Текст книги "Считай звёзды (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 98 страниц)
– Мне нужен ответ, – девушка поднимает на него глаза.
– Либо да, либо нет, Райли.
О’Брайен покусывает внутреннюю сторону нижней губы, расправив плечи, и делает шаг от стены, повернувшись к порогу спиной. Стучит кулаком об кулак. Подносит пальцы к губам, кусая кожу, и к черту плюет, резко развернувшись, чтобы выйти в прихожую, но замирает, расслышав голос Райли. Тон, совершенно не свойственный девушке.
– Как ты смеешь?
Парень напряженно вслушивается, ладонью коснувшись стены.
– Какое ты имеешь право ставить мне условия?
– Как ты вообще… Ты… – она опускает лицо, её веки расширяются от неправильности, а взгляд безумно мечется по полу.
– Что ты… – Остин хочет заговорить, но его перебивает повышенный тон девушки, которая с открытым от возмущения ртом смотрит на него, не веря:
– Я делала всё, чтобы тебе стало легче, – её потерянный вид пугает, а еле проскальзывающая нервная улыбка ставит в тупик, – чтобы между нами все стало, как прежде, мы ведь друзья, – пускает смешок. – А ты приходишь и ставишь мне условие. Как ты смеешь? – это просто… Просто вне её понимания.
– Я не понимаю, – он будто крутит одну и ту же пластинку, как же это надоедает, именно поэтому Райли срывается, отдаваясь своему внутреннему огню:
– Не понимаешь? – делает огромный шаг к нему, с угрозой. – Я потружусь объяснить, – говорит громко и четко, смотрит прямо в глаза, начав задыхаться от тяжело переносимых эмоций. – Я, кривясь, простила тебя, лишь бы ты не чувствовал себя плохо, – сжимает кулаки, дергая лицом. – А ты стремишься только к самооправданию, не думая о том, что чувствую я.
Парень хмур. Он приоткрывает губы, вновь изображая человека, который будто не причем, словно эти все проблемы девушки – пустяк. Хренова надумка.
– Райли, – касается её плеча холодными пальцами.
– Ты изнасиловал меня, Остин! – Янг выпаливает – и происходит взрыв. Приходит тот самый конец. Наступает уже родная сердцу темнота. Остин замирает, но не думает молчать, и вид у него такой, будто он вот-вот возразит, что приводит Райли в ещё большую ярость:
– Нет! Слушай меня. Сейчас ты должен молчать и слушать! – рывком отбрасывает его ладонь. – Я не хотела спать с тобой! Ты мой друг. И никак иначе я не воспринимаю тебя, – да, у неё были мысли начать отношения с ним, но только потому, что ей хотелось как-то оправдать их гребаный секс. Ей тупо было противно. Не более.
– Но мне пришлось терпеть и выбросить это, ведь я боялась, что ты пострадаешь от осознания того, что натворил, – делает ещё шаг к оцепеневшему парню, что озадаченно рвет взглядом лицо подруги:
– Ты не отталкивала.
Райли нервно смеется, пальцами начав массировать виски:
– То есть проблема опять во мне? – указывает на себя. – Во мне, да?! Мне, черт возьми, извиниться перед тобой за херово недопонимание?!
– Но ты не давала мне понять, что не хочешь этого! – Остин срывается, кричит в ответ.
– А как я могла?! Я давила и отшучивалась, но ты не понимал. И я решила перетерпеть. Ты сам полез, напирал на меня, смеясь, будто это плевое дело, шутка. Подумаешь, переспать! Ты знаком с понятием неприкосновенности?
– Господи, ты…
– Я не стану молчать и скрывать от тебя это. Больше не буду жалеть, потому что ты меня довел! – бьет. Первый, сильный удар в грудь, заставивший русого отшагнуть назад. И воспринять его с ужасом, с которым он и смотрит на Райли. А глаза той начинают слезиться:
– Какое право ты имеешь?! – подскакивает, повторяя удар. – Какое право?! – пихает от себя.
Остин в растерянности перехватывает ее руки, сжав, но не желая сделать больно. Он просто не понимает, что происходит. Янг пищит от боли в спине, когда русый отталкивает ее, ладонями пихая в плечи:
– Успокойся… Что с тобой? – практически шепчет, напуганно изучая состояние подруги.
Райли вне себя. Вот оно. Опять. Медленный разогрев и резкий взрыв эмоций. Она сжимает губы, видя перед собой исключительную темноту, питающуюся жаждой разнести этого человека – частичного виновника в ее дерьме.
И Остин уже отступает назад, понимая, что девушка вот-вот бросится на него с кулаками. Только вот удар получает с иной стороны. Выскочивший с кухни О’Брайен, пихает Остина вбок, не обратив никакого внимания на полученную в ответ озадаченность своим появлением. Райли срывается с места, не в силах сдержать внутри агрессию, правда ей не удается добраться до русого, ибо Дилан грубо хватает ее под плечи, отводя немного назад, и рывком оторвав от пола.
– Не понимаешь, да?! – Янг кричит, практически позволяя себе пустить чертовы слезы. Она дергает ногами, ладонями давит на плечи Дилана, бьет его, а парень старательно трясет девушку:
– Успокойся!
– Какого черта ты… – Остин пальцем указывает на О’Брайена, но тут его мрачность сменяется пониманием, полным отвращения:
– Теперь всё ясно, – опускает руку, с разочарованием обратившись к девчонке, которую Дилан пробует поставить на паркет, но не отпускает, ведь она рвется к русому, уже открыто плача.
– Понятно, чего ты так защищала этого отброса, – Остин не сводит взгляда с О’Брайена, дает понять, что это далеко не последнее слово, так что его пыл сбивают.
– Иди на хер, – Дилан оглядывается, кивнув на дверь и озлобленно процедив. – Просто, свали к хуям! – срывается, когда Райли пихает его, ей практически удается броситься к другу, но парень позади обхватывает ее, прижав спиной к груди:
– Райли, успокойся, – шепчет ей на ухо, но она не перестает пытаться вырваться. – Тихо.
Остин фыркает, качнув головой:
– Пиздец, Райли, – начинает отходить к противоположной стене, двигаясь к двери. – Не ожидал от те…
– Пошел ты! – внутри Янг всё сгорает. Ей плевать, что она делает Дилану больно, когда пинает ногами, когда локтями бьет в грудь, выворачиваясь из его хватки, но парень только хмурит брови, сильнее притягивая ее к себе.
– Ты изнасиловал меня! – Райли мычит, кричит, чем предотвращает попытку Остина вновь открыть рот. Русый с настоящей ненавистью и обидой въедается в лицо безумной девчонки и вновь качает головой, поспешив покинуть прихожую. Двигается, а Райли дергается в его сторону, как сторожевая псина.
Громкий хлопок дверью. Остин уходит, а девушка продолжает выплескивать агрессию.
– Райли, – Дилан крепче сдерживает, спиной прижимаясь к стене, и поддергивает вверх, чтобы взять её под грудь, лишив возможности полной стопой касаться пола, поэтому Янг носками упирается в паркет, но оттолкнуться более не удается, так что она разгневанно мычит, то выгибаясь, то наклоняясь вперед, всеми силами, любым способом пытаясь освободиться.
– Хватит, – парень напряженно перехватывает руки Янг, прижимая к её животу. – Он ушел, всё, пере… – Райли рычит, резко выпрямившись, бьется затылком о его подбородок, сама же взвизгнув от боли. – Перестань! – Дилан срывает голос, получая ногами по коленям. – Блять! – сгибает ноги, стекая по стене на пол, и рывками тянет Райли за собой, вынуждая опуститься. Девушка поддается, садится на колени, рванув вперед, с задачей отползти подальше.
– Райли, блять, – О’Брайен шепчет сквозь зубы, потянувшись за ней, пальцами сжимает плечи, дернув обратно на себя, ведь понимает, какое направление выбирает девчонка. Дверь. Неважно, хочет ли она нагнать Остина, чтобы выполнить миссию по избиению, главное, что на улице её будет труднее отловить. Хер знает, куда она помчится.
– Отпусти! Отпусти! – Райли выворачивается, ногтями царапая его ладони, и терпение парня заканчивается, когда девушка костяшками бьет его в нос, размахнувшись.
– Всё! Закрой рот! – грубо, сильно, совершенно неосторожно дёргает её, кажется, ощутив, как хрустят слабые кости, и Райли замирает от дикой боли в спине, чуть не взвыв. Она тяжело дышит, сжав веки, сидит, вытянув ноги, а ногтями продолжает впиваться в запястья Дилана, который не уступает по активности глотания кислорода. Смотрит в потолок, ощущая, как скачет чертово сердце. Безумие. Она – безумие. Что за чертовщина?
Финчер продолжает постанывать, мычать, словно внутри неё ещё сидит бешеный зверь, жаждущий всплеска, но пыл медленно угасает. Чем дольше Райли остается в объятиях, тем глубже становится дыхание, а пальцы уже не так сильно сжимают чужие запястья. Дилан моргает, опуская голову, и какие-то секунды пялится в макушку девушки, проверяя, может ли пошевелиться, но Янг, вроде, спокойна. Отчасти. Двигается, приседая ровнее, чтобы спиной опираться на стену, а Райли аккуратно тянет на себя, помогая ей занять удобное положение. Сидит между его колен, опора для её спины – его грудь. Молчат. Финчер начинает активнее дышать, хрипло, и Дилан понимает. Опять?
Крепко сжимает руками тело крольчатины, пока новая волна агрессии не проходит, но та выражена куда слабее, поэтому перетерпеть легче, чем предыдущую.
Вновь успокаивается. Вновь только громкое дыхание.
Начинает ворочаться, но с усталостью, так что О’Брайен позволяет ей пошевелиться. Девушка болезненно мычит, так и не разжав веки, и поворачивается немного набок, чтобы снизить неприятные ощущения в спине.
– Мне немного больно, – шепотом из-за сорванного голоса. Дилан ослабляет хватку, вовсе прекращает держать, позволяя девушке самой расположиться, и делает она это медленно, осторожно, чтобы не усилить болевые покалывания. Голову укладывает ближе к плечу парня, щекой поерзав на жесткой ткани кофты, одной рукой держится за его колено, другой тянется к своей спине, забираясь под свитер, чтобы пощупать швы. Вроде, всё в порядке. Продолжает лежать, одну ногу сгибает.
Дилан молча сидит, находя время, чтобы утихомирить пульсацию в висках. Голова раскалывается на части. Чувствует, ее еще трясет. Аккуратно подносит пальцы к участку шеи Янг, нащупывает пульс.
Что ж, итог: Остин вряд ли еще попытается поднять тему отношений. Если вообще захочет говорить с Финчер. Выходит… И Робб, так как он – шестерка русого. Что Остин скажет, с тем кудрявый согласится.
У Райли отныне нет друзей?
А были ли они друзьями?
В поддержке Агнесс Дилан даже не сомневается. Он очень давно состоит в дружеских отношениях с этой рыжей бестией. Как и с Нейтаном. Эта троица с пеленок терпят друг друга. В положительном смысле.
Уходит в свои мысли, позволяя телу самому решать, что делать, поэтому, опомнившись, обнаруживает, как распутывает пальцами пряди волос девушки, которая в свою очередь так обессилена, что только и может напрягать грудную клетку для приема внутрь легких кислорода.
– И ты тоже, – шепчет ему в кофту, с тяжестью вздыхая. – Ты тоже воспользовался мной.
О’Брайен перестает играть с волосами девушки, с ощущением комка в горле смотрит на Райли, перенося ладонь на ее плечо. И мягко поглаживает его. Медленно, словно прося прощение.
– Мне очень жаль, – испытывает правильное волнение, когда повторяет попытку быть понятым:
– Я могу объяснить, – и затыкается, видя, что Янг приходит в движение, осторожно, лениво приседая. Девушка проводит ладонью по лицу, кинув взгляд за спину на парня, но в глаза не смотрит, оставляя голову слегка опущенной:
– Мне надоело всех выслушивать, – хмурит брови. – На сегодня точно достаточно, – поднимается, устало шагая к лестнице. С нее хватит. Надоело. Достаточно засорять ее мозг. О’Брайен встает, ладонью опираясь на стену, и его так же задолбала сложившаяся ситуация, но не собирается заставлять Янг насильно слушать. Он ведь не Остин. Ему не наплевать.
Но стоит признаться. В тот раз им двигало желание сделать неприятно, но не Райли, а матери. А вышло наоборот. И всё потому, что парень струсил, не зная, во что всё выльется. Он колебался между заботой о Лиллиан и какими-то на тот момент неясными чувствами к девчонке. И конечно выбрал мать. Тогда выбрал мать. А как бы поступил сейчас?
***
Волнение ребенка за родного человека объяснимо. Детям нужна малейшая причина, чтобы довести себя чуть не до слез, когда кажется, что с близким происходит нечто неприятное. Я был таким же параноиком, сколько себя помню, но человеческий организм – до охерения крутая вещь. Зря многие люди утверждают, что ненавидят себя за какие-то определенные недостатки, в то время как их сознание всеми силами старается позаботиться о благополучии. Самое ощутимое лежит на основе невралгии. Тут два пути: родившись с крепкими нервами, под гнетом обстоятельств они изнашиваются, доводя тебя до трясучки, или же они развиваются, становятся мощнее. Не могу с уверенностью заявить, что воспитал в себе холодную устойчивость, но утверждаю – тревога о матери, как о человеке, не беспокоящимся обо мне, проходит быстро. Если раньше я слышал ее крик, плач ругань и сразу мчался узнать, что происходит, то сейчас спокойно сижу за столом, без активного сердцебиения разбирая новую тему по биологии. Столько лет опыта, столько лет повторения одного и того же. Осточертело. Пусть мать сама разбирается с проблемами, которые сама себе устраивает. Ей бы немного бараньей упертости крольчихи. Может, и жизнь повернулась иначе, а так она не просто наступает на грабли, она, блять, скачет на них.
Вывожу круги карандашом в углу страницы учебника, висок подперев кулаком.
Баран-кролик. Как упрется, так не оторвешь.
Уже битый час взрослые ругаются в комнате. И я толком не вникаю в суть раздора, думаю, они начинали с поверхностной проблемы, постепенно переходя к глобальным недугам их отношений. Мать так рвет глотку, будто ждет, что кто-то придет постоять за ее мнение. Но я не приду. Сколько раз мне херачили по роже? Вряд ли Митчелл ударит ее, но он явно нехило выпивает, пока они орут друг на друга.
Грохот.
О, вот и мольберт мать обронила. Всё как всегда.
Дверной хлопок. Не отвожу равнодушного взгляда с текста параграфа, когда разгневанная женщина врывается ко мне в комнату, оставив дверь распахнутой, рассчитывая, что ее будет слышать каждый житель дома.
– Ты знаешь, что он мне тут предъявил?! – ладно, мать реально на грани. Интересно, что ее так вывело? Впервые такое вижу, поэтому лениво вздыхаю, обратив на нее внимание. Женщина ходит по комнате, ладонью потирая горячий лоб. Уверен, ее мозг кипит.
– Сказал, что своим пребыванием здесь я несу убытки!
Ну, очевидно. Людей в этом доме стало в двое больше, следовательно, и затраты выше. Не нужно быть дохера умным, чтобы понять это.
– Говорит, я должна вкладываться! – она рассказывает с такими эмоциями, думаю, если бы стоял ближе, был бы окутан ее плевками. – Я не могу выйти на работу! Я еле хожу! Он предложил продавать картины. Мои картины!
Опять вздыхаю, молча и спокойно наблюдая за нервным передвижением матери, которая наконец причаливает к моему столу громко стуча ноготками по деревянной поверхности. Губу закусывает, с силой сдавливая зубами.
А до меня доходит одна истина. Еще ни один из мужчин матери не выставлял ей условия. Никто не заставлял ее работать, да и не перечил ей, вот ее и выносит, и испытываю легкое наслаждение, когда разрушаю тишину, без эмоций заметив:
– Ты ведь ничего не отдаешь. Даже материально не приносишь выгоды, а это важно.
– Если мужчина не способен содержать любимую женщину, то он не… – она начинает свою песню, поэтому сразу прерываю, хмурясь:
– Думаешь, достаточно тупо твоего наличия? – всего минуту мать торчит здесь, а я уже устаю от разговора с ней. Женщина смотрит мне в висок, продолжая стучать по столу, поэтому хмуро вытягиваю из себя наболевшее:
– Например, что ты мне даешь в ответ?
Слышу недовольный смешок:
– Я твоя мать.
– И что? Что я с этого имею? – не сдерживаюсь, подняв голову, чтобы посмотреть ей в глаза. Мать не понимает. Будто несу ахинею. И я убежден, она начнет опять о себе бедной, если не выскажусь полностью:
– Мы с тобой прекрасно знаем, что последует дальше: Митчелл тебе надоест, ты найдешь себе нового ухажера, для новых ощущений. Надо сворачивать цирк, пока ты не довела Митчелла до состояния Шона. Давай соберем вещи и…
Удар. Сильный хлопок горячей от переизбытка чувств ладонью. По моему лицу, отчего мою голову отворачивает в сторону. Совершенно не меняю выражение, но взгляд замирает, опустившись вниз.
– Я тебе не шлюха, – женщина тяжелее дышит, стараясь эмоционально содержаться. – Я твоя мать. Я родила тебя. Я содержу тебя. И ты должен мне мои годы. Ты и Коннор. Вы должны мне, – если бы хотела, плюнула бы в меня эти слова, чтобы те засели в голове. – Если бы я не забеременела я не осталась бы с ним, – внешне не реагирую, мастерски сохраняя безразличие, пока моя мать изо всех сил пытается добраться до моих внутренностей, с целью вывернуть наизнанку. – Ты думаешь, твой отец был особенным? – надавливаю грифелем карандаша на лист, отчего тот вот-вот надломается. – Ни капли. И ты растешь такой же ни на что не годный слюнтяй, как он.
Поднимаю глаза. Искоса смотрю на женщину, борясь с жжением под ребрами. Чертово сердце начинает колотиться, и толком неясно, что именно является причиной потери контроля: мнение матери об отце или обо мне. Плевать. Мне главное следить за дыханием, чтобы не свалиться с судорогой от нехватки кислорода.
Мать пялится в ответ, не стесняясь нашего зрительного контакта. Без сомнений, она бы продолжила свои речи, больше и сильнее выводя меня, если бы я не перевел так необходимое ей внимание немного в сторону, заприметив за ее спиной Райли. Девушка выглядит сонной, стоит у порога комнаты, с приятной холодностью уставившись в спину матери. Та следует за моим взглядом, оглянувшись. Наступает тишина. Недолгая. Янг слегка хмурит брови, выдавив хрипло:
– Бессовестная.
И вновь обволакивает молчание, в котором чувствуется растущая злость Лиллиан.
Ведь она привыкла всем нравиться, а в этой семье всё идет не по плану.
Не знаю, с какого хрена, но усмехаюсь, несмотря на пульсирующую боль в щеке. Тишина бы затянулась, эти взгляды, полные неприязни, испепелили бы. Но звон стекла привлекает всеобщее внимание. Похоже, Митчелл разбил бутылку о стену. И после звучит дверной грохот. Шаги. Вот и срыв. Янг оборачивается, когда ее отец проходит мимо по коридору с таким видом, словно сейчас взорвется, поэтому не способен сидеть на месте. Ему необходимо движение. Понимаю.
– Пап? – Райли расслабленно поддается за ним, пропадая с поля моего зрения, так что вытягиваю шею, опираясь на стол и спинку стула, поднимаясь, чтобы последовать за ней, но мать преграждает дорогу, сложив руки на груди и фыркнув:
– Не удивлена, что это она его поддела на подобные мысли и…
– Господи, – шепчу, обходя женщину, а та оглядывается, стреляя глазами мне в спину. Но более не пытается заговорить. Выхожу в коридор, застегивая молнию кофты, и спокойно перебираю ногами, подходя к лестнице, ведь ожидаю увидеть этих двоих внизу, может, они на кухне?
Но притормаживаю. Входная дверь приоткрыта. Хмурюсь, задумчиво прислушиваясь к шуму мотора и отдаленному голосу девчонки, и начинаю спешно спускаться, как-то не особо веря, что Митчелл в таком состоянии сможет вести машину. Но его желание свалить отсюда мне знакомо.
Подхожу к порогу, дернув на себя дверь, и морщусь от ударившего в глаза света фар автомобиля, который неаккуратно выезжает на дорогу. Из-за окружающей темноты не сразу нахожу девушку, которая подбегает к окну автомобиля, начав стучать и просить отца остановиться. Как сильно он пьян? Мне на него плевать, в принципе, сомневаюсь, что он сможет выехать с территории, влетит в мусорный бак на повороте. Так что спокойно стою на месте, сунув ладони в карманы джинсов. Автомобиль покоится на месте, девушка не останавливает попытки достучаться до отца.
Внезапно Райли кидается к заднему сидению, распахнув дверцу, и я открываю рот, перешагнув сразу две ступеньки вниз, и вынимаю руки:
– Не садись, – серьезно, куда она лезет? Он же в стельку.
Финчер забирается внутрь, не успевает толком захлопнуть дверцу, как машина рвется с места, с визгом колес, резко, заставив меня среагировать и выйти вперед к калитке, которую толкаю, напряженным взглядом провожая громко отдаляющейся автомобиль. Поворот. Сжимаю зубы, нервно стукнув кулаком об кулак, когда машина сворачивает, сбив почтовый ящик.
Моргаю. Стою. Слушаю рев мотора. Всё тише и тише. Так же медленно приходит осознание: нетрезвый вышедший из себя мужик за рулем автомобиля, в салоне которого находится девчонка.
Блять.
***
Машина несется вперед по улице, ветер со свистом врывается в салон сквозь приспущенное стекло окна. Небо чернее с каждой секундой, а волнение Райли увеличивается по мере ускорения. Мужчина красными глазами смотрит перед собой, будто не подозревая о присутствии дочери в салоне, а та крепко держится руками на спинку переднего сидения рядом с водительским, и испуганно следит за руками отца и асфальтом впереди, боясь, что машина может наехать на кого-нибудь.
– Пап, – Райли спокойно касается ладонью его плеча, еле терпя сжатие стенок в горле из-за сильной тревоги. Дергает ткань рубашки мужчины, тот сжимает руль, стеклянным взглядом уставившись исключительно перед собой.
– Пап, остановись, – девушка чувствует себя ребенком, загнанным в угол. – Пап, – шепчет, старательно сдерживая тон голоса, что жаждет начать срываться из-за горячих слез, обволакивающих глаза. Цепляется ногтями за ткань его одежды, замерев от ужаса, когда мужчина резко поворачивает руль. Автомобиль послушно сворачивает, выезжая на главную улицу и заставив людей покоситься в стороны, ведь машина наезжает на тротуар.
– Пап! – Райли роняет слёзы. – Пожалуйста, останови! – не знает, как вынудить его нажать на тормоз. – В-вы, вы с Лиллиан просто поругались, это же… Это временно, – её язык заплетается, ибо машина ускоряется. – Па…
– С твоей матерью тоже было сложно, – мужчина процеживает с ненавистью, и лицо его выражает такую же ледяную злость, от которой у Райли застывает сердцебиение. Она смотрит в затылок отца, медленно опуская взгляд, разжимает пальцы, садясь на край сидения.
– Нет, – он морщится. – С твоей матерью было куда тяжелее.
Финчер покачивается, машину сильно трясет. Девушка крепко сжимает ладони в кулаки, держа их на коленях, глаза по-прежнему опущены, но в такой темноте без труда сверкает соленая жидкость, которой она не дает вырваться наружу, отчаянно борясь с желанием замычать от жжения между ребрами:
– Пап, остано…
– Твоя мать… – мужчина слишком пьян. До такой степени, что поневоле его глаза начинает слезиться. – С ней было так сложно, но я…
…С улыбкой покачивает на руках младенца, напевает мелодию, способную успокоить малышку, а в это время в дверях детской комнаты появляется мужчина, только что освободившийся от работы над книгой. Он складывает руки на груди, не произносит ни слова, боясь помешать девушке укачивать, но та всё равно чувствует на себе взгляд, от того оглядывается, теплой улыбкой одаривая мужчину…
– Пап, – Янг не оставляет надежду, продолжая уговаривать. – Остановись.
– Но я так… – мужчина плохо разбирает дорогу из-за скопившихся слез, поэтому видит только яркие огни фар, ослепляющих со стороны встречного пути.
…Как можно равнодушно смотреть на неё? Никак. Молодой отец растягивает губы, опираясь плечом на дверную раму, и собирается так стоять. Стоять и смотреть, как его любимая девушка укачивает малышку. Их малышку. Неимоверное счастье способен испытывать от осознания, что связался со своим вторым «я» в лице совершенно ранее не знакомого человека. Он и она. До чертовых искр перед глазами.
Любимая. Одна. Единственная.
Более таких для него нет. И вряд ли найдется…
– Я её так… – срывается, ломаясь под гнетом накопившегося дерьма, и наклоняется головой к рулю, пальцами надавливая на сжатые веки. Его плечи дергаются, а рука неосторожно поворачивает руль в сторону.
Райли шире распахивает глаза, подскочив на месте:
– Пап!
И внезапный мрак после яркой вспышки воспоминаний. Мгла, захватившая режущим уши гудением.
Есть мнение, что для каждого человека существует всего один представитель его «второго я». И Митчелл встретил его. Встретил того, с кем бы прожил всю свою жизнь, и да, черт возьми, даже больше, если бы они могли быть на такое способны.
Но судьба – та ещё стерва.
В одну секунду она одаривает тебя светом, а после тут же окунает в темноту.
Кромешную.
***
Часа три не меньше, возможно, больше, он торчит на кухне, заваривая себе ненавистный душой кофе, чтобы принудительно поддерживать организм в дееспособном состоянии. Берет телефон. Хочет набрать сообщение Райли, а потом вспоминает, что её мобильный аппарат был потерян во время падения в воду, поэтому откладывает, опять глотая горечь, оседающую на языке и оставляющую после себя ужасный привкус. Садится за стол. Взгляд на часы. Уже слишком поздно. Есть надежда, что Митчелла тормознули копы. Переводит глаза на кружку. А с поверхности кружки на него смотрит кролик. Чёрт, если крольчиха узнает, как частенько парень путает кружки, она его точно четвертует. Но сейчас плевать. Стучит по столу пальцами. Еле сидит на месте ровно, постоянно оглядываясь на окно, как только слышит звуки, отдаленно напоминающие ему гул мотора. Но ничего. Только опустившаяся внезапно глухая ночь.
– Дилан? – лучше бы она молча ушла. Женщина приоткрывает дверь и обращается к сыну с осторожностью только спустя несколько минут. Парень садится ровно, скользнув взглядом по женщине, и закатывает глаза, поднося кружку к губам. Не отвечает. Лиллиан с мрачным видом проходит на кухню, где горит только подсветка над плитой. В смятении поглаживает ладони обеих рук, собираясь с мыслями для их воспроизведения:
– Я просто хочу объясниться. Я была на взводе, вот и сорвалась, понимаешь?
Дилан не меняется в лице. Не одаривает её вниманием. Ставит кружку на стол, продолжая греть о блестящую поверхность пальцы. Женщина подходит ближе, теперь внешне выдает здоровые эмоции, значит, пыл её прошел:
– Просто, иногда жизнь идет не так, как ты планируешь. Это расстраивает.
О’Брайен прикрывает уставшие глаза, и без того ощущает себя вымотанным, а тут ещё и эта информация, засоряющая его больную голову. Черт, оберегите его от этого.
– Чё ты хочешь? – он правда не понимает, поэтому поворачивает голову, с безысходностью взглянув на мать. – Чтобы я извинился за то, что ты меня выродила? – ему плевать на то, как неприятно это звучит. – Знаешь, мне от такой жизни не легче, – его достало слушать её нытье. – Ты никудышная мать. Детство в заднице ещё играет. Никто не мешал тебе сделать аборт или хотя бы лучше предохраняться, там поди и отец дольше бы прожил, – расходится, более не пытаясь быть мягче с человеком, который не думает о его чувствах. – Меня заебал тот факт, что ты ждешь от меня какой-то херовой компенсации! Мол, родила меня, и теперь я пожизненно обязан тебе? Дети блять не виноваты в проблемах взрослых, харе заявлять, что я – причина твоего несчастья в личной жизни, иначе я действительно начну приносить тебе неудобства, – жестким тоном выдавливает, впервые сохранив такую холодность, впервые так непоколебимо и сурово смотрит в глаза матери. – И это мягко сказано. Я превращу твою жизнь в череду пиздеца, мам, – кивает головой, будто в подтверждение своих же слов. – Обещаю, не выводи меня.
Быть может, всё дело в ситуации? В том, что мать ударила его. В том, что ею было сказано неприятное об отце. В том, что именно сегодня Дилан хотел переступить через себя и объясниться перед Янг. В том, что вышло признаться лишь в одном – он правда воспользовался ею, но это гребаная верхушка айсберга, крушащего всю его никчемное существование. Господи, в его жизни столько собачьего дерьма, охота разразиться нервным смехом и утопиться в ванной, ибо как? Как можно существовать таким образом? Так, как он. Как?
У Лиллиан глаза на мокром месте. Она моргает, начав качать головой, и сжимает губы, набрав кислорода через нос, явно для того, чтобы открыть рот и заговорить вновь, так что О’Брайен перебивает:
– И не делай такое лицо. Я тебе не верю, – процеживает с особой неприязнью, хмурясь. – Больше не верю, – садится ровно, переводя взгляд на темную жидкость в кружке:
– Выйди.
– Дилан, – женщина делает шаг к нему, – я хочу, чтобы ты понял меня…
– Окей, я сам выйду, – парень резко встает, отодвигая стул с неприятным скрипом, и хватает кружку, минуя мать, не подняв на неё карие глаза. Лиллиан оборачивается, открыв рот, но её отвлекает телефонный звонок, и женщина начинает рыться в карманах длинной юбки, нащупывая аппарат.
Это и правда надоедает: слушать людей и стараться помочь, создавая для них благоприятные условия для ваших отношений. Вот только в таких условиях твои интересы не рассматриваются, их принижают, поэтому Дилан постоянно в проигрыше. Больше ему не охота слушать.
– Дилан! – женщина выскакивает с кухни, обеими ладонями прижав телефон к уху, и даже её полный тревоги голос не вызывает внутри парня желание остановиться, так что он продолжает подниматься по лестнице. Его мать делает большие шаги вперед, выпаливая со смятением:
– Это из больницы, Дилан.
Оборачивается. Тут же. Взглядом врезается в бледное лицо женщины, так же внезапно выразив на своём мрачность, ибо Лиллиан не лжет, в который раз позволяя глазам покраснеть, покрывшись слоем жидкости:
– Это из больницы, – повторяет, явно не воспринимая то, что говорит медсестра по ту сторону трубки.
Ему уже в какой раз приходится повторять внутри себя то, как сильно не может терпеть больницы и всё, что может быть с ними связано. Абсолютно. Запах медицинских препаратов, мерзкое звучание оборудования, будто сдавливающие виски строгие и ровные голоса врачей, бледность пола и стен, до ненормальности яркий свет ламп в потолке, буквально вырывающий твои глаза, выворачивая их наизнанку.
Дилан О’Брайен ненавидит больницы. И ему приходится опять оказаться в здании, по коридорам которого носятся женщины и мужчины в белых халатах. Лиллиан первой толкает двери, спеша с волнением к женщине, сидящей в регистратуре. Дилан спокойным, но крупным шагом следует за матерью, оглядывая холл: на диванах в нервном ожидании ерзают люди, в глазах каждого своя личная тревога, даже боль, их руки дрожат, ноги оттаптывают ритм сердца, лица посеревшие. Парень подходит ближе к Лиллиан, с неприязнью отводя взгляд. Ненавидит. Наблюдать. Этот. Страх. Им пропитан воздух. Его мать пытается узнать что-нибудь о Митчелле, а Дилан решает чем-то отвлечь себя, чтобы морально закрыться и не выдавать колющего переживания. Поднимает глаза на широкий экран телевизора на стене, который никто не смотрит. Звук выключен, но О’Брайену достаточно видеоряда, чтобы вынуть ладони из карманов и сильно нахмуриться. Новости. На экране показывают фотографию пропавшей пару дней назад девушки, а на заднем плане демонстрируют съемку с места ее обнаружения.
Изувеченное тело всё закрыто цензурой, судя по окружению, это в лесу. Дилан внимательно вчитывается в бегущую строку: «У жертвы изъяли почки…» – дальше не вникает. Но немой репортаж продолжает смотреть.
