Текст книги ""Фантастика 2025-136". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Виктор Ананишнов

Соавторы: Павел Смолин,Дмитрий Дорничев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 340 (всего у книги 354 страниц)

Кто, кого и за что? – вот мысли, возникавшие у них.

На такое изощрённое зверство или ритуальное действие способны только разумные, и разумные, стоящие на высокой ступени цивилизации. О том же говорило наличие самого колеса, создать подобное под силу только обладателям инженерных знаний. Да и назначение его явно отличалось специализацией – для накалывания как мух на иголку существ тоже, наверное, разумных.

Арно и Хиркус последовали за медленным движением обода колеса. Они всматривались в мумифицированные лица.

– У них глаза без век, – отметил Хиркус.

– Не совсем, – засомневался Арно. – Они есть, но… может быть, перепонка закрывала у них глаза? Вот смотри…

– Это у них на ногах перепонка. В воде, наверное, жили.

– Или в болоте.

– Где ты здесь видел болото?

– А воду?

Иван слышал их удаляющиеся голоса, сам непроизвольно вглядывался в иссохшие черты, но видел только личины смерти. Он никак не мог решить, что же ему и им всем предпринять. Не оставаться же здесь? Либо надо уходить отсюда, чтобы не видеть этой голгофы, либо… Вторая альтернатива не формулировалось. Или её не существовало вообще. Уходить надо, а потом? Конечно, надо думать сообща. Но не сейчас, ни сию минуту, а позже, когда…

Какое-то нехорошее предчувствие оборвало размышления. Он быстро осмотрелся. Да нет. Все люди здесь, в округе спокойствие, колесо крутиться всё также медленно и бесшумно.

Показалось? Иван перевёл дыхание. Но тут отчаянный крик одной из женщин заставил его вздрогнуть.

– Это она! Смотрите, сёстры!.. Это Элен!

– Да, да! – подтвердила другая. – Это её медальон! Это она!

Женщины шумной стаей бросились к очередной жертве колеса.

Жертва – человек, женщина с длинными спутанными волосами, закрывающими её лицо и часть высохшей груди. Её, по-видимому, с силой насадили на острый шип. Его остриё пробило не только всё тело снизу вверх, но и черепную коробку, и теперь смотрело вверх, выйдя через темя. Руки и ноги её до сих пор сохранили связывающие их путы, колени неестественно вывернуты и подогнуты. Большой крест, топорно выструганный из деревянных палок, был косо прибит к телу Элен на животе длинным тонким стержнем.

Женщины упали перед мумией на колени, вытянули распростёртые, тянущиеся к ней руки и завыли на все лады. Колесо совершало свой неукротимый бег, и женщины были вынуждены ползти на коленях вслед.

Ходоки переглянулись. Дон Севильяк шумно вдохнул.

– Этого нам ещё не хватало, – выдохнул он. – Это что же происходит?

– Я такого не видел даже в моём поле ходьбы, – сказал Джордан и придвинулся ближе к Ивану. – Отсюда, КЕРГИШЕТ, бежать надо. Кто их знает? Как бы нас… тоже.

– Не накличь! – накинулась на него Шилема. – А уходить отсюда надо, потому что противно на это смотреть.

С противоположной стороны колеса послышался зычный голос Арно в сопровождении энергичными размахиваниями руками.

– КЕРГИШЕТ! Здесь есть на что посмотреть!

– Здесь тоже не соскучишься, – проговорил Иван в сердцах. Отозвался: – Мы сейчас подойдём! Шилема и ты, Жулдас… Жулдас, ты меня слышишь? Оставь пока… Икату. Вы поговорите с ними, – он указал на словно обезумевших женщин.

– О чём с ними говорить? – возмутилась Шилема. – Им, наверное, всё это нравиться. Вот и пусть себе…

– И всё-таки. Поговорите. Узнайте, кто эта Элен… Сами понимаете, что её появление здесь… Нам тоже важно знать… И вообще, поговорите с ними. Почему рыдают и ползут…

– Поговорю, – Жулдас так и не оставил руки Икаты-май-ё!

– Вот и поговори. А мы пойдём.

Настроение у Ивана упало много ниже среднего.

Да и откуда ему быть высоким? Хорошему настроению?

Какой-то сюрреализм преследует их, начиная с первой минуты выхода из Фимана в перливый мир. Кое-что, естественно, можно было предвидеть: суматоху нервозных толп умирающего вместе с людьми мира, стрельбу и слепую ярость пробивающихся к центру перехода по каналу, какие-то странности, в конце концов. Но действительность оказалась иной и преподносила и преподносит им такое, что перехлёстывает всякое воображение.

Чего только стоят: поле смерти и Гхор, слепой временной канал и это колесо…

Колесо же делало, казалось, вечное коловращение. И также, словно изначально, за ним ползли на коленях женщины, не отставая от жалких останков Элен.

Сопровождаемый притихшим Джорданом и топающим доном Севильяком, Иван шёл по кругу, обгоняя недавно проплывшие мимо него картинки изуверства.

– Что у вас? – угрюмо, потому что не ожидал ничего хорошего, спросил Иван поджидавших его ходоков.

– Здесь рядом посёлок и озеро. Вода, – сказал Арно.

– Вода вкусная, – вставил Хиркус.

– Подожди, – отмахнулся Арно. – Дело не в том. Там другое… Даже не знаю, как сказать и что подумать.

– Посмотрим. Не объясняй. Веди!

– Да тут и вести некуда. Вот, присмотрись. Да, да.

– Хм… И правда.

Наверное, это было поселение. Своеобразное, конечно, и непривычное людям.

Глиняные, похожие на гигантские закрученные в спираль раковины, сооружения, несомненно, искусственного происхождения, зияли овальными входами полудужьем вокруг нелепой постройки в виде той же раковины, но поставленной вертикально. Наверху, на самом кончике её был водружён крест, такой же уродливый, как на Элен, только большой.

– Вот, – показал на него Арно.

– Там внутри то же, – сказал Хиркус.

– Что?

– Трупы.

– А-а, – Иван заглянул через лаз, ведущий во чрево раковины.

Мумии лежали в ряд. Их хорошо можно было рассмотреть, так как раковину пронизали многочисленные едва заметные отверстия, и в них проникал свет.

Иван выпрямился.

– А не кажется ли вам, что эта Элен… Занималась здесь…

– Миссионерской деятельностью, – подхватил Хиркус. – За это её и покарали. Вместе с приверженцами.

– Разумно. Но остаётся выяснить, кто покарал?

– Лучше не надо, – сказал Арно. – Дело давнее, и нам…

Он не досказал.

– КЕРГИШЕТ! – донёсся истерический вопль Шилемы. – Берегись!

Иван и ходоки словно ожидали именно такого крика и предупреждения. Нервы их находились всё время в напряжении. То, с чем они неожиданно столкнулись, как бы они от него не старались отгородиться, не могло настраивать на благодушный или хотя бы на равнодушный лад, тем более, убаюкивать себя на гарантию безопасности.

И крик Шилемы расставил все точки по местам. Так и должно случиться. Это как бы избавило их он груза ожидания и тягостных мыслей. Раздумья долой, мышцы готовы к действию, исчезли неопределённость и гнетущее состояние.

Всего в десяток длинных шагов, похожих больше на прыжки, они оказались у колеса. Даже Джордан не отстал, делая, порой, три движения ногами, когда рослые ходоки совершали только один.

Испуганные женщины так и стояли коленопреклонёнными.

За спиной Жулдаса, застывшего глыбой, в боевых стойках маячили Шилема и Иката, ограждая женщин от плотной шеренги, вооружённых обоюдоострыми копьями, существ. На вид они не отличались от тех, кто висел на кольях колеса. Но живые, они выглядели, с точки зрения людей, несуразно из-за иных пропорций тела и конечностей. Особенно поражали длинные и тонкие, будто состоящие из одних сухожилий, конечности, что служили им руками. Некоторые из существ опирались ими о землю, не нагибаясь. Стояли они на ногах, сильно развитых в бёдрах и худых к широкой ступне. Усохший и оттого незаметный у трупов горб так же служил достопримечательностью живых. Он начинался от самого затылка треугольной в анфас головы, шёл вдоль спины и оканчивался куцым, но толстым в основании, хвостом.

Появление ходоков во главе с Иваном, по всей видимости, изменили намерение потомков рептилий немедленно напасть на малочисленную группу людей.

Шеренга подалась назад. Произвела это движение резво и довольно чётко и, как по давно отработанной команде, перестроилась, выставив против новых действующих лиц, заслон клином, что так же говорило в пользу их разумности.

Между пришедшими из будущего и аборигенами повисла, скрашиваемая лёгким шуршанием колеса, настороженная тишина, изредка прерываемая всхлипами женщин.

– Будем уходить? – спросил Арно, придвигаясь вплотную к Ивану.

– Наверное… Я надеялся отсюда определить направление во времени, – не поворачивая головы, сказал Иван. – И эти… – он едва заметным кивком показал в сторону женщин. – Пока им опять объяснять и уговаривать будем…

– Зачем тогда уходить? Разогнать этих… лягушек. И – всё! – громыхнул дон Севильяк. – Ты же видишь, сморчки.

– Может быть, и сморчки. Но они только и ждут, – вставил Хиркус, – чтобы тебя съесть. Уже шампуры наготове держат. Нанижут, и даже разделывать не будут, так тебя сожрут вместе с одеждой.

– Ха!

– Разогнать, значит стрелять… Вот что, – принял решение Иван, – вы меня подстрахуйте, а я с ними попытаюсь поговорить.

– Ну, КЕРГИШЕТ! – ахнул Хиркус и следом: – Я с тобой. Не поймут тебя, то я им покажу что-нибудь такое… А что?

– Ещё один, – пробормотал неприязненно Джордан. – Но мне здесь одному тоже делать нечего. Я с вами тогда пойду.

– Ну вот, – Арно посмотрел на воинственно настроенного дона Севильяка. У того раздувались ноздри, при этом автомат он ухватил громадной рукой за ствол, как дубинку. – Мы с тобой что, против?

Иван резко махнул в их сторону рукой.

– Пойду я. Хиркус, ты со мной, – распорядился он, – но будь позади и не высовывайся прежде времени. А вы – начеку.

Иван медленно направился к шеренге местных разумных. Считая жест понятным любому, взявшему оружие, он приподнял руки на высоту плеч, раскрыл ладони и показал аборигенам, что у него в них ничего нет, и его не следует бояться.

Тоже самое проделал Хиркус, недовольный приказом Ивана держаться позади.

– Кто знает, когда это прежде времени наступит? – говорил он себе под нос. – Прежде времени…

Казалось, всё остановило свой бег по оси этого времени.

Перестали причитать женщины, замерли рептилии и ходоки. Только колесо напоминанием вечности продолжало своё кружение, но и оно не смягчало окаменелости застывшей тишины в этом месте. Точно так же не оживляли картину КЕРГИШЕТ и Хиркус, которые медленно и неестественно плавно, словно лодки в спокойной воде по инерции, сокращали расстояние между собой и копьеносцами.

Иван остановился, когда до стоящих в клинообразной шеренге можно было допрыгнуть в один шаг. За ним, подпирая плечом, затаился Хиркус, всё ещё обсуждающий сам с собой о приказе не высовываться прежде времени, и что бы такое показать рептилиям, от чего бы те могли придти в восторг и побросать свои заострённые палки на землю?

Всё! Тишина, неподвижность действующих персонажей, неопределённость…

Толкачёв, готовый к любым действиям противной стороны, всматривался в неотличимые лица тесно стоящих перед ним разумных существ. Но что они думают, глядя на него, что у них зреет в небольших, вытянутых нижней частью, головах, каких непредсказуемых движений можно от них ожидать – понять не мог.

Всё-таки это были не люди, чью мимику и намерения в глазах он смог бы проанализировать и предполагать, хотя бы приблизительно, последующее их поведение. Он бы видел гримасы ненависти и, значит, невозможности договориться. Если бы на лицах читалась растерянность, то появлялась возможность установления контакта. Спокойствие, ожидание, равнодушие – можно вступить в диалог.

Здесь же – ничего.

На что надеялся, Иван и сам, пожалуй, не знал.

Парламентёром он никогда не бывал, но однажды видел, как на это шли двое ребят – офицер и сержант – к моджахедам, окружённым в ущелье. Их там оставалось десятка два, столько же было уже убито в перестрелке. Сержанту пришлось даже перешагнуть через одного убитого. Тогда Иван с замиранием сердца, также как и другие бойцы из его отделения, следил за этими двумя, рискнувшими пойти на переговоры. У него тогда высохли до шершавости губы, перехватывало дыхание, ведь каждый шаг парламентёров, как будто идущих спокойно и уверенно, мог оборваться автоматной очередью…

Обошлось. Что они там говорили обречённым, что обещали – не в том суть. Главное, моджахеды сдались. Но они были людьми, а наши парламентёры – профессионалами в своём деле. Знание языка и психологии поведения загнанных в безнадёжное положение людей, навыки убеждения и агитации помогли остаться в живых и моджахедам и нашим солдатам, которым пришлось бы выбивать их силой.

Сейчас складывалась совершенно иная ситуация.

Правда, ему не грозила быстрая смерть от пуль, выпущенных в упор, а от заострённой палки можно увернуться, да и ходоки поддержат огнём из автоматов. Однако хотелось бы разойтись с миром. Хотя бы на несколько минут, чтобы собрать всех в кучку, стать на дорогу времени и сдвинуться в прошлое или будущее – пока без разницы, лишь бы уйти от этой неожиданной встречи.

Вдруг ряды рептилий дрогнули, зашевелились. И как бы они не отличались от людей, их манеры и поведение держаться, Иван заметил в их позах новое содержание: – они встревожились, но не из-за его появления перед ними. Их взоры круглых бесцветных глаз, до того устремлённых на него, переметнулись к чему-то, возникнувшему за его спиной и заставившее пренебречь возможной угрозой, исходящей от него. Там что-то произошло серьёзное.

Иван подумал о какой-то проделке ходоков и хотел уже резко предупредить товарищей о несвоевременности подобных действий.

– КЕРГИШЕТ! – раздался негромкий, но полный тревожного отчаяния возглас Арно.

Иван оглянулся и с досадой на себя выругался. Не предусмотрел, не подумал, не обезопасился.

За ходоками, оставленными им во втором ряду для поддержки, скопилась целая орда рептилий.

Они надвигались тучей, словно из воздуха возникали всё новые и новые особи неведомого народа-племени. Их вооружение составляли обычные палки или обломки комлей небольших деревьев с ершистыми венчиками корней.

Эдакое народное ополчение, схватившее по дороге, когда сбегалось на звук набата, всё, что попалось под руку.

Положение для людей складывалось аховое. Иван с Хиркусом, Шилема и Жулдас с Икатой, коленопреклонённые женщины и остальные ходоки: четыре разобщённые группки, зажатые в клещи.

«Придётся стрелять!» – с горечью подумал Иван.

У всех автоматы на изготовке, а ему сдёрнуть его с плеча – одно мгновение.

Иван закрутился, оценивая обстановку. Ходоки могли бы успеть, дай он команду, сбежаться, составить сцепку и уйти в поле ходьбы.

Но женщины…

Правда, они тоже, наконец, зашевелились, но и только. Как после непосильно тяжёлой работы они поднимались на ноги и сомневались, удержаться ли они на них после того, когда всё-таки встанут во весь рост.

Во всём, тем не менее, ощущалась какая-то незавершённость в том, о чём с тревогой думал Иван и его спутники.

Аборигены, коль скоро они так удачно их окружили, должны были предпринимать новые, более агрессивные или угрожающие действия.

Иначе, зачем стоило затевать манёвр? Чтобы захватить в плен и как этих… на колесо?

Иван неосознанно, казалось, кожей отметил накал смятения не только среди людей, но и у рептилий. Те, что стояли перед Иваном плотной шеренгой явно чувствовали себя неуверенно. Копья у них подрагивали в руках, они выпрямились с натугой, так как им мешал гребень, неуклюже поворачивали головы и бессвязно переговаривались, как будто волны плескались о берег.

Подошедшие позже, перестраивались.

Они суетливо собирали из беспорядочного своего скопления упорядоченную фигуру, похожую на неровный клин. Но клином на противника, рассеянного и малочисленного, каковыми перед ними предстали люди, не ходят. Такое построение для того, чтобы пробивать брешь в плотных рядах, рассекая их.

Прошли секунды.

И вдруг шеренга копьеносцев распалась. Воины повернулись к Ивану спинами и… довольно резво драпанули прочь. Вслед за ними, опять превращаясь в дикую орду, устремились рептилии, подошедшие позже. Из их глоток исходил клокочущий звук, словно вскипел громадный котёл вязкой массы. При этом они размахивали своим примитивным оружием. Однако своим неуправляемым, на первый взгляд, потоком, не сметали всё на своём пути, а лихо обтекали огорошенных людей со всех сторон и опять смыкались, минуя их.

– Ого-го! – раздался подбадривающий ликующий голос дона Севильяка. – Так их! Так!

– Не ори так! – отшатнулся от него и присел Джордан.

До того он искал у него защиты, скрываясь за громадной глыбой дона Севильяка, как за несокрушимым заслоном ото всех бед.

– Так смешно же! – дон Севильяк панибратски хлопнул приподнявшегося с корточек Джордана по плечу, но не рассчитал силу удара, и фиманец упал. – Гы-ы! – удивился дон Севильяк.

Джордан не стал с ним больше разговаривать, отвернулся и подался ближе к Ивану.

– Как думаешь, КЕРГИШЕТ, у них здесь война или, как сейчас у нас говорят… там, в будущем, – поправился Арно, – местный вооружённый конфликт?

– Спроси что-нибудь полегче… Ты посмотри только!

С десяток рептилий отстали от ушедших в погоню соплеменников. У них не было оружия. Они что-то булькающее бормотали у стайки испуганных, не понимающих их, женщин, а потом упали перед ними ниц. Приподнялись, воздели руки вверх и запели. Звуки, издаваемые из их, плохо приспособленных для этого глоток, неожиданно обрели стройность и ритм.

Иван не поверил своим ушам. Сквозь помехи искажённого произношения чётко выделялись два слова:

– …матка боска…

Возвращение в пустыню

«Матка боска» – заклинанием прокручивалось в голове у Ивана. – «Это же Матерь божья!

Но откуда? Как это может быть здесь? Почему они обращаются к ней по-польски?»

О «матке боске» знал с детства.

В их семью наезжали знакомцы отца и матери со всех концов Европы, в том числе и из Польши. И эта «матка боска» у одних звучало как присказка, у других, как обращение к ней по поводу и без повода. Отец порой тоже говаривал:

– Ну, матка боска, – если хотел сказать о чём-то досадившем его или неприятном.

Но здесь! Здесь!!

Пока в памяти Ивана с калейдоскопической последовательностью вспоминались фрагменты отлетевших лет и продумывались им, женщины с трепетом внимали коленопреклонённым перед ними аборигенам, хотя и с удивлением. Кроме того, две из них тоже опустились на колени и с жаром стали поминать «матку боску» вполне членораздельно, так что Иван удостоверился, что не ошибся, и всё это ему не почудилось, а так оно и есть на самом деле, несмотря на поразительную необыкновенность и чудовищность происходящего.

– Они молятся на польском языке, – оторвался от Икаты и первым высказался Жулдас.

– Да, это польский, – буркнул Арно, словно был недоволен тем, что женщины молились на этом языке. – Ты, КЕРГИШЕТ, что-нибудь понимаешь? Где мы?

– Ни черта не понимаю! Или у нас уже начались глюки… или это перливый мир, но в прошлом.

– Таких миров не может быть, – возразил Арно, но тут же протянул задумчиво: – Хотя…

– Вот-вот, хотя. Много ли мы знаем? – сказал Иван. – Так, где мы?

– Знаем, и достаточно, чтобы быть уверенными наверняка. Таких миров и вправду не бывает, – высказался Хиркус, но уверенности в его голосе отсутствовала так же.

– Ты позабыл тарсенов, тарзей и… кого там ещё?

Колесо медленно и тоскливо вращалось, женщины созвучно с местными существами возносили хвалу матке боске, другие существа, оттеснившие вооружённых копьями, – в немом молчании слушали слаженные голоса, а ходоки в растерянности наблюдали за всем этим непонятным действом.

Наконец, казалось, всё стало заканчиваться, но к этому моменту, сделав полный оборот, колесо поднесло посаженные на шип останки Элен.

Женщины повернулись к ней, упали все на колени, голоса их пошли подвысь, окрепли.

– Мы, может быть, уйдём отсюда, а они пусть себе тут гнусавят, – громко, как это она делала всегда, спросила, ни к кому не обращаясь, Шилема. – Вам не надоело? Ведь у них это надолго.

– Да, представление так себе, – презрительно бросил Хиркус. – Один раз посмотреть, да и то под палкой.

– Наверное, – вздохнул Иван. – Если не слушать и не смотреть, так что предпринять, вы знаете?

Шилема надула губы.

А Иван никак не мог отделаться от чувства виноватости. Не перед ходоками, поскольку привёл их сюда, а почему-то перед женщинами, как словно и они были втянуты им в эту авантюру.

Представлялось ему это так: ходоки, умеющие способность ходить во времени и дороги в нём, в канале Пекты оказались инородными телами, отчего и были по-иному восприняты им и вытолкнуты за пределы канала, где, возможно, для обычных людей действовали специфические силы – и физические, и психофизиологические. Женщинам не повезло, они слишком близко соприкасались с ходоками и вместе с ними оказались не там, куда стремились. Значит, и вытаскивать их куда-то придётся ему. Вот уж по горькой истине: захотел приключений, и получил их сполна и больше.

Шилема теребила его за рукав.

– Так мы идём?

– А эти, думаешь, просто так нас пропустят? – Хиркус кивнул на вооружённых дрекольем местных разумных, что тесным полукругом обступили и ходоков, и женщин, стоящих на коленях вместе с аборигенами.

– Протиснемся, – повёл плечами Арно.

– Да! – поддержал его дон Севильяк и сжал перед собой кулаки, в одном из них за ствол был зажат автомат.

– Тогда так… Шилема и Джордан ко мне ближе. Арно впереди, дон Севильяк с Жулдасом – замыкающие… Протискиваемся!.. Осторожнее!..

Протискиваться не пришлось. Плотные ряды расступились и пропустили команду Ивана.

– Покладистые ребята, – похвалил Хиркус. – Но почему именно в эту сторону?

– Тебе это важно знать? – обернулся к нему Арно.

– Ты не оглядывайся, а внимательнее посмотри дальше своего носа.

– Смотрю, и что? А-а…

– Вот тебе и а-а, – сымитировал его Хиркус. – Мы теперь как на ничейной полосе.

За редкими зарослями кустов маячил ряд вооружённых копьями местных воинов, недавно оттеснённых от колеса. Они пританцовывали и тоже пели – заунывно, на одном дыхании и ноте. Звучало бесконечное «и-и-и…»

Ходоками, выведенными за пределы круга каких-то действий, где они оказались лишними, похоже, уже никто не интересовался.

– Фу, как они противно воют! – Шилема закрыло одно ухо ладонью, и брезгливо покривила губы.

– Ты не права, – сказал Хиркус. – Для нас, конечно, дикая, но это всё-таки песня. И мелодичная. Прислушайся!

– Вот ещё! – возмутилась Шилема.

…Жарко, душно, солнечно.

Муторно на душе. Всё не так. Вернее, непонятно как.

Иван мучительно настраивал себя на принятие какого-то решения. А его не было. Тупик. Мысли сбивались, рассеивались в пустоту, не оставляя ни малейшего намёка на возможность выхода из тупика.

Но решать, в конце концов, придётся ему. Ходоки сейчас не помощники. Они, пожалуй, даже довольны тем, что вокруг них происходит. А Жулдас и вовсе потерял как будто всякое представление, где находится, всё его внимание сосредоточено на Икате, да и она тоже не прочь быть к нему поближе.

Вот ведь как у них получилось!

Встретились случайно, и сразу их кругозор сжался до обоюдного существования только для них; а все остальное – где-то там, вне, ничего не значащее…

Позавидовать можно!

Возбуждённые и возмущённые выкрики женщин прервали его сумбурные размышления. Сразу появилась цель – ближайшая, не приносящая ничего существенного для будущих действий – спасение нечаянных спутниц.

– За мной! – приказал он готовым к прорыву ходокам.

Они молча вломились в частые ряды туземцев. Те, может быть, и ожидали нападения, но не такого мощного и целеустремлённого. Ходоки, подражая им, шли клином. Впереди Иван и Арно, на флангах Хиркус и дон Севильяк, чуть позади временница и фиманец, замыкали Жулдас и Иката, предупреждая нападение сзади.

Иката показала себя. Она не уступала в сноровке Шилеме, попадавшие под её руку или ногу местные существа, отлетали в сторону с квакающими звуками и долго не могли прийти в себя.

Пробить брешь ходокам удалось в считанные секунды. У колеса они застали трагикомическую сцену.

Женщины вцепились в одну из своих подруг со стороны головы за плечи и руки, с другой, за ноги, её тянули невооружённые аборигены. Своеобразное перетягивание каната проходило с переменным успехом.

Произойди такое на каком-нибудь праздновании, то зрители показывались бы со смеху. А происходящее здесь не радовало. Женщины упирались и голосили, на противоположном конце цепкие длинные конечности ухватисто удерживали несчастную, попавшую в переплёт. Она уже, наверное, потеряла сознание, на её бледном лице застыла маска отчаяния и муки.

После прорыва компактная группа ходоков распалась. Хиркус и Арно набросились на тех, кто удерживал женщину, пытаясь оторвать и отогнать их от неё. Шилема помогала им, правда, больше визгом, чем делом. Однако все их усилия привели к обратному, потому что хватка туземцев не ослабла, их длинные жилистые передние конечности, словно приклеились к ногам мученицы, а противоположная сторона расстроилась, выпустив из рук подругу, и она оказалась во власти рептилий.

Новая же попытка опять поймать ускользающие руки и плечи не увенчались успехом. К тому же, Иван и дон Севильяк решительно оттеснили женщин от колеса. Они кричали, а Иван никак не мог добиться задуманного: сплотить всех и уйти в поле ходьбы.

– Арно! Хиркус! Шилема!.. Ко мне! – взывал он. – Хватайте их! Уходим!.. Уходим!..

Женщины бесновались, вырывались из рук ходоков. То одна, то другая бросалась на защиту попавшей подруги в плен к аборигенам, хотя та уже исчезла в клубке тел безоружных и вооружённых рептилий.

Наконец, Арно и Хиркус при поддержке разъярённой Шилемы, отшвыривая направо и налево создания этого мира, прорвались к остальным ходокам.

Под крики, шум и рычание своих и чужих, люди стали на дорогу времени.

Вышли под лучи расплавленного солнца пустыни. Знойная мгла искажала горизонт, нигде ни кустика, ни тени.

Быстрый переход не охладил ни тел, ни накала страстей, бушевавших у одних в мыслях, у других в напряжённых мышцах. Женщины, потерявшие названную сестру по какому-то их тайному делу, тут же отпрянули в сторону и обособились, как только ходоки расцепили руки и выпустили их и своего круга.

– Они совсем одурели! – презрительно бросила в их адрес Шилема. – До чего же бестолковыми оказались…

– А ты бы не одурела? – осадил её Хиркус. – Если бы тебя стали пробивать туда-сюда во времени и с места на место? Они в первый раз, а ты изображаешь из себя тут…

– Вот и успокой их, – посоветовал Джордан. – Думать мешают.

– Мыслитель нашёлся!

Дон Севильяк хрюкнул от распиравшего смеха.

– Перестаньте! – пришлось прикрикнуть Ивану на пикировщиков.

– Не останавливай их, КЕРГИШЕТ. Пусть поговорят, – Арно стряхнул с рукава какого-то жучка, принесённого от скорбного колеса, или успевшего попасть на него уже здесь, где, казалось бы, никакой жизни не должно было быть. – Самому хочется сказать что-нибудь эдакое, заковыристое. Пожаловаться или, наоборот, погрозить кому-нибудь кулаком. Чтобы горло прочистить и мозги встряхнуть себе и другим.

– Жарко, – пропыхтел дон Севильяк, смахивая обильный пот с подбородка. Лицо его покрылось крупными каплями, они собирались в струйки и стекали вниз. – Не люблю пески, жару, пот… Ф-рр!

– Кто любит? – уныло подтвердил Джордан, хотя, пожалуй, только он и Шилема меньше других ходоков были покрыты испариной.

Жара успокоила и женщин. Они теперь с испугом осматривали пустынное грязно-жёлтое пространство, слившееся с таким же невзрачным небом.

Воздух обжигал дыхание, даже сквозь походную обувь ходоков проникало жгучее тепло раскалённого под солнцем песка, а некоторые женщины, обутые в лёгкие полусапожки или туфли, уже приплясывали, стараясь хоть как-то избавиться от нарастающего жжения в ногах. Забота о сохранности ступней заставили некоторых из них, в том числе и предводительницу Катрину, наконец-то, вспомнить о ходоках, что так бесцеремонно уже дважды переместили их непонятным для них образом из одних погодных условий в другие.

– Ну и что теперь? – с вызовом спросила Катрина, подступая почему-то к дону Севильяку.

Тот оторопело уставился на неё своими глазищами, отчего Катрина опустила плечи и, словно стала меньше. А он протянул нечто не членораздельное:

– Э-э…

Как бы там не оробела Катрина от его вида и словно безумных глаз, но она не отступала от него.

Дон Севильяк топтался на месте и бросал на Ивана умоляющие взгляды, чтобы он избавил его от неожиданной напасти в лице этой, непонятно зачем приставшей к нему, женщины, начинающей разъяряться от его мычания и беспомощности что-либо ответить на её резонные, как ей казалось, вопросы.

– А он её испугался, – со смешком заметил состояние дона Севильяка Хиркус. – Ни бэ, ни мэ сказать не может.

– Вернее будет, что это она его испугала, – тоже усмехаясь, уточнил Арно. – Но она права. Что теперь? Здесь оставаться нельзя. Ещё немного…

– Надо вон туда пойти, – сказал Джордан, всматриваясь в зыбкую от зноя даль. – Там у воды всё и обсудим.

Предложение Джордана всколыхнуло надежду, все посмотрели в указанном направлении и все вдруг увидели и вправду невдалеке мерцающее под лучами солнца большое озеро в обрамлении низкой, но пышной растительности.

– Точно, оазис! – обрадовано воскликнула Шилема и облизнула языком сухие губы. – Ну, Джордан, от тебя хоть это. А вот я бы не заметила. И если там пресная вода…

– Пресная, – твёрдо сказал Джордан, польщённый высказыванием Шилемы о его остром глазе. – Видишь, как всё вокруг разрослось.

Оазис увидели и женщины, они первыми направились к нему, но с удивлением оборачивались к ходокам, которые почему-то идти по их следам не торопились.

Почему его спутники стояли, обсуждали, но не бросались к воде, Иван не знал, но сам чувствовал смутное беспокойство и неуверенность.

Вот оно – озеро, с водой и тенью под деревьями. Не дальше километра до него, несколько минут ходьбы, где, освежившись, можно обсудить, наконец, неспешно все проблемы и вопросы, возникшие перед ними. Наметить хотя бы вчерне свои последующие действия, да и оговорить взаимоотношения с женщинами, объяснить им кое-что, дабы они не бросались на него или кого другого ходока с требованиями и вопросами, на которые пока что нет ответов и в ближайшее время, по всей вероятности, не предвидятся.

Пока ходоки раздумывали, поглядывая друг на друга, заговорила молчаливая Иката. Кроме Ивана её никто не понял.

– Что она сказала? – заволновался и первым спросил Жулдас, жаждущий узнать, что говорит приглянувшаяся ему девушка, и страдающий от невозможности самому непосредственно общаться с ней.

– Если я её правильно понял… – медленно проговорил Иван и покачал головой. – У меня было такое же подозрение…

– КЕРГИШЕТ, не тяни. Так что она сказала, а ты подозревал? – нетерпеливо подстегнул Ивана Хиркус.

– Это мираж…

– Точно! – Хиркус коротко встряхнул перед собой кулаком. – Мне тоже показалось, что всё это нам мерещиться.

– Ну, уж! – тут же усомнился Джордан, недовольный предположением, что он ошибся. Оттого он вздёрнул зарастающей бесцветной щетиной подбородок, как всегда это делал, когда ему хотелось высказаться и поспорить. – Что я миражей не видел? Мираж – он…