Текст книги ""Фантастика 2025-136". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Виктор Ананишнов

Четыре дня таких развлечений хватило, чтобы мистеры Родс, Джеймс и Брюстер признали ранее выбранную тактику ошибочной – в первые дни они радостно потирали руки, решив, что разведчики да диверсанты предваряют собой полноценное войско Лебенгулы, но теперь поняли – кроме беспокоящих «залетных» никого они тут не дождутся.

А Компания ведь целиком коммерческая! Каждый день простоя оборачивается для ее руководства и партнеров серьезными убытками. Каждый мертвый или необратимо раненный наемник приводит к еще большим убыткам – наемники не всегда и не везде бывают идиотами, и к Родсу многие пришли только из-за качественно прописанных в контракте доплат за риск и ранения. Каждый подранок, таким образом, отбрасывал Компанию все глубже в «минуса». Словом – правильно решив, что Лебенгула на провокацию не ведется, мистеры собрались провести решительное, дерзкое наступление прямо на столицу матабеле.

Снова ожили походные барабаны, снова сапоги и копыта принялись трамбовать плодородные почвы Зимбабве, снова замелькали вокруг леса, ручейки и деревни. Состояние последних вызвало у наемников беспокойство – негров в них не нашлось, равно как и ничего прости-Господи ценного – деревенские ушли вглубь земель матабеле, и многие даже сломали собственные хижины, чтобы оккупантам пришлось ночевать под открытым небом. Троица командующих «мистеров» впала в задумчивость – никто не мог припомнить, чтобы негры хоть когда-то вели себя вот так.

Увы, мистеры видели лишь то, что могли рассмотреть или понять отсюда. Не все видел и Лебенгула – он продукт своего времени, и просто пытается правильно разыграть те карты, которыми его наделила судьба и удержаться у власти на наилучших для себя условиях. И только полковник Филатов, проинструктированный самим цесаревичем, видел и понимал чуть больше: сюда, на матабелеленд, обращены тысячи негритянских взглядов. Здесь, в матабелеленде, во многом решится дальнейшая судьба Африки – если здешние негры смогут дать отпор, организовать нормальный государственный аппарат и начать его распространять на другие племена… О-хо-хо, времена настанут совершенно удивительные!

Осталось только дождаться, чем закончится наступление Компании.

Глава 11

Государство – это таблицы с цифрами, отчеты с цифрами, указы с цифрами, доклады с цифрами… Короче, когда Людовик XIV (неточно, но ему приписывается) изволил породить культовый мем мирового масштаба «Государство – это я», он просто красиво выпендривался. Я выпендриваюсь с высоты XXI века, на более качественном уровне, а потому точно знаю истину: государство – это цифры. Внутри головы за многие месяцы работы цифры распределились по категориям. Начнем с цифр хороших – они олицетворяют собой, например, родившихся подданных или стопроцентную уплату податей и прошлогодних недоимок какой-нибудь губернией.

Недавно таких, хороших цифр привалило изрядно – состоялась Всероссийская перепись 1892-го года. 121 миллион жителей – огромная по меркам нынешнего (да любого!) мира сила! И это – самое начало, так сказать, базис, с которым я уже несколько лет работаю. Следующая перепись у нас назначена на 1895-й год – дорогая штука, шесть миллионов рублей ушло. Да и смысла нет – младенцы и усопшие «в реальном времени» в статистические данные вносятся, а касательно других данных разумно делать «отсечки» побольше.

Бывают цифры, к которым отношусь как к стихийному бедствию, ибо предотвратить было невозможно – собственно жертвы стихии сюда входят, по началу сегодняшнего заседания Госсовета мы как раз слушали доклады и принимали решения касательно обильных наводнений в Пермской губернии. К счастью, эвакуировать население взялись вовремя, а еще у многих тамошних жителей имелись лодки. Людей временно свезли в города, расселив за государственный счет где придется и выплатили по триста рублей – более чем достаточно для капитального ремонта и покупки припасов: пожать успели далеко не весь урожай, и теперь остатки погибнут. Не удалось спасти и скот – коровы с лошадьми в массе уцелели, а вот живность поменьше либо разбежалась, либо потонула.

До моего вмешательства рядовое наводнение с парой сотен пострадавших домохозяйств вообще достойным внимания событием не считалось и целиком отдавалась на откуп местным властям. Те в свою очередь разводили руками – что поделать, не повезло. Говорят, крестьяне невесть откуда свалившейся помощи очень удивились: невиданное дело!

– Таким образом, выплаты с учетом выданных «на руки» сумм и подсчетом нанесенного стихией, требующего ремонта ущерба в казенных зданиях, составили восемьдесят две тысячи рублей.

Гроши с высоты такой махины как Государственный Бюджет. Гроши, благодаря которым ужасный, способный натурально обречь на голодную смерть, удар судьбы обернулся возможностью начать качественно новую жизнь. Хорошая цифра.

Но бывают цифры и другими – за ними стоят разрушенные судьбы, и этим цифрам, к сожалению, тоже нужно уделять Высочайшее внимание.

– … губерния, закрылась текстильная фабрика заводчика Афанасьева – срыв поставок из-за недостатка анилина привел к неподъемным неустойкам и банкротству.

«Анилиновый» кризис едва-едва перевалил за середину – дела идут на лад, но не у всех. Что ж, бизнес – это риск, и заводчика Афанасьева не жалко: знал на что шел. Жалко тех, кто много лет на него работал и узнал о том, что ему пора искать другое место только тогда, когда ничего уже было не изменить.

– Семьдесят четыре, – прозвучала конкретная цифра.

Что ж, есть заглушка для совести и здесь – у нас не коммунизм, и за руку государство никого на производство не тянет. Мелкий заводик государству не интересен, и в доклад-то попал только в огромном общеимперском «пакете банкротов». Купит другой коммерс с аукциона, мужики да дамы найдут другую работу – в этом помогут в том числе созданные во всех губернских городах два месяца назад «биржи труда». Или там же останутся, если новый владелец сумеет правильно распорядиться собственностью – здесь в любом случае для личного вмешательства батюшки-цесаревича окна нет, анилиновый кризис всему миру проблем подкинул.

Так-то с текстилем по стране все нормально – поначалу напуганные проблемами с предложением цены в целом «отскочили» на старые позиции, как водится оставшись дороже, чем было, но это тоже временно: не только у меня тут голова за химическую промышленность болит, в решение кризиса все мировые элиты вовлечены. Мне, как бы странно в свете политической карьеры покойного в этой реальности Николая это не прозвучало, еще относительно просто: по Европе народы натурально митинги из-за выросших на одежду (а в эти времена одни штаны нередко полжизни носят, и они считаются серьезной покупкой, так что недовольство пролетариев более чем справедливо) цен проводили. Ну как «митинги» – привычный набор: стачки, погромы профильных магазинов, линчевание парочки попавших под руку «текстильных магнатов». Параллельно, на политической так сказать арене, на этом «инфоповоде» ковались политические очки и целые карьеры.

Мы-то тут с пониманием: ну нету красителей, цены пока что вот такие, но со временем наладится – государство и особо полезные граждане для этого делают то-то и то-то. Да, без одежды грустно, но и потерпеть-то годик-другой осталось. Прости-Господи, но как бы не ругали травмированные Советским союзом граждане «невидимую руку рынка» (которую, кстати, сами в немалых количествах приветствовали), она таки работает: без перекосов в капитализме, увы, невозможно, но другой системы у меня для этой планеты нет.

– По фактам присвоения государственных средств, выделенных губерниям в рамках продовольственной и семенной помощи, под суд с последующей ссылкой на каторжные работы и конфискацией в общей сложности попало двести семь чиновников…

А тут цифра двоякая – с одной стороны хорошо, что бессовестные твари получили заслуженное наказание, но грустно, что такие нашлись в удручающих масштабах. Слаб человек, и только крепкая палка в государевой руке может помочь ему побороть искушение нагреть руки.

Следующая пачка цифр – суммарно под четыре тысячи домохозяйств – посвящались старообрядцам. Они же не едины, и Евстафия своим Патриархом единогласно не избирали, вот и валят в лес да в Южную Америку – там немалых размеров община есть – целыми пачками, не желая иметь с такой странной и щедрой на исторические переобувания (и это тоже мировая практика!) страной ничего общего. Бог судья – однажды над лесным скитом прострекочет вертолет, опустится на полянке, и улыбчивый государев человек, выбравшись из него, спросит – «не надо ли чего? Гуманитарная помощь? Паспорта? Деток в школу?» – и будет повторять свой визит ежеквартально, до победного. Не может быть у государства лишних, неустроенных граждан – все нужны, все полезны, за каждого имеет смысл хотя бы немного, а побороться.

Еще одна пачка цифр схожа, но касалась другого проблемного элемента – наши евреи из бывшей Черты Оседлости массово валят в Америку. Странный народ – пока «удушали» сидели и не дергались, делами занимались, а как перестали, так сразу в мигранты. Всего – под две с половиной тысячи домохозяйств. Что ж, как бы лицемерно в свете мыслей о борьбе за сердца старообрядцев не звучало, скатертью дорога – много от еврейских товарищей шума и проблем, и без так сказать «пассионариев» – а они за бугор в первую очередь и валят – шума и проблем станет гораздо меньше.

* * *

Атмосфера в салоне графини Юсуповой была что надо: небольшое, оснащенное пушистым ковром, тусклым электрическим освещением, горящим камином, креслами, диванчиками, пуфиками и роялем помещение вмещало всего полтора десятка человек. Сливки Империи и одна приглашенная лично Марго (с согласия хозяйки «площадки», конечно) «знаменитость» – Мария Пуаре.

Судьбе внучки осевшего в Империи по итогам Наполеоновских войн французского офицера не позавидуешь – отец ее, державший неплохую гимназическую школу, погиб на дуэли, оставив шестнадцатилетнюю Марию, свою жену и других дочерей без кормильца. Мария грезила сценой, и даже успела дебютировать, но жестокая реальность ломала и не такие мечты – тяжелое положение семьи заставило Марию выйти замуж за инженера, который был сильно старше ее. Последний велел завязывать с песнями и танцами, но юная жена не послушалась, и инженер сделал самую главную ошибку в своей жизни – отправил Марию в сумасшедший дом и развелся.

Низкий поклон Михаилу Лентовскому – руководителю театра «Эрмитаж». Узнав о моем расположении к людям искусства, присовокупив сюда кампанию по спасению института семьи (инженер задним числом конечно же объявил Марию зараженной «бесами»), он написал в личную Канцелярию Маргариты (в мою такие просьбы слать не по регламенту) пространное письмо, с которым любимая супруга пришла ко мне.

Ныне инженер на каторге – там грамотных людей ух как не хватает несмотря на все мои усилия! – а Мария – вот она, поет нам свой ультимативно классический, впитанный за век в культурный код народа, романс:

– Я ехала домой, душа была полна Неясным для самой, каким-то новым счастьем…

Зажмурившись от удовольствия, я тихонько покачивался в такт звукам, держа за руку так же реагирующую на романс Марго. Как же поют эти люди! И что они поют! Да, в трактирах попроще и в других злачных местах «бахают» уже существующую «Мурку», прочий блатняк и крайне фривольного содержания куплеты. Но если взглянуть выше – туда, где имеющие возможность обрести культурный уровень и могущие себе позволить уроки музыки и пения люди… Ох, да будь моя воля, я бы вообще из салонов и театров не вылазил – каждый раз как праздник, и на душе от пения хроноаборигенов светлеет. Удивительно, но работает это и в другую сторону – так сказать «ниже», но и одновременно и несоизмеримо «выше» злачных закоулков и пафосных салонов городов: в деревнях. Во время Путешествия и инспекционных поездок по Центральным губерниям мне многократно доводилось посидеть с крестьянами за одним столом, а в эти времена застолье без песен невозможно – после таких посиделок на душе еще светлее.

С недавних пор у нас случилось обновление репертуаров – на базе Кишиневских евреев был создан ансамбль народной еврейской песни и пляски. Для укрепления дружбы народов, без которой Россия, увы, не работает.

Но не будем о большом – сосредоточимся на камерном салоне. Напротив меня, в кресле, изволит сидеть и жадно глазеть на Марию Пуаре князь Павел Дмитриевич Долгоруков. Двадцать шесть лет – самый возраст, чтобы встретить любовь всей жизни. Любовь осмысленную, но всепоглощающую – гормоны еще работают как надо, а некоторые уже имеющиеся мозги придают гормональной буре огранку – от этого чувства становятся только сильнее.

На данный момент князю юридически мало что светит – это же классический морганатический брак – но в недалеком будущем я разберусь с такой проблемной фигней. Биопроблемы сливок общества и связанные с ними проблемы сопутствующие отжирают у меня на удивление много нервов – и месяца не проходит, чтобы какой-нибудь особо «сливочный» деятель не оскандалился прелюбодейской связью с простолюдином. Особенно достается конечно же балеринам – туда многие как в бордель ходят, заготовив богатые подарки и велев слугам пожарче натопить арендованный на ночь у склонных к молчанию людей будуар.

К черту – есть Правящий Дом, вот с него и спрос в полную силу. Если род хоть трижды непростой, но не Правящий, с него и спроса на мой взгляд нет – политическим актором не является, а значит пусть «сочетается» уже с кем хочет и живет счастливой, полезной Империи жизнью, а не заливает душевную рану смесью алкоголя, опиума и беспорядочных половых связей. Для политических браков средней руки у меня желающих хватит – за ними ведь последуют перспективы, и в эти времена очень многие предпочитают их гормональной тряске длиной в пару лет – такие господа для меня гораздо полезнее великосветских сибаритов, которым проще разрешить жениться на ком хочешь, чем разгребать стабильно поступающие проблемы. Чисто венерическая болезнь, но с нюансом – болеют не прелюбодеи, а государственный аппарат.

Отмена понятия для не-правящей аристократии понятия «морганатический брак» так же служит взяткой той самой аристократии – законы об изменениях в бракосочетании будут упакованы в большой пакет, который «срежет» некоторые привилегии дворянства. Маловата взятка, но пусть поблагодарят и за это – альтернативой стал бы кнут без всяких пряников, и я очень надеюсь, что сильные Российской Империи в частности и мира сего в целом за три с хвостиком года выучили, что я очень договороспособен в определенном коридоре, и лучше за его пределы не выходить – там начинается зона «кровавого режима» со всеми вытекающими.

Романс закончился, мы от души поаплодировали, выпили – не Марго, потому что она на третьем месяце новой беременности, и все мы надеемся на девочку – и рояль заняла жена, исполнив классическую арию Брунгильды из «Кольца Нибелунгов». Нужно быть честным – вокальные данные моей супруги хуже, чем у Марии, но она же не певица, а будущая Императрица.

Когда ария, аплодисменты и очередной круг возлияний закончились, графиня со светской улыбкой указала на рояль и посмотрела на меня:

– Ваше Императорское Высочество, прошу вас – окажите нам честь!

– С радостью, если наши соловушки не станут винить меня в оскорблении идеального слуха, – пококетничал я, улыбнувшись жене – как бы показал, кто тут главная «соловушка».

Дамы при поддержке молчаливых кивков господ заверили, что «винить не станут», и я занял место за роялем. Сыграв разминочную гамму, я поинтересовался мнением аудитории:

– Будут ли пожелания, уважаемые слушатели?

– Сегодня у нас в чести минор! – заявила Мария.

Дамы и господа посмеялись и согласились. Что ж, есть у меня минор – классический, из отцовской аудиобиблиотеки. Заиграв тихую, ритмичную, минорную мелодию, я добавил голосу отстраненности – меня здесь даже нет, я просто часть композиции и озвучиваю душевное состояние лирического героя:

– На холодной земле стоит город большой… [ Кино – «Печаль»]

Хроноаборигенам Цой в моем исполнении зашел – я уже хорошо научился отличать подхалимаж от настоящих эмоций.

– Ах, так прекрасно переложить на музыку самый дух Петербурга! – примерив песню на свое мировосприятие, восхитилась после аплодисментов графиня Юсупова. – Ваше Императорское Высочество, эту вещь вам тоже напел кто-то из крестьян?

Последний вопрос прозвучал в шутливом тоне – знаем, мол, этих крестьян да казаков, которые время от времени выдают на-гора шедевры.

– Вовсе нет! – с улыбкой ответил я.

Народ подобрался, предвкушая признание.

– Сия песня принадлежит перу рабочего с Балтийского завода, – обломал я их.

Дамы и господа грохнули, и я освободил место у инструмента для хозяйки салона и ее супруга Феликса – они дуэтом исполнили предпоследний музыкальный номер оперы Чайковского «Евгений Онегин» в несколько урезанном виде. Урезанном, но холодный ответ Татьяны не оправдавшему надежд Онегину в исполнении Юсуповой удался великолепно, а сам князь… Ну, он старался как мог.

Вдохновившись, я решил поддержать тренд и под прикрытием аплодисментов обратился к князю Долгорукову:

– Вам знакома сцена с дуэлью? Сыграете Онегина?

– С величайшим удовольствием, Ваше Императорское Высочество, – не подвел он.

Попросив графиню о музыкальном сопровождении – разумеется не отказала – мы с князем разыграли сценку, и я, к некоторому смущению присутствующих (богатая у нас история дворцовых переворотов, и сценка поэтому воспринималась специфически), с удовольствием «умер», растянувшись на ковре с соответствующими репликами.

Аплодисменты, я с улыбкой оперся на предложенную князем руку, поднялся, и мы с ним поклонились благодарной публике.

– Вы нравитесь Марии, – шепнул я на ухо Долгорукову. – Но прошу вас, не торопитесь – в 93-м году будут приняты законы об упразднении самого понятия «морганатический брак».

Князь восторженно блеснул глазами, благодарно поклонился, и я попросил его самого что-нибудь спеть: не все же мне с Юсуповыми и Марией отдуваться.

Глава 12

В преддверии зимы, в начале ноября 1892-го года, нам пришлось на несколько дней покинуть Петербург с Гатчиной и прибыть в славный город Копенгаген. Повод не менее славен – милая сестрица Ксюша (просто офигеть как успела измениться меньше чем за год!) успешно привела в наш прекрасный мир новую жизнь. Привела Наследника датского престола, тем самым укрепив как свои, так и младшего Кристиана позиции.

В отличие от Аликс – ей с Альбертом пока не везет, и за это ей достается как от щедрой на сплетни и ненависть ко всем подряд аристократии, так и от значительно менее щедрых в этом плане газетчиков. Иллюзий нет – несмотря на недавно инициированную новым королем смену Премьера, государственный аппарат англичан остался столь же эффективным и мерзким, как и раньше. Уж не знаю, что там думает условный средний рабочий Джон, но предположу, что династические проблемы ему по боку – у него четырнадцатичасовой рабочий день с грошовой зарплатой и древнее, укоренявшееся поколениями понимание: от правительства добра ждать не приходится.

Кто бы там что ни говорил, но Романовы даже с учетом столетий перемешивания крови с владетельными домами Европы – плоть от плоти русского народа. Наше, русское пространство, мнет и корежит под себя всех, до кого дотянется, не исключая и жителей дворцов. Вон как Александр комплексует, бедолага – это же не спроста.

Английская правящая надстройка в этом плане отличается – прибыв на остров, северяне поставили тамошнее население в стойло и стали старательно доить и пользовать для обеспечения своих интересов. Там, на Альбионе, нашла свое самое наглядное подтверждение такая фишка феодализма, как «элиты – это один народ, а быдло – другой». Да, элиты охотно допускают в свои ряды наиболее толковых простолюдинов, тем самым подпитывая Аппарат свежей кровью, но через пару поколений о «подлом» происхождении не помнит даже сам новоявленный «сэр», который смотрит на других простолюдинов исключительно как на быдло.

Ой, да к черту эту Англию – в какую сторону о ней не подумай, только расстроишься. Особенно в такую погоду, как сейчас: затянутое мрачными тучками северное небо роняло на облетевшие в преддверии осени деревья и пожухлую травку дворцового сада промозглую водяную пыль, раздуваемую во все стороны порывистым ледяным ветром. В такую погоду хороший хозяин собаку на двор не погонит, но мы со шведским королем Оскаром решили, что не сахарные, и рискнули выйти на балкон – выкурить по трубке и поговорить по душам.

А что сделаешь – любое международное событие, на котором я собираюсь присутствовать, сразу же превращается в площадку для неформальных переговоров: приезжают на «чисто родственное» мероприятие практически все. Исключение – британская Королева, а вот муженек ее ожидаемо приехал, чисто потусоваться с лучшими друзьями: мной и Вильгельмом.

Отослав слуг с зонтиками – один черт дождь летит не сверху, а сбоку, и ни имеющийся навес, ни зонтики не помогут. Посмотрев на свежевытертые стулья, мы не сговариваясь решили не садиться и принялись раскуривать трубки, глядя на прелести позднеосеннего датского климата.

– Почему ты уготовил моей стране роль жертвы? – несколько напугал меня слишком уж непривычно-прямым вопросом Оскар и с видимым удовольствием на лице выдохнул струю дыма. – Мы, шведы – мирный народ, – развил мысль. – Мы – банкиры и торговцы, и нас это устраивает. Швеция устала от бесконечный войн, и приняла решение держаться подальше от склок больших соседей.

Оскар сделал паузу, я в свою очередь выдохнул дым и ответил:

– Турецкий и Австрийский вопрос для меня, увы, нерешаем дипломатическими методами. С этими врагами войны не миновать, и именно к ней я готовлюсь. Здесь, на Севере, – я обвел рукой окружающие красоты. – Мне нужны лишь гарантии безопасности моей Империи и свободные воды для любых моих судов.

Затянувшись и выдохнув, я продолжил:

– Там, где можно договориться, я предпочитаю договариваться, – легкомысленно улыбнувшись (я же мальчишка, смотри!), добавил. – На самом деле вся возня вокруг Дании мною затеяна исключительно от большой любви к матушке и покойным бабушке с дедушкой. Свою сестренку я тоже люблю, и в будущем буду оказывать этой маленькой, но крайне приятной моему сердцу стране, некоторую поддержку. Но датчане от войн устали не меньше других народов, а значит ничего еще не решено.

Оскар просветлел – изрядное окно возможности в наличии, а еще ему приятно, что многомесячные усилия по окучиванию русского цесаревича принесли плоды.

– Ты прекрасно справляешься со своей Империей, – перешел к закреплению успеха путем похвалы король Швеции. – Тебя называют новым Петром, и, признаюсь откровенно, подобные параллели беспокоят многих в моей стране. Я не склонен к основанным на домыслах выводам – ты просто перестраиваешь…

Я невольно дернулся от слова-триггера, но Оскар к счастью этого не заметил.

– … Империю так, как считаешь нужным. Так и надлежит поступать любому монарху, в руках которого осталось достаточно власти.

Кокетничает шведский король – знаем мы ваши конституционные монархии парламентского типа.

– Я помню коронацию твоего отца, – ностальгическим, свойственным возрасту тоном с улыбкой заявил он. – Все видели, как сложно ему было принимать Корону…

– Шапку Мономаха, – из вредности поправил я.

– Шапку Мономаха, – с весьма забавным акцентом и ухмылкой исправился Оскар. – Но вместе с тем отдавали должное его выдержке и медвежьей силе, – ухмылка стала нормальной улыбкой. – Не говоря уже о великолепнейшем чувстве юмора!

Я с улыбкой покивал – это папа может.

– С того дня Александр, на зависть многим монархам, добросовестно нес свою ношу. Так, как считал нужным. Так же, как теперь несешь ее ты.

– Мне очень приятны твои слова, – почти честно признался я. – Но в них кроется ошибка – я не «несу ношу», а наслаждаюсь каждой минутой, потраченной на мою Империю. Ее успехи – мои успехи, и для меня это совсем не трудно.

Неожиданно замолчав, Оскар «выстучал» трубку о мокрый от дождя столик, посерьезнел и круто перевел тему:

– Россия и Германия в ближайшей войне победят. Но если тебе станет недостаточно территориальных приобретений на Юге… – он пожал плечами. – Мы будем готовиться именно к этому. Пусть потенциалы наших стран несоизмеримы, но за нами встанут все, кому выгодно сохранить нынешнее положение вещей – едва Европа полыхнет, на Россию с Германией ополчатся все, кому не нашлось места в вашем с Вилли планом.

– Очевидно, – кивнул я.

Дураков нема, и жить – желательно жить хорошо – хочется всем.

– Соответствующие предварительные договоренности уже достигнуты, – слил весьма протухший в свете успехов «Избы» «инсайд» Оскар. – Англия, Франция, Бельгия, Нидерланды, испанцы и даже Португалия – все они встанут против вас с Вильгельмом. Полагаю, для нас было бы лучше отказаться от нейтралитета и присоединиться к их коалиции, но… – он грустно улыбнулся мне. – Они проиграют, а оказаться на идущем ко дну судне я не хочу.

– Даже соблюдая нейтралитет, можно очень выгодно расторговать некоторые ни к чему не обязывающие Швецию, но ценные для моих врагов возможности, – не повелся я.

– Зависит от договора, – принял аргумент Оскар.

Изобразив раздражение, я потер ладонями лицо и для разнообразия честно признался:

– Мир настолько велик, и в нем столько не сочетающихся друг с дружкой интересов, что выстроить вменяемую конфигурацию сейчас, за годы до Большой войны, не представляется возможным. Недавно в нашей Академии Наук случился конфуз – один математик больше семи лет пытался вывести формулы, благодаря которым можно предсказать будущее с помощью математики, но потерпел сокрушительное фиаско – бедолага сошел с ума и ныне содержится в лечебнице, учит других больных основам математики и в этом видит свое предназначение.

Оскар вполне искренне хохотнул – порой ученые откалывают такое, что только поражаться и остается – а я добавил:

– Грядущее в тумане. Все это, – я провел рукой иначе, обрисовав круг и подразумевая под ним наш мир. – Один большой сгусток хаоса, разглядеть в котором дальше собственного носа невозможно. Я счастлив, что ты предложил договориться, Оскар – так я смогу сосредоточиться на основном театре боевых действий. Но гарантии… – я удрученно вздохнул. – Над гарантиями нам с тобой придется очень хорошо подумать, чтобы они послужили как следует нам обоим.

Оскар с улыбкой кивнул. Хороший король как ни крути, но я европейским обещаниям не верю – да, мир сейчас совсем иной, чем в мое время, но… Если будет очень надо, они назначат меня безумным диктатором и демонстративно подотрутся любого уровня бумажками – механизм-то отлажен. Буду тянуть время, топить договор в согласованиях почти в рамках приличий, а потом может даже подпишу – лет так на пять, как раз на Большую войну и первичное наведения порядка на новых территориях хватит. Ну а потом… А потом очень не хочется ввязываться во второй раунд. Хочу верить, что его получится избежать – неужели такой большой мир нельзя поделить на три большие зоны и соблюдать статус-кво до того момента, когда у нас появится еще один мир?

Теперь, когда практическая часть разговора закончена, можно немного понагнетать чисто для поддержания репутации «не от мира сего» и ради собственной любви к красивому выпендрежу:

– Оскар, знаешь, что пугает меня больше всего? – тихо спросил я и «нервно» затянулся остатками почти дотлевшей трубки.

– Что? – моментально переключившись, отзеркалил он тон.

– Что однажды Господу так надоест наша никчемная возня, что он отключит это, – указал я на солнце.

Шведский король, не будучи дураком, на палец смотреть не стал, вместо этого прищурившись на тускло просвечивающее сквозь пелену туч солнце:

– Ученые говорят, что Солнце – это исполинский пылающий шар из газов, – проявил Оскар азы научного понимания мира. – Ты полагаешь иначе?

В вопросе звучало чистое, искреннее любопытство. Что ж, старый король продукт своего времени, и настолько больших газовых шаров никогда не видел. Пес его знает, этих ученых, может они сговорились врать, а вот русский цесаревич – очень загадочный и по слухам почти святой, имеющий прямую связь с Господом – может и знает правду.

– Ученые правы, – улыбнулся я. – Господь ведь создал не нашу планету, но целый Космос, в который мы едва научились подглядывать. Но разве у всемогущей и непознаваемой сущности не хватит сил отключить одно крошечное в масштабах Вселенной светило? Представь, что будет дальше – миллиарды падут на колени и станут молить безмолвную тьму наверху отпустить миллиарды грехов.

– Затем начнут казнить особо рьяных грешников, – проявил фантазию и здравомыслие Оскар. – По дорогам, как во времена чумы и расцвета Инквизиции, застучат копыта всадников в черном. Напуганные люди будут шарахаться друг от друга и прятаться, с ужасом глядя, как скудеют запасы – без солнца не вырастишь нового урожая. Без солнца перестанет расти даже трава, и нечем станет кормить скот, – посмотрев на солнечное пятно совсем другим взглядом, он встряхнулся и улыбнулся. – Боюсь, мой юный друг, что без Солнца нам останется лишь доживать последние деньки.

– Так, – улыбнулся я ему в ответ. – И это – лишь одна из возможных угроз. Господу и вмешиваться необязательно – не существует вечных предметов и процессов. Что имело начало, неизбежно обретет конец. Мы появились здесь, на Земле, много миллионов лет назад, и сразу же занялись истреблением и грабежом себе подобных. Война – более нормальное для нас состояние, чем мир. Я счастлив, что народы прозревают и пытаются избегать войн, но нам всем нужно гораздо больше. Нам нужна большая, общая, требующая полной отдачи цель. Таковой я полагаю попытку преодолеть космические пространства и обнаружить другие пригодные для жизни миры – это позволит человечеству уцелеть и продолжить свой путь, если со старушкой-Землей что-то случится.

– Когда-то на картах не было Америк, а теперь люди научились облетать всю планету на воздушных шарах и дирижаблях, – задумчиво ответил Оскар. – Когда-то даже каботажное плавание вызывало затруднения, но теперь моря бороздят настоящие стальные исполины ценою в миллионы крон, – улыбнувшись, сделал неожиданный для пожилого короля (при все уважении) вывод. – Полагаю, со временем люди окажутся и там, за облаками, среди звезд. Но твои слова, – изобразив грусть, он вздохнул. – Они прекрасны, но я склонен назвать их утопичными.

– Тяжело не разочароваться в человечестве, прожив столько лет, – подколол я его в рамках приличий.

– Однажды это ждет и тебя, – отмахнулся Оскар и направился ко входу в тепло.