Текст книги ""Фантастика 2025-136". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Виктор Ананишнов

– Что-о-о?!! – возмутился Кристиан-младший.

– Объясню, – улыбнулся я. – «Плевать» исключительно так, как нам удобно. Да простит меня Господь за ту ужасающую и порочную идею, что я выскажу далее, но иного пути нет. Сейчас прогресс и экономика развиваются небывалыми темпами, но вскоре мы упремся в технологический тупик, преодолевать который придется поколениями. На примере огня – научившись его добывать и использовать, человек миллионы лет не помышлял о большем. Электричество стало новым огнем, а мир, к счастью, сильно ускорился, но цикличность исторического процесса и самой природы возьмет свое. Я вижу спасение там, – я указал трубкой в потолок. – В бесконечных просторах Космоса, которые человечество неизбежно научится преодолевать и использовать. Мир наш уже тесен и задыхается, и от этого мы с вами, господа, вынуждены время от времени воевать. Война – главный раздражитель для простолюдинов. Убери ее – и нашим с вами потомкам, носителями многовековых традиций, не будет ничего угрожать. Но это – дела очень далекого будущего.

– Что ты предлагаешь? – потерял терпение Альберт.

Монархи наклонились поближе – любопытство разожжено как надо.

– Я предлагаю развлекать простолюдинов сколько угодно долго тем, что им по-настоящему интересно: ярким грошовым хламом, обилием жратвы и плотскими утехами, – с предельно брезгливым видом ответил я. – Я предлагаю концепцию «общества потребления»…

Глава 26

Воскресная служба в старенькой, но благодаря заботе человеческих рук добротной и не имеющей в себе ни единой гнилушки церкви села Верхние Ёлки Пермской губернии закончилась, но расходиться никто не стал – всё, зависимость от получения свеженьких новостей благодаря многолетней работе «политруков» в рясах у населения по всей Империи (умолчим о некоторых горных районах и жителях Заполярья – там несколько иной уклад жизни, и меняться он будет очень долго) успешно выработалась, и ворчат теперь мужики с дамами на «бесполезную трату времени» только из привычки да кокетства – характер показать.

Глава прихода, батюшка Андрей, привычно дал пастве десяток минут на то самое ворчание и интересные для них разговоры, сам занявшись приведением в порядок мыслей – в какой-то момент односельчане втянулись настолько, что начали засыпать «политрука» вопросами, и пришлось Андрею вспоминать уроки риторики из семинарии да готовиться прилежнее. Сегодня для него работы немного: «довести до масс», как пишут ныне в спускаемых свыше циркулярах, предстоит всего один большой материал. Большой, да пояснений к нему давать особо не придется: Его Императорское Величество Георгий I обладает редким даром объяснять сложные вещи понятным для всех языком, не сильно жертвуя при этом нюансами.

– Котел в баньку выписал по каталогу вчерась, ух и дорого, собака такая! – похвастался-пожаловался односельчанам тридцатилетний, щуплый, но на удивление и даже зависть сильный да выносливый «середняк» Федор.

Мужики пошевелили усами и бородами – теперь им всем тоже захотелось новенький котел в баньку.

– По чём? – решил прицениться молодой и оттого нетерпеливый, только в позапрошлом году женившийся на пятнадцатилетней Машке, но уже успевший при помощи братьев выстроить себе домик и распахать да засеять выделенный общиною надел восемнадцатилетний безбородый Юрка.

– Те-то чо? Ты ж голытьба! – приложил его пятидесятилетний, наевший «вот такенную» ряху и обожающий как бы случайно толкать односельчан здоровенным пузом Никита Сергеевич.

Бывший «кулак», а ныне – просто самый богатый крестьянин в селе. Никто нажитое за годы драконовских «ссуд» землякам добро у него понятное дело не отобрал, но ныне «малина» закончилась: обильная помощь от так неудачно для Никиты обратившего внимание на подданных государства помогла вылезти из долгов всем жителям Верхних Ёлок, и теперь они аж вон котлы по каталогу выписывают.

Народ поржал, а Юрка не стал терпеть и ответил:

– Голытьба – не голытьба, а с мироедом в одном поле срать не сяду!

Ответ пастве батюшки Андрея понравился до сотрясшего стены церквушки гогота, а самому ему пришлось погрозить вжавшему от этого Юрке голову в плечи пальцем. Ишь ты, срам какой в церкви изрекать надумал!

Никита Сергеевич не обиделся, вместо этого горделиво расправив укутанные в меха (жарко, лето на пороге, но надо «марку» держать) плечи. Жизнь – она длинная, а государство заливать голытьбу деньгами однажды перестанет. Придет к нему еще Юрка, просить со всем уважением будет да по полу на коленках ползать, а Никита конечно же поможет, и даже процент не шибко задерет – пущай все видят, что характер у него незлобливый, а свою выгоду каждый ищет.

Сельский купец Матвей, во втором уже поколении хозяин самой большой на полста верст окрест лавки, ухмыльнулся в усы – все у «голытьбы-Юрки» будет хорошо, потому что с двумя десятками других молодых крестьян и при помощи Матвея собираются они паевое общество основать, коровник да коров обретать да продавать продукцию в самую Пермь – там заводов да фабрик с рабочими прибавилось, государевых, что-то военное, и по словам члена Городской Думы, к коему Матвей с подарками порою вхож, дальше только лучше станет. Жалования там добрые, а основной производитель масла – купец второй гильдии и промышленник Александров – очень удачно неделю назад проигрался Матвею в преферанс, и теперь фабрика его нотариально оформляется в собственность Матвея. Три электрические маслобойки да договор на подключение их к заводской электростанции станут первым шагом на пути модернизации производства, а паевое общество, коему по недавно подписанному Его Императорским Величеством указу положен почти беспроцентный кредит «на развитие», послужит надежным источником сырья. Землю пахать Юрке сотоварищи скоро пахать станет некогда, но они о том и не жалеют: «барыши» позволят не то что котлы в баньку выписывать, а зажить лет за десять не хуже мироеда-Никиты. Но о том пока молчок – деньги тишину любят, вместо этого лучше бизнес-возможность попользовать, покуда односельчане про каталог задумались:

– А вы приходите каталог-то посмотреть, мужики. Новый, третьего дня привезли, вместе с товарами.

– Да ну тебя, Матвей Кузьмич, – добродушно послал его «середняк» Николай. – К тебе как придешь, так потом до осени с кукишем в кармане сидеть.

Посмеялись односельчане, да только к Матвею прямо так, всей толпою, сразу из церкви и придут – не закупиться добром, так хоть поглазеть да прикинуть, на что потихоньку скопить можно, а чего и даром не надо. Ну и конфеток детям прикупить – сахару в Империи теперь столько, что леденцы да карамельки дешевле гороха стоить начали. Тож говорят, что не без царёвого участия.

– Всё! – объявил конец «антракту» батюшка, покашлял чисто для солидности и принялся читать статью. – «Интервью Его Императорского Величества Георгия, взятое на палубе дирижабля „Борт №1“ в полутысяче метров над землею, на пути из Петербурга во Владивосток».

– Ишь ты! – не удержались крестьяне от удивленного вздоха.

– Цыц! – шикнул на них Андрей и продолжил. – Вопрос: «Ваше Императорское Величество, дозволено ли будет спросить о цели Вашего путешествия?». Ответ с улыбкою: «За этим вы и здесь. Цель проста – навестить Дальневосточные рубежи нашей Родины, пообщаться с тамошними жителями да оценить пройденный за четыре года путь. Увы, повторить так сказать „внутреннюю“ часть навсегда оставшегося в моем сердце Путешествия в силу рабочей нагрузки не выйдет – пробыв на Дальнем Востоке неделю, я на этом же дирижабле отправлюсь в столицу работать на благо Империи дальше, но мои спутники – мама да младший брат с сестренкой отправятся, что называется, „по городам и весям“, дабы лично убедиться в том, что администрации губерний добросовестно выполняют свои обязанности. Мое доверие к ним велико, но недаром говорят „доверяй, но проверяй“. Кроме того, последним, и, увы, несбывшимся желанием моего покойного батюшки было путешествие по стране, которой он почти и не видел из-за неустанной работы во имя ее процветания». Помолимся за покойного Императора, братцы!

Паства под руководством батюшки помолилась, и «политинформация» продолжилась:

– Вопрос: «Ваше Императорское Величество, недавно вы вернулись из рабочей поездки в Берлин, где приняли участие в основании новой, международной организации, названной „Лигою Наций“. Безусловно, многие наши читатели знакомы как с названием, так и ее функциями, однако им несомненно будет интересно получить информацию из первых уст, ведь Ваше Императорское Величество в известной степени являются архитектором данной организации». Ответ: «Мой вклад в создание Лиги Наций несколько преувеличен – „архитектурой“, как вы выразились, занимались работники нашего славного Министерства Иностранных дел под прямым руководством министра Гирса, и они прекрасно справились – иначе мои уважаемые коллеги со всего мира, за исключением почему-то устранившихся от участия Северо-Американских Соединенных Штатов не поддержали бы столь нужную для всего мира инициативу. Функции Лиги Наций просты – наш мир, как материальное наше место жизни, очень хрупок, а „мир“ как противоположное „войне“ его состояние – еще более хрупкая конструкция. Начать войну, к моему великому сожалению, гораздо проще, нежели сохранить мир, и данная площадка, смею надеяться, поспособствует этой сложнейшей задаче хоть немного».

– Хрен там «поспособствует»! – не удержался многоопытный Никита Сергеевич.

– Быть войне! – согласился крестьянин Федор.

– Тишина! – призвал к порядку батюшка. – Негоже Его Императорское Величество перебивать! Епитимью на вас обоих налагаю – два десятка раз «отче наш» начиная с сегодняшнего вечера и по следующее воскресенье читать. Продолжаю. Вопрос: «Дозволено ли мне будет поинтересоваться вашим мнением о том, почему Североамериканские Соединенные штаты не пожелали принять участие в столь полезной для народов всего мира организации? Неужели недавно избранный на второй президентский срок Стивен Гровер Кливленд хочет войны?». Ответ: «Полагаю, дело в так называемой „политике изоляционизма“, являющейся лейтмотивом политики САСШ на данный момент. Могу их понять – Европа практически всю свою историю воевала в разных конфигурациях, и в дальнейшем, боюсь, войн нам избежать не удастся – что, разумеется, не повод не прикладывать к этому все наши усилия. В глазах американских элит мы здесь – что-то вроде огромной банки с весьма коварными и живучими пауками, время от времени откусывающими или пытающимися откусить друг от дружки кусочек повкуснее. В основном – по предварительному сговору с другими пауками. Лезть в такое даже пятиметровой палкой едва ли кому-то захочется, и я нисколько не считаю Стивена Гровера Кливленда и его команду сторонниками войны – просто их от нас отделяет океан, и было бы грешно не пользоваться такой уникальной возможностью спокойно наводить порядок в своей стране. Тем не менее, присутствие представителя САСШ в Лиге Наций принесло бы великую пользу – неподалеку от их берегов имеется изрядное количество потенциальных очагов напряжения, и многие мои европейские коллеги с недоумением и понятным возмущением воспринимают попытки правящих элит САСШ эти самые очаги „раскочегарить“. Недостаток дипломатических усилий приводит к войне, и мне, как последовательному стороннику дипломатии, было бы очень приятно поспособствовать в меру сил налаживанию отношений между САСШ и европейскими коллегами».

– Ха, у Турции Царьград с проливами точно «откусим»! – обрадовался аналогии Юрка.

– Ты чтоль откусывать будешь? Забыл, как тебя корова Федькина неделю тому чуть на рога не подняла? Тож мне – воин! – не удержавшись, отыгрался Никита Сергеевич.

Церковь сотряс очередной взрыв хохота, а батюшка Андрей смиренно вознес мысленную молитву, прося у Господа терпения и прощения так неправильно себя ведущей в Храме пастве. Не со зла это они – просто Помазанника шибко любят, вот и аукается каждая его фраза в самом сердце.

* * *

Сидя за столом кабинета в доме генерал-губернатора Николаевской губернии Омельяновича-Павленко, я писал письмо-телеграмму любимой супруге, оставшейся в столице смотреть за детьми и делами:

«Милая Марго, я совсем не могу поверить в то, что ныне нахожусь в том самом, некогда удручающе деревянно-малоэтажном, тщетно пытающимся казаться городом Владивостоке, который я видел меньше пяти лет назад. Спустившись на землю при помощи корзины и веревок там, где однажды нога моя ступила на родную землю впервые с этой ее стороны, я принялся задавать себе мысленные вопросы: 'Это что, названный в честь Николая сухой док успел монструозной судоремонтной базой, подмявшей под себя всю бухту стать⁈ О, Триумфальную арку, под которой я имел честь пройтись перенесли⁈». Не осуждаю, а только одобряю – портовая инфраструктура штука громоздкая, и лучше перенести арку, чем извращаться и сжигать на долгой дистанции миллиарды человеко-часов и рублей из-за кривой логистики.

Набух и торговый порт – резкое увеличение количества проходящих через него грузов вызвало соразмерную реакцию, и теперь он способен «переварить» в четыре раза больше добра, чем раньше. Как следствие, рядом выросли циклопические склады, связанные с портом и логистическими узлами – в первую очередь конечно Николаевской губернии и собственно Дальневосточной губернии со столицей-Хабаровском – густой сетью железных дорог: узкоколеек и «конок» в основном, но впоследствии они сменятся нормальными. Не имеется недостатка и в «шоссейных» дорогах, по которым днями и ночами катаются караваны с людьми и грузами.

Еще из дирижабля, глядя в иллюминатор, мы всей семьей поразились масштабам проделанной местными работы. Чудовищное количество денег и переселенцев, активно «выдергиваемые» из-за океана специалисты и материалы, обильный приток «гастарбайтеров» из азиатских стран и общий моральный подъем от ощущения причастности к строительству чего-то грандиозного – а его недооценивать не стоит! – привели к рождению настоящего чуда.

Занятно, но не только Владивосток с окрестностями претерпели изменения – новый импульс получило и западное побережье Америки. Пока здесь кипела работа, там бурлила Ее Величество Конкуренция, ковались и обнулялись сумасшедшие капиталы, рвались на мелкие клочки ставшие такими обременительными контракты с теми, кто платит меньше, а главное – не дает той нематериальной, но прекрасно ощутимой заинтересованными в многолетней и последовательной работе предпринимателями сущности, именуемой «стабильностью». То, что уже имеется в этих краях – это ведь только начало, и дальше станет только лучше, а значит застолбить за собой как можно больше многолетних контрактов велел сам Господь.

А теперь о несколько смущающем: ты знаешь, как холодно я отношусь к лизоблюдству и верноподданичеству, а потому конечно же поймешь, что я никоим образом не предаюсь обидам, а лишь делаю наблюдения и делюсь ими с тобою, моей преданной подругой и дарованной самим Господом половинкой. То, как меня ранее встречали в этих краях, совершенно не годится в подметки тому, как меня встретили в качестве Императора. О, не нашлось ни единой крыши, ни единого дерева, на котором не расположились бы мои милые подданные, пытающиеся разглядеть меня хоть краем глаза. Видела бы ты, как забавно выглядели некоторые из них, пытаясь одновременно цепляться за ветви и должным образом кланяться! Увы, не обошлось без падений и некоторых давок – это потребовало от меня проявить заботу и оплатить лечение пострадавших. Некоторые здешние господа в мундирах пытались внушить мне, что делать этого не следует – мол, хитрецы, зная о моей доброте, специально попадали на головы собравшимся под деревьями дамам и господам, дабы получить компенсацию, и теперь мундиры обрели новых владельцев, а Империя – несколько совершенно гражданского толка подданных.

Завтрашним утром я отправлюсь на Юг – на некогда нареченные «новыми» территории, а теперь – крепко вросший в тело Империи край, о чудесах которого ходят слухи по всей планете. Там, в славном Евстафьевске, я встречусь с моим старым другом – принцем Арисугавой, о котором, признаюсь честно, успел соскучиться. С ним мы обсудим некоторые деликатные вопросы, о которых тебе известно – помнишь ту дивную прогулку по Московскому зоопарку, когда я несколько увлекся рассказами о Тихоокеанских планах? Теперь, вдали от тебя, я ужасно жалею об этом – лучше бы я посвятил все свое время словам любви к тебе. До чего же я соскучился по тебе! До чего же я скучаю по детям! Дирижабль быстрее поезда, но все равно ползет невыносимо медленно, и каждую проведенную в нем минуту я чувствую, как драгоценное время утекает сквозь пальцы, вместо того, чтобы наполниться милой семейной возней или хотя бы работой. С последней, впрочем, легче – по пути мы с матушкой, Мишей и Олей изрядно повеселились, на корзине поднимая на борт уважаемых господ, коим были вверены заботы о провинциях. Вид у них был великолепнейший – бледный, дрожащий, и я от всей души благодарен их крепким нервам за то, что позволили столь важным для Империи людям не оконфузиться самым прискорбным образом: боюсь, после такого мне пришлось бы искать им замены…'.

Глава 27

Всюду, куда не кинь взгляд, от горизонта до горизонта, стояли снявшие головные уборы мужики с сыновьями и повязавшие по такому поводу самые нарядные из имеющихся платочков дамы с дочками. Ехали мы от этого медленно, и, как бы глупо с моей стороны это не было, от бронерованной кареты я отказался в пользу коляски на высоких колесах. Почти в двух метрах над землею мои ноги стоят, поэтому видно должно быть всем – хотя бы силуэт, главное мыслей о покушении в голову не допускать. Стою только я – брат с сестренкой и мамой сидят, их «по шею» защищают укрепленные борта коляски. Я-то все, что меньше «хедшота» переживу – а может и прямо его! – а они, увы, из гораздо более хрупкого материала.

Меня любят везде – кто-то потому, что так положено, но в большинстве своем искренне, как Богом данного Помазанника. Репутация – ее я «прокачал» до беспрецедентных для Российского монарха высот. Появится в толпе идиот, так его сами мужики в клочки и порвут – был год назад один очень неприятный прецедент, там придурок с револьвером только вынуть его и успел. Пришлось назначать мужикам штрафы и из своего кармана их и оплачивать – самосуд все же, хоть какая-то реакция по юридической линии последовать должна. Сверху, разумеется, «висюльки» и по тысяче рублей «за гражданскую сознательность».

Любят везде, да любят по-разному. Все, что случается часто, рано или поздно становится привычным, сиречь – обесценивается. Зажрался в этом плане Петербург – полагаю, что меня там видела лично подавляющая часть населения. Зажралась и Москва – в ходе ее перестройки и «причесывания» мне туда часто ездить приходилось, и оттого народ привык. Гораздо лучше в Центральных губерниях – да, езжу регулярно, но все-таки редко. А здесь… О, здесь у людей праздник такого масштаба, что следующую половину столетия о нем будут рассказывать всем, кто готов слушать (или недостаточно крут, чтобы послать собеседника за такую неинтересную тему) со сладким прищуром глаз и благоговейным придыханием.

Плачут! Улыбаются, кланяются и плачут от чистой радости! Нет здесь ни одного случайного человека, кроме приглашенных иностранных специалистов да гастербайтеров, которым на меня в целом пофигу. Либо давно сюда прибыли дамы и господа, и воочую наблюдали грандиозные перемены, от которых стало лучше вообще всем. Либо, потеряв все и дойдя до «ручки», совершили невероятно долгое и тяжелое путешествие с той аж стороны Урала сюда. Изначально надеясь только на себя – как привыкли – они внезапно ощутили непривычно ласковую, подталкивающую в спину и успокаивающую длань поддержки такого огромного и такого скудного на сочувствие к своим подданным государства. Вот тебе деньги, вот тебе транспорт, вот тебе «сухпай» да сельхозинвентарь, вот тебе лекарства и измотанный, ворчливый, злой просто от недосыпа и нагрузки, но неизменно преданный своему долгу доктор.

А здесь – земли столько, сколько сможешь освоить. Вот и школа для деток твоих – поначалу буквально под открытым небом, на замызганных да дырявых попонах сидели, а смотрели на самодельную корявую «доску», по которой учитель выводил буквицы да цифры куском угля. Так начиналась Николаевская губерния. Так начиналась моя Августейшая карьера, и сейчас, когда первые трудности позади, когда никто уже не обязан рвать жилы – неважно, добровольно ли или по приказу – когда местные землепашцы смогли уже построить и зажить привычным им, неподверженным времени циклом «от посевной до урожая», Николаевская губерния готова совершить качественно новый рывок – из главного сельскохозяйственно-промышленно-торгового центра по эту сторону Урала стать таковым для всего Тихоокеанского побережья, вполне способного потягаться с Америкой. Не небоскребами – нам этого подавляющего человечность и склоняющего к гордыне добра не надо, эвон землицы сколько предками да нами самими заготовлено: расширяйся куда и как хошь!

Яков Павлович, генерал-губернатор, хвастался вчера на приеме – инвестиций иностранных хлынуло буквально пару лет назад (когда все поняли, что это – надолго) столько, что переваривать не успевают, и останавливаться на этом никто не собирается. Очень, очень, очень хочется всем закрепиться на так вкусно пахнущих прибылями территориях и остаться навсегда.

– Ольга, я настоятельно рекомендую тебе не пить третью бутылку этой дряни, – проявила мамину заботу Дагмара, и погрустневшгая Великая Княжна положила запотевшую бутылку газировки «Доктор Пеппер» обратно в ящик со льдом.

В Америке завода еще нет, а здесь – есть! Небольшой, на пыру тысяч бутылочек поллитрового объема в месяц, в соответствии с ёмкостью рынка, но сам бренд теперь наш, а автор рецепта – Чарльз Олдертон – имеет российское подданство и титул барона по очень простой причине: мне его газировочка очень нравится. Второй завод – под Москвой – строится прямо сейчас, вместе с сопутствующими предприятиями, и вот он уже будет гнать продукт в совсем других, пригодных к экспорту по всей Европе, масштабах.

На въезде в город Евстафьевск нас встретили собственно градоправитель – Евстафий – члены Городской Думы, пестрая пачка видных людей города и немного японцев во главе с принцем Арисугавой.

Так – не принято, но, поздоровавшись со своими и ответив кивком на поклон япошек, я сгреб принца в объятия – реаально соскучился по этому самураю в лучшем сммысле этого слова. Не растерявшись, он похлопал меня по спине:

– Я тоже скучал по тебе, дорогой друг!

О, у япошек киноаппараты – тоже освоили кинохронику, а я ведь меньше года назад им продажу лицензии на производство своею рукою одобрял. Умеют работать, собаки – в этом азиатам не откажешь. Но мы все-таки лучше, если дремать стране не давать, а то так ей это хочется: рывок в полстолетия за пару пятилеток сделали, а дальше можно расслабиться на следующие полста. Нет уж – только вперед! Без надрывов и героизма – так, чтобы с набравшего пугающий ход паровоза Империи попадало хотя бы меньше десятка миллионов его облитателей, а то как-то грустно получается.

Евстафьевск из захолустной приграничной крепости за время моего отсутствия превратился в ценнейший логистический узел «от нас в Индокитай». В основном – сухопутный, а порт в скором времени подвергнется очередному расширению и модернизации. Но есть нюанс – его Евстафий жалобно озвучил почти сразу после начала нашего движения по имеющимся, заставленным добротными каменными домами о двух-четырех этажах, улицам и их будущим товаркам, ныне пребывающими в состоянии стройки и демонтажа китайских еще, деревянных домов. Не всех – согласно указу «О сбережении культурного разнообразия и исторически-архитектурных ценностей» моего авторства, несколько особенно колоритных домиков трогать запрещено: на них специальные таблички висят.

– Ваше Императорское Величество, бухту бы нам укрепить – Владивосток перегружен, Хабаровск тож, а к нам тут причалить не все могут. Как Ваше Императорское Величество однажды метко высказались – возникло у Евпатьевска «бутылочное горлышко».

Однажды полное собрание моих «сочинений» кто-нибудь выпустит, а пока «канонические» тексты и «новояз» учить приходится через интервью, прямые обращения и собрники того и другого: ежегодно новое, расширенное и дополненное издание с «тезаурусом» публикуется, и неизменно становится бестселлером.

Бухту углублять в эти времена очень непросто, а потому каждый человеко-час на этом направлении до скрежета зубовного отвлекать от подготовки к Большой Войне не хочется. Но прав старообрядец мой верный – реально «бутылочное горлышко» образовалось, и о том же мне Гродеков с Омельяновичем-Павленко говорили. Мысленно зажмурившись – тяжелое решение, потому что в Войну оно может обернуться лишними потерями – я улыбнулся:

– Решим и разберемся, Евстафий Никанорович.

* * *

Японцы – существа очень регламентированные, поэтому обмен подарками между мной и Арисугавой носил «дружеский» характер: я вручил ему щенка-меделяна – отцом является мой Арнольд – книжку Миши «Машина времени», книжки с Олиными иллюстрациями: «Гуси-лебеди», сплагеаченную сказку про Нильса и гуся, переизданный сборник «Казачьи сказки» (где спёртые «Рики-Тики-Тави» и «Маугли») и мою гордость: «Сборник простых кулинарных рецептов для повседневного и праздничного приготовления под редакцией Вдовствующей Императрицы Марии Фёдоровны». Мама довольна – теперь все многочисленные домохозяйки Империи ее будут помнить и любить. И так бы помнили и любили, но Дагмара последнее время стала склонной к хандре и некторой слезливости.

Вполне оправданной и даже трогательной – стареет матушка, и плавит русское коллективное бессознательное построившую такую головокружительную карьеру датчанку, неотвратимо проявляя в ее характере черты совершенно русской бабушки. От этого даже новая мода в Свет просочилась – всю минувшую зиму дамы ходили во вмеру сил, средств и положения украшенных валенках. На зиму следующую мы заготовили унты – работа с жителями Крайнего Севера ведется штатным порядком, и от этого многие собиратели фолклора получают гранты и научные звания, а сами «народы» – социальные лифты, торговые караваны (настоятельно рекомендовано минимализировать количество «огненной воды», плохо от нее северянам) и нафиг им самим ненужный почет.

Арисугава в ответ подарил мне парочку древних гончарных изделий, несколько сборников классических японских стихотворений и шикарное издание классических японских романов в десяти иллюстрированных тонах, снабженное переводом на русский – это не издано, а предназначено для издания нами на внутренний рынок. Мода на азиатщину остро нуждается в любых способах монетизации!

Обмен состоялся на второй день моего пребывания в Евстафьевстке. Первый целиком заняли официальные приемы «со своими» с обсуждением рабочих вопросов – все знают, что времени на пустопорожнюю болтовню терять я не люблю – время от времени снабжаемые произносимым всеми местными старообрядцами и почему-то заставляющим сердце немного ускоряться и навевающим мысли о бесконечной цепи стоящих за нашими плечами предков словом «Беловодье». Именно его старообрядцы видят здесь, в Николаевской губернии, и я считаю это прекрасным – не больше и не меньше.

Половинку дня второго я посидел в рабочем кабинете, а теперь, когда солнышко потихоньку стало сползать к сопкам, прибыл сюда – в шикарный личный особняк Арисугавы, выстроенном в классическом японском стиле: дерево, бумага, сад с камнями, бонсаями и ручейком и личной – вот же понторез! – узкоколейной железнодорожной веткой, связывающей особняк с настоящим замком, который он отгрохал себе в своем специфическом с точки зрения международного права княжестве.

Имеется и бассейн – тоже ведь мода, и теперь по бассейну себе отгрохали почти все состоятельные господа Империи и чуть меньше – зарубежья.

Поговорив о делах семейных – у Арисугавы уже трое детей, одна девочка и два мальчика, поэтому двум молодым отцам было прикольно пообсуждать курьезы и превратности воспитания потомства – когда небо над сидящими на крылечке с видом на сад и попивающими чай нами окрасилось в закатные цвета, перешли к более полезным темам:

– Тучи сгущаются, – с предельно безмятежным, как и положено во время любования красотой рукотворной природы видом, поведал Арисугава. – Проклятые американцы чувствуют, что Аляска не так проста, и роют носом землю, пытаясь выяснить, что именно мы там делаем. Даже наши крестьяне умеют держать язык за зубами и преданы Императору, но все-таки остаются скотом в глубдине душе. По нашим данным, американцы больше года знают о сказочных богатствах этого белоснежного края – просто у них нет доказательств. Мы щедро платим некоторым конгрессменам, которые вставляют палки в колеса направленным на пересмотр договора долгосрочной аренды инициативам, но, боюсь, в скором времени жадность этих гайдзинов… – Арисугава осекся.

– Я не обижаюсь, мой косоглазый друг, – безмятежно улыбнулся я ему.

Одобрительно хмыкнув, он продолжил:

– Жадность этих гайдзинов заставит их пересмотреть свое отношение к собственной святыне – праву частной собственности. Боюсь, не далее следующего лета состоится большая правительственная проверка. Их судебная система полна дыр, которыми мы неплохо научились пользоваться – дело будет долгим, и мы не без оснований рассчитываем продолжать добычу золота до 1897-го года. Его Императорское Величество распорядились интенсифицировать работы. Тем не менее, Аляска стала для нас попросту бесценным подарком, и вся Япония благодарна тебе за него, мой друг.

Покивав с улыбкой – японцы за «подарки» привыкли отдариваться, поэтому напоминать нашу поговорку «долг платежом красен» нет смысла – я допил содержимое пиалки, и Арисугава лично наполнил ее новой порцией.

– Как поживают ваши флот и армия? – спросил я, параллельно любуясь угодившим в ручеек закатным лучом.

Умеют, блин – вроде бы ничего такого, но до чего же эстетично! О состоянии японского флота и армии я знаю практически все, просто перевел тему куда мне надо.

– Мы проделали долгий путь. Не столь впечатляющий, как твоя Империя, но мы умеем и любим учиться и работать, – Арисугава тоже был в курсе, что перечислять корабли и итоги модернизации армии нет смысла.

– Доля людей, сосланных англичанами в свою каторжную колонию, поистине ужасает, – я перевел взгляд на кромки растущих за забором сосен и сделал маленький глоток. Вкусно. – А доля аборигенного населения Австралии – носителей древней и самобытной культуры – ужасает еще больше.