Текст книги "Ельцын в Аду"

Автор книги: Юрий Пульвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 108 страниц)

Могут блатные трахнуть, придравшись к словам. В нашей зоне, кстати, в бане моются двумя мочалками: одна – до пояса, другая– ниже. Нельзя ошибиться и назвать вафельное полотенце – вафельным (вафел – делает минет). Надо говорить: «полотенце в клеточку». Даже во сне нельзя расслабиться. Опустишь с кровати руку ниже локтя – окрестят чертилой.

Тебя пахан настроил против вербовки, а зря... Активистам (тем, кто сотрудничает с администрацией) в нашей красной зоне лучше, чем остальным. Они помогают нам поддерживать дисциплину и делать так, чтобы пребывание в пекле сидельцам манной небесной не казалось. К примеру, если днем я кому-нибудь сделал замечание (скверно работал, плохо себя вел), активисты его сильно изобьют. Мы это поощряем. Стукачи за лишнюю пайку стараются, часто даже придумывают зэкам нарушения. Скажут, что был конфликт или что плохо трудился. Ничего не докажешь, будем бить. Отомстить нельзя. Посадим в карцер, если тронул активиста...

Вообще у нас тебя будут часто мутузить: барабанить по едалам (зубам), бить по батареям (ребрам). Побои нужно сносить достойно – не скулить, не молить о пощаде, не жаловаться нам. Тогда отстанут. Дашь слабину – будут прессовать весь срок. Такой «естественный отбор» справедлив!

Встретишь тут хорошего знакомого по воле, помни: он был порядочным именно на земле. Здесь среда обитания заставляет душу избегать страданий. Будь осторожен: неизвестно, какая гниль из приятеля попрет. Потому при первой встрече с ним сошлись на плохое самочувствие и пообещай, что пообщаешься позже. За короткое время точно узнаешь, сколько косяков он упорол.

– Откуда у меня тут знакомые?

– Кто знает наперед...

Ницше надоела эта лекция о правилах поведения в месте, где он не собирался оставаться, о чем он и поведал собеседнику. Тот криво усмехнулся:

– Ладно, буду считать, ты прижился в нашей зоне и про тебя можно сказать, что «все идут, а он канает, все плюют, а он харкает». Посмотрим, так ли ты все усвоил... Оставляю вас, адозаключенные, на условную пекельную ночь...

Дэпан исчез, а кремлевская братва тут же окружила плотной стеной новоприбывших.

– Слышь, пахан, давай устроим прописку твоей шестерке.

– Что это такое? – спросил Ницше, ожидая какой-нибудь каверзы. Его лже-Данте снизошел до объяснения:

– Это когда новичок приходит с воли в камеру, и его как бы тестируют, что он за пассажир. Задают вопросы и за неправильный ответ банки ставят: со всей силы бьют кулаком в грудь. Если заранее не знать, как ответить (впрочем, даже если кое-что знать), придется туго.

– Ничего у вас не выйдет! – заявил философ. – Я никогда бандитом не был. И в ваши дурацкие игры играть не собираюсь!

Зэки сразу почуяли в щуплой на вид душе небывалую силу – и отступились. Прописку все же устроили нескольким другим свежеупокоенным, прибывшим с вокзала. Около двери поставили на шухер пацана. Блатной предложил новичку:

– В жопу дашь или мать продашь?

Пока ошарашенный бедолага думал, что ответить, его били в грудь.

– Нельзя ни на что соглашаться! – объяснил шепотом ЕБН, – правильный ответ на эту подначку: «Жопа не е..ется, мать не продается». Подобных загадок много. Отгадки – такие же идиотские.

В этом Ницше убедился сам, слушая серию задаваемых новичкам вопросов, на которые экс-президент России давал ответы, шепча ему в ухо.

– Кто тебе в камере мама и папа?

– Мама – кормушка (окошечко в двери), она меня кормит. Папа – шнифт (глазок в двери), он за мной смотрит.

– У длинного (вариантов несколько: горбатого, рыжего) в рот возьмешь?

– Имеется в виду водопроводный кран. Ответ: «Воду пить буду».

– Кто в хате хозяин?

– Паук, он всегда здесь живет.

Испытуемому дали веник: «Сыграй нам что-нибудь».

– Надо кинуть его обратно со словами: «Настрой – сыграю».

– Жопу за ботинки (тапки) поставишь?

– Вопрос подразумевает, что зад за тапками стоит, когда ты присел на унитаз. Если ответишь просто «Нет», не дадут пользоваться туалетом. Обделаешься – опустят, то есть изнасилуют.

Авторитетный зэк изобразил на стене мента и предложил: «Ударь его».

– Надо сказать: «Пусть первый заведется».

Нарисовали футбольные ворота, за штангой – мяч. «Загони мяч в ворота, будешь блатным».

– Отмазка (ответ): «Я зэк, а не футболист».

Хорошо еще, если знаешь ответ, – бьют не до бесконечночти, раз десять – двадцать. Таких подначек много. Так что грудь «экзаменуемому» все равно отобьют до огромной опухоли, и легкие будут хлюпать. Нельзя плакать. Издевательство в любой момент можно остановить, отказавшись от прописки. Тогда одна дорога – в петушатник.

Еще одному новичку завязали глаза и предложили прыгнуть вниз головой со второго яруса нар на кафельный пол. Испытуемый подумал, что покалечится, и отказался. Его тут же опустили.

– Однако, если бы он прыгнул, его поймали бы на растянутое сокамерниками одеяло. Во время такой экзекуции, – пояснил новоявленный главшпан, – проверяется не сообразительность, а мужество души. Смотрим, как она терпит боль, не станет ли жаловаться ментам. Если стойко выдержать посвящение в арестанты и потом не тормозить, будешь относительно нормально общаться с другими сидельцами. Тормозам в неволе худо. А еще хуже – голубым. Вот, гляди, как с этим петухом будут разбираться.

– Хочешь обратно стать путевым пацаном?

Пидор просиял с надеждой:

– А можно?

– Конечно, есть один ритуал – очищение огнем. Тебе осквернили задницу. Закапаем «шоколадный глаз» (анус) расплавленным полиэтиленом – и станешь чистым, даже в блатной мир сможешь выбиться. У нас тридцать три масти, ты – низшая. Капнем тебе на очко тридцать два раза, будешь пацаном.

– Ладно... – согласился несчастный, дрожа от страха: очень боялся боли.

Голубую душеньку раздели, связали, положили на живот. Заткнули рот, чтобы заглушить вопль. Подожгли полиэтиленовый пакет и закапали бедолаге в зад ровно тридцать две обжигающих капли.

– Хреново, что все его страдания напрасны – над ним, естественно, подшутили: в неволе из пидоров обратной дороги нет, – вздохнул Борис Николаевич, не одобрявший напрасной жестокости. – А эти козлы наслаждаются. Дай-ка я им подлянку сгандоблю...

Главшпан кинул пустую миску на пол и объявил:

– Кто подаст шлемку в кормушку, тот петух.

Чуть не полчаса орал надзиратель с галеры, грозил, но никто в камере до тарелок не дотронулся. Потом пришли корпусной с нарядом, открыли дверь, всех избили, дежурного посадили в карцер. И только тогда забрали посуду.

– Всю хату под раскрутку поставить – это круто! – засмеялся издалека Дьявол.

– Имбецильные у тебя затеи, – прокомментировал происшедшее «первый имморалист», которому тоже изрядно досталось за компанию.

– Какая страна, то бишь зона, такие и забавы, – объяснил экс-президент. – В России верховоды всегда гнобят своих шестерок, но в конце концов рикошетом достается и тем кастам, которые принадлежат к высшему свету. Те, кто ниже пацанов, – опущенные. С ними опасно связываться из-за их мстительности. Ведь им терять нечего. Они и пакостят. Можешь, обидев такого вечером, проснуться утром с «прокачкой» (вантузом для пробивки унитазов). Или кинут половой тряпкой в лицо. Этого достаточно для перевода в обиженку. На земле все это замаскировано под выборы.

– Вот почему российские власти заигрывают с электоратом! Весьма своеобразная социальная справедливость, – пробормотал философ. – Скажи, а в чем различие твоей зоны от других, скажем, брежневской? Вообще коммунистических?

Ельцин горделиво надул призрачные щеки:

– О, разница колоссальная, панимаш! До 1991 года заключенные проявляли обезличку к власти (игнорировали ее). «Комсомолец», «коммунист» среди них означали ругательства. Власть была красная, и они не признавали этот цвет. Нельзя было курить «Приму», потому что пачка красная. Даже если мать на свидание приезжала в кумачовой или алой кофте, сын отказывался от встречи. Потом переживал, конечно, но не показывал вида. Эти понятия исчезли после моего коронования в жулики.

– Мда, – съязвил Ницше, – настоящая революция!

Опытный политик почуял издевку и решил хоть как-то оправдаться:

– При Горбатом было кропаль хавки, что нашло свое отражение в целом своде правил-одностиший. «Сало, масло – западло. Колбаса – на член похожа. Сыр – ман...ятиной воняет. Курицу – петух топтал. Хлеб – растили коммунисты. По картошке – мент топтался. Воду – рыбы обоссали». И так далее на все продукты питания. Это, конечно, шутка. Но в моей зоне не едят ячневую кашу: сечка считается петушиной пищей. И не употребляют капусту, она – козлиная еда.

– Мы другую капусту квасим, иначе зелень! – вмешался в разговор кто-то из блатных. ЕБН понимающе хохотнул и продолжил:

– При коммунистическом режиме на зонах процветала уравниловка. Зэки в борьбе за лучшие шконки (нары) имели равные шансы. Гревы разрешались через полсрока, были редки и весом не более пяти или восьми килограммов. Бабло не играло особой роли. Прикид у всех был единый: робы и сапоги-кирзачи. Из-за этого в высшие масти выбивались смекалистые души. В мое время стало сложнее. Ты можешь быть хоть каким умным, но если у тебя плохой прикид, нет нормальной хавки, постельного белья, лавэ, в глазах окружающих будешь босотой.

В моей зоне не выдают ничего – ни одежды, ни мыльно-рыльных, ни спальных принадлежностей. Только три раза в день – жидкое варево типа могилы (рыбного супа), которое нельзя назвать пищей, да купчик (слабо заваренный чай). Из-за этого грев разрешили хоть каждый день, без ограничения в весе. Естественно, тот, кто за счет знакомых и близких имеет такие подгоны, будет жить кучеряво.

– Словом, при тебе богатым стало существовать куда лучше... – подытожил философ. – Я бы разницу между тремя эпохами российской истории двадцатого века сформулировал следующим образом. При капитализме человек человеку – волк, при социализме – товарищ волк, а при тебе – господин волк... Ликвидировал ты СССР – тюрьму народов, взамен посадил Россию под домашний арест с голодным пайком.

Слышал я тут от одного свежеупокоенного современную частушку:

«А страна моя родная

Расцветает каждый год.

Расцветает, расцветает,

Но никак не расцветет»

– Если при мне было так хреново, чего ж обиженка (народ) меня короновала как главшпана? – возмутился ЕБН.

– По нехватке ума! «Безумие у отдельных личностей является исключением, у групп, партий, народов, эпох – правилом». Ладно, меняем тему... Здешние бесы чем-то отличаются от персонала других зон?

– Черти – они везде черти! Точно такие же! Кстати, ни в чем не верь им, особенно офицерам – демонам. Их в специальных учебных заведениях учат (как на земле юристов, журналистов и чиновников) врать осужденным. Чтобы добиться сиюминутной выгоды, чтобы зэк сделал, как им надо, или отстал от них, они дают обещания, легко клянутся погонами, рогами, копытами. Схожи с радио – их можно послушать, но нельзя с них спросить.

В пекле практикуется древнеримский испытанный метод «разделяй и властвуй». Начальник зоны (хозяин) и его зам по БОР (безопасности и оперативной работе) имеют разные «крыши» в Управлении делами Дьявола и стучат друг на друга. В свою очередь, на них и своих коллег сливают информацию в управу другие замы, начальники отделов и их подчиненные. Так что хоть бесы и делают общее дело, но между собой враждуют.

В зоне не всегда доминирует хозяин. По должности он главный, но если у него стали слабоваты «крыша» и собственная голова, то власть может перейти в лапы к любому хваткому заместителю.

– Откуда ты все это знаешь? Мы же с тобой только что попали сюда?

– Да здесь все, как при мне в земной России, – вдруг сделал печальный вывод ЕБН.

– Какими еще откровениями про свою родную зону поделишься? – продолжил иронизировать автор «Заратустры». Пахан воспринял его полушутливый вопрос вполне серьезно:

– Ты, Федя, при всей своей гениальности, по жизни – романтичный неприспособленный лох! Не дай себя кинуть!

Все базары про воровские понятия – блевотина (пустой разговор), ловушка для простаков. Здесь мало кто может жить кучеряво. Сильные и хитрые подавляют слабых и туповатых. Как говорится: «Кто кого поборет, тот того и порет!»

– Точное определение системы установления власти в России! – кивнул фантомной головой немец.

– И я про то же! Особенно трудно первоходам – они не знают понятий, нередко порят косяки и становятся чепушилами (презираемыми) не по собственной глупости, а потому что не догадываются об обычаях и порядках, царящих в камерах. Иногда безобидные на первый взгляд слова по укоренившейся годами традиции таят в себе скрытый смысл. Из-за этого приходится фильтровать базар и быть постоянно на шухере. Иначе ты можешь невольно приплыть в тупик – оскорбить собеседника или сам нарваться на грубость. Или поставить себя в смешное положение.

Морально слабого унижают скрытым смыслом прибаутки. Кранты тому, кто не знает, как правильно ответить на враждебные подколки. Защита должна соответствовать нападению. В каком-то случае надо посмеяться. В другом – ответить на грубость грубостью. В третьем – без промедления отбить острослову рога.

Вон, послушай базар двух урок.

– Сегодня видел сон, в нем ты меня от смерти спас. Идем мы по пустыне, меня змея укусила, а ты яд отсасывал. Змея-то меня в член цапнула.

Сокамерник не остался в долгу:

– Нравится мне в тебе одна черта. Та, что между булок (ягодиц) находится.

– И как реагировать в подобных случаях? – вопросил Ницше.

– Здесь надо смотреть на личность собеседника – насколько он тебе близок, какова его масть. Или обратить, в натуре, все в шутку, или вырубить, панимаш!

Особенно много прибауток у зэков насчет педерастов. Очень скверно, если ты в душе мыло уронил – нагнешься за ним и тут же услышишь: «О, это он, наверное, специально сделал!» Сотворено много одностиший в том же духе: «Лучше нет влагалища, чем очко товарища», «Жили-были два Ивана, жили-были без девчат, завалил Иван Ивана, только яйца и торчат».

– Какой изысканный стиль! – скривился великий литератор. – Выходит, что общение возможно только на скатологические темы?

– Ну, о скотоложестве шутят меньше...

– Скатологический – имеющий отношение к сексу, извращениям и испражнениям, – пояснил писатель.

– Арестанты вообще серьезные темы перетирают только с очень близкими товарищами, «семейниками». С остальными перекидываются шуточками. Хотя близкие знакомые, имеющие авторитет, могут позволить по отношению к равным себе любые фразы, заодно бросая и вызов толпе. Один кричит: «О, тебя еще не трахнули!» В ответ слышит: «Трахнуть-то трахнули, но доказать не могут».

Главное, на чем можно чисто конкретно опустить новичка, не прибегая к беспределу, это азартные игры. Все наслышаны, что, попадая на нары, играть «на интерес» не стоит. И поэтому напрямую осторожному зэку делать ставки не предложат. Но вовлечь в игру можно по-хитрому. Прислушайся вон к той парочке.

– Давай сыграем, а то скучно.

– Как можно играть в карты вслепую?

– А в шахматы можно?

– Да...

– А чем «бура» хуже?

– Я не хочу, – отнекивался вновь поступивший.

– Да не боись, мы на просто так перекинемся.

– Если согласишься и проиграешь – предъявят, – объяснил главшпан. – Фраза «просто так» означает «просто – в жопу», «так – в рот». Окружающие подтвердят, что это соответствует действительности. Или вот, смотри, садятся играть новичок и засиженный урка.

После первой партии блатной зевнул:

– Так неинтересно, давай на сигареты или спички играть, ставка – по одной.

После очередного кона спросил:

– Ну что, еще по штуке?..

Выиграв, заявил, что проигравший должен одну штуку (тысячу) баксов.

Ельцин опять дал свой комментарий:

– Такое, конечно, прокатывает лишь с туповатыми, запуганными, но в моей зоне их немало.

– Я не удивлюсь, – предположил философ, – если есть опасность и в честных играх.

– Типа да! Вот старожил-аристократ (правильный преступник) приглашает сразиться в шахматы – двадцать партий. Ставка – сигарета, в случае ничьей – ставка удваивается. Предложение поступает от очень клевого игрока. Он делает двадцать ничьих. И если первый взнос – одна сигарета, то в конце цифра вырастает до 588 608 штук. Арифметическая прогрессия!

Ссоры, драки нередко случаются из-за ерунды. Причины лежат на поверхности: девяносто процентов обитателей моей зоны имеют сдвинутую крышу (психические отклонения). Как сказал бы твой кент Фрейд, играют роль постоянные стрессы, половое воздержание, перенаселенность. Отсюда – нервные срывы. Невинный базар может перерасти в поножовщину-махалово.

Кремлевская братва слушала бодягу (нудный рассказ) с большим интересом и возрастающим негодованием. Наконец, вперед выступила какая-то авторитетная бандитская душа:

– Слышь, Трехпалый, чего ты с этим лохом не по-людски толкуешь?

– А твое дело телячье, с кем и как я базарю! – жестко ответил ЕБН. – С людьми – по-людски, с козлами – на их языке!

– Это про кого? – опешил бандит.

– Про тебя! Блеешь невесть что! Чего это ты ведешься, может, что-то за собой чувствуешь?

– За козла ответишь!

– А ху-ху не ха-ха?! Че ты мне предъявишь, чепушила (презираемый)?

Блатной опешил, но уступать не собирался и бросил козырное обвинение:

– А может, вы оба пидоры?

Фридрих, как ему показалось, ответил достойно:

– Нет!

Урка не отступал:

– Знаешь, мы в этом сомневаемся. Есть способ доказать, что ты не петух. Мы все здесь засиженные дворяне (рецидивисты), постоянно керним педиков. Кое в чем разбираемся. Покажи нам дырку в заднице, по ее структуре мы поймем, баловался ли ты под хвост или нет.

Философ понял уловку:

– Я не идиот, снимающий штаны и раздвигающий ягодицы!

Тут в дело вступила главная корабельная артиллерия – верховод:

– Слова, даже гладкие, заместо дел не канают! Легко проверить, трахаюсь я в жопу или нет! Я сяду в таз с водой, а ты мне в член дуй. Если пузыри пойдут, значит, я – петух!

Потрясенная таким беспроигрышным аргументом оппозиция отстала от пахана и его шестерки – на время.

– Слушай, Борис, не любитель я непристойности слушать! Скажи лучше вот что: бес-искуситель меня подбивал активистом стать. Что это такое и почему ты меня отговаривал?

– Это зэки-помощники администрации. Их еще называют шерстью и используют, чтобы держать под контролем массы спецконтингента. К тому же активисты соглашаются выполнять такие поручения, на которые правильный бродяга никогда не подпишется. Совсем борзеют всякие завхозы, председатели секций дисциплины и порядка в зонах, где начальство насаждает красное движение. Воровской ход там под запретом. Бесы лично за порядком не следят, а только направляют и поддерживают своих приспешников. Те навязывают дисциплину, доводя ее до беспредела. Честные воры с подъема до отбоя буквально не могут найти покой.

Зэков начинают ломать прямо в карантине. Пока не напишешь заявление о приеме в секцию (в черных зонах это в падлу), не вымоешь пол в туалете (в правильных колониях этим занимаются петухи) – в отряд не поднимешься. Но надо еще выучить колонистскую песню, правила поведения. Научиться маршировать, громко, хором и по одному приветствовать бесов.

Некоторые договариваются с администрацией и поступают на должности завхозов, ночных, дневальных, заведующих банями и столовыми, бригадиров, кладовщиков. Им дают отдельные комнаты, где тусуются они и их дружки, бойцы из группировки. Шерсть прессует мужиков – обычных зэков, держит их в страхе.

Вновь прибывших обыскивают в бане сотрудники и помещают в карантин. Тут же активисты начинают отнимать понравившиеся вещи. Недовольных избивают. Лупят за все. Калечат даже в том случае, если просто морда не понравилась.

Попадая в такой отряд, осужденный остается под властью беспредельщиков. Его могут поднять ночью, ради развлечения побить, забрать передачу. Можно, конечно, не стерпеть беспредела и убить обидчика...

– Разве в аду можно умереть?

– Фактически – нет, в воспоминаниях и ощущениях – можно, причем тысячи раз! Но вернусь к тому случаю, который описывал. Что ожидает зэка, который завалил активиста и успел добежать до штаба? Дежурный по колонии поместит его в штрафной изолятор, а ночью откроет двери карцера, и туда вломятся несколько кентов убитого. До утра они будут издеваться над мокрушником, а напоследок опустят. Так что решившийся на отчаянный поступок станет сразу и инвалидом, и гребнем.

Администрация всячески заботится об активистах. Они меньше мучаются, их не наказывают даже за грубые нарушения. Чтобы бойцы держали себя в форме и могли заниматься спортом, в столовой им готовят – отдельно от мужиков – качественную еду. В отрядах они занимают, потеснив остальных, спальные секции и устраивают в них спортзалы.

– Точно такие же порядки царили в наших концентрационных лагерях! – подал голос Гитлер. – Там немцы-уголовники притесняли остальной спецконтингент, получая дополнительное питание и другие поблажки.

– Ничего нового ты, бесноватый фюрер, не изобрел! – воспользовался возможностью принизить достижения своего заклятого врага Сталин. – Урок против других зэков, особенно политических, использовали еще в царской России. Но в массовых масштабах воровское движение в зонах первым устроил я. В концлагерях уголовников убеждали: «Вы хоть и временно изолированные, но члены общества, вы остались патриотами, строителями социализма. Вам с врагами народа не по пути. Чем больше их сдохнет здесь, за проволокой, тем лучше для государства». И криминальные элементы нас слушали! Инженеров, учителей, ученых, студентов урки – вместе с охранниками! – морили голодом, резали с особым удовольствием. Сотни тысяч латышей, эстонцев, литовцев, поляков, молдаван, украинцев, цыган, корейцев, чечен, евреев, спасшихся от фашистов, гибли ежегодно в ГУЛАГе вместе с пережившими войну германскими солдатами и немцами Поволжья. Смерть инородцам и иноверцам! Смерть интеллигентам! Смерть фраерам! Смерть фашистам! Лозунги смешались с кличем блатных, с воплями религиозных фанатиков и расистов. Учитесь, Гитлерюга и ты, ренегат Ельцин: вот как надо работать!

– А жулики что предпринимают по сему поводу? – гид продолжал допрашивать своего подопечного.

– Да ничего серьезного воры в красных колониях сотворить не могут! Пробовали присылать туда своих смотрящих. Тех избивали до увечий, а если не успокаивались – опускали.

«Первому имморалисту» надоела обычная уголовщина. И он попытался перейти к более высоким материям:

– Борис, а как в твоей зоне насчет религии?

– Как и на земле! Молись на здоровье, ходи в церковь, сколько влезет. Водолазы (попы) имеются. Не советую только вступать в так называемую общину, созданную с помощью администрации. Среди них много приспособленцев: педофилов, убийц, обиженных. Эти, типа, верующие просто желают выделиться – блеснуть чешуей. Прочитав по слогам часть Евангелия, пристают к народу и «проповедывают слово Божие» (на самом деле вколачивают баки – несут бред и ахинею). Утверждают, что приобщают осужденных к православию, хотя на самом деле агольчают (мешают) уверовать.

– А есть ли за решеткой истинно верующие?

Отозвался издалека Дьявол:

– Как и в ельцинской «православной» России, их фактически не более пяти процентов. Я не видел, чтобы в Пасху после слов «Христос воскрес» кто-то попытался троекратно расцеловаться. И ладно бы с петухом, так и с мужиком стесняются. Вот и получается, что христианство практикуют в пекле по уголовным понятиям, с оглядкой на братву.

Кстати, зэки очень суеверны и верят в приметы. Например, нельзя свистеть – денег не будет. Идиоты! Свисти не свисти в пекле – денег все равно не будет! Как и при живом Ельцине, если ты не чиновник, бандит или олигарх!

Ну, блудни, что впали в распятие (переживаете)? Чего заткнулись?! Почему я наблюдаю наличие отсутствия улыбок на ваших мордах? Если на земле только и слышишь “ха-ха, хи-хи” и высказывания, полные юмора, то в моем хозяйстве все (за редким исключением) вечно на “гуммозе” (грустные).

– А о чем можно говорить в таких в буквальном смысле слова инфернальных условиях, Ваше адское величество? – не утерпел Ницше.

– Не скажи, Философ! Находят темы! Кисляк сман...ячат (сделают кислую мину) – и давай вести умные разговоры (по их разумению, умные) о политике. Еще любят про понятия чесать – то не катит, это в падлу. Особенно преуспевают в таких речах помоечники. У кого-то на религии крыша съехала, у других – на колдовстве или рациональном питании. От дегенерата, пившего при жизни денатурат и барбитуру, как-то услышал: “Соль есть вредно!”

А то мода пошла в побеги уходить. Никто, правда, так и не убежал, но много раз пытались. То вскарабкаются на забор и в колючей проволоке с путанкой застрянут. То по доске через запретку пробуют перелезть – вниз сверзятся. Забавно!

А вообще что-то скучно тут у вас. Дэпан, устрой-ка им настоящий, а не поверхностный шмон. Во все дырки загляни, ха-ха-ха!

И с сатанинским хохотом Дьявол исчез. Бес-искуситель радостно потер лапы:

– Слышали, что Хозяин приказал?! Щас посмотрим, что там у вас внутри!

– Говно у них внутри, – подал реплику Ельцин, – до самого верха, оттого у всех них глаза только коричневого цвета!

– Это правда, некрестник, – согласился бес-оперативник. – Но для кого какашки, а для кого – вещь! Знаешь ведь, как система ценностей в твоей земной зоне изменилась. Что было достоянием, стало дерьмом. И – наоборот!

– Сатана заявил, что у вас скучно, – спросил его Ницше. – Это соответствует действительности?

– Что не веселит начальство, вполне может радовать подчиненных. Мы в зоне моего бывшего подопечного забавляемся от души... то есть над душами. Как говорится, и бесы не без греха. Частенько провоцируем зэков, устраиваем подлянки, особенно новичкам. Подговариваем активистов. Для души, только что прибывшей с вокзала, самая старая и популярная подначка – объявить, что менты отпускают на базар и сейчас ее очередь. Дать денег и вещей на продажу. Научить, чтобы новичок стучался в дверь и требовал отвезти себя на рынок. И ведь всерьез требуют!

Или вручить первоходу чайник в банный день и поручить, чтобы после помывки получил на всех квас. Тоже верят! Прикольно!

– Так только бесы поступают? – Ницше задал вопрос вслух, ни к кому конкретно не обращаясь. Ему ответил какой-то авторитет:

– Не, в камере мы над новичками тоже прикалываемся: и для смеха, и проверяем, кто перед нами. Особенно молодых разыгрываем. В день совершеннолетия (18 лет) малолеток поднимают на взросляк. Они наслушались про тюрьму ужасов и чуют за собой косяки. Ведь то, что у них там норма, в правильной хате – беспредел. Но с пацанов за это не спрашивают, если сам лично никого не трогал. Мы больше в процессе общения смотрим. Главное, чтобы не гомик – ведь некоторые не объявляются. На это (петух – или нет) мы с черным юмором тестируем. Заходит ванек (доверчивый) в хату, стоит в дверях, нервничает. Спрашиваем: “А у тебя по жизни все правильно? Ты не обиженный?” Он отвечает: “Нет”. Удивляемся: “А как ты к нам попал? Здесь же петушатник”. Начинает он в ужасе ломиться из хаты – значит, действительно правильный. Объясняем, что пошутили.

Или с порога не огорашиваем, а предлагаем чаю попить. Гоняем кружку по кругу. Приятель начинает на меня наезжать: “Ты чего три хапка (глотка) делаешь, когда два положено?!” А я, типа, оправдываюсь: “Да никак не пойму эти порядки! С блатными чифирим – две тяпки делаем. С петухами – четыре. Вот я и решил где-то посередине брать, три делать”. Надо видеть ужас новичка!

– Да, в твоей зоне обитать не менее тяжело, чем в коммунистической, – сделал вывод автор “Заратустры”.

– Это ты умозрительно говоришь! – укорил его авторитет. – Мы тут философами почище, чем ты, стали! Послушай, братан, старого битого вора. Многое осознаешь, когда тебя годами кормят тухлой капустой, залитой кипятком. Когда сидишь в карцере, где зимой нет стекол. Когда твоего сокамерника забили пьяные менты, а самого тебя запинали так, что кровь горлом пошла.

– И какую же философию ты из сего горького опыта себе создал? – с обидой и сарказмом вопросил “первый имморалист”.

– Ни о чем не жалеть! Это – первое и главное . Самое вредное для души и на воле, и за решеткой (то бишь на земле и под ней) – вторичные переживания. Вроде бы неприятное событие, оскорбление, унижение миновали, а ты месяцами накручиваешь себя, изводишь. Пойми: прошлого уже нет, будущее не наступило – живи настоящим, но, конечно, мечтай о хорошем. Вору и за забором воля.

– Примитивная, однако весьма практичная философия, – дал свою оценку великий знаток сей науки.

– И я под такой заявой подписываюсь! – заявил ЕБН.

– Это единственное, в чем мы, правильные мужики, с тобой согласны, Борис! – в разговор влезла какая-то душа, далеко не такая черная, как остальные. – А здесь в аду, ты тоже пришелся ко двору! Очутился, так сказать, на своем месте! Тебе бы еще твоих подручных воришек, Гайдара с Чубайсом, сюда затащить, так вообще от живого не отличишь!

– А ты кто такой? – начал возбухать главшпан, одновременно борясь с острым приступом склероза. – Помню, ты на заседаниях правительства с Гугнявым и Рыжим насмерть схватывался... А, вспомнил! Министр промышленности Александр Титкин. Ты когда-то по моей просьбе отказался от козырной ксивы – депутатского мандата, чтобы заняться реформами непосредственно. И чего ты с моими шестерками тогда не поделил?

– Они за моей спиной пускали в продажу лучшие заводы, обеспечивавшие безопасность страны. Многие предприятия через подставные фирмы были куплены иностранцами – и тут же по разным причинам закрыты.

“Вы действуете, как барсеточники”, – шумел я на них. Они бежали к тебе и тоже жаловались: не понимает, мол, Титкин сути реформ. И ты взял да и упразднил министерство промышленности!

Когда Пятый съезд депутатов дал президенту дополнительные полномочия, министр по делам СМИ Михаил Полторанин и я предложили тебе ввести временно госмонополию на внешнюю торговлю нефтепродуктами и зерном.

– Зачем? – не преминул сунуть свой нос в чужие дела Ницше.

– Горбачевские реформы загнали половину российской экономики в тень, прекратились экспортные поставки машин, оборудования, наукоемкой и другой промышленной продукции. Коммерсанты гнали за рубеж лишь нефть и зерно, присваивая выручку и оставляя голодной стране только крохи в виде обязательных валютных отчислений.

В 1988 году государственное внешнеторговое объединение “Союзнефтеэкспорт” поставило на мировые рынки 125,8 миллиона тонн нефти и 57,5 миллиона тонн нефтепродуктов, значительно пополнив казну. А в начале правления Ельцина в России уже орудовали 150 фирм-экспортеров горючего сырья, которые до предела сбили на него цену в отчаянной борьбе за покупателя. Ни одна нефтедобывающая страна не позволяла себе такой глупости. И вообще все нормальные государства, включая Швецию, Японию, Италию, Норвегию, Германию, Бразилию, Индию и т.д., старались жестко регулировать внешнеэкономическую деятельность в интересах своих народов.