Текст книги "Считай звёзды (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 98 страниц)
Девушке охота прикрыть веки, немного расслабиться, но не позволяет себе, концентрируясь на профиле Дилана, даже не замечая, как начинает пересчитывать родинки на его коже.
Звёзды.
Нет, не пропускай воспоминания.
Опускает взгляд на пустой лист. Выдыхает.
– Ладно, начнем заново, – отбирает карандаш, приказывая со всей строгостью. – Следи за каждым моим движением и словом, понял?
Понял ли? Он так и поступает, Райли. Он следит за тобой, и в этом его главная ошибка. Ты отвлекаешь.
С самого начала. Повторяет всё и дает попробовать Дилану. Тот фальшиво убеждает, что понимает, но в который раз зависает над тетрадью, скача взглядом с одного уравнения на другое.
Янг-Финчер качает головой, прикусывая губы, и касается их пальцами, серьезно размышляя над тем, как помочь парню. Они так совсем не продвинутся, нужна другая тактика обучения. Что-то, что будет подогревать его интерес к процессу, приводя к запоминанию материала.
А пока в голове начинается поиск решений проблемы, взгляд Райли блуждает по комнате. Это помещение нуждается в уборке. Обязательно займется этим сегодня, хотя понятия не имеет, когда они с Диланом закончат с уроками. И закончат ли? Аж дурно.
Еще одна проблема – настроение. Девушка хорошо ощущает, как оно понижается, как тяжесть возвращается в тело, приводя за собой пустоту, от которой тянет свалиться на пол и превратиться в овощ. Но необходимо двигаться. Еще немного потратить сил из запаса. Потом жить в ожидании отца и витаминов.
Постепенная потеря интереса к происходящему вокруг. Серость накатывает на глаза, и Янг давит на них пальцами:
– Ну и? – интересуется, что опять вызывает у ученика такое затруднение. Дилан молчит, лишь вздыхая. Впервые ощущает неприятный укол от осознания, насколько его познания скудны. Отсталость. Хочется соответствовать человеку, к которому имеешь интерес, а вместо этого выглядишь позорно на фоне того же придурка Остина.
Сам растирает виски, как и Райли, которая крутится на кресле, вызывая легкое головокружение. Тормозит, упираясь ногой в паркет, и опускает качающийся из стороны в сторону взгляд на кровать, вдруг припоминая о гитаре, и, зная, что не самый подходящий момент, спрашивает:
– Так, чья гитара? – сгибает ногу в колене, руками обхватив и прижав к груди. Переводит внимание на парня, который сначала смотрит на неё, потом так же разворачивается, устремив внимание на кровать, и якобы без интереса выдавливает:
– Отца, – и быстро возвращается к уравнению, постукивая кончиком карандаша по губам. Янг-Финчер недолго размышляет над пыльным музыкальным инструментом. Она возвращается к обучению парня, без труда понимая, что не стоит расспрашивать его об отце. Райли ничего о нем не знает, поэтому осторожна в своих словах.
Лучше заняться делом.
И вновь бьет парня линейкой по затылку. Вновь принимается разжевывать тему. Вновь увлекается до такой степени, что не замечает, как находится под пристальным наблюдением О’Брайена, взгляд которого уже не кажется довольным. Скорее, удрученным от внезапно нахлынувших на него воспоминаний.
Каждый тащит на себе груз. То, о чем не хочется вспоминать и говорить.
И Дилан не исключение.
***
Надеюсь, моя жизнь не прекратится в череду темных суток?
К семи вечера я чувствую, что больше не способна держать себя в руках. Мне становится всё равно, равнодушие охватывает разум, а с таким отношением помогать другому человеку трудно, поэтому прошу закончить занятие на данном этапе. Главное, что парень всё-таки освоил решение уравнений, хоть на это и ушел весь день.
На улице темнеет. Ночь подкрадывается быстро из-за глубокой серости на протяжении всего дня, что проносится мимо меня. Готовить неохота. Как и кушать. От ощущения пустоты и бессилия наливаю только чай, чтобы немного согреться перед сном. Да, собираюсь лечь раньше. Сажусь за стол на кухне, ощущая тяжесть в концах губ. Даже их более не могу растянуть. Внешний вид отвечает внутреннему состоянию, поэтому не пытаюсь принять менее мрачный вид, когда в помещение входит Дилан, который до этого торчал в душе. Он не бросает на меня взгляд, сначала разбираясь с приготовлением горячего напитка. Дома слишком холодно.
Прижимаю одно колено к груди, пока носком второй качаю под столом. Ладони грею о кружку, подношу её к лицу, позволяя пару касаться замерзшего носа. Взгляд опущен. В голове минимум мыслей, чтобы не нагружать сознание, что и без того полно прочего мусора. Надо написать отцу. Может, мне самой забрать витамины по рецепту? Обычно этим занимается он, но я уже достаточно взрослая.
Думаю, весь мой вид выдает (нет сомнений) внутренние перемены, которые не остаются незамеченным. Только настоящий слепец не обратил бы внимания, и у меня нет желания обсуждать проблему настроения. Говорить не хочется, поднять глаза не способна. Вся надежда на быструю возможность уснуть. Знаю, завтра может быть только хуже, но моральный отдых прибавит какие-то незначительные силы.
Не реагирую на О’Брайена, садящегося напротив. Ощущаю его блуждающий по моему лицу взгляд, отчего хмурю брови, не испытывая жажды в чужом надсмотре. Раздражение разгорается от любой мелочи. Так, это уже тревожный звоночек, надо скорее принять душ и уйти спать. Не в своей тарелке. Между ребрами, где-то в груди жжется.
– Ты себя плохо чувствуешь, крольчатина? – еле переношу звук его голоса. Прикрываю веки, проглотив ворчливое фырканье. Нет, держись. Не стоит грубить человеку, который не имеет отношения к моей проблеме. Потом буду жалеть.
– Меня сил лишает общение с тобой, – всё же бурчу, приоткрыв веки, чтобы вновь уставиться на темную остывающую жидкость в кружке с кроликом. – Настолько ты бестолковый.
Молчание нависает над нами. Стучу пальцами по кружке, сутуля спину, чтобы той опереться на стул. Взгляд не поднимаю, но знаю, что он искоса смотрит на меня, возможно, даже хмуро и с не меньшим раздражением. И мне… Всё равно. Плевать.
– Ты бесишься из-за Остина? – думаю, он видел, как я постоянно сбрасывала звонки друга, поэтому, дабы прекратить этот бессмысленный разговор, киваю, солгав:
– Да, мы до сих пор не обсудили произошедшее, – делаю глоток, но горячий чай не дает нужного эффекта. Мне по-прежнему холодно. Слышу, как парень напротив легонько постукивает пальцами по столу:
– Забей.
Моргаю, немного опустив кружку от лица, и поднимаю глаза на Дилана, с безразличием уставившись на него. Видимо, именно мое отношение толкает его немного скованно заерзать на стуле, что он и делает, откашлявшись:
– Я о том, что этот придурок не стоит переживаний.
– Этот придурок – мой друг, – сама-то верю своим словам? Или очередная ложь для прикрытия? Смотрю на О’Брайена, сжав зубы. Не могу разобраться в себе. Да и не самый подходящий момент. Кто знает, что станет моей фикс-идеей в таком состоянии?
Дилан покусывает внутреннюю сторону щеки, после чего опускает взгляд в стол, быстро скользнув языком по нижней губе. Вздыхаю.
Не срываться.
– Неважно, – тараторю, поднося кружку к губам. – Рано или поздно мы с ним всё равно поговорим. Этого не избежать. Думаю, всё будет нормально, – глоток. Язык обжигает.
Дилан продолжает смотреть вниз, чем вызывает в моем животе колкую боль, только поэтому сама привлекаю его внимание, прочистив горло тихим кашлем. Есть то, о чем я боялась заикнуться все эти дни, но уверена, это имеет вес и важность для противного типа напротив.
– То, что сказала Лиллиан, – начинаю мешать чай ложкой, хоть не добавляю в него сахар, слежу за колебанием поверхности жидкости, игнорируя нежелание говорить. Не знаю, кто такой этот Шон, но человек он явно не из приятных, поэтому сравнение мужчины и О’Брайена наверняка было лишним. Так что…
– Забей, – цитирую предложенное им мне минутой раньше. – Уверена, ты лучше Шона, – боюсь неправильно произнести его имя и стреляю коротким взглядом в парня, который поднимает внимание на меня в ответ, но хмурости своей не изменяет, поэтому давлюсь, тихо покашляв и отвернув немного голову, начав промывать горло чаем. Пью. Знаю, он еще смотрит, и этот факт приводит мой уставший организм в смятение. Даже в состоянии такого упадка в груди находит отклик для смущения, что греет щеки, покрывая их румянцем. Сохраняю ворчливое выражение лица, опять переводя глаза на надоедливого соседа по дому.
Дилан когда-то успевает сложить руки на столе, подобно школьнику, и немного поддаться вперед. Внимательно изучает меня, не проявляя никаких эмоций. Ни раздражения, ни злости, даже намека на нахальную ухмылку не нахожу. Пальцы сжимают кружку крепче. Брови дергаются, сильнее хмурясь:
– Что? – чувствую себя неловко, невольно прижавшись к спинке стула. Хочется увеличить расстояние между нами. Настолько мне неприятно столь внимательное наблюдение.
О’Брайен щурит веки, с привычным недоверием. Над чем так активно размышляет?
Мой телефон начинает вибрировать, но не вынимаю его, зная, что это Остин. Никто более мне не звонит. Предвкушаю предстоящий разговор завтра. Надеюсь, мое настроение не помешает нам наладить отношения. Не хочется рушить компанию из-за личных предпосылок.
– Ладно, я спать, – выдыхаю, поднимаясь со стула. Шагаю к раковине позади парня, который не провожает меня взглядом, с прежней задумчивостью уставившись перед собой.
Сегодня был тяжелый день. Безумная неделя позади. Дальше будет легче.
Ополаскиваю кружку под струей горячей воды.
Терпение.
Двигаюсь в коридор, оставляя Дилана в тишине.
Не одна я веду себя странно этим вечером.
========== Глава 17 ==========
«Ты устала. Тебе нужен сон. Засыпай, девочка»
Пасмурное утро. В этом году весна не заботится о жителях города. И без того хвойная горная местность с постоянным морозным циклоном, а тут еще и такое внезапное понижение температуры к нулю. Дилан не верит, что пускает пар на ладони, находясь в стенах дома, что должны защищать его от холода, но парень сильнее мерзнет. С каждым днем, минутой, секундой его поражает лёд. Жизнедеятельность напрямую зависит от количества полученного тепла. Приходится постоянно держать при себе кружку горячего чая или греть ванну. Что угодно, способное окутать паром.
Сейчас греется чайник с водой. Ладонью парень давит на больной лоб, мучаясь с непривычки от столь раннего подъема. Или вина в перенапряжении мозга из-за вчерашней работы с домашним заданием? Гадать можно, конечно, долго, но О’Брайену охота провести первые минуты после пробуждения без серьезного напряжения сознания. Впереди ждут учебные занятия, на которых хорошо бы быть собранным. Крепко заваренный чай должен помочь проснуться, он куда лучше действует на организм, чем горький кофе, после которого эффект совершенно обратный.
Кипение. Снимает чайник, наполняя согретой водой свою кружку. Зевает. Да, совсем не походит на собранного и готового к трудовому дню человека. Скорее, он с удовольствием не отказался бы рухнуть обратно в кровать и проспать до полудня. Но раз уж решился взяться за ум, надо попробовать продержаться подольше.
Отпивает немного чая, сжимая и разжимая отяжелевшие веки. Встает спиной к кухонной тумбе, опершись на неё поясницей. Оставляет глаза прикрытыми, доверяясь слепоте. Пока есть время побыть в темноте, он воспользуется им, главное, контролировать движение руки, чтобы кружкой касаться губ.
Расслышав шум со стороны коридора, парень поднимает сонный взгляд на настенные часы, чтобы узнать точное время. Полвосьмого. Обычно девушка уже бодрствует в такой час, но, учитывая их общую вчерашнюю занятость, можно понять, почему она проспала. Дилан не привык «завтракать» или просто разделять свое утреннее время с кем-то: мать постоянно торчит в кабинете, выходит только с Митчеллом. То же происходило и во время их сожительства с другими её ухажерами. О’Брайен не совсем четко припоминает, каково это – проводить время с кем-то, при этом не ощущая внутреннего дискомфорта. Ему нравится одиночество. Или парень выдает привычку быть одному за нечто естественное?
Очередная ложь, созданная для поддержания самообладания.
Из кармана вынимает баночку с капсулами, принимаемые для улучшения работоспособности сердца. По крайней мере, обычное успокоительное помогает справиться только с несильной ноющей болью. В худших случаях возникает сложность с дыханием, тогда уже требуются выписанные по рецепту врача таблетки. После пробуждения парень почувствовал этот самый укол в груди, поэтому решается принять лекарство. Вдруг, что. Перестрахуется.
В данный момент его пальцы нервно вертят баночку не по причине каких-то ощущений в теле. Просто… Мысль, пришедшая в голову, отбрасывает его на несколько лет назад, когда одна идея заговорить с девушкой вызывала страх, сжимающий горло. Неужели, в нём до сих пор сохранилась боязнь перед попыткой установления контакта? Дилан давно не в пятом классе, а голос так же застревает. Психологический барьер. Стучит пальцами по кружке, спрятав баночку с капсулами обратно в карман, и искоса поглядывает в сторону дверного проема, через который можно увидеть коридор. Улавливает первый намек на движение, поэтому кое-как выговаривает немного грубое: «Утре…» – и затыкается, сжав губы, чтобы ругань не сорвалась.
Райли минует кухню, быстро покидая дом. Дверной хлопок. О’Брайен громче стучит по кружке, оставаясь с ощущением своей тупости. Именно в такие моменты он признается в том, насколько глуп.
– Утречко, – шепчет в пустоту, раздраженно фыркнув, и отпивает чай, продолжив погружаться в тишину помещения.
Вокруг него всегда тихо, пусто и холодно. Три главные составляющие его существования.
К этому привыкаешь.
***
Зимний ветер гонит намек на весеннее время года, оставляя в моем теле отголоски тепла, которые с наслаждением сжирает мой собственный холод, пронизывающий недра сознания. Кофта, наброшенная поверх футболки – не лучшая моя идея, честно, сейчас, этим утром мне настолько плевать. Мне плевать на то, как морозный воздух царапает стенки горла внутри, как лишает возможности нормально дышать. Я не защищена от холода, и не боюсь его, поскольку сама переполнена им. Равнодушие. Пускай хотя бы лед заполнит дыру в груди, неважно, как сильно он прошибает каждую клетку. Главное, я не буду ощущать себя такой пустой. А от пустоты только сильнее мерзну.
С безразличием на лице шагаю по тротуару. Время раннее, а улицы полны людей. Не могла долго находиться в комнате. Замкнутое помещение сводило меня с ума, в прямом смысле страдала от нехватки кислорода. Но не скажу, что мне заметно полегчало. Обнимаю себя руками, не застегивая молнию кофты, оставляя открытый доступ для ветра, терзающего мою кожу сквозь ткань серой футболки.
Машины бешенно носятся по асфальту, задевая темные лужи. Не пытаюсь уберечь себя от возможности быть испачканной. Встаю ближе к краю тротуара, без интереса поглядывая на горящий светофор. По обеим сторонам пешеходного перехода огромное скопление людей. Они сами по себе не создают шума. Жители по утрам особо тихие, но город в целом «громкий».
Например, за моей спиной разносится эхом музыка, играющая в уже запертом ночном баре, куда по вечерам заваливаются особи, предпочитающие унять стресс за кружкой пива или прочего алкоголя. И таких заведений, магазинов полно. Словно живу в крупном мегаполисе. Иногда шум приносит улыбку, порой заставляет ощутить раздражение, а сейчас… Ничего. Я смотрю перед собой, не фокусируясь ни на одном проносящемся мимо автомобиле, отчего в глазах смазывается картинка происходящего вокруг. Неважно. Совершенно не имеет значения.
Правда, в этом мире находится то, что привлекает мое внимание, хоть и первая моя реакция вполне спокойная. Слышу позади, у дверей того же бара голоса, один из которых кажется мне знакомым. Не сразу удается распознать отвращение, вызываемое одним из говорящих, но как только мой взгляд сосредотачивается на мужчине, старше меня со светлыми русыми волосами, так всё встает на места.
Я его знаю.
Хмурю брови, на моем лице ещё хранится остаток беспокойства, медленно перерастающий в тяжелую степень тревоги, занимающей свое место в пустой груди.
Это один. Один из тех, кто приставал ко мне на вечеринке в доме Остина. Без сомнений. У меня отличительная память на лица.
С ним еще несколько мужчин. Если судить по развязному поведению, они провели веселую ночку, и до сих пор поддатые, так что отворачиваюсь, понимая, что не стоит так пристально наблюдать за неадекватными людьми. От греха подальше натягиваю осторожным движением капюшон на спутанные волосы. Поднимаю взгляд на светофор. Тревожное ожидание зеленого света. Люди вокруг молчаливые. Они только проснулись и без улыбок отправились на улицу, а те мужчины позади горланят, не жалея связок. Голоса ближе. Громче. Не подаю внешне никаких эмоций. Сверлю взглядом светофор.
И загорается зеленый.
Выдыхаю, шагнув на дорогу, теряюсь в толпе идущих взрослых. Знакомый голос мужчины всё тише и тише. Хорошо. Всё хорошо. И чего так переживаю? Он ведь явно не из тех, кто просыхает. Может, алкоголь не дает ему отчетливо запоминать лица тех, кого встречал на вечеринках? Скорее всего, мужчина и не помнит обо мне.
Этими мыслями успокаиваю себя, но головы не поднимаю, сохранив зрительный контакт с асфальтом.
Не оборачивайся. Не ищи встреч взглядами. Молодец. Отлично справляешься. Мне нравится такой серьезный контроль над телом. Может, я слишком предвзято отношусь к такой «стороне» себя? От пустоты и равнодушия есть толк. Кажусь самой себе гораздо сильнее и устойчивее перед «раздражителями».
– Ого, как ты рано, – учительница по литературе удивленно хлопает ресницами, когда прохожу в пустой кабинет. К слову, в коридорах стоит приятная тишина. Конечно, ранние пташки, подобные мне, уже бродят по этажам, но от них шума мало.
Киваю, не желая заговаривать. Снимаю капюшон с головы, проходя к своей парте, и не успеваю присесть, как женщина за своим столом просит:
– Тебе не сложно принести мне журнал? – она морщится, ладонью потирая колени. – У меня ноги отекли, – виновато улыбается, не любит упоминать про свой возраст и последствия, которые он несет за собой. Недолго томлю, вновь отвечая кивком. Нет, не сложно. Всё равно делать нечего, а сидеть на месте не могу, иначе рехнусь. Надо чем-то себя занимать. Физически пребывать в постоянном движении, пока нет возможности чем-то отвлечь сознание, иначе то пропустит пару-тройку разрушающих мыслей.
Выхожу из кабинета, медленно зашагав по коридору. Никаких мыслей. Абсолютная тишина в голове, сопровождающая меня до учительской, куда вхожу, здороваясь на автомате со школьным социальным работником. Подхожу к шкафу, на полках которого расставлены журналы классов, и нахожу наш, проскользнув пальцем по корешку одного из высших рядов. Беру. Тяжелый. Хочу развернуться, дабы пойти обратно, замедлив шаг, насколько это возможно, чтобы растянуть время, но встаю у подоконника помещения. Окно выходит на заднюю парковку школы. Вижу разноцветный яркий фургончик отца Агнесс, которая сама выходит из него, прощаясь с мужчиной. Девушка выглядит очень радужно, разбавляя серость вокруг себя. Словно не из нашей скудной реальности. Даже завидно. Стою на месте, находя зрительное наслаждение в изучении пестрых орнаментов на одежде подруги. Той приходится остановиться, сделав шаг в сторону, чтобы дать въезжающей на парковку машине проехать мимо. И теперь мое внимание приковано только к автомобилю. Это ведь Дилан, так? Вздыхаю. Вчера я неправильно обошлась с ним, жаль, что не могу контролировать свои срывы, хотя не скажу, что вчера произошел взрыв. Эмоции сами по себе закипают, порой даже без причины.
Встаю у самого окна, опустив руки вдоль тела. Пальцами сжимаю край твердой обложки журнала. Смотрю на автомобиль парня, который появляется чуть позже, когда заканчивает с парковкой, выбираясь из салона. Сильный ветер терзает его лицо, видно, как он морщится, пока пытается зажечь кончик сигареты. Мое лицо ничего не выражает. Совершенно. Наблюдаю с настоящей пустотой, но внезапно чувствую укол под ребрами.
Когда Агнесс подходит к нему, сложив руки на груди.
Когда Агнесс робко улыбается ему, одаривая своими светлыми эмоциями.
И когда он обращает на неё внимание, кивнув головой, будто здороваясь.
Дилан вынимает изо рта сигарету, выдавив дым через ноздри, и у этих двоих завязывается разговор. Что… Что происходит? Почему они разговаривают? Если бы это увидел Остин или Робб, то точно оборвали бы любые связи с Агнесс, посчитав её предательницей, может, поэтому подруга с беспокойством озирается, проявляя напряжение в улыбке, пока говорит с О’Брайеном? А тот… Отвечает. Спокойно, без злости или раздражения.
Девушка заканчивает диалог, хлопнув дружески парня по спине, и мои губы слегка приоткрываются, ведь реагирует Дилан на этот жест легкой усмешкой. Агнесс шагает спиной вперед, смотря на него, и поднимает ладонь, как бы прощаясь, и О’Брайен вновь кивает, продолжив курить.
Что всё это значит?
Задумчиво блуждаю по коридору, двигаясь по направлению к кабинету литературы. Людей больше, голоса громче, но я слишком поглощена своими мыслями об увиденном. Меня не отпускает произошедшее, не могу даже перенаправить свое сознание. Пустота больше не полна напряжения. Дыра в груди забивается вопросами. Отклик получают такие чувства, как обида и непонимание. Почему Агнесс говорила с ним? Их что-то связывает? Подруга боится быть осужденной друзьями, ведь Дилан – упырь? Вполне возможно, и не мне злиться на неё. Я сама утаиваю от девушки слишком многое. Если честно, мы всегда были близки, но после… После той вечеринки на реке перед учебным годом что-то изменилось. Я утаила от неё случай с Остином и Диланом, а она… не знаю, меня не оставляет догадка, что Агнесс так же держит что-то в себе. Может, подруга мучается с этим подобно мне. Может, нам нужно остаться наедине и выговориться. Нет, не позволяй себе негодовать. Всему есть объяснение. Просто дождись его.
– Райли? – так ухожу в себя, что не замечаю, как у меня появляется «попутчик».
Замедляю шаг, вовсе останавливаюсь, подняв лишенное эмоций лицо на Остина, и тот выглядит куда напряженнее меня. Видно, как переживает. Парень встает напротив, и людям приходится обходить нас, хорошо, что никто не начинает пихаться.
Что я чувствую? Ничего.
– Привет, – мы не говорили всю прошлую неделю. Знаю, это странно, но я успела соскучиться. Не поймите меня неправильно. С момента моего перевода сюда, я каждый свой день проводила с ним и Роббом, Агнесс. Вы бы смогли без сомнений вычеркнуть из своей жизни человека, который являлся её составной на протяжении нескольких лет?
И, в конце концов, беда в том, что мне знакомы не только плохие стороны Остина. У него много положительных качеств. Я знаю его в первую очередь, как одного из своих лучших друзей, который мог примчаться ко мне ночью, когда я оставалась одна во время грозы. Это человек, постоянно переживающий о моем здоровье, так что не дай Бог чихнуть возле него. Тот, кто упросил своих родителей оплатить страховку Агнесс, когда её родители не могли себе этого позволить. А Робб? Сколько он делает для него? Этот кудрявый парень вообще порой лишен крыши над головой, а Остин его спасает, заставляя оставаться у себя.
И много других моментов. Их просто нельзя перечислить и пересчитать.
Да, Остин не любит нарушителей его личного порядка, но для близких людей он сделает всё возможное. Нельзя судить кого-то, беря на рассмотрение лишь одну сторону монеты. Надо изучать полностью. Поэтому мое мнение настолько неоднозначно, а грудь полна сомнений.
– Ты болеешь? Выглядишь плохо, – парень сам кашляет, простыл?
– Нет, всё в порядке, – лгу, оставаясь эмоционально закрытой. Остин моргает, начав мяться:
– Я пытался дозвониться до тебя на выходных, – чешет затылок, морщась.
– Знаю, у меня не было настроения говорить, – признаюсь спокойно.
– Я думал, может нам, ну… – не думала, что ему так сложно подбирать слова. Он явно нервничает сильнее меня. Еще один плюс в копилку моей опустошенности.
– Мы давно не выбирались в кафе-мороженое, – пропускает скованную улыбку, тут же сжав губы до бледноты. Да, точно. Мы постоянно с ним вместе ходим поесть мороженое. Вдвоем, поскольку Агнесс с Роббом без остановки носятся от прилавка к прилавку, не давая нам получить наслаждение от процесса. Эти двое слишком активные непоседы, в то время как мы с Остином менее подвижны. Мы мыслители нашей компании.
– Я подумал, – он что, смахивает пот со лба? – Не хочешь сходить со мной? Поговорим, так сказать, – вновь попытка улыбнуться, – в приятной обстановке, – сглатывает, смотря на меня. Отвожу взгляд. Никаких соображений, но и противоречий нет. Пожимаю плечами, восстановив зрительный контакт:
– Я не против поесть мороженое за твой счет.
Надо видеть, как меняется его лицо. Этот искренний мальчишечий блеск в глазах. Остин улыбается шире, сцепив свои ладони перед моим лицом, и уверяет:
– Всё за мой счет, банкроть меня.
Не улыбаюсь в ответ. Не понимаю… Ничего не испытываю. Совсем. Думаю, в таком состоянии это нормальная реакция.
– Уж я постараюсь, – делаю короткий шаг, желая продолжить идти, но аккуратное прикосновение к плечу останавливает. Смотрю на Остина, который осторожно сдавливает пальцами ткань моей кофты, неуверенно уточняя:
– Мы ведь по-прежнему друзья? – для него важен ответ. Но я затягиваю молчание, пока сверлю его взглядом. Друзья? Думаю, да. Куда деться.
Киваю. Остин сжимает губы, не улыбается, но волнение немного отпускает:
– Хорошо, – гладит ладонью меня по спине. Дружеский жест. Он всегда так делает. Сколько его знаю. Особенно, если кто-то из нас плачет. Агнесс – любительница пореветь. Робб пускает слезу только при особых трудностях дома. И русый парень постоянно стоит, сидит, просто находится рядом, поглаживая спину ладонью, будто это его собственный метод помощи, проявления заботы.
Господи. Говорю же, всё в мире неоднозначно.
Шагаем вместе к кабинету. И вселенская ирония заключается в том, что навстречу, с другого конца коридора, шагает парочка из упырей, вид которых более не вызывает неприятных эмоций. Дилан и Нейтан. Сейчас, конечно, мне всё равно на многие вещи, но в здравом расположении духа я так же не испытываю ничего негативного к ним. Вот вновь – никакой однозначности. О’Брайен и Престон творят как плохие, так и относительно хорошие вещи. Две стороны одной монеты. Я не могу судить их только за проступки, как и Остина.
В нашем мире всё слишком сложно и часто не поддается одному суждению.
Так что пока отложу все мысли. Оставлю их на потом. Отец вернется, привезет мне витамины. Приму, станет легче, тогда ко мне вернется чувствительность – и я смогу определиться, как на самом деле отношусь к каждому из перечисленных людей.
Но всё же… Одно не дает покоя. С мастерским безразличием смотрю на Дилана, который прерывается, отвлекаясь от разговора с Нейтаном, взглядом упираясь в Остина.
Что происходит между ним и Агнесс?
Остин не замечает пристального надсмотра. Он открывает мне дверь, как джентльмен пропускает вперед. О’Брайен стреляет резким, хочется отметить, не самым приятным взглядом на мое лицо, но в этот момент отворачиваю голову, сворачивая в кабинет.
Кладу журнал на край стола учительницы, та благодарит меня, еще раз извиняясь за то, что заставила идти вместо неё. Ничего. Прохожу за Остином к нашим местам у окна, а там нас ожидают вечно веселые Робб с Агнесс. Они уже успели о чем-то повздорить, теперь сидят и спорят, но на нас отвлекаются, кажется, неимоверно радуясь тому, что мы пришли вместе.
– Вы наконец помирились? – Агнесс спрашивает в лоб, заставив нас с Остином переброситься взглядами.
– Мы не ссорились, – это лучший ответ, который он может дать.
– Ну, да… – подруга щурит веки, с недоверием пихнув ножку стула русого, когда тот садится, поворачиваясь к нашей парте подобно Роббу. Улыбаются. Парни начинают о своем, так что ловлю момент, садясь рядом с Агнесс, но не знаю, как начать разговор. Такое происходит впервые. К счастью, речь идет о рыжей девчушке. Она сама проявляет инициативу:
– Хочу забить тебя на выходные, – улыбается мне, поставив локти на край парты. – Придешь ко мне ночевать? Родители уезжают на митинг, – она… Она вся пропитана искренностью. Я не улавливаю ни намека на фальшь, и от этого чувствую себя еще хуже. Моргаю, еле выдавив улыбку:
– Да, было бы здорово.
Подруга довольно трется щекой о мое плечо, заставив меня расслабиться, но физическое напряжение возвращается, когда порог кабинета переступает Дилан с Нейтаном. Рыжая девушка поворачивает в их сторону голову, внимательно провожая взглядом. Расстроенно смотрю ей в затылок. Откуда эта обида внутри? В чем причина моей сердитости?
Сама себя не пойму.
***
Остаться заниматься в библиотеке до самого вечера – неплохая идея, когда хочется выбраться из стен комнаты. Из-за накрапывающего дождя небо ближе к семи чернеет, закутывая город темной пеленой, и я тороплюсь, спеша добраться домой до обрушения сильного ливня.
По вине непогоды людей на улице не встречаешь. Обычно на каждом шагу настоящие скопления жителей, но во время штормового предупреждения, что рассылается каждому горожанину, ни одной души не встретишь. Кроме бедолаг, вроде меня, которым еще предстоит путь домой.
Машины несутся по дороге. Стою на переходе, ожидая зеленый свет. Капюшон не натягиваю, пока в силах получать наслаждение от аромата предстоящего дождя, что обрушается на лесной горизонт где-то в нескольких километрах от города. Слышу гром.
На самом деле, это лучше, чем сидеть и тухнуть дома. Хотя бы подышу лишний раз, чтобы…
– Я тебя знаю.
Первый момент – не реагирую. Мама учила не поддаваться сомнительным обращениям, тем более, что говорить могут и не со мной вовсе. Но, видимо, в данный момент складывается не совсем стандартная ситуация.
– Привет, детка, – тяжесть чужой руки обрушивается на спину, давит, вынудив согнуться. Вскидываю голову, с тревогой взглянув на русого мужчину, который отошел от своей компании, явно заинтересовавшись моей личностью.
Эта улыбка. Запах табака, спиртного и пота. Этот изучающий взгляд.
Это он.
Тот тип с вечеринки.
– Что ты здесь делаешь в такой поздний час? – мужчина подносит бутылку пива к губам, внимательно окидывая меня взглядом, а в моем горле образуется знакомый комок из слов, испытывающий меня жжением. Пальцы в карманах дрожат, ладони сжимаю в кулаки, по какой-то причине не отрывая взгляда от светофора, словно зеленый свет вытащит меня из проблемы без моральных и физических увечий.
Но ноги уже трясутся. Колени подгибаются. Мужчина давит на меня тяжестью своего тела, я прекращаю разбирать его слова. Знаю только, что он обращается к стоящим у дверей бара друзьям.
