Текст книги "Ельцын в Аду"

Автор книги: Юрий Пульвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 108 страниц)

… Друг на друга мнимый «автор» ельцинской трилогии и ее действительный сочинитель вышли по счастливой (для последнего) случайности. Известный журналист Андрей Караулов как-то взял развернутое интервью у опального трибуна, и Ельцину очень понравился его стиль изложения. Помощник ЕБН Суханов попросил Андрея написать за его шефа книгу, даже принес какие-то наброски. Но в тот момент Караулов уже делал воспоминания Чурбанова (зятя Брежнева, генерала МВД, попавшего в тюрьму), и это казалось ему намного интереснее.

И тут совершенно случайно к нему зашел Юмашев: он тоже работал в журнале «Огонек» и сидел в кабинете напротив. Караулов без всякого умысла рассказал коллеге о предложении Суханова. Валентин аж подпрыгнул: «Слушай, а ты не можешь познакомить меня с Ельциным?» И Андрей привел его в дом на Тверскую-Ямскую, свел с Борисом Николаевичем.

Юмашев превратился постепенно чуть ли не в его приемного сына... Именно этот спокойный улыбчивый молодой человек в вечно растянутом свитере и потертых джинсах оказался для ельцинской семьи змием-искусителем, который ввел их во грех.

Среди родных и близких ЕБН Юмашев занял место наряду с личным врачом, парикмахером и массажистом. Он стал личным «литрабом».

Первой книгой, написанной им за шефа, оказалась «Исповедь на заданную тему» – название он позаимствовал из своей же заметки десятилетней давности о школьных проблемах, с которой дебютировал когда-то в «Комсомолке». Книгу все хвалили, и Борис Николаевич как-то очень быстро почувствовал себя ее истинным автором: в те времена такое отношение называли синдром «Малой земли». Осознавать себя писателем было весьма приятно, а потом выяснилось, что еще и крайне прибыльно.

Гонорары за первую книгу Ельцин направлял исключительно на благотворительность: тоннами закупал для больниц одноразовые шприцы. А вот начиная с «Записок президента», появившихся в 1994 году, доходами уже ни с кем не делился. С этого момента в его налоговых декларациях неизменно красовалась гордая запись: авторские гонорары за книгу. В 1994 году они составили 280 тысяч долларов – это только официально.

– Поистине президентские гонорары! – позавидовал кто-то из «литнегров». – Настоящим писателям, будто они трижды гении, таких сумм в России не платят!

… Ельцин все больше и больше проникался к Юмашеву симпатией. Тот часто бывал у президента в гостях – это называлось «сбором материала». Наконец, пришел долгожданный миг: ЕБН понял, что Валентин ему нужен постоянно. И «литраб» прописывается вместе со своей женой Ириной и дочкой Полиной в элитном доме на Осенней улице – том самом, куда в конце 1993 года въехали не только Ельцины, но и почти все ключевые фигуры российской политической элиты. Именно там Юмашев поближе познакомился с Татьяной Дьяченко, своей будущей супругой.

Впрочем, свою первую «вторую половину» он оставил не ради президентской дочки. С Ириной он расстался не по-мужски. Однажды сказал ей, что уезжает в командировку на месяц, а может, и на два, поэтому должен собрать все свои вещи. Жена собственноручно помогла ему набить имеющиеся в доме чемоданы и сумки. Потом проводила супруга до машины, набитой сверху донизу барахлом. Валя завел джип, приоткрыл дверь и скороговоркой сообщил: «Ира, я от тебя ухожу». Резко газанул и уехал к любовнице – Светлане Варве, работавшей когда-то вместе с ним в «Комсомольской правде». Впрочем, так же легко, как супругу, он бросил и сожительницу...

Ельцина его любвеобильность не волновала. Юмашев обладал одним очень важным для ЕБН свойством: нигде не кичился своей «близостью к телу», всегда оставался в тени. На фоне ельцинских собутыльников, дравшихся за место «ближе к солнцу», это было особенно заметно. Валентин сумел стать полезным Борису Николаевичу, превратив «семейных олигархов» в «дойных коров»...

Начало этому положило историческое знакомство персонального президентского журналиста с мало кому тогда известным автоторговцем Борисом Березовским. Змий – искуситель нашел для Ельцина персонального демона. Впрочем, последний сначала соблазнил самого змея – весьма банальным образом: Береза дал команду своим работникам бесплатно ремонтировать журналистский джип.

Юмашев в 1994 году сумел убедить начальника президентской охраны Коржакова, что Березовский – лучшая кандидатура для финансирования «Записок президента» (о том, чтобы просто заключить договор с издательством, в Кремле почему-то не додумались).

– Ну, Боря, и лох же ты! – засмеялись обитатели литературного гетто. – Валя и Береза обвели тебя вокруг пальца: на самом деле никаких проблем с книгой у тебя быть не могло! Директор любого издательства с великой радостью продал бы душу Сатане, только чтобы подписать с тобой контракт! Хитрый Юмашев просто навешал Коржакову и тебе лапши на уши: мол, книжный бизнес – сплошные убытки, по доброй воле никто мемуаров печатать не станет...

Так бывший доктор физико-математических наук Березовский тоже пролез к президентскому телу... Впрочем, поначалу его кремлевское общение блокировалось Коржаковым и Юмашевым, который очень быстро стал лучшим другом и партнером Березы. Но стараниями «литраба» Бориса Абрамовича приняли в Президентский клуб (тот самый, где все время «соображали» – и не только на троих!). Он начал обрастать связями, заводить отношения с нужными людьми и подружился с Татьяной Дьяченко.

В награду за выпуск книги Березовскому отдали главный телеканал страны – ОРТ. В 1995 году позволили купить одну из крупнейших нефтяных компаний – «Сибнефть». Тогда, по указу Ельцина, он с компаньоном своим Романом Абрамовичем приобрели ее всего за 100 миллионов долларов. Через 10 лет государство выкупило фирму обратно уже... за 13 миллиардов «баксов».

– «Во дают!» – говорят обычно про продажных женщин! – заворчали «литрабы». – Но к тебе это относится куда больше, Боря, щедрый ты наш!

– Я действительно помог Березовскому – однако совершенно бескорыстно!

– Не ври! – вмешался Дьявол. – Тебя и вправду обманули, за твои благодеяния отплатили мелочью – но все же отплатили!

... Первый литературный опыт сотрудничества с Ельциным огорчил Юмашева – книга разошлась огромным тиражом, тем не менее дала маловато. Второй раз этого допустить было нельзя. ЕБН очень надеялся, что издание «Записок президента» за рубежом принесет ему существенную прибыль.

Как назло, за границей книга продавалась еще хуже, чем в России. Во-первых, она была рассчитана только на местного читателя, к тому же хорошо разбирающегося в политике. Во-вторых, была достаточно лживой, что соотечественники сразу поняли. В-третьих, она оказалась скучной. Почувствовав недовольство президента, Юмашев и Березовский догадались, что надо исправлять ошибку. Они стали пополнять личный счет Ельцина в лондонском отделении банка «Barclays», объясняя, что это – гонорары за книгу. К концу 1994 года на счету «автора» насчитывалось уже около трех миллионов долларов. Березовский неоднократно хвастался, что это он обеспечил накопление личных средств ЕБН. На протяжении 1994 и 1995 годов Юмашев каждый месяц приходил к Ельцину в Кремль. Никто не мог понять зачем. Он регулярно навещал президента, разговаривал с ним один на один и через несколько минут покидал кабинет. Дело в том, что Юмашев приносил деньги за проценты, накопившиеся на счету: примерно 16 тысяч долларов наличными каждый месяц. Ельцин складывал «баксы» в свой сейф.

– При тебе, Боря, было запрещено иметь счета в иностранных банках и получать гонорары «черным налом», да еще и в «баксах». А того, кто выдал такой запрет, он, значит, не касался! – раздался общий вопль негодования.

Юмашев, делая «Записки президента», ухитрился подзаработать на «пи-пи»! – захихикал кто-то из литзаписчиков. Никто, даже Ницше, его не понял.

– «Пи-пи» – это же или «полный п...ц», или Полный Парнас, – вспомнил Ельцин расшифровку этой аббревиатуры, которую ему дала какая-то творческая душа.

– А еще и призыв к младенцу облегчиться! Эх, темные вы! – начал насмехаться над ними «литраб». – Это сокращенно: «продакт плейсмент», что в переводе с английского значит «размещение продукции» – вид скрытой рекламы, которую вставляют в текст, или, напротив, антирекламы. Валя совал в рукопись или, наоборот, изымал из нее небольшие куски «под заказ». Например, про бизнесмена Петра Авена в книге написано хорошо, потому что тот сумел с Юмашевым вовремя вопрос решить. Позже Авен похвастался удачей Александру Шохину, про которого в книге – ни слова: «Надо было с Валей договориться, он бы и про тебя упомянул...»

Самым существенным образом счет Юмашева в лондонском банке «Barclays» пополнило знакомство с партнером Березовского по «Сибнефти» Романом Абрамовичем. Именно тогда Валя и Таня прозвали Рому «кассиром» Семьи, именно в те золотые времена приобрели они дорогостоящие дома за границей.

Юмашев никогда не был бизнесменом. Однако за короткий период стал реальным – долларовым – миллионером. Он умел полезные контакты и связи обращать в наличные... Открыть Президентский клуб на Воробьевых горах придумал президентский «писака» – и убедил будущих членов сего политического «сходняка» – Ельцина, Черномырдина, Коржакова, Барсукова, Тарпищева и других – в том, как важно иметь неформальное место для встреч, где можно поплавать в бассейне, поиграть в теннис или бильярд, а потом за ужином в тесном кругу обсудить какие-то дела. Все одобрили идею, сдали весьма немалые членские взносы Валентину Юмашеву и начали посещать клуб. Взносы, кстати, бесследно исчезли, зато на «сходняке» появился первый протеже Валентина – Борис Березовский.

… Обитатели литературного гетто еще долго бы полоскали грязное белье экс-президента России и его Семьи, но тут их прервали трубный глас и вопль демона-глашатая, заменявшего в инферно сирену тревоги:

– Внимание, внимание, работают все вещатели преисподней! Говорит Сатанинская Канцелярия! Прослушайте сообщение! На сегодня объявляется Адский день изящных искусств, который состоится в Отстойнике Творческих Душ! В программе: лекция нашего повелителя, поэтический конкурс «Лучшие стихи о Дьяволе». В завершение – публичные моральные пытки советской творческой интеллигенции. Дополнительное мероприятие – визит товарища Сталина к товарищам ученым.

– Чего сюда так много бесов – охранников нагнали? – вслух удивился ЕБН.

– Наше стадо гениев и без того буйное, а когда халявный праздник – нам и вовсе удержу нет! – похвастался какой-то абориген.

Зона тем временем превратилась в огромный зал лучшего советского образца: с галеркой, сценой, трибуной, за которой стоял Сатана, и двумя столами для президиума – пустыми. Внизу, под сценой, зачем то разверзлась оркестровая яма, набитая какими-то душами, по виду музыкантами из разных эпох, начиная со Средневековья – без инструментов.

Зачем бы это? – едва успел подумать Ельцин, как вдруг лицом к оркестрантам встала душа в камзоле и взмахнула дирижерской палочкой. Обитатели ямы ту же запели а – капелла до боли знакомую мелодию. Лукавый мгновенно преобразился в сценического Мефистофеля – щеголя XVII века в коротких, как бы раздутых штанах, бархатной курточке – колете, берете с пером, сквозь который торчали рога, и шпагою.

Певцы быстро остановились, прокашлялись – видно, опробывали голоса. Повелитель мух раздулся, будто павлин перед своей самочкой.

– Сатана стремится испортить всем адозаключенным настроение даже в прощенный день, – пояснил Ницше. – Вот и устраивает подобные, как говорили в твою эпоху, мероприятия. Впрочем, никто не возражает. Какое-никакое, а развлечение! Тем более учитывая, кто выступает! Дирижер – сам автор произведения, хор – лучшие певцы всех времен и народов.

Сей миг Гуно взмахнул палочкой, музыкальные души грянули а-капелла мелодию арии Мефистофеля из оперы «Фауст». И тут Дьявол запел – да как здорово! Удивление ЕБН еще больше усилилось, когда он понял, что уже слышал где-то именно такое исполнение.

– С чужого голоса поет, – заметила какая-то литературная душа. – Не сам, нет, не сам! Я чужие голоса профессионально отличаю, недаром столько лет, хоть и писателем считался, а стучал...

– В барабан? – тут же спросил обожающий музыку Фридрих.

– В КГБ! – пояснил стукач.

– То есть он поет под древесину? – блеснул знаниями попкультуры атомного века философ.

– Под фанеру, – поправил его экс-президент. – Замолкаем. Давай слушать...

А послушать было что. И музыка, и исполнение оказались просто гениальными. Но только здесь, в посмертии, Борису стало понятно, насколько потрясающим был и текст этой великой арии.

– «На земле весь род людской

Чтит один кумир священный,

Он один царит над всей вселенной,

Тот кумир – телец златой!»

Тут же по сцене проскакал герой песни, весело помахивая хвостом, из-под которого валился навоз в виде золотых слитков и монет. Бычок топтал и нанизывал на рога несметное число душ, кинувшихся собирать неожиданное богатство. Правда, те немногие счастливцы, которым удалось остаться целыми с халявой в руках, страшно разочаровывались: драгоценный металл с их ладоней тут же стекал вниз жидким дерьмом... правда, золотистого оттенка.

А Люцифер пел, заходясь в экстазе:

– «Этот идол золотой

Волю Неба презирает,

Насмехаясь, изменяет

Он Небес закон святой.

В угожденье богу злата

Край на край встает войной,

И людская кровь рекой

По клинку течет с булата...»

Телец превратился в многорукого идола, давившего поклоняющиеся ему души. Вокруг, как в фильме 3D развертывались картины гнусного и страшного зрелища – самого популярного на земле соревнования, известного как «пожизненный бег за длинным рублем». Впрочем, с тем же успехом его можно было бы назвать и боями без правил, и массовым избиением...

И тут адским крещендо грянул припев, потрясший всех слушателей:

– «Люди гибнут за металл,

Сатана там правит бал!»

Усилив финал своим фирменным хохотом, Дьявол сменил образ Мефистофеля на свое изображение из какой-то средневековой рукописи и почему-то загрустил вслух:

– Действительно, сколько уже веков правлю бал и тут, и там... Сплошное удовольствие. Скучно... Ничего не надо делать – людишки все делают сами за меня. В преисподней уже места не хватает... Надо новые зоны создавать... А ты чего лезешь в оркестровую яму? – вдруг он вытаращился на Ельцина, который пытался добраться до дирижера.

– Да я так расчувствовался, как в Германии, что захотел отобрать у Гуно палочку и подирижировать оркестром сам, – пояснил смущенный (что бывало с ним чрезвычайно редко) ЕБН. – Тряхнуть стариной, панимаш, захотелось...

– Ты в моих владениях чем-нибудь другим тряси! Хотя... Ведь нечем... Да и идея твоя, собственно, хорошая, потому что дурацкая и грешная! – одобрил Отец лжи. – Признай мою власть, поцеловав меня под хвост, – и дирижируй хоть целую вечность!

– Черта лысого! – отказался опомнившийся и устыдившийся (опять необычная для него реакция) Ельцин.

– Но я вовсе не лыс! – оскорбился Люфицер. – Это древние (кстати, хоть и белой расы, а весьма темные) русские изображали нечистую силу в виде черного человека с лысой яйцеобразной головой. И звали его – шиш! А это на самом деле – аллюзия на фаллос! Ладно, не хочешь – и не надо... Эй ты там, – закричал он на невидимого конферансье, – давай уже объявляй первую часть художественной программы!

– А сейчас лекцию «Моя роль в мировом искусстве» нам прочитает ... сам... Дь... я... а.... а... вол! – проорал глашатай на манер эннаунсера – ведущего, который объявляет о боксерском матче на звание чемпиона мира среди профессионалов.

Все зааплодировали, хотя беззвучные удары призрачных рук друг об друга выглядели комично. Сатана очутился за трибуной и требовательно поднял лапу. Зал замолк.

– Я прекрасно понимаю, что вы будете хлопать в ладоши до конца прощенного дня, лишь бы меня не слушать. Но я вам такого облегчения не предоставлю! Злитесь, что даже в часы избавления от страданий от Дьявола вам не избавиться! Внимайте: щас я дам вам мастер-класс!

– Учил рыбу топор, как плавать надо, – съехидничал кто-то из толпы.

– Лекцию свою я начну с понятия вкуса. Вкус – великое дело. Вот английский король Яков I приказывал живьем варить подозреваемых ведьм в котле и потом, попробовав на язык несколько капель получившегося бульона, безошибочно определял, действительно ли погибшая была колдуньей или пострадала безвинно. Вот это вкус! За такое мастерство он теперь правит в пекле своей собственной зоной!

А вот у тех, кто занимается изящными искусствами, вкуса подчас недостает. Это, впрочем, полбеды. Беда, если это касается лично меня! Причем, беда и для меня, и для тех, кто меня оболгал!

Возьмем конкретный пример. На средневековых картинах меня часто изображают с пенисом в виде змеи. Извращенцы! Ведь я им не позировал, кстати! И почему никому не пришел в голову вопрос: а может, Люцифер, бывший херувим, бестелесный и бесполый? А может, у меня женские гениталии?

Так нет, люди решили этот вопрос за меня и за всех бесов. В результате их измышлений получилось так, что отныне способность к сексу и деторождению у демонов есть! Вспомните ангелов, которые сошлись с земными девами и породили исполинов. Каббалисты придумали, будто помимо мужских и женских форм, которые бесы могут принимать, они и сами делятся на мужчин и женщин, сочетаются между собою и размножаются, как люди. Отсюда чертовы бабушки и матушки – не особо злые существа, охотно вступающиеся за людей перед своими свирепыми внучатами и сыновьями. Вот чем вызвана их популярность у славян, особенно русских и украинцев.

Вынужден вас разочаровать – родителей женского пола у нас нет, есть, правда, демоницы и бесицы... бесины... бески... словом, бесы-фемины. Или чертовки. Но посылать друг друга к ним бесполезно.

Однако вернемся к теме, которая волнует человечество вот уже много тысячелетий: есть ли у меня гениталии и какие они – пенис или вагина? Поразмышляем над этой глобальной проблемой.

Хорошо было богам древности: то они какую-нибудь богиню плодородия выкрадут, то к ним сами красотки прыгают на ложа, – мечтательно вздохнул Сатана. – А меня сначала вообще бесплотным задумали! И хотел бы плотски согрешить – а нечем! Спасибо, в Средневековье какие-то суперумные монахи придумали суккубов и инкубов, которые трахаются с людьми обоих полов. Я их и создал! И мне изобретательные христиане приделали детородный уд. Смотрите, какой!

Дьявол продемонстрировал свой извивающийся член – змей: до того длинный и толстый, что при виде такого синий кит, самое большое существо на планете, утопился бы от зависти, а все людские мачо получили бы грандиозный комплекс неполноценности.

– Ишь, чего придумали, охальники, безобразники, пошляки сексуально озабоченные! Одобряю! – закончил лукавый свою тираду неожиданно для всех.

Аудитория от радости, что хозяин инферно не гневается, расхохоталась.

– Почему в аду смеются почти так же часто, как плачут? – вслух удивился Ельцин. – Вроде бы не место здесь для веселья.

Сатана услышал его и снизошел до объяснения:

– Насколько бесоугоден смех, настолько же богоугодны слезы. Хорошие монахи никогда не смеялись, но часто плакали. Святой Авраамий Сирийский не проводил ни одного дня без слез. Вспомни, что Христос в евангелиях иногда плакал, но никогда не смеялся.

Ну, раз у вас смешливое настроение, – вернулся он к слушателям, – вот вам парочка забавных случаев из моей дьявольской практики. Однажды я подкинул советскому художнику Кроткову идею нарисовать картину «К. Ворошилов вместе с Л. Берией осматривают чайные плантации Аджарии». Он ее осуществил! Сей шедевр экспонировался в Москве, в Третьяковской галерее, на выставке художников Грузии! Народный художник СССР Джапаридзе создал монументальное полотно «Сталин, Молотов, Берия, Микоян на Черноморском побережье». Другой лауреат Сталинской премии, Налбандян написал картину «Для счастья народа»: члены Политбюро – в их числе Берия – задумались... Естественно, над тем, как сделать народ еще счастливей!

Газета «Советская Абхазия» опубликовала песню Киазима Агумаа о родном человеке с «глубоким и бесстрашным разумом». Исполни ее, Киазим!

– «... О Берии поют сады и нивы,

Он защитил от смерти край родной.

Чтоб голос песни, звонкий и счастливый,

Всегда звучал над солнечной страной».

– Авторов на сцену! – приказал Люцифер.

Соратники по искусству радостно закидали «осчастливленных» художников и поэта невесть откуда взявшимися какашками. Отец лжи продолжил лекцию:

– Другая моя идея – установить на Красной площади мемориал пионеру Павлику Морозову, донесшему на отца-кулака. Но Сталин вспомнил историю о Хаме (тот увидел своего пьяного отца Ноя нагим и рассказал об этом, за что был проклят) – и ограничился установкой памятника во всех парках СССР. Статуй мальчика-отцеубийцы потребовалось великое множество. История кончилась трагифарсом: скульптора Викторию Соломонович, которая на них специализировалась, подвел каркас, и один из гипсовых Морозовых обрушился на женщину и убил ее гипсовым горном! Ха-ха-ха!

Души изобразили собой иллюстрацию к строчке известной песни: «Веселится и ликует весь народ...»

– Ну, посмеялись – и хватит! – предупредил рогатый лектор. – Теперь о серьезном – о моей роли в мировом искусстве.

Технические способности мои беспредельны. Я ведаю все искусства, ремесла и мастерства, но, разумеется, не размениваюсь на пустяки, а предпринимаю только работы, достойные моей ловкости и силы. В Западной Европе, где искони люди живут в каменных зданиях, мне придумали страсть к архитектуре и строительству. Великое множество мостов, башен, стен, акведуков и тому подобных построек приписываются мне – гениальному зодчему и инженеру. Это я сложил знаменитую стену между Англией и Шотландией, воздвигнутую на самом деле по повелению римского императора Адриана. Я же перекинул мост через Дунай в Регенсбурге, через Рону в Авиньоне и другие, так называемые «чертовы мосты». В варварские и бедные Средние века громадные римские постройки, включая и великие военные дороги, казались превосходящими силы человеческие и, кроме дьявольского художества, народ не находил, кому их приписать. На Руси и в других славянских землях старинные оборонительные рвы длиною в сотни километров слывут «змиевыми валами». С этими «чертовыми стенами» люди соединяют такое предание: после долгих споров Бог и Сатана поделили между собою Вселенную, и вслед за тем я провел границы своего владения.

Страннее всего, что я, по их мнению, употреблял нередко свои архитектурные таланты также на возведение церквей и монастырей. Но, конечно, в этом случае я либо преследовал какие-либо свои тайные цели, либо был побуждаем волею, сильнейшею, нежели моя собственная. Так, мною были сделаны планы и другие рисунки для Кельнского и Ахенского соборов, а последний даже отчасти, если не весь, мною выстроен. В Англии считается постройкою Дьявола аббатство Кроулэнд. Я настолько горжусь своим зодческим талантом, что однажды вызвал анхангела Михаила, старого своего неприятеля, на состязание, кто возведет красивее церковь на горе Сен-Мишель в Нормандии. Архангел, как и следовало ждать, победил, но и я не ударил лицом, то бишь рылом, в грязь.

В результате всех этих людских придумок ни я, ни мои слуги совершенно не боимся находиться внутри христианских храмов!

Епархий, епископ альвернов, во времена короля Гильдеберта нашел однажды свою церковь полною демонов. И сам князь их, то есть я, восседал на епископском месте в мерзостном виде публичной девки!

Почему, кстати, мерзостном?! Ну, показал я народу срамные части – что тут такого? Дело обычное, например, для ельцинской России – не так ли, Борис? Ты ведь не стеснялся принародно и мочиться, и мокрые трусы выжимать?

Монах-летописец Цезарий, со справедливым возмущением к произведенному соблазну, рассказывал, как мои демоны ворвались в одну церковь стадом грязных хрюкающих свиней. Ельцин, сколько чиновников, соблазненные твоим примером, теперь просто ломятся в святые здания?!

Было и есть много «одержимых бесами» храмов. Не ошибся тот художник, который над порталом Собора Парижской Богоматери поместил статую Дьявола, опирающегося на парапет в удобной позе особы, которая совсем не стеснена тем, что забралась в место, для нее запретное, а, напротив, чувствует себя по-домашнему. Прав был и немецкий писатель Лессинг, по замыслу которого не оконченный им «Фауст» начинался собранием демонов в церкви. Напоминает прощание «новых русских» с застреленным «держателем общака».

В «Золотой легенде» американского поэта Лонгфелло Люцифер, одетый священником, входит в церковь, становится на колени, насмешливо удивляется, что домом божиим слывет такое темное и маленькое помещение, кладет несколько монет в церковную кружку, садится в исповедальню и исповедует князя Генриха, отпуская ему грехи с напутственным проклятием, а потом уходит дальше «по своим делам». В русских сказках черт нисколько не боится селиться в церкви и даже питается отпеваемыми в ней покойниками. Вот ведь придумали, падлы! Стану я жрать такую гадость! Мне души подавай!

Валаамский игумен Дамаскин любил рассказывать, как в молодости своей он видел Дьявола купающимся в водах святого пролива у самых стен скита, в котором юный Иоанн отбывал свое послушание. Это – правда. Однако он забыл добавить, что купался я голым в образе весьма аппетитной девахи. То-то он до старости этот случай запомнил!

Теперь о некоторых чертах внешности, мне приписываемых. Черный цвет ворона сделал его символом демона в католическом искусстве, особенно в архитектурных украшениях средневековых церквей. В его образе часто является бес. По святому Евкру, птица сия обозначает черную душу грешника, а святой Мелитон считает его моим символом. Это так и не так. Помимо сей птицы моими символами выступают и пес, и дракон, и летучая мышь, и змей, и вообще любое животное, которого люди боятся.

Еще одно заблуждение. Черта всегда почти изображают хромым – вследствие падения с неба. Это на самом деле – падение на меня мифа о хромом огненном божестве: скинутый эллинским Зевсом с Олимпа кузнец Гефест, скандинавский хитрован Локи. Русским крестьянам и монахам в Средневековье я частенько являлся под именем Анчутки Беспятого (с отшибленной пятою). Будучи хромым сам, я якобы ищу компаньонов по несчастью и потому обожаю портить ноги людям, мне вверяющимся или, наоборот, покушающимся на мои богатства (какие, кстати?!). Вообще-то я хромаю только, когда сам захочу.

Следует понять, наконец, что облик, в котором я являюсь людям, – всего лишь маскировка. На самом деле я обычно пребываю внутри человека! Средневековые монахи это знали – и постоянно плевали, чтобы выплевать как можно больше Дьявола, которого предполагали внутри себя. В «Откровениях» святой Бригитты говорится, что я сижу в сердце человека, как червь в яблоке; в детородных частях, как кормчий на корабле; между губ, как стрелок с натянутым луком. Таким образом, даже и у крещеных тело дает мне много приюта. Засев в нем, я сперва одолеваю его ленью, обжорством, сонливостью, а уже потом бросаюсь в душу. Вероятно, именно поэтому многих бесноватых легко излечивали не только молитвы и заклинания, но и хороший прием слабительного и диета или, напротив, улучшение в пище. Мужикам неплохо помогали клизмы, истеричным бабам – плетка. Впрочем, истинно благочестивые правоверы принимали эти средства как грубые, материальные и недостойные религиозного, а уж тем более святого человека. Аутодафе, виселица – куда лучшие лекарства для «одержимых бесом», хотя Христос лечил их словом...

Повторюсь: внешнее мое явление – всегда иллюзия! Чтобы опозорить святую Кунигунду, я однажды вышел из ее спальни в виде рыцаря. Приняв образ святого Сильвана, я волочился за одной девицею и нарочно дал поймать себя у нее в спальне под кроватью. Фома Кантипратийский видел однажды меня в образе монаха, который с нарочитою непристойностью обнажился, будто бы по естественной нужде. Когда святой окликнул бесстыдника, я тотчас изчез. Тот же Фома жаловался на бесов, которые компрометировали кельнское монашество, устраивая по ночам пляски на пригородных полях и одеваясь для этих балов в свои белые рясы.

Твоего генерального прокурора Скуратова и министра юстиции Ковалева скомпрометировали не кувыркавшиеся с ними путаны, а суккубы, принявшие облик шлюх. «Невинно обвиненные» чиновники зря не догадались на бесов сослаться... И полетели со своих высоких постов!

И, наконец, самое дурацкое представление обо мне и моих слугах. Одна страдающая галлюцинациями дама оделила демонов, на нее нападавших, странным именем «человекоживотных». Полная безвкусица!

– Но все же каковы Вы на самом деле? Красивы или безобразны? – не побоялся проявить интерес какой-то художник.

– Народная демонология и в Средние века, и сейчас настойчиво желала и желает соединить красоту с понятием добра, а зло воплощает в отталкивающее уродство, либо, в виде снисхождения, презрительно одевает его искаженными формами смешного шутовства. Вообразить Сатану отвратительным требовали ненависть и страх ко мне, которые внушала и которых требовала церковь. Авторы житий, святых, сказочники, поэты, художники и скульпторы усердно тратили вдохновение и силы на изображение меня в самом гнусном виде и иногда преуспевали в сем настолько, что я выходил из терпения, находя, что это уж слишком. За подобный пасквильный портрет я даже столкнул одного художника с лесов, на которых тот работал. К счастью сего паршивца Мадонна, которую он незадолго пред тем написал совершеннейшею красавицей, протянула руку с картины и удержала его в воздухе. Несправедливо!

Знаменитый художник XIV века Спинелло, человек крупного дарования и чрезвычайно живой фантазии, рисовал для церкви Сан-Анжело в своем родном городке Ареццо картину, изображавшую падение ангелов, причем придал Люциферу такой ужасный вид, что сам не выдержал созданного им зрелища. Старику всюду начал представляться я, упрекающий его за безобразие, в котором художник меня изобразил. Постоянная галлюцинация эта так подействовала на Спинелло, что тот заболел. Живописец попробовал искупить свою вину предо мною, придав мне, – первый из художников, – более приличный образ, но опоздал с этим своим покаянием, потому что я не давал ему покоя и замучил-таки бедного галлюцината до смерти.

Вообще-то человекоподобность Дьявола признавали все визионеры, удостоившиеся чести меня лицезреть, но о точной моей наружности, даже о росте, не только каждый из них, но часто один и тот же говорили разно. Святой Антоний видел меня однажды черным гигантом, который головою касался облаков, другой раз – в виде голого негритенка. Манихеи, еретики второй половины III века, приписывали князю тьмы гигантские размеры. Анахореты пустыни Фиваидской встречали главного беса обыкновенно в виде эфиопа, что естественно для белых людей, поселившихся среди чернокожих. В Средние века негр этот перекочевал из Африки в Европу, и таковым видел меня даже святой Фома Аквинат. В русской церковной литературе, а в особенности в старообрядческой, «эфиоп» и «мурин» играют весьма важную роль – настолько, что оба имени, потеряв свое этническое значение, стали нарицательными кличками Дьявола, обратились из эпитетов в синонимы предмета.