Текст книги ""Фантастика 2024-98". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Иван Шаман

41

– Красивые машины, – улыбнулся Сталин, разглядывая выстроившиеся в линеечку образцы работы Кошкина и Морозова. – Только, как я помню, мы поручили товарищу Кошкину подготовить их две, а не три. Не объясните товарищам, товарищ Кошкин, почему их оказалось больше, чем требовалось.

Всё-то Иосиф Виссарионович знал. Докладывали ему о «самоуправстве» харьковчан. И даже полуодобрение такого шага сделал. В том смысле, что сказал: «Если танк получится лучше, чем мы заказывали, значит, награждать за это надо, а не наказывать». Да и Демьянова успел расспросить, когда тот вернулся из поездки в Белоруссию.

Ни он, ни Берия, провальной поездку не посчитали.

– Значит, будем искать тех, кто выжил после удара этой мифической шаровой молнии, если вы думаете, что она может быть «причастна» к явлению переноса сознания.

– Немного не верно, товарищ Сталин. Шаровая молния, действительно, явление очень редкое, но отнюдь не мифическое. Там, в моём прошлом, можно было отыскать немало съёмок их пролёта и даже разряда о встреченные препятствия. Другой разговор, что в людей они попадают ещё реже. А выживших после такой встречи – и вовсе почти не бывает.

– Но вы же выжили. И этот Мажейко – тоже.

– Я в 1938 году, Мажейко в 1933. Может, мы единственные за последние пять-десять лет.

– Мы распорядимся фиксировать все подобные случаи, когда люди выживают после удара молнии. Но случай с Мажейко меня научил тому, что нам не следует ожидать от любого, как вы их называете, попаданца, желания или возможности сотрудничать с нами. Ведь нам даже не известно, работает ли такой перенос сознания исключительно из будущего в прошлое, или бывают случаи обратного переноса, из прошлого в будущее. Как вы думаете, товарищ Демьянов, возможен такой, обратный перенос?

– Я этим специально не интересовался, товарищ Сталин, но в так называемой «жёлтой» прессе иногда попадались статейки про людей, якобы побывавших и в будущем, и в прошлом. Особенно этим грешили так называемые уфологические издания.

– Уфологические?

– Да, специализирующиеся на байках о наблюдении людьми неких неопознанных летающих объектов, UFO в английской аббревиатуре, и загадочных явлениях природы, которые эти сумасшедшие трактуют как воздействие инопланетян.

– Такие ли сумасшедшие?

– В подавляющем большинстве – да. Меньшая часть – обыкновенные жулики, зарабатывающие неплохие деньги на поддержании ажиотажа вокруг этого вопроса. То они найдут под забором кусок растрескавшегося камня, который объявят картой, возрастом 100 миллионов лет, то на основании того, что подвалы Технологического музея в Москве засыпаны грунтом, рассказывают, будто в начале XX века Москва пережила «всемирный потоп» и «каменный град с неба», то пожар 1812 года был последствием ядерной бомбардировки Земли инопланетянами. В общем, как пел один очень популярный певец 1960-70-х, «то у них собаки лают, то руины говорят».

– И им верят? – поразился Берия.

– Я вообще пришёл к выводу, что любая, даже самая безумная идея, обязательно найдёт своих приверженцев. Вы не поверите, товарищ народный комиссар, но число сторонников идеи плоской земли насчитывает по всему миру сотни тысяч человек. И это в двадцать первом веке, когда полёты в космос и запуск искусственных спутников Земли стали едва ли не обыденностью!

– Декаданс какой-то, – покачал головой Лаврентий Павлович.

– Да не какой-то, а самый натуральный. Мне этот «коллективный запад» с насаждением «прав сексуальных меньшинств», «толерантностью» и «мультультурализмом» напоминал Римскую Империю накануне завоевания её варварами.

– А варвары – это мы? – задал вопрос вождь.

– Нет, товарищ Сталин. – Варвары – это арабы и турки в Европе и негры в Америке. Живущие на социальные пособия по собственным законам, ненавидящие коренных жителей и вечно вопящие о притеснениях, которые пришлось пережить их предкам от белых. Вы можете себе представить, чтобы сегодня негр могли бы требовать от белых американцев, чтобы те вставали перед ними на колени «чтобы извиниться за страдания, перенесённые чернокожими»? Причём, даже если назвать негра негром, в США можно угодить в тюрьму.

– А как тогда их следует называть?

– Афро-американцами. Под защитой государства находятся все «цветные», физически и умственно неполноценные, наркоманы, алкоголики, половые извращенцы. Любой комплимент женщине или иной знак внимания считаются херассментом, сексуальным домогательством, за которое можно угодить в тюрьму. Даже половой акт, совершённый с женщиной по её желанию, может привести в тюрьму, если она «получила не то, на что рассчитывала». Это называется «посткоидальное несогласие» и приравнивается к изнасилованию. В тюрьму можно сесть за отказ от «сексуального просвещения» детей в вопросах однополых браков, за негативные высказывания в адрес наркоманов, за выращивание овощей на собственном участке возле своего дома: это, видите ли, снижает прибыли сельскохозяйственных компаний. Самые «выгодные» профессии в Европе и Америке – юрист и «правозащитник». Ах, да! «Экологических активистов» забыл!

– А это ещё кто такие?

– «Борцы за природу». Только почему-то они борются не с американскими и европейскими компаниями, делающими жизнь людей невозможной из-за вреда, наносимого природе, а против предприятий стран, которые составляют конкуренцию американской и европейской экономике. Угадайте с одного раза, кто финансирует все эти «экологические акции».

– Мы, кажется, немного отвлеклись от обсуждаемой темы, – в конце концов, остановил разошедшегося Николая Сталин. – Учитывая объём вопросов, которыми занимается ОПБ-100, мы пришли к выводу, что его нужно значительно расширить, сформировать отделы, курирующие разработки в области стрелкового и артиллерийского вооружения, танкостроения и автотранспорта, боеприпасов, ракетной тематики, урановый проект, вопросы общего развития промышленности. И военно-политическое направление. Вы не возражаете против этого?

– В общем-то, нет, но…

Сталин изумлённо поднял бровь.

– Я хотел напомнить вам, товарищ Сталин, слова, произнесённые вами. Или которые вы ещё произнесёте: кадры решают всё. В ОПБ-100, как я заметил, на сегодня набраны преимущественно люди, посвящённые в Проект-20/23. За редчайшим исключением. Мы сегодня не обладаем кадрами, которые могли бы возглавит хотя бы половину из указанных отделов. Просто в силу некомпетентности наших сотрудников.

– Кадрами мы вас обеспечим, – медленно кивнул вождь. – Что-то ещё?

– Я бы добавил к перечисленным вами отделам ещё один, аналитический. Я обратил внимание на то, что анализ военной, политической, социальной ситуации практически не ведётся. Моего послезнания надолго не хватит, поскольку уже начались серьёзные изменения, которых не было в известной мной истории. Например, не было никакого немецкого десанта и боестолкновения с ним близ того места, где польское правительство должно было уйти за границу, так что до Лондона оно добралось без происшествий.

– А разве не этим должен заниматься военно-политический отдел?

– Нет, товарищ Сталин. Военный отдел, как я вижу, должен заниматься разработкой новой тактики и приёмов ведения боя на основании применения новых видов вооружений, изучением передового опыта, созданием методических рекомендаций для бойцов и командиров. В том числе – на основе анализа, проведённого аналитическим отделом. А вместо политического отдела крайне необходим агитационно-пропагандистский, который применял бы новые технологии в агитации и пропаганде. И не только на «внутренний рынок», но и для противодействия пропаганде наших врагов и «друзей». Политика – дело людей, принимающих политические решения, а не наше. Наше – давать рекомендации, которые они могут учитывать, а могут и не учитывать, исходя из своей большей информированности.

– Выглядит логично, – поддержал Николая нарком.

– Хорошо. Мы обдумаем это. Но почему вы не спрашиваете, какую должность в этой структуре будете занимать вы?

Николай пожал плечами.

– А какая разница, как она будет называться? Как бы ни называлась, это будет должность ломовой лошади, генерирующей идеи, растолковывающей каждому его задачи и контролирующей ход их решения.

– А как же вы хотели? Большое доверие предполагает большую ответственность, – усмехнулся в усы Иосиф Виссарионович. – Мы видим вас в прежней должности, но со значительно бо́льшими полномочиями. В частности – с правом привлечения к деятельности ОПБ-100 любых специалистов. Разумеется, после согласования с товарищем народным комиссаром внутренних дел. И ещё одно. Товарищ Берия считает, что ваше нынешнее жильё не может обеспечить надёжное сохранение секретности вашей деятельности. Вы ведь и дома занимаетесь рабочими вопросами?

– Так точно, товарищ Сталин. Но все мои наработки хранятся в домашнем сейфе.

– Всё равно это не дело. Готовьтесь к переезду. Тем более, как мне доложили, в ближайшее время у вас ожидается пополнение семейства.

Но на показ новых образцов бронетехники Демьянов отправился ещё из старой комнатки, полученной в бытность «потаскуном-носильником» продуктового магазина. И без Румянцева, который «весь в мыле» решал административные проблемы, навалившиеся на Бюро после принятия решения о расширении.

Да, боевые машины действительно выглядели красавицами. Особенно та, что значилась под заводским индексом А-34У. Более компактная, более собранная и, пожалуй, более гармоничная, даже несмотря на кургузую пушку Л-11.

Больше Николая, пожалуй, радовался «тридцатьчетвёрке» начальник ГАБТУ Павлов, сторонник отказа от колёсно-гусеничного движителя у танков. Он тут же засы́пал конструкторов вопросами о бронировании машины, о стойкости обстрела противотанковой артиллерией. Вплоть до эмоционального предложения немедленно отправить её на полигон для испытания обстрелом.

– Товарищу Павлову так понравился этот танк, что ему сразу же захотелось его уничтожить, – пошутил Сталин. – Даже не дожидаясь, пока будут подтверждены выданные им же самим условия по надёжности на пробеге не менее трёх тысяч километров. Какова себестоимость производства каждой из этих машин, товарищ Кошкин?

Ответ удивил Сталина.

– Почему более лёгкий по бронированию танк оказался дороже более защищённого?

– Дело в сложности механизма поворота колёс в машине с колёсно-гусеничным движителем, а также в более сложной конструкции подвески Кристи, – пояснил Михаил Ильич.

– Товарищ Павлов, как часто в реальной боевой обстановке колёсно-гусеничные танки движутся без гусениц?

– Почти никогда, товарищ Сталин. Вне дорог их проходимость даже хуже, чем у бронеавтомобилей. Да и по дорогам не лучше.

– Тогда зачем нам вообще нужны дорогие в производстве танки, если они почти никогда не используют то, ради чего тратятся огромные деньги? Есть мнение прекратить дальнейшую разработку колёсно-гусеничных танков и остановиться либо на гусеничных, либо на бронеавтомобилях. Какую из оставшихся двух боевых машин будем рекомендовать для испытаний, А-34 или А-34У.

– Конечно, «тридцать четвёртую улучшенную»! – немедленно выпалил Дмитрий Григорьевич.

– А-34У.

– «Ушку», – послышалось с разных сторон.

Ещё один шаг к Победе сделан!

42

Больше всего Демьянов опасался, что его «запрут» в печально известном «доме не набережной». Но нет! Не вышел он, похоже, званием для заселение в «дом правительства». Или Берия опасался привлечь к «гостю из будущего» излишнее внимание со стороны столичной элиты?

Квартира на Маросейке, хоть и с «казённой» мебелью, оказалась достаточно уютной. Три комнаты, небольшая кухня, совмещённый санузел, телефон в прихожей. Кто в ней жил раньше, Николай не знал и не хотел интересоваться, но оставшаяся от прежних хозяев библиотека оказалось довольно богатой, и включала в себя не только художественную литературу. Разноплановая техническая была представлена немного устаревшими изданиями, касающимися, преимущественно, вопросов транспорта: локомотивы, автотранспорт, трактора.

В переезде помогали соседи Фёдор с Лидой и Удовенко, которому оставалась комната Николая. Значит, никакой не магазин её выделял, а «родная» контора.

Помощники предлагали вручную перетащить узлы семейства Демьяновых, но Николай нанял грузовую повозку: всё-таки тащить на руках сейф, кульман Киры и подаренный сослуживцами «сексодром» было бы тяжеловато. В этом мужчины убедились, уже спуская эти тяжести по лестнице. А потом – и поднимая его на второй этаж новой квартиры.

В хлопотах по переезду Кира, только-только ушедшая в декретный отпуск, немного перетрудилась, и к вечеру ей стало плохо. Пришлось вызвать на дом карету скорой помощи. Слава богу, обошлось без последствий. Приехавший фельдшер попенял Николаю на то, что он не бережёт супругу, и прописал ей полный покой. Так что первый ужин на новой квартире готовил Демьянов, а Кира вкушала его прямо в постели.

– Главное, что до службы ходить ненамного дальше, чем прежде, – сделала она неожиданный для мужа вывод. – И детские ясли рядом.

А это – действительно важно. Отпуск по уходу за ребёнком сейчас просто мизерный, всего четыре недели, и работающие матери среди рабочего дня бегают кормить младенцев грудью.

В рекомендациях по повышению трудовой дисциплины Николай, помимо критики уголовного преследования за прогулы и опоздания, которое было принято в 1940 году, рекомендовал и вернуть льготы беременным и кормящим, но Берия, ознакомившись с ними, выразил своё недовольство. Правда, окончательно не забраковал, а передал на ознакомление Сталину. Но надежды на то, что рекомендации будут приняты, было мало: время предвоенное, и советское руководство осознавало, что скоро понадобится очень много рабочих рук.

Но и те меры, что будут предприняты менее чем через полгода, никуда не годились. Разве ж дело, когда количество осуждённых по «прогульной» статье стремительно скакнёт за четыре миллиона человек? А «летуны» мгновенно придумают способ, как уволиться с предприятия без лишней волокиты: просто начнут совершать мелкие кражи с мизерными суммами ущерба, за которые предусмотрено немедленное увольнение, а не оправка на зону. Ставшие обязательными трудовые книжки попросту выбрасывали или оставляли на прежнем месте работы, чтобы на новую должность прийти «незапятнанным» и завести новую.

Демьянов предложил целую систему, делающую экономически невыгодным частый переход с предприятия на предприятие, опоздания и прогулы. Ведь, чего греха таить, те же самые «летуны» «порхали» с места на место в погоне за более высокой зарплатой. А опоздания и прогулы случались не только по злому умыслу или раздолбайству, но и по стечению обстоятельств, не зависящих от самого опоздавшего. Предлагалось ставить в паспорте штампик о выдаче трудовой книжки. Повторная выдача её при смене места работы должна была стать платной. Причём, покупка невзрачной серой книжицы обходилась в половину средней по стране зарплаты.

Меняющий место работы второй раз за год (за исключением случаев реорганизации или ликвидации предприятия) мог получить продуктовые карточки, лишь проработав не менее полного месяца, а претендовать на выплату премии лишь после трёх месяцев на новой работе. Второе исключение из этого правила – те, кто вернулся к работе из-за тяжёлой болезни, ухода за ребёнком, выполнения государственных, трудовых или партийных обязанностей (призыв в армию или на военные сборы, длительная командировка в другой район по государственной необходимости, временная работа на выборной должности).

Прогульщик однозначно лишался премии, но не на месяц, а на три. При повторном прогуле в течение года – на год, а уже после третьего прогула за год подлежал уголовному преследованию. Каждый прогул лишал прогульщика карточек на месяц. За опоздание свыше 15 минут, как предлагал Демьянов, полагалось наказывать лишением половины премии, три опоздания в течение квартала приравнивались к прогулу. Как и пьянство на рабочем месте.

Увольнение с работы было возможно после месячной отработки, но не ранее чем через полгода после поступления на работу. За исключением случаев, когда это делалось для выполнения государственных, общественных (профсоюзы) или партийных обязанностей. За это время руководство предприятия должно было подобрать замену увольняющемуся. Мелкие кражи, которыми займутся «летуны», наказывались лишением премии, карточек и штрафами в десятикратном размере от стоимости спёртого. Последующие кражи в течение года суммировались, и после превышения общей суммы «границы», за которой следовало уголовное наказание, дело передавалось в суд. Разумеется, никакими льготами и профсоюзными благами прогульщики, «летуны» и воришки в течение последующего года пользоваться не могли.

Помня позднесоветские времена, когда сапожник оказывался без сапог, а работникам за продукцией их завода или фабрики приходилось ездить в другие города, предлагал Николай и разрешить им раз в три месяца покупать готовую продукцию, полуфабрикаты или неликвиды непосредственно у предприятия. На сумму, не превышающую половину их месячной зарплаты.

Второй блок «революционных», как сыронизировал Берия, предложений Демьянова касался уголовников-рецидивистов. «В силу антисоциального характера своей деятельности они не могут считаться социально-близкими элементами», – писал он в докладной записке. Бороться с уголовщиной он предлагал очень жёстко. Повторное осуждение по преступлениям против собственности, жизни и здоровья должно автоматически добавлять к сроку три года. Третье – пять лет строгого режима. Четвёртое гарантировало «высшую меру социальной защиты» без разницы, на какой срок «тянуло» последнее преступление.

Приведя в пример движение АУЕ, «громыхавшее» в конце 2010-х, он предлагал приравнять к контрреволюционным преступлениям вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность и пропаганду «уголовной романтики». Включая публичное исполнение уголовных песен, кроме случаев, когда они являлись атрибутом создания атмосферы в художественных произведениях. Таким «пропагандистам» и «агитаторам» предполагалась прямая дорога на урановые рудники, разработка которых начиналась в Средней Азии. Как и «законникам», которым после троекратного отказа от работ предлагался выбор между «вышкой» и «четвертаком» на этих самых рудниках.

Кстати, про уран. За несколько дней до переезда на новую квартиру к Николаю пришёл Курчатов и долго расспрашивал его о мерах безопасности при работе с урановой рудой, а также условиям перегрузки с морского транспорта и перевозки по железной дороге и хранения большого количества этой руды.

– Насколько большого? – поинтересовался между делом Демьянов.

– Несколько тысяч тонн.

Понятно. Значит, конголезская руда для нужд Манхеттенского проекта генералу Гровзу не достанется.

43

По назначениям на вакансии начальников отделов ОПБ пришлось снова встречаться со Сталиным. На этот раз в его кремлёвском кабинете, но опять поздно ночью.

Впечатления? Словно в кино попал, настолько привычна по кинофильмам была обстановка кабинета. Правда, в отличие от кино, освещение оказалось не столь ярким.

– Мы вывали вас, чтобы обсудить ваши кандидатуры на должности руководителей направлений деятельности ОПБ-100, – в уже ставшей привычной Николаю манере говорить о себе во множественном числе, объявил вождь.

– Задача оказалась очень сложная, – начал Демьянов, но хозяин кабинета тут же его недовольно оборвал.

– А никто вам лёгкой жизни и не обещал. Конкретнее, пожалуйста.

– Простите, товарищ Сталин, но я не жалуюсь, а пытаюсь объяснить, что при подборе кандидатур приходилось руководствоваться ещё и принципом «не навреди». А если уж и вредить, то с минимальным отрицательным эффектом.

– В каком смысле «вредить»?

– К примеру, идеальным, на мой взгляд, руководителем отдела, отвечающего за развитие авиации, был бы товарищ Смушкевич. Тем более, в известной мне истории на посту главкома ВВС он пробудет недолго, а потом и вовсе будет… репрессирован. Но во время предстоящей войны с Финляндией он принесёт немало пользы. Много больше, чем мог бы принести его преемник.

– За что репрессирован? – ещё больше нахмурился Иосиф Виссарионович.

– Официально – за принятие на вооружение не очень надёжного авиадвигателя М-63. Поступило, знаете ли, на ваше имя такое письмо от доброхота. Неофициально – за то, что открыто придерживался мнения о том, что война с Германией неизбежно, а также за мнение, что советская авиация на данный момент – не лучшая в мире.

Лицо вождя, казалось, совсем не изменилось, но грузинский акцент стал заметно сильнее, что значило: он взволнован или разозлён.

– Вы хотите сказать, что в этом он прав?

– С двигателем – да, он допустил ошибку, пойдя на поводу у товарища Кагановича, решившего, что пора отказаться от М-62 в пользу более нового мотора. А «устареввший», между прочим, прекрасно служил и в XXI веке. По поводу войны с Германией – абсолютно прав. По поводу лучшей в мире авиации… Она была такой ещё три-четыре года назад, товарищ Сталин. Но мировая техническая мысль не стоит на месте, и сегодня наши И-16 и И-153, не говоря уже о тяжёлых самолётах, отстают от немецких, английских и американских. Но, насколько я понимаю, товарищ Смушкевич хотел этим не оскорбить советскую авиацию, а добиться того, чтобы она вернула пальму первенства. И не просто критиковал, но и предлагал, как этого добиться. Правильно предлагал. Но из-за его отстранения, недобросовестной конкуренции в среде авиаконструкторов и, простите ещё раз, ошибок его преемника, было упущено время.

Поэтому я посчитал, что говорить об использовании товарища Смушкевича в ОПБ-100 было бы больши́м вредом, и я предлагаю вместо него кандидатуру лётчика Арсения Ворожейкина, отличившегося в боях на Халхин-Голе. В известной мне истории он стал дважды Героем Советского Союза, одним из наиболее результативных воздушных бойцов, сбив 52 самолёта противника, а в 1957 году дослужился до генерал-майора авиации. Умный, думающий пилот, прекрасно понимающий проблемы авиации. Его назначение в ОПБ – тоже вред, но намного меньший, чем если бы это был Смушкевич.

Сталин кивнул.

– Разумный подход. Тем более, одного дважды Героя мы, благодаря вам спасли.

Он кивнул Берии, и тот сообщил:

– Ваше предупреждение о судьбе Грицевца сбылось не совсем так, как вы говорили. Мы настояли на том, чтобы он ехал на место новой службы на поезде. Но погиб лётчик, перегонявший его самолёт. Тоже при посадке на аэродром, с которого взлетал другой истребитель.

– Жаль, что не удалось спасти товарища Чкалова, – нахмурился Иосиф Виссарионович. – И мы не настояли на отмене того полёта, и он никого не хотел слушать. Но давайте продолжим.

– Если говорить об отделе автотранспорта и бронетехники, то я предлагаю конструктора Т-34 Михаила Кошкина. Тоже из соображений «не навреди».

– Объясните.

– В известной мне истории товарищ Кошкин сильно простудился и заболел при испытаниях танка: он лично возглавил зимний пробег машин из Харькова в Москву и обратно, так ка не успевали «накрутить» необходимые 3000 километров пробега для принятия танка на вооружение. Пневмония, удаление лёгкого и смерть в сентябре 1940 года. Но его заместитель товарищ Морозов оказался на высоте и стал конструктором всех последующих модификаций Т-34, машин на его базе, а также очень многих послевоенных танков. Действительно лучших в мире танков, товарищ Сталин.

Николай налил из графина воды.

– Я уж думал, вы предложите начальника Управления авто-бронетехники Павлова.

– Нет, товарищ Сталин. На этом месте он, простите за каламбур, именно на своём месте. В отличие от должности командующего Западным особым военным округом.

– Продолжайте, – снова нахмурившись, качнул зажатой в руке трубкой Иосиф Виссарионович.

– Отдел стрелкового и артиллерийского вооружения, я считаю, может возглавить военинженер Судаев, конструктор пистолета-пулемёта. Он же в настоящее время занимается зенитным орудием, так что артиллерии тоже не чужд. И тоже в выборе я исходил из того, что его назначение не принесёт большого вреда. В моём мире товарищ Судаев больше ничего эпохального создать не успел, кроме модернизации своего пистолета-пулемёта, поскольку в 1943 году умер от язвы желудка. Видимо, сказалось то, что работал он над своим оружием в блокадном Ленинграде и голодал.

Отделом, занимающимся ракетной тематикой, я бы озадачил нынешнего старшего помощника начальника отделения Артиллерийского управления военинженера Аборенкова Василия Васильевича. Как грамотного специалиста и энтузиаста ракетного оружия, сумевшего доказать свою эффективность в деле создания реактивных установок залпового огня.

– Почему не конструкторов, о которых вы писали? Как их? Королёв, Глушко, Черток, Исаев…

– Как раз, исходя из принципа «не навреди». Все они – личности, великолепные специалисты, и очень болезненно воспринимают чужое лидерство. Кроме того, у некоторых, как у Королёва с Глушко, очень непростые отношения. Поэтому именно в данном случае нужен кто-то вроде арбитра. Кроме того, именно в этом направлении мне придётся консультировать наших научных гениев особенно «плотно»: я всё-таки ракетчик по первому образованию.

И снова Сталин делает какие-то пометки в блокноте.

– Руководитель отдела, занимающегося урановым проектом, пока может стать товарищ Курчатов.

– Пока?

– Да, товарищ Сталин. Пока речь идёт преимущественно о теоретических вопросах. Как только всё перейдёт в практическую плоскость, необходимо будет создавать отдельную структуру, уже не относящуюся к ОПБ-100, и с практическими делами, насколько я помню, прекрасно справился нынешний глава Норильского металлургического комбината и Норильлага товарищ Завенягин.

Тут уже пришла пора удивляться наркому внутренних дел. Но что-то сказать против он не посмел.

– На должности начальника отдела, отвечающего за общепромышленное развитие, я хотел бы видеть директора ленинградского завода «Большевик» товарища Устинова. Хотя бы до начала войны с Германией. А потом он очень пригодится в деле эвакуации промышленности на Урал и в Сибирь. Как блестящий организатор этого сложнейшего дела.

– Не маловата ли должность для целого директора крупного завода? – усмехнулся вождь.

– Возможно, и маловата. Но я исхожу из принципа: хочешь двугорбого верблюда – проси трёхгорбого.

– Да, да. Глядишь, на одногорбого и расщедрятся, – усмехнулся в усы Сталин. – Осталось три отдела?

– Так точно. И если отдел агитации я поручил бы писателю Евгению Петрову, а аналитический взвалил бы на себя, то кандидатуры руководителя подразделения, которое занималось бы чисто военными вопросами, у меня, извините, нет, товарищ Сталин. Будущие хорошие военачальники вам нужны будут на фронте, а плохие…

Он развёл руками.

Вождь поморщился и взял телефонную трубку.

– Комдив Рокоссовский прибыл? Пусть войдёт.