Текст книги ""Фантастика 2025-136". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Виктор Ананишнов

Арисугава начал очень знакомо блестеть глазами и тщетно пытаться подавить хищный оскал.

– Отдельную, глубочайшую печаль у меня вызывает то, как алчные англичане уничтожают бесценную, уникальнейшую природу тех краев. Кенгуру, коалы, собаки динго, утконосы, ехидны – все эти великолепнейшие существа жили там многие миллионы лет, и наш долг, как сторонников прогресса – сохранить флору и фауну тех краев для наших потомков.

Не выдержав, Арисугава заржал.

– Нет, ну ты видел вообще утконоса? – гоготнув, спросил я. – Это же уморительно!

Хохот из двух луженых выскородных глоток сотряс сад, парадоксально не нарушив его магии, а словно придав ей новую, столь же эстетичную форму.

Хорошо сидим.

Павел Смолин
Главная роль 7

Глава 1

– Не понимаю, уважаемый Вей Чжоу, – откинувшись в кресле, я принялся тарабанить пальцами по столу и изображать на лице вежливое недоумение. – Что значит «похищение подданных Ее Императорского Величества»?

Старый знакомый – чиновник высшего ранга и все еще Помощник Главного Советника Императрицы Цыси – с которым мы когда-то торговались за Манчжурию и окрестности, изобразил виноватое лицо и не менее виноватый поклон:

– Простите за то, что позволил себе пересказать ничем неподтвержденные, недостойные слухи – уверяю вас, Ваше Императорское Величество, ни я, ни Ее Императорское Величество никоим образом не хотели оскорбить вас и ваших доблестных воинов, однако по долгу службы я был обязан донести до вас распускаемые противниками русско-китайской дружбы слухи.

Ага, верю.

– От государственного деятеля Империи Цин я и не ожидал меньшего, – великодушно простил я Вей Чжоу. – В конце концов, главной обязанностью чиновников любого уровня является забота о населении.

– Именно ею и продиктованы мои непростительные слова, Ваше Императорское Величество, – покивал Помощник.

Присутствующий в кабинете (в доме Евстафия содержится, потому что прием китайского переговорщика в доме Арисугавы будет воспринят как тот еще сигнал), переживший очень неприятные дни вместе со своими сотрудниками посланник в Китае Алексей Михайлович Кумани пошевелил упакованной в «шину» и повязку левой рукой.

Восстание ихэтуаней не обошло стороной иностранные посольства – пришлось нашим отражать настоящий штурм, благо мы к этому готовились, и в полном соответствии с инструкциями бравые гвардейцы с отважными представителями славного Российского дипкорпуса открыли то самое «на поражение», едва первые «штурмовики» с дрекольем в руках начали перелезать через забор без всяких там предупредительных, что позволило вразумить ихэтуаней всего лишь через пару десятков трупов, взамен получив некоторое количество легких ранений и метко брошенных камней – один из них и сломал руку нашему посланнику.

«Соседям» повезло сильно меньше: они-то предупредительные давали, а то и вовсе пытались взывать к голосу разума взбешенных ихэтуаней. Теперь там закопченные, сильно измазанные кровью стены и зловещая тишина. Ну а наши благополучно просидели в «крепости» на обильных запасах пару недель, пока регулярная китайская армия не вытеснила бунтовщиков из столицы и не организовала пригодный для перемещения иностранцев транспортный коридор.

С утра успел наградить, премировать и в меру сил приободрить переживших очень страшные дни господ, дам и их детей. Всё, отмучились – ныне у них пожизненное казенное содержание, путевки на курорты (в Сиам никто не захотел, выбрав Черное море. Могу понять – посмотрели, что из себя в кризисные моменты представляет Азия, и справедливо решили, что хватит) и – для тех, кто не хочет на пенсии до конца своих дней отдыхать, причем заслуженно – возможность выбрать себе назначение по вкусу и квалификации. Гвардейцы, ясное дело, пенсию в гробу видали и просятся в уже ставший легендарным «международно-силовой отдел», он же Частная Георгия Романова Военная Компания. А чего мне стесняться? Просто защищаю свои инвестиции от вредных аборигенов, а кто там такой бледнолицый среди негритянских борцов за свободу мелькает, это вообще не мое дело – свободные люди-с, могут развлекаться как хотят.

– Алексей Михайлович, могу я поинтересоваться вашим мнением по поводу слухов? – дал я аккуратно попрошенное слово посланнику.

– Благодарю, Ваше Императорское Величество. Многоуважаемый Вей Чжоу, прилагались ли к ничем неподтвержденным, но обязательным к озвучиванию «слухам» ничем неподтвержденные, но желательные к ознакомлению Российской стороной списки так называемых «похищенных»?

– Прилагались, многоуважаемый Алексей Михайлович, – подтвердил Помощник и залез в уморительно смотрящийся в руках этнически одетого в чиновничий халат и специфическую шапку китайца портфель нашего элитного производства.

Специально взял, чтобы нам приятно сделать – дипломат все же, а не сельский староста. Я тем временем вынул из ящика стола список китайцев, пожелавших пересидеть у нас неспокойные китайские времена. Очень большой список, на три с половиною тысячи семей. Отдельным списком – государственные служащие, их меньше десятка, потому что в отличие от крестьян и торговцев, им вернуться в Поднебесную уже не получится – казнят за предательство, а так радикально сменить Родину готовы сильно не все. Еще один список – побольше, тридцать семь имен – попавшиеся на шпионаже «беженцы».

Сначала на стол легли свитки Вей Чжоу, затем – три мои папочки. Заценив на третьей заголовок «шпионы», Вей Чжоу изобразил виноватую улыбку формата «ой, чуть не забыл» и вынул из портфеля еще один свиток, пояснив:

– К нашему великому сожалению, некоторые купцы Российского подданства попали в руки презренных бунтовщиков. Мы ведем активные переговоры с ними и даже готовы временно отпустить некоторых их лидеров, но они – очень ценны, и одной лишь крепкой дружбы между нашими великими Империями, боюсь, недостаточно, чтобы совершить подобный обмен.

Дипкорпус спасался по большому счету сам, а вот купцы и торговые представители такой роскоши как крепкие стены с пулеметными точками и контингентом умеющих ими пользоваться молодчиков позволить себе не могли. Погибли многие – в том числе в плену у ихэтуаней, в страшнейших муках, и мне от этого очень больно внутри: богатое воображение, и слишком многое я знаю об изобретательности утративших «берега» китайцев.

– Не стану утруждать вас передачей моей глубочайшей благодарности Ее Императорскому Величеству, однако попрошу передать мое личное ей письмо, – вежливо улыбнулся я. – Китайская почтовая служба некоторым образом парализована, а я весьма соскучился по нашей с многоуважаемой Императрицей переписке.

– Передавать личные письма столь многого добившегося за столь короткое время Императора могущественной Империи – величайшее удовольствие и величайшая честь для скромного Помощника Главного Советника Ее Императорского Величества, – шаркнул ножкой Вей Чжоу.

Далее состоялся торг, в ходе которого конечно же прозвучало «один наш купец в моих глазах стоит больше всех китайцев этого мира» и «Императрица Цыси придерживается прямо противоположного мнения», а посему формат был избрал «всех на всех». Мы – в плюсе на полсотни подданных, но они же и не преступники, а честные люди, поэтому «в плюсе» глобально все-таки китайцы.

Закончив с этим и подписав соответствующие бумаги, я передал их Алексею Михайловичу – в качестве добровольно на себя взваленного «дембельского аккорда» пожилой дипломат останется на границах с Китаем еще на полгода, приглядеть за делами и как следует проинструктировать летящую сейчас дирижаблем смену. Трудное направление, поэтому я такому повороту рад – рука бы не поднялась натерпевшегося и так качественно справившегося с рядом больших «трясок» Кумани попросить остаться. «Гвозди бы делать из этих людей» – это не только про коммунистов, а про таких вот кадров: люди-то те же, просто идеология другая.

– От лица Империи Цин благодарю Ваше Императорское Величество за понимание и великодушие, – отвесил благодарный поклон Вей Чжоу. – Уверяю вас – преступники получат справедливое наказание за попытку пошатнуть крепкую дружбу между нашими Империями, равно как и источники презренных слухов о несуществующих «похищениях».

– Как только вы их найдете, – не удержался от ухмылки я.

– Как только мы их найдем, Ваше Императорское Величество, – сохранил вежливую мину Помощник.

«Кейс» закрыт.

– Если моя просьба не покажется вам слишком наглой, я бы хотел попросить вас о возможности посетить некоторые лагеря, которые ваши люди в доброте и щедрости своей организовали для наших напуганных крестьян и торговцев, а так же воззвать к чувству долга четверых наших беглых чиновников – эти презренные псы грубейшим образом нарушили указы правительства, бросив свои обязанности в сложнейший момент, – перешел к следующему пункту «повестки» Помощник.

– Посещение лагерей имеется в моем личном расписании на сегодняшний день, поэтому я лично составлю вам компанию, – «обрадовал» я Вей Чжоу. – Однако поиски упомянутых займут чрезвычайно много времени и сил, и даже моего глубочайшего уважения к Ее Императорскому Величеству и моего столь же глубочайшего презрения к предателям вне зависимости от их подданства не хватит, чтобы отдать столь обременительный приказ: каждый мой человек в эти трудные дни загружен работою.

Не надо наглеть, уважаемый!

– Я очень признателен Вашему Императорскому Величеству, что сочли скромного Помощника Главного Советника достойным расширенного объяснения вашего без всякого сомнения мудрого и справедливого в столь неприятные времена решения, – отвесил Вей Чжоу глубокий поклон.

«Не получилось и хрен с ним».

– Имеются ли у вас другие потребные к личному со мною и нашим Посланником обсуждению вопросы, многоуважаемый Вей Чжоу?

– Со мною прибыла красивая юная девушка достаточного происхождения и статуса, чтобы стать достойной супругой для многоуважаемого учителя Фэна Зихао, – выкатил Помощник неожиданную новость.

Ясно, Цыси усомнилась в своем добровольно мною принятом шпионе, и решила добавить так сказать лояльности.

– Великолепно! – широко улыбнулся я и перешел на доверительный тон. – Уважаемый учитель никоим образом не порочит своего положения и доверия к нему – как моего, так и Ее Императорского Величества – но порою, в кулуарах, до куда не дотягиваются лишние глаза и уши, он позволяет себе несколько расслабиться к немалой радости светских львиц.

– Как вам без всякого сомнения известно, отношения мужчины и женщины держатся на пяти основах: влечении – «синь», доверии – «жень», ритуалах – «ли», справедливости – «и» и гармоничном единстве – «дэ». Позволю себе заверить вас, что лично выбранная Ее Императорским Величеством прекрасная Синь Янь способна воплотить все эти основы в паре с многоуважаемым Фэн Зихао, – самоустранился от осуждения прелюбодеяний Учителя Помощник.

Правильно – не его дело.

– Уважаемая Синь Янь предупреждена, что ей придется принять Православие?

– Разумеется, Ваше Императорское Величество.

– Остап, прими у делегации уважаемую даму и позаботься о ее присутствии на «Борту №1», когда мы отправимся домой, – велел я секретарю и поднялся с кресла. – Идемте, многоуважаемый Вей Чжоу. Уверен, несчастные подданные Ее Императорского Величества получат так нужное им ободрение от посещения их чиновником столь высокого ранга.

Помощник, даже если и не питал иллюзий насчет сомнительного удовольствия лицезрения себя потерявшими все крестьянами и торговцами, от комплимента немного порозовел щечками, поблагодарил за приглашение, и мы вышли на едва перевалившее за полдень солнышко. Народ с улиц после церемонии встречи и не подумал расходиться – как много у меня фанатов стало, блин! В прошлой жизни, даже получив десяток «Оскаров» (чего мне не светило понятное дело) я бы столько хрен собрал!

– Доброго дня, братцы и сестрицы! – гаркнул я, получил в ответ мощный заряд народного ликования, поклоны, и объявил. – Помолимся, раз уж собрались, о здоровье коллеги моей – Императрицы китайской, рабе Божией Цыси.

Вей Чжоу и прибывшим с них китайцев аж передернуло. Ну не удержался от мелкого хулиганства – должны же у меня быть маленькие радости в жизни? Ну, помимо радостей больших – семьи, самореализации и геополитических успехов.

Тут же откуда не возьмись нарисовался старообрядческий поп, под руководством которого мы помолились о «божьей рабе Цыси».

– Приятно мне видеть вас, братцы и сестрицы, – заявил я по завершении молебна. – Сердце радуется, ибо любовь подданых – то, что заставляет меня каждый день просыпаться с улыбкою на лице и от души трудиться, дабы не утратить ее и доверия вашего. Клянусь – так дальше и буду трудиться, на совесть, как и все вы: любо мне видеть, как расцветает губерния Николаевская, и брат мой в Царстве Небесном, уверен, тако ж с улыбкою смотрит на дело рук наших, как и я, стоя на этой земле.

Аплодисменты, поклоны, слезы радости и попытка затянуть «Боже, Царя храни».

– Однако! – прервал я нестройное, но душевное пение. – На лицах ваших – печать усталости от бдения всенощного, и оно меня печали. Прошу вас – поберегите себя, братцы и сестрица, а особо – деток ваших. Прошу вас – разойдитесь по домам да работам, вернитесь к богоугодной жизни. Низкий вам за любовь вашу поклон.

Поклонился, тем самым растрогав собравшихся до полноценных рыданий сквозь умиленные улыбки, и пошел грузиться в кареты, с удовлетворением наблюдая, как «братцы и сестрицы» в самом деле расходятся. Попросил же – чего бы и не послушать Помазанника?

Ближайший лагерь беженцев расположен прямо на окраинах Евстафьевска, и пятнадцатиминутный путь до него мы с уважаемым Вей Чжоу скоротали беседами о непростой ситуации в Китае – восстание в целом очевидно провалено, но кровь продолжает удобрять Поднебесную, а иностранные контингенты, «помогающие» давить ихэтуаней, выгнать потом будет очень сложно – если вообще получится.

– В начале октября состоится второе собрание Лиги Наций в Высочайшем формате, и я добавлю в свое на нем выступление призыв к коллегам проявить благоразумие и перестать унижать одну из древнейших на Земле Империй. Видит Господь, подданные Ее Императорского Величества в массе своей трудолюбивы и добры нравом, и нынешняя, удручающая ситуация – лишь доказательство неправильности проводимой Великими Державами политики и великое горе для всего нашего континента, – пообещал я посотрясать воздух.

Мне же не сложно, а Цыси и вообще китайцам будет приятно. Кайзер, кстати, «ввел» меньше всех и ограничился небольшой зоной на побережье, куда эвакуировались все выжившие его подданные. Ну и компенсацию затребовал – немец же, и на контингент потратился, а значит счет придется кому-то оплатить. Весьма щадящий, надо признать, по сравнению с другими участниками подавления восстания. Очень приятно грабить Китай, и, будь я на их месте, поступил бы так же. Собственно, я и поступил, да так, что могу себе позволить «играть» на совсем другом, очень медленном, достойном таких великих Империй, как наша и китайская, уровне: когда горизонт планирования составляет не жалкие десяток-другой лет, как это принято в нашей доброй Европе, а полста лет для воплощения только первых шагов плана.

Беженцев о нашем прибытии предупредить успели, поэтому сытые, одетые в «милитари» с армейских складов и добротный «секонд хенд», собранный сердобольными местными жителями китайцы вместе со стариками, женами и детьми встретили нас на «площади» перед рядами палаток – хорошо, что тепло нынче, зимой пришлось бы давить эпидемии и принудительно вселять китайцев в дома жителей губернии. Слева – жизнерадостно дымящие полевые кухни, справа – большая палатка с табличкой «Школа», на китайском и нашем, а там, с той стороны лагеря, видна крыша палаточного православного храма.

Оценив школу и храм, Вей Чжоу поморщился – ассимилируем тут ихних крестьян, кому приятно будет? – и начал просить:

– Будет ли мне дозволено Вашим Императорским Величеством пригласить подданных Ее Императорского Величества вернуться в свои дома? Ихэтуани ушли далеко от ваших границ, и ныне там спокойно.

– Сам, – отмахнулся я и на очень уже приличном китайском обратился к потенциальным подданным. – Поднимите головы, уважаемые жители Поднебесной…

Через пятнадцать минут Вей Чжоу пришлось смириться – никто из оказавшейся такой гостеприимной России в резко помрачневший и собирающийся увеличивать налоги Китай естественно не захотел.

Глава 2

Ух и долог путь от спальни к столовой в доме Евстафия. Да какой там нафиг «дом». Даже «особняк» на эту громадину в стиле «модерн со вкраплениями старорусского стиля» не налезает вообще никак. Это – самый что ни на есть дворец, и, шагая по устланными коврами коридорам, я мысленно конвертировал убранство и площадь в человеко-часы и материалы, а те – в рубли. Цифры получались откровенно пугающими, и в душе шевелилась старая добрая жаба, нашептывая нехорошее «раскулачить бы…». Не стану – Евстафий, вместе с другими видными людьми города не скупится на пожертвования во все мои фонды и не стесняется улучшать жизнь вокруг себя частными инициативами. Считал он и «сигнал», посланный мною давным-давно посредством передачи Романовской «недвиги» под учебные задачи. Все левое крыло дворца, например, вообще не жилое – здесь учатся врачи и учителя, а так же содержатся Городская Дума и ряд казенных учреждений. А сад, здоровенный бассейн и исполинская детская площадка рядом с первым и вторым так и вовсе свободны для посещения всеми детьми города с утра и до ночи. И бесплатные леденцы – специальный бородатый дядька выдает, строго соблюдая «по одному в руки не чаще раза в день», потому что к сахару хроноаборигены не шибко привычные – не хочется ребятам диабет даровать, хочется даровать счастливое (хотя бы иногда) детство.

Освоены городом Евстафьевском, равно как и Владивостоком с Хабаровском, и технические новинки – телеграф и телефон. Первый давненько в этих краях завелся, но теперь обязателен в каждом казенном учреждении. Со второго дозвониться в Петербург нельзя, и даже до Иркутска нельзя – чисто внутренняя, Дальневосточная сеть. Тем не менее, качество управления и скорость реакции государевых людей на штатные и внештатные ситуации повышает кратно. Ну и приятно – снял трубку и потрепался о приятных тебе вещах с добрыми соседями.

Потихоньку телефон проникает и в частные дома состоятельных господ, и от этого растут потребные телефонизации предприятия и конторы-посредники, заставляя коллег крутиться и конкурировать. Со временем везучие господа благополучно «сожрут» менее везучих, и через пару десятков лет мы получим классику – три-четыре огромные корпорации, которым будет бить по голове антимонопольный комитет, а я – вручать «висюльки» их директорам за успехи в работе и социальную ответственность.

Не удержавшись, я лично – несколько смутив этим коридорного – распахнул створки арочного окна и с наслаждением вдохнул наполненный совершенно уже летними запахами воздух, ощутив на лице тепло солнечных лучей. Жизнь – вот главное, что есть на этой планете! Жизнь – то, что стоит ценить и беречь! Что наша планета без бесконечных циклов рождения и смерти – того, что и придает отпущенному нам сроку ценность? Камень серый да вода никому не нужная – не более!

Столовая Евстафия отличается специфическим дизайном. Мебель, позолота, электрическая люстра – это понятно и привычно. А вот огромный, во всю стену гобелен, на котором мастерски вышита легендарная и рискующая войти в «золотой фонд мифов планеты Земля» сцена «изгнания индийского беса» еще вчера повергла меня в оторопь. Евстафий с «техзаданием» расстарался, и я даже не представляю, сколько времени заняла работа с художником – сценка получилась крайне реалистичной, и только я на ней отличался от себя реального более внушительной, брутальной челюстью и такой решительной миной на лице, что к себе-нитяному испытал настоящую зависть – вот бы мне такую рожу «по жизни» уметь носить! Это же не человек, а памятник самому себе! Не, от лукавого – бронзоветь при жизни нельзя, а живая мимика прячет то, что внутри, гораздо лучше намертво закрепленного «покерфейса».

Завтрак подавался, разумеется, на золотой да серебряной посуде. Был обилен и протекал в доброй компании – как водится, со всей верхушкой города, их супругами и при участии моей семьи. На столе – совсем не то, чем меня потчевали во все еще живом в памяти Екатеринбурге во время «переселенческого кризиса»: такой стол и умения Евстафьевских поваров могли бы составить конкуренцию и максимально пафосным приемам в Зимнем, и куда там с ними тягаться европейским жлобам – просто у них брендинг хороший, а вкуснее – у нас.

Десерт – пирог с крыжовником – словно послужил связующей нитью с теми мрачными днями, придав дням нынешним, не в пример более светлым, особую приятность, и я за это был Евстафию благодарен. Вообще хорошо поездка складывается – и по совокупности работы, и по личному удовольствию. Да мне в Крыму так хорошо и спокойно не было, как здесь – Крым-то и без меня был хорош, а Дальний Восток я своими руками и мозгами «подкрутил» до такого вот результата, и тренд на стабильное развитие никуда не денется.

За завтраком мы обсудили газету «Восточный рубеж» – главный печатный орган этих мест, печатается тиражом в полста тысяч экземпляров, и читают ее в этих краях все: своё, родное. Пригодилось еще тогда мною заказанное оборудование, а к нему добавилось и новое. Прекрасно себя ощущает и «прикладное» печатное дело: штампуются учебники «нового образца», которых хватает на удовлетворение собственных и в немалой степени Сибирских нужд, цветут и пахнут всяческие журналы с профессиональным и научно-популярным уклоном, штампуются агитационные материалы Общеимперского образца – я не забываю о важности пропаганды, и над разработкой плакатов и листовок трудится здоровенный отдел с филиалами по всей Империи, которые по необходимости придают местную специфику и «калымят», рисуя рекламу.

Отличная прибавка к государственному жалованию, а недавно подмахнутый мною закон «О рекламе» придает материалам честности: запрещено врать, поливать грязью конкретных конкурентов, а размеры шрифтов там, где подразумевается развернутое уточнение (особенно актуально для финансовых или околофинансовых услуг), должны быть большими и хорошо читаемыми. Никаких вам «мелкий темно-серый на светло черном после едва заметной звездочки» – давайте честно свой продукт продавать, господа!

Немного «тряски» из-за закона было – странные личности пытались «заносить куда следует» за раскручивание гаечек, но неизменно натыкались на красноречивый взгляд: «дядь, ты и вправду думал, что у нас тут как раньше все работает? Окстись и неси в Государственную Думу – они хотя бы с трибуны красиво поговорят о твоей проблеме».

После обсуждения печатных дел мы поговорили о ситуации в Китае, сойдясь во мнении, что нашим погибшим в ходе восстания подданным надо бы поставить памятник – это хорошо и правильно. Скинемся.

Далее решили вопрос с Порт-Артуром: стать крепостью ему уже не суждено, а некоторые работы провести до моего их прекращения успели. Старообрядцы хотят собственный Валаам, и я охотно одобрил представленный мне проект по превращению Порт-Артура в огромный храмово-монастырский комплекс и центр духовной жизни всех старообрядцев Империи. Тоже хорошо и правильно, но нужно добавить туда «нашего будущего»: детский лагерь на пяток тысяч мест. Полагаю, Евстафий сотоварищи «добавили» бы и сами – у староверов что, детей нету? – но специально оставили для меня приятное и необременительное «окошко». Тоже своего рода подхалимаж, но не пойман – не вор, а негативных последствий нет и не предвидится, поэтому просто радуемся этому утру еще немного сильнее.

Этот завтрак – последний в Евстафьевске, и теперь мне предстоит железнодорожное – узкоколейное в основном – путешествие в Хабаровск, где все мое внимание будет уделено армии и флоту. Уделялось оно по мере надобности и во Владивостоке, и на границах с Китаем – там мужики все еще дежурят, и я конечно же не забыл их навестить. Хабаровск, тем не менее, военная столица Дальнего востока – там штаб, инфраструктура и военный губернатор. Там же основное сосредоточение войск, и по идее именно туда я должен был приехать в первую очередь. Не обиделись – понимают, что Николаевская губерния занимает в моем сердце особое место, а те «юниты», которые в «боевом режиме» вдоль границ стоят, перед «казарменными» и «штабными» имеют приоритет. Словом – нормально.

На прощание я крепко обнял хозяина так порадовавшего меня Евстафьевска, повесил ему на шею орден и пожаловал княжеский титул – Александр до самого конца саботировал решение в основном по надуманным, продиктованным инерцией мышления, причинам, и оно оказалось к лучшему: многовато Евстафию было «авансов», а теперь, когда все они отработаны, титул на нем будет смотреться великолепно.

* * *

Великий князь Пётр Николаевич – тот, что успешно вылечился от туберкулеза и обладает художественно-архитектурными дарованиями – пару лет назад не отказал мне в ответ на просьбу стать лицом отечественного спорта и взвалить на себя (с подпорками в виде толковой молодежи) его курирование. За прошедшее время путь проделали удручающе короткий, но в актуальных экономических реалиях большего сделать было невозможно. Пара стадионов – в Москве и Петербурге, последний – крытый и отапливаемый. Детские площадки – как минимум по две на каждый Губернский город и по одной на городки такового статуса лишенные. Не потому что денег нет – нет производственных мощностей, потому что всё, что было – здесь и там, где можно дать за них денег – загружено настолько туго, что просто оторопь берет: тяжело даются «пятилетки в четыре года», но как-то, собака такая, справились. Не от того, что «справились» оторопь, а от того, что «справились» в прошлой реальности, когда со всех сторон санкции, а позади – тлеющие после гражданской войны руины.

Ну и главное, что сделано – интеграция уроков хоть какой-то физкультуры в учебных заведениях. Методические пособия рождались в муках, собираясь из никчемных ошметков имеющихся наработок, а учителей физкультуры предоставила армия – отжиматься, бегать, прыгать да подтягиваться учить умеют, и на первое время этого хватит. Бонусом интегрировали сюда же что-то вроде начальной военной подготовки и зачатков основ безопасности жизнедеятельности. Крохи формата «курам на смех», но поначалу всегда сложно, и я Петру Николаевичу за добросовестное выполнение обязанностей благодарен.

Тем не менее, даже такого хватит, чтобы в горниле Большой войны – а в ней нынешние школьники да гимназисты в массе своей воевать и станут – сгорело значительно меньше людей, чем было бы вообще без ничего. Банальный навык ловко ползать в канаве не поднимая голову, вбитый заранее, а не во время короткого курса подготовки перед переброской на фронт всяко усвоится лучше, и свою роль неизбежно сыграет.

Вот это – не НВП с ОБЖ, а приходящие в голову мысли о том, что ждет этих мальчиков, глядящих на меня с открытыми ртами и горящими глазами – «Нифига себе, настоящий Царь!» – заставляет меня иногда просыпаться среди ночи в холодном поту. Ждут их боль, холод, жирная европейская грязь, увечья и – как для многих неизбежная вишенка на и врагу непригодному к пожеланию торте – смерть. Больно, стыдно – не хочу вам этого, пацаны, вы же и пожить толком не успеете! – но иначе нельзя. Подпорками для ворочающейся совести служит уже «вчерне» продуманный пакет поощрений и компенсаций для будущих воинов. В первую очередь – шикарные «боевые» выплаты и выплаты за ранения и гибель. Ни одна семья отдавшего жизнь и здоровье солдата не должна быть брошена. Ни один сохранивший мотивацию жить мирной жизнью после демобилизации воин не должен делать это, надеясь лишь на себя: льготы в получении образования, работа с капиталистами по их трудоустройству, приоритетное зачисление детей воинов в пионерлагеря и учебные заведения – если, конечно, учиться они могут, совсем глупых чисто из-за батиных заслуг устраивать себе дороже, потому что они впустую потратят время и ресурсы Империи, заблокировав социальный лифт для тех, кто использует его эффективно. Много работы, много планов, но помогают они слабо.

Тяжела «Шапка Мономаха», но как же сладка эта ноша! Совсем иной взгляд на мир, совсем иные возможности и совсем другая цена каждого решения – это пьянит, кружит голову, заставляет каждое утро окунаться в дела с головою, и одновременно парадоксальным образом заставляет меня смотреть на реальность трезвее, циничнее и, как ни странно, вместе с этим романтичнее и с каким-то позабытым в прошлой жизни (пусть и коротка она была, зато насыщенна), совершенно детским восторгом.

Времени-то всего ничего после перерождения прошло – что эти шесть жалких лет? Миг никчемный! – а кажется, что целая долгая жизнь. Характер человека формируется еще в детстве, но статичным остается лишь у тех, кто зачем-то прикладывает для его сохранения все усилия, лихорадочно отмахиваясь от новых для себя мыслей, идей, а главное – отказывается учиться новому.

В мои времена таких было удручающе много – будто человек в какой-то момент решил, что ему хватит имеющегося, и огородился от мира до боли напоминающими тюремные казематы стенами. Я – напротив, до знаний и новых впечатлений всегда был жаден, а изменения в себе самом отмечал с великой радостью и благодарностью к самому себе. Это же тоже эволюция – те организмы, которые отказались меняться и приспосабливаться к изменившимся обстоятельствам, попросту не дожили до наших дней. Не меняться – быть врагом самому себе, а я себя люблю, как и положено ментально здоровому человеку.

За эти годы я перезнакомился лично и имел беседы с тысячами людей, и даже в коротких, формализованных донельзя встречами с необразованными простолюдинами (без всякого пренебрежения – просто как факт) старался отыскать пригодные к пристальному разглядыванию внутри головы искорки мыслей. И находил! А чего уж говорить о мастодонтах вроде Толстого, Менделеева и Сеченова? Чего говорить о министрах – не Дурново, он же кретин – а реально толковых, типа Витте? Чего говорить про бога юриспруденции Кони? Чего говорить о сонмах как будто безликих «мундиров», чьих лиц, имен и порою даже должностей не сохранила бессердечная матушка-История? А ведь на «мундирах» и держится исполинское тело Империи, и безликие аппаратчики «прокачали» меня так, что никаким Толстым и Сеченовым и не снилось – при всем моем пиетете к гениальности последних. Гений – существо специфическое, что-то вроде проводника из абстрактного «оттуда» – сюда, на грешную землю. Сквозят они ветрами нездешними, слышат и воплощают в меру сил коллективное бессознательное и то, что зовется «духом эпохи», пробивают щелочки в ограждающей от нас будущее стене и черпают, черпают, черпают оттуда удивительные, великолепнейшие, а порою и страшные вещи, но платят за это оторванностью от земли и дел мирских.