Текст книги "Считай звёзды (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 98 страниц)
Женщине явно не хочется говорить об этом, она чувствует мой негативный посыл, поэтому смотрит на отца, и тот мычит, говоря с набитым ртом:
– Ты домыла посуду?
– Почему вы не поздравили его? – игнорирую мужчину, впервые так открыто даю ему понять, что не собираюсь слушаться и замолкать. Мне нужно выбить из этой женщины хотя бы намек на оправдание. Как бы О’Брайен себя не преподносил, идиот поймет, что ему охота чувствовать внимание матери.
– Райли, – отец начинает стучать вилкой по краю тарелки, заставив меня сглотнуть, но продолжить давление на Лиллиан, которая опускает глаза, знаете, с таким видом, словно она бедная овечка. Спаси-помоги-мой-рыцарь. Она знает, мой отец вступится за неё.
А кто постоит за меня?
– Это же несложно, – щурю веки, процедив с непониманием, – одарить сына минимальным вниманием.
– Райли! – мужчина бросает вилку в тарелку, и я вздрагиваю от повышенного тона, но вовсе не прячу глаз. Всеми силами сохраняю взгляд направленным на женщину, которая мягко опускает ладонь на плечо отца, привлекая его внимание:
– Все хорошо, – нет, почему-то мне не хочется верить её якобы печальной улыбке, полной слабости. – Райли, дело в том, что мне тяжело, – опять жалость к себе? Серьезно? Сколько можно. С того дня, как отец привел её к нам в дом, я только и слышу, что о её тяжелой судьбе. Женщина ни разу не заикалась о сыне, вот почему толком понятия не имела, что он у неё есть. Мне тяжело. Мне трудно. Господи, а кому нет?
Лиллиан хочет начать говорить, но прерывается. Её лицо морщится, а пальцы скрывают губы, что сжимает до бледноты. Складываю руки на груди. Отец кладет ладонь ей на плечо, с заботой изучает её, и женщина так же переводит на него внимание, выдавив улыбку, будто говоря, что всё в порядке.
Нет, не верю.
– В этот день мне тяжело, – наши взгляды пересекаются. Её тяжелый вздох, мои почти закатившиеся от раздражения и ещё слабого недовольства глаза.
– Отец Дилана… – объясняет с придыханием, – убил себя в день его рождения, – замечаю, как отец сильнее сжимает пальцами её плечо, так как женщина вновь касается ладонью губ, будто не давая тем проронить всхлип. Моргаю, по своей натуре привыкнув рассматривать обе стороны медали: да, смерть, я могу понять чувства и Лиллиан, и Дилана, тем более Дилана, учитывая, что отец убил себя в день его рождения, но эта дата не должна становиться исключительно траурной. Я… Я не понимаю, почему из-за давно ушедших мертвых должны чего-то лишаться живые. Это же просто поздравление. Просто отправить слова сообщением. Это… Боже.
– Это не оправдание, – мое лицо корчится, ведь полностью отдаюсь проблеме. – Подумайте не о себе, а о его чувствах.
– Райли! Займись делом! – отец всё-таки срывается, стукнув кулаком по столу. Втягиваю кислород через нос, упершись хмурым взглядом в пол.
– Митчелл, – Лиллиан накрывает его ладонь своей. Они смотрят друг на друга, а я со сжатыми губами отворачиваюсь, включив воду из крана на полную. Грубыми движениями мылю кастрюлю, не вслушиваясь в шепот взрослых. Знакомая боль в горле не оставляет, но теперь она мощнее, словно вскрываются язвы на стенках глотки, и мне приходится давиться слюной. В носу щиплет. Какого черта? Моргаю, не справляюсь. Стискиваю пальцами мочалку, выжимая из нее пену с водой, и горблю спину, локтями опираясь на край раковины. В глаза словно вливают кипяток. Они горят. Голоса позади громче. Смех.
Шмыгаю носом. Лицо в наклонном положении, глаза покрывает слой соленой жидкости. Сохраняю молчание, тихо роняя слезы, вырывающиеся из меня ни с того ни с сего. Я не знаю точной причины, и вот оно. Оно меня пугает. Мне неожиданно и резко становится грустно. Всё это внутри, даже не столько в грудной клетке, сколько в голове.
Кажется, Лиллиан заикается о бутылочке вина на ночь, поэтому они выходят. Отец стремится исполнить любую ее прихоть. Эта женщина. Она потрясающий манипулятор, способный очаровать мужчину звучанием своего голоса, касанием и взглядом.
Как мне не удавалось замечать это ранее? Она и меня охмурила. Я души не чаяла, поскольку думала только о состоянии отца. Лиллиан вывела его из депрессии. Лиллиан – причина его улыбки. Не я. Не тот человек, который крутился и вертелся, лишь бы…
А оно важно? Теперь оно имеет значение?
Они покидают кухню, оставив посуду на столе. Наконец могу ладонями вытереть крупные капли слез, умыть горячее от взбунтовавшихся эмоций лицо. Взрослые только приехали, а я уже чувствую себя выжатой. Это неправильно. Так не должно быть.
С каждым годом всё лучше понимаю решение матери. И не люблю винить ее в том, что оставила меня с отцом, но… Но почему сейчас она не пытается связаться со мной? Прошло столько лет, я выросла, она наверняка устроилась в новом городе, так по какой причине не забирает меня? Черт, я просто… Я хочу немного… Семьи. Чувства, что у тебя есть люди, к которым ты можешь прийти за советом, с которыми способна поделиться переживаниями, получить поддержку. При наличии живых родителей, нет ощущения, что у меня всё это имеется. Столько лет мой отец не был отцом. Он был тем, за кем я ухаживала. Я не была его дочерью. Правильно мама говорила. Обслуга. Я будто обязана приносить выгоду своим проживанием с ним, иначе, боюсь, мне не были бы здесь рады.
Разведенные родители – это тяжело. Особенно, когда рождается панический страх, что в тебе в принципе не нуждается ни один, ни второй. Ты как лишнее звено. Ты их общая ошибка прошлого, ты часть этой ошибки. Неудачная попытка отношений, из которых вытек живой человек, а теперь куда его деть? Куда меня деть?
Без сомнений, всем требуется близость, особенно близость с семьей. Порой мне хочется утонуть в объятиях, ощутить чью-то поддержку без слов, но даже этого мне не вытянуть от отца, он словно остыл ко мне. Но если подумать, мы никогда не были близки. Он и не открывался мне.
Мне надоело быть одной, переживать тяжкое в одиночестве, при этом слушая, как хорошо другим. Тем, кто как бы рядом, но в своем мире, в котором ты играешь роль прислуги.
Набираю холодной воды в ладони, умывая лицо. Терпение любого человека имеет границы, и сейчас, видимо, моя чаша переполняется, что приводит к такому взрыву.
Прижимаю тыльную сторону ладони к губам, сжав веки, и тихо плачу, надеясь, что шум воды скроет проявление моей слабости. Чувствую себя разбитой. И мне страшно от мысли, что придется жить с ними одной. В целом доме. В замкнутых стенах.
Мне это не представляется возможным, ведь с ними так нелегко.
***
Отныне нельзя пропускать уроки. Как бы хреново себя не ощущала, моя задача создать видимость обучения, так что сейчас, когда временная стрелка переваливается за полночь, я всё ещё продолжаю сидеть за домашней работой на завтра, чтобы быть готовой, понимать, что мы проходим. Скажу честно, лучше с больной головой на уроках, чем тут. Время занятий – время моего морального отдыха.
Сижу в комнате за столом. Шум за стеной не утихает, взрослые напились, хохочут и общаются довольно громко под джаз, уверена, они и танцуют. Вожу карандашом по страничке учебника, выделяю в тексте нужную информацию. Голова раскалывается, проще встать пораньше и доделать всё необходимое завтра. В крайнем случае, спишу у Остина, он точно не откажет мне в помощи. Кладу пишущий предмет на корешок учебника и ставлю локти на стол, начав массировать виски пальцами, сильно надавливая на бледную кожу. После слёз веки опухают, глаза кажутся тяжелыми и сонными, что вредит моей продуктивности. Ладно, завтра разберусь с оставшейся работой.
Закрываю конспекты и тетради, потянувшись руками к потолку, и оглядываюсь на стену над кроватью, что усыпана еле сверкающими звёздами. Меня не тянет кушать, но, когда мне нехорошо, я пытаюсь заесть чувство опустошенности, поэтому… Пойду вниз, найду сладкое. Оно не решит моих проблем, но поможет почувствовать себя немного лучше.
Встаю, устало шаркая в коридор, но в комнате оставляю гореть лампу на потолке, чтобы нарисованные звёзды впитали в себя больше света и горели ярче, дольше. Обнимаю себя руками, минуя закрытую дверь комнаты взрослых. У них там шумно. Не думаю, что поубавят звук, надеюсь, смогу уснуть без проблем. Гашу свет в коридоре второго этажа, внизу, в прихожей, на комоде стоит лампа. Горит тускло, но могу разобрать предметы и ступеньки под ногами. Всё равно спускаюсь осторожно, лениво.
Не хочу ни о чем думать.
Хлопок.
Встаю посреди лестницы, направив удивленный взгляд в сторону дверей кухни. Они прикрыты, свет я оставила там приглушенным. Может, показалось?
Выжидаю, и опять слышу шум. На этот раз, кто-то наливает воду. Хмурю брови, вскинув голову, и смотрю в темный коридор этажом выше. Может, я не заметила, как кто-то из них спустился? Вроде нет…
Спускаюсь вниз, сжав крепче свои плечи, и подхожу к двери кухни, пальцами потянув её на себя. Встаю на пороге. И, кажется, мне нужно провериться у врача, ибо уже какой раз за день у меня неприятно ломит в ребрах, только в данном случае боль вызывает приступ тошноты.
Широко распахнутыми глазами, с настоящим недоумением смотрю на Дилана, который наливает воду в электрический чайник, после чего ставит тот греться.
Почему он здесь?
Моргаю, воздержавшись от попытки открыть рот от удивления. Представляю, насколько нелепо выгляжу, но правда не понимаю, что происходит? Он не забрал все вещи? Проголодался и решил стащить что-нибудь, думая, что все спят?
О’Брайен делает шаг от столешницы, оборачиваясь, и вздрагивает, подняв ладони перед собой, которые после сжимает в кулаки, поднеся к своему лицу, выражающему легкое бешенство, так как застаю его врасплох:
– Матерь Божья, – шепчет, вздохнув, и разжимает веки, без смятения взглянув на меня. – Серьезно, повесь на шею бубенчик, – он свободно передвигается по кухне к холодильнику, дверцу которого открывает:
– У нас есть, что пожрать? – изучает полки. – Эти, на хер, не могли привезти еды? – стреляет взглядом в меня, изогнув брови. – Чё с твоей рожей? – окидывает меня вниманием, затем опять изучает содержимое холодильника, а я хлопаю ртом, как дура:
– А… – моргаю, нервно дергая головой. – А ты…
– Что? – парень вновь оглядывается, заприметив мою обескураженность, и приоткрывает рот. – А-а, – тянет, ухмыляясь. – Ты думала, что я свалил? Уже небось обрадовалась, – закусывает нижнюю губу, хлопнув дверцей, и уверенно шагает к рюкзаку, который лежит на краю обеденного стола. Я скованно переступаю порог, не изменяю своей хмурости. Всё ещё не понимаю.
– Извини, но такого счастья тебе не подарю, – Дилан открывает молнию. – Для начала, мне нужно найти место, куда я бы мог уйти. Плюс, по улице в такую погоду не побродишь, на вокзале не поспишь, – вытаскивает из рюкзака упаковку чая, ведь наш закончился. – А ещё… – расправляет плечи, явно устав сутулить спину. – Тут моя мамка. Как бы, твой двинутый батька и моя невричка – это целое комбо, – пускает смешок, подходя к полкам над плитой, чтобы поставить чай. – Не знал, что ты так стремишься сожительствовать с ними в одиночку.
Не отвожу от него взгляда, напряженно глотнув:
– А где ты был?
От Дилана тянет собранностью, да и отвечает без задней мысли, пока возвращается к рюкзаку:
– Гонял в магаз с Нейтаном, у него резинки закончились, – морщусь от неприятия, заставив парня усмехнуться. – Кстати, я тебе кое-что взял, – наглая улыбка растет, пока он роется в поисках чего-то определенного, а я подхожу к столу, но держусь на расстоянии, до сих пор плохо осознавая, что этот тип дома.
– Точнее, это нашел Нейтан, так что все претензии к нему, – О’Брайен вытаскивает белую кружку, на основании нарисована мордочка кролика, а под ней имеются надписи, поэтому делаю ещё шаг, приглядываясь, и читаю:
«Задница кролика, – Дилан довольно поворачивает кружку другой стороной, где изображен тыл пушистого животного с хвостиком. – Самая милая».
Хлопаю ресницами, чувствуя, как, нехотя, мои губы растягиваются, а глаза прикрываются:
– О-очень остроумно, – я улыбаюсь, взглянув на парня, который ставит кружку на стол, поэтому протягиваю руку, взяв её, дабы лучше рассмотреть, а за этим внимательно наблюдает О’Брайен, сунув ладони в карманы кофты.
Что ж, это забавно и совсем не обидно. Вздыхаю, кивнув головой, и смотрю на Дилана:
– Передай, что я довольна.
– Отлично, – он застегивает рюкзак, оборачиваясь к гремящему от кипения чайнику. Выключает его, переходя к приготовлению напитка, способного согреть его. Я верчу холодную кружку в руках, внимательно прочитывая фразу ещё раз, и хлопаю ресницами, медленно шагая к раковине, чтобы промыть посуду. Окей, могло быть и хуже. Действительно стоит отблагодарить Нейтана.
Пока разбираюсь с кружкой, Дилан заваривает себе чай, и берет рюкзак, явно намереваясь отправиться в свою комнату, поэтому совершаю попытку, не успев обдумать предложение, как следует.
– Ты не хочешь мороженое? – оглядываюсь, с усталостью в глазах смотрю на парня, который отпивает чай, остановившись по ту сторону стола с недоумением:
– Эм, ты же понимаешь, что на улице минусовая температура? – выпрямляется, а я резко отворачиваюсь, снова и снова промывая кружку:
– Точно, – соглашаюсь.
– Но халявное мороженое – тоже еда, так что, – слышу, как О’Брайен бросает рюкзак на пол, отодвигая стул, чтобы сесть. – Я не откажусь, если оно не шоколадное.
Уголки моих губ еле заметно поднимаются. Не оборачиваюсь, закачав головой, и отвечаю:
– Нет, оно ванильное с клубникой.
– Ты, чур, жрёшь клубничную часть, – в голосе звучит отвращение. Ему трудно угодить.
Ставлю кружку, подхожу к холодильнику, открыв морозилку, и достаю тазик мороженого, положив на стол. Боковым зрением вижу, как парень тихо стучит ладонями по поверхности, озираясь по сторонам, словно молчание между нами выбивает его из колеи. А мне… Знаете, мне нормально. Он хотя бы вообще считает верным выходить со мной на контакт.
– Они ещё не спят? – Дилан интересуется взрослыми.
– Нет, выпивают, – беру чайные ложки, сев за стол напротив О’Брайена, и протягиваю ему одну.
– Яс-но, – тянет слово, открывая кружку тазика со сладким. Присаживаюсь на колени, чтобы опереться локтем на стол. Начинаю кушать мороженое, чувствуя, как аппетит возвращается. Дилан не спрашивает, интересовалась ли им Лиллиан, и я не начинаю эту тему, решая обсудить более значимые вещи:
– Ты устроил всю эту заваруху с вечеринкой, потому что не хотел сидеть один в свой день рождения? – задаю вопрос внезапно, к чему парень не готов. Он сует ложку в рот, задержав там, и отводит взгляд, задумавшись над ответом, после переводит его на меня, но не подаю вида, с безмятежностью кушая мороженое.
– Многие подростки устраивают подобное, – подбирает слова. – Девятнадцать лет. Хотелось чего-то масштабного, – не заикается об отце, да и не жду его признания. Думаю, ему не хочется проводить день рождения в одиночестве ещё и по вине смерти отца. Я бы чувствовала себя разбито. Не стану изводить его вопросами, дабы добиться правды.
Поднимаю на него взгляд, исподлобья смотрю, чем вызываю на его лице хмурость, но без негатива. Дилан вынимает ложку изо рта, цокнув языком:
– Чё?
Я рада, что он здесь.
– Придурок, – опускаю голову, продолжив ковырять мороженое ложкой. Чувствую, как парень продолжает пялиться на меня, может, секунд десять не отводит внимания, после набирает сладкого, сунув в рот, оставив моё обращение без встречного комментария.
Последующие минуты кушаем в тишине, иногда улавливая громкий смех Лиллиан с верхнего этажа. Дилан поглядывает на часы, вздохнув с обречением:
– Завтра придется тащиться в школу, так что… – встает, пальцами подвинув тазик мороженого ближе ко мне. – Пойду спать, – обходит стол. Моргаю, ковыряя содержимое тазика, пока парень моет ложку, после направившись в коридор. Стискиваю зубы, но не злость движет мною. Ещё пару минут назад в сознании родилось одно желание, которое, как мне кажется, я не имею права игнорировать, поэтому быстро слезаю со стула, терпя боль в ногах, что неплохо отсидела.
Прихрамываю, выходя в прихожую:
– Эй, – держусь за дверной косяк, стоя немного под наклоном. О’Брайен поворачивает голову, затем встает полубоком, держа одну ладонь в кармане, другой сжимая ремень рюкзака, бьющегося о его голень. Парень с непринуждением уставился на меня, поэтому делаю короткие шаги, чтобы встать напротив. От скачка сердечного ритма начинаю совершать море разных действий, которые выдают мою несобранность, например, дергаю кончики волос. Заставляю себя опустить руки и начать рыться в карманах кофты:
– Я тебе кое-что дам, – не прекращаю двигать пальцами, находясь в поисках, и киваю на парня. – Закрой глаза.
Тот щурит веки, пустив смешок:
– Нет уж, – он не доверяет мне, я и не требую этого. Опускаю плечи, наклонив голову, и смотрю на него, сжав губы:
– Закрой, не хочу, чтобы ты видел.
– Нет, – Дилан делает шаг в сторону лестницы, так что дергаюсь к нему, используя козырь:
– Эй, ты мне дом порушил, можешь и выполнить просьбу, – поднимаю брови, в упор уставившись ему в глаза. О’Брайену не по душе эта затея. Он показывает свое отношение открыто, быстро скользнув кончиком языка по губам, взглядом упирается в стену, переступая через себя.
Представляю, как тяжело ему дается послушание. Он не из тех, кто позволяет помыкать собой. Еле сдерживаю улыбку, сжав в карманах пустоту. Получаю в ответ вздох, полный раздражения:
– Блять, – разводит руки, – окей, – опускает их вдоль тела, повторив вздох. – Но, – предупреждает, – если ты мне херанешь чем-то по лицу, режим мудака снова будет активирован.
– А ты его отключал? – изображаю удивления, на что Дилан реагирует фальшивой улыбкой, всё-таки сжав веки.
– Ладонью, – прошу, хихикая сквозь усталость.
– Да ёперный… – О’Брайен накрывает закрытые глаза рукой. – Я не шучу.
Вынимаю ладони, сжав и разжав пальцы, и набираю кислорода, чтобы сохранить ровное дыхание, правда, оно так или иначе собьется, как и биение сердца, которое от волнения выходит из нормы. На носках подхожу к Дилану, а тот притоптывает ногой, угрожая с неподдельной настороженностью:
– Ты – труп, если…
Действую быстро, чтобы не извести себя томлением. Протягиваю руки, обнимая парня, и крепко сжимаю, щекой уткнувшись в замершую грудь. Стискиваю, чувствуя удары его сердца глубоко внутри. Дилан сбит с толку. Он даже не шевелится, только через несколько секунд решаясь убрать от лица ладонь, которую не опускает, оставив руку поднятой над моим плечом, будто не знает, как себя вести. Его взгляд пронзает мою макушку, поэтому спокойно выдыхаю, оторвавшись от его груди, но руки не убираю, когда выпрямляюсь, набравшись смелости для того, чтобы посмотреть в его глаза. На лице озадаченность, но не сильно хмур. Просто не знает… Не понимает, что я делаю.
Нервно облизываю губы:
– С днём рождения, – знаю, что поздравила его вчера, но в тот момент говорила это с желанием задеть парня. Сейчас мною движет иное. Желание дать ему понять, что не всем плевать.
Смотрит. Молчит. Не двигается.
Отпускаю, сцепив пальцы в замок за спиной, и прикусываю губу, отступая назад. Он ещё молчит. Смотрит на меня. Опускаю взгляд, поддаваясь смущению:
– Спокойной ночи, – тараторю, быстро обходя его, и так же спешно поднимаюсь на второй этаж. Скорее-скорее скрыться в комнате.
Захожу в помещение, хлопнув дверью, и поворачиваюсь к своей кровати, не прекратив сжимать нижнюю губу между зубами.
Лицо начинает гореть, поэтому прикладываю холодные костяшки к щеке. Стою, отпускаю мысли о произошедшем. Один раз могу позволить себе нечто подобное, так что…
Поднимаю взгляд в потолок, выдохнув.
Надеюсь, он там отомрёт.
========== Глава 23 ==========
Никогда бы не подумала, что буду так отчаянно ждать недели тестирований, на протяжении которой без лени собираться и рваться на занятия, предвкушая часовые контрольные. Школьная программа предусматривает подготовительные курсы к экзаменам, и меня переполняет облегчение от мысли, что можно проторчать где-то, оттянув момент возвращения домой. Одно сообщение отцу, оповещающее о моей задержке по вине учебы, – и у мужчины никаких претензий к моей персоне.
Так и проходят три дня, дарящих мне головную боль, ведь приходится в спешке готовиться к тестам по всем предметам. Это своего рода срез знаний, портящий твою психику на протяжении нескольких лет обучения.
Так же охота отметить незаинтересованность взрослых нами. Отец вспоминает обо мне, когда видит, что ужин не готов, или на полках скапливается пыль. В иных случаях, вниманием меня не одаряет. Не знала, что придет время, и мне будет необходимо сравнить себя с плинтусом, дабы избежать контакта с отцом. Причем, любого. Обычно, стремилась говорить, а теперь в этом нет нужды, поскольку у него есть человек, который будет его выслушивать – Лиллиан. Они жалуются на жизнь, на проблемы, но остается это между ними. Может, к лучшему? Мой мозг не будет переполнен излишним хламом.
В принципе, я медленно вхожу в режим сожительства со взрослыми, и готовка с уборкой более не вызывают неприязни и лени.
А О’Брайен… Он мастерски избегает меня после случившегося в прихожей. И нет, парень не грубит мне, не сбегает в комнату, видя меня в коридоре. Дилан начинает проводить больше времени, думаю, с Нейтаном, уходит рано на занятия, в школе мы не общаемся, а возвращается поздно вечером. Еда, которую оставляю ему, съедает. То есть… Нет серьезной вражды, так как мы просто не видимся. Только и слышу, как выходит из комнаты и возвращается в неё. Не могу сказать, что думаю на этот счет. Надеюсь, это не то самое затишье перед бурей.
Приходит пятница, и, если бы не предстоящая поездка на три дня, я бы не чувствовала такой прилив энергии, особенно после тяжелых тестов, изматывающих меня физически и морально. Опаздываю в школу, отвечая на сообщения друзей, в каждом стараюсь не оправдывать свою несобранность, но выходит всё равно что-то на подобии: «Проспала», «училась всю ночь», «позади тяжелая неделя, идите на фиг». Заодно, прошу никого из них не проболтаться по поводу результатов тестов и общего суммированного балла, решающего, едешь ли ты в поездку или нет. Уверена, что пройду, но всё равно спешу сквозь шумную толпу к стенду с информацией для выпускников.
Большинство подростков успели просмотреть список до первого звонка, так что толпиться мне не приходится. Подхожу к стенду, нахожу листок с именами и подношу к нему палец, начав внимательно вчитываться, нашептывая буквы под нос. Скольжу вверх по фамилиям, по привычке начав искать с последнего в списке, ибо Янг – всегда в конце. Обычно каждый год, видя свое имя среди тех, кем гордится школа, во мне пробуждается гордость и радость, но теперь это простое облегчение, сопровождаемое слетевшим с губ вздохом. Слава Богу. Всё сдала. Проходной балл собрала. Значит, следующие три дня я проведу вдали от дома. Здорово, что учебное заведение организовывает вылазки на мероприятия, актуальные для определенных кругов подростков. Мы – выпускники. И нам важно выбрать специальность, в последствии колледж. И данная поездка основывается на помощи в нелегком решении. Я уже была на выставке профессий и учебных заведений в том году, с удовольствием поеду ещё раз, к тому же, в тот раз я не решилась выйти из зоны своего комфорта. Вечная проблема с преодолением себя. «Старшие» ребята приглашали нас на вечеринку перед отъездом обратно. Большинство пошли и отлично провели время, пока я сидела в номере. В этот раз надеюсь не идти на поводу у своего внутреннего «я», мешающего мне раскрыться и стать общительнее. Своего рода, тренировка перед отъездом в колледж – новое место, где не будет моих хотя бы отдаленно знакомых. Значит, мне придется попытаться завести друзей. А для этого требуется стать раскованней в некоторых вопросах.
Глубокий вдох – выдох. Я молодец.
Отворачиваюсь от стенда, сделав всего два шага, после которых рассчитываю рвануть к кабинету и поделиться своим результатом с друзьями, но останавливаюсь, на секунду задумавшись. Думаю, мое лицо выражает тот мыслительный процесс, который преобладает внутри, от того на меня так странно косятся мимо проходящие люди. С безразличием в их адрес оборачиваюсь, повторно одарив вниманием список имен. Скольжу взглядом. Фамилии расплываются перед глазами, вынуждая вернуться и встать ближе. Смотрю. Изучаю.
«Д»
Ниже.
«Л»
Ниже.
Не меняюсь в лице, подняв ладонь, и касаюсь пальцами имени, что впервые стоит в одном ряду с другими.
«Дилан О’Брайен»
Никаких сильных эмоциональных перемен внутри. Но отчетливо ощущаю необъяснимую радость, и она основана не на моих личных желаниях. Радость за Дилана, ведь парень действительно старался вылезти из ямы. И раз уж он попадает в этот список, значит, ему всё удалось. Я рада за него, как за человека, что вовремя взялся за ум. Вот и всё.
В коридоре становится заметно тише, что заставляет меня взглянуть на экран без конца вибрирующего телефона. Через три минуты звонок. Повторно вскидываю голову, изучая список. Фамилии Агнесс нет. Понятное дело, она столько болела, а из-за проблем ее семьи с полицией вовсе пропустила большую часть тестов. Хотя, сомневаюсь, что она бы поехала, если бы набрала балл. Всё-таки подруга не оставит родителей. Те, хоть и любят употребить незаконную траву в курительной смеси, но люди они хорошие, борющиеся против несправедливости власти. В этот раз, насколько мне известно, Агнесс отправится с ними в горы, на собрание таких же активистов. Что ж, моей подруге скучать не приходится.
Выходит, моя компания на ближайшие три дня состоит из Робба и Остина.
Спокойно прохожу в кабинет литературы, глаза опущены на экран телефона. Набираю сообщение, отвечая Агнесс. Бедная девчонка была вынуждена ночью, не одевшись, в спешке выскочить из дома с родителями и уехать, ведь одна из соседок проговорилась о том, что взрослые нелегально продают травы, которые им доставляют друзья из Индии.
В таком отстранении от шума в помещении приближаюсь к своей парте у окна, почувствовав легкий тычок в бедро. Отрываю внимание от экрана, взглянув на Остина, одаривающего меня широкой улыбкой:
– Доброе утро, – он почему-то говорит шепотом. Робб уложил голову на парту, думаю, пытается уснуть, но здесь слишком громко. Вряд ли шепот Остина создаст плодотворную основу для сна друга.
– Привет, – отвечаю так же тихо, присаживаясь на свое место, а русый парень осторожно двигается на стуле, чтобы повернуться ко мне лицом. Задевает коленом ногу кудрявого , и тот начинает ворчать. У них завязывается беседа, поэтому пользуюсь моментом, выкладывая необходимое на стол. И в процессе оглядываюсь. В кабинете много людей, сложно среди них найти одного человека, но упырей обнаружить не так трудно. Парни шутят, громче всех разговаривают и смеются, при этом двое из них начинают шуточно драться. Нахожу взглядом Нейтана. Он с довольной улыбкой подкалывает друзей, иногда поворачивая голову к человеку, который стоит ко мне спиной, отчего тяжело определить, каково его настроение на данный момент времени. Дилан особо не крутит головой, что говорит о его незаинтересованности в происходящем в компании упырей. Пока те изводят всех вокруг своими издевками, О’Брайен возится в телефоне.
Мне приходится отвлекаться на Остина и Робба, чтобы не терять суть их, а теперь и нашего разговора. Обсуждение поездки… Хорошо, что они так воодушевлены.
Складываю руки на груди, задумчиво следя за тем, как Остин ворошит волосы Робба, приводя их в еще больший беспорядок.
Интересно. Дилан видел список? Если да, то… Поедет ли?
Улыбаюсь, когда кудрявый всё же отрывает голову от стола, начав колотить по рукам друга, и вновь стреляю взглядом назад: Дилан стоит полубоком, опираясь на край парты, и теперь наблюдает за Нейтаном, пустившимся разнимать двух придурков, которые никак не прекратят проверять свою силу. Краем уха слушаю друзей, но мысленно размышляю над поведением парня, от которого не ожидала такого внезапного зрительного ответа. Дилан ухмыляется, решая опустить глаза обратно на экран телефона, но, видимо, ощущает, как становится предметом постороннего наблюдения. Поэтому быстро, без усилий встречается со мной взглядом, оставляя голову слегка опущенной. Без чувства дискомфорта моргаю, оставаясь с видом непринуждения, как, в прочем, и О’Брайен не выглядит особо сбитым с толку из-за нашего контакта.
Просто смотрю. Просто смотрит в ответ, держа свободную ладонь в кармане темных джинсов. Слегка сутулится. Впервые вижу, чтобы молния его кофты была расстегнута полностью в общественном месте. Первой начинаю опускать взгляд, скользнув им по телу парня с задачей изучения его внешнего вида. Глупо будет отметить, что сегодня он выглядит довольно хорошо, учитывая, что похожим образом он одевается каждый день. Никакой вычурности. Футболка, кофта, джинсы, кроссовки. Всё. Я давно не позволяла себе как-либо акцентировать на нем свое внимание. Так хотела забыть о произошедшем между нами, что ругала себя за последовавшим за парнем взглядом, когда он проходил мимо по коридору.
Да, чего только не сделаешь, чтобы отпустить острую обиду на человека, которому полностью доверилась. По наивной глупости, но всё же… Дилан поступил отвратительно. Но хуже мне от собственной глупости.
Поднимаю глаза, обнаружив, что О’Брайен по-прежнему смотрит на меня, но уже немного меняет положение головы, выпрямившись. Кивает вопросительно. Мои брови непроизвольно хмурятся под натиском моих мыслей. Резко отворачиваю голову, не обращая внимания на то, как за мной явно наблюдал Остин, пока Робб ему рассказывал о новой «крутой» компьютерной игре.
Плевать. Пусть видит. Мы с ним это уже обсудили.
***
Только тот факт, что последующие несколько дней мне не придется биться головой о стенку о том, что же приготовить, помогает мне воодушевленно взяться за очередной ужин, состоящий, по желанию Лиллиан, из овощей. Думаю, приготовить рагу, чтобы она отстала. К слову, мне хотелось бы готовить в одиночестве, но не в моих полномочиях запретить женщине сидеть за моей спиной, пока занимаюсь кабачком. Отец пока в творческом центре, думаю, его менеджер должен подобрать ему издательство, которое сможет издавать его книги, так что Лиллиан немного скучно, не с кем поговорить, поэтому она сидит за столом, без умолку треплет языком:
– Так тебя не будет три дня? – женщина вздыхает, что-то расписывая в своем ежедневнике, который носит строго в своей сумочке. Он всегда при ней, под боком.
– Как же мы тут без тебя? – она вроде шутит, вроде улыбается, но вместо светлых эмоций чувствую укол в спину, будто своим вздохом она пытается вызвать у меня вину за свой отъезд. И да, у неё выходит. Меня легко пристыдить, даже если буду знать, что моей вины в чем-либо нет. Уж такой я человек. Кажется, от этого все мои проблемы с податливостью. Не хочется винить мать, но меня она учила в основном, как слушаться. Смогу ли я когда-нибудь исправить этот «недуг» излишнего послушания?
