Текст книги "Савмак. Пенталогия (СИ)"
Автор книги: Виктор Михайлюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 90 страниц)
Как всегда, на два-три корпуса впереди царского посла скакал бунчужный с увешанным звонкими медными колокольцами треххвостым бунчуком, с плоской бронзовой фигуркой Папая на верху. Если лицо скакавшего нога к ноге с Главком Ториксака было непроницаемо спокойным, – он, казалось, дремал с полузакрытыми глазами, – то с лица Главка при воспоминании о бурной минувшей ночи и в предвкушении того, что должно скоро произойти в тронном зале пантикапейского дворца, не сходила масленая улыбка. В отличие от слишком тесного, слишком каменного, слишком сурового, слишком эллинского Херсонеса, на Боспор Главк всегда ездил с удовольствием. Особенно ему нравился Пантикапей – огромный по меркам Неаполя Скифского город, настоящий людской муравейник, где можно было найти развлечения на любой вкус: конные скачки и гонки колесниц на гипподроме по праздникам, схватки борцов и кулачных бойцов в палестре, петушиные бои, игра в кости, а главное – множество красивых, прекрасно обученных шлюх всех мастей и оттенков кожи. Поглядывая на простиравшиеся до горизонта по обе стороны дороги зелено-бурые поля с пасшимися на них коровами, козами и овцами, на уходящие вдаль ровными рядами пожелтевшие виноградники, на омытые дождём красные и оранжевые крыши усадеб, виднеющиеся между полуоблетевших садовых деревьев (скоро всё это станет скифским!), слушая мелодичный звон колокольчиков, Главк размечтался о том, чтобы упросить Палака сделать его своим наместником на Боспоре...
– Гляди-ка, похоже, нас кто-то встречает, – вернул увлечённого полётом мыслей Главка на дорогу спокойный голос Ториксака.
Смахнув с губ улыбку, Главк устремил взгляд вперёд. Кони как раз вынесли их на небольшой бугор, с которого открылся вид на низкую грязно-серую стену с редкими, как зубы во рту пережившей свой век старухи, башнями. Перед тёмным зевом ворот, в которые, как нитка в игольное ушко, протискивалась дорога, выстроился вооружённый копьями конный отряд в похожих на рыбью чешую доспехах и островерхих шлемах. В командире отряда, восседавшем впереди на белом коне, Главк ещё издали узнал по пышному белому конскому хвосту, прикреплённому к игловидной верхушке позолоченного шлема, своего близкого приятеля Горгиппа. Благодаря удачной женитьбе на дочери главного боспорского стратега Молобара, 33-летний Горгипп вот уже шесть лет занимал высокую должность гиппарха – командира боспорской конницы. Отправив к воротам Ближней стены во главе почётной стражи вместо сотника самого гиппарха, басилевс Перисад выказал особый почёт и уважение послу нового скифского царя.
Съехавшись с широкими улыбками на лицах, Главк и Горгипп дружески обнялись, всем своим видом выражая искреннюю радость от новой встречи. Затем, как всегда щегольски одетый гиппарх, плечи и спину которого покрывал короткий тёмно-синий гиматий, расшитый по краю золотыми лавровыми листьями и скреплённый на груди летящей в прыжке золотой пантерой с гранатовыми глазами, пожал руку скифскому сотнику, глядевшему на него хоть и без улыбки (скифы вообще были суровым народом, не склонным к улыбкам, тем более с чужаками), но, как ему показалось, вполне дружелюбно.
Горгипп был крепкий широкогрудый мужчина в самом расцвете, с мускулистыми руками и ногами, сидевший на конской спине, покрытой широким красным чепраком с золотой окантовкой и длинной витой бахромой, как влитой. Его вытянутое, угловатое, безбородое лицо, мало похожее на типичные греческие лица (он был сыном вождя меотского племени фатеев Гекатея), было по своему привлекательным: высокий прямой лоб, короткие тёмные брови, весело прищуренные сквозь толстые веки чёрные глаза, разделённые большим прямым носом, под которым тонкой скобой изгибались коротко подстриженные рыжеватые усы, отделявшие тонкогубый рот и массивный квадратный подбородок от широких, острых скул.
По команде Горгиппа сотня отборных меотских всадников, составлявшая его личную охрану, развернула коней и, прогрохотав по деревянному настилу перекинутого через ров моста, первой втянулась в узкую горловину ворот, расчищая дорогу для скифского посла. Бунчужный, затем Главк, с Горгиппом и Ториксаком по бокам, и сотня сайев двинулись следом. По пути к Скифским воротам через усеянное по обе стороны дороги тысячами надгробий и сотнями кипарисов предместье Главк успел удовлетворить любопытство Горгиппа подробностями избрания в цари младшего сына Скилура, много раз приезжавшего с тем же Главком развлекаться в Пантикапей и потому считавшегося здесь эллинофилом.
– Надеюсь, этот вечер и ночь мы проведём вместе с "амазонками" Диагора? – обратился к Главку Горгипп, подъезжая к толпе встречавших палакова посла перед Скифскими воротами знатных сатавков во главе с Оронтоном.
– Это будет зависеть от того, как долго меня продержит ваш басилевс. Палак велел мне привезти его ответ как можно скорее.
– Ну, так или иначе, а до завтрашнего утра я тебя из Пантикапея не выпущу! Скажи, это правда, что вы за сорок дней ни разу не вставили даже рабыне?
Выслушав как всегда цветастые приветствия от Оронтона и толпы его родичей, дружно прокричавших славу царю Палаку и присоединившихся к свите посла, оттеснив назад ториксакавых сайев, умножившаяся кавалькада втянулась под украшенный наверху конной статуей Левкона Первого арочный свод Скифских ворот. Широкая Скифская улица, несмотря на дождь, от самых ворот до агоры была забита теснившимися по сторонам любопытными горожанами, по большей части здешними скифами, приветствовавшими палакова посла радостными криками, взмахами рук и шапок. Главк, вертя головой направо и налево, отвечал жителям боспорской столицы дружескими помахиваниями правой руки и белозубой улыбкой, привычно выискивая среди них симпатичные женские лица.
Не доехав пару сотен шагов до агоры, свернули на улицу, ведущую к воротам Акрополя. Когда проезжали мимо пританея, из-под украшавшей его вход колоннады, где укрывались от дождя богатые горожане, вышли пантикапейский политарх Главкион и четверо пританов в окантованных золотыми и серебряными узорами праздничных одеждах. Заступив Главку дорогу, они устами Главкиона приветствовали его от имени городской общины Пантикапея и предложили послу и его охранникам спешиться и войти в пританей, где для них приготовлено угощение, и где они смогут подождать, пока о прибытии посла доложат басилевсу. Но Главк неожиданно ответил отказом, заявив, что его господин приказал ему встретиться с боспорским басилевсом как можно скорее, поэтому он, не мешкая, отправится на Акрополь и будет стоять перед царским дворцом до тех пор, пока басилевс Перисад его не примет и не выслушает слово повелителя скифов. Политарху и пританам ничего не оставалось, как развести удивлённо руками и освободить дорогу.
Спешившись на небольшой площади перед воротами Акрополя, Главк отправился дальше пешком в сопровождении своего бунчужного, сотника Ториксака, двух десятников, один из которых нёс в правой руке серый дерюжный клумак (должно быть, с подарком для Перисада от Палака), а также Горгиппа и Оронтона с сыновьями и десятком знатных сатавков, оставив сотню своих охранников дожидаться его возвращения на площади вместе с меотами Горгиппа. Главк и его спутники подошли к охраняемой десятком соматофилаков узкой – не разъехаться двум телегам – арке ворот, прорезанных в толще высоченной стены Акрополя чуть левее сильно выступающей наружу квадратной башни, накрытой сверху двускатной черепичной крышей. Вверху и по бокам вход на Акрополь украшали ярко раскрашенные известняковые барельефы расположенных попарно друг против друга животных: в самом низу стояли слоны, над ними – могучие зубры, ещё выше – ветвисторогие олени, далее – дикие кабаны и волки. Над воротами были вырезаны львы и пантеры, а на самом верху парил, раскинув широкие крылья, царственный орёл.
Беспрепятственно миновав ворота, непривычные к пешей ходьбе скифы медленно двинулись по плавно поднимавшейся вгору, выстеленной широкими известняковыми плитами дороге к видневшемуся в полутора сотнях шагов впереди небольшому храму. По обе стороны дороги среди вечнозелёных деревьев и кустов белели статуи и украшенные искусной каменной резьбой жертвенники почитаемых боспорцами олимпийских богов и героев. Повернув направо возле расположенного в 10-15-ти шагах от входа в храм круглого известнякового жертвенника, оплетенного искусно вырезанными в камне виноградными лозами, посол и его свита обогнули прятавшийся в светлой буково-платановой роще старинный храм Диониса и оказались у подножья широкой, вырубленной в скальной породе лестницы, огороженной высокими каменными парапетами, над которыми нависали мохнатые лапы сосновых, можжевеловых и туевых деревьев. Ступени лестницы, как и дорожные плиты, были стёрты и отполированы подошвами сотен тысяч паломников, прошедших по ним за минувшие со времён основателей города Археанактидов века.
Одолев подъём, они оказались на вымощенной тщательно подогнанными плитами центральной площади Акрополя, простиравшейся шагов на шестьдесят в длину и пятьдесят в ширину. С правой стороны на площади стоял потемневший от времени мраморный жертвенник в виде увитого тремя рядами цветочных гирлянд цилиндра в три локтя высотой, за которым на трёхступенчатом стилобате возвышался храм Афродиты Урании, примерно тех же размеров, что и оставшийся внизу храм Диониса. Передний и задний фасады храма украшали по пять гладких мраморных ионических колонн и вырезанные на треугольных фронтонах под красной черепичной крышей сцены поклонения Афродите.
На противоположной от лестницы стороне площади высился храм Афины с кубическим алтарём перед ним. Построенный несколько столетий назад, в период расцвета торговли с великим афинским государством, он имел столь же скромные размеры, что и стоящий справа древний храм Афродиты (на пантикапейском Акрополе было тесновато), но десять колонн на его переднем и заднем фасадах были ребристыми, а их капители, поддерживавшие фронтоны с посвящёнными Афине барельефами, – изготовлены в вычурном коринфском стиле. Но главное украшение этого храма было сокрыто внутри: то была изумительная беломраморная статуя восседающей на троне царицы Афины со щитом у левой ноги, копьём в правой руке и маленькой крылатой Никой на левой ладони, подаренная дружескому Боспору благодарными афинянами.
Всю левую сторону центральной площади Акрополя занимал боковой фасад главного храма Боспора, посвящённого Аполлону Врачу. Этот огромный, величественный храм, окружённый со всех сторон 48-ю ребристыми ионическими колоннами (по шести на торцевых фасадах и по 18-ти – на боковых), был раза в полтора выше и раза в три длиннее храмов Диониса, Афины и Афродиты. Вход в него находился на северном торце – напротив перпендикулярно расположенного входа в храм Афродиты Небесной и видневшегося внизу среди сохранивших ещё остатки жёлтого убранства буков и платанов храма Диониса. За задним фасадом серебрилась омытая дождём оливковая роща, отгороженная высоким каменным забором от небольшого уютного садика, разбитого на задворках старого царского дворца. Одна вымощенная истёртыми плитами дорожка уводила с центральной площади вдоль каменной ограды храма Врача к притаившемуся за деревьями в юго-восточном углу Акрополя Старому дворцу; другая, протиснувшись между храмами Афродиты и Афины, вела по изогнутому дугой с востока на запад узкому, крутосклонному, скалистому гребню к арочному входу в воздвигнутую отцом нынешнего Перисада на вершине венчавшего восточный горб Пантикапейской горы утёса неприступную цитадель, надёжно охранявшую вознёсшийся, казалось, под самые облака Новый царский дворец.
Ждать у запертых ворот цитадели, когда его допустят к боспорскому владыке, Главку не пришлось. Ворота оказались открыты, а в нижнем дворике палакова посла уже дожидались хилиарх соматофилаков Гиликнид в обшитых отполированными серебряными пластинами доспехах и накинутом на плечи тёмно-вишнёвом с золотой окантовкой гиматие, и закутанный в длинный, фиолетовый, окантованный серебряными зубцами паллий дворцовый управляющий Нимфодор, сжимавший унизанной крупными перстнями рукой высокий костяной посох с воинственно оскаленной собачьей головой, сильно контрастировавшей с его умильной улыбкой и подобострастно прищуренными тёмно-карими глазками. К своим 50-ти годам этот дослужившийся до высокой должности дворецкого отпущенник (он был сыном Перисада IV от дворцовой рабыни, старшим братом его законных сыновей Перисада и Левкона) заметно обрюзг, обзавёлся широкой розовой лысиной над бугрившимся толстыми складками куполовидным лбом, а также солидным круглым брюшком. Его изрядно поредевшие и поседевшие каштановые волосы были коротко подстрижены и зачёсаны от висков и макушки назад, а широкий подбородок и круто изгибавшиеся к круглым оттопыренным ушам скулы прикрыты короткой, волнистой, рыжевыто-каштановой в серебряной паутине бородой.
Приложив правую ладонь к сердцу, Нимфодор отвесил Главку учтивый поклон и объявил, что басилевс будет счастлив его принять. Поскольку никому, кроме телохранителей, входить к басилевсу с оружием не дозволялось, Главк, четверо сопровождающих его сайев и Оронтон со своими родичами, прежде чем последовать за дворецким, оставили свои гориты, мечи, акинаки и ножи на столе в караулке.
По узкой, крутой, удобной для обороны лестнице, освещённой через узкие окна-бойницы, Главк и Ториксак поднимались сразу за неспешно одолевавшим ступень за ступенью Нимфодором. Сразу за ними шествовали бунчужный с бунчуком и двое десятников, затем Оронтон с сатавками. Замыкали шествие Гиликнид и Горгипп с мечами на украшенных золотыми бляшками поясах.
Нимфодор привёл гостей на верхний этаж, где находился тронный зал, окруженный со всех сторон узкой аркадной галереей. На стук серебряной собачьей головы в высокие двустворчатые двери на западной стороне, охраняемые двумя рослыми, плечистыми как на подбор стражами в блестящих доспехах, скрытые за дверьми рабы медленно распахнули вовнутрь покрытые снизу доверху искусной позолоченной вязью дубовые створки. Нимфодор, за ним толсторукий скиф со звенящим на каждом шагу посольским бунчуком, следом сам посол, позади посла сотник и два десятника торжественно прошествовали на середину зала.
– Посол нового владыки скифов Главк, сын Посидея! – торжественно представил дворецкий гостя восседающим на широком золотом троне у противоположной стены двум Перисадам – отцу и сыну – и отступил в сторону.
В отличие от Ториксака, Главку уже доводилось бывать в этой зале, поэтому он не обращал внимания ни на сложный геометрический узор под ногами, выложенный жёлтыми, красными и чёрными плитками, ни на разрисованные легендарными подвигами Геракла стены, ни на решётчатый потолок, а с преисполненным важности видом и гордо вскинутой головой, без тени улыбки на лице шествовал от дверей к трону, глядя прямо перед собой. В погожие дни зала освещалась через широкие дверные проёмы посредине каждой из четырёх стен, но сегодня дверные створки были закрыты из-за холодов и тронную залу освещали языки пламени, бесшумно трепетавшие в восьми широких бронзовых чашах, стоявших попарно у каждой из дверей на высоких кованых треножниках.
Когда дворецкий с бунчужным расступились, взгляду Главка открылся царский трон – широкое, отливавшее золотым блеском кресло, с ножками в виде львиных лап, с лежащими на подлокотниках гривастыми львами, соединёнными сзади прямой спинкой, в центре которой красовался большой солнечный диск с расходящимися во все стороны треугольными лучами. Он стоял на покрытом кроваво-красным сукном трёхступенчатом возвышении, так что увенчанная зубчатой золотой короной, с чередующимися под каждым зубцом алыми рубинами и синими сапфирами, круглая, как тыква, голова сидевшего у правого подлокотника коротконогого толстяка находилась на одном уровне с головой Главка. Правитель Боспора был одет в длиннополый пурпурный хитон, расшитый вокруг шеи, на концах закрывающих руки до запястий широких рукавов и внизу золотыми дубовыми листьями, и обут в ярко-красные, обшитые рельефными золотыми пластинками и мелкими самоцветами скифики. Сидевший слева мальчик лет десяти, которого басилевс ласково обнимал за плечо, был в окантованном золотыми волнами бирюзовом хитоне и синих, с золотой отделкой скификах. Круглой, как мяч, головой и чертами лица: широким, низким лбом, широко разведенными по бокам короткого вздёрнутого носа светло-карими навыкате глазами, пухлыми щеками и маленьким круглым подбородком младший Перисад разительно походил на своего отца. Вместо тяжёлой короны лоб и светлые льняные волосы наследника обвивала лёгкая диадема – белая парчовая повязка в три пальца шириной, расшитая золотыми аканфами.
Позади трона, на нижней ступени пьедестала неподвижными бронзовыми изваяниями застыли, опершись на копья, два здоровенных соматофилака.
По обе стороны от тронного помоста стояли первые боспорские вельможи, помогавшие басилевсу нести тяжкое бремя власти: младший брат Перисада V Левкон, стратег граждан (архистратег) Молобар, наварх военных кораблей Клеон, начальник отчётов (казначей) Деметрий и, наконец, Аполлоний, совмещавший сразу три должности – главного жреца Аполлона Врача, главы канцелярии и личного секретаря басилевса. Всех их Главк хорошо знал.
Царевич Левкон выглядел много моложе своих 37-ми лет и нисколько не походил на старшего брата. Он был не низок и не высок, ладно сложен; под его белым хитоном, вышитым по краям золотыми пальметтами, скрывалась мускулистая фигура много времени проводящего в палестре атлета. Золотисто-загорелая кожа на его овальном лице всё ещё сохраняла почти юношескую гладкость; тонкие, как паутина, морщинки едва наметились на лбу и у висков. Из-под чёрных крыловидных бровей скифов разглядывали небольшие, овальные, добродушно прищуренные тёмно-карие глаза, разделённые глубоко утопленной переносицей. Мягкие темно-русые усы отделяли широкие крылья его выгнутого дугою орлиного носа от приоткрытых в дружелюбной улыбке розовых губ небольшого, чётко очерченного рта. На овальных скулах и подбородке завивалась волнами короткая пушистая бородка, сросшаяся возле ушей с тонкими бакенбардами. Густые, пушистые темно-русые волосы, закрывая часть высокого лба, виски и уши, ниспадали волнами с непокрытой головы царевича на плечи.
Рядом с Левконом, возвышаясь над ним почти на голову, стоял в обшитом рельефными серебряными пластинами кожаном доспехе и красном, с золотой оторочкой, широком плаще синд Молобар, вот уже более десяти лет бывший главным военачальником Перисада V. Длинный узкий меч с обложенной золотом рукоятью и двумя крупными рубинами в яблоке, висел в инкрустированных золотом и самоцветами ножнах у его левого бедра, как непременный атрибут его должности. Тестю Горгиппа (к которому тот присоединился, войдя вслед за скифами в тронный зал) было 50 лет. Это был плотный, широкоплечий воин с выпуклой грудью, толстыми руками и ляжками, большими ступнями и массивными волосатыми кулаками. Некогда чёрные, а теперь серебристо-стальные, коротко подстриженные волосы густой щетиной покрывали его продолговатую голову (он был без шлема) от середины низкого, рассеченного надвое двумя глубокими, сходящимися у переносицы морщинами лба до покрытого сетью тонких морщин широкого затылка. Красноватая грубая кожа на впалых щеках и вокруг мясистого, с небольшой горбинкой носа, будто ножом, изрезана глубокими бороздами. За набухшими под глазницами большими жёлто-коричневыми мешками и пухлыми красными веками почти не видны были его поблекшие чёрные глаза. Большой рот, с плотно сжатыми тонкими бордовыми губами вытянулся узкой складкой между чёрными с лёгкой проседью усами и ниспадающей с широкого подбородка и скул короткой прямой бородой.
Наварх Клеон был лет на пятнадцать старше архистратега, на полголовы ниже и заметно тоньше. Это был богатый пантикапейский купец, владелец семи торговых судов, назначенный на эту почётную и необременительную должность на смену своему отплывшему в лодке Харона за Стикс предшественнику лет шесть назад, после того как в силу почтенного возраста перестал водить свои корабли в чужие края. Волос не его небольшой, сморщенной, как печёное яблоко, голове было немного, а те, что ещё остались, ниспадали с висков и затылка седыми волнами на уши и худые плечи, соединяясь впереди с широкой белой бородой. Несмотря на свою военную должность, он явился по зову басилевса в выстуженную холодными осенними ветрами тронную залу в цивильном и, сомкнув костлявые пальцы у подбородка на венчавшем его посох серебряном дельфине, закутавшись в тёмно-синюю, с тёплой меховой подкладкой хламиду, стоял вместе с Аполлонием, Деметрием и Нимфодором по другую сторону от Левкона, Молобара, Гиликнида и Горгиппа.
Остановившись в пяти шагах от тронного возвышения, Главк прижал правую руку к груди и, забыв стянуть с головы башлык, отвесил взиравшим на него с детским любопытством Перисадам неглубокий поклон.
– Басилевс Перисад и царевич Перисад, радуйтесь! Моими недостойными устами вас приветствует и желает вам тысячу лет жизни новый владыка Скифской державы Палак, сын великого Скилура!
– Благодарю, – ответил старший Перисад, расплывшись в довольной улыбке. – Мы рады, что наш друг Палак стал владыкой скифов, и приготовили для него подарки.
– Пусть расскажет, как скифы хоронили старого царя и как выбирали нового, – капризным голосом потребовал мальчик.
– Да, это любопытно, – тотчас согласился басилевс и вопросительно уставился на Главка. Тот, оглянувшись через левое плечо, взглядом подозвал десятника, державшего в руке дорожный клумак. Выйдя вперёд, тот опустил свою ношу на пол, распустил завязку и достал из мешка, к которому тотчас прилипли все взгляды, инкрустированный слоновой костью и золотом ларец с ручкой-конём на крышке.
– Узнаёшь ли ты этот ларец, государь? – обратился Главк к старшему Перисаду, жаля его глазами.
– Да. В этом ларце были наши дары Скилуру.
– Ключ от этого ларца был испорчен, и чтобы открыть его, нашему кузнецу пришлось сломать замок. И вот что там оказалось...
По знаку Главка десятник откинул крышку и со звоном вывалил его содержимое на каменный пол. Все присутствующие удивлённо уставились на рассыпавшуюся у подножья трона металлическую посуду. Затем басилевс перевёл недоумевающий взгляд на Аполлония и Деметрия. Казначей тотчас подбежал к тронному месту, присел на корточки и, положив посох, стал один за другим поднимать и подносить близко к глазам лежавшие там предметы.
– Что это такое? Это не наши дары! Наши все были из чистого золота! – воскликнул он испуганным фальцетом. – Что всё это значит? – повернул он голову к Главку.
– А то, что этими дешёвыми поделками, оставленными у ног Скилура вашими послами, вы глубоко оскорбили и царя и весь народ скифов. Неужели многолетний мир и дружба со Скилуром оценена вами так дёшево?! Все родичи царя Скилура глубоко возмущены этими "дарами", а вожди и воины, все как один, потребовали от царя Палака вести их на Боспор войной, чтобы смыть боспорской кровью оскорбление, нанесенное царю Скилуру, – звонко чеканил Главк каждое слово в повисшей в зале, словно перед грозой, полнейшей тишине, грозно глядя в испуганно выпученные глаза старшего Перисада, с губ которого так и не сошла глуповатая полуулыбка. – Но царь Палак, прежде чем ожесточить своё сердце на недавних друзей и союзников гневом, милостиво решил дать басилевсу Перисаду возможность оправдаться и загладить свою вину перед Скилуром.
– Но наши вещи в этом ларце все были золотые! – воскликнул опять Деметрий. – Государь, Аполлоний, вы же видели!.. Я впервые вижу эту посуду!
Осторожно положив бронзовый ритон с волчьей мордой на пол, казначей поднялся, забыв на полу свой посох, и обратил полный искреннего непонимания взгляд на басилевса.
– Да, я помню... ритон был другой – с головой оленя, а не волка, – подтвердил неуверенно Перисад.
– Вы что же, хотите сказать, что царь Палак лжёт?! – возвысил возмущённый голос Главк.
– Нет, но и мы... говорим правду, – растерянно разведя руками, Деметрий отступил за плечо Аполлония.
– Если басилевс Перисад не признал в этих вещах свои дары, а мы нашли в вашем ларце именно их, значит, настоящие дары кто-то подменил по пути из Пантикапея к Ситархе, – предположил Главк.
– Или же это сделал кто-то из ваших скифов, прежде чем показать содержимое ларца Палаку, – впервые вмешался в разговор царевич Левкон.
– Наши послы не могли это сделать. Ищите вора у себя, – тотчас поддержал его Аполлоний.
– Нет! Никто из скифов не пошёл бы на такую кощунственную подмену! – убеждённо возразил Главк. – Да у него и не было на это времени: ларец открыли вскоре после отъезда ваших послов.
Повисла тягостная пауза. Басилевс Перисад, не зная, что сказать, растерянно блуждал глазами по лицам своих советников, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону.
– Хорошо, мы расследуем это дело и накажем виновных, – сказал наконец Аполлоний, признав весомость доводов Главка. – А теперь позволь узнать, на каких условиях царь Палак согласится предать это досадное происшествие забвению.
– Охотно, почтенный Аполлоний, – на губах Главка промелькнула победная усмешка. – Условия таковы: Боспор должен заплатить за нанесенную царю Скилуру обиду десять талантов золота...
– Ого! – присвистнул, не сдержавшись, Горгипп, а у несчастного Деметрия от изумления и ужаса глаза устремились на лоб.
– ... и выдать для примерного наказания виновников этого кощунственного преступления, каковыми мы теперь считаем ваших послов – Лесподия, Оронтона и Полимеда.
– Я тут ни при чём! – воскликнул стоявший с сынами рядом с Горгиппом Оронтон. – Ларец с дарами был всё время у Полимеда. Я даже не видел что в нём!
– Нужно вызвать сюда Полимеда, – предложил Молобар.
– Полагаю, посол царя скифов уже исполнил данное ему поручение, – вновь вступил в разговор Левкон. – Мы должны попросить его покинуть на время дворец и вернуться в пританей. После того как басилевс примет решение, ему сообщат наш ответ.
– Хорошо, – ухмыльнулся Главк. – Только думайте и решайте побыстрее: Палак ждёт меня в Неаполе через два дня. Иначе он сам придёт сюда за ответом.
Слегка наклонив голову в высоком сине-золотом башлыке, Главк развернулся и направился к выходу. За ним последовали его бунчужный, сотник и два десятника. Не успели рабы закрыть за ними двери, как сзади послышался радостный мальчишеский возглас:
– Ух, ты! Будет война!
Лицо Главка осветила белозубая улыбка.
Басилевс по просьбе Аполлония приказал Нимфодору отвести сына в его комнаты. Живо соскочив с трона, царевич подхватил с пола ритон с оскаленной волчьей мордой (отличная игрушка!) и выбежал через распахнутые рабами задние двери. Вышедшему следом дворецкому он заявил, что поднимется на наблюдательную башню, чтобы следить оттуда за перемещениями скифов. Дворецкий хорошо знал, что возражать упрямому мальчишке бесполезно, и, покачав головой, послал прибежавшего на его зов раба за тёплой скифской шапкой и подбитым горностаевым мехом гиматием царевича.
Ошарашенный неожиданным поворотом, Оронтон по собственному почину отправил сыновей на розыски купца Полимеда и гекатонтарха Делиада. С ними покинули дворец и остальные сатавки, кроме Оронтона. Для оставшихся рабы придвинули ближе к тронному помосту стоявшие под стенами табуреты с красивыми резными ножками и мягкими бархатными сиденьями. Как только все семеро расселись, Левкон решительно заявил, что выдавать наших послов варварам на расправу никак нельзя: придётся воевать.
– Да и отдать ни за что ни про что такую неслыханную сумму – десять золотых талантов! Где мы их возьмём?! – тотчас поддержал его со своей стороны Деметрий.
– Но войско у скифов во много раз больше нашего, – напомнил Молобар.
– Так ведь мы не пойдём сражаться с ними в чистом поле! – живо возразил Левкон. – Ну упрутся они в Длинную и Северную феодосийскую стены, ну пожгут селения и усадьбы сатавков. Постоят, помокнут возле них какое-то время под осенними дождями, да и замирятся с нами на куда более приемлемых условиях.
– Царевич Левкон прав. Нам бояться скифов нечего – они получат достойный отпор, – высказал своё авторитетное мнение и хилиарх Гиликнид.
– Дышло им в зад, а не десять талантов! – воскликнул Горгипп и для наглядности ударил себя кулаком в ладонь, вызвав всеобщий смех.
– Да и царевич будет доволен, что увидит войну, – добавил, улыбаясь, Левкон, когда все отсмеялись.
– Я предлагаю всё же попытаться решить это дело миром, – предложил молчавший до сих пор Аполлоний. – Подвергать страну риску войны всё ж таки не стоит. Выдавать послов мы, конечно, не будем. Но почему бы нам с Палаком не поторговаться? Думаю, мы можем заплатить за мир со скифами один или два таланта.
– Мне кажется, многоуважаемый Аполлоний ошибается, – тотчас возразил логографу Левкон. – Полагаю, Палак предъявил столь неприемлемые требования не для того, чтобы вступить с нами в торг, а потому, что он желает войны. Молодой, только что избранный царь жаждет не золота, а славы.
– И, тем не менее, в предложении Аполлония есть смысл, – сказал, задумчиво поглаживая бороду, Молобар. – Нужно вступить с Палаком в переговоры, чтобы выиграть время. Мы должны отправить в Неаполь своего посла. Думаю, нам понадобится дней пять, чтобы собрать и привести к Длинной стене гоплитов из городов по обе стороны Стенона, а также переправить на эту сторону меотскую конницу.
– Оронтону надо, не теряя ни минуты, уводить сатавков со всеми стадами и всем, что можно увезти, под защиту Длинной стены, – дополнил архистратега Левкон. – Думаю, Оронтона нужно отпустить: пусть немедля займётся спасением своего племени.
Перисад, на которого по ходу разговора никто из его советников не обращал внимания, лишь молча переводил взгляд с одного собеседника на другого, хлопая ошарашено глазами, точно разбуженный средь бела дня филин, и мысленно соглашался с каждым из говоривших. Поймав обращённый к нему взгляд брата, Перисад поспешно кивнул:
– Да, Оронтон, иди, спасай племя...
Оронтон поспешно встал, привычно поклонился басилевсу и с озабоченным лицом направился через весь зал к выходу, впопыхах забыв попрощаться.
– Ты, Горгипп, тоже ступай, – обратился к своему гиппарху и зятю Молобар. – Спустись к писцам и немедля продиктуй от имени басилевса приказы ко всем номархам и меотским этнархам собирать ополчение и отсылать как можно скорее гоплитов, конных и пеших лучников к Длинной стене.
