Текст книги "Считай звёзды (СИ)"

Автор книги: Paprika Fox

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 98 страниц)

Поднимаю взгляд выше, вдруг отвлекаясь на что-то непонятное для себя в отражении салона за моей спиной, и буквально нарочно прикусываю язык, избегая крика, что мог бы сорваться с губ из-за неожиданности, ведь на меня смотрит женщина с огромными глазами, расширенные зрачки которых гипнотизируют, вызывая ужас. Оглядываюсь, готовясь принять сердечный приступ, и врезаюсь вниманием в лицо женщины, мирно стоящей у перекладины напротив моего сидения. Её красивое, ухоженное лицо выглядит привлекательно. Никаких больших глаз. Только короткий взгляд на меня, думаю, я привлекаю незнакомку своим странным поведением, так что быстро отворачиваюсь, сжав пальцами телефон. Напряженно смотрю в пустоту под ногами. Это ненормально… Я ведь не навязываю себе эти образы, они сами всплывают. Мое сознание под контролем. В чем дело?

Серое здание больницы гармонирует с пасмурным небом. Тучи затягиваются в стороне леса и гор, и мне не по себе от мысли о возможности дождя. Этого ещё не хватало для полного счастья и потери контроля. Иду к автоматическим дверям, те раздвигаются не сразу, заставляя немного подождать, после впускают меня в теплый холл. Высокие потолки помогают почувствовать себя свободно. Время приема скоро кончится, поэтому здесь не толпятся люди, и у регистратуры нет очереди. Создается впечатление, что Лиллиан не просто так позвонила мне под конец рабочего дня, когда времени на прием посетителей остается совсем немного.

Подхожу к окошку, выдавливая из себя улыбку:

– Здравствуйте, – женщина в форме, до этого занимающаяся бумагами, поднимает голову, отвечая усталой улыбкой:

– Добрый вечер, – стреляет взглядом на часы. – Время приема заканчивается через полчаса.

– Знаю, но мне только вещи передать, – прошу.

– Какая палата? – женщина поднимается со стула.

– Пять «010», – отвечаю, что значит – пятый этаж, десятая палата. Женщина улыбается, выходя из-за своего рабочего места, и я удивленно моргаю, когда она просит меня подождать здесь, а сама направляется к лифтам. Хочу сказать, что могу самостоятельно отнести, но, видимо, нежелательно кого-либо пропускать на этажи в такое время.

Выходит, отца увидеть мне не удастся.

Складываю руки на груди, начав топтаться на месте. Здесь довольно тихо. Эхом слышны голоса со стороны отделения травмпункта. Не обращаю внимания на огромный экран телевизора, на котором девушка в строгом костюме рассказывает последние новости. Мне не стоит забивать голову мусором, что впихивают нам по ящику. Смотрю в сторону улицы за стеклянными дверьми. Небо темнеет быстро. На часах почти шесть. Нехорошо.

– Фин-чер, – только один человек так растягивает мою фамилию, и раньше звук его голоса вызывал только приступ неприязни, а сейчас я толком не знаю, как реагировать, оттого оборачиваюсь в замешательстве, ведь вижу приближающегося со стороны дверей отделения Нейтана, который натягивает на лицо усмешку:

– И чего Дилан заливает, что ты всегда не к месту? – подходит ближе, а на его слова раздраженно прикрываю веки. – Что ты здесь делаешь?

– Встречный вопрос, – хмурю брови. Совершенно не настроена на доброжелательность, но постараюсь не грубить. Престон не поддается влиянию моего легкого негатива, вполне непринужденно указывая большим пальцем на двери отдела «отложенной помощи»:

– Дилана доставил, – улыбается, смутив меня ответом.

– А что с ним? – хмурю брови, стараясь выглядеть не так заинтересованно, хотя, кого я обманываю?

– На работе произошел инцидент, – он рассказывает мне, без умысла что-то оставить в тайне, и это ставит в тупик. – Началась драка, в процессе которой у моего боевого товарища начался какой-то пиздец с сердцем, – махнул ладонью у моего лица. – Ну, а там кровь из носа, отсутствие дыхания, – улыбается, сунув руки в карманы куртки. – Так, фигня, – пожимает плечами. Я приоткрываю рот, всерьез озадачившись:

– Сейчас он в порядке?

– Да, – кивает. – Пришел в себя, ворчит, ругается матом, – пускает смешок. – Ничего серьезного, но… – закусывает нижнюю губу, полностью всасывая ее в рот, будто нервничая, и указывает на дверь телефоном. – дело в том, что мне нужно срочно домой, – его мобильный аппарат начинает вибрировать, из-за чего парень прячет его в карман, старательно поддерживая фальшивую улыбку, и смотрит на меня. – Я не хотел его оставлять, а тут ты, – его взгляд быстро изучает мое лицо. – Как удачно. Права есть?

– Ам… – моргаю, долго обрабатывая поток слов. – Я-я училась, но…

– Отлично, – парень начинает быстро шагать спиной к двери. – На парковке его машина. Отвезешь его домой?

– Но… – чуть вытягиваю ладонь, желая возразить, а Нейтан уже благодарит меня, отворачиваясь и покидая стены больницы.

Так. Дилан. Престон. Работа. Инцидент. Драка. Сердце. Кровь.

Сжимаю пальцы ладоней, закачав с раздражением головой, и оглядываюсь на лифты. Господи. Прикусываю бледные губы, не собираясь разбираться в том, что ощущаю, а просто быстрым шагом двигаюсь к дверям отдела «отложенной помощи». Серьезно, что он за придурок такой?

Толкаю двери, тяжелым шагом направляясь к проходу в шумный зал с белыми стенами и ширмами, закрывающимися при помощи светлых штор. Сворачиваю в зал, по которому бродят пациенты и врачи с медсестрами. Брожу по узким проходам между ширмами, взглядом ища кретина, который постоянно влезает в мои планы, нарушая задуманный ход событий.

Нет, признаюсь. Вернуться домой с ним легче. Может, чувство паники наконец пропадет?

Найти раздраженного парня – очень даже простая задача. Я только и слышу, как он ворчит, отказываясь от обследования. Вижу, как из-за одной ширмы выскакивает бледная, как смерть медсестра. Оп, он точно там.

Подхожу к шторам, дернув их в сторону, и смотрю на Дилана, сидящего на не совсем внушающей доверия кровати, спиной ко мне, и зло избавляется от измерителя давления, который нацепила на него женщина в форме. Переступаю с ноги на ногу, воздержавшись от проявления злости, правда, тон голоса жесткий:

– Эй.

О’Брайен резко разворачивается, даже подскочив на краю кровати:

– Блять, какого… – ногой задевает столик с измерителем давления, поэтому так же быстро садится на место, схватив аппарат, чтобы тот не упал.

– Тебе так сложно дать врачам выполнить свою работу? – ругаюсь, подходя ближе к кровати, а парень оглядывается, слишком удивленно уставившись на меня. Хмуро. Смотрю в ответ, поднося пальцы к вискам, ведь я просто не понимаю его:

– Немыслимо. Думаешь, проблемы с сердцем – это фигня? Собери уже свои шары гордости, перестань вести себя, как придурок и пройди обследование, – набираю в легкие воздух, надеясь продолжить отчитывать идиота, но затыкаюсь, уставившись на парня, который еле заметно растягивает губы, нагло усмехаясь.

– Ты чё? – моргаю, возмущаясь. – Ты чего улыбаешься?

– Я не улыбаюсь, – выражение его лица как бы раздраженное, поэтому усмешка совсем не гармонирует. Не верю глазам:

– Ты совсем двинулся? Я тебе серьезные вещи говорю.

Дилан сжимает губы, повторив попытку подняться – и в этот раз она увенчается успехом. Парень легкой походкой обходит кровать, демонстративно вынимая упаковку сигарет из кармана кофты, чем вызывает у меня шок:

– Ты головой ударился? – О’Брайен неприятно улыбается, довольно смотрит на меня, остановившись напротив, и вынимает сигарету, сунув себе за ухо:

– Сестренка за меня так переживает, мне неловко, – неизменная наглость играет в карих глазах, пока он проходит мимо. А я морщусь, пропустив сквозь себя его слова. Окей, данное обращение и правда звучит противно. Выхожу за ним, никак не поспевая, так что обращаюсь к его затылку:

– Ты рассказал медсестре о симптомах?

– Конечно, – он лжет, не оглядываясь.

Выходим из отделения, и я успеваю вытянуть руку, чтобы схватить парня за край кофты и дернуть на меня. Дилан тормозит, обернувшись с видом совсем уж занятого человека, которого отвлекаю от чего-то важного.

– Обсуди с врачом свою проблему, – это важно, а О’Брайен в открытую плюет, сменив тему так же внезапно, как за окном наступает черный вечер:

– Ты что здесь делаешь?

Пытаюсь не реагировать на его игнорирование моей просьбы:

– Отец попросил привезти… – устало хлопаю ладонью по рюкзаку за спиной, опустив руки покачиваться. – Кое-какие вещи.

– Ясно, – он кидает без интереса, продолжив шагать к холлу. Я огорченно вздыхаю. Его не уговорить остаться здесь. Сжимаю ремни рюкзака, поспешив за Диланом, остаюсь немного позади, от несобранности пару раз спотыкаясь о свою же ногу:

– Можно кое-что спросить? – сверлю просящим взглядом его затылок. В ответ получаю:

– Боюсь, что? – шагает уверенно.

Мнусь, но толку тянуть нет, лучше сразу задать вопрос:

– Скажи, а твоя мать часто рисует портреты?

Дилан вдруг притормаживает, развернувшись, и секунды смотрит на меня, изогнув брови, и выдает вроде уверенно, но что-то в его голосе звучит иначе:

– Нет, она увлекается пейзажами и прочей херней, связанной с природой, – продолжает идти. Следую за ним, хмурясь:

– Но я видела странные картины.

– Ого, а как мой день прошел, не спросишь? – ядовито бросает, из-за чего моргаю, устало пыхтя:

– Я серьезно, Дилан.

– Я тоже, – это он замедляет шаг, или я каким-то образом подстраиваюсь под его скоростное передвижение?

– Просто… – неуверенно объясняю, поглядывая на него. – Я случайно их нашла. Там были такие… – подношу ладони к лицу. – Глаза, знаешь, я…

– А я получил по ебалу, – Дилан раздраженно хмурится, толкая ладонью дверь, и я сразу же замечаю Лиллиан, бродящую по холлу в поисках меня. Черт, что за день… Уже готовлюсь сдаться и позвать женщину, как вдруг О’Брайен встает ко мне лицом, перекрыв матери возможность быстро обнаружить меня. Поднимаю глаза, напряженно изучая хмурое лицо парня, который вынимает из-за уха сигарету, задумчиво постучав ею по своей щеке:

– Как долго ты смотрела на эти картины?

– Что? – не совсем соображаю.

– Дилан? – Лиллиан замечает сына. Слышу стук её каблуков, но не отвожу внимания от О’Брайена, который кончиком сигареты давит мне на подбородок, говоря совершенно серьезно:

– Моя мать – психолог по образованию, – и всё. Это всё, что я получаю, после чего Дилан отворачивается, не обратив никакого внимания на женщину, и двигается к дверям, пока его мать в «непонятках» топчется на месте, провожая сына взглядом. Так же поступаю и я.

И… Что мне делать с данной информацией?

– Райли, вот ты где, – поднимаю голову, взглянув на Лиллиан, которая хватается ладонью за сердце, изображая взволнованность. – Я тебя обыскалась, – улыбается, встав напротив.

Не сразу удается переключить свои мысли на неё:

– Да-а, – протягиваю, собравшись с мыслями. – Я, – смотрю в сторону лифтов, желая попроситься подняться к отцу, но Лиллиан перебивает:

– Ты принесла? А то он уже задремать успел, – улыбается. – Еле уговорила поспать, а он всё писать хочет.

Смотрю на женщину, от обиды прикусывая губы:

– Да, я привезла, – хлопаю ладонями по бедрам, выдавив улыбку и повторив. – Да, – снимаю с плеч рюкзак под пристальный взгляд Лиллиан, которая продолжает улыбаться:

– Ты плохо спишь?

– Что? – поглядываю на неё, вынимая ноутбук.

– Ты выглядишь плохо, – женщина пальцами касается моего лба, на что реагирую сдержанной улыбкой:

– Ой, морщинки, – качает головой. – У меня вот до сих пор нет особо, а вот у тебя… – хмурится, но… Но улыбается. Смотрю на неё, сдержав ответ. Протягиваю ноутбук, Лиллиан берет его, благодарно кивая:

– Спасибо, а то ему, видите ли, охота держать самое дорогое при себе, – смеется. Мой рот сам приоткрывается, а нервная улыбка сама держится на лице. Я просто… понятия не имею, как отреагировать на поведение женщины.

– Ладно, прости, что он заставил тебя рваться сюда, – она прижимает ноутбук к груди, дернув меня за щечку, больно ущипнув кожу пальцами. – Я позвоню, если что, – отступает назад, подняв ладонь. – Пока.

Короткий глоток – поднимаю ладонь:

– До свиданья, – шепчу, потерянно наблюдая за Лиллиан, которая отворачивается, завиляв к лифтам.

Стою. Она исчезает за дверями лифта, ещё раз одарив меня улыбкой. Опускаю руку, сжав в одной из них ремень рюкзака. Смотрю перед собой, медленно мои брови хмурятся. Это такая шутка?

Вся моя жизнь – их шутка?

Не могу скрыть обиду, от того губы дрожат. Боюсь, могу заплакать, поэтому направляю свои мысли в иное русло, всё ещё чувствуя себя потерянной. Среди толпы, как в том кошмаре. Оборачиваюсь, ужаснувшись, ведь за дверями больницы темнота. Конечно, фонари создают иллюзию света и тепла, но от преследующего меня страха это не избавит. Господи, нет логичного объяснения моего состояния.

Надеваю рюкзак, сложив руки на груди, и быстро шагаю на улицу, надеясь, что доберусь домой без проблем. Иду по аллее с кустарниками по обе стороны к главным воротам. Свет плохо освещает дорогу, уже чувствую себя некомфортно. Выхожу с территории, собираясь продолжить свой путь к остановке, что находится на другой стороне дороги, по которой носятся автомобили, но слышу сигналку, останавливаясь. Сощурившись, дабы защитить глаза от ветра, изучаю припаркованные автомобили, пока стекло окна одного не опускается, и Дилан не высовывает голову, махнув мне ладонью:

– Ты домой, или на поиски жопных приключений?

Взгляд начинает метаться по сторонам, попадая на прохожих, на стоящих группой мужчин в темных углах, распивающих спиртные напитки. Откашливаюсь. Всё лучше, чем путь домой в темноту.

Подхожу к машине, открывая дверцу сидения впереди. Сажусь, морщась. Походу, О’Брайен покурил в салоне. Парень начинает оглядываться, держась за руль, и осторожно управляет автомобилем, пытаясь не задеть машину рядом, пока выезжает на дорогу. Немного опускаю стекло, чтобы в темный салон попадал воздух с улицы.

Недолгое ожидание – и наш автомобиль выезжает на дорогу, занимая свое место в строю таких же мчащихся. Если честно, теперь могу расслабиться. Удобнее сажусь, спиной и затылком прижавшись к сидению, смотрю на горящую фонарным светом дорогу, не отвлекаясь на огни города.

– Как отходняк? – не хотелось бы говорить, но Дилан выступает инициатором беседы. – Выглядишь жутко.

Остываю, отпуская раздражение, ведь на правду не принято обижаться:

– Да, знаю, – чешу щеку пальцами. – Голова вроде не болит.

– Да ну? – а вот парень открыто проявляет негативные эмоции. – А я думал, твоя голова будет разрываться. Учитывая твое поведение, – знаю, на что он намекает. – И твои ненавязчивые беседы, – не поворачиваю голову, представляя, с какой издевкой Дилан подходит к вопросу, который вызывает у него сильное раздражение, а я ещё вчера приняла решение о том, как избегу мозгодробилки.

– О чем ты? – изображаю непонимание, приложив холодную ладонь ко лбу. Краем глаз вижу, как О’Брайен стреляет на меня коротким взглядом:

– Ты не помнишь, какую херню несла этой ночью?

– И что на этот раз? – лгу. Конечно, я помню. Но ему это знать не обязательно. Смотрю на парня. Тот поднимает брови. Решение за ним. Нужен ли ему этот разговор? Или куда проще сделать вид, что ничего не было?

Дилан быстро скользит кончиком языка по губам, откашливается, морщась:

– Херню ты несла, – я еле сдерживаю улыбку. – Неважно.

Рада, что он упускает данную тему.

– Ладно, – сажусь прямо, вздохнув и прикрыв веки.

Ладно. Сейчас это не самое важное.

Прикладываю ладонь к грудной клетке.

Мое сердце до сих пор скачет.

Дом встречает темнотой. Мраком, ослепляющим меня. Открываю входную дверь, и с ужасом осознаю, что мое тело парализует. Я не способна заставить себя шагнуть за порог, пока передо мной стена черноты.

Глаза, эти чертовы глаза, они смотрят…

– Ты шутишь? – Дилан пихает меня в сторону плечом, и это первый грубый контакт, которому радуюсь, так как парень проходит первым, включая свет в прихожей. Захожу следом, закрыв дверь, но чувство скованности мышц не пропадает полностью. Колени трясутся.

Реагирую на О’Брайена, свободно перемещающегося на кухню, где не включает свет, открыв дверцу холодильника. Сжимаю ремень рюкзака, не зная, каким образом вынудить себя шевелиться. Перевожу взгляд на ступеньки лестницы, утопающей в темноте второго этажа. Моргаю, отгоняя чувство страха, по вине которого глаза начинают слезиться. Пытаюсь сделать шаг, но стопы будто прибиты к полу. Не сомневаюсь, выгляжу глупо, поэтому не удивляюсь замечанию Дилана, который возвращается в коридор с пакетиком яблочного сока:

– У тебя еще отходняк? Или ты приняла что-то увеселительное? – поднимает глаза на лестницу. – Или моя сестренка боится темноты? – усмехается, на что хмыкаю, якобы «с чего вдруг?»

Парень не получает от меня ничего, кроме молчания, так что продолжает двигаться к лестнице, а я пользуюсь моментом, поспешив за ним, чем опять привлекаю его внимание. Дилан встает на первую ступеньку, оглядываясь с изогнутыми бровями:

– Может, это тебе стоит проверить голову?

Даже голос скован. Поэтому молчу. Смотрю на О’Брайена, который с подозрением щурит веки, продолжив подниматься, и спешу за ним, сохраняя расстояние. Плевать, что выгляжу, как дура. Меня больше волнует предстоящая ночь. Как мне перетерпеть её, если не могу толком дышать, ощущая себя скованной темнотой?

***

Нет, я точно не в порядке.

Стрелка часов подкатывает к двенадцати ночи, а я всё ещё сижу за уроками, разбирая даже те предметы, на которые нет смысла тратить свое время, то есть беру под руку всё, что только вижу, лишь бы не оставаться в бездействии, иначе сойду с ума из-за всплывающих образов в моей больной от усталости голове.

Ужасный день. Ужасный.

Сижу на кровати. Свет на потолке порой мерцает, вызывая у меня приступ паралича, за который хочется себя треснуть лишний раз. Учебники разбросаны вокруг на одеяле, шторы окна задвинуты плотно, чтобы не допустить ни малейшего намека на проникновение темноты внутрь. Единственное, с чем не могу справиться, это с желанием постоянно прислушиваться и пялиться пару минут в сторону двери, в щелку под ней, будто подсознательно надеясь получить подтверждение своим безумным фантазиям.

Глаза.

Всё, выбрасывай это из головы, пожалуйста.

Потираю затылок, листая учебник алгебры, когда слышу шаги в коридоре, и в секрете радуюсь раздающемуся стуку. Не даю ответ, подняв немного взволнованный взгляд на заглянувшего парня, который, судя по лицу, уже успевает пару раз окунуться в сон. Завидую его безмятежности. Ничего не говорю. Смотрю на него, пока он хмуро исследует меня и мои учебники, после настроив наш зрительный контакт:

– Ты чем занимаешься? – серьезно, меня забавляет то негодование, с которым он это произносит.

– Я-я… – пробегаюсь взглядом по своему учебному набору, и с глупой улыбкой обращаюсь к О’Брайену:

– Учусь.

Парень щурится. Пялится на меня, как на умалишенную:

– Окей, двенадцать ночи – самое время для алгебры, – вроде шутит, поэтому не меняюсь в лице, кивнув. Дилан топчется на пороге, видимо, не находя больше тем для общения, так что выдыхает, собираясь исчезнуть в коридоре, а я опускаю взгляд, сжав губы, когда он вдруг оборачивается обратно, уж больно нервно уточняя:

– Ты правда ничего не помнишь? – поднимаю глаза. Это он про наш пьяный разговор? Лучше продолжить лгать во избежание дальнейших проявлений неловкости.

– Ну… – морщусь, изображая задумчивость. – Помню, ты распускал руки, – Дилан поднимает брови, не потянув с ответом:

– Это ладно, – опять мнется. И я ощущаю натянутость. Молчим. Парень кивает головой, вновь глотнув воздуха:

– Ладно, – повторяет, отворачивается, но теперь вступаю я, немного нервно:

– Ты спать?

Дилан опять поворачивается ко мне всем телом, хмурясь:

– Сегодня был тяжелый день, так что да, неплохо бы лечь.

– Ясно, – выдаю коротко, опустив голову и делая вид, что отдаюсь полностью учебе. Чувствую. Он смотрит мне в макушку. Ожидаю, что он скажет нечто язвительное, что-то пошлое или наглое, что помогло бы мне немного освободиться от тревоги, но ничего подобного не происходит. Дилан лишь повторяет «ладно», после чего покидает комнату, прикрыв за собой дверь.

Поднимаю лицо. Взгляд направляю вперед, прислушиваясь к отдаляющимся шагам парня. И сердце в груди начинает колотиться быстрее, когда прекращаю его слышать. Совсем. Моргаю. Паническая одышка мешает концентрации мыслей. Ладони влажные. Живот крутит. Пробирает холодный пот.

Это… Что это?

Глаза.

***

Привыкание. Для человека естественно привыкать к определенному ходу вещей. В случае с Лиллиан, привычка основывается на получение желаемого, но что происходит, когда под ногами женщины попадаются камни?

«Она – психолог».

Дилан не первый день знаком с особенностями характера своей матери. Ему не впервой слышать об этих портретах людей, учитывая, что мать питает любовь исключительно к изображению природы. Так, в чем же суть проблемы?

Если что-то идет не так, если Лиллиан понимает, что нужно работать над ситуацией, подстраивая её под себя, то женщина прибегает к своим знаниям в области психологии. И, возможно, она неумышленно воздействует на других людей.

Парень бродит по кабинету Митчелла, роясь в шкафу, в столе, пока не заглядывает в последнее место, где мать обычно хранит картины. Под кровать. Сует руку в темноту, нащупав край оберточной бумаги, что начинает громко хрустеть от давления пальцами.

Всё чертовски правильно сходится, играя на руку невинной овечке. Каждый раз одно и то же. Каждый раз определенная развязка отношений. Каждый раз одинаковый исход.

Все мужчины Лиллиан кончали жизнь самоубийством. Она не брала их фамилии, поэтому случай с Митчеллом волнует О’Брайена. Что его мать задумывает?

И, конечно, были ухажеры, с которыми всё шло не так, как с другими. Один из них – Шон.

Дилан начинает тихо разворачивать бумагу, не меняясь в лице, когда понимает, что видел подобные картины ранее.

Когда с Шоном всё пошло не так. Он был мужчиной с сильным характером и не поддавался воздействию Лиллиан. Скорее всего, женщина не нарочно высасывала энергию из своих любовников, но в таком случае, простите, почему же её так взбудоражил случай с Шоном, который никак не прогибался под её натиском?

А если у Лиллиан что-то идет не так, она спешит выдавить все свои эмоции в особый вид картин. Своего рода эмоциональная помойка, состоящая из самых негативных мыслей, которые только могут рождаться в подсознании женщины. Она неосознанно создавала то, что впоследствии воздействовало на Шона, медленно меняя его. Дилан не зря считал Шона – самым адекватным из всех мужчин матери. Но постепенно этот здоровый человек превратился в неустойчивого психа, от которого не было возможности бежать. Он бросил работу в полиции, угробил карьеру, отношения с друзьями, он самостоятельно лишил себя всего, что имел.

А всё почему?

Дилан сидит на одном колене, подняв картину с блондинкой выше. Смотрит в её глаза, не страшась зрительного контакта с неприятной личностью, что не скрывает своего желания проникнуть в сознание зрителя.

Творческие люди способны на многое, особенно если находятся в состоянии высокой эмоциональной активности. Обычно Лиллиан спокойна, от этого её пейзажи наводят умиротворение. Но данные портреты – иное в её творчестве. Она их прячет, готовясь достать в нужный момент. Так же было с Шоном. Они вновь поссорились, и Лиллиан развесила картины по всему дому. Шону они не нравились, он явно ощущал дискомфорт от постоянно наблюдения, но не хотел перечить любимой женщине. О’Брайен до сих пор считает себя безумцем из-за догадки.

Что если именно эти сильно энергетические картины могли так изменить мужчину? Что если их влияние – это далеко не шутка? Каждый творческий человек способен закладывать свои эмоции и чувства в свое творение, так вдруг Лиллиан таким же образом воздействовала на Шона?

Дилан перебирает портреты. Один отвратительнее другого. Даже парню становится не по себе, но он отгоняет все чувства, что рождаются при просмотре этих «шедевров». Пока его руки не добираются до последней картины.

Поднимает холст к лицу, с напряжением изучая каждый изгиб лица изображенной красками брюнетки с карими глазами.

Тот день… До аварии Лиллиан сильно поссорилась с Митчеллом из-за предложения того о работе. Женщина была вне себя, и она заикнулась о том…

Парень с хмурым видом всматривается в неприятные огромные глаза.

Лиллиан сказала что-то про Райли, мол, это Янг надоумила Митчелла. Что это её вина.

Дилан осторожно проводит пальцами по поверхности холста, задевая лицо девушки.

Творческие люди.

Чувства и эмоции.

Энергетика.

Влияние.

Знание психологии человеческого сознания.

Энергетические вампиры.

О’Брайен опускает взгляд ниже, на шею, и на ней разглядывает еле выведенную звезду. Кулон.

А изображенная девушка своими чертами больно напоминает Райли.

***

Набираю холодную воду в ладони, стоя у блестящей раковины. В ванной светло, теплый пар после горячего душа продолжает греть влажную кожу, принося удовольствие. Разглядываю свое румяное лицо в зеркале, наклоняюсь, опуская его в ледяную воду. Мышцы тела расслаблены после ванной. Ладонями мягко потираю щеки, напевая знакомую мелодию под нос, жаль, не могу точно вспомнить, откуда она взялась в моей голове.

Тяну руку к полотенцу, схватив его с вешалки, и выпрямляюсь, нежно прижимая ткань к лицу, чтобы впитать остаток воды. А тем временем со стороны двери слышу характерный щелчок, поэтому начинаю торопиться, зная, что живу здесь не одна.

Опускаю руки, взглянув на свое отражение ещё раз, чтобы окончательно убедиться в том, что выгляжу нормально.

Моё бледное лицо сильно вытянуто.

А огромные глаза буквально сжирают, не оставляя возможности оторвать от своего отражения взгляд.

Вскакиваю. С громким хриплым вдохом, больше походящим на гортанный стон, словно я затрудняюсь дышать, хотя оно так и есть. Кашляю, чувствуя, как холодным потом покрыта большая часть тела, отчего к коже липнет майка и шорты. Старательно втягиваю воздух, боясь лишиться сознания от ужаса, что испытываю до сих пор, ведь образ девушки с большими глазницами ещё стоит прямо передо мной. Прямо в окружающей темноте.

Застываю от испуга, широко распахнутыми глазами изучив мрак в комнате. Почему… Почему свет выключен? Почему…

Движение.

Боже. Нет.

От страха на глаза накатывают слезы. Морщусь, сжав губы, чтобы уберечь их от дрожи, и шмыгаю носом, не понимая, как ещё не потеряла рассудок. Медленно поворачиваю голову, тихо хныча, и лучше различаю предметы в темноте, ожидая, когда уже взгляд наткнется на девушку, скрывающуюся среди черноты. И это ожидание вызывает сильнейшую в моей жизни головную боль. Сердце сжимается от давления, и я правда готова отдаться очередному кошмару.

Но полные слез и страха глаза находят далеко не пугающую меня особу. Опускаю взгляд, в первый момент продрогнув от неожиданности, вот только осознание реальности наступает довольно быстро.

Громко дышу, изучая парня, который лежит на боку, спиной ко мне. В своей кофте. Практически на краю кровати. Смотрю на него и… И не могу вдохнуть, в связи с чем открываю рот, начав сильно кашлять, но шум не будит Дилана. Он недолго ерзает, после чего вновь становится неподвижным. Шмыгаю носом, утирая пальцами слезы, а те продолжают накатывать, эмоции проталкивают ком вверх по горлу, вызывая ощущение тошноты. Борюсь с дискомфортом, медленно двигаясь на кровати. Ближе к О’Брайену. Трясущиеся руки не поднять. Мне не хватит сил растолкать его, да и толку? Я не знаю, что сказать, просто хочу, чтобы он не спал, но это будет слишком эгоистично с моей стороны, верно? От боли, сковавшей тело, от чувства безысходности и детского страха ничего не спасает. Всё, на что я способна сейчас, это…

Тихо хнычу, проглатывая жалкое желание мычать, и носом прижимаюсь к плечу парня, сжав веки. И выстрелом в сознание получаю образ этой чертовой девушки. Открываю глаза, не специально глотая аромат никотина, осторожно ложусь практически впритык к спине Дилана, который продолжает спать. Плачу, сгибая ноги, коленями жмусь к нему, всем чертовым телом жмусь к этому типу, зарываясь измученным лицом в его капюшон, будто это может помочь. Стараюсь издавать как можно меньше звуков, сложно совладать с собой, когда весь организм выворачивает наизнанку, а ты не знаешь, что с данными ощущениями делать.

Дрожащими пальцами сжимаю ткань кофты Дилана. Взгляд направляю ему в спину, носом прижимаясь к её поверхности. Дышу. Быстро. Сбивчиво. Чувствую давление темноты, буквально со всех сторон она хватает меня, холодом проникая под кожу, от того растет желание проникнуть в тело чужого человека, чтобы…

Спрятаться.

Пищу, сильнее вжавшись в спину О’Брайена. Одной ладонью по-прежнему держусь за кофту, другой аккуратно скольжу под плечо парня, обхватывая его грудь. Лежу. Хнычу ему в кофту, стараясь, правда стараясь совладать с собой.

Но эти глаза. Эти лица. Они… Я…

Движение. Замираю, прекратив сопеть. Прекратив издавать какие-либо звуки. Не моргаю. Дилан громко втягивает кислород в легкие, шевельнувшись. Голову удобнее устраивает на согнутой руке, а вторую руку поднимает выше. Чувствую, как ритм его дыхания меняется. Он точно просыпается, и поэтому сжимаю веки. И не только. Пальцами стискиваю ткань его футболки на груди, предельно тихо шмыгнув носом. Парень отрывает голову от руки. Не знаю, что именно его привлекает, но он довольно быстро ложится, заерзав на месте, свободной ладонью накрывая мое запястье на его груди. Разжимаю веки, с настороженностью отдаваясь тому, что чувствую: Дилан пальцами мнет кожу моей руки, после чего заставляет меня отпустить его футболку. Сжимает мою ладонь с тыльной её стороны, притягивая выше к себе, и громко выдыхает, продолжив лежать, сцепив наши пальцы. Дышу ровнее. Моргаю медленнее.

Смотрю ему в спину.

Постепенно чувство паники уступает место желанию окунуться в сон, что делаю со страхом, но чему противостоять не могу, понимая, что остается надеяться на возможность получить долгожданные силы.

Самое главное – я понимаю, что Дилан не спит. Он всё ещё играет с моими пальцами, и мне не требуется говорить с ним, чтобы ощущать успокоение. Достаточно лишь знать, что рядом присутствует человек, находящийся в сознании.

Дилан О’Брайен бывает кретином.

Но порой таким необходимым.

========== Глава 29 ==========

Просыпаться с кем-то – непривычное занятие, к которому Дилан не знает, как отнестись. Единственное, что он точно понимает – к этому не стоит привыкать. Данное событие носит единичный характер и скорее всего не повторится. И к счастью именно сегодня парень терпит проблемы со сном, вызванные далеко не увиденными портретами и даже не мыслями о телесной близости с девушкой, дыхание которой греет затылок. Всё дело в желании пребывания большего времени в сознании. Именно сейчас. О’Брайен пренебрегает сном, чтобы иметь возможность дольше ощущать чужое тепло, полностью прочувствовать, до самых деталей, каково это. Он не уверен, как часто сознание поддается усталости, главное, он обрывает попытку организма отрубиться, оставаясь в сознании. Вторая причина – избежание неловкости. Если вдруг Райли проснется, обнаружив их двоих в таком положении, ее охватит смущение. Как итог – Янг начнет избегать О’Брайена. Поэтому парень должен уйти раньше ее пробуждения.