Текст книги "Ельцын в Аду"

Автор книги: Юрий Пульвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 108 страниц)

С нами, с нами, – согласились и канцелярский крыс, и конвойный. – И чего ты время тянул? В инферно, как в вашей советской коммунальной квартире, все про всех знают! Да мы про тебя ведаем больше, чем ты сам про себя! Порядок такой у нас! Ты в России бюрократию расплодил? А Сатана чем хуже? Так что ложь мы сразу распознаем.

По каким признакам? – залюбопытствовал экс-гарант, похолодев при мысли, что было бы, если бы так происходило на земле во время его жизни.

«Ложь всегда извивается, как змея, которая никогда не бывает прямой, ползет ли она или лежит в покое; лишь когда она мертва, она пряма и непритворна». Здесь ложь, как и творцы, ее мертвы...

Это кто сказал?

Основатель протестантства Мартин Лютер, – заулыбался Оливера.

Чего ж он здесь, а не наверху?

Еретичков жег не хуже католиков, призывал князей к уничтожению мятежников во время Крестьянской войны в Германии... Но давай к твоим грехам вернемся... Зачем ты врал – и в своих мемуарах, и здесь, пред апостолом Петром?

«Когда вы читаете биографию, помните, что правда никогда не годится для опубликования». Почему же президент России должен стать исключением? Для сведения мистера Ельцина: я – Бернард Шоу, английский драматург.

Итак, краткое напутствие новичку, – Оливера встал и вытянулся во фрунт. – До твоего первичного суда, который произведет Пантократор на сороковой день, ты имеешь статус свежеупокоенного. После вынесения обвинительного приговора ты – адозаключенный, сокращенно адзек. Есть еще мигранты, но это – особая статья нашего Адского Уложения о Наказаниях. Находиться будешь в зоне по своему выбору. Спросишь: почему такой либерализм? Ответ примитивный, будто мозги «нового русского»: каждый свое место в аду уготавливает сам для себя своими поступками и помыслами. Мучается он не физически (тела-то нет!), а духовно: переживает самые худшие моменты своего земного существования, которым обязан сам себе, своим близким или своим лидерам, чью волю он согласился выполнять. Забвение здесь невозможно: все свои горести и беды грешник переживает снова и снова столь же сильно и остро, как в первый раз. Осознание того, что кара заслуженная, усиливает страдания.

Сейчас тебе выделят гида на остаток дней, он проведет тебя по зонам. Из всех имеющихся проводников сопровождать тебя согласилась лишь одна, на мой взгляд, шизанутая душа. Ницше, забирай подопечного, и проваливайте ко всем святым из Адской Канцелярии! В Небесную Канцелярию! Шутка, ха-ха!

Зал с канцелярскими крысами пропал так же быстро, как последний рубль из кармана алкоголика в винном магазине. В темном пекельном пламени экс-гарант разглядел своего нового спутника: душу человека лет пятидесяти с печатью явного безумия на очень умном лице. Высокий лоб и пышные кустистые усы делали его похожим на Максима Горького.

– Здравствуйте! Позвольте представиться: Фридрих Ницше. Гений. Философ. У меня «...самый независимый ум во всей Европе, и я единственный немецкий писатель...» А самое главное, «я – первый имморалист».

– Это который первый придумал голышом по улицам бегать? – блеснул эрудицией ЕБН.

Пришелец скривил призрачные губы:

– Как говорили в России полвека назад, не шейте мне аморалку! В общественных местах обнажаются, а потом смываются от полиции стрикеры. Аморалисты – те, кто своим поведением нарушают правила морали, а имморалисты их не признают вообще из принципа.

Ельцин окончательно запутался (ну, не рубил он в тонких материях, – только в грубых), о чем не преминул сообщить собеседнику. Оказалось, что Ницше лишь дай повод чего-нибудь объяснить. Как выяснилось, обиходный разговор он вел весьма кратко и толково, но стоило ему заговорить о себе или своем творчестве, как философ переходил на высокий штиль и понять его зачастую было невозможно.

– «В сущности в моем слове имморалист заключаются два отрицания. Я отрицаю, во-первых, тип человека, который до сих пор считался самым высоким, добрым, доброжелательным, благодетельным; я отрицаю, во-вторых, тот род морали, который, как мораль, достиг значения и господства, – мораль декаданса, говоря конкретнее, христианскую мораль. Можно на второе отрицание смотреть как на более решительное отрицание, ибо слишком высокая оценка добра и доброжелательства в общем есть для меня уже следствие декаданса, симптом слабости, несовместимый с восходящей и утверждающей жизнью».

– Ничего не понял!

– Попробую еще раз.

– Только о себе говорить надо, а не о своем... этом... маразме... то есть морализме.

– Я и мое творчество неразделимы!

– Как что?

– Как бы выразиться попроще и поточнее, чтоб даже русский экс-президент понял... Как вода и этиловый спирт в водке! Дошло?

– Вроде да... – промямлил озадаченный Борис Николаевич.

– Тогда начинаем приобщаться к великому – ко мне и моим творениям.

– Крутого из себя строит, а похож... на порядочного политика: многие вроде о нем слышали, но вот никто его не встречал, и в чем его достоинства – неизвестно, – начал размышлять вслух экс-президент.

– Порядочный политик – это оксиморон...

– Да что ж все сыпятся афоризмы непонятные, какие-то загогулины словесные! Будто в западных песнях – звучат красиво, а как переведут на русский – сплошная галиматья!

– Не удивительно, что Вас «затрудняет форма афоризмов: затруднение в том, что к форме этой относятся слишком легко. Афоризм, правильно отчеканенный и отлитый, требует не простого прочтения, а «расшифровки». Здесь именно должно начинаться истолкование, для которого требуется особое искусство». Специально для Вас объясняю: оксиморон – соединение противоположностей, логически исключающих друг друга: порядочный политик, честный чиновник, непродажный милиционер и тому подобные российские абстракции. И все же – ближе к моему телу... теперь уже душе. «В предвидении, что не далек тот день, когда я должен буду подвергнуть человечество испытанию более тяжкому, чем все те, каким оно когда-либо подвергалось, я считаю необходимым сказать, кто я. Знать это, в сущности, не так трудно, ибо я не раз «свидетельствовал о себе». Но несоответствие между величием моей задачи и ничтожеством моих современников проявилось в том, что меня не слышали и даже не видели... При этих условиях возникает обязанность, против которой в сущности возмущается моя обычная сдержанность и еще больше гордость моих инстинктов, именно обязанность сказать: выслушайте меня, ибо я такой-то и такой-то. Прежде всего не смешивайте меня с другими!

Я, например, вовсе не пугало, не моральное чудовище, – я даже натура, противоположная той породе людей, которую до сих пор почитали как добродетельную. Между нами, как мне кажется, именно это составляет предмет моей гордости. Я ученик философа Диониса, я предпочел бы скорее быть сатиром, чем святым».

То есть не дурак выпить и поволочиться за бабами, – догадался Ельцин: до такой степени он греческую мифологию знал.

– Один из тех яйцеголовых, которые людскую породу через коленку ломают, чтоб исправить? – высказал он вслух другое свое соображение.

– «Улучшить» человечество – было бы последним, что я мог бы обещать. Я не создаю новых кумиров, пусть научатся у древних, во что обходятся глиняные ноги. Мое дело скорее – низвергать кумиры – так называю я идеалы... Ложь идеала была до сих пор проклятием, тяготевшим над реальностью. Само человечество, проникаясь этой ложью, извращалось вплоть до глубочайших своих инстинктов, до обоготворения ценностей обратных тем, которые обеспечивали бы развитие, будущность, высшее право на будущее».

– Похоже на библейских пророков...

– Я – не пророк, я – рок! «Почему являюсь я роком. Я знаю свой жребий. Некогда с моим именем будет связываться воспоминание о чем-то огромном, – о кризисе, какого никогда не было на земле, о самой глубокой коллизии совести, о решении, предпринятом против всего, во что до сих пор верили, чего требовали, что считали священным. Я не человек, я динамит. И при всем том во мне нет ничего общего с основателем религии – всякая религия есть дело черни, я должен мыть руки после каждого соприкосновения с религиозными людьми.

...Я не хочу «верующих», я полагаю, я слишком злобен, чтобы верить в самого себя, я никогда не говорю к массам... Я ужасно боюсь, чтобы меня не объявили когда-нибудь святым...

Может быть, я есть паяц... И несмотря на это, или скорее, несмотря на это – говорит во мне истина. – Но моя истина ужасна...»

– У нас про таких поговорка есть: «Шибко умный», – съязвил ЕБН. Подколка шкуру Ницше не проткнула: он ничего не знал про чукчу и связанные с этой эпической фигурой пласты российского народного творчества. Издевку Фридрих воспринял как похвалу и на полном серьезе стал развивать тему.

– Я не просто очень умен, я – мудр! «Почему я так мудр... Счастье моего существования, его отличительная черта лежит, быть может, в его судьбе... У меня более тонкое, чем у кого другого, чувство восходящей и нисходящей эволюции; в этой области я учитель par excellence, – я знаю ту и другую, я воплощаю ту и другую... Мне не нужно устремление, а только простое выжидание, чтобы невольно вступить в мир высоких и тонких вещей: я там дома, моя самая сокровенная страсть становится там впервые свободной. То, что я заплатил за это преимущество почти ценою жизни, не есть, конечно, несправедливая сделка. – Чтобы только что-нибудь понять в моем Заратустре, надо, быть может, находиться в тех условиях, как я, – одной ногой стоять по ту сторону жизни...»

– Кто такой Заратустра? – опрометчиво спросил ЕБН. Лучше бы он этого не делал! И без того безумные глаза пришельца загорелись адским огнем, и на бедного, ничего не понимающего экс-гаранта обрушился словесный водопад-панегирик ницшеанскому талмуду «Так говорил Заратустра»:

– «Среди моих сочинений мой Заратустра занимает особое место. Им сделал я человечеству величайший дар... Эта книга с голосом, звучащим над тысячелетиями, есть не только самая высокая книга, которая когда-либо существовала, настоящая книга горного воздуха – сам факт человека лежит в чудовищной дали ниже ее – она также книга самая глубокая, рожденная из самых сокровенных недр истины, неисчерпаемый колодец, откуда всякое погрузившееся ведро возвращается на поверхность полным золота и добра. Здесь говорит не «пророк», не одно из тех ужасных двойственных существ из болезни и воли к власти, которые зовутся основателями религий...

Оставим в стороне поэтов: быть может, вообще никогда и ничто не было сотворено от равного избытка сил... Применительно к нему вся остальная человеческая деятельность кажется бедной и условной. Какой-нибудь Гете, какой-нибудь Шекспир ни минуты не могли бы дышать в этой атмосфере огромной страсти и на этой высоте. Данте в сравнении с Заратустрой есть только верующий, а не тот, кто создает впервые истину, дух управляющий миром, рок, – поэты Веды суть только священники, не достойны развязать ремень у обуви Заратустры; но это есть еще наименьшее и не дает никакого понятия о том расстоянии, о том лазурном одиночестве, в котором живет это произведение...

Пусть соединят воедино дух и доброту всех великих душ: все вместе они не были в состоянии произнести хотя одну речь Заратустры. Велика та лестница, по которой он подымается и спускается; он дальше видел, дальше хотел, больше мог, чем какой бы то ни было другой человек. Он противоречит каждым словом, этот самый утверждающий из всех умов; в нем все противоположности связаны в новое единство. Самые высшие и самые низшие силы человеческой натуры, самое сладкое, самое легкомысленное и самое страшное вытекают у него из единого источника с бессмертной уверенностью. До него не знали, что такое глубина, что такое высота, еще меньше знали, что такое истина... Не было мудрости, не было исследования души, не было искусства говорить до Заратустры...

Самая могучая сила образов, какая когда-либо существовала, является убожеством и игрушкой по сравнению с этим возвращением языка к природе образности... Здесь в каждом мгновении преодолевается человек, понятие «сверх-человека» становится здесь высшей реальностью, – в бесконечной дали лежит здесь все, что до сих пор называлось великим в человеке, лежит ниже его».

Маэстро болтологии, виртуоз самовосхваления, чемпион по демагогии, бывший президент России сдох бы от зависти, если бы уже не умер три дня назад от инфаркта. Такого он не слышал доселе ни от кого – и совершенно одурел. Решил опустить собеседника на землю, понял, что это невозможно – и постарался вернуть его ближе к реальности – на адскую почву:

– И откуда ж такой фрукт на мою ныне несуществующую голову упал?

Эта тема гениального безумца тоже в высшей степени привлекала:

– «Мои предки были польские дворяне... Когда я думаю о том, как часто обращаются ко мне в дороге, как к поляку, даже поляки, как редко меня принимают за немца, может показаться, что я был только пристегнут к немцам. Однако моя мать, Франциска Элер, во всяком случае нечто очень немецкое; так же как и моя бабка с отцовской стороны, Эрдмута Краузе.

Мой отец, родившийся в 1813 году, умер в 1849 году. До вступления в обязанности приходского священника общины Раккен близ Лютцена, он жил несколько лет в Альтенбургском дворце и был там преподавателем четырех принцесс. Его ученицами были гановерская королева, жена великого князя Константина, великая герцогиня Ольденбургская и прицесса Тереза Саксен-Альтенбургская. Он был преисполнен глубокого благоговения перед прусским королем Фридрихом-Вильгельмом четвертым, от которого он получил церковный приход. Я сам, рожденный в день рождения названного короля, 15 октября 1848 года, получил, как и следовало, имя Гогенцоллернов Фридрих Вильгельм. Одну выгоду во всяком случае представлял выбор этого дня: день моего рождения был в течение всего моего детства праздником».

– Странно, как при подобном происхождении и воспитании можно стать таким вот... – пробормотал в задумчивости Борис Николаевич, не найдя своему собеседнику точного определения из-за скудости словарного запаса. Лучше бы он этого не говорил! Сверхтемпераментный философ опять взорвался вулканом:

– Именно происхождение, воспитание и образование позволили мне увидеть то, чего не узнал никто до меня! «До сих пор ложь называлась истиной. – Переоценка всех ценностей: это есть моя формула для акта наивысшего самосознания человечества, который стал во мне плотью и гением. Мой жребий хочет, чтобы я был первым приличным человеком, чтобы я сознавал себя в противоречии с ложью тысячелетий... Я первый открыл истину чрез то, что я первый ощутил ложь как ложь – воспринял ее обонянием... Мой гений в моих ноздрях... Я противоречу, как никогда никто не противоречил, и несмотря на это – я противоположность всеотрицающего духа. Я благостный вестник, какого никогда не было, я знаю задачи такой высоты, для которых до сих пор недостовало понятий; впервые с меня опять существуют надежды. При всем том я по необходимости человек рока. Ибо когда истина вступит в борьбу с ложью тысячелетий, у нас будут сотрясения, судороги землетрясения, перемещение гор и долин, о каких никогда еще не грезили. Понятие политики совершенно растворится в духовной войне, все формы власти старого общества будут взорваны на воздух – они покоятся все на лжи: будут войны, каких еще никогда не было на земле. Только с меня начинается на земле великая политика».

– Как я понял, это из-за какого-то философа две мировые войны состоялись? Не слишком ли много на себя взято?

– Для меня ничего не много! «Я гораздо более ужасный человек, чем кто-либо до сих пор существовавший; это не исключает того, что я буду самым благодетельным. Я знаю радость уничтожения в степени, соразмерной моей силе к уничтожению, – в том и другом я повинуюсь своей дионисовской натуре, которая не умеет отделять отрицания от утверждения. Я первый имморалист: поэтому я уничтожатель par excellence».

– Второй раз слышу слова «пар» и какой-то “экселянс”... Водяной? Или это пара? Пара сил? – физику выпускник строительного института помнил, а вот французского не знал.

– Это выражение означает «прежде всего», «по преимуществу».

– Задолбало меня всезнайство! – душа хотела было вздохнуть, но не получилось.

А меня – невежество!

Камень ударил о камень – вспыхнул огонь ссоры.

– Чего Вы на меня пялитесь злобным взором? Не понимаете, чего я Вам пытаюсь вбить в голову? Хорошо, попробую простыми словами, как с ребенком! Я – немецкий философ, которого в СССР объявили идеологом нацизма, хотя после смерти Сталина и начали публиковать. Да, я не Виргилий, но и Вы – не Данте! Хотя я – выше Виргилия, а Вы – гораздо ниже Данте!

ЕБН впервые обратился к наглому пришельцу напрямую:

А почему моим гидом вызвался стать именно ты? – переходить на «Вы» Ельцин не собирался.

Потому что я – единственный, кто имеет доступ во все зоны, где тызаказан, – Ницше тоже отбросил церемонии, – и единственный из адских обитателей, кто согласился якшаться с такой презренной и гнусной тварью, как российский политик...

Незачем меня обзывать! Я, конечно, делал ошибки, но не нарочно...

Позволь тебе не поверить. «Последствия наших поступков хватают нас за горло, хотя бы мы за это время и «исправились».

А ты сам-то за что срок мотаешь?

«Больше всего бываешь наказан за свои добродетели».

Перестань острить, говори серьезно, панимаш!

У меня, как у вашего русского Грибоедова, сплошное «горе от ума». Слишком образные и едкие афоризмы придумывал.

Типа?

Какого типа? А, в смысле «например»? Ну, скажем, «Не следует ходить в церковь, если хочешь дышать чистым воздухом».

Писания надо было читать! – встрял в диалог кто-то посторонний. – В моих «Притчах» ясно ведь глаголено: «Кто хранит уста свои, тот бережет душу свою; а кто широко разевает рот, тому беда».

Что же ты сам-то, премудрый Соломон, в шеоле томишься?! Впрочем, ты попал сюда не из-за слишком длинного языка, а из-за другого органа... Нечего было в угоду своим семистам женам и наложницам идольское капище близ Иерусалима возводить! Тоже мне миротворец! Двоюродного дядю – великого полководца Иоава – и своего родного брата Адонию смерти предал. Израиль налогами придавил так, что после твоей кончины народ сразу восстал – и страна раскололась надвое. А еще меня учит! Ладно, отбрехался от Экклезиаста.

Чего ж он за тобой последнее слово оставил?

Совесть его слишком сильно мучает, человек-то он был не злой и очень мудрый.

Те, кто у власти, должны уметь бороться с совестью!

Так это там, на земле... Я еще афоризм придумал: «Если мы выдрессируем свою совесть, она будет, кусая, целовать нас».

Здесь не получается... Кусает, зараза, в полную силу, мочи нет терпеть... Но все же... Признайся честно: почему ты набился в мои провожатые?

Да уж больно хотелось на тебя взглянуть. Приходилось мне за последнюю адскую десятилетку с несколькими адозаключенными россиянами встречаться. У них такие странные представления об анатомии своих сограждан, особенно гениталиях! Это находит отражение в фольклоре. Большинство их фраз просто невозможно перевести на другие языки, да еще и эвфемизмы, слова – заменители, смягчающие смысл, надо использовать, а то сплошная матерщина получается. «Надень шапку на хрен, а то горло болеть будет! В этом пруду воды по колено, а рыбы до хрена. Это дело мне по плечу, остальное – по хрену!» Как у вас же говорят, хрен поймешь! Хотя почему и зачем я должен какой-то овощ понимать?! Или мужской детородный член?

ЕБН не любил, когда в его присутствии слишком много внимания уделяли посторонним темам, будь то пресловутый хрен, связанные с ним в поговорке пряники или «Большой взрыв», образовавший Вселенную. Посему он не стал тянуть ни кота, ни беса за хвост, а просто оборвал собеседника и перевел разговор опять на себя, горячо любимого – если не всем народом, то уж самим собой и Семьей – точно.

Кончай базарить! Отвечай на мой вопрос конкретно!

Чисто конкретно? Тьфу, это я у ваших нуворишей набрался... Меня очень интересовали твои подлинные внешность, анатомическое строение и рост. Почему? Уж больно своеобразно твои подданные тебя описывали. Спрашиваю одного россиянина-адзека: кто ваш президент? Отвечает: «Хрен однозначно!»

Это жириновец!

Другим твоим соотечественникам-современникам задаю вопрос: каков Ельцин? Ответы схожие: «Хрен моржовый», «Хреновый президент». С Фрейдом посоветовался (он в Зоне мигрантов сидит). Зигмунд диагноз поставил: в России любой лидер, будь то царь, генсек или президент – ходячий фаллический символ. Или лежачий, как в случае с Лениным, Брежневым, Андроповым и Черненко.

– А как же коллективные органы правления: Семибоярщина, Политбюро?

– Глянь, бывший президент – а чего-то из истории знает! Удивил! Впрочем, в Политбюро ты состоял, а Семибоярщину наверняка запомнил по аналогии с «семибанкирщиной», которая тебя к власти вернула. Что касается твоего вопроса, ты сам дал на него ответ: это именно «органы». При раскопках погибшего при извержении вулкана Везувий древнеримского города Геркуланума был найден полифаллический колокольчик: несколько скульптурных пенисов соединены причудливым образом, и на каждом подвешен колокольчик. Вот ваше Политбюро! Тем не менее всегда находился главный член, который звонил первым, а уж за ним – все остальные.

Но вернемся к мнениям о тебе соотечественников. Еще один охарактеризовал тебя коротко и емко: “Бл...!» Мы с Фрейдом и с несколькими учеными – лингвистами долго спорили над этимологией и точным значением сего, пожалуй, наиболее часто употребляемого в России термина. Сначала думали, что это – англицизм. Заимствованное у британцев или американцев слово «леди» твои соотечественники видоизменили путем добавления приставки «б», что равнозначно греческой букве «бета». Первоначальная гипотеза такова: положение женщины на иерархической общественной лестнице русские обозначают путем добавления приставки из одной буквы греческого алфавита к заимствованному термину «леди». По аналогии с социальной структурой стайных животных: альфа-самец (сокращенно а-самец), бета-самец, гамма-самец и так далее. Однако от этой версии пришлось отказаться: мы ни разу не слышали существительных «алядь» или «глядь» (только глагол «гляди»). Использовалась, правда, приставка «про» перед «б», но как именно она меняла значение всего слова, неясно.

В конце концов, применив методику психоанализа, мы пришли к выводу, что это слово – эвфемизм понятий «фригидная» или «проститутка». Я прав?

Не совсем.

Растолкуй.

Попробую разъяснить с помощью анекдота. Приходит баба к сексопатологу и говорит:

Меня никто – ни муж, ни начальник, ни товарищи на работе, ни мужики с нашего двора, ни случайные встречные – не удовлетворяют.

Да вы, милочка, нимфоманка.

Вот-вот, доктор, дайте мне справку, что я – нимфоманка, а то все называют бл...ю.

Ницше призадумался. Затем робко потоптался на адской почве. Наконец, решился и спросил:

Можно, ты мне обьяснишь все на моем личном примере?

Валяй.

У меня есть... точнее, была очень близкая знакомая. Ее зовут Лу Андреас – Саломе. Она, кстати, «молодая русская», из богатой культурной семьи. «Изумительная женщина.. Дочь русского генерала». Я в нее был очень влюблен. И она поначалу вроде бы отвечала мне взаимостью...

Небось, в конце концов она вышла замуж за твоего соперника?

Да, за некоего Андреаса...

Ну, бывает, что твоя любимая женщина любит другого...

Да она к супругу нежных чувств не питала! Согласилась создать с ним семью лишь потому, что тот пригрозил покончить с собой.

Какая сердобольная!

Совсем наоборот. Лу выставила ему условие, что он будет ее содержать, но она не будет иметь с ним интимных отношений. Он согласился...

Да ты что? Ну, вообще... Во какая загогулина! Слыхал я про таких, кто давать-давали, а замуж не выходили. А вот про такую, чтоб замуж выйти – и не дать... Только, пожалуй, в житиях святых еще во времена Древнего Рима про таких духовных жен писали... И как же они жили?

Андреас спал со специально нанятой молодой служанкой, родившей ему двух сыновей.

А Лу, значит, осталась старой девой?

Если бы! Она имела полную свободу, объехала полмира, писала романы, стихи, дружила с писателями. И... спала со всеми талантливыми мужчинами, которых встречала. Меняла их, как перчатки. Моя сестра называла ее архидьяволом. Кстати, она была права: в инферно Лу – одна из весьма успешных дьяволиц-искусительниц. «Она, как никто другой, подготовлена к принятию той части моей философии, которая еще не полностью сформулирована». Она даже написала обо мне книгу. И посвятила мне поэму – написанную, между прочим, на немецком, чужом для нее языке! Эти ее стихи «... производят на меня прямо подавляющее впечатление, и я не могу читать их без слез... Ее острый ум напоминает зрение орла, ее душа смела, как лев, а между тем это чрезвычайно женственное дитя. Это самая умная женщина в мире». Так я некогда считал. А кто такая Лу, по твоему мнению?

Бл... без всякого сомнения! Хотя, конечно, далеко не дура.

Прав ли я, постулируя, что «фригидная» и «нимфоманка» – это болезни, «проститутка» или «шлюха» – профессия, а «бл...» – главная черта характера, проявляющаяся в том числе в манере поведения?

Эк мудрено загнул! В общем-то, верно. А ты со специалистами о ней не говорил?

Много раз – с Фрейдом.

И как он ее называл?

Своей ученицей. Она училась у него психоанализу.

То, чего Ельцин не знал о Фрейде, равнялось по объему всем толстым томам, составлявшим научно-литературное наследие основоположника психоанализа. Но имя он слышал, а также пару модных терминов вроде «либидо сексуалис» и «эдипов комплекс». На них, впрочем, ЕБН наложил мысленно невидимую печать: «фигня».

Слушай, Фрейд – это тот яйцеголовый, кто все психические болезни в буквальном смысле сводит на хрен?

Герр Ельцин, спасибо за остроумное, образное и точное, хотя, боюсь, слишком упрощенное определение сути моего научного открытия. Будете у нас в зоне – непременно заходите. Ваш покорный слуга Зигмунд Фрейд, – произнес издали приятный, хорошо поставленный голос.

Никак не могу привыкнуть к тому, что здесь – как в Интернете: с любым и отовсюду можно переговорить. А что из себя представляет твой приятель?

Зигмунд – гениальный ученый, великий врач, чудесный и культурный человек, примерный семьянин и верный друг. Он вполне достоин рая. Но, к несчастью, при жизни был безбожником, а потому помещен в Зону мигрантов. Однако вернемся к твоей загадке...

Какой еще?

Множество россиян называет тебя «бл...ю». Вполне справедливо: ты – продажная тварь, как и всякий политик. Но ведь ты – не женщина! До сих пор мы с Фрейдом над разгадкой бьемся. Пока теория одна: отношение российского народа к власти – типичный «эдипов комплекс». Хотя здесь ближе аналогия с древнегреческими богами Ураном и Кроносом. Второй сверг первого (своего отца, кстати) и сделал его евнухом. Народу постоянно хочется оскопить власть – папу, который имеет родину – мать, и занять место папы, чтобы самому эту родину иметь... Оскопленный (мысленно) лидер ассоциируется с продажной девкой. Как тебе такое объяснение?

А потом мне один ваш интеллигент еще интересную вещь сказал: «Чего Вы от Ельцина хотите? Он же – строитель по специальности, а российские представители этой профессии ничего путного делать не умеют. У них даже анатомия особая: руки из жопы растут, глаза все время к карману клиента устремлены, в голове лишь две мысли: как бы схалтурить и чего бы украсть».

Это, наверняка, обиженный заказчик был...

Как ты точно угадал! Этот интеллигент непосильным трудом заработал денег, на них коттедж себе построил, решил на втором этаже туалет опробовать. Сделал свое дело, дернул за ручку сливного бачка – а у него на первом этаже на кухне, в ванной и в сауне из всех отверстий дерьмо жидкое вверх полезло. Он с расстройства совершил какой-то акт, который я не понял: «дал дуба», а потом здесь оказался.

И чего волноваться? Подумаешь, водопроводные трубы с канализацией состыковали! Делов-то! У нас и не такое бывало...

Да, я слышал про армянский город Спитак, где после не самого сильного землетрясения почти все дома рухнули по таинственной причине...

Какие там тайны! В бетон цемента не доложили...

Но вернемся к твоей анатомии. С виду ты – вполне обычная душа... А меня тобой пугали... Правда, оговаривались: дескать, хуже обычных российских строителей могут быть только ваши же дорожные строители. А автомобилестроителей какой-то свежеупокоенный, молодой совсем, его еще бесы – конвоиры дразнили наркомом... Непонятно: какой из него народный комиссар?

Так в шутку зовут наркоманов...

Тогда понятно. Так вот, он обозначил всех работников автопромышленности РФ и ее продукцию каким-то химическим термином – «полный отстой». Изъясняется он вообще странно. Помер, якобы, от того, что его «переколбасило». Протухшую колбасу, что ли, сьел?

Чепуха, у нас ее десятки лет миллионы людей ели – и ничего!

Единственный положительный отзыв дали только военным строителям, которые служат в существующих лишь у вас спецподразделениях-стройбатах. Настолько, говорят, крутые, что им даже оружие не дают, они голыми руками все разваливают... Правда, почему-то, опять же на хрен... И последнее: тебя в России еще ведь как-то непонятно называли?

Ну, сокращали мое фио...

Чего?

Фамилию, имя, отчество... Получалось коротко: ЕБН – от Ельцин Борис Николаевич.

Ага, аббревиатура. Но тебя называли как-то похоже, однако чуть длиннее: к тем же звукам добавляли еще дифтонг – «ый». Не обьяснишь, что это значит? Мы с Фрейдом никак не догадаемся...

Переводить получившееся прилагательное экс-президент не стал – сменил тему, как всегда. Чтобы отвлечь философа от своей скромной особы, он завел разговор о нескромной особе Ницше.

– Слушай, Фридрих, как же при твоем себялюбии ты влюбиться-то ухитрился?

– А почему ты эти два феномена противопоставляешь? «Цирцея человечества, мораль, извратила – морализовала – все психологическое до глубочайших основ, до той ужасной бессмыслицы, будто любовь есть нечто «неэгоистическое»... Надо крепко сидеть на себе, надо смело стоять на обеих своих ногах, иначе совсем нельзя любить. Это в конце концов слишком хорошо знают женщины: они нимало не беспокоятся о бескорыстных, объективных мужчинах... Могу ли я при этом высказать предположение, что я знаю женщин?»

– Знать их – ерунда; привлекать их к себе надо уметь и заманивать в постель!

– «Они все любят меня – это старая история...»

– А как же твоя Лу?

– «...Не считая неудачных женщин, «эмансипированных», лишенных способности деторождения. К счастью, я не намерен отдать себя на растерзание: совершенная женщина терзает, когда она любит... Знаю я этих прелестных вакханок... О, что это за опасное, скользящее, подземное маленькое хищное животное! И столь сладкое при этом! Маленькая женщина, ищущая мщения, способна опрокинуть даже судьбу. Женщина несравненно много злее мужчины и умнее его; доброта в женщине есть уже форма вырождения...»