Текст книги "Ставрос. Падение Константинополя (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 78 страниц)

– Что вы о нем знаете? – воскликнул он.

– Тише!

Феодора с мольбой прижала палец к губам.

– Я к вам от высокой госпожи, которая восхищается вами и вашим искусством. Но превыше всего – преданностью империи, – прошептала она. – Эта госпожа знавала вашего…

– Внука дяди моего дяди, – горько усмехнувшись, ответил комес; его карие глаза теперь глядели так, что Феодора ощутила гадливость к себе. – Я, кажется, догадываюсь, о какой госпоже вы говорите.

Феодора почувствовала себя глубоко униженной – и неловкой, неуклюжей в последней степени. Если Феофано прикажет убить ее за такую промашку, она будет совершенно права…

Но теперь уже терять нечего.

– Да, меня послала Феофано, – сказала она.

Оба долго молчали; каждый боролся с бурей в собственной душе. Потом комес спросил:

– Что же – у Феофано есть что сказать мне помимо того, что я знаю о Никифоре? Или она послала вас с очередною ложью, которая ничем не подкреплена? Чтобы ваше дитя меня растрогало, – тут комес засмеялся, и Феодора поняла, какой это опасный человек. Он был далеко не прост! У него была душа точно сундук с потайным дном, как у всех ромеев – и русских людей!

Феодора посмотрела ему прямо в глаза.

– У меня есть что сказать самой, комес, – ответила она. – Я – бывшая рабыня из Московии, которую купил и привез сюда ваш родич. Он повинен также в мучениях сотен моих соплеменников, которых освободила Феофано!

Феодора глубоко вздохнула. Флатанелос был ошеломлен – и она продолжила, прежде чем он пришел в себя:

– Я могу привести вас к этим людям, и показать… предъявить свидетельства бесчисленных преступлений Никифора, – понизив голос, закончила она.

Комес долго молчал.

Потом сказал:

– Предъявите мне и этих людей, и эти свидетельства! Пустыми словами я сыт по горло!

Он резко поднялся, и Феодора тоже; ей опять стало дурно, и Флатанелос опять ее поддержал. Он улыбнулся и смягченным голосом прибавил:

– У вас красивый сын…

– Я хотела бы, чтобы он вырос похожим на вас, – искренне сказала Феодора.

Грек усмехнулся – конечно, думал, что она подольщается.

– Но я не буду с вами разговаривать без доказательств, высокая госпожа!

Он повернулся и прибавил через плечо, собираясь шагнуть прочь:

– Я догадываюсь, чего вы все хотите от меня… и Феофано! Но лжецов я не терплю, как и предателей! Пусть убираются в ад!

– Хорошо бы вы всегда это помнили, комес, – сказала Феодора.

Флатанелос быстро пошел прочь, а она осталась стоять, глядя ему вслед и улыбаясь. Несмотря ни на что, эта встреча ее очень обнадежила. Как славно встретить такого человека, пусть даже он и не союзник!

Она пошла прочь, и скоро поравнялась со своей охраной, которая ни о чем не спросила. Кормилица тоже. Впрочем, итальянки ей бояться нечего, а греки стояли слишком далеко – видели, но не слышали!

Если муж спросит, она скажет, что просто расспрашивала о работах и о флоте: с кем именно она говорила, ему передать некому. Едва ли Теокл и Леонид знают комеса в лицо.

Феодора шла, низко опустив голову, и мысленно сличала Леонарда Флатанелоса с родственником – и нашла, что если сбрить бороду и подстричь волосы, сходство будет немалое. Или ей они невольно кажутся на одно лицо?..

– Господи, помоги! – прошептала она.

Со своими она поговорит завтра. Слишком частые отлучки из гинекея будут подозрительны, хотя и это уже слишком часто. Но придется.

– Помоги мне, Феофано, – прошептала пленница-московитка.

========== Глава 46 ==========

Вернувшись к себе, госпожа передала Варда Магдалине, кормить, – и вдруг испугалась и ее. В самом деле, как это легко, подкупить женщину, без которой мать не может обойтись! Итальянку, хоть и перекрестившуюся!

Уже то, что она перекрестилась, – Феодора знала, что Магдалина была крещена католичкой…

Но так можно начать бояться собственной тени. И даже если Магдалина нечиста на руку, ключ от сундука она у хозяйки не отберет.

Феодора опять переночевала с кинжалом под подушкой: она редко оставляла оружие при себе, ложась с мужем, но в этот раз ей было почти безразлично, найдет Фома кинжал или нет. Впрочем, у него и мысли не появилось проверить. Патрикий пришел разделить с ней ужин, приголубил сына и подробно расспросил о нем; а потом, в постели, долго и изысканно ласкал ее. Казалось, он боялся, что жена охладеет к нему… уйдет, если не взаправду, то сердцем, мыслями…

Но как она могла бы уйти? Даже обладай она собственным состоянием – Феодора глубоко любила своего бывшего хозяина, он пророс всем своим существом в ее душу: пусть Феодора и не испытывала страсти прежних беззаботных, бездетных дней. И ее детям никак нельзя без отца: особенно сейчас.

На другой день муж оставил ее рано – и, против обыкновения, написал записку: говорил, что должен принять участие в учениях, которые проводит император – сам, как простой воин.

Феодора нашла поверх записки драгоценную пряжку – оправленную в серебро и яхонт жемчужную голубку, птицу мира. Она со слезами поцеловала подарок. Как простой воин ныне держался император Константин; так же поступал и ее патрикий. Некоторые византийские господа последовали его примеру, заняв место в императорских войсках, – но далеко не все.

Муж хотел, чтобы она гордилась им: стремился защитить свою семью. Но будет ли достаточно его теперешних усилий – против ошибок его прошлого?

Одевшись и строго причесавшись, – стянув волосы в узел, с уложенными короной надо лбом косами, – Феодора накинула плащ и сколола на плече пряжкой-голубкой, как подобало миротворице. Уже готовая, она долго раздумывала – пойти ли к своим; или все-таки сразу к Флатанелосу? Он не прогонит ее, как бы ни грозился, – теперь она поймала его на крючок, с которого комесу не соскочить: семейная честь, честь и защита империи. Пусть он и не любит родича, и даже, вернее всего, – испытывает к нему отвращение, комес не успокоится, пока не обелит или очернит доместика схол в собственных глазах. Леонард во что бы то ни стало захочет увидеть ее доказательства.

“Нет – я сначала отправлюсь к нему, взяв Никифоровы бумаги, а потом мы вместе вернемся во дворец и пойдем к нашим! Мне все равно, что станут говорить! Скажу опять, если спросят, что меня послал муж…”

Феодора задумалась. Нет: это слишком, ее уже запомнили со вчерашнего дня! Может, послать слугу? Но кому она может довериться?

Не своим же охранникам – которые служат ей лишь постольку, поскольку берегут ее для патрикия!

И взять их с собой, на верфь, без мужа – тоже никак нельзя…

“Пойду одна, – решилась московитка. – Двум смертям не бывать! Прикажу Магдалине остаться с Вардом, а сама пойду к морю”.

Она отперла сундук, взяла бумаги и, тщательно перевязав бечевкой, сунула за пазуху. Вот теперь она была вдвойне непраздна – тяжела государственной тайной!

Навестив сына с кормилицей, Феодора покинула дворец и твердым шагом, улыбаясь, пошла к морю. На душе вдруг стало очень легко. Она сама не знала, почему больше не боится, – кто помогал ей, направлял ее сейчас?

Она дошла до верфи и там, уже не спрашивая никого, стала пробираться между поленьями, досками и грязными, усталыми рабочими, ища взглядом комеса. Она скоро увидела его – Леонард Флатанелос сам карабкался по строящемуся дромону, что-то увлеченно втолковывая помощникам, и ветер раздувал его широкое платье; Феодора выпрямилась во весь рост, чтобы комес увидел ее, и махнула рукой.

И он увидел – обернулся и увидел, как будто безоружная женщина взглядом пронзила ему затылок.

И тут же оставил своих рабочих и соскочил с корабля на песок, с ловкостью, удивительной в таком мощном и тяжелом теле. Подошел к ней, почти подбежал; впился взглядом в лицо.

Феодора кивнула.

– Идемте, скорее!

Они, не сговариваясь, проскользили мимо всех людей, собравшихся на верфи, провожаемые изумленными взглядами, – два безумца!

Комес Флатанелос поддерживал ее под локоть и увлекал вперед, когда у Феодоры подкашивались ноги. Они ушли далеко – и наконец остались совсем одни. Феодора задыхалась и улыбалась счастливой улыбкой: безрассудно счастливая, как наедине с Феофано.

– Возьмите сейчас!

Она подумала вдруг, что не успела сама проверить бумаги, – а если они доказывали вовсе не то, в чем Феофано пыталась убедить комеса? Или комес придет к совсем другому заключению, изучив их, – ведь он, конечно, намного больше Феодоры понимает в торговле людьми.. и жаждет выгородить Никифора?..

Но было уже поздно. Пакет перекочевал в руки флотоводца, который немедленно его развернул.

– Здесь нельзя! – ахнула Феодора; но Флатанелос больше не обращал на нее внимания. Он быстро просмотрел бумаги – и весь побледнел, только карие глаза темнели на лице.

Он свернул и быстро убрал пакет себе на грудь. Схватился за лоб.

– Боже святый!

– Но вы ничего не рассмотрели! – сказала Феодора.

Ей казалось, что вот-вот одного из них поразит стрела, – и ей было по-прежнему нисколько не страшно: как будто вдвоем с этим храбрецом можно было покорить самую смерть – оседлать, как высокую волну…

Комес взглянул на нее – и вот тут она испугалась: так он изменился, словно постарел за считанные мгновения.

– Я увидел достаточно.

Он шагнул вперед, будто забыл о своей спутнице, – и споткнулся. Хуже всего было видеть, как сломлен такой сильный человек: предательским ударом, от которого не защититься никому.

Феодора схватила комеса под руку.

– Держитесь!

Он вздрогнул и распрямился с усилием.

– Я должен проводить вас!

Феодора замотала головой: теперь, когда возбуждение минуты схлынуло, ей с каждым мигом становилось все страшнее, будто они с комесом вдвоем попали в капкан, и калечили друг друга, пытаясь помочь вырваться.

– Нам нельзя быть вместе! – сказала московитка.

Он в ответ крепче взял ее под руку.

– Я должен, – хмуро сказал герой, преданный императору, и повел ее ко дворцу.

На каждом шагу она теперь готовилась упасть замертво; от вражеской ли руки – или от изнеможения. Сегодняшний поступок удивительно обессилил ее, как будто геройство отнимало не меньше сил, чем настоящая схватка. Комесу пришлось почти волочь ее – и он больше не споткнулся ни разу.

Когда они вошли во дворец, почти не обратив внимания на охрану, – которая, однако, без заминки впустила их, – Феодора остановила комеса.

– Постойте… Вот теперь нам нужно поговорить!

– Сперва я изучу то, что вы мне отдали, – мрачно ответил ее спутник, глядя в землю. – А потом обязательно дам о себе знать, тем или иным способом.

Он посмотрел на нее и улыбнулся – искренне, будто солнце на миг выглянуло из-за туч, чтобы снова спрятаться.

– Вы замечательная женщина…

Перестал улыбаться – и потом внезапно заразительно засмеялся, морщинки собрались у глаз:

– Младшая сестра Феофано!

– Младшая и любимая, – пробормотала Феодора. Она смеялась с ним – они долго смеялись, смеялись до слез, и не могли перестать. Потом моряк похлопал ее по плечу.

– Я пойду – надеюсь, вы доберетесь до своих комнат?

– Будьте покойны, – ответила Феодора.

Комес поклонился и пошел прочь.

Но когда он скрылся, Феодора вовсе не была уверена, что доберется до своих комнат. Однако ей повезло.

В своих покоях она села и долго приходила в чувство; потом едва слышно позвала Аспазию – у той был чуткий слух, и она явилась сразу.

Горничная напоила госпожу водой с вином, растерла виски душистым маслом, и только тогда у нее прояснилось в голове. Феодора потребовала принести сына – с ним ей всегда легчало.

Покачивая на коленях ребенка, она думала. Если они с Леонардом Флатанелосом доживут до следующей встречи, он опять позовет ее… но ведь он человек умный и понимает, как связана замужняя женщина! Ему придется позвать и мужа, а тому – познакомиться с комесом. Но Флатанелос Фоме, конечно, не понравится; и без всяких объяснений понятно, почему…

Как ей быть дальше?

Ее сородичи, московиты, – люди простые и сухопутные, пусть даже и воины; минута, когда они могли понадобиться, миновала, а с флотоводцем этериотам не о чем говорить. Более того – ее русские соплеменники ничего не понимают в государственных делах…

Феодора пришла в ужас, поняв, насколько она одинока. Она поняла, каково приходилось Феофано многие годы, – и пожелала вернуться назад, на год, на два… Но она уже не вскочит в свое девичье платье – и никогда больше не будет рабыней или простой женщиной, которой ни за что не приходится отвечать.

“Флатанелос пришлет ко мне вестника – или записку, – подумала московитка. – А потом…”

Потом он расскажет ей, как намерен поймать в капкан доместика схол, – и ей придется нести еще и этот крест.

Но ведь оба Флатанелоса могут быть на самом деле союзниками – или стать союзниками позже! Или комес просто решит разорвать знакомство с женой приближенного к трону патрикия: это только лишние хлопоты и опасности.

Феодора поняла, что ничего сейчас не надумает, и взялась за шитье. Это была работа, которая никогда не переводилась ни у одной женщины.

Фома ничего не заподозрил и в этот раз – или только так говорил? Он похвалился перед женой своими успехами; прибавил, что повел бы ее показать прекрасных воинов императора, но боялся разволновать: беременной женщине опасны такие зрелища и прогулки в такие места…

При последних словах муж так проницательно посмотрел на нее, что Феодора испугалась.

– Ты, помнится, обещал показать мне корабли, – сказала она.

Патрикий сощурил умные серые глаза.

– А есть ли в этом нужда? Разве ты на них уже не налюбовалась?

Муж был хорош собою, как и раньше, изящно двигался, одевался и говорил; но вдруг показался Феодоре куда меньше и уже в плечах, чем был.

Патрикий встал и, шагнув к ней, склонился над женой:

– Я не желаю, чтобы ты больше ходила туда одна!..

Феодора посмотрела прямо на него.

– Тогда пойдем вдвоем.

Фома поджал губы, отвернулся и бросил:

– Только вдвоем – только со мной, и ни с кем другим!..

Казалось, он готов был напомнить ей, кто она такая, – но большим усилием удержался от этого.

Феодора встала и, подойдя к мужу, коснулась его плеча. Он вздрогнул, но не отодвинулся.

– Фома… ревновать меня глупо, – прошептала она. – Ты сам знаешь, ведь ты меня знаешь!

“Что я говорю?” – изумилась она своим словам. Она творила за спиной мужа такие дела, при одной мысли о которых добродетельная женщина разобьет себе лоб на молитве! И так искренне уверяет его, что неспособна на измену!..

Тут муж повернулся к ней и порывисто обнял.

– Прости, – сказал он. – Я погорячился, ведь я тебя знаю!

Феодора улыбнулась.

– Пойдем на берег вместе, – ласкаясь, сказал патрикий. – Сегодня, если хочешь!

Она прижалась лбом к его плечу.

– Завтра… я сейчас устала. Лучше пойдем на террасу, посмотрим на закат.

На другой день, ближе к вечеру, они отправились на верфь вдвоем, и Феодора наконец услышала то, чего добивалась: довольный собой муж привел ей кораблестроителя, который уже через несколько минут утомил ее описанием устройства хеландии и разделения обязанностей в ее огромной команде. Феодора поняла только сложность византийского мореплавания и потрясла головой, сделав знак строителю замолчать. На самом деле она почти не слушала, думая о комесе и об их общей страшной тайне.

Рассказчик обескураженно и обиженно замолчал, а Фома засмеялся.

– Ты же, кажется, мечтала об этом!

Муж опять неприятно щурился, совсем как его сестра. Феодора усмехнулась: ее знобило, тревога все усиливалась – хотя комес ничего не обещал ей на сегодня!

– Мне надо записывать эту лекцию, иначе ничего не запомню! – сказала она.

– Записывай, – забавляясь, откликнулся патрикий. – Орест! Есть ли здесь бумага и перья для госпожи? Она очень любит учиться!

Феодора густо покраснела, а сухонький подвижный Орест кивнул.

– Найдутся, господин!

И ей в самом деле скоро принесли ворох дешевой рыхлой бумаги, а также чернильницу и перо. Феодора хмыкнула, но взяла предложенное. И в самом деле – эти знания могут ей очень скоро пригодиться…

Феодора закусила перо, подобно поэтессе с острова Лесбос, и возвела глаза к небу. Она посмотрела направо, налево… и наконец увидела его.

Леонард Флатанелос, темноволосый и одетый в темное с золотом платье, очень серьезно и мрачно посмотрел ей в глаза – и кивнул.

А потом повернулся и скрылся среди людей. Феодора судорожно вздохнула и склонилась над своим чистым листом.

Когда они с мужем шли домой, совсем стемнело. Оба молчали.

Наконец Фома резко сказал:

– Что-то происходит… мне это совсем не нравится!

– А что происходит? – спросила она.

– Ты все отдаляешься, – сказал муж. – Мне кажется, что ты больше не моя! Ты никогда раньше такой не была!

Тут Феодора не выдержала: она чувствовала себя вождем гладиаторов, сражающимся с несколькими римскими полководцами одновременно, и эта последняя атака подкосила ее.

Она остановилась, топнула ногой и крикнула:

– Конечно, я никогда раньше такой не была! Я никогда раньше не носила твоего третьего ребенка!..

От ее крика оба вздрогнули; всполошились чайки на берегу.

Муж глядел на нее так, будто она ударила его при всех.

А потом подошел к ней и крепко обнял.

– Как я жесток!

Феодора всхлипнула и положила ему голову на плечо. Фома погладил ее по спине, и на несколько мгновений оба замерли – никого больше не существовало.

Что-то черное мелькнуло на берегу – птичья ли стая, или припозднившийся работник шел им навстречу… В следующий миг Феодора оттолкнула мужа от себя и крикнула:

– Пригнись!

Она сама упала на землю, прикрывшись плащом; муж упал рядом. Он почти не растерялся.

– Кто там? – громко шепнул патрикий.

– Не знаю… Почудилось, – с дрожью ответила жена.

Она тяжело встала и потянула его за собой:

– Идем отсюда, и быстро!

Они поспешили в сторону дворца, и Феодора поражалась своей беспечности. Ссора с мужем совершенно затмила для нее все остальное. А может, сердце так защищалось, чтобы не разорваться.

Дома Феодора сказала мужу:

– Завтра я опять хочу пойти туда… я не дослушала!

Фома с отчаянием покачал головой:

– Ты сумасшедшая и убьешь себя!

Он даже больше не спрашивал, что она задумала. Феодора сжала губы.

– Если боишься за меня, дай мне моих охранников – пусть глядят в оба; и возьмут луки, – сказала жена.

========== Глава 47 ==========

Теокл и Леонид в этот раз следовали за ней почти по пятам – двое могучих мужчин с мечами на поясе и луками за спиной, очень суровые, как будто охраняли самого императора.

Но нуждается ли Константин сейчас в такой охране, как она – рабыня из Руси?

Перед тем, как спуститься на верфь, Феодора вполголоса приказала воинам разойтись – и обозревать все вокруг: за каждым прибрежным камнем, за каждым кустом, за каждой рыбацкой хижиной мог залечь враг. Скорее всего, подошлют стрелка – которого можно подбить только стрелой же.

– Если увидите, что мне угрожают… стреляйте без раздумий, кто бы это ни был, – приказала Феодора.

Теокл засмеялся, приосанившись и выставив сильную ногу.

– Да будь это хоть сам Посейдон!

Феодора усмехнулась. Посейдон живет только в буйных головах греков, и далеко не так опасен, как любой мелкий шпион папы римского или турецкого султана.

– Смотрите же: не подведите меня.

Она опустила руку на живот. Тут Теокл стал очень серьезен – он низко поклонился:

– Положим за тебя кого угодно, госпожа.

Он кивнул Леониду, и охранители разошлись; скоро они в своих простых коричневых плащах потерялись среди снующих по берегу людей.

Феодора пошла вперед, осматриваясь. Муж обещал, что Орест будет здесь… ей и в самом деле требовалось дослушать его лекцию. А если посчастливится, то и не только.

Она величественно опустилась на бревно, точно ожидая, что нужные люди вырастут из-под земли: и Орест вырос несколько мгновений спустя. Он низко поклонился – пожилой, но крепкий и жилистый грек, загорелый дочерна, с проказливыми глазами.

Феодора с улыбкой кивнула.

– Здравствуй, Орест… Продолжим урок?

Орест улыбнулся и прищурился, взявшись за козлиную бороду:

– Как угодно моей прекрасной госпоже.

Феодора покраснела. Надо же, что он заподозрил! Неужели у ромеев замужние женщины блудят настолько часто?

Богатые – очень может быть…

Она сделала знак, и кораблестроитель начал; скоро он забыл обо всем постороннем, вещая с увлечением, очерчивая в воздухе линии судна, точно линии тела возлюбленной. Феодора едва успевала записывать; а потом вдруг Орест схватил ее за рукав и потянул в сторону хеландии, которая как раз строилась:

– Идем, госпожа! Посмотришь на мою “Клеопатру” вблизи. А если пожелаешь, можешь и взойти на нее, и попытать все рукой!

Феодора испугалась: а ну как это ловушка?

Но ведь не со стороны человека патрикия – и не тогда, когда ее супруг поставлен в известность!

Она встала, улыбнувшись. Вдруг поняла, что Орест говорит ей “ты”, и это ей очень понравилось.

– Идем, конечно!

Орест взял ее под руку – все греки, осведомленные о ее положении, считали своим долгом ее поддерживать! Но, по крайней мере, этот не даст ей споткнуться или свалиться в холодную воду.

“Клеопатра” – уже гордая и прекрасная, хотя и недостроенная, – стояла у самого моря, как будто готовая к отплытию. Орест подвел Феодору к сходням и положил ее руку на перила.

– Поднимайся без страха: дерево очень крепкое – это северный дуб.

“Догадываюсь, откуда”, – подумала московитка.

Она глубоко вздохнула и стала подниматься. Оказавшись на палубе, обернулась; Орест взбежал следом с легкостью мальчишки. Он улыбнулся и погладил свою бороду.

– Каюта кентарха*, лучшая на судне, уже готова – может, желаешь ее осмотреть?

И тут Феодора все поняла.

Она похолодела, радость от приключения исчезла… но тут же явился восторг воительницы, идущей навстречу желанной опасности. И ведь эти мужчины не дадут ей пострадать, не так ли?

– Благодарю, мой друг, – сказала она и, придерживая платье, застучала каблуками по крепкой палубе.

У двери в каюту она помедлила, дожидаясь, пока уймется бешено стучащее сердце. Какое удачное место! Как она сама не догадалась!

Феодора отворила скрипнувшую дверь и тихо вошла.

Услышав ее шаги, комес Флатанелос живо поднялся из-за стола, за которым сидел спиною к ней – в раздумье. Улыбнулся и подал руку, как товарищу; но когда Феодора взяла ее, комес поцеловал ей руку.

– Садитесь, прошу вас.

Она села на стул, глядя на него в тревоге.

– Что вы решили?

Он сел рядом и вздохнул, откинувшись на стену, отделанную резными ореховыми панелями.

– Это было очень трудное решение… и до конца я еще ничего не решил, – прошептал Леонард Флатанелос. – Ведь вы понимаете, что на море всегда приходится действовать сообразуясь с теперешней минутой… Оно так непредсказуемо!

– Земля – не меньше, комес, – сказала Феодора.

Флотоводец взглянул на нее, потом отвернулся и прикрыл глаза рукой. Он вдруг печально засмеялся.

– Сколько горя вы мне принесли, со своей царицей!

Феодора встрепенулась.

– Так вы знали…

– Я знал все, что знали в Константинополе, – кивнул комес. – И то, как мой… брат титуловал себя, и с кем он сошелся… сходился… Но я выжидал. Я думал, что Никифор действует во благо Византии.

– И когда вы поняли, что ошибались? – резко спросила Феодора.

Флатанелос посмотрел на нее темными глазами.

– Когда ваши женщины и дети вырвались из тюрьмы, где их охраняли люди Урхана. Я думал, что пленники из Московии будут полезны для поддержания мира с Мехмедом; но оказалось, что султан сам хочет избавиться от принца, который угрожает его престолу, – для того и выслал его к нам!

Побелевшая Феодора отшатнулась от собеседника; хотела вскочить, но он удержал ее, сжав ее запястье.

– Сидите, госпожа! Успокойтесь!

Комес усмехнулся.

– Если вы привыкли иметь дело с Феофано, такое известие для вас пустяки!

Феодора задыхалась. Наконец она смогла выговорить:

– Я думала, что вы…

– Что я святой? К несчастью, нет, – с едва заметной насмешкой сказал Леонард Флатанелос. – Я благородный ромей, а вы теперь должны очень хорошо понимать, что это значит!

Феодора закрыла лицо руками.

– Я по-прежнему глупа, как девчонка…

– Нет, вы похожи на меня, – живо возразил комес. – Вам очень хочется быть честной, и лгать вам трудно… куда легче жить, когда лгать просто! Но это окончательная погибель, мрак.

Он сдвинул брови.

– И я хочу быть честным с вами.

Феодора слабо улыбнулась.

– Рада слышать это…

Флатанелос кивнул; похлопал ее по поникшему плечу и продолжил:

– Я решил, что Никифор изменник, гораздо позже, чем он объявил себя императором; не то что другие. Я всегда был дальновиднее многих. Но когда мой брат исчез из Города, – отплыл на боевом дромоне, ночью, – я понял: Никифор погиб. Думал уже не найти его и даже его следов: наши воды очень глубоки и опасны…

Комес посмеялся.

– Мы встретились с ним только в бою – Никифор смотрел, как сражаются и умирают его люди, точно стервятник, алчущий лишь поживы: я узнал его и взглянул ему в глаза. Я крикнул стрелять… стреляли с моего дромона, и каждый удар я чувствовал так, будто стоял у каждой катапульты. Я махнул рукой в сторону, и огнем охватило соседний корабль, с одними турками! Я видел, как они гибнут, и это было прекрасно… но самого нужного, своевременного приказа я не отдал. Почему?..

Последнее комес выкрикнул: он вскочил и снова сел, схватив себя за курчавые черные волосы.

– Ведь я тогда уже знал, что Никифор конченый человек, что он для нас может быть ужаснее Мехмеда – нет врага хуже перебежчика!

А Никифор увидел, что я промахнулся, посмотрел, как тонут и горят его несчастные турки, и со смехом крикнул:

“Ты правильно сделал, брат Леонард! Когда я воссяду на трон, я пощажу твою жизнь, если ты будешь мне служить!”

Комес поднял на Феодору глаза, полные презрения и неизбывной горечи. Губы его искривились.

– Но я предпочел бы скорее погибнуть, чем увидеть, как исполнится такое пророчество…

Он закрыл лицо рукавом.

– А потом было уже поздно. Никифор ушел, бросив своих тонуть; кого не увлекли за собою гибнущие корабли, – а таких осталось немного, – тех схватили судороги и доконали раны. Тогда была ночь, госпожа… мы пытались спасти хоть кого-нибудь из людей Никифора: не только из расчета, но и из жалости. Мне их было искренне жаль. Но, увы, – не вышло.

– Как… как ужасно, – произнесла Феодора, когда смогла говорить.

Комес кивнул.

– И это может быть только начало – и виноват я. Лишь теперь понимаю, насколько виноват!

Он печально улыбнулся. Феодора положила ему руку на плечо.

– Вы ни в чем не виноваты… Вы исполняли свой долг до конца! Вы герой!

Флатанелос усмехнулся и ничего ответил. Они долго сидели в молчании. Потом комес сказал:

– Но довольно об этом – теперь это дело прошлое. Сейчас нам нужно решить, как действовать дальше.

– Нам? Вы меня приглашаете советчицей? Но ведь я даже не знаю, что отдала вам.

Комес остро взглянул на нее:

– Нет? Как же это вы так?

Он усмехнулся.

– Чудные женщины у вас в Московии!

– Не насмехайтесь, – сухо ответила Феодора. – Я едва успела проглядеть эти бумаги и не могла их доставать часто – при мне все время служанки, сын… а по пути в Город меня едва не убили из-за них!

– Кто? – быстро спросил комес.

На его щеках выступили пятна.

– Не то грек, не то итальянец – наверное, иноземец для вас: я не успела понять, – горячо ответила Феодора. – Он напал в итальянской гостинице в Аргосе, посреди ночи, – и наутро хозяин отнял злодея у моих охранников, сказав, что этот человек подсуден их законам!

Комес присвистнул.

– Ого!

Он покачал головой; его лицо опять покрыла бледность, заметная даже под загаром.

– Это подтверждает мои опасения – здесь замешана римская церковь, которая борется за влияние в Морее любыми способами: именно в Морее, это оплот нашего сопротивления. Я кое-что знаю… но вы дали мне в руки ключ от многих тайн. Они даже Никифора так не интересовали, как теперь занимают меня: моему брату все равно, на чьей спине выехать, лишь бы это принесло ему императорскую корону!

Леонард Флатанелос повернулся к собеседнице.

– Но многие исполнители приказов из Ватикана даже не знают, кому они служат. Впрочем, как и многие люди Мехмеда.

– И ваши, – прошептала Феодора.

Комес кивнул.

– Это обычная пирамида власти, которую берут за образец империи – как настоящие, так и мнимые… Я склоняюсь к тому, чтобы назвать католическую церковь настоящим императором, а нашего Константина – мнимым… Но, к счастью, вы за нас, моя госпожа, – не так ли?

Феодора кивнула и ответила на его улыбку. Комес пожал ей руку.

– А теперь, если вы не успели прочесть бумаги, – я покажу их вам.

Феодора затаила дыхание.

– Вы не боитесь?

– Я ничего не боюсь, – резко ответил комес. – Меня… нас уже слишком много предавали.

Он встал и, подойдя к столу красного дерева, нажал на его крышку: открылся тайник. Флатанелос извлек перевязанный бечевкой пергаментный пакет и вернулся к Феодоре; положил бумаги ей на колени.

– Чтобы вам было удобнее, – сказал он немного смущенно. – Теперь смотрите и слушайте – я буду объяснять, что мне известно…

Они расстались только спустя час; в горле у обоих пересохло от жаркого спора. Комес сетовал, что ему нечем напоить гостью.

Она махнула рукой.

– Я слышала, что пьют моряки! Каково будет мужу встретить меня после нашего свидания – еще и пьяной!

Оба засмеялись. Потом Флатанелос посерьезнел.

– Ступайте, а не то патрикий хватится вас.

Он взял ее руку и поцеловал. Феодора слегка поклонилась и покинула каюту; на палубе она никого больше не обнаружила, но спустившись по сходням, тут же нашла Ореста. “Интересно, во сколько он оценил свою верность? – подумала московитка. – Или комес вовсе ему не платил? Как же будет дальше?..”

– Орест, дай мне воды… так хочется пить! – сказала она. Приложила руки к пылающим щекам.

Орест подмигнул – старый сатир!

– Сию минуту, прекрасная госпожа.

Он поднес ей простой воды, но Феодора с наслаждением осушила кружку.

– Спасибо, мой друг.

Она подумала о своих охранителях – тоже, наверное, томятся жаждой… Или нет? У них ведь не было пылкого свидания! А вдруг они видели все – куда она зашла, когда вышла? Господи!

“Но ведь мне не в чем себя винить… И сейчас нам совершенно не до того!”

Флатанелос поведал ей такие вещи, какие более робкую женщину могли бы напугать до потери сознания. Но вместе с тем и обнадежил.

Комес догадывался, с кем спутался родич, и откуда можно ждать его: сказал, что у них осталось много общих друзей и людей, – и прибавил в заключение, что главной приманкой будет он сам. У Никифора оставалась надежда, что Леонард перейдет на его сторону: а такой человек, как лучший комес императора, пригодится на море кому угодно. И Леонард пощадил его – рука дрогнула…

“Это будет новое предательство – но куда меньшее зло, чем то, которое он может причинить, – хмуро сказал Флатанелос Феодоре. – Я готов рискнуть моей душой ради спасения… того, что еще осталось от моей страны”.

Феодора покинула верфь и пошла прочь, не оглядываясь. Вскоре позади раздался шорох, и появились Леонид и Теокл.

– Не устали? – спросила она, одаряя их улыбкой.