Текст книги ""Фантастика 2025-136". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Виктор Ананишнов

Комитет погрузился в тревожную тишину, которую решился прервать «Одиннадцатый»:

– Крайне важное и ценное замечание – как и ожидалось от многоуважаемого Председателя! Позволю себе заметить, что именно для этого второй принц лично пригласил Его Императорское Высочество Арисугаву составить компанию Великим Князьям в этом путешествии. Намек ясен – второй принц хочет показать нам через глаза Его Высочества как именно должно выглядеть истинное японское гостеприимство.

– Мы совершили ужасную ошибку, – покрывшись потом, признал «третий».

– Принц Арисугава уже принял приглашение второго принца, и повлиять на отплытие Великих Князей мы не можем, – «шестой» был более рационален. – Однако можем повлиять на темы бесед, которые Великие Князья будут вести в Кагосиме. Предлагаю немедленно лишить должностей и регалий недостойных членов Городского совета Нагасаки, разместив новость об этом в завтрашних газетах – второй принц много говорил о том, как ему нравится наша пресса, что я склонен считать намеком.

– Позволю себе заметить, – воспользовался возможностью принести пользу «седьмой». – Что упоминание истинных причин увольнения выставит Японию в дурном свете. Предлагаю уважаемому Комитету использовать другие обоснования, связанные исключительно с профессиональными качествами недостойных.

– Выдвинутые уважаемым Председателем предположения подтверждаются и докладом офицера Тайной полиции, удостоившегося чести присутствовать на застолье второго принца с Его Императорским Высочеством Арисугавой, – выразил лояльность начальнику «второй». – Во время застолья второй принц безошибочно распознал принадлежность офицера Кондо к корпусу Тайной полиции под видом шутки, сразу после этого сославшись на слова члена городского совета Эндо, что можно трактовать как прямое выражение недовольства работой нашего Комитета.

– Позволю себе заметить, – кисло высказался «восьмой». – Что второй принц с самого начала проявлял свои высочайшие дипломатические навыки. Если такой человек опустился до настолько толстых намеков, значит он полностью разочаровался в дипломатических навыках Комитета. Будь он англичанином, американцем или идиотом вроде Шевича, мы бы списали его возмущение на варварство и незнание наших обычаев. Однако второй принц – исключение, и мне не стыдно признаться в том, что потеря его уважения к нашему Комитету ранит меня в самое сердце.

И Комитет погрузился в уныние.

Глава 14

Переночевав в гостинице, я в одиночку (то есть без Арисугавы, который вчера напился так, что рёкан мы покидали в обнимку) вернулся на «Память Азова». День сегодня тяжелый – Пасха, и под стать ей был тяжелый взгляд неожиданно обнаруженного на борту Николая Японского:

– Святой день, Ваше Высочество, а вы встретили его на земле язычников.

– Доброе утро, батюшка, – улыбнулся я. – Когда-то не-языческих земель не было вовсе, и, если бы добрые христиане по ним не бродили, языческими бы эти земли до сих пор и остались.

– В храмы языческие заходили?

– Проезжали мимо, – покачал я головой. – У них там разуваться нужно, это же уже языческий ритуал, грех великий.

– С детками малыми грешили? – огорошил он меня вопросом.

Нет, я понимаю, что в Японии своя специфика, но я-то тут каким боком?

– С принцем грешил, – покаянно вздохнул я.

Глаза Николая полезли на лоб.

– Чревоугодию предавались до самой ночи, – развеял я недопонимание.

– Грех смертный, – с видимым облегчением покивал будущий Равноапостольный святой.

– Отмолю, – перекрестился я и пошел переодеваться.

Утренний ритуал завершился, и, воспользовавшись тем, что Николай с нашим Илларионом принялись освящать яйца, воду да куличи, другой будущий святой – в этой реальности, впрочем, едва ли канонизируют, повода не будет – увлек меня в свой кабинет, и до самого вечера я рассказывал цесаревичу о том, что видел и слышал.

На корабле тем временем царило веселье: наш народ Пасху любит, и любить будет еще очень долго, но в эти времена, когда православных канонов стараются придерживаться все, ликование особенно велико. Помимо несомненно ощущающейся на судне благодати, сюда можно подтянуть и физиологию с психологией: когда на человека накладываются ограничения – в нашем случае Пост – при их снятии человек испытывает облечение и радость. Но не будем о физиологии – она в эти времена штука невместная.

Всенощная физически далась легко – девятнадцатилетний, абсолютно здоровый организм и не такое выдержит – но морально тяжко: засыпать нельзя, пение Николая Японского, при всем уважении, быстро надоело, а приевшийся ладан начал раздражать. Не грехи ли благодать ощущать мешают? Не, ерунда – сильно грешную душу в целого Георгия Романова бы не засунули. Стоп, может в этом грех и заключается – в гордыне и ощущении собственной исключительности? Нужно больше Конфуция в голове: даже самый умелый, образованный и преисполнившийся правитель (а я пока даже не правитель) не имеет никаких оснований считать себя лучше самого грязного, неграмотного и нищего крестьянина, потому что государству одинаково важны оба. Вроде ладан поприятнее стал – помогло! Блин, Николай Японский как-то подозрительно смотрит, не иначе как китайщину почуял.

Подремав пару часов после Всенощной, я отправился встречать принца Арисугаву с пачкой его слуг, багажом и подарками для Николая и правителя Кагосимы – Тадаёси Симадзо. Душевно поприветствовав принца, я провел его мимо выстроившихся младших чинов, познакомил со старшими и повел знакомиться с Никки – он же важный, на палубе какого-то там Арисугаву встречать не может.

От Нагасаки до Кагосимы рукой подать – километров сто сорок по прямой, но нам «по прямой» нельзя – мы же корабли, и плавание заняло почти день. Время пролетело незаметно, в беседах с принцем и цесаревичем, где я в основном работал переводчиком. Минут двадцать с нами просидел Шевич, чисто Николаю показать разницу в отношении Арисугавы. Дмитрия Егоровича натурально ненавидят, и даже если Петербург пришлет телеграмму с приказом эскалировать до последнего, посла все равно придется менять.

Николай после ухода Шевича под благовидным предлогом – нужно работать с бумагами – выразил расположение к моей линии дипломатического поведения незаметным для Арисугавы подмигиванием. Я знаю язык страны пребывания несоизмеримо лучше Дмитрия Егоровича, не говоря уж об обычаях и менталитете: Николай с явным удовольствием продемонстрировал владение ритуалом дружеского осмотра меча – Арисугава этому знанию не удивился, и я его хорошо понимаю: если второй, сиречь – младший и не такой важный принц владеет несвойственным европейцам набором знаний, умений и навыков, значит цесаревич в этом всем «рубит» еще круче. Языка не знает – это фиг с ним, цесаревич фигура крайне занятая, и многовато япошкам чести будет.

Николай человек умный, любознательный и воспитанный, такие люди как правило навыком «молчи и прокатишь за умного» владеют в совершенстве, поэтому ограничивался ролью слушателя: Арисугава рассказывал нам о том, как под его «командованием» – на самом деле маленького в те времена принца прикомандировали к войскам в качестве талисмана на удачу и для получения им воинской славы – войска Императора разбили «последнего самурая» Сайго Такамори, на родину которого мы и плывем. Самая обыкновенная безнадежная атака в надежде уйти с честью, отстаивая милые сердцу самурайские привилегии: зарплата госслужащего, «рисовые пенсии», возможность везде ходить с катаной и при необходимости рубить ею тех, кто не выказал уважаемому самураю должного уважения. Ну и лоб выбривать Император запретил – это такой местный аналог бритья бород Петром. Когда японцы поняли, что прятаться от большого и страшного мира больше не выйдет, они отправляли «ходоков» во все Великие Державы, в том числе – нашу Империю, осмысливать и частично перенимать опыт модернизации. Вот от нас борьбу с неугодными формами волосяного покрова и привезли.

В Кагосиме нас ждали – не того масштаба фигуры Великие Князья, чтобы информация об их перемещениях и планах не дошла. Бухта здесь похуже, и к усыпанным народом берегам пришлось переправляться на шлюпках. Тадаёдзи Симадзо – лысый дед с неожиданно-черными бакенбардами и бородой – встретил нас лично, с полусотней приведших нас в восторг традиционным воинским снаряжением всадников. Бамбуковые доспехи даже отсюда, из конца XIX века, выглядят бесполезным дерьмом, но появились они неспроста, как и все военные штуки. Столетиями нищие (как исторический факт) японцы воевали катанами, копьями и луками. Деревянный доспех стоил недорого, в нем не жарко – здешнее лето влажное и душное, в латах при таком климате ходить не каждый сможет – был легким, то есть – не сковывал движений, что в битве на легких железяках очень полезно. При всем этом давал хорошую защиту от рубящих ударов – многие школы боя на мечах основаны на необходимости наносить удары в сочленения доспеха.

Пока слуги перетаскивали подарки туда-сюда, Николай с моей помощью оттарабанил ритуальные речи, пожилой Тадаёдзи ответил тем же, мы погрузились в паланкины и поехали заселяться во дворец, в котором придется жить минимум три дня – цесаревич все еще не торопится и намерен как следует позаниматься туризмом, раз уж в Нагасаки не получилось.

* * *

[Внимание! Употребление психоактивных веществ приводит к необратимым изменениям психики и деградации организма]

В открытые окна дворцовой столовой проникал приятно пахнущий морем, землей и ранними цветами из сада сквозняк, успешно развеивая спиртовые пары, табачный и опиумный дымы. На корабле последнее ныне запрещено – «бесы» же, но расслабившийся Никки счел, что его вера достаточно крепка, и охотно взялся за длинную, украшенную золотыми узорами, трубку. Князь Барятинский, «летописец» Ухтомский, припершийся с нами во дворец Шевич, принц Арисугава и хозяин дома вооружились такими же. Можно было бы изобразить праведника, но я оправдался перед собой необходимостью проверить пределы «посмертного дара» и затянулся горько-сладковатым, неприятным дымом, отчего поймал легкое расслабление, сильно этим отличаясь от соратников, которые прямо на глазах начали «залипать», мутнеть глазами и глупо улыбаться.

Опиум превращает человека в ленивое животное, и вот полюбуйтесь: не последние люди родной Империи эту гадость регулярно употребляют. А еще есть такая штука как легальный в этом времени кокаин – его аристократы тоже тоннами жрут. В том числе – генералитет. Кокаин вызывает у наркомана ощущение собственной исключительности и неспособности ошибаться. В какой-то момент для достижения такого состояния ума наркотики становятся не нужны – психика необратимо деградирует. К чему приведет кокаиновый «майндсет» командующих флотилиями и миллионными армиями? Ответ очевиден, и мне такие кадры вообще не нужны.

Сегодня – вечер третьего, и – к счастью – последнего дня нашего пребывания в Кагосиме. Николай доволен – пестро одетые самураи в количестве двух сотен вчера рукоплескали вышедшему на дворцовый балкон цесаревичу, что он воспринял правильно – как большую честь. Тадаёдзи Симадзо и его приближенные оказались отличными собеседниками и охотно устроили для нас совмещенный с экскурсией по дворцу показ коллекции древностей – мечи, доспехи, копья, гобелены, картины. Красота неописуемая, а один из мечей даже удостоился включения в список «Национальных сокровищ». На нем Никки вновь продемонстрировал ритуал дружеского осмотра меча, чем набрал очень много очков уважения местных – они, пусть и покорились центральной власти и встали на путь модернизации, все-таки радикальные приверженцы старинных традиций.

Не буду больше опиум курить – пара минут легкого «релакса» не стоят подачи дерьмового примера окружающим. «Делай как царь» – у нас этот принцип в большом почете, и, если Великие Князья наркоманы, в наркоманов автоматически превратится весь Двор. Работает и в обратную сторону – если правитель активный, дисциплинированный и работоспособный, это оживляет всю систему государственного управления. Надо будет выбрать себе любимый вид спорта и демонстративно им заниматься. Лапта, например, отлично подойдет – и физкультура, и командный дух воспитывает, и весело, а главное – она наша, родная, что очень понравится разросшемуся с одобрения Александра III движению славянофилов. С «Западниками» мне не по пути – видел, к чему приводит обслуживание западных интересов в ущерб своим. Деление нечеткое и не однозначное – среди славянофилов можно отыскать ненавистников самодержавия, а среди «западников» – ультрапатриотов, которые Запад любят исключительно как источник идей и технологий для усиления Родины.

Вчерашний день был насыщенным: Тадаёдзи подготовил для нас просто замечательную программу – традиционный воинский праздник с каноничными соревнованиями и антуражем: стрельба из лука на меткость, фехтование, скачки и прочая веселуха.

Ярчайшим событием стало участие самого Тадаёдзи Симадзо в упражнении «погоня за собакой». Один всадник галопом скачет вперед и тащит по земле набитый соломой мешок. Задача второго всадника – на полном ходу догнать мешок и попасть в него стрелой из лука. Тадаёдзи справился с первой попытки и без всякого жульничества – кавалеристов среди нас хватает, и они бы разглядели «поддавки». Возраст у хозяина префектуры не шуточный – за шестьдесят, но ловкость и меткость от этого совсем не пострадали. Словом – впечатлил.

После праздника к цесаревичу потянулась верхушка общества префектуры – дарили подарки и говорили приятное, а я напрягался: часть гостей после подхода к Николаю о чем-то говорили с Шевичем. Обладающий необходимым набором дипломатического функционала цесаревич паттерн усвоил быстро и даже запомнил три вежливые фразы: «Добрый день», «Спасибо за прекрасный подарок» и «Желаю вам успехов в делах», поэтому на сороковом госте я сломался и передал обязанности переводчика нашему Андрею, а сам отправился в оккупированный Шевичем уголок наполненного людьми зала.

Дипломат и его актуальный визави – очень богатый торгаш – моего приближения не заметили, а их свиты не рискнули прервать важный, судя по сложным лицам, разговор, и я смог услышать кусочек:

– … готовы, но нам не хватает достойного лидера. При всем моем уважении к Симадзу-саме, с возрастом крепнет ум, но слабеет тело. Долгая кампания способна подкосить и воина средних лет.

Понимаю – как минимум этот пытается выяснить, насколько правдив слух о том, что Сайго Такамори жив. Набери пару сотен таких, покажи им «последнего самурая», и Япония погрузится в гражданскую войну. Недели на три – примерно столько потребуется Императору, чтобы подтянуть обновленные армии и флот, после чего бунтовщики любого уровня будут приведены к покорности за одно-два больших сражения. Если получилось пару десятков лет назад, сейчас получится с запасом – у нынешней центральной власти даже настоящий броненосец есть, у американцев купили – Арисугава хвастался.

– Юный Симадзу Тадасига сможет продолжить дело своего отца, – сослался на пятилетнего наследника Шевич.

Совсем больной?

Японец, похоже, подумал так же:

– Очень жаль, что наследник Симадзу-самы еще не достиг пригодных для воинского дела лет, – с подчернутым огорчением вздохнул торгаш, попрощался с Шевичем поклоном и свалил.

Понял, что слухи врут, иначе зачем бы Дмитрий Егорович пытался повесить тяготы разжигания гражданской войны на Симадзу? Ищи дураков, глупый самонадеянный старик, а мы лучше продолжим неплохо жить новым укладом – авось однажды Император одумается и запретит ломать и пускать на переплавку милые самурайскому сердцу мечи.

Но какая страшная наглость у нашего посла! Такого спускать нельзя.

– Простите, многоуважаемый, – опередил я очередного япошку. – Дело чрезвычайной важности.

Японец согнулся в вежливом поклоне, и я шепнул недовольно на меня смотрящему Шевичу:

– Наедине. Сейчас. За мной.

И, не дожидаясь ответа – я же Великий князь, а он собака безродная – я направился к правому выходу из зала. Откуда ни возьмись нарисовался согбенный от прожитых лет лысый как коленка японский старик с козлиной бородкой, отекшими от старости, оставившими для глаз две тонюсенькие щели веками и в дорогом кимоно:

– Ваше Высочество-сама, может ли этот недостойный слуга помочь вам?

Фразы до конца поклона не хватило, и я смог насладиться видом трех пожелтевших зубов – большего прикрепленный ко мне слуга Токуэмон к своим семидесяти двум годам не сохранил. Колоритная внешность, впрочем, на профессиональные навыки не влияет – я им полностью доволен.

Я молча указал на раздвижную дверь, старик подвигал почти невидимыми от редкости и седины бровями на бдящих около нее самураев, те с поклоном открыли, и мы прошли в коридор с дверями по одну сторону и окнами с видом на сад по другую.

– Мне нужно поговорить с послом наедине, – выдал я слуге следующую задачу.

– Да, Ваше Высочество-сама, – он поклонился и повел нас с Шевичем по коридору.

Путь окончился быстро, в небольшой комнатке без окон, напольным столиком и двумя подушечками на покрытом татами полу. Слуга щелкнул тумблером – дворец хоть и принадлежит стороннику старого уклада, но электрифицирован – и спросил:

– Может ли этот недостойный слуга сделать для вас что-нибудь еще, Ваше Высочество-сама?

– Спасибо, Токуэмон, – ответил я, и мы с Шевичем остались наедине.

– Ваше Императорское Высочество… – громогласно попытался он взять разговор в свои руки.

Совсем дурной, что ли? Стены бумажные!

– Тсс! – приложил я палец к губам.

Он осекся, пробежал глазами по кабинету, подвигал усами и перешел на едва различимый шепот:

– Ваше Высочество, вы полагаете, что у местных хватит духа нас подслушать?

В дипкорпус что, только имбецилов набирают, или это персональная фишка Шевича?

– Встань рядом, Дмитрий Егорыч, – почти неощутимо для стороннего наблюдателя нахамил я.

Шевич, однако, как действующее лицо хамство ощутил – до этого момента я обращался к нему на «вы», что необязательно, но он привык. Посмурневший дипломат сделал шаг.

– Ближе.

Еще.

– Что ты как не родной, Дмитрий Егорович? Ближе.

Дипломат подошел вплотную. Потеет, бедолага.

– Скажи-ка мне, Дмитрий Егорыч, – положил я руки ему на плечи, воспользовавшись преимуществом в росте на добрую голову. – Тебе третий номер в Табели о рангах не жмет?

Дрожащей рукой Шевич вынул из кармана платочек и промокнул лоб:

– Простите, Ваше Императорское Высочество, я не совсем понял вашего вопроса.

Сдавив пальцами плечи посла, я улыбнулся шире:

– Для Тайного советника, Дмитрий Егорыч, ты производишь многовато шума. Тебе было велено пытаться разжечь гражданскую войну? Ты кем себя возомнил?

– Ваше Высочество, – Дмитрий Егорович вздернул подбородок и очень аккуратно взялся за мои запястья. – При всем моем почтении к вам, я прожил с этими дикарями достаточно, что бы понять – они уважают только силу. Избыточно любезное отношение здесь не приветствуется, а доброта и великодушие считаются слабостью.

– Как и везде, – отпустил я его.

Шевич натянуто улыбнулся:

– С цивилизованными людьми проще договориться, Ваше Высочество. Я придумал дивную интригу, которая нисколько не умолит ваших заслуг, совершенно, впрочем, иллюзорных – дружба здесь…

Внезапно охватившее все мое естество бешенство – это вот это чмо со мной свысока говорить будет⁈ – вылилось в удар в солнечное сплетение Шевича. Я – не боксер, но такой удар никаких навыков не требует. Закашлявшись, Дмитрий Егорович схватился за живот и согнулся.

– Значит так, – наклонившись, шепнул я ему. – Все свои интриги ты с этого момента прекращаешь, а все вопросы и разговоры сводишь к тому, какая Япония хорошая – я так делаю, и у меня все хорошо. Возомнишь себя самым важным еще раз – отправишься на корм акулам, и министр Гирс тебя не защитит. Ты понял, Димка?

– Так точно, Ваше Императорское Высочество! – выпрямившись, просипел Шевич, сопроводив слова верноподданнически вытаращенными глазами.

– Некоторые люди и вправду принимают доброту за слабость, – вздохнул я.

– Премного виноват, Ваше Императорское Высочество!

Когда Великий князь и вернувший чувство ранга посол вслед на старым Токуэмоном покинули комнату, совершенно ничем не отличающийся сегмент стены отошел в сторону, и на татами вышел потный от жары и впечатлений, нервно чешущий полученный в облаве на мятежников шрам, офицер Тайной полиции и скомандовал сам себе:

– Нужно как можно быстрее отправить донесение Комитету!

Глава 15

Доберемся ли мы когда-нибудь до Императора Муцухито? Николай, похоже, таким вопросом не задается, поэтому из Кагосимы мы отправились обратно в Нагасаки. Точнее – в расположенный неподалеку от нее кусочек Российской Империи, «деревню русских моряков», которую японцы называют «Инасамура». Территория честно арендована у Японии под базу, и «принимающей стороне» оно выгодно: русские покупают у местных припасы, уголь – а его флоту нужно жесть как много – пошире открывают мошну в публичных и «чайных» домиках и помогают местным девушкам зарабатывать на приданное.

Удивительный социум все-таки: бедная деревенская девушка приходит в город и совершенно законно заключает с иностранцем договор о временном браке. Сроки разнятся, но как правило договор истекает одновременно с «командировкой» моряка. После этого девушке выплачивается заранее оговоренное вознаграждение – бонусом идут полученные за время «семейной жизни» подарки, и возвращается в родную деревню, преподнося заработанное довольному такими раскладами жениху в качестве приданного. Данный факт дает неплохое представление об уровне экономического процветания японской деревни.

«Память Азова» рассекала темные воды и пускала дымы в усыпанное звездами небо. Повезло с ним япошкам – весь Млечный Путь как на ладони, красота неописуемая.

Принц Арисугава с нами не поехал – мы высадили его на шлюпку десяток минут назад – а мы с Николаем привычно курили папиросы у лееров, глядя на подсвеченный редкими огнями японский берег.

– Лет через шестьдесят-семьдесят там, – указал я на Японию. – Будут стоять небоскребы вроде тех, что строят Американцы в Чикаго. Их иллюминация сделает японскую ночь неотличимой от дня. Могучие транспортные развязки и железные дороги покроют всю страну, а сама Япония по экономической мощи сравняется с теми Великими державами, кто сможет дожить до середины двадцатого века.

– Эти люди – не дикари, – кивнул цесаревич. – Ты был прав: дикари живут в индийских трущобах, а здесь царит железная дисциплина. Когда римские легионы громили многократно превосходящих их числом, на их стороне была железная дисциплина. Поговорив с этими людьми, посмотрев на их жизнь и работу, проделанную за последние годы, я склонен верить твоим теориям – если японцы продолжат в том же духе, они вполне могу войти в клуб Великих держав.

Спасибо, Господи!

– Рационализм убивает этот мир, Никки, – вздохнул я, для разнообразия не притворяясь, а искренне. – Эти, – указал на берег. – Все поняли и отринули свою уникальную культуру и традиции как «бесполезные», решив равняться на лучших – иначе им уготована плачевная участь островной нищей страны, с которой разговаривают с позиции силы. С рациональной точки зрения, они сделали правильный выбор: судьба всей нации и будущее многих поколений гораздо важнее сотни способов любования цветущей сакурой.

– Безусловно, – покачал головой Николай. – В земном мире ты стоишь ровно столько, насколько ты силён.

– Я согласен с тобой, – кивнул я. – Большие страны ведут себя как бандиты, маленькие – как проститутки.

– Так! – хохотнул цесаревич. – Но есть и исключение – австрияки ведут себя как исключительные кретины.

Поржали – хуже австрияка в эти времена зверя нет.

– Больше всего мне жаль Китай, – признался я. – Только представь, Никки: больше трех тысячелетий непрерывной, задокументированной истории. Сотни миллионов человек населения на пике могущества! Четыре полноценных империи, которые сменяли друг друга с перерывами на существование государств поменьше. Уникальнейшая философская школа – Конфуцианство. Уникальнейшая система верований и духовных практик – даосизм. Когда наши с тобой предки, прости-Господи, с голой жопой бегали по лесам, Китай уже был непредставимо древним. Когда эпоха Империи Хань подходила к концу – ровесница Античного Рима, кстати – китайцы уже осознавали, что живут в Империи, которой приходит конец. Античный Рим и его соседи столетиями не могли понять, что Империи уже нет, ведь для них это было в новинку, а китайские крестьяне собирались за чаем с пришедшим в их деревню мудрецом даосом, единодушно признавая – да, Империя Хань доживает последние дни, и скоро на трон Запретного города воссядет новая династия.

– Наши дни многие называют последними, – улыбнулся цесаревич.

– Смотря для кого, – ухмыльнулся я. – Нашу Империю ты сбережешь – я в этом не сомневаюсь, но кое-кому придется пересмотреть территории и название государства.

– Расскажи еще о Китае, – попросил Никки.

– Когда жители заката эпохи Хань пророчили Империи скорый конец, у них были для этого все основания, – продолжил я. – Империя – это не земли и не многоконфессиональная, многонациональная пестрая масса подданных, сплоченная и направляемая могучим имперским кулаком, – сжав довольно мощный кулак Георгия, я продолжил. – Империя – это дороги, мосты, дамбы и прочее именуемое «инфраструктурой». По хорошим дорогам быстрее перевозятся товары, по ним быстрее перебрасываются армии, а дамбы и оросительные системы позволяют растить хлеб даже там, где раньше были непроходимые болота или выжженые пустыни. Китайцы в первую очередь торговцы и инженеры. Дороги и дамбы, построенные еще до эпохи Хань, к закату Империи пришли в упадок. Наводнения, засухи, голод, не успевающие давить восстания войска, теряющие время из-за негодных дорог – китайцы видели это и справедливо связывали с деградацией правящей верхушки. Основой этой деградации стал даосизм – невероятно древнее языческое учение, которым веками развлекалась интеллектуальная китайская элита. Даосы считают, что Император – это этакий талисман. Чем меньше Император работает, тем лучше по мнению даосов чувствует себя его Империя.

Николай задумчиво пошевелил усами – вот ему бы при даосизме было хорошо.

– Страной правило окружение Императора. Поначалу, как это всегда бывает после смутных времен, окружение было толковым, и Империя Хань процветала. Потом аристократия все больше погружалась в роскошь и дворцовые интриги. Основой их – только не смейся – стал Императорский гарем.

Никки гоготнул:

– Извини.

– Ничего, – улыбнулся я ему. – Гарем китайского Императора – это минимум тысяча красавиц. Каждая из них может родить сына, и этот сын будет иметь законные претензии на престол. Каждая из них пользуется невероятным, соразмерным Императрице почетом, у каждой есть свиты и амбиции, у каждой – гигантские расходы, досуха выдаивающие казну Империи.

Николай призадумался – гаремов у нас Императорам не положено, но концепция Двора абсолютно такая же.

– Во избежание недоразумений, заботу о гареме поручали скопцам-евнухам. Можешь себе представить, что молодой человек сознательно отрезает себе яйца, отказываясь от продолжения рода, чтобы построить карьеру в Императорском гареме?

– Какая мерзость, – выбросил окурок в океан Никки и достал следующую папиросу из золотого портсигара.

– Невероятная мерзость, – согласился я. – Особенно мерзкими евнух воспринимался самими китайцами: в Конфуцианстве, которое к язычеству и вообще религии никакого отношения не имеет, кстати, потому что сосредоточено на жизни земной, не существует никого более презренного и никчемного, чем не способный дать потомство человек. Жизнь – это бесконечный процесс, который делает бесконечным уходящая в тьму древних веков череда поколений. Чем больше прерванных навсегда человеческих цепочек, тем беднее наш мир. Однако к закату Империи Хань именно гаремные евнухи стали главных политическим актором. Были периоды, когда евнухи поднимались настолько высоко, что из-за спины Императора начинали управлять огромной, богатейшей Империей. Если мы с тобой однажды попадем в Китай, в окрестностях города Сиань – он был столицей тогдашней Империи – мы сможем полюбоваться на невероятное количество дворцов, построенных евнухами за государственный счет. Теперь давай посчитаем, – повернувшись к Никки, я загнул палец. – Из-за захиревших дамб река Хуаньхэ изменила русло, из-за чего Китай охватил трехлетний голод, – загнул второй. – Евнухи при власти, что для любого нормального китайца хуже, чем Лжедмитрий на Московском Престоле для наших предков.

Николай с улыбкой кивнул, оценив аналогию, я загнул третий палец:

– Трехлетний голод стал лишь последней каплей – ты же помнишь, как я рассказывал тебе, что десятилетиями китайцы бродили по Империи, рассказываю друг другу о конце времен?

Николай кивнул – продолжай.

– К моменту окончания жизненного цикла Империи наиболее обездоленные и от этого злые подданные были морально готовы закончить агонию Хань. Выкрасив брови в красный – чтобы облегчить узнавание соратников – крестьяне сбились в войска, и Китай погрузился в кровавое восстание, после подавления которого китайские генералы посмотрели на миллионы погибших воинов и убитых крестьян, потом посмотрели в стороны столицы, и поняли, что служить системе, которой рулят изнеженные евнухи, для них невыносимо. Развернув войска, они положили конец сгнившей Империи, и Китай на долгие годы разделился на три государства – так началась Эпоха Троецарствия.

Замолчав, я посмотрел на огни приближающегося порта, дав Николаю время подумать.

– Жоржи… – он осекся и заставил себя продолжить. – Мы живем в эпоху Заката?

Повернувшись к напуганному цесаревичу, я улыбнулся:

– Только тебе решать, брат, станет XX век для нас закатом или новым началом.

* * *

Ресторан «Волга», расположенный на набережной «русской деревни», дал мне возможность немного попробовать атмосферу нынешней формы Родины на вкус. Камерные условия корабля и общая атмосфера веселого приключения – а эмоций и впечатлений за прошедшие месяцы я хапнул столько, что начал немного жалеть прежнего себя: всё, где я побывал там, было плюс-минус одинаково технологичным, а здесь… Здесь чувствуется то, что так неумолимо толкало Беллинсгаузена, Магеллана, Крузенштерна и других прославленных путешественников туда, за горизонт.

Сцена хороша, но главная звезда на ней не я, а Николай. «Статистов» набилось столько, что открытые окна и двери не справлялись с запахами потных тел, табачным и опиумным дымом и перегаром. Многие моряки, купцы, сотрудники торговых контор и прочие «командировочные» пришли с наряженными в кимоно и нормальные платья временными женами. Все, как одна, с накрашенными белилами лицами и этническими прическами. Почти все возрастом не старше восемнадцати-двадцати лет. В основном возраст колеблется от четырнадцати до семнадцати – некоторые дамы в роли «жен» задерживаются на много лет, но в массе своей, отработав один-два контракта, возвращаются в родную деревню и выходят замуж уже по-настоящему. Нет, я не осуждаю – такие времена, такие нравы, и с точки зрения более прогрессивной эпохи их оценивать нельзя. Дамы и моряки довольны, у японцев претензий нет – вообще-то их правительство такую интересную схему и придумало – а значит и мне переживать не о чем.