Текст книги "Савмак. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Виктор Михайлюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 90 страниц)

  Дело мастерских рук Таргитая; сыновьям всё отдать завещал он,

  Когда юность погонит в дорогу их по воле владыки Папая.

  Дорогого отца восхваляя за бесценные эти подарки,

  Братья споро в доспех облачились и на пояс мечи пристегнули,

  Акинаки, точильные камни, не забыли и чаши златые,

  Да повесили слева гориты, в коих луки и стрелы сокрыты.

  Но едва из родимой пещеры возмужавшие дети шагнули,

  Чтобы пасть на коней и в погоню за обманчивым счастьем умчаться,

  Небо чёрная туча накрыла, грянул гром, и на землю с шипеньем

  Три пылающих шара упали, но тотчас буйный ветер развеял

  Набежавшую тучу о скалы, и горячее солнце, как прежде,

  В небесах голубых засияло. Увидали они, что в том месте,

  Где огнём мураву опалило, три вещицы лежат золотые,

  Блеском солнца глаза ослепляя, – ведь небесные стрелы Папая

  На Земле превращаются в злато! Там лежало ярмо золотое,

  Рядом плуг золотой и секира из небесного светлого злата.

  Хоть не видели прежде подобных трёх предметов папаевы внуки,

  И неведомо было для них этих странных вещей назначенье,

  Догадались они, что то дар им в дорогу от Неба владыки.

  Первым старший пошёл, Липоксай, за упавшими с Неба дарами.

  Потянулся рукою к секире – полыхнула златая секира,

  Руку жарким огнём опалила! За ярмом потянулся – оно, запылав,

  Не далось ему в жадные руки. И тогда Липоксай осторожно

  Ручки плуга коснулся – и холодным осталося злато.

  Средний брат Арпоксай захотел взять секиру. Напрасно!

  Пальцы жгучим огнём обожгла ему вмиг рукоять золотая!

  Взяв с земли золотое ярмо, отступил Арпоксай огорчённый.

  Младший брат Колаксай взял без страха златую секиру:

  Для него одного этот дар повелитель Небес предназначил!

  Змееногая мудрая мать объяснила им даров необычных значенье:

  "Суждено породить Липоксаю племена земледельцев, что плугом

  Будут землю рыхлить и земными плодами питаться.

  Арпоксаю ж родить суждено скотарей беспокойное племя,

  Что, кочуя повсюду за стадом, и дома свои возят с собою

  На широких скрипучих телегах, в них запрягши волов

  И ярмо наложив на воловьи покорные выи.

  Племя славное воинов храбрых породит Колаксай,

  От него же завьётся род могучих вождей – повелителей степи:

  Старших братьев потомство их признает своими царями".

  Так сказав, мать велела скакать Липоксаю за солнцем на запад,

  Арпоксаю же путь на восток: скоро встретят они то, что ищут -

  И исполнится воля Папая! Колаксаю же ехать на полдень:

  Долгий путь его ждёт и опасный; много бед испытав по дороге,

  Он невесту найдёт за Араксом – и исполнится воля Папая!

  На прощание крепко обнявшись, поразъехались братья по свету,

  Куда мудрая мать указала, – всё сбылось, как она обещала.

  Одолевши высокие горы, переплывши глубокие реки,

  И бескрайние степи проехав, много бед пережив по дороге,

  Колаксай до Аракса добрался, что течёт меж песков по долине,

  По бесплодным полуденным землям. Жили там бедняки-скотоводы,

  Непрестанно враждуя друг с другом за ту скудную землю и воду.

  Дочь вождя повстречав у Аракса, угодил Колаксай в её сети.

  Воспылав к ней горячей любовью, он, явившись к отцу её смело,

  Обещал научить скотоводов, что за овцами мирно ходили,

  Укрощать скакунов быстроногих, делать хитрую конскую сбрую

  И на спинах коней приручённых налетать на врагов пешеходных.

  Вождь решил, что достойную плату предлагает за дочь незнакомец.

  Всем другим женихам отказавши, хоть и много богатств те давали,

  Отдал вождь черноокую дочку чужаку из далёкого края,

  Полюбив его больше, чем сына. Научившись езде верхоконной,

  Пастухи стали грозною силой. Налетая, как вихрь, из пустыни

  И врага на скаку поражая то копьём, то мечом, то стрелою,

  Они вскоре весь край покорили. А когда старый вождь к праотцам отошёл,

  Колаксая царём без раздумий пастухи в один голос избрали:

  Ведь его к ним привёл сам владыка Папай, и недаром в руке его крепкой,

  Как траву, вражьи головы косит золотая секира Папая!

  Долго правил народом своим Колаксай: обрело с ним богатство и силу

  Прежде бедное, жалкое племя. Когда ж время пришло Колаксаю

  Волей богов с людьми распроститься, он оставил взамен трёх могучих сынов

  – Агафирса, Гелона, Сколота. "Изберите средь них себе сами царя,

  И секиру златую вручите. А меня, как умру, положите в курган

  Слушать тихие песни Аракса". Так отдал Колаксай свой последний наказ

  Перед тем, как умолкнуть навеки. Жизни нить оборвав, улетела душа

  Из остывшего тела на Небо. Ну а бренное царское тело,

  Обрядивши в златые одежды, по завету его схоронили в Земле -

  Почивать вечным сном, слушать вечную песню Аракса.

  И ещё об одном великом скифском герое напомнил Гнур царю Скилуру и его молодому наследнику в предыдущие дни.

  СКАЗАНИЕ О СКОЛОТЕ

  Колаксая, ушедшего к предкам, всем народом оплакав, и тризну

  На могиле богатую справив, золотую секиру Папая

  Скотари Агафирсу вручили – Колаксаеву старшему сыну.

  Может, долгим, и добрым, и славным, агафирсово б вышло правленье,

  Если б жадность и зависть ужами не вползли под шатры старших братьев

  И в сердца ихних жён неразумных ядовитых зубов не вонзили!

  Им покоя никак не давало то, что царь Колаксай, умирая,

  Все богатства свои заповедал неженатому младшему сыну,

  Обделив Агафирса с Гелоном и своих многочисленных внуков.

  Чтоб Сколота сгубить молодого, сговорились коварные жёны

  Объявить, будто тот покусился на семейную честь Агафирса,

  Но Гелона жена, появившись, помешала свершиться насилью.

  Преохотно поверив навету, Агафирс и Гелон присудили

  Молодого Сколота к изгнанью. Сев на верного друга-коня,

  Оскорблённый Сколот ускакал из родного кочевья в барханы,

  Захватив только лук, чтоб стрелою добывать себе пищу в дороге.

  Остальные ж стада и богатства, что отец ему щедрый оставил,

  Агафирс и Гелон меж собою разделили без спора по-братски.

  Но недолго они наслаждались уворованных стад обладаньем:

  Обмануть ведь легко человека, боги ж знают, где ложь, а где правда!

  За изгнанье Сколота безвинно в край пустынный, на верную гибель,

  На народ, Агафирсу подвластный, не замедлило с Неба возмездье.

  Перестал небосвод над Араксом пеленой облаков покрываться,

  Солнце жгло всё сильней год от года почерневшую, мёртвую землю,

  Ветры тучи песка приносили из пустыни в долину Аракса,

  Но ни капли воды не упало на траву с беспощадного Неба.

  И река, что долину питала ледниковой обильной водою,

  Стала быстро мелеть, пропадая в засыпавших долину барханах.

  На земле, превращённой в пустыню, где недавно паслися отары,

  А теперь расплодились обильно пауки, ядовитые гады,

  Скотари стали гибнуть от глада, тщётно богов моля о спасеньи.

  Без остатка весь скот потерявши, что с Гелоном отнял он у брата,

  И не видя от бедствий спасенья, Агафирс объявил всенародно,

  Что карают их боги жестоко за вину перед братом Сколотом,

  Пострадавшим, как видно, напрасно, по навету злокозненных женщин.

  Повели своих жён неразумных, столько бед своей лжой причинивших,

  Агафирс и Гелон побледневший на могилу отца Колаксая,

  Чтобы там их заклать без пощады, и себя заколоть на кургане:

  Может, так откупить им удастся от конечной погибели род свой

  И вернуть милость богов народу!.. В окруженьи народа приблизясь

  К колаксаевой славной могиле, Агафирс и Гелон увидали

  Под курганом коня вороного, а на острой вершине кургана

  Незнакомца в молитвенной позе. Когда люди курган обступили,

  Незнакомец с земли приподнялся, и, взглянувши на лик его светлый,

  Окружённый златыми кудрями, пастухи без труда в нём узнали

  Колаксаева младшего сына, что когда-то был изгнан с позором

  Из родного кочевья в пустыню по навету завистливых женщин.

  Поглядевши без гнева на братьев и на жён их, слезами облитых,

  Обратился с кургана к народу младший сын мудреца Колаксая:

  "Люди, знайте, – по воле Папая в этот день я сюда возвернулся

  После долгих скитаний по свету! Про раскаянье братьев прознавши,

  Совершивших неправое дело и отцовский завет преступивших,

  Боги гнев свой сменили на милость и меня в это место послали

  Отменить ту кровавую жертву, что свершить здесь задумали братья.

  Агафирс и Гелон, и их жёны! Прощены вы богами и мною!

  Нет нужды вам кропить вашей кровью прах отца, сей могилой сокрытый.

  Путь к спасенью от гибельных бедствий укажу вам по воле Папая.

  Знайте ж, люди, скитаясь по свету, я набрёл на бескрайние степи,

  Где текут полноводные реки, травы сладкой водою питая,

  А ручьёв, родников там без счёта! Облаков там довольно на небе,

  И дожди проливаются часто, оттого не сгорают там травы

  Под лучами горячего солнца, а растут высотой с человека

  И зелёным ковром устилают ту равнину, обильную зверем,

  По которой я ездил три года, а до края её не добрался!"

  Услыхавши сколотовы речи, пастухи, изнурённые гладом,

  Пали ниц и, простёрши ладони, умоляли Сколота скорее

  Увести их в тот край благодатный из долины, погубленной зноем.

  Агафирс передал без обиды свою власть и златую секиру

  По веленью народа Сколоту, обещавшему людям спасенье.

  За Сколотом в дорогу пустившись от родимых могил и кочевий,

  Пастухи вдоль Аракса шагали, погоняя остатки скотины.

  Но однажды не стало в Араксе даже капли живительной влаги -

  Только русло сухое осталось, как дорога из высохшей глины.

  Бурдюки из Аракса наполнив, пока была такая возможность,

  Пастухи за Сколотом влачились по засохшему, мёртвому руслу.

  До солёного моря добравшись, пастухи повернули на полночь.

  Потерявши остатки скотины и людей схоронив половину

  На бесплодных засоленных землях, добралися они через месяц

  До речонки со сладкой водою, положившей конец их мученьям.

  Диких коней в степи наловивши, пастухи под началом Сколота,

  Жеребят до узды приучая, отдыхали от тягот три года.

  А потом пастухи, сев на коней, приручённых с великим стараньем,

  За вождём своим двинулись дальше (жён, детей средь них мало осталось).

  Скоро встретились им скотоводы – Арпоксая большое потомство -

  Во степи кочевавшие мирно, выпасая стада и отары.

  Собрались они все на защиту своих пастбищ и стад от пришельцев,

  Что внезапно нагрянули с юга. Но Сколот, не желая пролитья

  Братской крови детей Арпоксая, объявил им, что не ворогами,

  А защитой надёжной им станут его воины, коим нет равных

  Во владеньи мечом и в уменьи бить врага или зверя стрелою.

  Увидавши в руке его крепкой золотую секиру Папая,

  Скотари – Арпоксая потомки – опустили мечи свои, копья

  И с великой охотой признали над собою царём и владыкой

  Колаксаева храброго сына. И повёл царь Сколот скотоводов

  Из холодных степей азиатских на закат по пути Гойтосира,

  В дивный край, где ковыльное море ветер гонит седыми волнами.

  На пути им попалося племя землепашцев – сынов Липоксая.

  Увидавши в руке у Сколота золотую секиру Папая,

  Землепашцы признали без спора над собою царём и владыкой

  Колаксаева храброго сына. Так исполнилось мудрое слово

  Змееногой жены Таргитая: всё потомство её собралося

  Под рукой колаксаева рода. С той поры племена, что собрались

  Под могучей рукою Сколота, стали гордо сколотами зваться...

  Много месяцев шли за Сколотом по пути Гойтосира на запад

  Племена таргитаевых внуков. Но однажды им путь преградила

  Многоводным широким разливом та река, что на две половины

  Делит Землю, по ней протекая от полуночи к южному морю.

  Но не только река преградила путь свободный сколотам на запад:

  На другом берегу, на высоком, они конных стрелков увидали.

  Тот народ киммерийцами звался: они первыми путь отыскали

  В те привольные, щедрые земли, и привыкли считать их своими.

  Царь Сколот на тот берег отправил молодого посланца со словом

  К их царю, и вождям, и народу. Предложил царь Сколот киммерийцам

  Добровольно те степи покинуть и бежать далеко на край света,

  Или всем им придётся погибнуть от мечей таргитаевых внуков.

  На совет, на военный, собравшись, киммерийцы задумались крепко

  Над чужого царя грозным словом. Их вожди предложили без страха

  За родимую землю сразиться, победить иль погибнуть со славой.

  Малодушные ж им возражали: "Не пробьют наши медные стрелы

  Их доспех с чешуёю железной, не сдержать нам мечами из меди

  Их железных мечей нападенье! Чем полечь, как трава под косою,

  Лучше нам покориться пришельцам, на пристойную дань согласившись".

  Большинство же народа решило, ни сраженья не давши, ни дани,

  Поискать себе лучшую землю... Бурдюки воздухами наполнив,

  Устремились сколоты отважно за царём своим в воду речную

  И, за гривы коней ухватившись, реку ту без труда переплыли.

  На другом берегу, на высоком, они встретили тех киммерийцев,

  Что решили на дань согласиться, посчитав её меньшим несчастьем.

  Наложив на них рабские путы, царь Сколот отдал их в услуженье

  Малым детям и жёнам сколотским, а с мужами пустился в погоню

  За царём киммерийцев и знатью, больше жизни ценившими волю.

  Долго длилась за ними погоня. Уводя вражью рать от народа,

  Что решил на чужбину податься, царь с вождями бежали всё дальше.

  Свою землю насквозь проскакавши от восточного края на запад,

  Близ Донастра они укрепились на высоком холме и отважно

  От сколотских атак отбивались, а когда стрел запас исчерпали,

  Перебили друг друга бесстрашно, чтобы в руки живыми не даться

  И под пыткой жестокой не выдать, куда делся народ киммерийский.

  Отдавая их доблести почесть, и царя, и вождей киммерийских

  Погребли над Донастром сколоты (их курган там стоит и доныне!)

  И трехдневную справили тризну. А когда в путь обратный пуститься

  Собралися к покинутым жёнам, царь Сколот молвил воинам слово:

  "Поскитавшись по белому свету, убежавшие прочь киммерийцы

  Убедятся, что нет земли краше, чем привольные эти равнины,

  Что без боя они уступили, мимолётному страху поддавшись.

  Чтоб не вздумалось им воротиться и вступить с нами в жаркую битву,

  Мы должны по следам их пуститься и, настигнув, срубить их под корень,

  Чтобы некому было оспорить плодородную эту равнину

  У сколотов, у новых хозяев". Внявши мудрому царскому слову,

  Разлетелись сколоты по степи, отыскать по следам от кибиток,

  Куда скрылся народ киммерийский, без царя и вождей своих храбрых

  Обещавший стать лёгкой добычей... Трижды месяц на небе полночном

  Умирал и опять нарождался. Наконец, известили Сколота,

  Что в траве след врага отыскался. Вёл тот след за Кавказские горы,

  За широкое Южное море. Своё войско собрав воедино,

  Царь Сколот устремился по следу за моря, за высокие горы.

  Как внезапная снежная буря, налетели сколоты отважно

  На заморские тёплые земли, киммерийцев преследуя рьяно.

  Как ни быстры сколотские кони, но быстрей о них слава летела,

  И дрожали от страха народы, как земля под конями сколотов!

  Сея ужас и смерть, кровь и пепел, пронеслися сколоты по краю

  Аж до знойных песков, что на юге простирались широко как море.

  На краю этой страшной пустыни киммерийцев сколоты настигли

  И безжалостно всех перебили, чтоб не вздумалось им воротиться

  В ту бескрайнюю степь, что отныне станет домом родным для сколотов.

  Развернувши коней утомлённых, поскакали сколоты на полночь

  По следам своим, кровью политым. Одолевши домой полдороги,

  Подкормить лошадей они встали на прекрасных нагорьях мидийских,

  И травой, и водой изобильных. Чтоб домой из далёкого края

  Им не ехать с пустыми руками, всех царей и вождей стран окрестных

  Обложили сколоты оброком, угрожая войной непокорным.

  Трепеща перед силой сколотской, отдавали владыки послушно

  Серебро, жемчуга, самоцветы, юных дев и изделья из злата.

  И чем больше добычи копилось в тороках и возах у сколотов,

  Тем сильней ослепляла их жадность и всё больших богатств им хотелось.

  Как ни звал царь Сколот их продолжить путь к покинутым жёнам и детям,

  Отвечали, что мало собрали они даней любимым в подарок.

  Отлагая отъезд год за годом, собирали добычу сколоты

  Тридцать лет на нагорьях мидийских. Родились у них дети и внуки

  От рабынь и наложниц-южанок, и всё реже они вспоминали

  О покинутых в крае полночном прежних жёнах и детях любимых.

  И однажды царевич Партатий, сын любимый седого Сколота,

  Объявил, что решили навеки на мидийских нагорьях остаться,

  Что давно для них стали родными, молодые сколоты, отцы же,

  Что вздыхают с тоскою по снегу и холодным степям полуночным,

  Уходить туда могут хоть завтра. Обещал Киаксар, царь мидийский,

  Удалому Партатию в жёны свою дочь, что прекрасна как Небо.

  Станет звать Киаксар его сыном и Мидийское царство подарит.

  Покачав головой поседелой, царь беспечному сыну ответил:

  "Милый сын мой, не верь Киаксару! Ждёт тебя в его доме ловушка!

  Не отдаст Киаксар тебе царство! Не жену, а погибель найдёшь ты

  На пиру во дворце Киаксара – сам погибнешь и братьев погубишь!

  Чует злую беду моё сердце: вас вином напоит царь мидийский,

  Сам же крови сколотской напьётся..." Но напрасны мольбы его были -

  Над тревогой отцовского сердца молодой удалец посмеялся

  И, толпою друзей окружённый, за невестой прекрасной помчался

  К Киаксару, не ведая страха. А наутро, когда над горами

  Заалела заря на востоке, прискакали под табор сколотский

  Сотни всадников в шапках мидийских. Раскрутивши за длинные косы,

  Они в ноги сколотам метнули от царя Киаксара подарок:

  Сотни юных голов неразумных, умерщвлённых злодейски сколотов.

  Среди них по земле покатилась и глава, что вчера ещё гордо

  Нёс на шее могучей Партатий, – зря он сердцу отца не поверил!

  С головами детей убиенных их отцы подступились к Сколоту,

  Призывая вести их немедля на коварных мидийцев войною,

  Ведь огонь, что сердца им сжигает, вражьей кровью гасить подобает.

  Обведя своих воинов старых полным скорби и горечи взглядом,

  Остудил царь Сколот их желанье на мидийцев немедля обрушить

  Меч кровавый жестокого мщенья: "Слишком мало нас, други, осталось,

  Чтоб грозой налететь на мидийцев. Слишком много соратников наших

  Схоронили мы здесь за те годы, что не видели землю родную.

  Наши дети, что здесь народились и остаться навек пожелали,

  Все погибли по воле Папая – нам на горе сбылось их желанье!

  Нам же, видно, пора наступила горы эти скорее покинуть

  И к родным очагам возвратиться. А за наших детей, здесь убитых,

  Отомстят наши храбрые внуки, когда время для мести настанет..."

  Старики своё сердце смирили, покорившись решенью Сколота,

  По сынам своим справили тризну, после лагерь походный свернули

  И на север отправились споро по дорогам почти позабытым.

  И хоть мало сколотов осталось, а обоз их ломился богатством,

  Имя громкое воинов грозных им служило надёжной защитой.

  Долог путь был по узким теснинам меж равниной морской и Кавказом,

  Что, вздымаясь отвесной стеною, делит Землю на Юг и на Север.

  Наконец расступилися скалы, открывая родные просторы,

  На которые с радостным плачем устремились седые сколоты.

  Только вдруг старики увидали ров глубокий, им путь преградивший,

  За которым стена возвышалась. Сотни воинов юных, безусых

  Со стены той грозили оружьем старикам, удивлённым немало

  Неожиданной этой преградой. На приказ стариков пропустить их,

  Молодые ответили дерзко грубой бранью, насмешливым свистом

  И советом уйти, пока целы, за высокие горы обратно -

  Здесь давно они всеми забыты! Не стерпевши жестокой обиды

  От юнцов безбородых, безусых, поседевшие в битвах сколоты

  Устремились на штурм укрепленья, чтоб телами насмешников дерзких

  Ров глубокий наполнить до верха. Только мало сколотов осталось,

  А противников впятеро больше, и сколотское грозное имя,

  Видно, здесь никому не знакомо! Безбородое племя отважно

  Отразило атаку сколотов. Старики отступили уныло:

  Как же в степи родные прорваться? И сказал царь Сколот,

  Что едва уж держался на коне, утомлённый годами:

  "Тридцать лет мы гуляли по свету, всех врагов побивая жестоко.

  Что за племя младое, спросите, на пути нашем встало отважно

  И впервые сколотов побило? Чьих отцов, матерей они дети?"

  Отвечали бойцы молодые, похвалою польщённые старца,

  Что их матери – жёны сколотов, потерявшихся где-то безвестно,

  А отцы же у них – киммерийцы, что сперва пребывали в полоне

  У сколоток отважных, а после им пропавших мужей заменили.

  И сказал тогда воинам старым царь Сколот своё верное слово:

  "Не родятся бесстрашные волки от трусливого пса и волчицы!

  От раба, поражённого страхом, не народится воин отважный!

  Посему, вы мечи свои спрячьте, в руки плети с бичами возьмите,

  И ударами прочь прогоните это стадо трусливых ублюдков!"

  Старики положили оружье и пошли на преграду с бичами.

  Услыхавши их властные крики и бичей угрожающий посвист,

  Побледнев, затряслися от страха дети подлых рабов-киммерийцев,

  Что с отцовскою кровью впитали жуткий страх перед плетью хозяйской.

  Побросавши от страха оружье, со стены они прочь разбежались,

  А иные в пыли распростёрлись, со слезами моля о пощаде.

  Так вернулося войско Сколота, поредевшее в битвах кровавых,

  Из полуденных стран закавказских на просторы степей полуночных,

  Тех, что станут отныне родными таргитаевым внукам отважным.

  А Сколот, своё дело закончив, отошёл в мир иной с лёгким сердцем.

  Возле гор вековечных Кавказских, что взметнулись до самого Неба,

  В ледяные шеломы одеты, появилась гора молодая.

  Под горой той в шатре деревянном, среди многих бесценных сокровищ,

  Схоронили сколоты по-царски, вместе с верным конём и женою,

  Колаксаева младшего сына, отдыхать после подвигов славных,

  И обильную справили тризну. Ну а власть над народом сколотским

  Меж собой разделили по-братски трое внуков героя Сколота:

  Иданфирс, Скопасис и Таксакис – удалого Партатия дети.

  Вот какие легенды напомнил царю Скилуру и его наследнику Палаку придворный певец-сказитель Гнур в предыдущие дни. Сегодня настал черёд спеть излюбленную скифскую былину – о победе сколотов над бесчисленным, как утренняя роса на траве, воинством персидского царя Дарьявуша.

  Скилур издавна любил песни о своих героических предках и всегда держал лучшего из гусляров-сказителей близ себя. Последние тридцать с лишним лет этим счастливцем был Гнур. Не зная под крылом царя нужды ни в еде, ни в питье, ни в одежде, Гнур с годами раздобрел, оброс жирком, пристрастился к доброму заморскому вину, обленился, но память его была по-прежнему крепкой и ясной, а голос – сильный и звонкий, правда, ставший слегка шепелявым из-за нескольких выпавших по старости зубов. Тонкие седые волосы на его маленькой округлой голове сильно поредели. Под большими, круглыми, как у филина, серыми глазами, разделёнными небольшим узким носом, набрякли тяжёлые свинцовые мешки. Вокруг широкого рта с синюшными слюнявыми губами росли редкие усы и неряшливо раскудланная короткая бородёнка. В толстой коричневой мочке левого уха, будто мхом поросшего грязно-седыми волосами, блестела лунным серпом серебряная серьга. Несмотря на жару, одет он был в добротные кожаные штаны и кафтан поверх расшитой широкими яркими узорами рубахи и обвешан костяными, каменными, медными, серебряными и золотыми фигурками-оберегами. На ученике его были только узкие холщовые штаны и тонкая, красочно расшитая льняная сорочка, перетянутая в узкой талии тёмно-красным шнуром с кистями на концах.

  Каждый певец-сказитель постоянно имел при себе одного-двух учеников, которым помалу передавал по наследству бережно хранимое в своей голове богатство. Конечно, прежде всего, гусляр старался передать своё почётное и прибыльное дело собственным детям и внукам, но далеко не все из них обладали необходимыми для этого способностями или желанием. Потому гусляр часто брал в ученики мальчиков 10 – 12-ти лет с цепкой памятью и звонкими, приятными для слуха голосами, из числа своих близких и дальних родичей или соседей. Учитель кормил их, одевал-обувал, учил игре на гуслях; они же повиновались ему, как дети отцу, и трудились на него, как рабы на хозяина. Внимая учителю, подростки постепенно слово в слово запоминали его сказы, песни и былины. На то, чтобы заучить назубок весь необъятный скифский эпос у них уходило, в зависимости от способностей, от пяти до пятнадцати лет.

   Отцы небогатых семейств охотно отдавали сыновей в науку сказителям: певец с гуслями на плече всегда был и будет самым желанным гостем у любого скифского костра. Выдержав однажды строгую проверку на каком-нибудь празднике – ни разу не сбившись, не перепутав слова и получив одобрение учителя и хвалу многочисленных слушателей – ученик покидал учителя со своими гуслями на плече и обзаводился собственными учениками.

  У царского любимца Гнура было аж три ученика, младший из которых – 14-летний Максагис – был внуком его сестры. Ему-то и пришёл черёд в это утро сопровождать учителя в царский шатёр.

  Согнувшись, насколько позволяло ему внушительное брюхо, в земном поклоне, Гнур пожелал хозяину шатра и всему царскому семейству доброго дня. Получив дозволение приблизиться, он уселся на приготовленную для него подушку на привычном месте в ногах царского ложа – как раз возле оскаленной медвежьей головы.

  Боясь поднять от земли глаза, его юный ученик поспешно достал из кожаной коричневой сумки, посредине которой была нашита плоская золотая фигурка крылатой Аргимпасы, а вокруг неё – более мелкие фигурки зверей и птиц, небольшой трапециевидный ящик тусклого вишнёвого цвета. Его низкие, сужающиеся боковины снаружи были расписаны чёрными вьющимися травами и цветами. На днище, под натянутыми между боковинами шестью жилами разной длины и толщины, были намалёваны два поющих чёрных дрозда. Это и были гусли, под мелодичный звон которых распевали свои песни и былины скифские и сарматские бродячие сказители.

   (Примечание: Поскольку скифские музыкальные инструменты нам неизвестны, автору ничего не оставалось, как предположить, что праславяне "унаследовали" свои гусли от скифов.)

  Поместив инструмент на толстой ляжке, Гнур проверил, хорошо ли натянуты струны из прочных оленьих жил и, убедившись, что всё в порядке, устремил вопросительный взгляд на обтянутое серой кожей, изрезанное глубокими морщинами лицо царя.

  – Продолжим по порядку, Гнур, – слабым, но внятным голосом предложил Скилур. – Спой нам сегодня о войне с Дарьявушем.

  СКАЗАНИЕ ОБ ИДАНФИРСЕ

  Долго правили внуки Сколота – Иданфирс, Скопасис и Таксакис,

  Удалого Партатия дети, племенами бесстрашных сколотов.

  Из детей они стали мужами, обросли, как деревья листвою,

  Сыновьями и множеством внуков – колаксаева рода опорой.

  Под счастливым трёх братьев правленьем процветала держава сколотов:

  Расплодились в степях изобильных меж могучею Ра на восходе

  И широким Донаем закатным табуны, и стада, и отары.

  Вместе с ними размножились густо племена таргитаевых внуков.

  А за бурным Полуденным морем, за высокой Кавказской стеною,

  Объявился великий воитель – Дарьявуш, молодой царь персидский,

  Киаксара-мидийца потомок. С племенами воинственных персов

  Покорил Дарьявуш своей власти все народы в полуденном крае,

  И, нигде не встречая отпора, наложил богатырь цепи рабства

  На три четверти круга земного. Став царём над земными царями,

  Дарьявуш до того возгордился, что велел почитать себя богом.

  Во дворце его, полном сокровищ, что вознёсся до самого Неба,

  Окружённый могучей стеною, лишь одно огорчало владыку,

  Вкус еды и питья отравляя, не давая ни сна, ни покоя: мысль о том,

  Что в степях полуночных бродит вольно с бесчисленным стадом

  Тот народ, пред которым недавно его предки дрожали как зайцы,

  И средь сотен красавиц прекрасных – дочерей всех царей покорённых,

  Что его во дворце услаждают, не найти златокосой сколотки.

  И собрал тогда Дарьявуш гордый под рукой своей воев без счёта

  Из племён, его слову покорных, и повёл их вкруг моря к Донаю.

  Дарьявушу подвластные греки, корабли свои вместе составив,

  Деревянным мостом перекрыли широченное русло Доная:

  По нему целый месяц шагало на полуночный берег враждебный

  Дарьявуша несчётное войско, чтоб обрушиться страшной грозою

  На сколотский народ непокорный и всю Землю от края до края

  Распластать под тяжёлой стопою богоравного персов владыки.

  Лишь тревожные вести с Доная долетели до царского уха

  Иданфирса, владыки сколотов, он созвал на совет младших братьев -

  Скопасиса с Таксакисом вместе, да соседних царей, чьи народы

  По окрестным лесам проживали и властителям степи сколотам

  Дань издревле платили исправно. Всех в шатре своём белом собравши,

  Иданфирс им поведал подробно о великой грозе над Донаем,

  Чёрной туче, нежданно покрывшей горизонт над землёю сколотской.

  "Чтоб беду нам избыть и победу добыть, соберёмся ж в единую силу!

  Ведь змея, что ползёт на нас с юга, в равной мере нам всем угрожает.

  Дарьявуш, что зовёт себя дерзко богоравным царём над царями,

  Никого не оставит в покое, кто его не признает покорно

  Над собою владыкой и богом". Иданфирсовы речи послушав,

  Полуночных народов владыки, поразмыслив, ответили розно:

  Только трое из них – властелины савроматов, будинов, гелонов,

  Согласились на помощь сколотам поспешить со своими бойцами,

  Чтобы вместе изгнать Дарьявуша иль за землю родную погибнуть.

  Остальные же пять, недостойных, чтобы их поминать в нашей песне,

  Испугавшись могущества персов, заскулили трусливо, что лучше

  И мудрей покориться без боя, как ковыль покоряется ветру,

  До земли пригибаясь послушно, чтобы снова подняться, едва лишь

  Пронесётся свирепая буря. Ведь нельзя нам ни вместе, ни порознь

  Одолеть столь великое войско и царя, что три части земные

  Покорил, поражений не зная. Иданфирс же считал по-другому:

  "Чем, как бури, врага убоявшись, ему в ноги стелиться покорно,

  Лучше в битве кровавой отважно за свободу погибнуть со славой -

  Хуже смерти позор и неволя!" Сто коней, сто быков самых лучших

  Принести повелел царь Иданфирс в жертву богам могучим сколотским,

  Указать умоляя к победе путь вернейший, – без помощи богов

  Не осилить потомкам Папая Дарьявуша бесчисленных полчищ!

  Не остался призыв Иданфирса без ответа владыки Папая.

  Когда запахи жертвы обильной долетели с ветрами до Неба,

  Созывая богов на вечерю, сон глубокий смежил царю вежды.

  Как живой в сновиденьи явившись, сам Папай Иданфирсу поведал,

  Как верней одолеть Дарьявуша даже с воинством впятеро меньшим.

  Иданфирс, поутру пробудившись, поступил по совету Папая:

  Треть сколотов, с сарматами вместе, он отдал Скопасису, с приказом

  Жечь степную траву меж Донастром и Донапром, ревущим сердито,

  Засыпать родники и колодцы, а ручьи отравлять мертвечиной,