Текст книги "Ельцын в Аду"

Автор книги: Юрий Пульвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 108 страниц)

– Интересно, кто на самом деле «садист и палач» – Берия или Андреев? А как замечательно сконструирована фраза «бестолковое применение репрессий»... А Вы, значит, их хотели использовать лишь с толком, герр Берия?

– Репрессии там, где пионеров вешали на их красных галстуках, необходимы. Но – не бестолково тотальные, а прицельные, толковые! И они – не единственный способ установления порядка в национальных республиках!

Павел Судоплатов, один из руководителей советской разведки:

– Берия считал: на руководящие должности надо ставить местных, а в заместители им назначать приезжих. «... Его заботила проблема воспитания нового поколения национальной интеллигенции, для которой были бы по-настоящему близки социалистические идеалы».

В Литве «лесные братья» были так же активны, как бандеровцы на Украине. И 16 мая 1953 года Берия представил в ЦК записку по Литве. Там содержалось много конкретных данных – для литовского руководства просто убийственных! В Вильнюсском обкоме из 16 заведующих отделами и секторами всего 3 литовца; из 22 лекторов ЦК и обкомов литовцев 6; из 87 начальников районных отделов МГБ – 9; из 85 начальников райотделов милиции – всего 10; из 92 директоров совхозов литовцев только 27; из 132 директоров МТС – 53 ... Делопроизводство на литовском языке в республике отсутствует, что «отдаляет власть от народных масс».

Президиуму ЦК пришлось принимать постановление по Литве. 1-й секретарь ЦК КП Литвы Снечкус при личной встрече с Берией попросил его помочь забивать «все передачи вражеских станций на литовском языке». Тот ответил, что он готовит предложения ликвидировать и ту «забивку», которая уже существует.

– «Какая же это помощь в ликвидации буржуазного националистического подполья?» – злобно вопросил Снечкус.

– С идеями надо бороться делом и идеями же. Враг ведет пропаганду – веди контрпропаганду. Враг тычет в глаза людям твоими ошибками и недостатками – исправляй их! – огрызнулся Лаврентий Павлович. – Хрущев, Снечкус, Брежнев, Андропов своими «глушилками» достигали как раз того эффекта, который нужен был Западу. И прибегали к «забивке» потому, что не умели ни работать во имя масс, ни убеждать народ!

Все они неправы, – подумал Ельцин. – Надо было просто плевать на то, что о тебе говорят – и пить водку! Как это делал я! А то: пропаганда вражеская, клевета, компромат... Пару бутылей на грудь взял – и пусть газеты пишут, а ТВ показывает, что хотят.

Тем временем травля Берии продолжалась.

Маленков:

– Лаврентий инициировал и добился принятия постановления Совмина «Об упразднении паспортных ограничений и режимных местностей»! 13 мая 1953 года он подал объемную записку в Президиум ЦК КПСС: «... В настоящее время в Советском Союзе паспортные ограничения распространяются на 340 режимных городов, местностей, железнодорожных узлов, а также на пограничную зону вдоль всей границы страны шириной от 15 до 200 километров...

Таким образом, если взглянуть на карту СССР, то можно видеть, что вся страна пестрит режимными городами и различными запретными зонами, где запрещено проживать гражданам, имеющим судимость и отбывшим наказание.

При существующем положении граждане, отбывшие наказание в местах заключения или ссылки и искупившие тем самым свою вину перед обществом, продолжают испытывать лишения и обречены на мытарство...»

Через семь дней паспортные ограничения были сняты...

А еще он вредил народному хозяйству: всех обязывали не превышать сметы, не тратить свыше предусмотренного! Уже через шесть дней после назначения первым заместителем предсовмина 21 марта 1953 года он направил в Президиум Совмина СССР записку с предложениями о прекращении строительства или ликвидации 20 крупных объектов, возведение которых «в ближайшее время не вызывается неотложными нуждами народного хозяйства».

– Позвольте, я объясню, – попросил Берия. – Товарищ Сталин с начала 50-х годов поддался определенной гигантомании, и это сказалось в разработке ряда невыгодных для страны в экономическом смысле проектов – среди них канал Амударья – Красноводск; орошение и обводнение земель южных районов Прикаспийской равнины Западной Туркмении, низовьев Амударьи и западной части пустыни Каракум; самотечный канал Волга-Урал; железнодорожный тоннель под Татарским проливом с материка на Сахалин; железная дорога Чун-Салехард-Игарка; Кировский химический завод...

Вначале стоимость Большого Туркменского канала, к примеру, оценивалась в несколько миллиардов рублей, но потом выяснилось, что реально необходимо будет затратить тридцать миллиардов.

«Прекращение или ликвидация таких объектов строительства целесообразна также вследствие того, что эти стройки требуют значительного количества металла, строительных и других технических материалов, оборудования, а также рабочей силы... Считаю необходимым прекратить или полностью ликвидировать строительство... общей сметной стоимостью 49,2 млрд. рублей...»

Экономические предложения я увязывал с внутриполитическими. 17 марта я в записке в Совмин предложил «передать из МВД в ведение других министерств главные производственно-хозяйственные управления, строительные управления, промышленные предприятия со всеми входящими в их состав промышленными и строительными подразделениями, служебными помещениями, подсобными хозяйствами, научно-исследовательскими и проектными учреждениями, с материальными ресурсами...»

Как министр внутренних дел я также отказался и от ГУЛАГа – его в свое ведение получил министр юстиции Горшенин. За МВД остались лишь особые лагеря и тюрьмы, где содержались «особо опасные государственные преступники, осужденные к лишению свободы».

Непохоже на действия властолюбца и себялюбца, мечтающего загнать в ГУЛАГ всю страну, подумал Ельцин.

Тем временем травля Берии продолжалась.

Маленков:

Лаврентий инициировал и добился принятия постановления Совмина «Об упразднении паспортных ограничений и режимных местностей»! 13 мая 1953 года он подал объемную записку в Президиум ЦК КПСС:

«... В настоящее время в Советском Союзе паспортные ограничения распространяются на 340 режимных городов, местностей, железнодорожных узлов, а также на пограничную зону вдоль всей границы страны шириной от 15 до 200 километров...

Таким образом, если взглянуть на карту СССР, то можно видеть, что вся страна пестрит режимными городами и различными запретными зонами, где запрещено проживать гражданам, имеющим судимость и отбывшим наказание.

При существующем положении граждане, отбывшие наказание в местах заключения или ссылки и искупившие тем самым свою вину перед обществом, продолжают испытывать лишения и обречены на мытарство...»

Через семь дней паспортные ограничения были сняты...

А еще он вредил народному хозяйству: всех обязывал не превышать сметы, не тратить свыше предусмотренного! Уже через шесть дней после назначения первым заместителем предсовмина 21,марта 1953 года Берия направил в Президиум Совмина СССР записку с предложениями о прекращении строительства или ликвидации 20 крупных объектов, возведение которых «в ближайшее время не вызывается неотложными нуждами народного хозяйства».

Позвольте, я объясню, – попросил Лаврентий. – Товарищ Сталин с начала 50-х годов поддался определенной гигантомании, и это сказалось в разработке ряда невыгодных для страны в экономическом смысле проектов: Главного канала Амударья – Красноводск, об орошении и обводнении земель южных районов Прикаспийской равнины Западной Туркмении, низовьев Амударьи и западной части пустыни Каракум, самотечного канала Волга-Урал, железнодорожного тоннеля под Татарским проливом с материка на Сахалин, железной дороги Чун-Салехард-Игарка, Кировского химического завода...

Вначале стоимость Большого Туркменского канала, к примеру, оценивалась в несколько миллиардов рублей, но потом выяснилось, что реально необходимо будет затратить тридцать миллиардов. Я пришел к выводу, что «прекращение или ликвидация таких объектов строительства целесообразна также вследствие того, что эти стройки требуют значительного количества металла, строительных и других технических материалов, оборудования, а также рабочей силы... Считаю необходимым прекратить или полностью ликвидировать строительство... общей сметной стоимостью 49,2 млрд. рублей...»

Экономические предложения я увязывал с внутриполитическими. 17 марта я в записке в Совмин предложил «передать из МВД в ведение других министерств главные производственно-хозяйственные управления, строительные управления, промышленные предприятия со всеми входящими в их состав промышленными и строительными подразделениями, служебными помещениями, подсобными хозяйствами, научно-исследовательскими и проектными учреждениями, с материальными ресурсами...»

Как министр внутренних дел я также отказался и от ГУЛАГа – его в свое ведение получил министр юстиции Горшенин. За МВД остались лишь особые лагеря и тюрьмы, где содержались «особо опасные государственные преступники, осужденные к лишению свободы».

Непохоже на действия властолюбца и себялюбца, мечтающего загнать в ГУЛАГ всю страну, -Подумал Ельцин.

– А еще он , – наябедничал Андреев, – с югославским Титой предлагал помириться!

– Так история доказала, что я был прав! – попытался оправдаться Берия. – И партия так считала! Зря, чтоли мне присвоили вскоре после окончания войны, в июле 1945 года, звание Маршала Советского Союза? Руководство страны никогда не жалело для наркома внутренних дел высших отличий. Я – генеральный комиссар государственной безопасности, Герой Социалистического Труда, у меня четыре ордена Ленина и два – Красного Знамени. И даже есть полководческий знак отличия – орден Суворова 1– й степени. Как сказано в указе, «за образцовое выполнение специального задания правительства». -

Знаем мы, за что тебе орден Суворова дали, – хмыкнул Ельцин, – за выселение народов Северного Кавказа и Крыма!

Берия действовал согласно «языковедческому закону Сталина»: провинившийся язык уничтожается вместе с его владельцем, сильно провинившийся – вместе со всем народом! – поиграл словами Троцкий.

Лаврентий лишь тряхнул головой, словно отгоняя надоедливую муху:

Да, это была блестящая операция! Несколько тысяч оперативных работников НКВД, НКГБ и «СМЕРШа» и до 100 тысяч военнослужащих внутренних войск под моим руководством в считанные сутки переселили с родных мест в восточные районы страны около 650 тысяч человек! А ты с чеченцами справиться не смог! Да обо мне слагались песни: «О Берии поют сады и нивы, он защитил от смерти край родной. Чтоб голос песни, звонкий и счастливый, всегда звучал над солнечной страной». Детвора на школьных утренниках декламировала стихи: «Что за праздник у ребят? Ликует пионерия: это к нам пришел в отряд Лаврентий Палыч Берия». Защищались кандидатские диссертации на тему: «Лаврентий Павлович Берия – верный друг и соратник товарища Сталина». И вдруг – враг советского народа...

Я всегда подмечал за тобой какую-то двойственность, Лаврентий, – сыграл в детектива «кремлевский горец». – То ты на пользу Родине работаешь, то на пользу себе. То ты против репрессий, то активно их используешь. То ты врагов народа «на станцию Могилевскую», используя твое выражение, вагонами отправляешь, то личных недругов в гроб укладываешь. То сажаешь, то освобождаешь. Пора бы определиться...

Да я давно определился, батоно! Моя линия всегда совпадала и с Вашей личной, и с линией

партии!

Да? Я, что ли, тебе поручил убирать Ханджяна и Лакобу?! Эй, пусть кто-нибудь сообщит подробности!

Член коллегии комитета партийного контроля Иван Короткое:

Для начала прочту одно официальное извещение: «Заккрайком ВКП(б) извещает о смерти секретаря ЦК КП(б) Армении тов. Ханджяна, последовавшей 9 июля 1936 года в результате акта самоубийства. Рассматривая акт самоубийства как проявление малодушия, недопустимого особенно для руководителя парторганизации, ЗКК ВКП(б) считает необходимым известить членов партии о том, что тов. Ханджян в своей работе за последнее время допустил ряд политических ошибок, выразившихся в недостаточной бдительности в деле разоблачения националистических и контрреволюционных троцкистских элементов. Осознав эти ошибки, тов. Ханджян не нашел в себе мужества по– большевистски исправить их на деле и пошел на самоубийство».

А вот как было на самом деле. Как раз в те дни в здании Закавказского крайкома, рядом с кабинетом первого секретаря (им был Берия) работала комиссия КПК по проверке деятельности партийных организаций Закавказья. Я был председателем, членом – старая большевичка Анна Иванова.

Рабочий день шел к концу. Вдруг в кабинете Берии прогремел выстрел. Я кинулся на звук, открыл дверь. Лаврений бросил на стол пистолет, на ковре в луже крови лежал с простреленной головой Агаси Ханджян, первый секретарь ЦК Армении. Я вернулся к себе, сообщил о случившемся Ивановой и добавил: «Никогда, нигде, никому об этом не рассказывай. Если хочешь жить». В поезде, на обратном пути в Москву, я повторил: «Смотри, Анна, ни слова. Иначе мы с тобой погибнем».

Записка, которую Агаси Ханджян якобы оставил жене перед «самоубийством»: «Я запутался в своих связях с врагами партии. Жить так больше не могу. Не вини меня. Прощай», – оказалась ловкой подделкой.

...Схожая пьеса разыгралась в Абхазии. Ее антигероем стал первый секретарь местного ЦК, личный друг Сталина Нестор Лакоба, тоже «покончивший с собой», а на самом деле отравленный Берией. Основные обвинения те же: отторжение автономной республики от Советского Союза, подрыв колхозного хозяйства, шпионаж и самое важное, ставшее уже дежурным, – организация террора против вождей.

Спектакль был поставлен Берией в Сухуми, где совсем недавно еще стоял памятник Нестору Лакобе. В числе тринадцати обвиняемых был его брат Михаил Аполлонович. Перед казнью Михаила от него добивались провокационных показаний против погибшего брата. Несчастному «свидетелю» была обещана жизнь.

Заседания велись на трех языках: русском, абхазском, мингрельском, при двух переводчиках. В зрительном зале – 400 рабочих, колхозников. На сцене – судьи, прокурор, адвокаты и 13 обвиняемых. Время от времени председательствующий зачитывал телеграммы от трудящихся: «Раздавить гадов!», «Стереть с лица земли матерых врагов а6хазского народа!». Было устроено и закрытое заседание: обвиняемые дружно сознавались в связях с «одной иностранной разведкой».

Бывший нарком земледелия Абхазии, а ныне вредитель Михаил Чалмаз покаялся: «Вся контрреволюционная работа была направлена против политики ЦК КП(б) Грузии и секретаря ЦК Лаврентия Берии. А ведь эта линия полностью соответствует генеральной линии ЦК ВКП(б)».

Все обвиняемые охотно давали предусмотренные сценарием показания, свидетели тоже знали свои роли назубок. Десятерым из тринадцати дали расстрел, остальных отправили на истребление в лагеря...

Мифической организации Нестора Лакобы инкриминировали еще и срыв снабжения Абхазии продовольствием. Катастрофические последствия погрома, устроенного Сталиным и Берией в грузинских селах в годы насильственной коллективизации, были у всех на виду. Выдался хороший шанс свалить вину за скудость жизни, за постоянные нехватки с больной головы на здоровую.

Когда чекисты пришли за вдовой Лакобы, его четырнадцатилетний сын Рауф сорвал со стены портрет Сталина и начал топтать его ногами: «Отца погубили, теперь маму забирают!..» Мальчика тоже арестовали.

Берия никогда не затруднялся в выборе обвинений, какими бы нелепыми они ни выглядели. Оказывается, Нестор в двадцать девятом году помог Троцкому бежать из Сухуми в Турцию. Сарии Лакобе предложили признаться в том, что она содействовала осуществлению этого плана, и обещали пощадить, отправить в ссылку, помочь устроиться на новом месте, позаботиться о сыне. Но женщина отказалась, избиения ее не сломили. Берия приказал привести Рауфа и пытать при ней, на ее глазах. Мальчик кричал: «Мама, не подписывай! Не подписывай ничего, мама!» Жену Лакобы замучили насмерть. Ведь она осмелилась заподозрить в отравлении мужа самого Лаврентия Павловича... Сестру Сарии отправили в Карагандинский лагерь.

Летом 1937 года в Сухуми пришло распоряжение: гроб врага народа Лакобы выбросить из могилы, памятник уничтожить.

Но я не только личные счеты сводил! А еще и выполнил Ваши пожелания, товарищ Сталин! – залебезил Лаврентий. – И высказанные вслух, и тайные, но угаданные...

Зачем при этом ты с детьми и родичами арестованных расправлялся? – бросил Хрущев.

... Рауфа Лакобу отправили в детскую колонию – один из худших видов лагеря. Оттуда мальчик осмелился послать письмо наркому, бывшему другу их семьи: «Дорогой дядя Лаврентий! Все дети учатся, а я не могу. Умоляю Вас, переведите меня в такую колонию, где есть школа, чтобы я мог получить среднее образование».

Берия получил это письмо – и принял меры. Хотя и не сразу. В день совершеннолетия Рауфа поставили к стенке и расстреляли. Вместе с двоюродным братом...

28 ноября 1938 года, будучи первым заместителем наркома НКВД, Лаврентий лично прибыл на квартиру генерального секретаря ЦК ВЛКСМ Александра Косарева. Когда арестованного уводили, его жена крикнула: «Саша, вернись! Простимся...» Берия приказал забрать и ее. Женщину увезли без ордера на арест, он был подписан прокурором задним числом – спустя два дня. Вернулась она из лагерей через 17 лет.

Знаменитый советский летчик Яков Смушкевич после возвращения из Испании, где он был прозван генерал Дуглас, стал начальником Военно-Воздушных Сил Красной Армии. Его арестовали перед самым началом войны, в июне сорок первого, прямо в госпитале, где он находился после сложной операции ног. В тюрьму дважды Героя Советского Союза транспортировали на носилках. В августе его дочь прорвалась к хозяину Лубянки. Он успокоил ее, сказав мягко, даже ласково:

«Не волнуйся, ни о чем плохом не думай. Ты ведь веришь, что он ни в чем не виноват, значит, он скоро вернется».

А через некоторое время юную посетительницу вместе с матерью отправили в тюрьму. Постановление об аресте подписал Берия: «Ученицу средней школы Смушкевич Розу, как дочь изменника Родины, приговорить к пяти годам лишения свободы с отбыванием срока в трудовых исправительных лагерях Карлага с последующей пожизненной ссылкой».

Маршалу Блюхеру, герою гражданской войны, первому кавалеру ордена Красного Знамени, полководцу, недавно разбившему японских агрессоров у озера Хасан, инкриминировали шпионаж в пользу... Японии. И еще его обвиняли в подготовке отторжения Дальнего Востока и передачи этой территории императору Страны Восходящего Солнца. В заговоре участвовал летчик Павел Блюхер, брат Василия Константиновича, который якобы должен был организовать перелет к врагу.

Арестованному дали очную ставку с комкором Хаханьяном и командармом Федько. Он настойчиво просил друзей дать против него показания: хотел избавить их от мучений. Сам же ни в чем не признавался.

По показаниям очевидцев, здоровяк-маршал был похож на человека, по которому не один раз прошел трактор. Следователи пытали его зверски. Блюхер положил на ладонь вырванный ими глаз: «Что вы со мной делаете?».

Будешь в молчанку играть – и второго глаза лишишься!

Василия Константиновича застрелил лично заместитель наркома Берия в своем кабинете.

Жену маршала на второй день тюремного заключения вызвал Лаврентий. Он ничего не спрашивал о враждебных замыслах ее мужа, не угрожал расправой. Глафире было всего 23 года, может быть, молодость и спасла ее от худшего. Отсидев пять с половиной месяцев в одиночке, она попала в Бутырки и – на этап, в Карагандинский лагерь. Особое совещание оценило ее «вину» в 8 лет.

Детей Блюхера – пятилетнюю Воиру и маленького Василина – отправили в детские дома... Племянницу Нину, дочь сестры маршала, – туда же. Старшего сына от первого брака, Всеволода, продержали два с половиной года в Нальчике, в политизоляторе. Он отказался сменить фамилию. Отечественную войну прошел рядовым, сражался храбро, но наград сыну «врага народа» не дали. Умер он в 1978 году.

Вдову Блюхера после отбытия лагерного срока еще долго подвергали преследованиям. Лишь в 1957 году она приехала в Москву. В КПК ее принял партследователь Крылов. Он готовил документы по реабилитации Блюхера в 1955 году и знал дело детально. Оказывается, маршала даже не успели исключить из партии, так спешили с ним расправиться! Жену тоже приговорили к высшей мере, но в последний момент кто-то проявил «милосердие»...

Поступая так, я всего лишь выполнял указания партии и лично товарища Сталина! – возразил Лаврентий Павлович.

... Во время первых процессов проблему – как быть с ЖВН и ДВН (женами и детьми врагов народа) решали относительно гуманно: их заставляли отрекаться публично от отца семейства. Но воспитанный на Кавказе, где царит кровная месть, Коба боялся воспитать своих будущих убийц.

По инициативе Ежова, угадавшего его потаенное желание, было принято секретное постановление Политбюро от 5 июля 1937 года. Теперь жены осужденных «врагов народа» заключались в лагеря сроком до 8 лет. Их дети в возрасте до 15 лет передавались на государственное обеспечение (то есть в ужасающие детские дома). О подростках после 15 лет «вопрос решался индивидуально» (то есть их отправляли в те же лагеря).

В июне 1937 года жена и дочь Гамарника были сосланы в Астрахань, вместе с ними семьи Тухачевского, Уборевича и других. Там все жены вскоре были арестованы, детей отправили в астраханский детский дом. Совсем маленькие Мирра Уборевич, Вета Гамарник и Света Тухачевская попали в ад на земле после домашней жизни с экономками и няньками. Арестованы были и подросшие отпрыски ленинских сподвижников – те, кого когда-то ласкали Ильич и Коба, – дети Зиновьева, Каменева и других. И сгинули в лагерях.

Секретарь Курского обкома ВЛКСМ П. Стукалов:

– Правильно с ними поступили! Я призывал «гнать из комсомола детей «врагов народа», требовал, «чтоб ненависть к ним кипела, чтоб рука не дрогнула»Боже мой, как же изощренно издевались над этими несчастными в детдомах... – прошептал Ельцин.

Литератор А. Виноградов: – «Когда двое детей слесаря-ударника свалили под трамвай своего школьного товарища, потому что он сын врача и классовый враг, значит, разбушевались далеко не человеческие стихии».

– Мое воспитание! – захохотал довольный Сатана. – партийно-комсомольско-пионерское!-

– Да ведь не только я исполнял такие приказы! – продолжал оправдываться Берия. – Никита, расскажи, что творил наша «каменная жопа».

Хрущев: – «Принесли список женщин, осужденных на 10 лет. Молотов зачеркнул и написал около

одной: «высшая мера наказания».

«Такой случай был» – признал Молотов.

А что же это за женщина – не упустил случая пополнить свои знания Ницше.

– «Не имеет значения, – ответил Молотов и пояснил: – Они должны были быть в какой-то мере изолированы, а так они были бы распространителями жалоб всяких, суеты и разложения...»

Ельцину стало совсем плохо.

Никита Сергеевич, ты – единственный, кто среди сталинских людоедов оказался человеком с совестью, – обратился ЕБН к Хрущеву. – Ты не стыдился говорить, что знал многое о неблаговидных делах, творившихся при Сталине, но боялся поднять голос критики и протеста. Как ты, член Политбюро, мог допустить, чтобы в стране совершались столь тяжкие преступления?

Никита Сергеевич печально посмотрел на Ельцина:

– Хоть ты и предатель, я тебе все же отвечу. На одном из партактивов я получил из зала записку аналогичного содержания. Я громко прочитал ее и также громко спросил: «Записка не подписана. Кто ее написал – встаньте!» Никто в зале не поднялся. «Тот, кто написал эту записку, – сказал я, – боится. Ну вот и мы все боялись выступать против Сталина».

Другим членам Президиума ЦК было труднее, чем мне, отвечать даже на такие вопросы, ибо они входили в ближайшее окружение Сталина не с середины 30-х годов, как я, а с начала 20-х годов. Именно их поддержка позволила Сталину укрепиться у власти. Они, таким образом, – соучастники и творцы многих преступлений режима. Я, к несчастью, также был во многих делах и в Москве, и на Украине не только молчаливым свидетелем...

Берия опять напомнил о себе:

– Да, признаюсь я зачастую сажал и расстреливал невиновных! В том числе детей! Но именно я, человек, по определению вдовы Бухарина A.M. Лариной, «изначально бывший преступником», сменив Ежова, поставил на заседании Политбюро вопрос: «Может, пора уже поменьше сажать, а то скоро вообще некого будет сажать?!» И после моих слов миллионы советских граждан, жившие в постоянном страхе, что за ними вот-вот «приедут», вздохнули с облегчением. А кого-то даже начали выпускать.

Не пытайся уйти от справедливых обвинений в жестокости! – оборвал его Хрущев. – Заменив Ежова, ты унаследовал его методы ведения следствия, беззаконие и безнаказанность, жестокое обращение с арестованными. При пересмотре 300 архивных дел в архиве МВД Грузии Прокуратура СССР обнаружила более 120 твоих резолюций на протоколах допросов и на бланках служебных записок. Вот некоторые образчики: «Крепко излупить Жужанова Л. И», «Взять крепко в работу», «Взять в работу... и выжать все», «Взять его тоже в работу, крутит, знает многое, а скрывает». Вопиющие нарушения правил ведения следствия, пытки и издевательства! И ты все это лично санкционировал! Кобулов, повтори, что ты показывал на судебном заседании!

«Да, я бил заключенных по указанию Берии, так как он был полновластным хозяином– диктатором. Он давал указания Гоглидзе, тот мне – «крепко допросить». Если Берия дал указание «крепко допросить», то следователи знали, как это делать, и ни я, ни следователи не могли не выполнить этих указаний. Берия сам приезжал на допросы, допрашивал, приказывал дожать допрашиваемых...»

Лаврентий стоял на своем:

Все равно, хотя карательные органы, конечно, не сидели без работы, однако такого безумия, как в 1937-1938 годах, в стране больше не было. В общественном сознании мой приход на Лубянку связывался с постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», где прямо говорилось о перегибах в ежовском ведомстве. А после XVII съезда партии реабилитировали немало невинно осужденных людей. Справедливость была восстановлена прежде всего в отношении лиц, связанных с обороной страны. Из тюрем и ссылок вернулись армейские командиры, ученые и конструкторы, посаженные при Ежове: К.К. Рокоссовский, А.В. Горбатов, И.В.Тюленев, С.Н. Богданов, Г.Н. Холостяков, А.Н. Туполев, Л.Д. Ландау.

«Вы же честный человек, зачем Вы оговорили себя?» – спрашивал я в своем кабинете привезенного ко мне из тюремной камеры генерала армии Кирилла Мерецкова.

«Мне нечего Вам добавить, уже имеются мои письменные показания», – ответил тот.

– «Идите в камеру, отоспитесь и подумайте. Вы – не шпион».

На следующий день состоялось продолжение нашего разговора:

«Ну как, все обдумали?»

Мерецков заплакал: – «Я русский, я люблю свою Родину».

Его выпустили из тюрьмы, вернули генеральское звание. Так что невиновных я щадил...

Мерецков у тебя агнцем прямо-таки получается, – захохотал Коба. – Зачем брехать зря! Ты же присутствовал 2 июня 1937 года на расширенном заседании Военного совета под председательством наркома обороны Ворошилова, где Мерецков топил своего друга Уборевича...

Неправда, я его защищал перед Вами!

Так ты в своих мемуарах написал. Но если познакомиться со стенограммой твоего выступления на том совете, то можно сделать лишь один вывод: Уборевича следует расстрелять только на основании твоей тогдашней оценки его деятельности и личности...

Мерецкова душили остатки совести...

– И все равно я сделал много полезного! – не уступал Берия. – После августа и до конца 1938 года было принято еще четыре постановления по репрессивным делам. Признавалось наличие фактов извращения советских законов, совершения подлогов, фальсификации следственных документов, привлечения к уголовной ответственности невинных людей. Запрещалось производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению, предписывалось производить аресты только по постановлению суда или с санкции прокурора. С моим приходом на Лубянку были упразднены судебные тройки. Повышалась требовательность к лицам, нарушающим законность.

Узники отметили некоторое ослабление режима в местах отбытия наказания. Именно я разрешил заключенным пользоваться в камерах книгами и настольными играми. В тюрьмах – невиданная при Ежове картина! – начали появляться прокуроры, интересоваться житьем-бытьем зэков.

Ключ к понимаю такой двойственности прост, – заулыбался Ницше, любивший и ставить, и объяснять парадоксы. – Слегка выпустив пар из котла, сказав что-то о «перегибах», взвалив вину на Ежова, Вы герр, Берия, спокойно продолжали совершенствование карательного механизма, сделав его всемогущим и универсальным.

Твоя деятельность в годы Великой Отечественной войны омрачена расстрелом 28 октября 1941 года группы видных военных – Григория Штерна, Павла Рычагова, Якова Смушкевича и других, всего 22 человек. Немцы стояли у ворот Москвы, срочно высвобождались тюрьмы. Заключенных вывезли из столицы, и вблизи Куйбышева, где расположились эвакуированные центральные учреждения и дипломатические миссии, они встретили свои последние минуты. Зачем нужно было губить военачальников, которые рвались на фронт, где так остро нехватало командиров?! – упорствовал в своих обвинениях Хрущев.

Это был приказ Верховного Главнокомандующего! И вообще, это вы, ваш строй меня извратили! Я – чувствительный человек! Я прекрасно рисовал и пел (как Гитлер и Сталин, – подумал Ельцин), очень любил музыку, особенно классическую и оперную. Я плакал, когда слушал прелюдии Рахманинова! Я хотел строить, созидать! За время моего не столь уж долгого руководства Грузинская ССР, бывшая одной из беднейших, стала чуть ли не самой зажиточной! Я увеличил производство цитрусовых в семь раз, а чая – в пятьдесят!

Знаем мы, как ты этого добивался! – пробурчал Молотов. – Раздавал импортные чайные кусты директорам совхозов и грозил, что, если они погубят растения, то будут расстреляны!

Так ведь эти руководители иначе все бы загубили! Я ведь саженцы получал из-за границы по каналам внешней разведки – специально заказывал! А эти чинуши и пьяницы пропили бы бесценные образцы и заболтали бы все дело!