Текст книги "Считай звёзды (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 98 страниц)
– Что делаешь? – как будто не видит. Спрыгиваю с кровати, молча направившись к стене рядом с парнем, и хлопаю по выключателю. Свет гаснет, а звёзды продолжают гореть неоново желтым по всей комнате.
– Вау, – О’Брайен устало шепчет, кивнув головой. – Неплохо.
– Знаю, – включаю свет, без эмоций отвечаю ему, двигаясь к столу, чтобы убрать мелок.
Дилан проходит за мной, но не обращаю должного внимания, сохраняя внешнюю строгость:
– Что-то хотел? – бросаю упаковку мелков в ящик стола, сложив руки на груди, и поворачиваюсь к парню всем телом, тут же немного оторопев. О’Брайен протягивает мне мамины тетради. Хмурю брови, изучая их состояние, но всё равно забираю, понимая, что хоть что-то от неё должно сохраниться:
– Это всё? – кидаю стопку тетрадей на стол. – У меня много дел, – а как же?
Дилан с мастерским безразличием поднимает вторую руку, протянув толстую тетрадь в черном переплете. Изгибаю брови, скача взглядом с неё на лицо парня, и без доверия спрашиваю:
– И что это?
– Бери, пока я не решил сунуть тебе это в задницу, – О’Брайен тычет тетрадкой мне в живот, только поэтому отбираю, даже не взглянув, что внутри. Сердитым взглядом врезаюсь в глаза парня, который не задерживается, разворачиваясь, и быстрым шагом покидает комнату, закрыв за собой дверь. Какое-то время сохраняю обездвиженность, зрительно продолжая пилить деревянную поверхность, будто способна телепатически взорвать голову этого придурка. С пренебрежением распахиваю первую попавшуюся страницу тетради, вскользь пройдясь по написанным нотам, и тут дергаю головой, сощурив веки. Перелистываю. Больно знакомые записи. Делаю шаг к столу, начав листать тетради мамы, но все её записи нехило так подпорчены, правда, по какой-то причине остаюсь уверенной, что это её песни. Хотя бы из-за схожих названий.
Дилан переписал их? Вновь смотрю на размытые ноты матери. Как он вообще тут что-то разобрал?
И в голове опять проносится: «Херов гений».
Бросаю тетрадь на стол, пальцами начав массировать больные виски. И что мне прикажите делать? Да, он тот ещё мудак, но… Боже, как я ненавижу это чертово «но».
Если сейчас выставлю его, куда он пойдет? Это опять начнется истерика у Лиллиан, следовательно, у моего отца будет плохое настроение, и винить во всем он будет меня. Господи. Растираю лицо ладонями, громко выдыхая в них.
И набираю кислород в легкие, делая первые шаги к двери.
Я пожалею об этом.
Открываю дверь, пересекаю коридор, без стука переступая порог комнаты парня, который стоит у раскрытого шкафа, явно намереваясь начать собирать вещи. Складываю руки на груди. Дилан переводит на меня хмурый взгляд, уже как бы вызывая во мне нежелание идти навстречу, но переступаю через себя, выдавив грубо:
– Оправдайся, – думаю, ставлю его в тупик своей просьбой, поэтому парень щурит веки, пустив смешок:
– Иди на хер, – снова смотрит на полки шкафа, а я поясняю:
– Почему ты устроил весь этот пиз… – прерываюсь, проглатывая злость. – Всё это, – гуманно. – Всё, зачем ты устроил это.
– Захотелось, – Дилан отвечает на «отвали», только поэтому наклоняюсь, схватив лежащую на его полу кофту, и бросаю в него, заставив парня повернуться ко мне всем телом.
– Объяснись, – приказываю, сжимая и разжимая ладони. Не удивлюсь, если он сорвется и просто даст мне по лицу. Уж лучше бы поступил именно так, чтобы у меня больше не оставалось желание помочь ему. О’Брайен держит ладони в карманах кофты, смотрит в ответ, но по-прежнему молчит.
– Говори! – повышаю голос, и Дилан отвечает в той же тональности:
– Захотелось, кусок, – еле сдерживается, вижу, как стучит зубами, сжимая губы до бледноты.
– Почему? В чем причина?! – не прекращаю давить.
– Бывает такой пиздец, раз в году, блять! – парень кивает на дверь. – Иди вон отсюда!
– Раз в году?! – хмурюсь. – Что за периодичность?! На чем она основывается?
Дилан трет лицо:
– Господи, просто проваливай, – он обессилено шагает ко мне, больно сжав мой локоть и дернув за порог, а я морщусь, пихнув парня от себя:
– С прошедшим, мать твою! – ещё раз бью Дилана в плечо, зло глотая воздух. Вскидываю голову. Смотрю на парня. Тот смотрит на меня, вроде притормозив. Видимо, не ожидал, что я знаю. Конечно, это всё от тупости. После того дня знаете, что я сделала? Я попыталась узнать, черт возьми, всё о нём, что только могла достать, но одной точной информацией являлась дата его рождения. И всё. Остальное строилось на слухах и сплетнях.
О’Брайен хмуро уставился на меня, слегка наклонив голову в сторону. Я дергаю плечом, вырывая руку из его хватки, и проговариваю уже с меньшей злостью, потянув край своей футболки вниз:
– С днём рождения, придурок, – делаю шаг за порог, но не отворачиваюсь, продолжая морально атаковать замолчавшего парня:
– Ты ведь ещё надеешься, что я разрешу тебе остаться? – строгим взглядом режу его на части, совсем не ожидая, что Дилан так резко возьмет себя в руки, сделав вид, что его вовсе не ставит в тупик моя осведомленность:
– Хотя бы за то, что я не был полным мудаком последние тридцать часов.
– Ты думаешь, ты не был? – пускаю смешок, заставив парня глотнуть от раздражения. – Ты можешь остаться, – отступаю. – Не думаю, что подобное повторится, – опускаю руки, чувствуя, как пульсирует участок кожи, который он сжимал пальцами. – Здесь больше нечего рушить, верно? – уколом звучит, и О’Брайен проникается этим, сжав ладони в кулаки, а я не разрываю нашего агрессивного зрительного контакта, пока не хлопаю дверью.
Придурок.
========== Глава 22 ==========
Одно из самых неприятных совпадений заключается в погоде, отвечающей на твое эмоциональное состояние. Если бы утро встретило меня лучами солнца, то наверняка мое настроение улучшилось бы за счет ярких зайчиков, скачущих по стенам комнаты. Как назло за окном темно-серое небо, сгущающиеся тучи, чернотой отдающие на горизонте леса. Льет сильный дождь. Будто сейчас середина лета, но очень холодного. Я нарочно не закрывала форточку на ночь, да и шторы не задвинула, надеясь быть пробужденной чем-то теплым, а получаю совершенно обратное. И не удивительно, что данный факт не слишком огорчает, ибо звук дождя успокаивает. Да, мое настроение не повышается, а о гиперактивности приходится забыть, но чувство успокоения довольно приятно греет между ребрами.
Сижу на кровати, согнув ноги, пальцами дергаю ткань одеяла на уровне колен. Смотрю в окно, следя за крупными каплями, за рвущим листья с деревьев ветром, что так же грубо раскачивает их в стороны. Ткань плотных штор скользит по паркету, их толкает проникающий в комнату воздух. Ровно дышу, радуясь своей внутренней стабильности: никаких бешенных скачков сердца, ни сбитого дыхания. Тело не трясет от недавнего срыва. Я будто опустошена, но эта пустота – лучшее, что могло со мной произойти.
Наклоняюсь вперед, обнимая колени руками, голову укладываю на них, повернув на бок. Наблюдаю за каплями, рисующими водные линии на стекле. Так хорошо, хоть и неправильно безразлична. Витамины бы тут же подняли мой настрой, подарив кучу сил. Но порой мне кажется, что лучшее состояние для меня – вот оно. Когда на всё… Плевать. Именно так. Но не в негативном смысле, а в самом, что ни есть, равнодушном. «Всё-рав-но-пле-вать». Здорово. Сколько проходит времени с моего пробуждения? Не знаю. Не брала в руки телефон. Я его вовсе отключу. Знаете, иногда социальные сети сравниваются у меня с цепями. Все тебя видят, все могут изучить профиль, все могут написать, позвонить. Ты не способна изолироваться. Жизнь на показ другим.
Очень часто возникает желание сбежать от всего этого. Сделать так, чтобы никто не мог тебя отыскать.
Хмурюсь, вновь возвращаясь к желанию уехать в домик у озера.
Вибрация. Телефон лежит на тумбочке, но мне лень просто взглянуть в его сторону. Кто это может быть? Агнесс? Я ответила ей вчера на сообщение. Остин? Не хочу пока говорить. Отец?.. Может, сообщит, где пропадает с Лиллиан? Жаль, что в данный момент мне всё равно. Так что прикрываю веки, продолжив наслаждаться музыкой дождливого утра. Вибрация долгая, будто кто-то больно жаждет услышать мой голос. Не реагирую. Вызов прекращается. Расслабленно дышу.
Такое умиротворение.
И тишина, приносящая наслаждение.
Стук в дверь. Приоткрываю веки, не даю ответа, рассчитывая, что человек по ту сторону поймет, что не стоит беспокоить меня, но речь-то идет о Дилане. Он мало разборчив в молчаливых знаках.
Лениво отрываю голову от рук, повернув ее в сторону двери, которая бесцеремонно открывается. Пересекаюсь взглядом с парнем, который сонно смотрит на меня, лбом упираясь в дверной косяк:
– Твой отец звонил, – хрипит, ладонью потирая сжатые веки. Видимо, его вырвали из сна. Не даю ответ, просто кивнув головой, и перевожу всё внимание на чернеющее небо за окном. Где-то там гремит. Да, стихия сегодня бушует.
– Сказал, они приедут сегодня вечером, – Дилан передает информацию, а мне всё равно. Киваю головой, не считая необходимым одаривать парня своим вниманием. Я даже не игнорирую. Меня попросту не интересует его присутствие. Слышу шарканье ног, не поворачиваюсь. О’Брайен сначала молча встает сбоку. Какое-то время, думаю, размышляет о чем-то, после чего сует ладони в карманы кофты. Не удивлюсь, если его постоянное скрытие рук – признак неуверенности. Он довольно часто прячет ладони, когда мы разговариваем. Парень присаживается на край моей кровати, продолжая поддерживать тишину. Подпираю щеку ладонью, томно вздыхая. Взрослые вернутся – и мне снова придется заниматься готовкой, уборкой. Домашние обязанности.
– Если что-то нужно купить для дома, я могу заплатить, – Дилан еле поворачивает голову, чтобы хоть немного видеть меня, но не отвечаю на попытку установления зрительного контакта, продолжив смотреть в окно:
– Мне не нужны твои деньги, – нет, я не грублю, а просто признаюсь в своем безразличии по отношению к состоянию дома. – Если честно, мне всё равно.
– Ясно, – парень стучит пальцами внутри карманов, а я своими дергаю кулон-звезду. – Голос у твоего отца был раздраженный.
– М-м, – короткое мычание с моей стороны.
– Почему ты не брала трубку?
Громко вздыхаю, потирая затылок, чем путаю волосы, и всё же перевожу свое внимание на О’Брайена, который не подает виду, хотя явно добивался моего ответа, оттого не закрывал рот. Какое-то время молча смотрим друг на друга, после отвлекает вспышка. За окном усиливается дождь. Ветер воем врывается в комнату, трепля ткань штор. Всё вокруг погружается в сильнейшую темноту, мрак в помещении овладевает каждым углом. Моргаю, когда вспышки молний становятся ярче и чаще. Обнимаю колени, начав нервно дергать ткань одеяла. Я люблю такую погоду, но она почему-то вызывает легкий дискомфорт в виде щекотки в животе.
О’Брайен встает, устало выдавив тихий вздох. Не шевелюсь до тех пор, пока не убеждаюсь, что парень не может меня видеть. Краем глаз смотрю ему в спину, сжимая пальцами ткань пододеяльника и сделав короткий вдох.
Он закрывает дверь, оставляя меня в темной комнате. Скованно глотаю кислород. От постоянного далекого грохота в небе начинает немного трясти. Слежу за дыханием, вслушиваясь в шум дождя. Тяну руку к телефону с мигающим экраном и подношу его к лицу. Всего восемь утра, а мрак, как глубокой ночью. Опускаю голову, виском прижавшись к коленке, пальцами вожу по волосам, накручивая пряди. Взгляд скользит к пианино, на крышке которого покоится черная толстая тетрадь, и приподнимаю лицо, поняв, что нахожу единственную вещь, способную подарить мне положительные эмоции. Свет экрана телефона ослепляет, пока листаю номера. Останавливаюсь, находя нужный, и открываю сообщение, набирая:
«Сыграй мне». Секундное раздумье – отправляю. У меня есть основания вести себя так с ним. У него нет права отказать, ведь этот тип всё ещё виноват. И только мне решать, когда он будет прощен. Опускаю руки, ладони грея между бедер, пока на улице творится настоящий природный хаос. Шаги. Без эмоций стреляю взглядом в парня, который открывает дверь, переступая порог, при этом зевая, так как еще довольно сонный. В одной руке держит гитару, ладонь другой сжимает в кулак, прижав к губам, чтобы сдержать повторную зевоту. Остаюсь неподвижной, наблюдая за Диланом, а тот возвращается к моей кровати, сев на край, и берет правильно струнный инструмент, сильно сжав и разжав веки. Тетрадь мамы не берет. Будет играть что-то другое? В любом случае, опять укладываю голову, подбородком опираясь на руки, сложенные на коленях, и внимательно смотрю на парня, который в подобные моменты выглядит серьезно. Настраивает гитару, проверяя ее звучание, параллельно он, наверное, готовит себя к тому, что придется играть при ком-то. Мне было бы тяжело сосредоточиться.
Дилан тяжко вздыхает через нос, дергает головой, отгоняя остатки сна, и разминает пальцы, прежде чем приступить к игре. Начинает наигрывать. Медленно, первое время довольно тихо, поэтому мне приходится податься вперед, чтобы улавливать ноты. Мелодия приятная, слегка убаюкивающая. Не просто так ее выбрал, небось, хочет скорее «усыпить» меня и заняться своими делами.
А я правда начинаю медленнее моргать. Нападает такое бессилие. Приятное ощущение вялости в теле. Смотрю на руки Дилана. Пальцы так мастерски справляются с задачей, мне даже стыдно за ту зависть, которую испытываю к его расположенности к музыке. Наблюдать за процессом неописуемое удовольствие. Гитара под звуки грозы.
Дилан поворачивает голову. Не могу прочитать выражение его лица, непривычно видеть его таким расслабленным, может, всё дело в том, что он еще не проснулся окончательно?
Отвожу взгляд. Он отводит. Играет спокойно, не остается сомнений в его намерении усыпить меня, что, кстати, выходит на «ура», ибо моя голова начинает клевать. Решаю не сражаться, а просто получить эстетическое наслаждение, и двигаюсь, ложась обратно на подушку. На бок, поджимая колени, которыми упираюсь в спину парня. Руками стискиваю одеяло, собирая у лица, чтобы уткнуться в него замерзшим носом. Прикрываю горячие веки. Мне определенно необходимо больше сна.
Слушаю мелодию. И с каждым моим вздохом, она становится тише. Тело вяло тонет в кровати. Удары сердца ровнее.
И темнота без усилий забирает меня.
***
Беспроигрышный вариант, правда, почему О’Брайен выбирает именно эту мелодию, трудно сказать. Он продолжает наигрывать песню отца, одну единственную, которую смог воспроизвести в голове. Его отец не вел записи. Все ноты и мотивы хранились внутри его сознания. Эту мелодию мужчина оставил без названия, и именно ее он наигрывал по вечерам, когда Дилан ложился спать. Действует, как успокоительное.
Звук всё тише. Постепенное снижение. Парень поглядывает на девушку, а та дышит тихо, спокойно, веки не дергаются. Уснула. Дилан усмехается краем губ, но довольно вымотано. Он не спал полночи, разбираясь с уроками, чтобы быть готовым к неделе тестирований, плюс ему ещё нужно отправлять работы учителям по почте. Так что сам сейчас пойдет дремать. Возвращение взрослых мало радует, но рано или поздно они бы свалились, как снег на голову. О’Брайен успевает неплохо так отвыкнуть от жизни с теми, кто чаще вызывает негатив, чем девчонка, уткнувшаяся носом в одеяло.
Мелодия прекращается. Канет в шуме дождя. Парень аккуратно ставит гитару опираться на кровать, сам встает, тихо подходя к окну, и закрывает его, тем самым погрузив помещение в тишину, но приглушенно можно уловить гром в небе. Возвращается к музыкальному инструменту, наклонившись, чтобы забрать его, а взглядом упирается в лицо спящей девушки. Пальцы касаются гитары, и на этом всё. Дилан с внешним безразличием следит за тем, как Райли дергает мизинцем на руке, проводя им по щеке.
Не выпрямляется полностью, подходя ближе к изголовью кровати, и приседает на одно колено, руками опираясь на мягкий край. Внимательно наблюдает за спящей крольчатиной, попутно избавляясь от лишних мыслей в своей голове, что способны ввести парня в ступор. Ничего странного не происходит – вот слова, которым он верит.
Но ведь это не совсем нормально, так? Но О’Брайен предпочтет лгать себе. Самообман – дело полезное, если уметь его контролировать.
Пальцами одной ладони скользит вверх, касаясь щеки Райли, второй рукой подпирает свой висок, немного наклонив голову. Просто смотрит. Просто ему это нравится. Некому судить его поступки и поведение.
Осторожно подносит пальцы к спутанным темным волосам, начав накручивать мягкие пряди. Следит за лицом девушки. То остается неподвижным и спокойным, поэтому парень чувствует себя раскованнее, когда подается вперед, с напряжением скользнув ладонью к затылку Янг, чтобы немного повернуть голову, открыв ее губы. Тормозит, наклоняясь к бледному лицу. Вслушивается в дыхание девушки. Спит. Осторожно водит пальцами по коже ее шеи, задевая цепочку, и нервно глотает воду, скопившуюся во рту, когда перескакивает взглядом с опущенных век на губы. Сердце в его груди уже скачет, заливая весь организм знакомой болью, но Дилан игнорирует, приподнявшись, и опирается локтями по обе стороны от Финчер, опять наклонившись к ее лицу.
Скорее всего, это относится к самым неверным его поступкам.
И Дилан совсем не горд тем, как дает себе проявить слабину.
***
Мне ничего не снилось. Это был обычный глубокий сон, позволивший мне как следует отдохнуть. Не скажу, что чувствую себя лучше, но появляются силы и желание встать с кровати, в то время как утром стремления к движению не возникало, а мысли о деятельности вызывали уныние. В комнате всё та же темнота, за окном мелкий дождь, на экране телефона пропущенные вызовы от друзей и отца. Семь вечера. Давно не удавалось так долго спать. Хорошо, что окружающий мрак не пугает, а вот тишина немного настораживает. Знаю, нелепо, но повисшее в воздухе молчание кажется иным, немного непривычным.
Словно пусто.
Потираю лицо ладонями, смиряясь с мыслью: придется опять входить в режим «кухарки-горничной». Успеваю неплохо так отвыкнуть от жизни с отцом. Первым делом, нужно что-то приготовить. Они точно вернутся голодными. А еще надо пробежаться по дому и довести его вид до божеского. Или хотя бы попытаться. Без растений здесь как-то непривычно и голо. Ладно, в любом случае, могу напрячь Дилана. Пусть немного посодействует.
Слезаю с кровати, оставив ее незаправленной, и шаркаю к двери, выходя в холодный коридор. Легкая озадаченность охватывает при не обнаружении какого-либо источника света. Вокруг темно. И тихо. О’Брайен спит? Еле ориентируюсь, вытянув перед собой руки, которыми нахожу дверь комнаты парня, и толкаю от себя, ведь она не заперта. Скрип древесины, а после ничего. Темнота, тишина. Стою на пороге, пальцами нащупав выключатель. Яркий свет обжигает глаза, заставляя морщиться от боли, но быстро приспосабливаюсь к раздражителю, сложив руки на груди. Изучаю взглядом комнату. Никого. Продолжаю молча находиться без движения, пока осознаю.
Он ушел?
Организм реагирует медленно и довольно… Необычно. Стенки горла почему-то сжимаются, будто во избежание образования комка, но тот всё равно встает поперек, вызывая приступ глотания. Где-то между ребрами отвратительно зудит, хочется ногтями расчесать кожу, прорыв себе путь к костям и вырвать источник жжения. Дергаю пальцы, слушая хруст.
Не хочу показаться наглым, эгоистичным человеком, но в голове крутятся волнения, касающиеся далеко не простого факта ухода парня, а, по большей части, моей участи, как жильца этого дома. Отец и Лиллиан. Два сложных человека со мной под одной крышей. Как мне существовать с ними?
И, конечно, я начинаю отрицать, когда мысли о взрослых перетекают в тревогу о парне. Это просто незнание, каково будет наедине с этими двумя. Беспокойство исключительно о себе. И только.
Надеюсь, он не вернулся в дом своего двинутого отчима.
Волнение. О. Себе.
Потираю плечи, холодно. Переступаю с ноги на ногу, внезапно ощутив сильный укол где-то под сердцем, что вызывает секундный приступ злости. Резко хлопаю ладонью по кнопке выключателя и хлопаю дверью, опустив напряженные до хруста в костях руки вдоль тела. Стою. Взгляд врезается в деревянную поверхность. Каждый вдох сопровождается ударами в груди, такими отчетливыми. В ушах отдается пульсация ритма. Перебираю пальцами ткань майки. Постепенно отрицательная эмоция меркнет, и мои глаза начинают выражать озадаченность. Что за резкая вспышка агрессии? Я ведь даже не успела обдумать своих действий, словно сознание отключается, поддаваясь неконтролируемому желанию проявить ярость.
Такие приступы уже происходили. Дважды. Но они были сильными, буквально с темными пятнами перед глазами, а главное, они хотя бы имели основание. Сейчас что? Не пойму… Надо обсудить это с отцом. Меня тревожит этот бесконтроль.
Начинаю медленно идти по коридору к лестнице, ладонью потирая лоб. Включаю свет, осторожно спускаясь на первый этаж. Ладно. Чего тревожиться о неизбежном возвращении взрослых? Лучше подготовить почву для поддержания хорошего расположения духа отца.
Включаю свет на кухне, недолго топчась на пороге, и перевожу взгляд на входную дверь. Смотрю. Молчу. Тишина окутывает.
А всё же… Куда он ушел?
Дергаю головой, отгоняя ненужное, что только захламит мой разум. Надо вернуться в режим своей жизни, что основывается исключительно на состоянии отца, ибо пока я живу с ним под одной крышей, он должен быть в приоритете. В таком случае, его плохое настроение обойдет меня стороной.
Верно, мам?
Тряпка. Таз с водой. Хожу по дому, убираясь. Протираю пыль с полок, мою полы и борюсь с желанием взглядом найти растения, чтобы смахнуть с их листьев слой грязи. Без цветов пусто и как-то… Не так. Сижу на полу в гостиной, руки болят, никак не могу оттереть странное пятно. Волосы хоть и убраны в пучок, но всё равно становится жарко.
Мне необходимо чем-то занимать себя, чтобы не думать, чтобы не слушать окружающее молчание. Загонять себя до потери сил и рухнуть без них. Верное решение отключить своё «я», превратившись в машину по уборке и готовке.
Выпрямляюсь. Руки сжимают мокрую тряпку. Вода растекается в стороны. Наблюдаю за ней. Тихо. Поднимаю голову. За окном усиливается ветер, капли дождя колотят по стеклу. Гром. Опять. Активно моргаю, взгляд мечется, а в груди усиливается биение. Нет, только не снова. Прокашливаюсь, но избавиться от жжения в горле не выходит. Встаю. Надо работать. Много. Остальное не имеет значения.
Хорошо, что кабинет отца заперт.
Заканчиваю с влажной уборкой, уже достаточно уставшая спускаюсь на кухню, решая, что приготовить. На часах девять вечера. Они должны вот-вот вернуться. От этой мысли сильнее сутулю спину, словно груз обязанностей наваливается на плечи.
Включаю конфорку плиты, поставив на нее сковородку, набираю воду в электрический чайник. Веки тяжелеют.
Стоит признать. Не испытываю радости. Честно, лучше с Диланом в замкнутом пространстве, чем…
Щелчок замка. Голоса. А я не двигаюсь. Стою у холодильника, позволяя холоду пробрать до мурашек, пока знакомые голоса заполняют прихожую. Огорчение обволакивает, зубы стискиваю, глотнув воды, накопившийся во рту. Вдох. Выдох. Закрываю тихо дверцу, начав мять ладони друг о друга.
Вдох. Растягиваю губы. Выдох. Опускаю руки, сделав шаг в коридор.
– Привет, – отец немного поправился, как и женщина. Они оба раздеваются, улыбаясь мне, выглядят отдохнувшими, довольными.
И я вдруг испытываю ужас. Из-за дрожания губ. Из-за глаз, внезапно ставшими горячими. Из-за больного удара в живот, будто кто-то впечатывает кулак под ребра. Страх от неясно откуда возникшего чувства одиночества, оно. Оно необъяснимо. И от этого еще тяжелее вдохнуть.
– Как ты тут? – мужчина улыбается, помогая Лиллиан снять пальто, а та подмечает:
– Ты похудела, – произносит с восторгом. – Выглядишь хорошо.
Выгляжу хорошо? У меня тело ломит.
– Да, вот… – откашливаюсь, взяв себя в руки, и улыбаюсь. – Плохо кушала, учеба занимает всё время.
– А где Дилан? – Лиллиан позволяет отцу пройти, чтобы отнести вещи наверх.
– Дилан… – мнусь. – Он пока у друга, – ложь слетает с губ, а женщина подходит ближе ко мне, махнув ладонью:
– А, это в его стиле, – улыбается, заглянув на кухню. – А что у нас на ужин? Я так соскучилась по домашней еде, – она кладет ладонь мне на плечо, надавив, и меня немного клонит в сторону:
– Ам, – касаюсь пальцами виска, – думаю, пожарить наггетсы и сделать салат.
Лиллиан морщит лицо:
– Как-то не хочется жаренного, может, отварить курицу?
Сглатываю.
Улыбаюсь.
Киваю:
– Конечно, – пожимаю плечами. – Почему бы и нет? – с курицей больше хлопот. Отец не любит сухую, придется внимательно следить за ее приготовлением.
Пока взрослые приходят в себя после дороги: принимают душ, переодеваются, распаковывают вещи, – я занимаюсь готовкой. Курица уже варится, остается нарезать овощи для салата. В голове пусто. На автомате выполняю работу, волнуясь лишь о возможности пореза. В глотке першение. Она сильно сжата из-за непривычного ощущения, которое могу сравнить лишь с тоской. Не стоило мне давать себе отвыкнуть от нормальной жизни.
Нормальной. Странное у меня понимание данного определения.
Режу помидоры. С трудом кислород попадает в легкие, и меня начинает раздражать мое самочувствие. Внутри тихим криком бушует желание откинуть к черту все столовые предметы, подняться к отцу и добиться уединения. Я так давно не видела его, мне есть, что рассказать, ведь со мной что-то явно происходит. Вспышки агрессии тревожат.
Господи, какого хера даже в собственных мыслях скрываюсь? Я просто хочу внимания отца! Лиллиан провела с ним столько времени, дайте и мне возможность!
Перестаю резать овощи, с обидой уставившись на кусочки салата.
Он ведь задал мне один вопрос. Всего один. Неужели, большей информацией не интересуется?
Их голоса слышно отдаленно. Весело общаются, смеются, разговоры, актуальные исключительно для них. От отдаленности и редкого контакта, тем для общения с отцом становится меньше.
Если бы здесь был Дилан, он бы, конечно, повыносил мой мозг, но вокруг меня точно не было бы так тихо. Да и… Тем для разговора у меня с ним куда больше, чем с отцом и Лиллиан.
Подношу листья китайского салата к раковине и включаю воду.
Взрослые входят на кухню.
Смеются.
Делаю напор воды сильнее.
Они начинают говорить громче, чтобы услышать друг друга.
Выключаю кран, встряхнув листья, и кладу их на доску для резки. Отец отодвигает стул для Лиллиан, сам идет к кухонным тумбам, чтобы заварить им чай. Я отключаюсь. Просто режу. Просто…
Обслуживаю, так, мам?
Отец открывает створки верхнего шкафа с посудой, и издает какой-то непонятный звук, но не отвлекаюсь от дела, пока не слышу обращение мужчины:
– Я запрещал ее трогать, – тон жесткий, холодный, от него я отвыкла за всё это время, поэтому реагирую скованно. С тревогой на лице смотрю на отца, который достает с полки тарелку с узорами-растениями. Мужчина поворачивает голову, рассерженно уставившись на меня, и я тут ощутила, как уменьшилась комната, как от нехватки кислорода голова идет кругом. Дрожь в коленках давно не сводила мои ноги, и вот сейчас, стоя прямо, еле борюсь с равновесием, кое-как сохраняя его. Удивленно смотрю на посуду в его руках, медленно соображая.
Мама купила этот набор. Ее любимый. Отец зап…
– Я запретил его доставать! – мужчина повышает тон, заставив меня сжать пальцами листья, отчего те начинают хрустеть, ломаясь, а Лиллиан взволнованно шепчет:
– Митчелл… – мужчина поворачивают голову, взглянув на нее, и это неприятно. Неприятно видеть, что Лиллиан – та, кто способна подействовать на него. То есть, мой страх в глазах не играет важности, а вот стоит женщине жалобно мяукнуть – так он аж замирает. И лицо отца смягчается. Он хмуро смотрит на меня, кинув тарелку на столешницу. Чувствую себя неловко. Опускаю взгляд, насильно заставляя вернуться к салату, и вздрагиваю, когда отец разворачивает мусорный пакет, начав бросать в него с полок посуду. Замираю. Она разбивается. Сжимаю нож.
– Райли, – голос Лиллиан плохо действует на меня. Черт, откуда это…
Моргаю, переводя внимание на острое оружие в моей дрожащей руке. Трясется. Сердцебиение. Что-то изнутри давит.
– Я рада, что ты послушала меня.
Что, простите? Хмурю брови, оглянувшись на улыбающуюся женщину, которая оглядывает кухню:
– На растениях скапливается пыль. Рада, что ты избавилась от них.
Смотрю на нее. Молчу. Киваю. Отворачиваюсь.
Отец выносит пакет с разбитой посудой. Стою. Лиллиан изучает помещение, я не могу видеть ее, достаточно слышать голос:
– Кстати, мы хотим заняться ремонтом.
Резким движением разрезаю салат. Отец возвращается, приступая к приготовлению чая.
– Митчелл, думаю, можно перекрасить здесь стены в голубой и повесить те мои картины в синих тонах.
– Да, будет неплохо выглядеть.
Не слушаю. Режу. Слежу за дыханием и мыслями, боясь потерять контроль. Взрослые продолжают обсуждение ремонта за кружкой горячего напитка. Полное изменение интерьера, включающее большое количество картин. Лиллиан будто меняет этот дом под себя, для себя.
Какая разница? Здесь ничего моего не остается.
Еда готова. Раскладываю по тарелкам, поставив их на стол перед взрослыми, и пока они кушают, принимаюсь мыть посуду.
– Райли, сделай воду потише, – отцу, видимо, неудобно говорить, когда так шумит напор. Делаю слабее. Пытаюсь не обрабатывать их слова до тех пор, пока мужчина не спрашивает про Дилана, на что Лиллиан вздыхает с ограничением:
– Опять бродит со шпаной. Мы так давно не виделись, а он ушел. Совсем не нуждается во мне.
– Да, но я рад, что он напомнил мне про выписку таблеток, – отец отпивает чай, привлекая мое внимание словами. Еле поворачиваю голову, сощурив веки:
– Он напомнил тебе? – с недоверием смотрю на мужчину, спокойно пережевывающего мясо:
– Да, я так замотался, что забыл. Надеюсь, ты поблагодарила его за помощь.
Встаю прямо, спиной к сидящим за столом. И сильнее свожу брови. Выходит, не отец вспомнил обо мне. Дилан солгал?
– Да, было бы здорово, если бы он так обо мне заботился, – Лиллиан смеется, но звучит сказанное с укором.
Опускаю тарелку в раковину, выключаю воду. Отец начинает возмущаться, принимая поведение Дилана за неуважение. Я хочу промолчать, но уже оглядываюсь, приоткрыв рот и сказав на выдохе:
– Дилану ведь девятнадцать?
Взрослые отвлекаются от своей беседы, подняв глаза на меня, и я вижу озадаченность на лице Лиллиан, которая водит вилкой по тарелке, заморгав:
– Ну… Да, у него было день рождение на днях, – поглядывает на мужчину.
– А вы его поздравили? – надо следить за языком, но меня выводит из себя их речи о неуважении. Женщина столько просит от парня, а сама не поздравила его. Не выполнила простое дело, так пускай не обливает другого грязью, если сама не лучше.
