355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Пульвер » Ельцын в Аду » Текст книги (страница 15)
Ельцын в Аду
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 00:19

Текст книги "Ельцын в Аду"


Автор книги: Юрий Пульвер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 108 страниц)

Георг Винтер: «Когда я открыл дверь, я вошел в комнату и нашел труп Раубал, лежавший на полу. Я поспешил к телефону и позвонил в дежурную часть 5-го полицейского участка. Два комиссара из отдела убийств поспешили на место происшествия. Сразу после них прибыл полицейский врач и осмотрел рану. На лице Гели он обнаружил темные, синеватые трупные пятна, которые свидетельствовали о том, что Раубал скончалась от асфиксии, прижавшись лицом к полу, и пролежала в этом положении 17-18 часов. По мнению врача и полицейских, это было самоубийство».

Спустя несколько минут после того как Адольф выехал из Нюрнберга, в «Дойчер хоф» позвонили. Служащий отеля сел в такси и помчался вслед за «Мерседесом» Гитлера. Спустя небольшое время тот уже знал, что случилось с его любовницей, и велел своему шоферу развернуть автомобиль и мчаться назад в Мюнхен. По дороге машина попала под контроль скорости: два полицейских в районе Ингольштадта в 13 часов 37 минут позже установили, что «Мерседес» несся со скоростью 55,3 километра в час – почти в два раза больше разрешенной. Почти в то же время от дома на Принцрегентенплатц медленно отъехал катафалк на Восточное кладбище. Там находившийся в цинковом гробу труп Гели перенесли в зал траурных церемоний.

Гитлер велел отвезти себя домой. Приехав, он сразу отправил посыльного в полицейскую дирекцию и велел ему передать стражам закона, что он находится в их полном распоряжении. Спустя полчаса в его квартире появился обер-комиссар криминальной полиции и записал его показания. Адольф рассказал о запланированных для Гели уроках пения в Вене, о ее страхе перед первым выступлением в качестве певицы. Он также вспомнил, что племянница однажды участвовала в спиритическом сеансе. Толчки стола будто бы поведали ей о том, что она умрет не своей смертью.

21 сентября юридические органы выдали покойную для погребения. Спустя неделю полицейская дирекция Мюнхена представила свой окончательный отчет. Никто не подавал заявления на вскрытие тела, и потому оно произведено не было. По желанию матери ее мертвая дочь была удивительно быстро перевезена в Вену.

Реакцию Гитлера на самоубийство племянницы многие его современники – очевидцы события описывали по-разному. Комиссар полиции Сауэр считал: «Он делал вид, что ее смерть потрясла его, как будто она была единственной родственницей, которую он имел, а теперь у него никого не осталось». Потом добавил, что Гитлер очень быстро перестал проявлять сострадание, а думал только о том, как это может отразиться на его карьере. Другие единодушно говорили о том, что лидер наци крайне тяжело перенес смерть Гели и долгое время находился в глубокой депрессии. Историк Нойман пишет, что «в приступе депрессивного отчаяния Гитлер якобы попытался лишить себя жизни, чему в последний момент помешал Рудольф Гесс. Терзаемый горькими упреками совести за то, что ревнивыми собственническими притязаниями на ее молодую жизнь привел ее к этому акту отчаяния, он был психически не в состоянии принять участие в ее погребении в Вене. Лишь несколько дней спустя он инкогнито посетил ее могилу». Намерение Гитлера покончить с собой озадачило и сбило с толку большинство его сподвижников, хотя они считали, что хорошо знают своего вожака.

Похороны на центральном кладбище состоялись после полудня 23 сентября. Адольф не пришел на церемонию, потому что «физически и психически был не в состоянии сделать это» – так его поведение объяснил брат Гели Лео. Лидер нацистов послал руководителей СА и СС – Эрнста Рема и Генриха Гиммлера – возложить венок на могилу племянницы. Захоронить самоубийцу на освященной земле было невероятно трудно и должно было стоить очень больших денег. Это – с одной стороны, а с другой стороны, по непонятной причине Гитлер, который не испытывал нужды в деньгах, не помог матери своей возлюбленной, и Гели похоронили в склепе для бедных, в котором производились временные захоронения, пока не будет подготовлено постоянное место.

Сам фюрер провел первые дни после ее кончины в доме своего издателя Адольфа Мюллера. Там ему было совсем плохо, как после провалившегося путча 1923 года. Он почти ничего не ел, никого не хотел принимать, даже говорил о том, чтобы оставить политику. Тем не менее, несмотря на горе, в день похорон он уехал в Гамбург и 24 сентября смог произнести зажигательную речь перед стотысячной толпой сторонников.

– Хм, – прокомментировал услышанное незримый неугомонный Фрейд, – сдается мне, разговор о глубочайшей депрессии весьма проблематичен. Бесспорно, что Гитлер очень страдал, но с большой долей уверенности можно сказать, что элемент игры здесь тоже присутствовал.

– Фройляйн Гели, – обратился Ницше к душе юной самоубийцы, – почему Вы совершили суицид?

– Я очень страдала от опеки дяди и мамы, которая полностью находилась под его влиянием. Он не дал мне вступить в брак с его другом и помощником Эмилем Морисом, даже прогнал его от себя. Мне потом запретили обручиться с виолончелистом из Линца и даже общаться с ним...

– Причина? – продолжил опрос философ.

– Оба они превосходили по возрасту мою племянницу! – объяснил Гитлер.

– Врете вы оба! – сделал вывод Фрейд. – Вы любили друг друга, но фройляйн не могла бы стать женой своего дяди. Она хотела замуж – и выбирала мужчин куда старше себя, фактически сублимировала – пыталась найти Вам, герр Гитлер, замену, из числа похожих на Вас. Так что истинная причина здесь другая...

Вперед выступила душа домоправительницы Анны Винтер:

– Она совершила самоубийство из ревности. Я расскажу о последних минутах, когда видела девушку живой. «Прежде чем Гели застрелилась у себя в спальне, она помогла мне прибраться в комнате своего дяди. Я видела, как она обыскала карманы его курток и нашла при этом письмо. Позже я смогла прочитать письмо, написанное от руки на голубой бумаге. Гели разорвала его на четыре части и оставила на видном месте на столике, вероятно, с намерением обратить на него внимание своего дяди.

Письмо было написано Евой Браун, и я запомнила следующие строчки из него: «Дорогой господин Гитлер, еще раз благодарю Вас за Ваше милое приглашение в театр. Я не скоро, наверное, забуду этот вечер. Остаюсь с благодарностью за Вашу дружбу и считаю часы до нашей встречи. Ваша Ева».

Гели прочитала письмо, разорвала его и сказала мне: «Меня с моим дядей теперь действительно ничего не связывает». Это были последние слова, которые я слышала от Гели».

...Несмотря на достаточно сложные отношения с племянницей при жизни, после ее смерти Гитлер сделал из нее святую. Он назвал ее женщиной своей мечты, место которой не могла занять ни одна другая, объявил, что мог бы жениться только на ней, что она была единственной любовью его жизни. Комнату любовницы будущий завоеватель сделал часовней культа мертвой. Здесь больше ничего не разрешалось трогать или переставлять. Мебель Гели, ее одежда, даже ее письменные принадлежности – все должно было оставаться так, как в день, когда девушка застрелилась. Кроме фюрера входить в эту комнату разрешалось только Анни Винтер, чтобы поставить в вазу на столе свежие цветы. Вождь Третьего рейха велел написать портрет Гели с ее фотографии так же, как когда-то в случае с его матерью. С тех пор эта картина висела в его доме – «Бергхофе». Скульптор изваял бюст Гели, который был установлен в Берлине в здании новой Имперской канцелярии.

Гиммлер не упустил случая поделиться сомнениями насчет своего шефа:

– Всему миру рассказывалось о великой скорби фюрера по своей племяннице, но тем не менее никому не пришло в голову похоронить Гели с почестями или хотя бы купить хорошее место на кладбище.

Ангела Раубал была похоронена в помпезном склепе в левой аркаде номер 9. На этой огромной могиле стоял большой замурованный алтарь Девы Марии, место для двенадцати взрослых гробов и множества детских. Она служила, однако, лишь для временного захоронения в срочных случаях. Речь идет о склепе, который арендуется родственниками умершего на некоторое время, например, если окончательное место захоронения еще не может быть использовано по техническим причинам.

Именно эти причины стали решающими в случае с Гели, когда между несчастным случаем, унесшим жизнь девушки, и похоронами прошло всего несколько дней. Очень необычным был, однако, факт, что мать погибшей в последующее время не позаботилась о могиле и о надгробной плите для своей скончавшейся дочери. Также и Гитлер, который посетил Центральное кладбище по крайней мере трижды и который постоянно утверждал, как сильно он любил свою племянницу, не сделал ничего, чтобы упокоить ее подобающим образом. Тело много лет пролежало во временном месте. Администрация кладбища неоднократно продлевала срок использования «экстренного» склепа, что противоречило принятым нормам. Необходимую сумму за данную услугу всегда вносила ее мать – тем не менее, всегда только после напоминания, в последний раз 23 января 1938 года. После этого она вновь вышла замуж и переехала в Дрезден, и более от нее никаких платежей не поступало.

12 марта 1938 года подразделения вермахта вошли в Австрию. В последующие за этим годы национал-социалистической диктатуры городские власти, отвечающие за состояние кладбищ, предпочли не отягощать сестру фюрера и рейхсканцлера напоминаниями об оплате. Гроб Гели остался стоять незахороненным во временном склепе до падения Третьего рейха. После окончания войны администрация вновь обратилась с просьбой решить этот вопрос к госпоже Раубал-Гаммитцш. Но поскольку последняя не отреагировала, 11 марта 1946 года тело ее дочери было эксгумировано из склепа и вновь захоронено в ряду могил группы 23Е, ряд 2, № 73 на том же кладбище. Так Гели, самая большая любовь Гитлера, нашла свой последний покой в массовом захоронении бедняков...

Но и на этом трагедия не закончилась. Масла в огонь подлил близкий друг ее семьи, ее исповедник, который присутствовал на похоронах Гели в 1931 году и который благословил ее в последний путь. «Я никогда не разрешал, чтобы самоубийца был похоронен в освященной земле», – заявил святой отец Йоганн Пант. Таким образом, бедная девушка оказалась похороненной... незаконно.

И это еще не все. Этот ряд могил был – как и другие общие могилы – предусмотрен лишь на десять лет; группа захоронений между тем была перепланирована и переделана. В 60-е годы земляные холмики сравняли с землей, а участок был засажен цветами. Лишь энтузиасты теперь пытаются найти посмертное пристанище племянницы – главной любовницы фюрера...

Разговоры об этом самоубийстве в Третьем рейхе оценивалось как нежелательные. Администрация венского кладбища почему-то не возражала, что «единственная любовь самого великого человека на свете» совершенно противозаконно покоится во временном захоронении. Сам «чокнутый Ади» всем давал понять, что Гели была единственной женщиной, которую он любил, и теперь он себя чувствует женатым только на Германии. Однако о какой верности может идти речь, если уже с 1929 года он начал встречаться с Евой?

– Может, с Гели у него была еще и духовная связь, а фройнляйн Браун нужна была только для постели? – предположил людовед и душелюб Ницше.

– Нет, я установил совершенно точно, что близость между ним и Браун началась только после смерти племянницы, и то далеко не сразу.

– А правда, что именно после смерти Гели Гитлер стал вегетарианцем?

– Фюрер любил создавать впечатление, будто он так сильно любил мясо, что отказ от него являлся самым большим наказанием. Эти утверждения преувеличены. Сам Адольф как-то назвал совершенно банальную причину, почему отказался от мясоедства: «Если я ел мясо, то выпивал по 4 кружки пива, после чего ужасно потел и терял в весе до 9 фунтов. Когда я стал вегетарианцем, мне нужен был всего только глоток воды».

– А как родственники отреагировали на этот суицид? – автор «Заратустры» продолжал тешить свое любопытство, которое рейхсфюрер СС не отказывался удовлетворять.

– Позиция ее матери Ангелы непонятна. Она все так же продолжала работать у Гитлера, их отношения не изменились. Фюрер поддерживал связи и с Лео Раубал, хотя тот и открыто называл его виновным в смерти сестры. Когда началась война, он пошел на фронт и стал сапером. Под Сталинградом Лео попал в плен. Фюрер обратился в советское правительство с предложением обменять Якова Сталина, который был в немецком плену, на Лео. Сталин обещал подумать, но потом отказался, заявив: «Война есть война».

Это, кстати, не очень характерный жест для нашего Ади, который держался от родственников подальше, чтобы никто не обратился к нему с какой-либо просьбой. Когда в 1938 году умерла его тетя Терезия Шмидт, участие фюрера ограничилось тем, что он через свою сестру Ангелу передал конверт с деньгами на похороны.

– Ой, как же мне плохо, – простонал Адольф, отходя от шока, и Ельцину чуть не стало его жалко. Хорошо, что он вовремя вспомнил, кому собрался посочувствовать.

– Надо чуть-чуть улучшить себе настроение, – отряхнул перышки Гитлер. – Давайте поговорим, вернее, я поговорю, о вечном...

– О бабах или о «бухалове»? – проявил неподдельный интерес ЕБН.

– О религии и церкви! – разочаровал его Адольф. Хотя Ельцин в последние годы жизни и приобщился к православию, на религиозные темы он разговаривал не так часто – и только со священниками.

– Что, кроме гадостей, может сказать об этом безбожник?!

– Вы – жертва советской пропаганды. Я всегда верил в Бога, «как и большинство солдат, которые на фронте ежедневно подвергаются смертельной опасности. И то, что, пробыв четыре года на фронте, уцелел, я приписываю собственной богоизбранности. Провидение сохранило меня для великих дел».

Ницше никогда не отказывался от возможности что-то опровергнуть или уточнить:

– Только Ваш Бог – не христианский всепрощающий и жертвенный Иисус, даже не иудейский грозный Иегова, а скорее, Провидение, отмечающее своей печатью сильных и равнодушное и даже враждебное к слабым.

– Этого отрицать не буду.

– Чтой-то я не пойму: какая разница между Богом и Провидением? – выразил недоумение не слишком искушенный в теологии (да и вообще в любых гуманитарных предметах) ЕБН.

– Разница чисто философская, – Ницше начал было отвечать за наци № 1, но тот заткнул ему рот бешеным взглядом и снизошел до объяснения сам:

– «Провидение всегда одаривает победой того, кто умеет правильно распорядиться умом, которым наделила его природа. Иной раз уже прошлое дает ответ на вопрос, как прожить в этом мире, которым правят законы, данные нам свыше: помогай себе сам, тогда тебе поможет Бог! Это – сознание того, что человек сам кузнец своего счастья или, наоборот, своего несчастья...

Идея творения или Провидения нетленна и вечна. Однако люди по-разному трактуют ее... Если сориентироваться горизонтально, то образованные люди знают, что католические воззрения на образ Божий разделяют менее 10 процентов всего человечества: в один и тот же период созданные одной и той же Божественной рукой люди придерживаются тысяч различных верований. Но мы сейчас смотрим на положение вещей вертикально: мы знаем, что христианство – всего лишь недолгая эпоха в истории человечества».

– Почему же Вы не согласны с христианской трактовкой Всевышнего? – насел на фюрера «первый имморалист».

– Она кажется мне лишенной логики. «Бог сотворил людей. Людьми мы стали лишь благодаря смертному греху. Бог создал все предпосылки для этого. 500 000 лет взирает Он, как люди безобразничают. Наконец ему приходит в голову мысль послать на землю Сына Божьего. Неимоверно все усложнил, выбрав такой долгий путь. Но не все в это верят. Тогда нужно веру навязать им силой. Если Господь заинтересован в самостоятельном познании, к чему тогда «испанские сапожки» и тиски для пальцев?

К тому же большая часть этих католиков сама в это не верит. В церковь ходят только старухи, поскольку они лишены земных радостей. Из них уже песок сыпется и проку никакого. Но в этой компании кое-кто, а именно католические священники, заинтересованы во всей этой истории. Очень опасно, когда столь эгоистичные субъекты превращают идею творения в предмет для насмешек. Разве здесь над Богом не измываются самым наглым образом? Чистейшей воды идолопоклонство, вот что ужасно.

Зачем бороться, когда всего можно добиться молитвой? Во время испанского конфликта церковь должна была бы заявить, что мы защитим себя силой молитвы. Но она предпочла финансировать язычников-марокканцев, и благодаря им святая церковь вообще уцелела.

Если у меня нет ни гроша за душой, а в смертный час нет времени для покаяния, тогда – все, конец! Но если я отложил 10 марок и заранее заплатил церкви, тогда порядок! Этого хотел тот, кто сотворил мир? Если этому верит крестьянская девочка или какой-нибудь малолетний пророк, я слова не скажу. Но когда в достаточной степени образованные люди почитают такие дьявольские суеверия! Сотни тысяч из-за них подвергали пыткам! А эта лицемерная проповедь любви ко всем!

Ложь недолговечна. Я не верю в то, что истину можно надолго утаить. Она одержит победу!»

– Ты запретил церковь в Германии из-за этих вот никчемных рассуждений?! – привыкший к словесным баталиям экс-президент знал, что главное – обвинить соперника в чем либо грандиозно гнусном, чтобы тот начал оправдываться и, как говорят на Востоке, «потерял лицо». Номер не прошел: Адольф был не менее искушенным демагогом.

– Вы проявляете выдающееся невежество! Я не запрещал, а поддерживал церковь! При мне была даже попытка основать «немецкую национальную церковь». Под давлением национал-социалистов и при активном участии симпатизировавшей нам парламентской фракции «немецких христиан» синод евангелической церкви в Германии избрал 27 сентября 1933 года пастора Кенигсбергского военного округа Людвига Мюллера «епископом Рейха». Я «потребовал от него создать евангелическую автокефальную «церковь Рейха».

– Эта затея провалилась, встретив противодействие большинства германских лютеран, – не без ехидства вставил свою реплику философ.

– Не по моей вине! «Если бы только рейхсеп (так я сокращенно именовал рейхсепископа Людвига Мюллера) был сколько-нибудь значительной личностью... Евангелическая церковь стала бы благодаря мне государственной церковью, как в Англии!

Я полагаю церковь совершенно необходимой для государства. Я счел бы себя счастливым, найдись деятель, который изъявит готовность возглавить одну, а то и обе церкви, объединив их... Борьбу против церкви я при этом подвергаю резкой критике, как преступление против будущего немцев, ибо «партийная идеология» не может заменить церковь. На протяжении длительного времени церковь несомненно выучится приспосабливаться к политическим целям национал-социализма, видит Бог, в ходе истории она это уже делала, и не раз. Новая же партийная религия способствовала бы возврату в средневековый мистицизм. Об этом свидетельствует и миф СС, и невразумительный «Миф ХХ столетия», написанный Розенбергом».

– Здесь Вы ошибаетесь, майн фюрер, – стал возражать ему Борман.

– Если бы при таких монологах Гитлера хоть раз прозвучало более негативное отношение к церкви, Борман не преминул бы достать из кармана своего пиджака одну из тех белых карточек, которые он постоянно носил при себе, – прокомментировал происходящее Геббельс. – Ибо он записывал все высказывания Гитлера, которые представлялись ему важными, и не было ничего, что он записывал бы с большим удовольствием, чем пренебрежительные высказывания в адрес церкви. Я подозревал, что он собирает материал для биографии Гитлера.

– Не перебивайте меня! – заорал на обоих фюрер. – «В 1937 году, услышав, что по настоянию партии и СС мои бесчисленные сторонники вышли из церкви, поскольку церковь со зловредным упорством противилась моим намерениям, я из оппортунистических соображений приказал, чтобы мои ближайшие сотрудники, а прежде всего Геринг и Геббельс, опять вернулись в лоно церкви. Я и сам предполагал остаться в католической церкви, хотя не сохранил с ней никаких внутренних связей». И так шло вплоть до моего самоубийства.

Кстати, отмечу, что Гиммлер, воссоздатель варварского культа Вотана – Одина, а также прочих языческих богов древнегерманского пантеона, долго сохранял связь с католической церковью. Что в 1919 году Вы писали в одном из своих писем, рейхсфюрер СС?

– «Что бы ни случилось, я всегда буду любить Бога, буду Ему молиться, останусь верным католической церкви и буду защищать ее даже в том случае, если она меня изгонит из своего лона!» – с несчастным видом процитировала свою писульку душенька Генриха.

– Так что видите, герр Ельцин, я к христианству относился весьма терпимо, не то что русские коммунисты! – похвалился Адольф.

– А чего ж тебя еще при жизни пособником Сатаны считали? – не сдавался Ельцин.

– Потому что я не дал церкви подмять меня под себя, а оседлал ее сам. «Я не занимаюсь догматами веры, но и не потерплю, чтобы священник занимался земными делами. Надо так сломать организованную ложь (так я именовал церковное христианство), чтобы государство стало абсолютным властелином... У меня шесть дивизий СС, ни один из этих солдат не ходит в церковь, и тем не менее они со спокойной душой идут на смерть. Поэтому-то на ременных пряжках эсэсовцев выгравировано не: «С нами Бог», как у солдат вермахта, а: «Моя честь – верность». Я возмущался германскими министрами и генералами, которые убеждены, что «нам не победить без благословления церкви». Эсэсовцы умирали с моим именем на устах, а не с именем Бога». Как советские бойцы – с именем Сталина!

Объективно национал-социалистической партии и государству никакая церковь не нужна. Католическую церковь, более склонную к вмешательству в земные дела и следованию принципам гнилого гуманизма независимо от позиции светских властей, мы всячески принижали, к протестантским, как в большей мере «национально мыслящим», относились более терпимо. Впрочем, и католики под моим диктатом и в условиях победоносного шествия вермахта довольно быстро присмирели. Так, Ватикан даже не рискнул публично осудить истребление евреев. А во время второй свадьбы Геринга, хотя Эмми Зоннеманн была разведенной и по церковным канонам не могла второй раз венчаться, служители кафедрального собора не осмелились перечить воле моей и премьер-министра. Невеста исповедалась евангельскому рейхсепископу Мюллеру, который не только укоротил свою проповедь до пяти минут, но и по настоянию венчавшихся охотно поклонился мне и присутствующим на церемонии членам партии. До этого подобной почести не удостаивались даже императоры и кайзеры!

В случае победы Германии в войне и протестантам, и католикам я уготовил общую участь: слиться в полностью огосударствленной единой церкви. Как я говорил в кругу соратников, «война когда-нибудь кончится. Последней великой задачей нашего времени станет тогда решение проблемы церкви. Лишь тогда немецкая нация может считать свое будущее обеспеченным».

24 октября 1941 года, когда наши непобедимые войска рвались к Москве, я утверждал: «Большевики полагают, будто могут одержать триумф над Всевышним... Но мы, откуда бы мы ни черпали свои силы, будь то из катехизиса или философии, имеем возможность сделать шаг назад, в то время как они со своим материалистическим мировоззрением в конце концов съедят друг друга». Кстати, они действительно сожрали друг друга, а последних подъел герр Ельцин, так что я оказался, как всегда, прав. Я и мои соратники верили, что творили волю Бога, и хотели продиктовать судьбу всему человечеству.

– Верить в Бога без церкви?! Это похоже на лозунг наших повстанцев-махновцев и антоновцев: «Советы без коммунистов», – фыркнул Борис Николаевич.

– Сразу видно, что Вы не читали самую великую книгу всех времен и народов...

– Библию, что ли?

– «Майн кампф»! В ней я «провозгласил себя философом, чья вера в Бога носит внецерковный характер. В то же время... в нашем мире религиозные люди не могут обойтись без догматических обрядностей. Широкие слои народа состоят не из философов: для массы людей вера зачастую является единственной основой морально-нравственного миросозерцания... Если мы хотим, чтобы религиозные учения и вера действительно господствовали над умами широких масс народа, мы должны добиваться того, чтобы религия пользовалась безусловным авторитетом... Сотни тысяч более высоко развитых в умственном отношении людей отлично проживут и без этих условностей. Для миллионов же людей эти условности совершенно необходимы... Политику приходится прежде всего думать не о том, что данная религия имеет тот или другой недостаток, а о том, есть ли чем заменить существующую, пусть и не вполне совершенную, религию. И пока у нас нет лучшей замены, только дурак и преступник станет разрушать старую веру». К моему сожалению, герр Ельцин, нынешние российские власти отношения с вашей православной церковью строят согласно моим заветам, что способствует укреплению государства.

– А зачем ты хотел объединения всех христианских конфессий?

– Для борьбы с еврейской опасностью. «Сотни тысяч членов нашего народа гибнут в результате отравления крови, а мы проходим мимо всего этого, будто совершенно слепые. Эту свою гнусную работу евреи проводят совершенно планомерно. Эти черноволосые паразиты совершенно сознательно губят наших неопытных молодых светловолосых девушек, в результате чего мы теряем невосстановимые ценности. И что же?.. И католический, и протестантский лагери относятся совершенно равнодушно к этим преступлениям евреев и не замечают, как эти паразиты народов преступно уничтожают самые ценные, самые благородные дары Божии на земле. Судьбы мира решаются не тем, победят ли католики протестантов или протестанты католиков, а тем, сохранится ли арийское человечество на нашей земле или оно вымрет».

– Интересная у Вас идейная позиция, герр Гитлер. Национальное единство и взаимную терпимость немцев разных христианских вероисповеданий Вы сцементировали неприкрытой расовой ненавистью, – с одобрением почмокал губами автор идеи «сверхчеловека» в облике «белокурой бестии». – А как на практике Вы ее проводили в жизнь?

– «Христианские церкви я до поры до времени готов был терпеть как необходимый массам институт. Но не намерен был вступать в какие-либо устойчивые отношения с ними. И не скрывал своего презрения к тем, кто глубоко и искренне верует в христианского Бога. Я настаивал, что партия хорошо делает, что не вступает ни в какие отношения с церковью. У нас никогда не устраивались молебны в войсках. Пусть уж лучше – сказал я себе – меня на какое-то время отлучат от церкви или предадут проклятию. Дружба с церковью может обойтись очень дорого. Ибо, если я достиг чего-либо, мне придется во всеуслышание объявить: я добился этого только с благословения церкви. Так я лучше сделаю это без ее благословения, и мне никто не предъявит счет...

Если бы не националисты-добровольцы, то в 1918-1920 годах священники у нас стали бы жертвой большевизма. Попы опасны, когда рушится государство. Тогда они собирают вокруг себя темные силы и вносят смуту: какие только трудности не создавали римские папы германским императорам! Я бы с удовольствием выстроил всех попов в одну шеренгу и заставил побеспокоиться о том, чтобы в небе не появились английские или русские самолеты. ... Больше пользы государству приносит тот, кто изготавливает противотанковые орудия, чем тот, кто машет кропилом...»

– Ты че, не веришь в чудодейственную силу молитв? – изумился ЕБН. Как и всякий новообращенный, бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС в старости старался если не быть, то хотя бы выглядеть святее римского папы.

– Практический опыт не дал мне никаких доказательств их могущества. «...Удивительное дело, но такие христианские народы, как англичане и американцы, несмотря на все их молитвы, получили столь мощные удары от японцев, этих отъявленных язычников. Очевидно, Бог стоит не за святош в Англии и США, а за героев-японцев.

И неудивительно, что их религия позволила японцам достигнуть гораздо больших успехов, чем исповедующим христианство англичанам и американцам. Ибо у них весь народ превыше всего чтит «героев», приносящих в жертву величайшую ценность – свою жизнь – во имя выживания и величия нации. В христианских же церквях наиболее чтят так называемых святых, то есть людей, которые, к примеру, много лет простоят на одной ноге или вместо того, чтобы хоть раз в жизни улыбнуться хорошенькой девушке, спят на шипах. И здесь, как, впрочем, и во многих других случаях, расчеты церкви не оправдались.

Неудивительно также, что распространяемое католической церковью христианское вероучение своими проповедями внушает людям не оптимизм, а пессимизм и в отличие от японской государственной философии не воодушевляет людей постоянными указаниями на то, что они обретут блаженство после кончины, но приводит их в уныние, все время описывая адовы муки.

При этом любой разумный человек, вникший в суть дела, сразу поймет, что все церковное вероучение просто чушь. Ибо как же это может быть, чтобы человека в аду насаживали на вертел, поджаривали или как-то еще мучили, когда тело человеческое не может ожить уже потому, что происходит естественный процесс разложения. Также ерунда – представлять небеса как место, куда необходимо стремиться попасть, хотя в соответствии с церковным учением туда попадут лишь те, кто никак себя не проявил в жизни, например, оказался умственно неполноценным и т.д. Воистину никакого удовольствия не доставит встретить там всех тех, чья глупость, несмотря на библейское изречение «Блаженны нищие духом», раздражала еще при жизни. И как можно увлечь человека, внушая ему, что на небесах он найдет только невзрачных и духовно немощных женщин?

Далее его уверяют, что на небеса попадет лишь тот, у кого меньше всего грехов на совести. Хотя количество грехов с возрастом увеличивается, никто из духовных лиц не только не выражает готовности уже в молодые годы уйти из жизни, но, напротив, даже шестидесятилетние кардиналы стремятся как можно дольше продлить свое пребывание на этой земле».

– Это тебя зависть гложет, что рай тебе не светит! – догадался ЕБН. Но фюрер слышал только себя:

– «Остается лишь констатировать, что все это католическое вероучение есть не что иное, как невероятная смесь ханжества и гешефта в сочетании с использованием приверженности человека своим застарелым привычкам. Не может образованный священнослужитель поверить той чуши, которую в наши дни несет церковь. И наилучшее доказательство – тот факт, что католическая церковь ныне вовсе не собирается обманывать народ путем продажи индульгенций и тому подобными вещами или же просто пытается умолчать о них.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю