Текст книги ""Фантастика 2025-136". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Виктор Ананишнов

– Ваше Имп…

– Я не закончил, – поднял я бровь на попытавшегося перебить директора полиции. – Обе мои версии имеют право на жизнь, но первую, как оскорбительную, мы отбросим. Вторая для вас, однако, вреднее, ибо выставляет вас чудовищного масштаба наглецом. Вы пришли ко мне просить оплаты ваших мутных делишек за счет казны. Вы соврали мне о положении рабочих на приисках, сославшись на незнание. Таким образом, я нахожу ваше деловую этику никчемной, а самого вас, Гораций, совершеннейшим наглецом. Я желаю видеть отечественный бизнес социально ответственным, а его методы – исключительно рыночными. С точки зрения рынка поддерживать убыточный банк, принадлежащий лицу, которое кредитует свои, столь же убыточные делишки, является нецелесообразным. Я даю вам два года на упорядочивание дел. Ежели к сентябрю 1893 года банк и прииски продолжат терпеть убытки, мне придется позаботиться о введении внешнего управления. Альтернативой является процедура банкротства с непременным возмещением убытков пострадавшим из личных средств семьи баронов Гинцбургов – именно такое решение вынесет суд. Вы поняли, Гораций?

Отчество опускаем за утратой визави Высочайшего уважения. Дурново сидел с отражением на померкшем лице классического вопроса «зачем я связался с жидом?», а не менее грустный барон уныло ответил:

– Так точно, Ваше Императорское Высочество. Благодарю вас за щедрый срок на наведение порядка в делах. У Гинцбургов бывали непростые времена, но вы совершенно правы – диктуемые рынком условия не позволяют Империи помочь нам. Благодарю вас за то, что указали мне на эту ускользнувшую от моего скудного ума очевидность.

Поюродствуй, да.

– В таком случае желаю вам коммерческой удачи, – улыбнулся я ему. – И надеюсь через два года встретиться с вами снова в совсем другом антураже. Например, вручая вам собственными руками планирующийся к скорому учреждению орден «За образцовое ведение коммерческих дел».

Мал пряник по сравнению с кнутом, почти неощутим, но Гораций посыл понял правильно – я не против дать ему шанс начать жить и работать по-новому. Одного его вранья в этом кабинете и докладов моих шпионов в принципе хватает, чтобы пустить Гинцбургов по миру на совершенно законных даже при отсутствии трудового кодекса основаниях, и это понять Гораций тоже способен.

– До свидания, Ваше Императорское Высочество, – поднявшись со стула, поклонился банкир.

Дурново поднялся следом, поклонился, и я не удержался от удовольствия одернуть его в последний момент:

– А вас, Петр Николаевич, я попрошу остаться.

Для очень вежливой и мягкой порки – Дурново все-таки старинный дворянский род.

Глава 9

Ресторан «Палкинъ» имел долгую историю. Семейное предприятие ярославских купцов Палкиных началось с открытого в 1785 году трактира. Дела шли неплохо, но расшириться удалось только через сорок пять лет – в 1830 году, когда наследник Анисима Палкина, Павел, открыл на углу Невского и Большой Садовой ресторан. Публика здесь бывала по большей части состоятельная, и дела семьи стали совсем хороши, позволив сыну Павла, Константину, открыть еще одно заведение. Столичные жители, недолго думая, для ясности окрестили старый ресторан «Старопалкиным», а свежий, стало быть, «Новопалкиным».

Ежели старый «Палкинъ» был рассчитан на «средний класс», новый, особенно после переезда в 74 году в более подходящее здание на Невском 47, позиционировался как совсем уж элитное заведение. 25 роскошных залов, достойная украшать дворцы мебель, бассейн с живой рыбой – дабы господа могли откушать свежайшее блюдо – зимний сад с экзотическими растениями, фонтан, бильярдные. К услугам уважаемых гостей всегда имелись фирменные котлеты «по-палкински», суп-пюре Сант-Гюрбер, «палкинская форель», пломбир Меттерних, пудинг из фруктов гляссе а-ля Палкин и прочие фирменные и общеизвестные вкусности. Не стоит забывать и о богатом выборе напитков, коими очень приятно наслаждаться под аккомпанемент лучших столичных музыкантов.

Актуальному Палкину – снова Павлу – рестораном заниматься было неинтересно, поэтому он сдал его в аренду купцу Владимиру Соловьеву. Последний оказался кадром деятельным, и благодаря ему появились такие новинки как «ужин после театров», «воскресные обеды с музыкой» и сильно понравившаяся небогатым, но желающим причаститься к вершине отечественного общепита господам и дамам, новинка – возможность покупать «на вынос» недорогие закуски.

Элитный ресторан немыслим без «вип-кабинетов», в которых можно спокойно поговорить о делах. Имелись такие и в «Новопалкине». Сейчас нас интересует тот, что располагается прямо под зубоврачебным кабинетом, коий занимает часть второго этажа здания. Толстый потолок-пол надежно оборонял гостей ресторана от звуков актуальной времени стоматологии, а хозяин кабинета работал не покладая рук, часто – после захода солнца, когда выпившие и словившие кураж господа набирались решимости посетить его для демонстрации храбрости и лечения давно беспокоящих зубов.

В кабинете сидели двое – из последних сил подавляющий бешенство Гораций Гинцбург и муж его старшей дочери, Жозеф Сассун, происходящий из богатого клана Сассунов, коих называют «Ротшильдами Востока». Сассун бен Салих – давным-давно покойный патриарх рода и источник «стартового капитала» состоял главным казначеем пашей Багдада и Южного Ирака. Когда власть там сменилась на менее лояльную, семье пришлось бежать в Индию, где они очень неплохо развернулись на торговле колониальными товарами. В первую очередь, конечно, опиумом, но не брезговали и хлопком.

Примечателен и муж второй дочери Горация – Людвиг Риттер фон Гутман, наследник очень богатой Австро-Венгерской семьи. Такой интересный выбор женихов никого не удивлял – у капитала же нет национальности, и сложные отношения с Австро-Венгрией никак репутации Горация не вредили. Какие к нему вообще могут быть вопросы, если сливки общества активно колесят по миру невзирая на политические дрязги? Воюет же государство, а лично они просто государству служат. Мировая практика, как говорится.

Гораций был в большой печали. Едва притронувшись к стоящему на столе «кошеру», он принялся курить одну папиросу за другой и жаловаться зятю на жизнь:

– В этой стране во всем винят иудеев! Что бы не случилось, плебеи устраивают погромы! Сколько раз мне ставили палки в колеса только потому, что мне довелось родиться жидом в этой погрязшей в ненависти к нашему народу стране? А во что мне обходится мое положение? На благотворительность – дай, чиновнику – дай, полиции – дай. А сколько стоит покровительство на Высочайшем уровне? Всем должен старый Гораций, всем обязан. И все эти траты совершенно бесполезны! Они берут и берут, заставляют решать их проблемы, а когда помощь понадобилась мне, этот жалкий Дурново и пальцем не пошевелил!

– Ужасная страна, – поддакнул Жозеф. – Никто не хочет работать, зато все берут.

– Знаешь, – вздохнул Гораций. – А я ведь радовался как никто другой, узнав о посулах наследничка. Со старым все понятно – он наш народ ненавидит и презирает, а выдающихся его представителей вроде меня терпит из страха. Убери старого Горация, и Ротшильды больше не дадут этой грубой скотине кредитов.

Прекрасно понимая, что Ротшильды продолжат давать кредиты Империи даже если Александр лично казнит всех иудеев прямо перед Зимним дворцом, Жозеф поддакнул.

– Молодой любит болтать о равноправии, но я уверен – он еще хуже своего отца. Черта оседлости – тяжелое ярмо на шее нашего народа, но она же защищает его от скудоумных любителей устраивать погромы. Она защищает нас от произвола конкурентов. Тамошние чиновники привыкли вести с нами дела и берут немного, но, когда придут русские, нам придется давать больше и без всяких гарантий! Это же катастрофа!

– Однако подана она весьма благовидно, – заметил зять. – Пресса носит цесаревича на руках.

– Этим лишь бы в припадках заходиться, – отмахнулся Гораций. – А теперь наследничек решил отнять у нас все нажитое честным трудом поколений Гинцбургов!

– Перескажите разговор еще раз, отец, – попросил Жозеф.

Поморщившись, Гораций пересказал – голова у зятя светлая, имеет смысл посоветоваться.

– Полагаю, при Дворе завелся кто-то, кто смог понять ваш план, – заметил Сассун. – И этот «кто-то» обладает большим влиянием на наследника. Рискну предположить, что именно этому неизвестному мы обязаны оживлением золотодобычи в Зауралье.

– Дурново таких людей не знает, – горько вздохнул Гораций. – Или, собака подлая, не захотел рассказать. Он годами жрал с этих рук! – показал холеные ладошки зятю. – А сегодня, когда я дождался его в коридоре, он посмотрел на меня так, будто это я ему должен и заявил, что далее не желает иметь со мною дел! Будто этого недостаточно, ему хватило наглости обвинить меня в подделке отчетов, словно я не платил ему лично под гарантии невмешательства в наши дела!

– Невероятная наглость, – машинально поддакнул погрузившийся в размышления Жозеф и спросил. – А с чего он шведа-Нобеля в «жиды» записал?

– Пес его знает, – отмахнулся Гораций, которому меньше всего хотелось разбираться в родословной Нобелей.

Подумав еще, зять задал более актуальный вопрос:

– Отец, я понимаю, что мои слова прозвучат странно, но мог ли наследник иметь ввиду лишь необходимость перестать скрывать ваши настоящие доходы?

От настолько неожиданной мысли Гораций опешил. Мысль была неприятной, колючей, терзающей погрузившуюся в сладкую жалость к себе душу, но…

«…вручая вам собственными руками орден „За образцовое ведение коммерческих дел“».

Отогнав морок, Гораций одернул зятя:

– Ты слишком молод, мальчик мой. Если бы ты пожил с мое, тебе бы и в голову не пришла подобная глупость. Так – не бывает. Посуди сам: наследник вкладывается в золотодобычу, покупает и обменивает землю, велел Академии Наук создать единый геологический реестр. Неужели он оставит нам такой жирный кусок?

– Вы правы, отец, – смирился Жозеф с волей главы семьи.

– А как прекрасно все шло! – вздохнул Гораций по утраченной навсегда схеме. – Кредиты подставным идиотам под покупку приисков, выкуп их долгов, отработанные каналы сбыта золота в обход казны, и никаких налогов – с убытков-то какой налог? Теперь все, послал наследничек шпионов-простолюдинов, им взятки давать бесполезно – цесаревич им всю жизнь устроит, на кой им такие перспективы на тыщонку-другую разменивать? Да и как сыщешь? Там тысячи голодранцев.

– Цесаревич говорил о том, что не станет помогать приводить к покорности бунтовщиков на ваших приисках. Говорил ли он о бунтах на других приисках? – подкинул идейку Жозеф.

– А это мысль! – ухмыльнулся Гораций. – Посмотрим, как Его Высочеству понравится, когда его любимые русские добытчики подкинут ему проблем. Идем – работа не ждет.

Сидящий в соседнем кабинете филер Федька закончил стенографировать беседу, вынул из уха широким концом упирающуюся в перегородку трубку, которая позволила услышать разговор от начала до конца, положил ее в сумку, блокнот – во внутренний карман, и в прекрасном настроении принялся за остывшие, но все еще вкусные щи. Полковник Курпатов будет очень доволен!

* * *

Встреча со Второвым позволила мне вытряхнуть неприятное послевкусие после Гинцбурга и разговора с Дурново об этичности государственных служащих и вредности отсутствия дополнительных источников информации «с мест». Полчасика потрепавшись о делах иркутских – зоопарк уже запущен и радует посетителей самыми настоящими обезьянами, которыми «экзотическая» часть экспозиции пока ограничивается – я перешел к делу и спросил прямо:

– Александр Федорович, я – реалист, и понимаю, что работать в убыток даже для предельно преданного Империи человека, коим вы без сомнения являетесь, вредно. Предлагать вам убыточных проектов я не стану, однако должен понимать, что именно предложить к обоюдной для вас и Империи выгоде. Сколько денег вы можете позволить себе инвестировать без ущерба вашим делам и с расчетом на получение первых прибылей, причем весьма скромных, не ранее, чем через два-три года?

Химическое производство – это хай-тек, и даже при закупке оборудования и критически важных специалистов за бугром, выходить на нормальные мощности и отбивать затраты оно будет годами.

– Я высоко ценю вашу откровенность, Георгий Александрович, – отвесил поклон Второв. – И клянусь оправдать доверие, которым вы меня удостоили. Благодаря вам мне и моим партнерам удалось хорошо заработать. Не столь хорошо, как отдельным мошенникам и задиравшим цены на анилин мерзавцам со всего мира – мы на людских жизнях греть руки не стали, но в течение месяца я смогу собрать восемь-девять миллионов. Ежели получится заинтересовать некоторых проверенных компаньонов, к зиме мы сможем предоставить вдвое большую сумму, – вздохнув, он смущенно отвел глаза. – Боюсь, это – всё, ежели учитывать озвученные вами условия.

Мировой анилиновый кризис больно ударил по текстильной промышленности, и без него Второв заработал бы гораздо больше. Что ж, сибирий того стоил – проблемы решатся, а лекарство останется.

– Признаюсь, я рассчитывал на меньшее, – приободрил я князя улыбкой. – Условие «без урона делам и угрозы разорения» – ключевое, Александр Федорович. Вы уверены, что оно будет соблюдено? Я намерен работать с вами к обоюдной выгоде многие годы, а потому прямо заинтересован в вашем финансовом благополучии.

– Будь этот разговор для нас первым, я был бы изумлен до глубины души, – улыбнулся Второв.

– Не все понимают прелести стабильной и последовательной работы на перспективу, – развел я руками. – Человек падок на сиюминутную наживу, особенно если она велика.

– Так, Георгий Александрович, – согласился князь и повторил ту же цифру. – 8–9 миллионов в течение месяца. Около шестнадцати, если привлечь компаньонов.

Нормально. Персональные инвестиции Второва пойдут на заводы взрывчатки – это штука стратегическая, и обилие пайщиков будет мешать контролировать – а «компаньонам» придется скинуться на химпром. В конце концов, текстильщикам кислоты и прочее и самим позарез нужны. Обрисовав Александру Федоровичу общий план, я пообещал не далее чем через неделю прислать ему для общения с компаньонами план конкретный, с цифрами. План гофмейстеры уже сочиняют и успеть обещали с запасом.

Напоследок Второв смущенно попросил:

– Георгий Александрович, могу ли я позволить себе личную, но способствующую нашим делам, просьбу?

– Разумеется, Александр Федорович.

– Сын мой, Николай, в солдатах ходит. Дело это почетное и важное, но все так закрутилось, что мне придется перенести головную контору сюда.

– Понимаю, кому-то нужно присматривать за сибирскими делами, – кивнул я. – Отправлю Александру Ильичу телеграмму.

Нынешнему тамошнему губернатору.

– Премного благодарен, Георгий Александрович! – поклонился Второв и покинул кабинет.

Посмотрев на карту Империи, я поморщился, мыслями вернувшись к предыдущему разговору. Положение рабочих в шахтах и на рудниках, мягко говоря, очень неприятное. Заводской-то чернорабочий живет ужасно, а тамошние натурально «одноразовые»! Долго так продолжаться не может – не только Гинцбурги работников за расходный материал держат, это, как говорится, мировая практика. Места – далекие, малонаселенные. Проверяльщики из центров власти падки на взятки и не очень-то хотят портить отношения с «донорами». И трудового кодекса нет! Нет даже специальных «костылей». Зато есть много вооруженных работников компаний – считай, ЧОП – которые с попустительства и к полному одобрению властей быстро заткнут недовольных. Не извольте беспокоиться, ваши высокоблагородия, это наши мелкие проблемы с дисциплиной. Не исключено, что прямо сейчас где-то «рихтуют» очередных доведенных до отчаяния бедолаг. «Забастовка» и «бунт» применительно к тем местам означают, что мужики передушили ЧОПы, и коммерсам приходится звать на помощь полицию и армию.

Ситуация аховая. Не хочу стрелять по собственным подданным. И выехать лично – поговорить и уговорить разойтись – физически не смогу. Кроме того, переговоры – палочка о двух концах. Ежели цесаревич разок договорился, значит и еще раз может выгореть. Да, «трудовой кодекс через пять лет», но я прекрасно понимаю тех, кто хочет жить нормально уже сейчас, потому что до кодекса рискует не дожить – пять лет по колено в ледяной воде. Вот соберутся мужики, передушат ЧОП, отметелят ненавистного коммерса и пойдут к условному губернатору искать управы. Стрелять по ним нельзя, слезоточивого газа и других гуманных способов наведения порядка нет – что делать? Если погромы чинить начнут – то понятно, уже уголовщина, и на этом этапе силовиков подключить жизненно необходимо. А если как на Урале? Просто будут бродить по улицам с лозунгами и не давать поводов себя скрутить. Придется договариваться, но о чем? Еще парочку юридических «костылей» выкатить можно, но, если таких случаев будет много, на всех не напасешься.

Пригрозить «внешним управлением» легко, но ввести его без последствий не получится даже с соответствующим юридическим сопровождением, совершенно законно и при полном общественном одобрении. «Кто следующий?» – этот вопрос в головах промышленников возникнет неминуемо. Особенно в свете моей гиперактивности в основании паевых обществ по добыче золота. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы прийти к простой мысли – цесаревич хочет подмять под себя все золото в Империи. Так-то недалеко от истины: доход от ресурсов должен идти в казну в как можно большем объеме, и здесь прекрасно смотрится ряд госкорпораций с сетью подрядчиков. Быстро их наладить у меня не получится даже при злоупотреблении административным ресурсом и принудительном выкупе рудников за счет казны. Да мне и не позволят – это же огромная мина под частный бизнес. Сегодня цесаревич отжал рудники, завтра – заводик, послезавтра вообще из дома выгонит. Не зря социализм ругает – на воре, как известно, шапка горит, и самый что ни на есть социалист Георгий наш и есть!

Твари. Человечные и честные промышленники у нас безусловно есть, но я же вижу, сколько дают «мои» прииски. Да, они доселе не разрабатывались, и сейчас собираются самые сладкие «вершки», но сколько «убыточных» рудников таковыми на самом деле не являются? Гинцбург – яркий пример. Простая логика – зачем упорно, годами вкладываться в убыточные рудники? Очевидно – их убыточность сильно преувеличена, чтобы не делиться доходами с казной. Жадность. Чудовищная, непростительная жадность, плоды которой придется пожинать мне лично.

В дверь постучали, и я похлопал себя по щекам, собираясь с духом. Может хоть Юсупов окажется нормальным человеком?

Глава 10

Князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон был прекрасен. Отличные гены наложились на вдолбленное положением и воспитанием умение держаться, в итоге породив достойную вершин отечественной аристократии персону. Харизмой фонит за версту как моя сладкая мечта – ядерный реактор. На лице – непоколебимая уверенность в себе, и, полагаю, преданность Империи. Последнее нуждается в многолетней системной проверке, но в силу послезнания я возлагаю на Юсупова осторожные надежды – его сын Феликс, которому сейчас всего четыре года, в будущем, которое уже никогда не случится, был инициатором заговора по убийству Распутина. О последнем слухов и мифов столько, что черт ногу сломит, но одно Илюха знал точно: на пользу государству Гришка нифига не шел.

Существует небольшая проблема – о моей «амнезии» Феликс, как и почти все остальные, не знает. Георгий до Путешествия с ним конечно же общался, но в случае косяка я могу легко сказать, что просто забыл конкретный момент общего прошлого – это несколько обидно, но более чем простительно. На моей стороне и другое, обкатанное и привычное орудие – разница в положении, из-за которой в полном смысле слова со мной дружить никому нельзя. Грустно, но таких друзей как в прошлой жизни у меня бы и так не завелось, поэтому как-нибудь уж переживу. У меня есть пес Арнольд, есть хитрожопая и грозящая некоторыми проблемами, но все-таки семья и появится любящая жена. Как-то плакать захотелось на самом деле, но это – наносное, а потому долой!

Раскланялись, поздоровались, уселись, немного поржали над свежайшей светской байкой – граф Антонов перепил и публично оконфузился прямо посреди приема в доме князя Савельева, испачкав штаны и настроение уважаемым людям – и я выкатил призванный продемонстрировать доверие инсайд:

– Сергей Александрович на днях получит назначение на должность московского генерал-губернатора.

Феликс Феликсович у «дяди Сережи» в адъютантах ходит.

– Полагаю, организация вашей с прелестной Маргаритой свадьбы станет главной его задачей на ближайшее время, – с улыбкой ответил Юсупов. – И главной радостью для всех нас.

– Ваши слова много для меня значат, Феликс Феликсович, – благодарно кивнул я. – Но свадьбой, и, надеюсь, очень нескорой моей коронацией дело не ограничится. Для вас, разумеется, не является секретом приближение Большой Европейской войны.

– Война всегда на пороге, Георгий Александрович, – проявил понимание Юсупов.

– Я верю в силу нашего флота, которая велика и сейчас. К началу войны наш флот пройдет модернизацию и изрядно усилится. Однако готовиться я считаю необходимым к худшему раскладу – в этом случае нам не грозит недооценка противника и пагубные иллюзии. Крымская война преподала Империи ценнейший урок, и одной из главных моих задач является демонстрация того, насколько хорошо мы его выучили. Орудия с тех пор сильно прибавили в дальности ведения огня, и Петербург таким образом рискует подвергнуться обстрелам с моря. Это – не главный фактор, потому что обстрелы лишь сделают праведный гнев нашего народа сильнее, а мотивацию солдат – выше. Однако столица – это не только дворцы верхушки общества, но и огромная сеть критически важных для Империи предприятий. Расширять последние и строить новые вблизи Петербурга нерационально – а Москве уже сейчас есть отличный, невозможный к блокированию нашими врагами порт и на нее гораздо удобнее чисто в силу географии завязать железнодорожные перевозки.

– Вы хотите перенести столицу в Москву? – догадался Феликс.

– Петербургом Петр прорубил окно в Европу, но с тех пор мир изменился. Россия – общепризнанная, европейская Великая Держава, и символического значения Петербург ныне не имеет. Наши соседи – особенно австрияки, к сожалению, господа беспокойные, и лучше отодвинуть центр нашей государственности от них подальше. Я высоко ценю старинные аристократические роды нашей Империи, поэтому решил посоветоваться на эту тему с вами, сразу после обсуждения с Его и Ее Императорскими Величествами.

Большую честь оказал получается, и Юсупов это оценил.

– Каждый подданный Империи немедленно исполнит волю Его Императорского Величества, – выбрал Феликс универсальный, полностью освобождающий от ответственности ответ.

– Без сомнения, – улыбнулся я.

Помолчали, и Юсупов осознал:

– Вас интересует мое личное мнение, Георгий Александрович?

– Очень, – кивнул я. – Насчет преданности монархии у меня нет никаких сомнений. Прошу вас оценить эту идею, Феликс Феликсович. Особенно ее возможные вредные последствия.

– Так точно! – проявил он субординацию. – Прежде всего, полагаю, перенос столицы вглубь Империи вызовет обвинения в трусости.

– Безусловно, – поощрил я.

– Еще, – он пошевелил шикарно (не хуже чем у меня) уложенными усами. – Москва, как вам без сомнения известно, являет собою большую деревню. Полагаю, некоторым министрам заниматься делами в избе-пятистенке будет не совсем удобно.

Улыбнувшись остроте, я кивнул:

– Придется перестраивать Москву почти полностью.

– Огромные затраты и много лет работы.

– Задача не на одно десятилетие, и на каждый конкретный этап расходы и трудозатраты будут не так уж велики, – уточнил я. – Но вы правы – финальная смета получится совершенно чудовищной.

Юсупов не подкачал, попытавшись воспользоваться моментом:

– С вашего позволения, я мог бы порекомендовать некоторых строителей с безупречной репутацией.

Ха, просчитан!

– Ваша рекомендация будет очень кстати, – воздержался я от обещаний и направил разговор куда нужно. – Количество жулья в Империи поражает, Феликс Феликсович, и честный, аккуратно выполняющий условия договора и получающий за это заслуженную, честную плату предприниматель, который не держит рабочих за скот – птица прискорбно редкая, но именно с ними мы должны работать, тем самым подавая пример скрягам и моральным уродам.

– Настоящие мерзавцы, Георгий Александрович, – не будь дурак, согласился Юсупов. – Только те, для кого «честь» – пустой звук, станут иметь дело с ворьем и мошенниками.

– Так! – одобрил я. – Гораций Гинзбург, например, как раз такой.

– Чего еще от жида ждать? – трогательно пожал плечами Феликс Феликсович.

– Тем прискорбнее тот факт, что промышленники других народов нашей Империи – в первую очередь, русские – используют не менее жидовские схемы. Смотрите, какая интересная информация поступает с мест…

Юсупову я показал гораздо больше содержимого папочки. Четверо агентов, в силу дефицита образованных специалистов в тех краях, внедрились к золотодобытчикам гофмейстерами и сразу же сели вести двойную бухгалтерию за «серую» прибавку к жалованию, которая конечно же отправляется прямиком в казну. Все – с реки Лены, все довольно заметные, всех кредитовал банк Гинцбурга.

– Сотни тысяч пудов в обход казны! – охренел Феликс от масштабов, вполне справедливо спроецировав реальные объемы на остальные «убыточные» рудники. – Его Величество знает?

– Звонил ему вчера, – указал я на телефон. – Решение Его Величество доверили мне. Первый шаг уже предпринят – мои разведчики собирают информацию и продолжат это делать, проникая и на другие рудники. Второй шаг – перед вашим приходом я имел беседу с Петром Николаевичем Дурново, который организует официальные проверки.

– Я никоим образом не хочу оскорбить или оклеветать уважаемого директора полицейского департамента, – осторожно «стуканул» Феликс. – Но, как вам без сомнения известно, Петр Николаевич некоторым образом покровительствует семье Гинцбургов.

– Больше нет, – ухмыльнулся я. – Они с Горацием приходили вместе.

Юсупов рассмеялся – воображением не обделен.

– С хищениями мы разберемся, – улыбнувшись, продолжил я. – Реформа каторги вот-вот будет готова, и все эти комбинаторы будут отлично смотреться на строительстве Транссиба. Пусть отрабатывают нанесенный казне ущерб.

– Справедливо, Георгий Александрович, – одобрил Феликс.

– Проблема возникает с угрозой бунтов рабочих, разгонять которые казаками и армией я не хочу – мужиков довели, и они, получается, в своем праве. Покуда не начнут чинить погромов и смертоубийства за пределами самообороны – это когда задушат вооруженную охрану рудника – предъявить им нечего. Легкий путь – рассказать об этом через газеты, а когда мужики начнут поднимать алчных уродов на вилы, через специальный указ конфисковать рудник в пользу казны. Однако воспринято это будет неправильно.

– Будет воспринято как грабеж, – согласился Юсупов.

– Поэтому я попробую дать комбинаторам шанс исправиться. Будет выпущен закон об охране труда, по которому держать людей по колено в ледяной воде под землей по пятнадцать часов будет нельзя. Нарушения не заставят себя ждать, и тогда, вкупе с полученной информацией о хищениях, можно будет конфисковать рудники в пользу казны. Однако те, кто поймет намек правильно, продолжат спокойно работать.

– Гинцбург от такой схемы не откажется – он же жид, – заметил Феликс.

– Время покажет, – улыбнулся я. – Конфискованные рудники я планирую объединить в акционерное общество. Контрольный пакет – у действующего монарха. Предлагаю вам выкупить четверть оставшихся акций.

Пряник исполинский, и любитель инвестировать Юсупов (это у них семейное, шикарно вписались в капитализм) отказаться просто не мог. Теперь у меня есть гигантский противовес Гинцбургам, и я усилю его распределением остальных «пакетов», как только окончательно разберусь кто есть кто. Теперь, когда сказочные перспективы лояльности цесаревичу обозначены, можно очень ласково брать за горло:

– В Центральных губерниях – недород, Феликс Феликсович. Ежели Империя не поможет своим подданным, они помрут от голода и влезут в долги, из которых уже не выберутся. Но Империя поможет – мы закупали зерно все лето, закупаем его и сейчас – так, чтобы не задирать цены. Однако этого недостаточно, и просто купить гору зерна не имеет смысла.

– Нужно его доставлять и хранить многие месяцы, покуда крестьянам не улыбнется удача, – кивнул Юсупов.

Латифундист все-таки.

– Проблема в совершенно законном, чисто рыночном увеличении цен, когда крупные производители осознают масштабы недорода.

– Летом распродавали остатки прошлогоднего урожая, а сейчас собрали новый, посему цены невелики. Я готов поставлять зерно по этой же цене ближайший год, но точный объем нуждается в уточнении, – не словом, но делом продемонстрировал готовность идти на жертвы ради Империи Юсупов. – И, разумеется, пожертвую достойную сумму в пользу голодающих.

– Род Юсуповых – гордость Империи, – отвесил я ему поощряющий комплимент. – И я не сомневался в вашей готовности прийти ей на помощь в трудный момент.

Читай – «тебе это зачтется», и Феликс, конечно, «считал».

– Объем, однако, нужен чудовищный. Могу ли я попросить вас поговорить о недороде с достойными латифундистами?

– Разумеется, Георгий Александрович, – согласился он и на это, добавив дельное уточнение. – Могу ли я поощрить их патриотизм обещанием доли в будущем обществе?

– О нем пока лучше никому, кроме вас, не знать, – выказал я еще доверия. – Но Империя оценит вклад каждого по достоинству.

Юсупов кивнул, и я решил завершить встречу лично-семейным:

– Как ваша семья, Феликс Феликсович?

– Слава Богу, – с улыбкой перекрестился он.

– Если вы не заняты, приглашаю вас с семьей на ужин с ночевкою в Гатчину в ближайшую субботу.

Отдам маленького Колю Юсупова в младшие друзья Мише – пусть воспитывает, вовлекает в индустриальную романтику.

– Будем непременно, Георгий Александрович!

Промежуточный вывод – нормальный человек, который понимает, с кем надо дружить. Необходимости дальнейшего анализа не отменяет, но начало мне нравится.

После князя у меня состоялся двухчасовой геополитический разговор с министром Гирсом. Старик осторожно отговаривал, ссылаясь на такие мифические субстанции как «недовольство», «обида», «деловые связи», «выгодная конфигурация», пугал мощью английского флота и морской блокадой, но в конечном итоге смирился – альтернативой же служит отставка. Руку на пульсе я буду держать пристально, дабы реагировать на попытки вставлять палки в колеса.