Текст книги "Считай звёзды (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 67 (всего у книги 98 страниц)
Морщусь, пальцами мягко сжимая его кофту у самого края. Молчим.
Мне правда. Правда. Безумно жаль.
Прости, Дилан. Прости за то, что я «такая».
========== Глава 45 ==========
Быть «нормальной»
Daughter – I Can’t Live Here Anymore
– Я рада, что ты пришла в себя, – после долгих и душащих меня объятий, в которых я с удовольствием бы продолжала тонуть, Агнесс принимается за приготовление чая. – Я уже начала переживать, что у тебя что-то не так со здоровьем, – ставит чайник, поглядывая на меня с сонной улыбкой на лице, полным веснушек. – Больно крепко ты спала.
Не могу ответить ей широкой улыбкой, но пытаюсь вести себя раскованнее, несмотря на свой внутренний переполох, вызванный последними событиями жизни. Сижу за столом по приказу подруги, которая сама берется за приготовление чая, без остановки интересуясь, не голодна ли я, но чувствую себя худо, возможно, из-за температуры, поэтому отказываюсь, но чай с ней решаю выпить. Розалин выглядит хорошо, даже отлично, думаю, внутрь неё наконец приходит стабильное спокойствие. Почему-то я убеждена, что его поддерживает никто иной как Нейтан. Надеюсь, он не натворит дел.
– Где Дилан? – Агнесс берет чайные пакетики. Они успели закупить продуктов? Да, я долго спала.
Начинаю нервно чесать пальцами локоть, отвечать стараюсь без долгих пауз, чтобы не демонстрировать своей скованности:
– Он ушел спать.
– Да? – рыжая удивленно смотрит на меня, разливая горячий кипяток по кружкам. – Хорошо. А то он эти два дня не спал. Нейтан говорит, это из-за сердца.
Сжимаюсь, отводя взгляд в сторону. Слышу за окном гул мотора. Престон вернулся?
– Я так люблю это место, – Агнесс довольно улыбается, протянув мне кружку, сама пока не садится, думаю, она так же слышит щелчок замка входной двери и ждет, когда войдет русый парень. – Когда Нейтан сказал, что вы здесь, я сразу же собралась. Правда, – вздыхает, мешая сахар в своей кружке. – Этому кретину не хотелось покидать комфортную зону города, – улыбается шире, когда порог кухни переступает русый с рюкзаком за спиной:
– Кретин? – повторяет слова рыжей. – Обо мне говоришь? – проходит к столу, они с Агнесс кривляются друг другу, выглядит забавно, я бы даже улыбнулась, если бы не чувствовала такую сильную тошноту. Отвращение к самой себе.
Держу кружку в холодных ладонях, оставаясь молчаливой наблюдательницей.
– Я просила купить яблочный, – Агнесс вынимает из рюкзака гель для мытья посуды и недовольно косится на парня, поставив свободную руку на талию. Нейтан ворчит, пихнув её бедром:
– Отвали, рыжая, – вынимает пакеты с продуктами.
– Чё? – словесная перепалка вызывает внутри меня непонимание. Они говорят так… Обычно. Будто ничего между ними не случилось. Такие простые люди в плане отношений. Завидно.
– Где Дилан? – Престон подходит к холодильнику, открыв дверцу, а Агнесс начинает передавать ему продукты. Я понимаю, что должна ответить, ведь подруга остается молчаливой, а свой взгляд русый бросает на меня, так что ерзаю на стуле, чувствуя себя дискомфортно от принуждения к разговору:
– Он спит.
– Спит? Я тут работаю за всех, а он…
– Нейтан, – Розалин закатывает глаза, на что парень морщится, опять кривляясь ей в ответ:
– Ладно, – парень вновь смотрит на меня через плечо, принимая упаковку сыра от рыжей. – А твоё здоровье как? Вы с ним оба какие-то больные…
– Нейтан, – Розалин тревожно озирается, словно что-то знает о моем состоянии, но мне не хочется выяснять это. Я просто пожимаю плечами, в очередной раз солгав:
– Всё хорошо, – отставляю кружку на стол. – Просто заболела, – поднимаюсь, заставив даже Престона проявить каплю вины, но я ухожу вовсе не потому, что он назвал меня «больной».
– Райли, – Агнесс обеспокоенно обращается ко мне, сжав пальцами листья салата. Оглядываюсь на неё, встав на пороге. Девушка изображает непринужденность:
– Ты разве не голодна?
– Я хочу умыться, – мне нужно больше тишины. Мне надо подумать.
– Ладно, я тогда… – Розалин, прости. Тебе приходится так мастерски притворяться, что всё в порядке, да? Она вертит в руке салат, улыбаясь:
– Я приготовлю перекусить, – кивает на настенные часы. – Уже шесть вечера.
– Да, я… – выдавливаю на вздохе. Голова совсем не варит. – Я помогу, только умоюсь, – повторяю информацию, продолжив идти. Разворачиваюсь, заметив, как Розалин стреляет недовольным взглядом на Престона, который пожимает плечами, что-то шепча губами, мол, он не виноват. Так… Он правда не виноват.
В том, что я действительно ненормальная.
Медленно иду на второй этаж, веду себя тихо, чтобы не мешать Дилану спать. Он лег в своей комнате. Складываю руки на груди, обнимая себя, и шагаю по этажу, опустив взгляд в пол. Моральное давление не утихает, всё ещё чувствую себя мерзко. Уверена, это ощущение не отпустит меня ещё долгое время.
Направляюсь к ванной, но невольно прекращаю перебирать ногами, остановившись у закрытой двери комнаты матери. Стою. Слушаю тишину, и вздыхаю, медленно поворачиваясь всем телом к порогу. Взгляд устремлен в деревянную поверхность, к которой не сразу решаюсь сделать шаг, чувствуя внутреннее нежелание оказываться там, где царят воспоминания. Тем вечером они меня грели, но теперь… Теперь, когда я начинаю многое осознавать в себе, для меня открываются возможные причины, почему мать бросила отца, почему не стремится встретиться со мной. И все эти догадки ранят сильнее, режут эмоциональные вены, натянутые, словно струны до самого предела. Будто предчувствую очередной срыв, и мне нужно его преодолеть.
Сжимаю холодную ручку, потянув на себя. Дверь не скрипит. Она не создает лишнего шума, когда открываю её, оказываясь на пороге холодного помещения. Именно ледяного. Я более не получаю тепла, находясь здесь. Что если… Что если я на самом деле никогда его не получала? Что если это был обман? Самовнушение в качестве успокоения? Мне требовалось получать тепло из чего-то, верить во что-то, как я верила и ждала встречи с матерью. Может, это и поддерживало мою стабильность? А теперь, когда я точно знаю, что моя надежда – это вирус, парализующий клетки сознания – я открываю себе глаза, снимая розовые очки.
Прохожу по комнате, со жжением в глотке приближаясь к столу. Взглядом, полным безутешной боли изучаю стенд с фотографиями. И чем дольше я смотрю, тем сильнее растет во мне эта боль, от которой в глотке встает ком из эмоций, вынуждающий глаза краснеть от соленой пелены.
Моя мать оставила отца, потому что тот был «тяжелым» человеком. Она не могла терпеть его характер, его срывы. Вдруг… Это не вся причина? Вдруг моя мать знала, какой я буду? Я… Я как мой отец? Я неуравновешенная, подобная ему?
Взгляд скачет с одной фотографии на другую. Мой отец. Моя мать. Я. Улыбаются, смеются, целуются на камеру, держат меня на руках. Это всё… Останавливаю внимание на снимке, на котором запечатлены молодые родители, моя мать ещё даже не беременна. Очень старая фотография. Они тут такие… Счастливые. Не подозревающие, чем закончатся их отношения. Как? Когда наступает этот переломный момент, когда самый близкий человек становится предметом отвращения? Почему это происходит?
Вот, почему я боюсь. Я боюсь быть чем-то большим для Дилана. Он…
Губы дрожат, а горячие слезы нагло покидают веки, скатываясь по холодным щекам. Еле глотаю воздух, сжимая пальцами плечи, пока переступаю с ноги на ногу, качнув головой.
Он так же устанет от меня? Я буду злить его. Я вымотаю его, как мой отец вымотал мать. Лишу его сил. Я уже лишаю. Чертов энергетический вампир. И О’Брайен уйдет. Я не хочу приносить ему увечья, не хочу делать его непростую жизнь ещё хуже, я… Мне так страшно.
Шмыгаю носом, делая шаг назад от стола, и с ненавистью мычу, рассматривая снимки счастливого прошлого. В них никакого тепла. Это тепло давно стало холодом, но я продолжаю им давиться, продолжаю лгать себе.
Этого не вернуть. Никогда. Моей семьи нет. У меня её не будет снова.
Мне нужно оставить прошлое, чтобы понять, как помочь себе в настоящем. Прошлое более не имеет значения. Я так яро за ним стремлюсь, что не двигаюсь с места. Меня волновало его сохранение, но… Что оно мне приносит? Не тепло. Только отчаяние и принуждение чувствовать себя ненужной.
Смотрю на фотографию матери, что лежит на столе. Она играет на гитаре, я сижу на её коленях, пытаясь повторить движение её пальцев. От слез картинка перед глазами плывет.
Я очень зла на тебя. Я так зла, что… Что не хочу тебя знать. Столько лет провести в ожидании, так ничего не получив. Ты… Ты ужасна. Ты знала, какой «сложный» отец, но всё равно оставила меня с ним. Я так долго пыталась понять, почему ты не забрала меня с собой? Почему не поборолась за меня? Ты просто знала. Ты точно знала, кем я стану, когда вырасту. Никому не нужна такая обуза. Никому!
Не знаю, что движет мною. Воссоединение злости и обиды дает мощнейший толчок, которому не могу противиться. Кидаюсь обратно к стенду, начав яростно срывать фотографии с тканевой поверхности.
Пошла ты! Пошла ты!
Мычу, не жалею пальцев, сжимая снимки и булавки, рву фотографии, бросая в стороны. То, что ты оставила меня! Этот факт заставляет меня верить в ненужность! Кому нужна такая больная на голову, если даже собственная мать ушла?! А?! Кому?!
Тихо рыдаю, схватив перочинный ножик со стола, которым, по всей видимости, подтачивали карандаши для рисования. Его острие вымазано в стержне, но оно с легкостью вонзается в поверхность стенда. Режу ткань на куски.
Меня все оставят! Все устанут! Все будут вымотаны! Все!
Кромсаю стенд, отбросив ножик на пол, и сжимаю веки, роняя слезы, коснувшись пальцами дрожащих губ. Задыхаюсь, хрипло втягивая кислород носом. Отхожу назад, от стола, продолжая с лютой ненавистью убивать себя мыслями. Вот она – правда. Все уйдут.
Краем глаз замечаю силуэт и в первый момент пугаюсь, дернувшись и взглянув в сторону стены. Зеркало. Это всего лишь мое отражение, но оно повергает меня в настоящий шок.
Растрепанное создание с большими синеватыми мешками под глазами и опухшими веками. Темные глаза, полные слез, красные белки с лопнувшими сосудами внутри. Бледная. Отвратительно тощая, будто смертельно больная. Ужасная и…
Слезы катятся по щекам. Лицо морщится.
Нет…
Быстро подхожу к зеркалу, начав пальцами вытирать веки и щеки от соленой жидкости:
– Так… – задыхаюсь, встав напротив своего отражения. – Так… – смотрю прямо в опьяненные обидой глаза. – Спокойно, ладно? – чувствую, как в груди начинает бушевать пожар эмоций. – Нельзя, нельзя, – качаю головой, уговаривая животное внутри себя. – Всё хорошо, да? – киваю. – Я в порядке, – вытягиваю изнутри кривую улыбку, нервно дергаясь на ногах. – Я в норме.
Мне нужно стать нормальной. Мне нужно быть нормальной. Постараться казаться таковой. Смотрю на себя. Пожалуйста, Райли. Давай, будем справляться самостоятельно, без чей-то помощи, иначе ты останешься одна.
Верно.
Я буду делать то, что делала всегда. Лгать. Лгать, чтобы нравится людям, чтобы все считали меня нормальной. Я поступала так из года в год, и у меня были друзья. Для того, чтобы не потерять их сейчас, я должна поддерживать образ. Не буду являться собой, но… Я не останусь одна. Больше никого не заставлю переживать за себя, больше никто не будет получать увечья, никто не будет чувствовать себя обремененным мной. В моменты срыва, чувствуя предстоящий взрыв, я буду закрываться. Одна. В комнате.
Отныне у меня всё хорошо. Отныне ты в порядке, Райли Янг-Финчер. Нет, просто Райли Финчер.
***
Дилан не выходил ужинать. Мне самой не хотелось кушать, но я заставила себя съесть всю тарелку еды, приготовленной Агнесс, чтобы та не сомневалась в моей поправке. Мне даже удалось поддержать разговор с Престоном и Розалин. За столом они вели себя активно, много смеялись, их присутствие очень расслабляло. Главное, они оба болтливы, что странно, но отсутствие неловкого молчания – их заслуга. Я немного улыбалась, но не больше. Мне всё ещё требовался нормальный сон.
Утром я чувствую себя легче, но первая мысль, застрявшая в голове после пробуждения, не дает мне спокойно начать этот день. Думаю о здоровье Дилана. Может, попросить Агнесс или Нейтана зайти к нему? Проведать, возможно, парню нужны ещё лекарства. Самой идти не хочется по той причине, что мне нужно меньше тревожить его своим присутствием. И без того уже поломала ему нервы.
Вид моей комнаты не греет душу, не возвращает покой. Мне не нравится видеть эти зеленые оттенки. Гитара матери у стены, пианино, засохшие цветы… Всё это… Что если это не мое? Это не часть меня? Всё это было присуще матери. Я просто копировала её черты характера, присваивала себе любовь к музыке и растениям, чувствуя, что тем самым мы с ней становимся ближе, роднее. Подсознательно пыталась стать с ней одним человеком, чтобы ощущать себя не так одиноко. И теперь я задумываюсь над действительностью. Кем я являюсь? Какая на самом деле? Характер человека строится годами, бывает, на протяжении всей его жизни за счет постоянного развития, но, что касается меня? Я была копией матери. Это сложно понять, знаю, но строила себя, основываясь на ней, на её фотографиях и записях. Я даже не уверена, нравится ли мне музыка, ведь никакого таланта к ней не имею, и игра на пианино приносит одно разочарование. Вся моя жизнь до этого дня… Я была кем-то. А теперь, когда пришел момент отодрать чужую маску, что я вижу? Безликого человека. Никого.
Я не знаю, что мне нравится. Не знаю, что не нравится.
Кто я?
Самое жуткое, что начинаю строить себя заново с очередной лжи. Буду опять играть роль, на этот раз делаю упор на тех, кто остается рядом со мной, чтобы сохранить наши отношения. Может, мне суждено просуществовать в иллюзии?
Та пустота, которую я чувствую после срывов и принятия витаминов. Я всё не могла понять, откуда она берется, и всячески сражалась с ней, но что если это и есть моё настоящее «я»? Белый лист, на который приходится наносить краски. Только яркие: красные, зеленые, желтые и прочие. Все теплые оттенки немного холодных, главное, чтобы они выделялись пестротой на белом фоне моего лица. Постепенно они смешиваются, чернеют, приобретают темноту, в связи с чем происходит мой срыв, после которого я вновь становлюсь собой – пустой, никакой.
Смотрю на свое отражение в зеркале, водя расческой по волосам, чтобы привести их в порядок.
Здравствуй, Райли. Тебя на самом деле нет.
Выгляжу… А какая разница, да? Ничего не изменилось, внешне я так же подавлена, поэтому будет тяжело поддерживать иллюзию «бодрости», но постараюсь. Мне ведь хочется работать над собой, верно?
Дверь комнаты оставляю открытой, чтобы видеть, кто ходит по коридору. Мне нужно кого-нибудь поймать, чтобы попросить того заглянуть к О’Брайену. Не удается собрать «пушистые» волосы в хвост, поэтому устало опускаю руки вдоль тела, выдохнув. Смотрю на себя. Изучаю это истощенное лицо. Плохо…
Мимо комнаты проходит Агнесс. Девушка что-то бубнит под нос, вроде ворчит, но улыбается. Кладу расческу на тумбу, медленно шаркая к порогу, и переступаю его, наблюдая за тем, как Розалин роется в ванной, вытаскивая с полки тряпку для пола. Иду к подруге, как можно тише обращаясь:
– Агнесс?
Рыжая выпрямляется, обернувшись, и на её лице проявляется та же широкая улыбка:
– Ты уже встала? Рано, – встряхивает половую тряпку, морщась. – Представляешь, этот дебил решил на завтрак яйца сварить, – смеется. – Но он же идиот, да? Поэтому решил превратить готовку в цирковое шоу, – крутит ручки крана, намочив ткань тряпки. – Угадай, сколько яиц разбилось об паркет?
Переминаюсь с ноги на ногу, стараясь улыбнуться:
– А его яйца считать?
Подруга хихикает, кивая:
– Да, конечно, – смеется, выключив воду. Я нервно дергаю край своей футболки, всё-таки попросив:
– А ты не могла бы зайти к Дилану? – девушка поворачивает голову, выжимая тряпку над раковиной. – Проверить, как он?
Розалин немного озадаченно интересуется:
– А ты не можешь? Я просто хочу приготовить завтрак и проконтролировать, чтобы Нейтан больше не пытался казаться хорошим помощником в плане готовки еды, – шутит, а мне не удается ответить улыбкой. Чувствую, как скованно проходит воздух в легкие через глотку:
– Я… – с сомнением морщусь, качнув головой, из-за чего подруга поворачивается ко мне всем телом, хмурясь, но без злости:
– Райли, не начинай, ладно? – вздыхает, сжав губы. – Не избегай его, окей? – чувствую себя неловко от её просьбы, поэтому опускаю голову, сглотнув. Девушка проходит мимо меня, весело толкнув бедром, стараясь приободрить:
– Давай, разбуди его уже, потом спускайся, – лицо озаряется улыбкой. – Я приготовлю что-нибудь нормальное.
Не чувствую должный прилив уверенности, но киваю, оборачиваясь за Розалин, которая весело шагает по коридору, продолжая ворчать о том, каким идиотом бывает Нейтан.
Девушка исчезает из виду, когда спускается по лестнице на первый этаж. Продолжаю какое-то время стоять на месте, хрустя пальцами от волнения. Ладони потеют. Слишком переживаю, мне нужно спокойнее относиться к подобному. Я просто проведаю его.
В этом нет ничего плохого.
Привожу себя в порядок у зеркала в ванной, умываюсь, не добиваясь нужного эффекта. Такая же уставшая девушка смотрит на меня в отражении. Ладно. Всё равно.
Послушно шагаю к двери комнаты парня, безуспешно стараясь разгладить ладонями мятую ткань футболки. Чувствую себя некомфортно в шортах, но в доме довольно тепло, даже жарко. Погода за окном хорошая, приятная. Резкий перепад действует на давление в голове, но терплю подобное. Подхожу к двери, решая не стучать, а немного приоткрыть её. Наверное, О’Брайен до сих пор спит, знаю, как не любит вставать рано, так что не рассчитываю застать его не в кровати.
Осторожно открываю дверь, заглядывая в светлую комнату с открытым окном, и переступаю порог, бросив взгляд на кровать.
Глотаю язык.
Дилан лежит на спине, ладонями растирая лицо, и, расслышав шум, поворачивает голову, уставившись на меня довольно сонно.
Я должна быть нормальной, поэтому не даю тишине главенствовать. Беру себя в руки, слегка дрожащие, и выдавливаю:
– Прости, мы разбудили тебя? – мы с Агнесс могли шуметь.
В груди отпускает тяжесть, когда парень отвечает вполне ровно, тем самым тоном, к которому я привыкла:
– Нет, давно проснулся, – присаживается на кровати, согнув под одеялом одну ногу, и опускает лицо в ладони, начав мять пальцами кожу. Моргаю, начав нервно переступать с ноги на ногу, и указываю рукой в сторону коридора:
– Ладно, я…
– Что-то случилось? – он опирается локтем одной руки на колено, ладонью подпирая лицо. Смотрит на меня, и мне кажется, я удачно справляюсь с ролью «нормальной»:
– Нет, просто решила узнать, как ты себя чувствуешь? – объясняюсь вполне ясно и спокойным голосом. – Таблетки не нужны?
– Всё нормально, – он вздыхает, прикрыв на секунду веки.
– Ладно, – опять предпринимаю попытку ступить назад, чтобы оставить его, но парень препятствует:
– Ты решила, что хочешь забрать отсюда? – не думала, что он заговорит об этом сейчас. Задумчиво опускаю взгляд, вернувшись в былое положение, и держусь пальцами за ручку двери, как-то неуверенно заявив без напора:
– Я ничего не хочу брать, – вижу, как Дилан выше поднимает голову, немного хмуря брови, поэтому спешу разъяснить. – Тут подумала, что… – чешу кончик носа. – Прошлое немного выбивает меня из колеи, – встречаюсь с ним взглядом, начав мять пальцами ладонь. – Не хочу держать его при себе, – надеюсь, понятно излагаю мысли. О’Брайен внимательно изучает меня взглядом, резко сменив тему:
– Как твое самочувствие? – спрашивает, оставаясь менее подвижным, в отличие от меня, которая пытается чем-то занять свои руки, чтобы унять нервы. Моргаю, слишком активно, и киваю головой, пожав плечами:
– Отлично, – Боже, уверена, моя натянутая улыбка выглядит ужасно, но я горжусь собой, так как могу поддерживать необходимый образ.
Дилан щурит веки, изогнув брови. С недоверием смотрит на меня, оставаясь молчаливым, и тишина работает против нас, поэтому ещё раз указываю на коридор, улыбнувшись:
– Ладно, пойду, – делаю шаг назад. – Помогу Агнесс, – собираюсь развернуться, отводя взгляд от парня, как вдруг краем глаз замечаю, как его лицо немного морщится от боли в груди, к которой он прикладывает ладонь, отворачивая голову. Тут же оборачиваюсь обратно, с волнением уставившись на Дилана, осторожно опускающегося на свои локти, чтобы вовсе вернуться в положение лежа.
– Что? – с тревогой окидываю взглядом его тело. – Всё-таки болит? – быстро шагаю к кровати, отбросив всю свою скованность на задний план. – Что тебе принести? – наклоняюсь, опираясь рукой на край постели, второй убирая локоны волос за ухо. Внимательно слежу за тем, как парень скрывает под ладонями лицо, молчит, только громко дышит, поэтому иду против себя, нагло взяв его за запястья, чтобы убрать руки:
– Говори, что боли…
Резко доминирующая хватка меняется. О’Брайен сам убирает ладони, дернув ими к кровати, отчего мои руки тянет вниз, и я опираюсь ими по обе стороны от его груди, подавшись вперед. С поражением улавливаю на бледном лице до чертиков знакомую наглую ухмылку, но не успеваю среагировать должным образом, как парень одной ладонью притягивает меня за шею ближе, ниже. Не сразу осознаю.
О’Брайен чмокает меня в губы, с давлением на них, долгое прикосновение, но я нахожу силы среагировать, со всех сил вдавив ладонями парня в кровать. Дыхание перехватывает моментально, а лицо вспыхивает смущением:
– Ты… – заикаюсь, видя, как он нагло улыбается, продолжая сжимать мои плечи, пальцами водя по их коже. Я сердито горю, возмущенно открывая рот:
– Ты наглый… – прерываюсь на писк, когда Дилан без труда тянет меня в сторону, заставляя упасть грудью на его грудь:
– Дилан! – визжу от негодования и несносного поведения «мальчишки». Порой я забываю, каким он может быть сорванцом! Съезжаю ему под бок, начав дергать ногами в воздухе. Не успеваю разразиться громким возмущением на парня, так как он обхватывает меня обеими руками, подаваясь за мной набок, и целует в губы, сразу же нагло углубляя поцелуй. Пальцами сжимаю его футболку на груди, чувствуя, как приятно хрустят кости плеч, когда Дилан сильнее сдавливает меня руками.
Быть в чьих-то настолько крепких объятиях – потрясающее ощущение.
Не знаю, каким образом отвечаю на поцелуй. Я не имею понятия, как целоваться, тем более, когда речь идет о таком глубоком «касании губ». Проникновение языком, вызывающее мурашки. Я чувствую его движение во рту.
Мне нужно вдохнуть.
О’Брайен разрывает поцелуй, подняв голову над моим лицом, и всё так же довольно-нагло ухмыляется, получая удовольствие от моих красных щек. Губы пульсируют, на языке остается привкус никотина. Смущенно моргаю, не сдержав возмущенного писка:
– Ты совсем дурной? – дергаю ткань его футболки, негодуя. – Я думала, тебе плохо! – ерзаю на спине, не в силах избавиться от его хватки, отчего выгляжу нелепо. – Вообще уже! – мои ноги висят через его бедро, и я продолжаю ими дергать, чем вызываю улыбку на сонном лице парня, который издевается, начав двигать той ладонью, что лежит на моей талии. К бедру, по ноге к колену, и я трясу ею:
– Серьезно? Что с тобой не так? – уже не так громко ругаюсь, не справляясь с теплотой в груди. Дилан следит за моим лицом, резко возвращая свою горячую ладонь на мою ягодицу, сильно сжав её пальцами, по причине чего верещу, как ненормальная, начав пихать парня в грудь. Но он не дает мне вырваться и убежать гореть от смущения. Наклоняется, губами касаясь кожи за моим ухом, и щекотливое ощущение вызывает приятные спазмы внизу живота, но не изменяю себе, продолжив ругаться:
– Хватит! – а сама сдерживаю улыбку. Продолжает сдерживать меня за спину, сжав пальцами плечо, продолжает второй ладонью нагло и пошло скользить от ягодиц к колену и обратно. Чувствую давление его тела на себе.
Ни с чем не сравнимое ощущение…
Но внезапно О’Брайен прекращает свои «извращения», подняв голову, и хмуро смотрит на меня, выглядя достаточно задумчиво, чем и ставит меня в тупик. Скольжу языком по нижней губе, нервно закусывая ее:
– Что? – смотрю в ответ, шепнув вопросительно на вздохе. Дилан костяшками касается моего лба, проявив удивление:
– Ты заболела? – сильнее хмурит брови, и я отрицательно качаю головой:
– Нет… – лгу. Он не должен переживать о подобном. Я не хочу приносить ему неудобства, так ведь?
– Измерь температуру, – говорит, и мне приходится просто смириться с этим.
– Ладно, – вздыхаю обреченно и послушно. – Но я правда хорошо себя чувствую, – хочу приподняться на локтях, чтобы сесть и пойти в ванную, ведь там лежит градусник. Но Дилан не дает мне выполнить задуманное, поерзав на боку, надавив ладонью на плечо, чтобы легла обратно. Я озадаченно хлопаю ресницами, упав на спину. Смотрю на него. О’Брайен вновь нагло усмехается, щурясь:
– Позже.
– Но… – смущенно заикаюсь.
– Терпи меня, – пускает смешок, ладонью скользнув по талии, отчего ткань футболки приподнимается, оголяя живот, но я яро и с волнением её поправляю:
– Э-эй… – горю. Мне душно. А он явно смеется надо мной, вернув ладонь за ягодицы, отчего закатываю глаза, не веря в происходящее:
– Ты такой идиот.
***
Koethe – Amber
Яркое весеннее солнце радует глаз. Небо голубое, Райли не помнит, когда в последний раз ей было так тепло на улице. Ветра практически нет, но свежесть гор распространяется по округе, нося за собой аромат хвои. Деревья вокруг еле покачиваются. Молодая зеленая трава густым ковром расстилается по всему участку, скрывая в себе сухую хвою и шишки.
Девушки сидят на мягком пледе, но ощущают росу, проникающую сквозь ткань. Агнесс щурит веки, защищая глаза от яркого света солнца, она спокойно сидит на улице в шортиках и майке, заплетая косички Финчер, которой приходится одеться теплее. Градусник показал, что у неё высокая температура, поэтому пришлось натянуть свитер и джинсы. Райли обнимает колени руками, упершись на них подбородком, и наблюдает за тем, как Нейтан и Дилан гоняют футбольный мяч. Задний двор участка довольно большой, поэтому парни могут неплохо побегать. Постоянно пихаются, ставят подножки, смеются. Янг сама радуется, видя их такими. Особенно О’Брайена. Престон действует на него так же расслабляюще, как Розалин действует на Финчер.
Нейтан хватает Дилана за плечи со спины, пытаясь отобрать у того мяч, но сам себе ставит подножку и падает на траву, из-за чего О’Брайен смеется над ним, не в силах продолжить игру, пока не успокоится. Райли улыбается, упираясь губами в колени, дабы скрыть свои эмоции, но сидящая позади Агнесс всё замечает:
– У тебя хорошее настроение, – сама улыбается, заканчивая заплетать вторую косичку. – Выглядишь намного лучше, – конечно, внешне Янг ещё не совсем походит на здорового человека, но её состояние стабилизируется.
– Случилось что-то хорошее? – Розалин догадывается, стрельнув довольным взглядом на профиль подруги. После того, как Янг зашла к О’Брайену, они не спускались ещё около часа.
Рыжая оценивает загадочное молчание, садясь рядом с подругой, повернувшись лицом к ней, и берет свой блокнот с чистыми листами, выдернув из его страниц карандаш. Начинает рисовать Райли. Та привыкла к такому, поэтому сидит спокойно, наслаждаясь приятным воздухом и наблюдая за игрой парней. Нейтан, наконец, забивает гол в уложенное набок металлическое ведро за спиной Дилана, и начинает вещать миру о своей крутости, на что О’Брайен улыбается, качая головой, и разворачивается, наклонившись за мячом, который берет в руки. Выпрямляется, бросив взгляд в сторону Янг, и та тут же отводит глаза, сильнее пряча лицо за колени.
Губы до сих пор пульсируют, а сердце в груди так и не находит покоя.
Подавлять смущение достаточно тяжело.
Парни принимаются за игру. Райли касается пальцами кожи за ухом, нащупывая больной участок. Точно останется след. Но она не особо противилась его действиям. Уже за завтраком Янг замечает, как кожа там краснеет. Отметина будет, надеется, небольшой.
Да, девушка чувствует тепло, но… Она по-прежнему боится, поэтому ведет себя не так открыто с Диланом. Вдруг надоест? Вдруг станет отвратной? Вдруг… Райли не хочет терять «друга», но её так тянет к большему… С ним. Разрывает между сомнением, ужасом и желанием.
Поднимает смущенный взгляд на О’Брайена, который упирается спиной в грудь Нейтана, не давая тому перехватить мяч, и обманом забивает гол, из-за чего Престон негодует, как ребенок.
Райли бесспорно нравится Дилан. Проблема лишь в её голове, и она будет замкнутой с ним, чтобы сохранить их отношения.
–… Не так, – Агнесс прикрывает ладонями лицо, не желая видеть, как кто-то мучает её гитару.
Вечер. Часов девять, если быть точным. Небо давно черное, полное сверкающих звёзд, природа вокруг спокойная, никакого раздражающего холодного ветра. Поверхность озера гладкая, без движения. Древесина трещит, искры костра летят в стороны, а языки пламени поднимаются довольно высоко, поэтому ребята сидят на расстоянии вытянутой руки. Трава здесь сухая, они расположились прямо на ней вокруг костра. Горячо, тепло, но Райли всё равно кутается в плед, пока остальные чувствуют себя комфортно.
– Что? Вроде… Так… – Нейтан держит гитару, пытаясь сыграть. Дилан ломает короткие веточки, бросая в костер, и улыбается, когда друг проводит по струнам, заставляя Агнесс скривится:
– Боже… – эта парочка сидит близко, поэтому Розалин пытается помочь парню разобраться со струнами, но тот слишком грубо проводит по струнам, на что рыжая сжимает уши, качая головой.
– Всё не настолько плохо, – ворчит Престон, поглядывая на О’Брайена, который пожимает плечами, хотя хорошо понимает, что как раз таки плохо.
Агнесс опускает руки, сощурившись и уставившись на русого:
– Ты трахнул мою гитару…
Райли хихикает, морщась:
– Фу, как грубо.
Престон фыркает, протягивая ей гитару, Розалин смеется, а Дилан вздыхает:
– Да, Райли делает тоже самое с моей, – стреляет взглядом на девушку, рядом, которая закатывает глаза, переводя внимание на О’Брайена, подносящего к губам кружку с чаем.
– Кстати, – Агнесс кивает на подругу. – Хочешь сыграть?
– Нет, – девушка отвечает внезапно резко, но внешне спокойна. Опускает взгляд на свою кружку, игнорируя взгляд Дилана.
– Да? – Агнесс слегка растеряна. – Ладно, – странно, Янг никогда не отказывалась. Рыжая проводит по струнам, мягкая мелодия приятно ласкает уши.
– Кстати, – она смотрит на Финчер. – Мы с тобой в этом году не участвуем в концерте, – улыбается, взглянув на Нейтана, объясняя. – Мы каждый год участвовали в городском празднике, даже странно и немного печально. Он ведь может быть последним, – намекает на то, что все они уедут из города в колледжи.
