни один из шрамов не был итогом моего воздействия. Всё это дело рук «единственных и неповторимых» матери. Она просила меня никому не рассказывать. Говорить, что я упал, случайно поранился, играя в лесу, парке, неважно где. Но, чем больше и чаще начали появляться повреждения, тем меньше мне верили. Так что я вовсе замолчал, прекратил объяснять, думаю, поэтому все посчитали меня «больным». Зато мамка весело проводила время со своими ебырями. Судя по звукам, блять.
Убираю сигарету, изучив участок кожи, который довольно часто травмирую. Я хорошо запомнил. Отец выбрал это место. Тогда зрелище вызвало ужас, но с каждым годом всё сильнее понимаю его поступок.
***
«Пап, а где мама?»
Смотрит на мужчину без какого-либо подозрения, так как в голове юного мальчишки ещё нет тех самых разрушающих мыслей – правды о мире вокруг, той самой темной, жгучей, давящей. От того он так спокоен. Может, мама вышла в магазин? Или встретиться с подругами? Мама вернется, просто ему интересно.
В волосах молодого мужчины легкая седина. Неправильно, учитывая его возраст, видеть такую изнеможенность от существования. В глазах усталость, стоит ли ему поспать? Сидит за своим рабочим столом в комнате, пока на пороге топчется ребенок, держащий в руке рюкзак, касающийся пола:
«Мама когда придет?» – смотрит на отца, а тот подпирает голову ладонями, сутулясь, но не выдает своего состояния. Поднимает лицо, начав нервно мять ладони. Пустой взгляд, в котором ещё различимо человеческое тепло, направлен на сына. Вдох. Выдох. Он устал.
«Мы будем играть?» – мальчик ждал возвращения домой. Он указывает ладонью в сторону гитары, что мирно покоится у стены. Мужчина оглядывается на неё. Столько неясного равнодушия выражается во всем его существе… Необычно видеть его таким, и будь мальчишка постарше, он бы обратил на это должное внимание, но не сейчас. Он слишком мал.
Отец поднимается со стула, руки болтаются вдоль тела, пока лениво шаркает к музыкальному инструменту. Сжимает ладонью. Стоит. Смотрит в пустоту где-то в своих ногах.
Вокруг всё настолько серое, аж глаза болят.
Ему не хочется больше терпеть.
Оборачивается к сыну со сдержанной улыбкой на устах:
«Ты сегодня позанимайся один, – слова звучат невнятно – так не охота ему говорить. – Я приду позже. Хочу поспать днём перед ночной сменой», – обычная, типичная просьба. Мальчик кивает без задней мысли. Движется к отцу, протягивая обе руки к большой по размеру гитаре, и прижимает ту к груди, пока разворачивается, поспешив обратно в коридор. Мужчина следует за ним, ладонью потирая спину сына. И тормозит на пороге, пальцами сжимает дверную ручку, взгляд опускает в пол. Не в его силах смотреть на ребенка с черным таким желанием в груди.
Хочет остаться. Но нет больше…
Нет, не думай, сделай это.
Дилан проходит немного вперед по коридору и оборачивается, услышав тихий щелчок замка.
