Текст книги ""Фантастика 2025-136". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Виктор Ананишнов

Аппаратчики – напротив, к смутным образам и всяким там «ветрам» холодны и нечувствительны. Их прямая задача – брать все вышеописанное и составлять на основе этого условные «методичку», «должностные инструкции» и назначать ответственных за их соблюдение. Гений – сущность миру необходимая, но системный подход всегда бьет класс, и многочисленные представители разных строк «Табели о рангах» служат мне великолепным источником пищи для личностных изменений. Я – совсем не тот, каким открыл глаза на «Памяти Азова». Я – Георгий I Романов, Император самой большой Империи в истории человечества!

Приосанившись у висящего в гардеробной исполинского зеркала – немного стыдно, но кручусь я перед ним чаще Марго, к немалому веселью последней – я удовлетворенно кивнул сумевшим интегрировать в мой новенький парадный мундир привычного стиля «милитари» отчетливо считываемые «спортивные нотки» – настоящие волшебники, блин! – и отправился к выходу, чтобы лично посетить финальную стадию отборочных соревнований, победители которых удостоятся чести представлять нашу Империю на грядущих возрожденных Олимпийских играх. Ну и сам туда съезжу – давненько ждал возможности посетить славную Грецию.

Глава 3

Резиденция моего друга Георга I в Афинах была скромной: маленькое на контрасте с привыкшему к совсем другому уровню меня трехэтажное здание с минимумом внешних украшений. Хоть бы колонны нормальные добавили, а то как-то даже неловко за наследников могущественной Империи прошлого. Навевает много мыслей о превратностях исторического процесса – все течет, все меняется, и там, где когда-то бродил по мощеным улицам какой-нибудь Аристотель, теперь бродят нищие (просто как факт, такая вот здесь экономическая ситуация) и часто откровенно грязноватые их потомки.

Климат, тем не менее, великая вещь – да, нищета, но обилие дармового солнышка и тепла дает солидную экономию и чисто биологический бонус: настроение и норов у людей от этого склоняются в позитив, грустить в этакой благодати как-то не хочется. Есть и столь же биологический минус – работать в этой благодати тоже как-то не очень. Нет, не лень это, а совсем другое, но на материальном плане бытия отражается одинаково: медленные они все здесь, и «раскочегариваться», конечно, способны, но смысла нет – куда спешить-то? Вот придет время очередных народных волнений, тогда и приходи – так и быть, короля свергнем (что будет очень проблематично из-за моих планов на Грецию), а пока не загораживай солнышко.

Уюта резиденции, тем не менее, отрицать нельзя, и это на самом деле главное. Легко заткнуть дырку на месте отсутствующего вкуса деньгами, но в итоге все равно получится китч, внутри которого находиться вообще не хочется. Такого я насмотрелся у наших «сливок общества», во время редких, но регулярных походов на их званые вечера. Родовая аристократия таким не грешит, а вот забогатевшие граждане типа моего Второва – очень даже. Что ж, на свои с жиру бесятся, и Бог им судья.

Резиденцию окружал симпатичный сад, залитый сейчас утренним, но уже щедро дарующим земле тепло (+27!) солнышком, а мы с Марго и трехлетним Колей – пора явить Наследника Российского престола не только своим, но и внешнему миру, и Олимпиада для этого дела сгодится – сидели на мягком диванчике у открытого окошка, убивая время до завтрака в компании семьи Георга милым семейным досугом.

– А это сто? – спросил сидящий на моих коленях Коля, указав своим умиляюще-маленьким пальчиком за окно. – Тичка?

– Птичка, – подтвердил я.

Породы не знаю, но точно не воробей и не утка!

– А это? – пальчик переместился левее и ниже.

– А это – фонтан, – ответила за меня Маргарита. – Смотри, в нем купаются другие птички.

– Баня! – провел аналогию малыш и перевел палец на деревце. – А это?

– А это, сынок, оливковое дерево, – ответил я. – Такие деревья продуцируют девять десятых того, что греки могли бы назвать своим «национальным доходом», но мы, как зажиточные северяне, на такие цифры должны смотреть со снисходительною улыбкой и не осуждать.

Наследник-цесаревич, конечно, ничего не понял, но, будучи воспитанным малышом, серьезно кивнул.

– Жора! – хрустальным колокольчиком рассмеялась оценившая великодержавный шовинизм Маргарита.

– Не осуждаем! – важно покачал я на нее пальцем, закрепив обозначенную позицию и вызвав новый перелив «колокольчиков».

– А там? – спросил Коля, указав на белеющие за окружающим резиденцию парком колонны.

– А это – лишенный чести новодел, – продолжил я веселить супругу. – Детище короля Оттона I, площадь Конституции. Великие архитекторы прошлой Греции, колыбели всей Европейской цивилизации от этакого детища переплыли бы Лету брассом, в процессе обретя все, что смыто этой рекой Забвения и выбили Оттону все зубы, если бы мертвые могли возвращаться в наш мир.

Маргарита издала сочувственный вздох – видели мы эту площадь вчера во время экскурсии по Афинам. Плохо быть нищей страной, где из ресурсов только оливки, а население слишком мало, чтобы вершить экономические чудеса высокотехнологичным способом.

Коля тем временем взял правее и ниже, нацелившись на открывающиеся ворота, изнутри и снаружи которых имелась некоторая осторожная суета.

– А это лягушонка в коробчонке инкогнито едет, – не удержался я.

– Йегусонок⁈ – обернувшись, широко распахнутыми и радостными глазами посмотрел на меня Коля.

Нравятся ему зверушки, как и любому другому нормальному ребенку.

– Метафора, – улыбнулся я сыну.

Та еще «лягушонка» прибыла – ни много не мало, а целый Франц Иосиф I. Шуметь не хотел, вот и высказал пожелание к «инкогнито». Там у них в Двуединой монархии меня и Империю мою пропаганда мочит так, что старину-Франца за кулуарную встречу со мной свои же тихонько на кухнях ругать станут так, как никогда раньше – несчастный народ, головы поднять не может, и всех вокруг благодаря многолетней системной работе Аппарата ненавидит. Хорошо работают, сволочи, и от этого к элитам Австро-Венгрии я испытываю самую настоящую брезгливость. Нельзя же так с людьми поступать – накачка ненавистью неизбежно уродует душу и психику, превращая добрых в массе своей (и это тоже мировая практика) людей в биодронов, которые за годик-другой переключаются куда надо держателю «излучателей».

– Сто такое «етафола»? – последовал логичный вопрос.

И как тут ответишь?

– Это когда говоришь одно, а на самом деле другое.

– Вранье? – подозрительно прищурился малыш.

– Сказки! – выкрутился я.

– Мама, хочу сказку! – переключился Коля.

И Слава Богу.

– Перед сном почитаю, – пообещала Маргарита, которая себе эту приятную обязанность сразу после рождения первенца и присвоила насовсем.

В дверь аккуратно поскреблись – пора. Мы уже одеты – темно-кремового оттенка платье любимой супруги великолепно подчеркивает точеную фигурку и шикарно сочетается с ее янтарным ожерельем. Подарок кайзера – Кёнигсберг не наш (сдобренное зловещим хихиканьем, не факт что реализуемое «пока»), поэтому разработку тамошнего янтаря пруссаки начали сами. Коля выбрал (не без маминого участия, он же еще маленький) сине-полосатый «матросский» детский костюмчик, а я – совершенно гражданского образца костюм-«тройку» темно-серого оттенка. Задолбали мундиры, поэтому расслабляюсь, пока есть возможность.

Проделав короткий путь в компании дворцового слуги – даже почесываться себе позволяет да зевать, хромает дисциплинка, но мы не обижаемся – мы прибыли в столовую, по дороге немного задержавшись ради любования античными (тут их полно, поэтому не шибко ценятся) статуями и гончарными изделиями с характерными изображениями. Марго поясняла темному мне, какой именно миф отображен на той или иной вазе, а я отшучивался тем, что для меня все они – сорта Геракла. Шутливо надутые от такого нежелания проникаться античной мифологией щечки добавили короткой прогулке прелести.

Люблю мою валькирию – слава Господу, что чисто из политических целей взятый мною «кот в мешке» обернулся этакой прелестью. Рискнул и сорвал «джек-пот» – огромная редкость, и, как бы цинично это не прозвучало, осознание этого факта придает в моих глазах Маргарите дополнительную ценность. Страсть к играм и риску – тот еще «бес», вот недавно в театр ходили, пьесу по «Игрокам» Гоголя смотреть, там это прекрасно отображено. Забороть его можно, но мне прямо противопоказано: должность такая блин, на везение и умение выходить победителем из авантюр немало завязанная. Готовься – не готовься, плоди – не плоди «планы а, бэ, вэ, гэ…переходим на английский алфавит, потому что родной кончился», а все равно мир извернется так, что легко выпасть в осадок. Но удача – дама хоть и капризная, но к способным к холодному расчету и аккуратной подготовке все-таки некоторое расположение имеет, поэтому расстилать соломку нужно как можно шире и обильнее.

С Георгом мы на правах старых друзей обнялись. Супруге его – поцеловал ручку. С Францем Иосифом изобразили фальшивую насквозь радость от встречи и типа-приветливые кивки. Один прибыл, без жены, но не забыл подать мне «мощный» сигнал, нарядившись в уморительно нелепый на нашем, «гражданском» и даже легкомысленном фоне, подчеркнуто-военный белоснежный мундир с висюльками. Грозный дед, боюсь-боюсь!

– Етафола? – ткнул пальчиком в Императора Австро-Венгрии Коля.

Догадливый малыш.

Франц Иосиф недовольно пошевелил усами и начал наливаться краснотой, присутствующие взрослые успешно подавили смех и улыбки. Кроме меня – полезно позлить вредного деда.

– Метафора! – хохотнул я. – Но пальцем показывать на людей невежливо. Извинись. Сегодня говорим на немецком, – перешел на понятный старине-Францу и качественно образованным Георгу с его супругой язык.

– Простите, – послушно убрал палец Коля, переключившись на немецкий.

– Ничего, малыш, – продолжая наливаться краской, выдавил радушную улыбку Франц-Иосиф.

Надо бы представить.

– Коля, это – дедушка Франц, – продолжил я веселиться. – Наш добрый друг семьи и Император Австро-Венгрии.

Азы регламента моим наследником освоены, поэтому он вытянул руки по швам и уморительно-серьезно кивнул, представив себя сам – звук «р», коим без всякой меры наполнен немецкий язык сыну дается тяжело, поэтому вышло архизабавно:

– Великий князь и Цесаревич Николай. Наше знакомство – честь для меня, Ваше Императорское Величество дедушка Франц.

Августейшая выдержка дала течь, и все покатились со смеху к некоторой растерянности Коли. Пришлось Францу Иосифу смеяться с нами в такт, потому что признать, что его задели слова трехлетнего малыша как-то прямо унизительно. Когда смех стих, он, успешно прогнав лишнее давление со скрытых под пышными бакенбардами щек, принял из рук прибывшего с ним адъютанта (сохранял каменную рожу все это время) пеструю, перевязанную синим бантиком коробочку, выставил сотрудника – а зачем он нам здесь? – и подкрепил статус «дедушки», вручив Коле подарок. Последний предварительно посмотрел на меня за одобрением – мало ли кто чего Цесаревичу вручить может, лучше перебдеть.

– Можно открыть? – последовал и второй запрос.

– Конечно, – разрешила Маргарита.

Бантик аккуратно развязали маленькие ручки, они же открыли крышку и радостно достали из упаковки пестро раскрашенную коробку с надписью «Гвардейцы. Набор номер 1». Миниатюрные элитные австрияки теперь займут малыша до конца дня, а Франц Иосиф, получается, подал еще один сигнал. Ладно, нет здесь «сигнала» – просто что еще дарить мальчику, кроме солдатиков?

– Прекрасный подарок, – одобрил я. – Спасибо.

– Спасибо, Ваше Величество дедушка Франц! – вторил пытающийся вскрыть коробку Коля, благополучно упустив «Императорское».

– В такое великолепное утро просто невозможно быть серьезным! – разрядил обстановку на правах хозяина дома Георг. – Ваше Императорское Величество, благодарю вас за то, что почтили своим присутствием славную Грецию. Прошу вас, чувствуйте себя как дома.

В ответ Франц Иосиф выдал пятиминутную речь, посвященную стране прибытия – славное прошлое, погода, воздух, личные достоинства хозяев дома и важность возрождения Олимпиады: на ее открытии, которое состоится послезавтра, Император Австро-Венгрии будет присутствовать полноценно, а не инкогнито. Соберутся и остальные – хрен бы без моего содействия приперлись, но в «пати» к Георгию теперь добавляются по умолчанию все приглашенные, это же интересно и весело, главное – президента Франции и других чиновников от демократии коллективно сливать, чисто ради прикола, потому что геополитическая работа с ним ведется честь по чести, а о чем там уважаемые монархи треплются в свободное от нее время вообще не дело всяких там чиновников.

Сюда Император Австро-Венгрии прибыл по простой причине: ему, вообще-то, тоже Османская Империя нафиг в Европе не уперлась. Это задача основная, но единственной, как это в большой политике и заведено, не является. В ходе грядущей Балканской войны мои – и Франц Иосифовы, получается – «прокси» неизбежно «сточатся» об Осман, и дед со своими аппаратчиками не без оснований полагает, что так ему будет проще отстаивать свои интересы в дальнейшем. Точно так же считаю и я, но пренебрегать таким тактическим союзом нельзя – за турок же неизбежно впишутся Англия и Франция, а значит и мне обязательна поддержка еще одной Великой Державы. Вилли здесь не поможет – будет демонстрировать нейтралитет, он же на Севере, и Юг ему побоку настолько, насколько такая большая и полезная штуковина как Средиземноморье с его воротами вообще может быть «побоку»: в рамках полученных от меня гарантий спокойного торгового использования.

Помимо дипломатической поддержки и гарантий отсутствия ударов в спину Франц Иосиф дает не так уж и много: чуть-чуть «снаряги», капельку «добровольцев» – реально капельку, потому что среднестатистический житель Двуединой монархии великолепно описан Ярославом Гашеком в отсутствующей пока в этой реальности книге про солдата Швейка. Во-о-он там, далеко-далеко, видал он геополитические амбиции не нравящегося вообще никому кроме прямых его выгодоприобретателей (процента два населения максимум) государства, и на войну пойдет только если его заставят ненавистные чиновники и силовики. Последние «добровольцами» являться и будут, заодно выполняя роль наблюдателей за боевыми действиями и хранилищ реального опыта. Будут и наблюдатели, положенные по нынешнему международному праву, но им под шрапнель да снаряды лезть не шибко охота: уважаемые люди все же, им бы чаи гонять в тылах в компании генералитета или хотя бы «полковничества».

Остаток пакета «помощи» со стороны австрияков представляют собой торгово-экономические ништяки и сомнительное удовольствие время от времени лично совещаться и вообще проводить время с таким прекрасным и душевным мужиком как Франц Иосиф.

Усевшись за стол, мы отдали должное этнически окрашенной кухне – блюда стандартные, средиземноморские, но им придает колорита и вкуса обилие оливкового масла и душистых трав: лавровый лист, мято, базилик, орегано, чеснок, укроп и прочее. Отдельное удовольствие доставили сыры – гравьера, мецовон и касери мне очень понравились. Десерт был представлен «чизкейками» – это же древнегреческая еще вкуснятина.

Весь завтрак Франц Иосиф тщетно пытался не таращится на Маргариту и Колю – последний сидел на каноничном детском стульчике с функционалом столика и повязанной на шее салфеткой с легкомысленным слоником на ней, а Российская Императрица лично помогала ему вытирать мордашку и выбирать самые вкусные кусочки. Такое должна делать няня, и «дедушка Франц», судя по роже, отныне будет считать нас с супругой почти слабоумными. Ах да, в отношении реально солидных людей характеристику «слабоумные» ловко меняют на «экстравагантные».

Смешная штука наш мир! Есть условный Джек, например. Честный американский работяга, семьянин и христианин. Джек не забывает здороваться с соседями, ходить в церковь по воскресеньям и вообще являет собой образцового жителя сообщества. И тут раз – приходит Джеку в голову идея начать ходить по кварталу с ирокезом и в кожанке с шипами. Соседи тут же сойдутся во мнении, что Джек полностью сошел с ума, и от греха подальше будут держаться от него подальше. Но, если так радикально поменяет имидж условный миллиардер Генри, подкрепив его парочкой юридически для себя безопасных скандалов в газетах, кое-кто, конечно, покрутит пальцем у виска, но остальные непременно сочтут это «милой причудой известного бизнесмена и филантропа», а как вариант так и вовсе возведут необычный «лук» в статус последнего писка моды. Даже поговорка специальная про такое есть – «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку».

Глава 4

Рубанув дыню катаной шестнадцатого века – японская культурно-историческая ценность – я одной частью мозга отметил почти идеальный удар – большего «пополам» можно было бы достичь лишь с линейкой и специальной машиной для рубки дынь – а другой продолжил изливать негодование:

– Ворьё! Проклятое, лишенное чести, озабоченное лишь своим бездонным карманом, ворьё!

Лакей Петька с закаменевшим лицом – он же профессионал! – убрал половинки дыни с ничуть не пострадавшего серебряного блюда и заменил их дыней целой.

– Грязные, алчные твари! – я рубанул снова. – Исторический момент, первая с Античности настоящая Олимпиада, а они две трети бюджета спёрли!

– Невероятная наглость, – поддакнул сидящий на стуле у стены Остап.

Бедолаги-греки в белых халатах и колпаках (потому что вымещать стресс я пришел прямо на кухню резиденции греческого короля) с напуганными рожами стояли у стены противоположной, опустив глаза в пол и очевидно молясь про себя. Да ладно, просто дынек к полднику нарежу – нафиг вы мне нужны?

– Это не наглость – это сраная демократия и отсутствие крепкой руки на горле грёбаных популистов и капиталистов! – поправил я секретаря и разрезал следующую дыню.

Блюдо снова не пострадало, но берегу я не его, а катану – хрупкая штука, из никчемного железа, просто выглядит круто, поэтому культовой железкой и станет.

– Велите заменить дыни их головами? – с веселыми искорками в глазах спросил Остап.

Повара издали синхронный, судорожный вздох.

– Не мои подданные, – горько вздохнул я и рубанул следующий плод. – Заметь – ворюг крышует целый Премьер! Господин Харилаос Трикупис с корнями врос в государственное тело, всю жизнь катаясь как сыр в масле, и вот его благодарность и преданность Греции! Тварь не только набивает карман, но и набирает посредством саморучно организованной авантюры политические очки, делая невинные глазки и напирая на неспособность вверенной ему добрыми греками страны организовать Олимпиаду! Это что, демократия⁈ Это что, добросовестное исполнение прописанных в Конституции премьерских обязанностей⁈

– Это – диверсия, Георгий Александрович, – квалифицировал «схему» Петька, убрав половинки и положив новую дыню.

– Это именно она! – я махнул катаной и подставил Петьке щеку – сок попал, надо вытереть. – Гнида с самого своего избрания визжал о том, что Греция-мол Олимпиаду не потянет, а когда добрые подданные лично возглавившего Олимпийский комитет Георга, поверив в своего короля и всем сердцем желая возродить прекрасную античную традицию начали засыпать Олимпийский Фонд пожертвованиями, Трикупис принялся «откачивать» их деньги себе и своим прихвостням в карманы, дабы иметь возможность принимать оскорбленный вид и говорить «я был прав»!

Дверь кухни открылась, и из-за нее выглянула светлая во всех смыслах головка моей валькирии. Оценив экспозицию, она сложила прочитанную мною двадцать минут назад папочку, последовавший за этим быстрый уход и такой интересный способ нарезать фрукты.

– Милый, обрушивать Высочайший гнев на фрукты такой легкомысленной железякой недостойно грозного северянина, – с ехидной мордашкой заявила она. – Я видела в одной из комнат весьма добротный цвайхендер, давай вооружим тебя им?

Ухмыльнувшись, я вытер катану о нашедшуюся на столе тряпочку, с приятным «шипением» стали о крепления убрал ее в ножны, бросил Остапу (секретарь поймал одной рукой, придав сценке кинематографичности – люблю, это у меня профессиональное) и в пару шагов добрался до целиком вошедшей на кухню Марго.

Взяв ее за руки, я посмотрел в любимые глаза:

– Ты пойдешь со мной и цвайхендером на штурм особняка ворюги-Трикуписа?

– Я пойду за тобой даже в Ад! – не подвела супруга, изобразив на лице решимость и крепко сжав мои ладони.

– Веди в арсенал, моя валькирия!

– Идем! – Марго потащила меня за руку по коридорам.

За спиной хлопнула дверь служебного входа – кто-то из поваров знал русский и изрядно струхнул, побежав рассказывать о моих планах. Доносились из-за спины и шаги: мои верные товарищи ни за что не бросят своего Императора в такой тяжелый и драматичный момент!

Комната с цвайхендером конечно же оказалась совсем рядом с кухней. Помимо меча на стене в ней конечно же нашелся удобный диванчик, а Остап с Петькой конечно же без всяких дополнительных указов выполнили роль призванного «не пущать» барьера, пока запершая за нами дверь Маргарита со всем своим нордическим пылом прогоняла из моей головы мысли о превратностях греческого демократического процесса.

– Так-то и пёс с ним, – подняв с пола порванные супругой «исподние» штаны – не захотела возиться с пуговками – я покрутил головой и за неимением камина (климат этот их!) бросил не выдержавшую натиска валькирии шмотку в угол и направился к двери. – Свой бюджет воровали да пожертвования частных лиц. Я за своими деньгами своими людьми слежу, и подрядчики наши спортивные объекты потребные строили – все два стадиона и один бассейн. Однако возмущение мое все равно велико: так мощно кинуть моего доброго друга Георга на международный престиж и бабло, будучи каким-то Трикуписом!

– Прощать нельзя, – сытой кошечкой потянулась Марго, подставив моему взгляду самые приятные изгибы фигурки.

Я тем временем, не отрывая жадного взора от изгибов, приоткрыл дверь, высунул за нее руку и получил в нее двое «плечиков» с запасной одеждой для себя и любимой.

– Кровожадная, – вернувшись к дивану, потянулся я к бледной и такой нежной коже.

– Пото́м! – хлопнула Марго по моей ладошке.

– И потом тоже! – не стушевался я.

Немного веселой возни, много возни приятной, и можно продолжать разговор:

– Прощать нельзя – это правда. Если Георг с оппозицией Премьеру не смогут, придется самому. Нехорошо, но мало ли какие тут у них анархисты на античных руинах завелись?

Хорошо, что подготовка к Балканской войне ведется под настолько пристальным присмотром, что там чего-то «отпилить» себе все равно, что влезть шеей в петлю и спрыгнуть с табуретки: именно так, с предварительно написанной запиской о невыносимых муках совести, покинуло этот мир некоторое количество не осознавших экзистенциальной важности противостояния с магометанами деятелей еще во времена первых траншей денег и материальной части.

Временно попрощавшись с супругой, я направился к Георгу, по пути прихватив папочку. Король греческий нашелся в своем рабочем кабинете и встретил меня веселым шевелением усов: пересказали ему сценку с кухни, и он конечно же знал, что ни на какой штурм дома такого неприятного Премьера я не пойду.

– Ужасно, Жоржи, – вздохнул я, опустившись на непривычное для меня место – на стул посетителя. – Смотри, что прихвостни Трикуписа исполняют, – выдал старому другу папочку.

Полномочий у Георга крайне мало, потому что Греция за этот век пережила очень бурный исторический процесс, поэтому он вздохнул и закрыл папочку:

– Какая мерзость, а я скован по рукам и ногам – Трикуписа очень любит народ.

– Я очень не хочу влезать в твои дела, друг, – вздохнул и я.

Георг понял меня правильно, поэтому отправил лакея с приглашением основному оппозиционеру – Теодоросу Диллияннису – на ужин, а второго – предварительно попросив у меня одолжить «папочку» – к лояльным оппозиции газетчикам. Тоже не лаптем щи хлебает: народ-то действующего Премьера любит только до тех пор, пока общественное мнение не прикормлено интересными фактами. Как раз к концу Олимпиады придется Трикупису посетить череду судебных процессов в качестве ответчика с последующим отбытием в места не столь отдаленные до конца своих дней: старенький он уже, и даже добрый греческий климат не поможет ему отсидеть положенный срок до конца.

Отправив гонцов (хоть бы телефон себе в резиденцию провел, Георг ты блин Греческий!), друг задал очень интересный вопрос:

– Могу ли я поинтересоваться источником твоих без сомнения верных сведений?

– Разумеется, – улыбнулся я. – Вот это, – указал на свои глаза. – Это, – указал на уши. – И это, – вытянул руки перед собой.

Все вместе – моя Внешняя разведка.

– Понимаю, – хмыкнул Георг и от греха подальше перевел тему. – Сразимся в бильярд?

– С превеликим удовольствием!

* * *

Стоя на «очень вип-трибуне» вместе с уважаемыми коллегами-монархами и французским президентом, я улыбался рукоплещущей нам толпе на «просто вип» и обыкновенных трибунах. Стадион откровенно так себе, преимущественно деревянный, и крыши над ним нет. Совсем не те монстры, которые мир научится строить в не столь уж далеком будущем, но под актуальные задачи и актуальную (то есть почти отсутствующую) популярность спорта подходит.

Вместо газона – плотно утоптанное поле, на котором потом повесят сетку: волейбол, он же «русский мяч», в программу соревнований входит. Шесть команд – не все страны успели составы подготовить. Нехватка спортсменов вообще общее место первой Олимпиады: многие господа будут участвовать сразу в нескольких видах спорта, в том числе «перебегать» из одиночных в командные. Мы отборы провели как следует, но чудес-то не бывает, поэтому сию «мировую практику» наша сборная разделяет.

Вокруг газона – асфальтовый овал, разметкой поделенный на дорожки. Здесь будут состязаться легкоатлеты – бег с препятствиями, сорта бега обыкновенного, эстафеты, велоспорт. Здесь же случится футбол, а выбрать между крикетом и лаптой мы всем Комитетом не смогли, поэтому ни того, ни другого не будет – англичане попортили малину даже здесь.

На втором стадионе состоятся метания копья с диском, толкание ядра и прочее. Там же пройдут соревнования с участием лошадей – скачки, гонки на колесницах (мы же преемники античности!) и прочее добро. В бассейне – плаванье на скорость, плаванье синхронное (представлено только нашей сборной под видом показательного внеконкурсного выступления, плавательные костюмы несколько умаляют прелесть участниц) и водное поло.

Не много, но главное – это подать миру сигнал в виде присутствия на открытии первой Олимпиады Августейших рож, что само по себе придаст спорту популярности, инвестиций и прочего.

А я еще и денег заработаю на этом всем – ставки на спорт появились не в моем времени, а Высочайшим господам очень удачно до такой простолюдинской забавы не было никакого дела, что позволило мне пробить себе монополию на их прием. А за Августейшими гостями-то все сливки их обществ приехали, поэтому ставок будет очень, очень, очень много – вложения в Олимпиаду окуплю точно, и, если азартные господа не подкачают, сложу во «Всеимперский Фонд Поддержки Спорта» кругленькую сумму.

Олимпийский огонь изначальным регламентом не подразумевался, но я не постеснялся лично его внести. По улицам Афин уже несут факел имеющие хоть какой-то спортивный авторитет (с ним в эти времена сложно) представители стран-участниц, а сейчас самое время толкнуть вступительную речь – прозвучит в исполнении Георга I, и кричать ему не придется: стадион оснащен микрофонами и «матюгальниками»:

– Прежде всего, от лица славной Греции, я выражаю свою глубочайшую признательность всем, кто помогал возродить великую традицию Олимпийских игр в новом, международном качестве. От всей души благодарю участников и гостей первой в Новейшей истории Олимпиады. Сейчас наш мир един как никогда: железные дороги, телеграф и телефон, небывалой скорости корабли и даже дирижабли – все это позволяет человечеству обмениваться товарами, капиталами и идеями с недостижимой ранее быстротой. Вместе с тем наш мир полон противоречий и старых обид. Наш мир – очень мал и хрупок, и для меня огромная честь стоять здесь вместе с откликнувшимися на мой призыв уважаемыми коллегами и народными избранниками.

Французский президент приосанился – ишь ты, «избранник»!

– Для меня – огромная честь стоять у истоков того, что станет скрепляющей наш мир и объединяющей людей нитью. Спорт закаляет тело и дух. Спорт объединяет людей и учит их взаимовыручке и честной конкуренции – этим несомненным добродетелям. Спорт – выше конфликтов. Спорт – вне политики!

Аплодисменты. Видели мы эту вашу «вне политики», но Георг уж точно за другую реальность не отвечает, а слова говорит хорошие и правильные. Пусть народ порадуется – мирных инициатив за последнее время вообще много, но горнило Большой войны уже кропотливо очищается от золы, оставшейся с войн прошлых, и готовится принять в себя свежую порцию стали и плоти. Плохие времена в Европе случались чаще, чем хотелось бы ее жителям, но никуда от них не деться – скоро поводов для радости станет гораздо меньше, а потому, грянув шапкой о пол, гуляем как в последний раз, дамы и господа!

Олимпийский огонь пронесли по стадиону и зажгли им газовый факел – к огромному восторгу собравшихся. Следующая неделя в моей памяти слиплась в наполненный соревнованиями и Августейшими пьянками ком. Да, насинячиться как следует я не могу – и слава богу, потому что мог бы наворотить дел из чистого куражу и сказать «коллегам» больше, чем следовало – но обилие впечатлений и пятнадцать часов на ногах в сутки волей-неволей перегрузят даже самый привычный к такому мозг. Ужасно хотелось в Петербург, в родной кабинет, где тихо, спокойно, а каждая минута служит единственной задаче – причинить любимой Империи счастье и процветание, пусть даже через боль и смерти меньшинства (прости-Господи!) ее подданных.

Вот мы с кайзером, заливая аплодирующих нам в такт – Франц Иосиф изволил подыграть нам на фортепиано! – монархов содержимым пивных кружек, прямо на столе отплясываем да распеваем немецкую этническую песню. Вот мы с Виктором Альбертом разыгрываем сценку из «Гамлета» – роль «тени отца» английскому королю доставила изрядное удовольствие. Вот, сквозь пелену тошнотворного опиумного дыма мы с коллегами ругаем своих «злых бояр» и сходимся во мнении, что доверять монарх может позволить только себе самому.

А вот – старая добрая охота на совсем не предназначенных для этого пестрых средиземноморских птах. Я мажу специально, а коллеги – потому что четвертый день нон-стоп пьянки, а птахи, надо полагать, за это нам благодарны. Вот вообще сценка, которой простолюдинам показывать никак нельзя: мой кореш Кристиан, больше всего на свете озабоченный вопросами личной и датской чести, смачно блюет под оливковое дерево к немалому удовольствию Августейшей братии. А вот сцена ультимативная, поразившая нас всех в самое сердце: король Швеции Оскар и Франц Иосиф, будучи под солиднейшим градусом, фехтуют на настоящих и правильно заточенных «полуторниках» испанского образца. Забава смертельная, и старикам приятно покрасоваться перед нами, условной молодежью. Крепки, сволочи такие, несмотря на преклонный возраст.