Текст книги "Считай звёзды (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 98 страниц)
О’Брайен приоткрывает рот, с потерянностью озирает помещение, еле проглотив ком, дабы заикнуться:
– Если мать Райли мертва, – прикрывает веки, хмурясь. – Кто отвечает на сообщения? – вновь смотрит на мать, раздражаясь её спокойствию.
– Митчелл, – женщина пьет воду, находя уместным пожаловаться. – Голова после пьянки болит жутко…
– Почему… – перебивает, пальцами давя на свои больные виски, ведь не может понять. – Почему он не сказал ей?
– Ты чем меня слушаешь? – Лиллиан недовольно фыркает, ибо сын игнорирует её жалобы на здоровье. – Она же больна. Врач запретил. Это может сказаться на её психике, и из первой стадии она перейдет во вторую, – прижимает ладонь ко лбу. – Хотя, что-то мне подсказывает, что у неё уже вторая, – делает ещё глоток.
Дилан не знает, о чем и думать. Его голова раскалывается вдвойне сильнее. Он делает шаг к столу, со злостью сверлит взглядом мать, не сдерживаясь:
– То есть, по-вашему, лгать и заставлять её верить, что её мать относится к ней, как к дерьму, лучше?
Лиллиан вздыхает, разочарованно выдав:
– Ты ещё такой ребенок, Дилан.
– Какого хера? – парень пихает ладонью стол, и Лиллиан медленно поворачивает голову, устремив свой стеклянный взгляд на сына. – Вы в своем уме? Ей надо было рассказать, – повторно толкает стол, что приводит стакан женщины в движение. Дилан плюет на чай, решая просто налить воды и отнести девушке таблетки, хотя, о чем это он? Ему срочно нужно покурить. Выйти на свежий воздух, подумать, обработать информацию. В голове каша из мыслей и чувств. Его дергает изнутри, будто он обязан что-то предпринять. О’Брайен не может держать в себе то, что узнал. Его просто…
– Расскажешь ей сейчас, она тут же попадет в больницу, – голос матери бьет в спину, вызывая раздражение на коже между лопатками. Дилан тормозит, нервно перебрав пальцами ткань кофты, и оглядывается на холодный тон, встречая не менее ледяной взгляд женщины. Задним числом О’Брайен осознает. Кое-что. Подвох. Он глотает воду во рту, более не скрывая своей неправильной скованности:
– Ты не просто так мне рассказала, верно? – верно. Она никогда не сделает что-то без толку.
– Это ложь, Дилан, – Лиллиан стучит ногтями по поверхности стакана. Смотрит в ответ на парня, который уже ощущает холод, пробирающийся под кожу, ибо он начинает понимать мотивы. Она будет использовать это в своих целях.
– И теперь ты один из тех, кто ежедневно будет поддерживать ложь.
– Заткнись, – выходит тихо, совсем не угрожающе, из-за чего голос женщины становится громче и увереннее:
– И если Райли узнает, ты тоже будешь в числе тех, кого она возненавидит, – Лиллиан следит за эмоциями сына, она видит его насквозь. Навыки психолога дарят множество возможностей, особенно касающихся чтения людей. И женщина читает парня, который открывает в себе новый уровень ненависти, внешне сильно напоминая свою мать, когда ледяным тоном шепчет:
– Дрянь.
Девушка включает лампу на тумбе. Сидит на краю кровати, перебирая нитки, чтобы подобрать нужные по цвету. Да, у Янг нет сил, но что-то помогает ей удерживать иголку в руках, пока она пришивает ушко кролика на место. В её сердце рождается детская вера, которой она всегда невинно рада. Надежда питает её столько лет, и Финчер счастлива, что может вновь её ощутить внутри себя.
Так что зашивает кролика. Потому что надеется в скором времени увидеть мать.
Дверь приоткрывается. Янг отвлекается от кролика, подняв глаза, и встречается зрительно с заглянувшим в комнату парнем, который… Выглядит немного необычно, может, всё из-за отсутствия нормального сна.
– Чем ты занята? – Дилан скрывает основную причину своей легкой дрожи в руках и ногах, шагает к кровати со стаканом воды и таблетками успокоительного. Какую маску лжи предпочитает парень? Конечно, грубость.
– Я сказал спать лечь, – тон его голоса странно повышается, когда взгляд натыкается на кролика в руках Райли, и он ставит стакан на тумбу вместе с таблеткой, выхватывая игрушку. – Пей и спи, – мягкий кролик оказывается в его ладони, и те начинает жечь.
Совесть грызет.
Дилан ненавидит ложь.
Слишком большой груз ему приходится тащить в одиночку.
А что сама Райли? Девушка со спокойствием принимает его грубость, понимая, как он устал, поэтому не спорит, медленно выпивая таблетку. О’Брайен делает шаг к столу, без заботы бросив на него кролика, в грудь которого вонзает иглу.
– Ты тоже ложись. Выглядишь плохо, – Янг забирается на кровать, сунув ноги под одеяло, и сидит. Смотрит на Дилана. Тот прячет ладони в карманы кофты. Не находит, что ответить, поэтому наклоняется, выключив настольную лампу:
– Спи, – повторяет, поворачиваясь к ней спиной, и шагает к двери, следя за дыханием.
Финчер изучает его затылок, на языке вертится то, что не желает игнорировать, поэтому обращает внимание парня на себя:
– Дилан? – шепчет.
Пожалуйста, не говори с ним сейчас.
О’Брайен без желания тормозит на пороге, взявшись за ручку двери, и оглядывается, еле заставив себя взглянуть в глаза девушки, которая с невинной добротой растягивает губы, немного болезненно улыбаясь:
– Спасибо.
Это был один из самых сильных ударов в самое сердце.
========== Глава 36 ==========
Ты пожалеешь
Собственный организм выводит из себя. Попытки уснуть были проигнорированы сознанием, что большую часть дня и ночи проводит в осмыслении той информации, заложником которой меня нарочно делает мать. Она знает. Знает, я не смогу свободно существовать, держа в себе столь тяжелую правду, и женщина обязательно воспользуется своим козырем, если ей что-то не понравится. Мой шаг в сторону – Лиллиан начнет действовать. Боюсь, её совести не хватит промолчать. Боюсь, она в порыве гнева расскажет всё Райли, упомянув мою причастность ко лжи, и тогда уже не будет «по новой». У нас с Янг больше не будет возможности «начать». Но сильнее пугает тот факт, что слова матери о причине, почему не стоит говорить девушке правду, действительно реальны. Это одна из самых серьезных дилемм, и мне тяжко переносить разногласия внутри себя самого. Я хочу рассказать ей, но для этого требуется подготовить почву. Чем дольше они скрывают, тем сильнее будет удар. Взрослые и так потянули достаточно, поэтому мне труднее открыть правду, учитывая, что состояние здоровья Райли становилось с каждым годом хуже. Честно, я ебать не знаю, как в данной ситуации поступить, но уверен, что зря Митчелл скрывал от дочери смерть матери. Очень зря. И этот факт лжи ещё аукнется ему. И Лиллиан. И, теперь, мне, если я не придумаю, как преподнести Финчер информацию.
Только восемь утра, а голова уже готова разорваться на куски. Радует, что сегодня выходной. Нет, не радует. Успокаивает. В последнее время мне не особо притягательно чувство радости. Иногда испытываю некое спокойствие. Например, вчера не удавалось уснуть весь день, но, заходя в комнату к Янг, видел, что она спала. Уже что-то. Может, сегодня она будет вменяемой и сможет нормально разъяснить, что произошло с ней той ночью.
Лиллиан со своими шлюхами-подругами не просыхала. Даже этой ночью. Надеюсь, сегодня они свалят. Все.
Где-то ближе к пяти утра я сдал позиции и более не пытался уснуть. Проблемы с этим у меня с детства, как-то связано с состоянием сердца, но не особо вдавался в подробности, когда врач расписывал мне возможные ухудшения. Мне кажется, в данной ситуации больше вину на себя берет моя психическая нестабильность. Думаю, когда всё немного уладится, я смогу отоспаться. Надеюсь, это скоро произойдет, а то настолько покачивает при ходьбе, что врезаюсь во все дверные косяки, хотя мечу ровно в проем.
Надо собраться. Иначе буду похуже этой крольчатины, которая выглядит, как вареный овощ.
Завариваю ненавистный мне кофе. Вряд ли поможет взбодриться. Я видел свое ебало утром в зеркале. Мерзкое зрелище: эти херовы мешки под глазами, красные белки от недосыпа. Плюс все эти синяки и ссадины. Серьезно, урод. Думал, самая отвратная часть моего тела – это всё ниже шеи, учитывая сколько там шрамов, но нет. Ещё немного – начну носить капюшон. Если самому так тошно, то каково другим лицезреть мое хлебало?
Мешаю сахар, пальцами иной руки растирая сжатые веки. Дрянь, а не утро. За окном серо. И пасмурность поглощает, подпитывая мое стремное настроение. Опускаю руку, опираясь ею на край кухонной тумбы. С неприязнью слежу за тем, как темная жидкость поддается давлению чайной ложки, начав вращаться внутри кружки по часовой стрелке. От запаха воротит.
Хочется дольше пребывать в оглушенном состоянии, но со стороны коридора доносятся шаги, и нет, я точно уверен, что принадлежат они не Райли, поскольку только один человек в этом гребаном доме носит каблуки, чтобы подчеркнуть свое херово самомнение.
Едкий запах алкоголя и духов забивается в ноздри, а ведь Лиллиан ещё не перешагнула порог кухни. Заранее подготавливаю себя к мозговому штурму, примерно представляя схему влияния матери на людей. Она делает все постепенно, мелкими ударами, чтобы заполучить психику испытуемого, взять другого под свой контроль, дабы в дальнейшем было проще использовать в своих целях. Она попытается выводить меня, поэтому подношу кружку к губам, нарочно не обращая никакого внимания на вошедшую женщину, которая зевает, покачиваясь на каблуках, и шумно направляется ко мне, видимо, чтобы так же воспользоваться вскипяченным мною чайником, чтобы приготовить горячий напиток. Знаете, почему я не отхожу, когда она встает рядом? Потому что она ожидает этого. Моей слабости.
– Доброе утро, – приветствует с легкостью в груди, будто всё между нами нормально, и вообще мы – самая обычная любящая семья. Ей даже удается напрячь мускулы лица для естественной улыбки.
– Не разговаривай со мной, – сую одну ладонь в карман кофты, незаинтересованно уставившись перед собой.
– Только утро, а ты уже матери грубишь, – с привычно-фальшивой обидой вздыхает, покачав головой, пока кладет себе две ложки кофе в кружку… Которую я неосознанно отбираю. Правда. Я не смог проконтролировать это действие. Кружка с кроликом. Мать не просто так выбирает её, она будто проверяет меня, и я, блять, иду на херовом поводу. Не могу видеть её лица, ибо подхожу к раковине, но затылком чувствую – женщина улыбается, так как её методы воздействия работают. Первый этап – прощупать почву. Ей требуется понять, каким образом можно влиять на меня. Вот, чем она занимается.
Дрянь. С каждым годом её психологические возможности сильнее, и мне известно, как она развивается – читает литературу, а практикуется на людях. Отрабатывает. Но пусть не думает, что я ни черта не могу против. Напоминаю. Всю жизнь провел с ней бок о бок. Я наблюдал за ней. И, это мерзко признавать, я многое перенял от неё, многому научился. Иногда мне кажется, что мать забывает о том, что мы – родственники. У нас с ней одни гены, одна кровь. От отца мне достаются любовь к музыке, его стремление оберегать близких (это нехило так портит мою жизнь), а от матери – скверный характер и её гребаное понимание психологии. Даже не читая толком литературы, я достаточно осведомлен. Может, поэтому мне удается общаться с Нейтаном и понимать Райли? Скорее всего. Они – трудные люди.
Оставляю мать без ответа, промывая кружку куска крольчатины. Женщина с гордым видом берет другую посуду, продолжив готовить кофе. Двигаюсь к тумбе, что стоит у холодильника, и ставлю на неё кружку с кроликом, устремив внимание на пакетик с баночкой витаминов. Не требуется большого количества времени, чтобы моя рука жестко схватила её в охапку и начала пихать в карман кофты.
– Я бы этого не делала, – голос матери звучит за спиной. Не реагирую, спрятав витамины.
– Дилан, – она вздыхает. – Ей нужны лекарства.
– Иди на ху… – проглатываю окончание, желая прошипеть его сквозь зубы, когда в дверях кухни появляется девчонка, неуверенно заглядывающая в серое помещение. Встаю ровно, потянув кружку к губам, и краем глаз наблюдаю за тем, как Райли мнется, но решает войти внутрь. Думаю, ей не нравится присутствие моей матери. Что ж, меня оно так же не устраивает. Янг босиком шлепает по холодному паркету, её голова слегка опущена, пальцы нервно теребят край футболки. Изучаю её лицо, пытаясь понять, в каком она состоянии. Выглядит, конечно, болезненно, словно её долгое время держали в подвале вдали от солнечного света и морили голодом, оттого она такая бледная и тощая. Серьезно, что за режим бабушки? Мне охота её накормить.
Остаюсь внешне невозмутимым, понимая, что шагает девчонка ко мне, и испытываю странное удовлетворение, видя, как умело Райли игнорирует сраное «доброе утро» моей мамки, севшей за стол.
Янг встает сбоку, прошептав что-то вроде: «Привет», – на что остаюсь молчаливым, продолжая следить за тем, как медленно она двигает конечностями, пока берет свою кружку, начав осторожно крутить головой (видимо, из-за боли в ней), ищет фильтр. Поворачиваюсь к столу, не бросаю взгляд на мать и беру фильтр, протянув девушке, которая кивком благодарит, с безжизненным видом наполняя кружку. Держит фильтр, как ребенок, обеими руками, и всё равно проливает немного мимо.
И тут мое сердце немного ускоряет темп. Янг начинает шуршать пакетиком. Она ищет витамины, и я ощущаю взгляд матери на своей спине, ведь она знает, что сейчас моя попытка лишить девушку таблеток провалится. Финчер немного хмурит брови, изучая поверхность других тумб, после чего поднимает глаза на меня, и обычно я рад нашему зрительному контакту, вот только сейчас нервно переминаюсь с ноги на ногу, делая крупный глоток, чем обжигаю горло.
– Ты не видел мои таблетки? – это чертово доверие. Райли смотрит на меня, как на человека, который не солжет ей. Данное обрадовало бы меня в иной ситуации. Как долго я добивался доверия с её стороны? Вот, я его получаю, но одно дело просто вернуть, другое – уметь оправдать. Янг думает, я не обману. И я не собираюсь. Иначе пойду на поводу у матери. Можно подумать, это мелочи, но любая моя ложь отныне имеет вес и будет прибавляться к общей лжи, созданной взрослыми.
Глубокий вдох. Опускаю кружку, стуча по ней пальцами, и пытаюсь придерживаться образа собранного человека, вот только всё равно моя речь не столь твердая и уверенная:
– Я думаю… – укол в спину от матери. Она ждет. Давление.
Райли поднимает брови. Блять, какого черта она так смотрит на меня? Слишком открыто. Это небезопасно. В таком состоянии я мог бы с легкостью манипулировать ею, как и любой другой человек, кому она так же доверяет.
– Я не дам тебе их, – идиот. Полный придурок. Выпаливаю это грозно и раздраженно, ибо зрительно не выношу долгого давления матери, которая теперь отпивает кофе, но не сводит с нас глаз. Но она – последнее, что сейчас пугает. Смотрю на Райли, ожидая её реакции. Девушка моргает, выглядя удивленно-опечаленной, и меня разрывает от желания пихнуть ей эту херову баночку, но воздерживаюсь, глотнув воды во рту.
– Ладно.
Не могу осознать. Смотрю на Янг. Она спокойно шепчет это, вернувшись к распитию воды из кружки. Девушка задумчиво опускает взгляд, встав ко мне боком.
«Ладно». Ладно? Так просто?
Чувствую повторный недовольный укол в спину, но он уже не способен оставить негативный отпечаток, ведь раздражение это принадлежит только матери, не мне. Я лишь озадачен, но не собираюсь придерживаться растерянности. Нужно что-то говорить, что-то делать, чтобы тишина не имела возможности распространяться.
– Ты голодна? – некомфортно проявлять себя с положительной стороны в присутствии матери. Это необычно, но мне не хочется, чтобы женщина видела и в принципе знала о таковой моей стороне. Это личное. То, что не каждому хотелось бы демонстрировать.
Моя слабость.
– Ну… – Райли явно не хочет кушать. Она пальцами чешет макушку, сильнее путая распущенные волосы, и поглядывает на меня, как бы намекая, что не желает оставаться здесь, пока тут моя мать. Понимаю.
– Я бы выпила чай, но кушать не хочется, – признается.
Я довольно часто замечаю за ней одну особенность характера. Меня могут не понять, но в процессе общения с Янг охватывает чувство, будто я говорю с ребенком. То ли она так по-детски выражает свои мысли, то ли её образ, то ли поведение… Не могу объяснить, но мое отношение к ней двойственное: с одной стороны Райли для меня, как младшая сестра, с другой… С другой она для меня – девушка.
Ладони потеют от стыда, вызванного внутренними размышлениями.
Девушка, отношение к которой у меня далеко не семейное. Иное. Намного иное, и порой мои желания вызывают приступ вины.
Хочу предложить ей, в таком случае, просто выпить лекарства с чаем, но отвлекаюсь на шум со стороны коридора. Лиллиан, наконец, встает, ворча что-то о том, что её подруги проснулись. Надеюсь, они сегодня не будут пить и разойдутся.
Сверлю взглядом спину матери, пока та идет к порогу, поэтому для меня прикосновение Финчер становится неожиданностью. Райли пальцами осторожно стучит мне по локтю, заставив перевести внимание на себя, как и поступаю, опустив хмурый от задумчивости и морального груза взгляд.
– О чем ты думаешь? – Янг задает вопрос тихим голосом. Я слышу, но теряюсь от его значения, оттого спрашиваю:
– Что? – щурюсь.
– Ты выглядишь уставшим, – ставит перед фактом, продолжая держать пальцы прижатыми к моему локтю. – Тебя что-то беспокоит?
– Нет, – может, я резковат, но мое состояние – не то, что должно её интересовать. Пусть о себе думает.
Беру фильтр, отворачиваясь, и иду к чайнику, дабы поставить греться воду, а в спину получаю тихое: «Ладно», – поэтому мои движения становятся менее уверенными. Наполняю чайник. Ставлю греться. Вода закипает. Не оборачиваюсь. Ощущаю растущее напряжение, но шутка в том, что его вырабатываю я сам, а давлению подвергаю не только себя, но и Райли, так как моя грубость явно действует на неё. Ставлю руки на талию, притоптываю ногой и, прежде чем обернуться, провожу ладонью по губам. Поворачиваю голову, изучая девушку со стороны. Она без желания глотает воду, стеклянным взглядом упираясь в пустоту. Кажется, сегодня тот самый день моей слабости. Уверен, всё дело в том, сколько мыслей роем жужжат в моей голове, жаля херов мозг. Я сильно вымотан. Я хочу спать. Я хочу получить жалкую минуту свободы от способности думать.
Мне нужна минута, Райли.
Оставляю чайник, не обдумываю. Большими шагами приближаюсь к девушке, а та не успевает повернуть голову и отставить кружку, поэтому Янг издает тихий писк, а вода проливается из посуды, поскольку девчонку наклоняет обе руки, пальцами которых держит кружку.
Я довольно жестко прилегаю к спине Райли, грубым движением рук скользнув по её телу, чтобы крепко, слишком крепко, обхватить и прижать к себе. Девушка, думаю, больше от неожиданности издает мычание, вынуждая себя приподняться на носки, ведь насильно приподнимаю выше, практически отрывая её ступни от паркета. Успевает отпустить кружку или выронить её, но она не разбивается, оказываясь на тумбе. Я сам не до конца осознаю, как проворачиваю всё настолько быстро. Одной рукой обнимаю её чуть выше груди, сжав пальцами плечо, другой – талию, ладонью крепко стиснув ткань футболки. Не могу проконтролировать сжатие. Не сомневаюсь в том, что делаю ей больно, но мне необходимо немного остановиться.
Всего минута, Райли.
Ты позволишь мне?
Янг немного наклоняет голову к плечу, пытаясь расслабиться, и я опускаю лицо, до безумия сильно сжимая веки с целью избавить себя от возможности видеть. Мне нужна темнота и тишина. И пустота.
Она так сбито дышит, но не отпирается, хотя явно ощущает дискомфорт, и это не удивительно. Меня бы тоже поставило данное действие в тупик, причем, отреагировал бы негативно. Но Финчер продолжает поддерживать тишину, не двигаясь. Я не могу видеть её лица, не могу понять, что она чувствует. Просто надеюсь, это не оттолкнет её.
Рассчитывал лишиться мыслей, а на место старых забот приходят новые. Но они куда приятнее сказываются на моем сознании.
Вы знали, что Райли любит арбузы? И всё, что с ними может быть связано. Нет, правда, если покупает жвачку, то обязательно арбузную. Йогурт арбузный. Гель для душа с тем же ароматизатором… Черт возьми, она потрясающе пахнет. Сладкий аромат с примесью мяты. Это настолько кружит голову, что уже не задумываюсь о том, насколько явно поглощаю в себя запах её кожи, словно желаю забрать немного. Нет, много. Долго голодающее животное будет набивать свой желудок после насыщения, ибо подсознательно боится, что у него более не будет возможности раздобыть пищу. И моя параллель имеет смысл – я понимаю, что уже достаточно долго сдерживаю Янг на месте, но не могу остановиться. Хочу ещё. Больше. Таким образом проявляется любая человеческая слабость.
Только не отталкивай. Дай ещё немного.
– Дилан? – девушка шепотом обращается ко мне, но лишь сильнее прижимаюсь носом к изгибу её шеи, стиснув в объятие исхудавшее тело. Не успеваю уследить, когда именно дыхание Райли выравнивается. Она успокаивается?
Чувствую, как одна её ладонь продолжает крепко сжимать запястье той моей руки, которой обвиваю талию, другая её рука сгибается, а пальцы находят мою макушку. Финчер немного поворачивает голову, думаю, чтобы видеть моё скрытое от неё лицо. Я его принудительно отворачиваю в иную сторону, так же держа веки закрытыми.
Янг пальцами водит от макушки к виску, не получая моей реакции:
– Ты о чем-то думаешь, – повторяет свои слова. – Тебя выводит присутствие матери? – предлагает свои варианты, но ошибочно. – Или из-за скорых экзаменов переживаешь? Не волнуйся. Я помогу тебе подготовиться, потом уедешь в колледж, подальше от этого места, – чуть позже добавляет. – От матери, – видит, что не выхожу на контакт, и начинает пальцами водить по моей шее. – Взбодрись.
Резко распахиваю глаза, подняв голову, и хмуро смотрю на девушку, уловив в её тоне кое-что неуместное для её состояния. И не ошибаюсь. Райли выдавливает улыбку, продолжая щекотать пальцами мои ключицы:
– Взбодрись, – повторяет, чем подтверждает мои безумные мысли.
Что если она… Ну… Проявляет заботу ко мне? Что если сейчас она так же переживает о моем состоянии? Это нелепо, конечно, но девушка ведь старается привести меня в чувства. Мне с трудом верится в то, что кто-то может отвечать на мое волнение, что кто-то способен испытывать тревогу в ответ, ибо я не получал подобного от матери, когда проявлял по отношению к ней заботу. Поэтому для меня это нечто нереальное.
Отдаваться кому-то физически и морально – то, к чему я привык.
Получать что-то взамен на свои действия – дико и непривычно.
Но, всё-таки, что если…
Довольно долго сохраняю зрительный контакт с Райли, отмирая в момент, когда она, как ребенок, тыкает пальцем мне в нос, насильно сохраняя на своем лице улыбку:
– Я сделаю чай, не пей эту гадость, – имеет в виду кофе. Девушка освобождается от моих рук, вполне спокойно направившись к кипящему чайнику. Стою на месте. Пальцами щупаю холодный воздух, опуская руки.
Тепло. Знаю, что его можно получить путем занятия сексом, но тогда, почему сейчас внутри так жжется? Прячу горячие ладони в карманы, сделав неуверенный шаг назад к столу, и бросаю хмурый взгляд на девушку, приступившую заваривать нам чай.
Забота. Источник тепла.
Райли – источник тепла.
***
Льет дождь. Тот самый момент, когда радуешься такой скверной погоде, которая должна мастерски омрачить мое состояние, но наличие серости и темноты за окном действует успокаивающе. Стараюсь не думать о волнующем, Дилан говорит, нет толку рвать волосы из-за Агнесс. Она часто так срывается с катушек и убегает, а потом всё равно объявляется и просит прощения. Но, судя по всему, я такой человек. Не могу отключить эмоции и расслабиться. И учиться не выходит. Сижу за уроками большую часть дня, решая оставить О’Брайена в покое, может, ему удастся выспаться? Точнее, я его целенаправленно отправила в комнату с данной миссией. Вот только постоянно слышу, как он бродит то в ванную, то вниз, но не выхожу, не вынуждаю его терпеть мое общество.
Замены для телефона не нашла. Даже лишних сим-карт не завалялось в подсобке. Так что теперь у меня нет возможности связаться с кем бы то ни было. С одной стороны, это печалит, лишает возможности быстро наладить контакт и Агнесс не сможет позвонить мне. Ей придется говорить с Диланом или Нейтаном. С другой, меня это отрывает от социальной жизни, и данная мысль дарит необъяснимое успокоение. Никто не сможет со мною связаться, никто не станет тревожить. Будто остаюсь одна. Получаю желанное одиночество.
После того, как стрелка часов переваливает за шесть вечера, просыпается долгожданный голод, не напоминающий о себе два дня. Стучу ручкой по тетради, скользнув взглядом со скукой по химическим уравнениям, и выпрямляю спину, сцепив ладони в замок. Тяну руки наверх, замычав с удовольствием, ощутив хруст в позвоночнике, и отодвигаю стул, решаясь покинуть комнату, но тихо. Подружки Лиллиан ушли утром, но сама женщина по какой-то причине остается дома. Странно, что она не торопится в больницу к отцу. В любом случае, не хочу привлекать ни её внимания, ни внимание Дилана.
Хочу прикрыть крышку ноутбука, но вдруг внутренний порыв – один из таких, что мне не удается контролировать – вынуждает остановиться. Открываю. Смотрю на экран. Сайт с примерами тестовых заданий к экзаменам. Перевожу спокойный, но отяжеленный легкой усталостью от учебы взгляд на календарь, и понимаю, что не отмечала дни ожидания ответа от матери. Если честно, надоедает. Правда. Присаживаюсь на край стула, сутуля плечи, и с тихим вздохом начинаю щелкать мышкой, переходя на свою почту. Открываю сообщение, текст которого тошно перечитывать. В нем нет никакого толкового содержания и важности, но мама бы точно ответила, зная, что это от меня. А, может… Может, у неё не сохранилась моя почта? Хотя я взяла её старую, скорее всего, женщина её и не помнит. Верно.
Что-то внутри разжигает пыл надежды, и в голову приходит мысль написать ещё одно сообщение, но на этот раз указать полное имя. Помню, как-то в детстве, я писала ей, указав имя «Райли». Это нелепо, но что если у неё есть другие знакомые с моим именем? Ведь, может быть такое? Может?
Мои пальцы застывают над клавиатурой. Взгляд блуждает по экрану набора сообщения. Губы слегка приоткрываются.
Это смешно, да? Смешно, что я ищу любую глупость, хватаясь за неё, дабы оправдать маму? Конечно.
Опускаю руки, прижавшись спиной к спинке стула, и изучаю яркий экран, свет которого ранит глазные яблоки, вынуждая тереть веки от боли. А плевать – внезапно. Нет, правда, плевала я на это. Подаюсь вперед, скользнув языком по губам, чтобы избавиться от сухости, и возвращаю пальцы на клавиатуру, начав обдумывать, что и как написать, но даже такой силы стремление обрывается из-за отвлечения на посторонний шум. Голос, который не признаю, оттого он привлекает внимание, рождая объяснимое непонимание. Мужской, но это не отец. За ним следует голос Лиллиан.
Оставляю ноутбук, медленно поднимаясь со стула, и мелкими шагами приближаюсь к двери, неуверенно отворяя её. Голоса проникают в комнату. Выглядываю, осторожно, не желая быть замеченной, и вижу мужчину, по одежде которого понимаю, что он из службы, занимающейся доставкой и перевозкой грузов. Лиллиан решила начать ремонт без отца? Или…
Пальцами сжимаю дверной косяк, подаваясь вперед, и хмуро, немного потерянно изучаю то, что мужчина проносит в кабинет женщины. Похоже на холсты для картин, но они покрыты пленкой. Сложно рассмотреть, что на них изображено. Лиллиан ногой подпирает холсты, стоящие у стены, пока грузчик берет по два, занося в комнату, при этом мило общаясь с женщиной, надеясь на хорошие чаевые. Сами холсты и краски дорого обходятся, на что требовался грузчик? Это опять же лишние деньги… И откуда столько картин? В больнице рисовала?
Мужчина шутит, и Лиллиан заливается фальшивым звонким смехом, даже мне противно его воспринимать, а вот незнакомец выглядит вполне довольным собой, ибо смог рассмешить такую хорошенькую дамочку. Не спорю, Лиллиан обладает внешней притягательностью.
Женщина берет один холст, а мужчина последние два, после чего они заходят в кабинет. Поднимаю брови, сжав губы, и покачиваю головой. Я дотошна, когда дело касается денег, но материальное положение нашей семьи требует лишних тревог. Жаль, что Лиллиан этого не понимает. Из кабинета доносится очередная волна смеха, поэтому решаю махнуть рукой и вернуться к своим проблемам. Прикрываю дверь, не до конца, так как слышу, как дверь комнаты напротив открывается. Причем не спокойно, не тихо. Кажется, парень её к черту выбивает ногой, что приводит меня в ступор. Притормаживаю, хмуро вслушиваясь в отдаленные шаги, и выглядываю обратно в коридор, не успев обратиться к Дилану, поняв, куда он намеревается ворваться.
– Ди… – горло побаливает из-за холодного воздуха, которого наглоталась, пока бродила по морозным, ночным улицам. Хриплость глушит попытку быть услышанной. О’Брайен дергает дверь кабинета на себя. Стоп, действительно, зачем они закрылись в кабинете?
«Ты в край охерела?» – Дилан не кричит, он говорит на пониженных тонах, кроме того, закрывает за собой дверь. На него не похоже. Будто не хочет, чтобы я услышала и пришла поглядеть, что за переполох в такое время. Но переступаю порог, медленно шаркая босыми ногами по полу. Совершенно не задумываюсь о том, что выхожу в тонкой майке и шортах. Для меня это довольно откровенный вид, но хочу услышать всё, о чем они толкуют за дверью. Подхожу ближе, ладонью касаясь поверхности стены.
«Сынок, успокойся», – это притворство у меня в глотке комом стоит, не трудно догадаться, что Лиллиан собирается делать – опять выставит Дилана, как какого-то неуравновешенного подростка.
«Он из компании, помогал перевезти мои картины и предложил повесить, так что…»
«Срал я, чем вы тут занимаетесь, – О’Брайен обрывает её слова, показывая, насколько ему плевать. – Покажи, что ты нарисовала?»
«Сынок, успокойся, это просто картины и…»
Слышу какой-то стук, будто падает стул, после чего голос Лиллиан становится громче:
«Дилан, это не смешно!»
А вот парень сохраняет ровность тона: «Покажи».
«Эй, парень», – за женщину вступается мужчина из доставки, и я переживаю, что этот громила может прибегнуть к своей силе. Он раза в два больше О’Брайена.
«Не надо, мой сын просто немного не в себе, – Лиллиан с фальшивой заботой обращается к Дилану. – Ты опять выпил?» – О’Брайен, может, и пьет иногда, но это не его грех. Зачем она задает подобный вопрос? Чтобы грузчик подумал, что у парня проблемы с алкоголем.
Черт.
«Покажи картины», – Дилан плюет на её поведение, настаивая на своем. Слышу звук рвущейся пленки.
«Хватит, не трогай мои вещи!» – чего она так кричит? Совсем с катушек слетела?
