Текст книги "Ельцын в Аду"

Автор книги: Юрий Пульвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 108 страниц)

Единственным членом династии Романовых, избежавшим смерти, стала княгиня Елена Петровна. Как гражданка Сербии, она была переведена в Московскую ЧК и позже выпущена из Советской республики.

И вот я спрашиваю вас, господа большевики: за что вы нас уничтожили? Никто никогда ни в чем не обвинял ни меня, ни Михаила Александровича, ни других членов нашей семьи.

Вы, Романовы, могли сделаться знаменем сопротивления, – пояснил издалека Дзержинский. – По данным нашей разведки, 6 июля в Симбирске, в гостинице «Троице-Сергиевская», заседала комиссия под руководством генерала Каппеля. Она составила достаточно реалистичный план освобождения семьи императора: накопить в Екатеринбурге силы боевиков, нанести внезапный удар и дожидаться быстрого подхода чехословаков... Мы не имели права рисковать!

Троцкий не мог допустить, чтобы столь важная тема обсуждалась без

него:

«Когда я вернулся с фронта, у меня состоялся разговор со Свердловым.

– Да, где царь?

Конечно, расстрелян.

– А семья где?

И семья с ним.

Вся?

Вся. А что?

А кто решал?

Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставлять им живого знамени, особенно в наших трудных условиях».

Я согласен с товарищами. «По существу, это решение было необходимо. Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтобы запугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет. Впереди – полная победа или полная гибель... Никакого другого решения массы рабочих и солдат не поняли бы и не приняли. Это Ленин хорошо чувствовал».

В общем, «большевики выполнили справедливое требование народа, выдвинутое сразу же после свержения царского самодержавия», – пафосно процитировал советскую прессу хозяин инферно.

Незачем ерничать, товарищ Сатана! – одернул его Ильич.

А ты что, не желал смерти Романовым?

Конечно, желал! И не только из-за чувства личной мести за брата! Еще в молодости я восторгался удачным ответом революционера Нечаева – главного героя «Бесов» Достоевского... На вопрос: «Кого надо уничтожить из царствующего дома?» -он лаконично сказал: «Всю Большую Ектению». Это, кто не знает, молитва за царствующий дом – с перечислением всех его членов. «Да, весь дом Романовых, ведь это же просто до гениальности!» «Титан революции», «один из пламенных революционеров» – называл я Нечаева. Однако не буду врать: я не отдавал персонально приказа о казни царя – просто все свершилось слишком быстро. Но инициативу екатеринбурских товарищей одобрял и одобряю! Я вообще хотел стереть фамилию Романовых из памяти русской! По моему настоянию был издан «Декрет о снятии памятников в честь царей и их слуг». 9 июля 1918 года я поставил этот вопрос на Совнаркоме. А еще я боролся с каменными изваяниями Романовых!

Верно, товарищ Ленин, – подтвердил комендант Кремля Мальков. – Как сейчас помню наш субботник. «А вот это безобразие не убрали... ». Вы указали на памятник, воздвигнутый на месте убийства великого князя Сергея Александровича... Вы ловко сделали петлю и накинули на памятник. Взялись за дело все, и вскоре памятник был опутан веревками со всех сторон. Ленин, Свердлов, Аванесов... и другие члены ВЦИК и Совнаркома... впряглись в веревки, налегли, дернули, и памятник рухнул на булыжник...»

Уже после Вашей смерти, я рад доложить, традиция продолжилась. При уничтожении Вознесенского собора Кремля вскрыли саркофаги, раздели останки спеленутых московских цариц и свалили на телегу. И повезла их лошадка через кремлевскую Ивановскую площадь. На одной телеге – мать и жена Ивана Грозного, супруги первых Романовых, родительница Петра Великого. Через дыру по доскам спустили их в подвал Судной палаты...

А через семьдесят лет начали сбрасывать с пьедесталов уже твои памятники, Ленин! – не выдержал Ельцин.

Благодаря тебе, предатель наших идеалов! – отбрил его Ильич. – Впрочем, твоя не слишком-то выдающаяся личность здесь не сыграла роковой роли. Просто такова диалектика истории!

Не надо было коммунистам таких зверств творить! – сказал Николай.

Кто бы говорил! «Чувствительные люди, рыдающие над ужасами революции, уроните несколько слезинок и над ужасами, ее породившими», – отозвался французский историк XIX века Жан Мишле.

Царь пристыженно замолчал.

Ты бы, Ельцин, лучше объяснил, раз такой умный и добрый, почему ни при тебе, ни при твоих преемниках не реабилитировали Романовых? – подгадил бывшему президенту России лукавый. – Ведь выжившие представители их семейства обращались с официальными заявлениями во все компетентные органы. Но Генеральная прокуратура Российской Федерации отказалась реабилитировать последнего российского царя Николая Второго и его семью.

Ельцин почувствовал себя неловко и стал оправдываться:

Прокуратура мне объяснила, что ни канонизированный Русской православной церковью в 2000 году император, ни члены его семьи, расстрелянные большевиками, жертвами репрессий не являются...

А может, важнее другое? – перебил его Дьявол. – Если бы реабилитация состоялась, наследники Николая Второго имели бы основания претендовать на возвращение им огромного имущества царской семьи. Бабок пожалели?!

ЕБН гнул свое:

Была проведена прокурорская проверка на предмет заявления одной из представительниц царской династии Марии Романовой. Никаких достоверных свидетельств существования официальных решений судебных или внесудебных органов, наделявшихся судебными полномочиями, не обнаружили. А раз так, то ни о каких репрессиях в отношении царской семьи речи быть не может. Стало быть, и реабилитировать некого.

Умышленное убийство, да, было. Но убивали-то лица, не наделенные судебными и административными полномочиями. К тому же перед расстрелом официальный приговор не зачитывали. Выходит, речь идет всего лишь об обычном уголовном преступлении. Суд Линча, панимаш!

Как мне объяснили наши юристы, Николай II вообще не подпадает под закон о реабилитации жертв политических репрессий, поскольку он действует в отношении репрессированных с 20-х годов прошлого века, а император и его семья расстреляны в 1918 году. Кроме того, не существует решения Уралсовета о расстреле. Более того, сам факт смерти Николая II официально не подтвержден. Свидетельство о смерти, выданное загсом Центрального округа Санкт-Петербурга, юридически ничтожно: «Выдано Романову Николаю Александровичу, родившемуся 6 мая 1868 г. Место рождения – неизвестно. Образование – неизвестно. Место жительства до ареста – неизвестно. Место работы до ареста – неизвестно. Причина смерти – расстрел. Место смерти – подвал жилого дома города Екатеринбурга». Кому выдано это свидетельство о смерти? Бомжу! А какое отношение этот бомж имеет к Николаю II? Никакого!

И самое главное. С точки зрения Церкви, никакая справка из загса, из суда, из прокуратуры, не нужна. Потому что император и его семья канонизированы. Святые в реабилитации не нуждаются.

– А наследство никто современным Романовым не отдаст! – добавил ЕБН в редком для него порыве откровенности. – Наши его сами разворуют – если уже не разворовали!

Что-то вы все слюни пораспускали! – раздраженно заявил Ленин. – Вы, гражданин Романов, несете ответственность за 260 тысяч людей, погибших в японскую, 7 миллионов – в мировую войну, десятки тысяч – при подавлении революционного движения... Какая тут реабилитация! Слезы крокодиловы по таким, как Вы, могут лить только прохиндеи и слабаки!

Николай умер достойно! – заступился за царя Ельцин.

Мой брат закончил свою молодую жизнь еще достойнее! – отбрил его Ленин. – И никого не убил, хотя, правда, пытался! Почему-то никто его ни великомучеником не объявляет, ни пышных похорон не устраивает! А он за народ живот свой положил!

Володя, меня нельзя сравнивать с последним Романовым, – отозвался Александр Ульянов. – Он – только пешка, безвольное орудие своего окружения и дворянского класса. А я, как ты среди коммунистов, был главным теоретиком партии «Народная воля», составившим ее программу.

Внимательно читал я сей опус, – подал голос Александр III, – и даже оставил на полях свои замечания. «Главные силы партии, – писал Ульянов, – должны идти на воспитание и организацию рабочего класса и улучшение народного хозяйства. Но при существующем политическом режиме в России невозможна никакая часть этой деятельности». Я отреагировал так: «Это утешительно». Далее в программе говорится: «Между правительством и интеллигенцией произошел разрыв уже давно, пропасть увеличивается с каждым днем. В борьбе с революционерами правительство пользуется крайними мерами устрашения, поэтому и интеллигенция вынуждена была прибегнуть к форме борьбы, указанной правительством, то есть к террору». «Ловко», – написал я на полях. А общая резолюция, которую я оставил, прочитав весь документ, гласила: «Это записка даже не сумасшедшего, а чистого идиота».

Откуда знать ишаку, что за плод финик, – презрительно бросил Ленин. Царь не отреагировал на издевку и продолжил:

Когда же я прочитал показания Ульянова, данные им на следствии, – совершенно чистосердечные, без какой-либо утайки, – то моя реакция оказалась иной: «Эта откровенность даже трогательна».

О чем речь, Саша? – обратился младший брат к старшему.

Я заявил следователю: «Если в одном из прежних показаний я выразился, что я не был инициатором и организатором этого дела, то только потому, что в этом деле не было одного определенного инициатора и руководителя; но мне одному из первых принадлежит мысль образовать террористическую группу, и я принимал самое деятельное участие в ее организации, в смысле доставания денег, подыскания людей, квартир и прочего.

Что же касается до моего нравственного и интеллектуального участия в этом деле, то оно было полное, то есть все то, которое дозволяли мне мои средства и сила моих знаний и убеждений».

В разговор вступила Мария Александровна Ульянова:

Я узнала о случившемся в Петербурге из письма нашей родственницы Е.И. Песковской и поехала в столицу. Написала императору письмо, начинавшееся так: «Горе и отчаяние матери дают мне смелость прибегнуть к Вашему величеству, как единственной защите и помощи. Милости, государь, прошу! Пощады и милости для детей моих... Если у сына моего случайно отуманился рассудок и чувство, если в его душу закрались преступные замыслы, государь, я исправлю его: я вновь воскрешу в душе его те лучшие чувства и побуждения, которыми он так недавно еще жил!»

В этом месте, – вспомнил Александр III, – я оставил такую ремарку: «А что же до сих пор она смотрела!» Но все же разрешил ей свидание, написав: «Мне кажется желательным дать ей свидание с сыном, чтобы она убедилась, что это за личность – ее милейший сынок, и показать ей показания ее сына, чтобы она видела, каких он убеждений».

Свидание было дано, причем следователь хотел, чтобы Мария Александровна уговорила Александра дать откровенные показания о тех, кто стоял за спиной их организации, ибо полиция была уверена, что студенты являлись лишь орудием в чьих-то более страшных руках.

У меня состоялось несколько свиданий с Сашенькой, – заплакала материнская душа. – Я уговаривала его раскаяться и уверяла, что в этом случае ему сохранят жизнь, но он категорически заявил, что это невозможно и что он должен умереть. Уже на первом свидании он плакал и обнимал мои колени. Но заявил, что грядущая кара – справедлива, сказав мне:

«Я хотел убить человека – значит, и меня могут убить».

Вы тоже достойно встретили смерть! – признал Николай.

И не только он! – с гордостью заявил Ленин. – Вспомните эсера Каляева, который казнил Великого князя Сергея Александровича.

Это так! – отозвалась супруга убитого губернатора Москвы Елизавета Федоровна. – Все дни до погребения моего незабвенного Сереженьки я не переставала молиться. На надгробье мужа я написала: «Отче, отпусти им: не ведают бо, что творят». Слова Евангелия я восприняла душой и накануне похорон велела привезти себя в тюрьму, где содержался Каляев. В камере я спросила:

«Зачем Вы убили моего мужа?»

Душа террориста воспроизвела тот давний диалог:

«Я убил Сергея Александровича, потому что он был орудием тирании. Я мстил за народ...»

«Не слушайтесь Вашей гордости. Покайтесь... а я умолю государя даровать Вам жизнь. Я буду просить его за Вас... Сама я Вас уже простила».

«Нет! Я не раскаиваюсь, я должен умереть за свое дело, и я умру... Моя смерть будет полезнее для моего дела, даже чем смерть Сергея Александровича». Когда меня приговорили к смертной казни, в последнем слове я заявил судьям: «Я счастлив вашим приговором. Надеюсь, вы исполните его так же открыто и всенародно, как я исполнил приговор партии социалистов-революционеров. Учитесь смотреть прямо в глаза надвигающейся революции!»

Каляев тоже бесстрашно встретил смерть, – согласился Николай. – Но он ее заслужил!

А Вы разве нет? – удивился Ильич. – Вспомните эпоху «столыпинских галстуков» – так революционеры называли веревки на своих шеях.

За это ответственность с государем разделяю я! – заявил присоединившийся к компании душ Столыпин. – За то, что вы, господа большевики, творили, вы заслужили куда большую кару! Окунитесь в мои воспоминания!

... Трое офицеров вошли в дом премьер-министра. Охранник заметил какой-то дефект в их военной форме и попытался задержать их. Тогда с криком «Да здравствует революция!» один из них бросил бомбу. Все, кто находился в комнате, и сами террористы погибли. От взрыва деревья на набережной Невы вырвало с корнем. Столыпин был опрокинут на пол взрывной волной, но совершенно не пострадал. Под обломками разрушенного здания копошились раненые люди, валялись куски человеческих тел... Еле спасли раненую дочь премьера. Своего четырехлетнего сына Столыпин сам извлек из-под груды обломков...

Николай Второй сжал призрачные зубы:

Какое унижение я испытал в те дни! Подумать только: государя Всея Руси сделали затворником в собственном доме! Я узнал, что в Петергофе, где наша семья проводила лето, появились террористы... «Мы сидели... почти запертые... Такой стыд и позор говорить об этом... Мерзавцы анархисты приехали в Петергоф, чтобы охотиться на меня... Но ты понимаешь мои чувства: не иметь возможности ни ездить верхом, ни выезжать за ворота куда бы то ни было. И это у себя дома в спокойном всегда Петергофе!»

Моя тогдашняя жизнь протекала под охраной, без прогулок, в постоянном ужасе за безопасность Аликс и детей! Я – отец и царь – не мог .защитить самых дорогих людей в собственном доме! Во мне произошел переворот. Я был обязан отплатить бомбистам за все муки и унижения и сохранить державу – усмирить мятежников, дать покой стране. «Должны быть истреблены чудовища!» – убеждала меня Аликс.

И я постарался быть беспощадным... Слова Богу, рядом со мной встал Столыпин! Еще в июне 1906 года Дума отменила смертную казнь. Но, пока Европа присылала поздравительные телеграммы, я принял закон о военно– полевых судах!

И виселицы по всей огромной стране задрожали, воспринимая судороги повешенных! Со времен Ивана Грозного Россия не видела такого количества смертных казней! – вспылил Ленин. – Когда экс-премьер Витте напомнил бывшему либералу Столыпину о прежних его взглядах, что Вы ответили, господин премьер-министр?

«Да, это все было... До взрыва на Аптекарском Острове». Почему я не останавливался ни перед чем в борьбе с мятежниками? «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия».

Я полностью поддерживал моего верного сподвижника! – заявил царь. – 26 августа 1907 года я «высочайше соизволил объявить командующим войсками», что они должны «озаботиться», чтобы мне не представлялись телеграммы о помиловании! И сдержал свое слово! На адмирала Ф.В. Дубасова, московского губернатора, в 1906 году покушались дважды, оба раза неудачно. В ответ на просьбу Дубасова помиловать покушавшегося я ответил: «Полевой суд действует помимо Вас и помимо меня; пусть он действует по всей строгости закона. С озверевшими людьми другого способа борьбы нет и быть не может. Вы меня знаете, я незлоблив: пишу Вам, совершенно убежденный в правоте моего мнения. Это больно и тяжко, но верно, что, к горю и сраму нашему, лишь казнь немногих предотвратит моря крови и уже предотвратила».

Половинчатые меры – прорычал издалека «кремлевский тигр». – Надо было либо топить Россию в крови, как сделал я, либо вообще ничего не делать! А так ты только озлобил народ. По всей империи родичи убиенных клялись в ненависти к тебе. «Уж очень не хочется умирать: ночью поведут на задний двор, да еще в сырую погоду, в дождик. Пока дойдешь, всего измочит, а мокрому каково висеть... Встанешь утром и как ребенок радуешься тому, что ты еще жив, что еще целый день предстоит наслаждаться жизнью...» – такие письма читали в семьях. И все, кто потерял близких, вступили в наши ряды!

Вы все пошли не по тому пути! – сделала попытку горестно вздохнуть Великая княгиня Елизавета Федоровна. – Надо было помнить падших – и простить зло.

…Она купила на Большой Ордынке обширный участок земли и построила женский монастырь – Марфо-Мариинскую обитель сестер милосердия, центр благотворительности, сострадания и самоотвержения, ибо главным делом монахинь стала опека самых тяжелых больных Москвы, умалишенных, сифилитиков, впавших в старческое слабоумие. И когда кто-нибудь из сестер отказывался идти к трудному больному, к нему шла сама игуменья.

Ее живьем бросили в шахту на следующий день после казни царя вместе с другими Романовыми, а также монахиней Варварой Яковлевой, последовавшей за своей игуменьей, и слугой Федором Ремезовым. Свидетель – крестьянин, случайно оказавшийся на месте зверского убийства, рассказывал, что, когда чекисты уехали, из шахты долго доносилось пение молитвы «Спаси, Господи, люди твоя»...

…Колчаковская следственная комиссия установила, что Елизавета Федоровна умерла последней из всех от потери крови, жажды и голода, изорвав перед тем на бинты всю свою одежду и перевязывая умирающих. Тело ее вывезли в Читу, затем в Китай, а в 1920 году прах ее морем был переправлен в Палестину. В феврале 1921 года останки Великой княгини были преданы земле в Иерусалиме, в православном храме Святой Марии Магдалины. Ровно шестьдесят лет спустя она была причислена к лику святых Собором Русской православной церкви за рубежом, а в 1990 году – и Русской православной церковью.

Мне стыдно, тетушка, что меня уравняли с Вами, – Николай пустил фантомную слезу. – Я недостоин называться святым мучеником, как Вы!

Такого звания заслуживают и мой брат, и Каляев! – заявил Ленин. – Они – подлинные святые революции!

Они – не христиане! – бросил презрительно царь.

Они тоже умерли за свои идеалы, хотя могли бы спастись, предав их!

Они-убийцы невинных людей! – не уступал экс-император.

Они-то как раз пытались казнить виновных! – отмел его доводы Ильич. – Невинные, и в очень небольшом количестве, страдали по случайности. А вот Романовы, и Вы в том числе, загубили миллионы невинных. Причем революционеры гибли за благополучие всего народа, а монархисты – за сохранение собственного благополучия!

Вы будете мне рассказывать сказки о бескорыстии большевиков?!

Это не сказки! Сначала мы были чистыми и благородными! – признался Сталин. – Лишь после прихода к власти ожесточились, скурвились, перегрызлись между собой и начали гоняться за материальными благами.

Ваш бесконечный спор только Сам Господь рассудит... – подвела итог дискуссии душа Великой княгини и вознеслась на небо.

Я, наверное, заслужил свою участь, – признался император. – Может быть, и Аликс... Она меня постоянно подталкивала на неверные шаги и жестокие меры... Но детей-то вы зачем убили?!

... Все окунулись в воспоминания Николая – поначалу счастливые...

Зимы семья проводила в Царском Селе – старом любимом Александровском дворце. Все шло отлаженным государыней порядком: в 2 часа она выходила из комнаты с детьми; далее следовала прогулка в коляске. Александра Федоровна не любила ходить из-за слабых ног. Она выезжала в какую-нибудь дальнюю церковь, где никто ее не знал, и там усердно молилась, стоя на коленях на каменных плитах. В 8 часов – обед. Выходил Николай... Царица всегда надевала открытое платье с бриллиантами. В 9 часов она поднималась наверх в детскую помолиться с Алексеем. Монарх удалялся в кабинет писать свой дневник. Вечером – традиционное чтение вслух. В этой золотой клетке веками ничего не менялось: во дворце та же мебель, что при Екатерине Великой, царицу душили теми же духами, и те же скороходы в шапочках с перьями мелькали по коридорам.

В такой обстановке росли императорские отпрыски. С 8 часов утра и до обеда они занимались уроками. При них постоянно жили Гиббс и Жильяр, преподаватели английского и французского языков, а остальные учителя были приходящими. Иногда занятия ненадолго прерывались, и младшее поколение брала с собою на прогулку Александра Федоровна, катая их в экипаже по Царскосельскому парку. При детях состоял доктор Е.С. Боткин, а Алексея, кроме того, опекал доктор В. Деревенько. Когда же у цесаревича случались сильные приступы болезни, его носил на руках высокий и сильный моряк, бывший боцман императорской яхты «Штандарт», почти однофамилец доктора – Деревенко. Позднее еще один ему стал помогать дядька – матрос Нагорный.

Алексея все – и родичи, и обслуга – очень любили и жалели. Цесаревич был тихий, необыкновенно красивый ребенок – настоящий сказочный принц с длинными вьющимися светло-каштановыми волосами, ясными большими серо– голубыми глазами и необыкновенно нежной кожей.

Свой комментарий дал его воспитатель Пьер Жильяр:

– «Вкусы его были очень скромны. Он совсем не кичился тем, что был наследником Престола, об этом он меньше всего помышлял. Его самым большим счастьем было играть с двумя сыновьями матроса Деревенко, которые оба были несколько моложе его.

У него была большая живость ума и суждения и много вдумчивости. Он поражал иногда вопросами выше своего возраста, которые свидетельствовали о деликатной и чуткой душе... В маленьком капризном существе, каким он казался вначале, я открыл ребенка с сердцем, от природы любящим и чувствительным к страданиям, потому что сам он уже много страдал».

Я без слез не могу вспомнить один эпизод, – признался царь. – Как-то Бэби попросил меня:

«Подари мне велосипед».

«Ты знаешь, тебе нельзя».

«Я хочу играть в теннис, как сестры».

«Ты же знаешь, ты не смеешь играть».

И тогда, разрывая мне сердце, он заплакал, повторя: «Зачем я не такой, как все?»

Господи, за что Ты наказал нас еще и ужасной болезнью Алексея?! – тоже заплакали царственные родители.

Большим утешением, впрочем, для них были девочки. Царевны дружили, помогали друг другу и чаще всего находились вместе. Возле них были одни и те же учителя, воспитатели и воспитательницы, они обитали сначала в одной большой комнате, став старше, разделились на две пары, и только будучи уже взрослыми, начали жить каждая в своей комнате. Их не баловали роскошью, и как в семьях среднего достатка, младшие сестры донашивали платья, юбки, кофты, пальто и даже обувь старших.

Сначала девочки росли без надзора воспитательниц, только под опекой нянек. Когда же сестры покидали свои комнаты, лишь мать присматривала за ними. Постепенно надзор за Великими княжнами перешел к Екатерине Адольфовне Шнейдер. Та получила придворную должность гоф-лектрисы и учила принцесс, пока они были маленькими, по всем предметам. Она любила девочек, как своих родных детей, и была им бесконечно предана. Шнейдер доказала свою верность им, отправившись в 1918 году в Сибирь и разделив с ними их ужасную общую участь. Та же судьба постигла и двух нянь девочек – Анну Александровну Теглеву и Елизавету Николаевну Эроберг.

Принцессы, во многом отличаясь друг от друга, имели и много общего. Они были веселы, незлобивы, любили мать и отца, отличались искренней набожностью, не пропуская церковных служб и исполняя все предписания религии: постясь, исповедуясь, причащаясь, раздавая милостыню бедным и облегчая участь попавших в беду.

С детства, значит, поддались религиозному дурману, – съехидничал Ницше, которого увиденная картина ничуть не умилила.

«Смеющимся над детской верой

Сполна воздастся той же мерой», – неожиданно упрекнул его Вильям Блейк.

Банально! – скривился философ.

Да ты на чьей стороне, Вильям? – удивился Дьявол. – Нет такого стиха в «Пословицах ада»!

Зато есть в «Прорицаниях невинности!» И я не люблю издевательств над истинными чувствами!

... Когда началась война, девочки работали в госпитале медсестрами и санитарками, вместе с ними трудились все горничные и комнатные девушки. Коллектив самодеятельных медиков возглавляла царица...

Да, детки у нас были скромные и трудолюбивые, – вздохнул Николай. – Самыми безропотными были Таня и Настя. Ольга, старшая, была немного набалована, капризна, могла и полениться.

Из-за этого, батюшка, Вы не дали мне выйти замуж по любви – за Великого князя Дмитрия?! – несколько обиженно спросила Ольга.

Не глупи, доченька! – властно оборвала ее Аликс. – Об этом альянсе не могло быть и речи! Во-первых, Дмитрий выступал против нашего Друга, а потом участвовал в его убийстве. Во-вторых, он был содомитом или, как сейчас на земле выражаются, бисексуалом. Его любовником был князь Феликс Юсупов, еще один палач великого старца. Ты бы хотела иметь «менаж а труа» или, по-современному, «шведский брак» с этими двумя душегубами– педерастами?!

Все сестры содрогнулись...

– У меня для вас всех есть хорошая новость, которую вы, скорее всего, не знаете, – попытался хоть как-то исправить свою репутацию Ельцин. – В Екатеринбург привезли все, что осталось от вещей, которыми ваша семья пользовалась в последние дни жизни. Это обломок зубной щетки, серебряная иконка «Образ Божией Матери Козелыщанской», две бронзовые шпильки для волос, сапожный гвоздь, деревянное домино, булавка, серебряная брошка от туфельки, осколки чашки и кусочек обгоревшей материи. Они чудом уцелели, когда большевики сразу после расправы жгли ваши вещи.

А как их нашли? – полюбопытствовал Николай.

С этим повезло мне, Ваше императорское величество! – перед своим бывшим государем предстала душа в генеральском мундире. – Я, генерал Михаил Дитерихс, курировал расследование убийства августейшей семьи, которое приказал провести Верховный главнокомандующий адмирал Колчак...

Что ж он сам-то не доложит? – оборвал его царь.

Ему стыдно с Вами общаться, государь; ведь он Вас предал... Так вот, я нашел в камине Ипатьевского дома фрагменты полусгоревших вещей и оставил себе. Когда я эмигрировал, находки взял с собой. А спустя четверть века мой внук передал их в один из мюнхенских монастырей Русской православной церкви за рубежом. Монастырь же подарил их Храму-на-Крови, который построили на месте бывшего ипатьевского дома.

И что с ними теперь? – заинтересовалась императрица.

Царская семья – отныне святые. Поэтому ваши вещи выставлены как святыни, и верующие прикладываются к ним.

Жаль, ночные горшки не сохранились! – зло пошутил Дьявол.

В чем-то отдельные церковные иерархи переборщили, – заметил Николай. – Я и Аликс недостойны Царствия Божьего. Но дети-то, дети... И, господин Ульянов, Вы так и не ответили на мой вопрос: зачем большевики их убили? Или угнетенные народные массы (император произнес это словосочетание с иронией) считают детоубийство оружием классовой борьбы?

Лучше бы он в дискуссию с Лениным не ввязывался, так как историческая правда была вовсе не на его стороне, а основатель Советского государства по праву считался прекрасным знатоком истории и блестящим полемистом.

Детоубийство – это, в основном, батенька... тьфу, бес попутал...

Извини, Ильич! – заулыбался Сатана...

Так вот, гражданин Романов, это, в основном, орудие монархов в борьбе за власть. Причем осененное, так сказать, благословением всех мировых религий, даже буддизма и конфуцианства – последнее, впрочем, религией не является. Поэтому я ограничюсь примерами, имеющими отношение только к христианству и зоне его распространения.

Кровавой нитью проходит детоубийство через историю и мифы всех народов планеты – а с ним и чудесные спасения многих младенцев, на жизнь которых покушались. Саргон Аккадский у шумеров, сыновья царицы Канес у хеттов, Кир у персов, Персей, Ясон, Эдип, Геракл у эллинов, Ромул и Рем у римлян – самые известные.

Зачем мифических-то героев сюда вплетать! – возмутился Николай, тоже получивший великолепное классическое образование.

Саргон, Кир, Ясон, Геракл, Ромул – реально существовавшие личности! Впрочем, есть и другие примеры. Александр Македонский и его мать Олимпиада отдали приказ убить малолетнего сына погибшего царя Филиппа (пасынка царицы и родного брата великого завоевателя!), который был способен в будущем стать претендентом на престол. Собственного сынишку гениального полководца его «верные» воеводы тоже не пощадили в борьбе за власть, а Олимпиаду живьем забили камнями!

Незадолго до рождения императора Августа в Риме ходило предсказание: «Скоро над народом квиритов родится царь». Чтобы предотвратить эту опасность для республики, сенат издал повеление, по которому все дети мужского пола, рожденные в том году, должны быть заброшены или выданы правительству; но те сенаторы, жены которых были беременны, приняли все меры к тому, чтобы помешать утверждению этого повеления, так как каждый из них надеялся, что пророчество относится именно к его ребенку. Сам Октавий Август казнил своего кузена – юного Цезариона, сына Юлия Цезаря и Клеопатры, и многих детей своих политических противников. Любимый фаворит цезаря Тиберия, Сеян, был обвинен в заговоре против императора. Всю его семью уничтожили. По римским законам девственниц было нельзя лишать жизни, поэтому малолетнюю дочь Сеяна палач сначала изнасиловал и лишь потом удавил. Отрокам, еще не одевшим взрослую одежду, запрещалось рубить головы. Мальчика – сына Сеяна обернули тогой и обезглавили...

Это все язычники! – успел вставить экс-император.

В иудейской истории тоже немало удавшихся и неудавшихся детоубийств. Об Аврааме в апокрифах рассказано, что, когда он родился, звезда явилась на востоке и двигалась по небесам. Волхвы пошли к царю Нимроду и предсказали, что она означает рождение ребенка, которому суждено стать великим. Страх охватил владыку, и он послал за советниками, которые рекомендовали ему убить сына Фарры. Властелин приказал воинам казнить младенца, но Бог велел архангелу Гавриилу спрятать первого еврея в облаках и туманах. Затем Фарра, опасаясь за жизнь мальчика, тайно убежал из страны.

Схожая история случилась с Моисеем. Фараон приказал убить младенцев-израильтян мужского пола из-за сна, который придворные маги растолковали так: еврейский мальчик уничтожит Египет. Амрам, чья жена была беременна, испугался указа, но Саваоф предсказал ему во сне, что у него родится дитя, которого боятся египтяне. Он будет сокрыт от тех, кто хочет уничтожить его, и станет избавителем евреев. Войдя в зрелый возраст, Моисей действительно принес стране пирамид много горя, в том числе погубил всех местных первенцев мужского пола включая младенцев. Потом и он, и его преемник Иисус Навин поголовно уничтожили потомство Хананеев, Амалекитян, Аморреев и других народов Палистны включая грудных младенцев! А вспомним «кротного царя» Давида, в своем гимне призывавшего разбивать о камень вавилонских детишек!