Текст книги "Савмак. Пенталогия (СИ)"
Автор книги: Виктор Михайлюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 82 (всего у книги 90 страниц)
Надвинувшись на Минния вплотную, Тирсения нащупала под хитоном его вздыбленный "хобот". Веки её опустились, дыхание сделалось прерывистым и шумным.
– Ну же, миленький, возьми меня прямо сейчас. Мы же оба этого хотим.
– Нет, Тирсения, в другой раз. Сейчас я спешу.
Бочком протиснувшись между прильнувшей к нему всем своим гладким горячим телом Тирсенией и стенкой, Минний поспешил к завешенной пологом двери в переднюю комнату, где томились в ожидании ужина его рабы.
– Ах, ну что же мне, несчастной делать! – голос Тирсении задрожал слезами, на губах вместо красивой улыбки появилась страдальческая гримаса постаревшей, всеми брошенной женщины. – Ты боишься, Невмений забыл сюда дорогу, Агасикл пьянствует с дружками, от старика мало проку... Оставь мне хотя бы Лага.
– Лага? – взявшись за полог, Минний повернулся вполоборота к застывшей посреди его спальни с горестно опущенной головой и руками Тирсении и задумался. "Пожалуй, не следует озлоблять Тирсению, – подумал он. – А то ещё наговорит на меня Гераклиду с досады ... Лаг, если что, отделается поркой. А если всё сойдёт гладко, можно будет и самому..."
Приоткрыв полог, Минний негромко позвал:
– Лаг, поди сюда...
Протиснувшись в приоткрытую Миннием щель, каппадокиец замер у дверного косяка, уставясь вопросительно в лицо хозяину. Минний прикрыл за ним полог.
– Я сейчас ухожу... с фракийцами. Ты останешься здесь в распоряжении госпожи Тирсении и будешь делать всё, что она велит. Понял?
– Хозяин, не опасно ли одному с фракийцами? – встревожился верный раб.
– Пустяки... Глядите только, не прозевайте приход Гераклида, – переведя взгляд с обеспокоенного (искренне или притворно – другой вопрос) лица Лага на повеселевшую Тирсению, предупредил Минний и бесшумно выскользнул за полог.
Спрятав голову поглубже в капюшон подбитого бобровым мехом тёмно-коричневого паллия (шапку он не захватил), Минний вышел на безлюдную улицу. В правой руке его был привычный посох с круторогой бараньей головой, пояс под левой полой плаща оттягивал клиновидный скифский акинак.
На дворе было уже совсем темно, хотя долгая зимняя ночь была ещё вся впереди.
Младший из братьев-фракийцев пошёл в шаге впереди, освещая хозяину путь взятым в каморке привратника Гоара факелом, яростно трепетавшем на дувшем со стороны Парфенона ледяном ветру. Старший из братьев шёл в двух шагах позади, прикрывая Миннию спину. В руках у фракийцев было по толстой узловатой палке высотой по плечо ("чтоб было чем отбиваться от собак"): никакого металлического оружия, даже небольших ножей, по строгим херсонесским законам давать в руки рабам не полагалось. Рыская голодными волчьими взглядами по выхватываемым из темноты искристым полымем шершавым стенам домов и пустынным тихим переулкам, чувствуя сосущую боль и урчание в пустых желудках, оба брата гадали, какая нужда потащила их грека из тёплого дома в холод и ночь перед самым ужином.
Идти пришлось долго, почти через весь город, что для неокрепших пока после долгого лежания ног близнецов было нелёгким испытанием. Сперва шли по широкой главной улице, где им встретилось несколько спешивших по домам прохожих, потом – наискосок через агору, затем ещё по нескольким продольным и поперечным улицам (Минний всякий раз командовал шедшему впереди Авлу в какую сторону свернуть). Конечно, при желании братьям, даже несмотря на их нынешнюю слабость, не составило бы большого труда проломить дубиной голову доверившемуся им греку, забрать его меч, посох, одежду, пояс с деньгами... Но что дальше? Их родная земля далеко – по ту сторону холодной водяной пустыни. Даже если им удастся выбраться каким-то образом за городскую стену и пересечь незаметно населённые свирепыми таврами незнакомые горы, за ними их ждала бескрайняя, пустынная, покрытая выпавшим недавно снегом скифская степь и неизбежная смерть, либо новое рабство... Так что оба брата (как и смело доверившийся им Минний) хорошо понимали, что ничего другого им не остаётся, кроме как за сытную кормёжку стать верными псами купившего их грека, в надежде, что через пять вёсен он не забудет своё обещание и отпустит их на волю... Впрочем, как знать, может, верный случай бежать в родную Фракию подвернётся им и раньше...
Отыскав по подсказкам Аркесы дом покойного ткача Сополиса, Минний негромко постучал венчающими посох закруглёнными бараньими рогами в узкую зелёную калитку. С той стороны послышалось сухое покашливание, затем скрипучий простуженный голос спросил: "Кто там?"
Минний назвал своё имя, и после небольшой заминки дверца бесшумно отворилась. Зябко кутавшаяся в накинутый на усохшую седовласую голову и тощие плечи клетчатый шерстяной плед старуха, выполнявшая в "женском царстве" Аркесы обязанности привратника и ночного сторожа, склонившись в угодливом поклоне, пригласила давно с нетерпением ожидаемого гостя войти. Затворив за проскользнувшими вслед за Миннием в узкий полутёмный входной коридор рабами дверь на засов, старуха опять зашлась в сухом кашле, сотрясаясь всем телом, затем, шаркая бесформенными кожаными постолами, проводила посетителей во двор.
Аркеса, извещённая жившей в каморке старухи девочкой-рабыней, хлопнув дверью, выбежала навстречу Миннию с медной лампой в руке.
– Минний! Неужели ты? Глазам своим не верю! – засмеялась она искренним, довольным смехом.
– Вот, зашёл, как обещал, – ответил Минний немного смущённой улыбкой.
Велев вышедшей за нею девочке взять у минниева раба факел, Аркеса повела долгожданного гостя в дом.
Оставшись одна во дворе, десятилетняя девочка по пути к цистерне с дождевой водой сделала десяток резких круговых взмахов факелом перед собой и над головой, забавляясь сердитым гудением срываемого ветром пламени. Опустив со вздохом смоляную головку факела в воду, девочка занесла его в коридор и бросила в угол.
– Ну где тебя, вредина, носит? – прошипела недовольно старуха и, приоткрыв входную дверь, вытолкнула девочку на окутанную мраком улицу. – Давай, скорее беги, куда велено.
Едва Минний вошёл вслед за Аркесой в погружённый в полумрак андрон, с жёлтыми тростниковыми циновками на глиняном полу, низким красным дощатым потолком и тёмными драпировками на стенах, его слух резанули долетавшие с верхнего этажа тягучие напевы ненавистной флейты.
– А, это моя Прокона тренируется, – пояснила с улыбкой Аркеса, поймав его вопрошающий взгляд. – Она уже три года занимается у Аполла музыке, танцам и пению.
Прибежавшая на зов хозяйки молоденькая рабыня, приняв у гостя посох и плащ, повесила паллий за капюшон на стенной крюк, а посох пристроила в соседнем углу. Фракийцы по велению хозяина поставили в том же углу свои палки, а плащи, свернув, кинули на пол, после чего рабыня увела их по распоряжению хозяйки в трапезную для слуг. Проводив их взглядом, Минний положил руку Аркесе на талию и, поглаживая её поверх хитона по крутому бедру, спросил, дозволит ли она его слугам после немного поиграть с её рабынями.
– А отчего ж нет? – ответила Аркеса с игривой улыбкой, с готовностью откликнувшись на ласку Минния. – Пускай себе забавляются хоть всю ночь – мне не жалко! Хе-хе-хе! Но при условии, что их хозяин в эту ночь не даст скучать бедной вдове в её одинокой вдовьей постели.
– Согласен! – улыбнулся Минний. Прижав Аркесу к стене, он грубо сдавил в ладонях её прикрытые мягкой шерстью хитона мясистые груди. – Давай начнём прямо сейчас!
Он впился губами в её широкий, довольно улыбающийся рот. Отпустив груди, ладони заскользили вдоль бёдер и потянули вверх подол хитона.
– Ах, нет, погоди! – выдохнула Аркеса, оторвав губы от его жадно сосущего рта. – У нас ещё вся ночь впереди! Позволь, я сперва покажу тебе дом, покормлю.
– Ну, хорошо, – неохотно уступил Минний. В самом деле, торопиться некуда – глупо вести себя, как прыщавый семнадцатилетний юнец.
Взяв в мягкую ладошку его жёсткую мозолистую ладонь, Аркеса провела его по комнатам нижнего этажа. Справа, напротив поварни и соседствующих с нею трапезных, кладовок, чуланов, к смежным с андроном жилым помещениям под прямым углом примыкала большая мастерская с шестью ткацкими станками, на которых сама Аркеса, её старшая дочь и четыре опытные рабыни всё светлое время суток ткали на продажу полотно. Впрочем, это при жизни мужа Аркеса с утра до вечера просиживала наравне с рабынями за станком, теперь же её частенько подменяли подросшие дочери ткачих, появившиеся на свет стараниями Сополиса.
Вернувшись в андрон, Аркеса поднялась с гостем на второй этаж. Первым делом она завела его в спальню дочерей. Помимо знакомой ему Проконы, в небольшой комнатке были две её малолетние сестры – Талия и Психея, и прислуживавшая им хорошенькая светловолосая рабыня примерно одних лет с Проконой. Сидя со скрещёнными "по-скифски" ногами на кровати, Прокона любовалась на себя в круглое бронзовое зеркало, которое держала в вытянутой руке за сделанную в виде кариатиды ручку, в то время как служанка любовно расчёсывала длинным черепаховым гребнем её ниспадавшие по спине до пола прекрасные волосы. 11-летняя Талия, надувая розовые щёки и выпучив глаза, усердно дула в флейту старшей сестры, извлекая из неё протяжные тонкоголосые стоны. 9-летняя Психея, сидя на общей для них кровати, колыхала на руках тряпичную куклу, то и дело прося сестру дать и ей подудеть.
– Посмотри, какие они у меня все хорошенькие! – засветилась материнской нежностью Аркеса. – Одну из младших я подумываю отдать в услужение Деве, только никак не могу решить которую... Девоньки, ну-ка подойдите сюда!
– Ты бы какую выбрал? – спросила она после того как Талия с флейтой и Психея с куклой замерли с поднятыми личиками посреди комнаты на покрывающем дощатый пол тканом коврике-половике, устремив полные озорства и любопытства глазки на очередного маминого гостя.
Минний пожал плечами.
– На мой взгляд, они обе достойны. Приведи их обеих в храм и пусть старшая жрица решит, какую оставить. А ещё лучше предоставь выбор самой Деве: пусть девочки потянут перед статуей жребий.
– Да, пожалуй, я так и сделаю, – согласилась Аркеса. – Ну всё, девочки, отдыхайте.
Аркеса повела Минния по узкому тёмному коридору в расположенную за спальней дочерей спаленку малолетних рабынь. Помимо четырёх взрослых рабынь-ткачих, занятых сейчас на кухне, и старухи-привратницы, её бывшей няньки, сообщила Аркеса, в доме подрастают ещё шесть малолеток от 6-ти до 14-ти лет. Вообще-то Сополис, пока не заболел, успел настрогать их куда больше (и законная жена, и рабыни почему-то рожали ему одних девочек – видно семя его было испорчено чьим-то злым заговором), но иных прибрала болезнь, других – самых хорошеньких – Сополис и Аркеса продали: за миловидных рабынь, особенно девственниц, местные богачи, содержатели диктерионов, харчевен, ксенонов (как правило, эти три заведения совмещались под одной крышей), не говоря уж о торговцах живым товаром, давали весьма неплохие деньги, с лихвой возмещавшие все затраченные на них расходы. Ведь её девочки, похвасталась Аркеса, указав на трёх малолетних рабынь, вставших с испуганными личиками с разостланных прямо на полу тюфяков и поклонившихся гостю, умеют не только сосать мужские "концы" и красиво выгибать перед мужчинами попки, но и прясть, ткать, шить, вышивать, вкусно готовить еду и вообще делать всю домашнюю работу.
Велев девочкам ложиться спать, Аркеса вернулась с Миннием в расположенную над андроном прихожую, собираясь показать ему ещё свою спальню и остальные комнаты в правом крыле, когда возникшая в огороженном сбоку резным перилом лестничном проёме рабыня – та самая, что встретила гостей в андроне, метнув снизу вверх полный любопытства взгляд на лицо и обхвативщую бедро хозяйки руку Минния, доложила тоненьким детским голоском, что ужин готов (сами рабыни и Аркеса с дочерьми успели поужинать до нежданного прихода Минния). Отложив визит в спальню на потом, ткачиха потащила Минния вниз.
В триклинии, освещённом двумя висевшими над боковыми ложами медными лампадами, царил приятный глазу интимный полумрак.
Подведенный Аркесой к центральному хозяйскому ложу, покрытому тонким узорчатым ковром (такие же, только с другими узорами, покрывали и боковые ложа), Минний расстегнул расшитый серебряными лепестками пояс с акинаком в отделанных серебром ножнах и сунул его под ложе.
Тем часом помогавшая при кухне юная рабыня внесла через открытый дверной проём в боковой стене медный таз с подогретой водой, стянула с гостя скифики, омыла его ступни и вытерла расшитым льняным рушником. Как только Минний устроился с удобством на упругом лежаке, опершись левым локтем на красного длинногривого коня, вышитого на туго набитой шерстью подушке, Аркеса села рядом, прислонясь горячим бедром к его полусогнутым коленям, и, хлопнув в ладоши, велела заносить.
В ту же секунду из бокового проёма выпятился широкий кобылий зад, согнутая дугой спина и вытянутые вниз толстые руки немолодой рабыни, вцепившиеся в углы коротконогого обеденного столика, сплошь заставленного расписными мисочками, блюдцами и вазочками с едой, рельефными кувшинами с вином и водой и двумя тонкостенными чашами для питья. С такой же дебелой напарницей, державшей столешницу с другой стороны, они осторожно пронесли свою ношу через триклиний и опустили возле хозяйского ложа.
Отослав улыбающихся возможному будущему хозяину рабынь обратно на поварню, с приказом ублажать всю ночь пришедших с гостем рабов ("Конечно, их лица давно поблекли и огрубели, но сиськи и жопы ещё очень даже аппетитны, – мои фракийцы будут счастливы", – подумал с улыбкой Минний, провожая рабынь взглядом до дверей), Аркеса принялась кормить Минния с рук. Почувствовав, что его "конец" опять нетерпеливо встопорщил полу хитона (Минний даже зимой не носил штаны, обходясь длиннополым хитоном и ниспадающим до щиколоток паллием), он, подавшись вперёд, прижал его к пояснице разулыбавшейся Аркесы и, протянув свободную правую руку, принялся оглаживать через тонкую ткань хитона её обращённое к нему плечо, спину и бедро.
– Проголодался? – спросила она с игривым смешком.
– Как зверь! – заверил без улыбки Минний.
Жадно кусая подносимые ею к его рту кусочки тушеного с овощами мяса и слизывая с её пальцев соус, Минний потянул хитон с её ближнего плеча и принялся ласково тискать обнажившуюся грудь. Затем, приподнявшись, поцеловал и шутливо куснул мягкий бело-розовый овал её заголившегося плеча и стянул хитон с другого плеча, обнажив и вторую грудь.
И вот в этот-то волнующий момент, когда он завладел, как наездник поводьями, её грудями и уже собирался забраться в седло, закрывавшая дверной проём напротив центрального ложа краснобархатная завеса вдруг всколыхнулась, и в триклиний ввалился Апемант.
– Ба-ба-ба! Вот так встреча! – воскликнул он, растянув губы в ехидной ухмылке. – Кого я вижу! Неужто наш воинственный Минний тоже попался в нежные сети нашей очаровательной Арахны?! Ха-ха-ха!
В левой руке Апемант держал отставленный чуть в сторону жёлтый костяной посох, увенчанный над плечом золотой головой Гермеса в крылатом шлеме; меча или другого какого оружия на его обшитом золотыми зверовидными бляшками скифском поясе не было.
Произнося свою издевательскую тираду, Апемант продвинулся на несколько шагов вперёд, и в триклиний, тяжело опираясь на посох, вошёл Формион, а за ним – двое скифов в обшитых бронзовой чешуёй башлыках и кафтанах, с акинаками на поясах, ножами возле голеней и короткими, в рост человека, копьями.
Отпустив груди Аркесы, Минний стремительно нагнулся, не сводя настороженных глаз с вошедших, и нашарил валяющийся под ложем акинак.
– Спокойно, Минний! Спокойно... – предостерегающе выставил вперёд открытую ладонь Формион. – Не надо хвататься за меч. Всё равно он тебе не поможет.
– Разве что заколоться! Га-га-га! – гоготнул жеребцом Апемант.
Скифы, широко расставив ноги, встали по обе стороны двери, тотчас переведя угрюмые взгляды с акинака и лица Минния на коровьи сиськи ткачихи. Аркеса поспешно натянула на плечи хитон и, встав с ложа, испуганно отступила к боковой стене.
В этот момент ещё одна пара скифов с копьями в руках и акинаками на поясах появилась из бокового прохода, загородив и второй выход из триклиния.
– И твои новые рабы-фракийцы тоже тебе не помогут, – коротко взглянув на них, продолжил Формион. – Мои скифы заперли их в чулане вместе с ткачихами Аркесы, так что им, бедолагам, сейчас не до тебя, хе-хе!.. Так что положи акинак обратно под ложе и давай поговорим спокойно. Надеюсь, нам удастся договориться по-доброму, и мне не придётся тебя убивать. Ты, Аркеса, – обратился он к хозяйке дома, – ступай-ка к себе наверх: у нас тут будет мужской разговор.
"И ведь знал же, чувствовал, что это западня! И всё равно полез, как глупый мышонок в мышеловку! – корил себя мысленно Минний. – Уж лучше бы остался с Тирсенией!"
Апемант, конечно, не упустил случая придать ускорение проходившей мимо вдове увесистым шлепком по пухлому заду, вызвав одобрительные ухмылки на лицах скифских телохранителей. Обождав, пока затихнет быстрый топот её шагов по лестнице за дверной завесой, Формион присел на левое ложе, опершись по-стариковски на поставленный между колен костяной посох, увенчанный золотой фигуркой всадника на золотом шаре, – точной копией неапольского памятника Скилуру.
– Будешь? – спросил Апемант старшего брата, кивнув на уставленный закусками и напитками столик перед центральным ложем. Формион сделал отрицательный жест. – А я, пожалуй, подкреплюсь. Не пропадать же добру! Ишь, сколько Аркеса наготовила для своего нового "жеребчика"! Хе-хе-хе!
Потянув за собой столик, Апемант плюхнулся широким задом на свободный лежак и, положив посох под левую руку, с аппетитом принялся за еду. Некоторое время в триклинии слышалось только плямканье его жирных губ. Формион молча прощупывал взглядом сына Гераклия, сидевшего, зажав между колен сложенные ладони, и глядевшего на него со смирением и покорностью загнанного в угол курятника лиса.
– Давай поговорим откровенно, – предложил Формион, разомкнув наконец уста. – Скажи мне, чего ты добиваешься? Какова твоя цель?
– Благо для родного полиса, – ответил Минний.
Апемант громко хмыкнул с набитым ртом.
– Очень хорошо, – кивнул Формион. – Представь себе, и я хочу того же. Предлагаю нам идти к этой цели вместе. Что скажешь?
– Боюсь, мы слишком по-разному понимаем это благо, – после короткого раздумья возразил Минний.
– И в чём же оно, по-твоему, заключается? – скривил рот в ироничной ухмылке Формион.
– Тебе это хорошо известно из моих речей перед экклесией. Но если хочешь, повторю. Я считаю, что каждый гражданин Херсонеса должен иметь собственный дом и кусок земли, способный прокормить его и его семью. А добиться этого можно, лишь отвоевав у скифов нашу Равнину, и сейчас как раз подходящий случай для этого.
– Итак, твоя цель – война со скифами, – заключил Формион. – Но с чего ты взял, что Херсонес может победить в этой войне? Ты видел, какое у Палака войско? А я видел.
– Ну и чего же он добился с этим войском на Боспоре? – позволил себе чуть заметную презрительную усмешку Минний.
– Да, боспорцам удалось отбиться за своими стенами, заплатив огромный выкуп, чтобы Палак прекратил войну. Может, и нам удастся. Но отсиживаясь за стенами, Равнину не вернёшь. А стоит нам сунуться в степь, скифская конница раздавит нас, как мокриц! – убеждал Формион. – Или ты надеешься, что роксоланы, как при царице Амаге, ударят скифам в спину? Напрасно! Времена теперь другие, и роксоланы скорее помогут скифам, чем нам.
– Он, наверно, считает себя новым Александром! – хохотнул, продолжая жевать, Апемант.
– Найдём себе других союзников, вот хоть бы тех же боспорцев, – продолжил Минний дискуссию с Формионом, проигнорировав выпад Апеманта.
– Пустые мечтания! – отмахнулся пренебрежительно Формион. – Раз обжёгшись, боспорцы не станут в другой раз совать руку в огонь. Никто нам не поможет, так что твоё с Гераклидом желание толкнуть Херсонес на безумную войну со скифами, я думаю, продиктовано только одним – желанием под этим предлогом нанести удар по мне и моим сторонникам. Я прав?
Минний молчал.
– Пра-ав... – усмехнулся Формион. – Но неужели вы думаете, что я вам это позволю? Не-ет, Минний! Я не буду безучастно сидеть и ждать, как жертвенный бык, обуха. Но я не хочу кровопролития. Поэтому предупреждаю в первый и последний раз: перестань баламутить людей несбыточными мечтами! Предвыборные речи это одно, но не вздумай перейти от слов к делу... Я пришёл сюда поговорить с тобой только потому, что ты мне понравился, и я бы хотел иметь тебя в числе своих помощников, а не врагов. Поверь, я далеко не каждому это предлагаю.
– Ну, это как раз легко, – тотчас согласился Минний. – Объяви завтра в Буле, что начинаешь борьбу за возврат Равнины, и не только я, но и все друзья Гераклида сей же час станут твоими верными помощниками.
– Опять ты за своё! – хлопнул в досаде ладонью по ковровому покрывалу ложа Формион.
– Да что с ним говорить, брат! – возмущённо воскликнул Апемант. – Я ж тебе говорил, что он упрямее осла – такой же как и его папашка!
Опалив Апеманта ледяным взглядом, Минний опять обратился к главе клана.
– Да, похоже, что мы с тобой не договоримся, – произнёс с сожалением Формион и подался вперёд, собираясь встать.
– Послушай Формион! Мы ведь с тобой и в самом деле можем стать союзниками, хоть цели у нас разные, – заявил Минний, приглашая вождя соперничающей партии к продолжению разговора. – Давай говорить начистоту. Гераклид и его друзья считают, что твоя истинная цель состоит в захвате полной тиранической власти над городом. Ведь так?
Формион и Апемант промолчали. Апемант даже перестал жевать.
– Та-ак! – улыбнулся Минний. – Мессапия, наверное, спит и видит своего сына Стратона, внука Скилура, херсонесским басилевсом. Добиться этого вы сможете, только если у нас в цитадели вместо беженцев будет сидеть крепкий скифский гарнизон. А это случится, лишь если Палак явится сюда со своим могучим войском, и как победитель продиктует Херсонесу свою волю. Надеюсь, это вам понятно? Следовательно, вы (Минний обращался теперь сразу к обоим братьям, метаясь взглядом от одного к другому) должны быть заинтересованы в этой войне не меньше, чем я. Палак недавно потерпел досадную неудачу на Боспоре. Наверняка он с готовностью ухватится за возможность поправить свою пошатнувшуюся репутацию за счёт победы над Херсонесом. Я так думаю. Почему бы вам не послать одного из своих скифов к царю Палаку и спросить его об этом?.. И тогда кому как не тебе, Формион, быть полновластным наместником скифского царя в Херсонесе, подобно Никерату в Ольвии, а?
– А что, Формион? По-моему, он говорит вполне разумные вещи, – обратился к старшему брату Апемант, охотно заглотивший брошенную Миннием наживку. – Иначе вся эта канитель будет тянуться без конца.
Формион какое-то время молчал, по привычке медленно вращая узловатыми пальцами то в одну, то в другую сторону стоящий между ногами посох, что частенько проделывал, когда пребывал в раздумьях.
– Скажи, Минний, никак не возьму в толк, а тебе-то от этого какая выгода? – спросил он наконец, вновь устремив внимательный взгляд на Минния.
– Моя выгода? – опустив глаза, Минния потёр переносицу, размышляя, сказать всё до конца, или уклониться от ответа. – Она в том, чтобы избавить родной город от скифской зависимости. В отличие от тебя, я верю, что победа в этой войне останется за нами. Пускай же этот спор между нами честно решится на поле боя! Ведь положение, сложившееся в городе, далее нетерпимо. Число бедняков, не имеющих ни собственного дома, ни земли, ни какого-либо постоянного заработка, множится с каждым годом. Я считаю, единственный выход – либо дать им землю на Равнине, либо, по крайней мере, хорошенько проредить их ряды скифскими стрелами. Если не отвлечь их на войну со скифами, то рано или поздно они пойдут войной на наших богачей. Вы этого хотите?.. Но ты, Формион, в любом случае останешься в выигрыше: если победят скифы, ты, как я уже говорил, станешь наместником Палака в Херсонесе, а если, паче чаяния, одолеем мы – тебе достанется слава победителя Скифии, освободителя Равнины, ну и, само собой разумеется, львиная доля скифских богатств. Ну так что – пошлёшь гонца к Палаку? Или мне поговорить напрямую с Мессапией?
– Должен признаться, ты умеешь убеждать, – остановив вращение посоха, покачал головой Формион.
– Да уж, складно поёт, – поддакнул, улыбаясь, Апемант, по-видимому, резко изменивший к лучшему своё мнение о Минние. – Что тот сладкозвучный Орфей!
– Скорее, как сладкоголосая сирена, – поправил брата Формион. – Чувствуется, что афинская наука не прошла для тебя впустую.
– Ну так что – действуем отныне заодно? – спросил с улыбкой Минний, поняв, что гроза над его головой миновала.
– Видишь, Апемант, – обратился Формион к брату, тоже улыбаясь, – я же говорил, что мы с Миннием договоримся полюбовно, потому что он умный человек, а ты не верил. Давайте-ка закрепим нашу сделку...
– Наш тайный – пока что – союз, – внёс поправку Минний.
– Хорошо – наш тайный союз, – согласился Формион, – как полагается, чашей доброго вина.
Апемант с готовностью наполнил оба имевшихся на столике скифоса вином, разбавив их самую малость водой, себе же налил в расписную глиняную вазу, вытряхнув из неё на стол недоеденные фиги. Встав с лежаков, все трое сошлись в центре триклиния.
– Только у меня есть два условия, вернее, просьбы, – сказал Минний, беря протянутый Апемантом скифос.
– Слушаю, – голос Формиона был сама благожелательность.
– Прикажи своим скифам выйти. Если тебя беспокоит мой меч, пусть его возьмёт Апемант.
– Не нужно. Эти скифы прибыли сюда недавно и не понимают по-эллински – говори свободно.
– Ну, хорошо... – хоть Минний и не поверил Формиону, но пришлось говорить при скифах. – Первая просьба: отдай мне убийц моих родителей.
Формион нахмурил разгладившееся было чело.
– Это невозможно. Твои родители погибли в огне по собственной вине, а скорей – по недосмотру слуг.
– Мы все трое знаем, что это не так, – возразил Минний. – К пожару в усадьбе приложили руки скифы.
– Это всего лишь пустые слухи, – отмахнулся Формион. – Их надули тебе в уши те, кто хотел использовать тебя против меня.
– Я публично поклялся найти и покарать убийц и должен выполнить своё обещание.
– Прошло уже целых семь лет. Те скифы, что охраняли тогда мою невестку, давно вернулись в Скифию... – Разглядывая кроваво-красное вино в своём скифосе, Формион ещё раз отрицательно покачал головой. Потом вдруг вскинул глаза на кислое лицо Минния, будто осенённый блестящей идеей. – Впрочем, если это так для тебя важно, я помогу тебе найти тех, кто ограбил и сжёг усадьбу твоих родителей... среди тавров. Да, наверняка, это были тавры. Как ты считаешь, Апемант?
– Конечно, это были тавры! – радостно подтвердил младший из братьев. – Как мы сразу не догадались! Как пить дать, наши доблестные эфебы проворонили тогда набег этих разбойников!
– И наш друг – этнарх Зелах наверняка поможет нам их найти. Итак, – обратился Формион опять к Миннию, – будем считать, что эта проблема решена. Какова вторая просьба?
– Я хочу освободить из рабства Демотела.
– Нет! – сразу переменив тон, отрезал Формион.
– Почему нет? Неужели Формион, некоронованный басилевс Херсонеса боится какого-то Демотела?
– Дело не в боязни, – возразил Формион. – Демотел чуть было не убил мою невестку, жрицу Девы. Он преступник, и получил по заслугам.
Обнажив в улыбке два далеко не полных ряда зубов, Минний положил дружески руку на плечо стоявшего рядом с полной чашей вина Апеманту.
– Апемант, а тебе не кажется, что если бы твоему старшему брату хватило сообразительности позволить Демотелу сделать то, что он задумал, то он уже пять лет как был бы в Херсонесе басилевсом?
– Да, брат, похоже, мы тогда здорово сглупили, – несколько растерянным тоном признал Апемант.
– Касаемо твоих родителей я понимаю. Но что тебе за дело до какого-то Демотела? – язвительно поинтересовался у Минния Формион.
– Демотел был моим гимнастом, – пояснил Минний, убрав руку с плеча Апеманта. – Полагаю, он понёс уже достаточное наказание за своё неосуществлённое преступление. Пять лет рабства – не шутка.
– Кому, как не тебе, это знать! Ха-ха-ха! – хохотнул Апемант.
– Скажи Мессапие, – не обратив внимания на шутку Апеманта, обратился Минний к Формиону, – что я готов выкупить Демотела, поднеся Артемиде Таврополе достойные дары.
– Хорошо, я подумаю... – голос Формиона прозвучал как обещание.
– Ну что, пора наконец скрепить наш союз, – напомнил он, подняв свой скифос к подбородку.
– Беру в свидетели Диониса, Царицу-Деву и нашего предка Геракла*, что буду честно соблюдать наш договор, – провозгласил Формион, трижды пролив вино на пол. Следом за ним клятву повторили Апемант и Минний. Затем все трое осушили кубки до дна, глядя в глаза друг другу.
(Примечание. Херсонеситы принадлежали к дорийской ветви эллинов, считавшей себя потомками Геракла.)
– Ладно, брат, пойдём по домам, – сказал Формион, возвращая Апеманту пустую чашу. – Не будем мешать нашему другу Миннию развлекаться. Теперь он может это делать без всякой опаски.
– Конечно, если не нарвётся где-нибудь на ревнивого мужа! Ха-ха-ха! – разразился очередной шуткой смешливый Апемант.
– Ну, от мужа его защитят фракийцы, – улыбнулся Формион. – Не зря же он на них потратился.
Пожав на прощанье Миннию руку, Формион направился к выходу.
– Счастливо оставаться, приятель. – Скаля в дружелюбной улыбке изъеденные коричнево-жёлтые зубы, Апемант похлопал Минния по плечу. – Только смотри – не вздумай выкинуть с нами какую-нибудь шутку, а то мы живо найдём для тебя свободную скамью гребца на одном из наших кораблей.
Губы Минния расползлись в ответной улыбке, но глаза, которыми он проводил Апеманта за приоткрытый телохранителями полог, были полны льда. "Глупец! Мы ещё посмотрим, кто кого в итоге посадит за весло!" – подумал он, сжимая в левой руке пустой скифос.
Услышав, как стукнула входная дверь, Минний подошёл к столику, наполнил скифос разбавленным на две трети вином и залпом выпил во славу продолжавшей оставаться неизменно благосклонной к нему Тихе. Затем поднял с пола и застегнул на талии пояс с акинаком и вышел в андрон, намереваясь вызволить своих запертых в чулане фракийцев и тихо уйти.
Но тут он увидел на лестнице Аркесу. Спускаясь, она дрожащим полушёпотом уверяла, как сильно напугал её неожиданный приход Апеманта и Формиона, и как она рада, что всё для Минния обошлось благополучно. Не говоря ни слова в ответ, Минний медленно двинулся ей навстречу. Закрыв её лживый рот поцелуем, он сорвал с неё хитон, повернул к себе задом и овладел прямо на лестничных ступенях. Затем он поднялся с нею наверх, в её спальню, и грубо, словно в захваченном вражеском городе, насиловал её до утра.
