Текст книги ""Фантастика 2025-136". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Виктор Ананишнов

Глава 15

Алжир и Ливия по итогам войны останутся как бы независимыми, в формате совместного русско-немецкого протектората, а вот Египет, после крушения Британской Империи некоторое время находившийся в сфере влияния осман, с сегодняшнего дня официально является частью России. А разве могло быть иначе? Вы только посмотрите на рожу Тутанхамона – вылитый сибиряк!

Так теперь шутят во всех салонах Российской Империи, а в Кремль регулярно приходят очень вежливые просьбы от моих коллег побыстрее добить осман, потому что из-за боевых действий в районе Суэцкого канала пользоваться им в торговых целях стало невозможно. Как ответственный правитель, я коллег за такие мелочные в свете скорого освобождения Царьграда просьбы не обижаюсь: каждая секунда простоя канала очень больно бьет по карманам торгового люда. Часто – торгового люда с «крышами» вплоть до Высочайших. Несем потери и мы, но мои купцы с просьбами ускориться не лезут: во-первых, им обещана некоторая компенсация за «слетевшие» контракты, а во-вторых, народ они понимающий, патриотичный и освобождения Царьграда хотят не меньше меня. По крайней мере, я на это надеюсь.

С нетерпением ждет конца кампании и Православные иерархи Константинопольского Патриархата. Хорошо, что османы не совсем уж беспредельщики, и даже в настолько стрессовый для себя момент не рискнули воспользоваться удобным предлогом в виде обильных бунтов и диверсий в исполнении христианского населения, чтобы арестовать иерархов, а то и вовсе приговорить их к казни как подстрекателей. Не поймет мировое сообщество такого движения, и даже трижды заклятый враг России задумается о целесообразности дальнейших денежных траншей (единственный возможный в сложившихся условиях вид материальной поддержки осман).

Константинопольские иерархи, включая самого Предстоятеля Константинопольского Патриархата, Святейшего Архиепископа Константинополя – Нового Рима и Вселенского Патриарха Иоакима III, шаткость и опасность своего положения исторически понимают очень хорошо, поэтому не дают Порте ни единого повода что-нибудь с собой сделать. Читай – сидят тихо, как мыши под веником и молятся. Иногда получают от магометан мотивирующего пинка и взывают к пастве с просьбами «одуматься» и доблестно воевать за государственное образование, в котором христиане – люди второго сорта.

Наши батюшки (из тех, чье мнение я могу узнать лично) и особенно председатель Совета по религиям Константин Петрович Победоносцев таким поведением магометанских «пленников» крайне возмущены, но, будучи добрыми христианами, исправно за «освобождение» иерархов молятся.

И Патриарх Иоаким III не смог бы занять такую должность, не обладай повышенной «проходимостью» и приверженностью Византийской традиции. В полном соответствии с ней, Иоаким передал мне письмо по имеющимся у него в распоряжении даже сейчас, когда остатки Османской Империи окружены со всех сторон, равно как и недвижимость Православного Патриархата. Разница лишь в том, что Османскую Империю окружили мы, а недвижимость – турки.

Письмо ожидаемого содержания – ждем и молимся за Российскую армию, которая подобно набожным крестоносцам прошлого бла-бла-бла… Словом – Константинопольский Патриархат привычно сидит на всех метафорических стульях сразу, будучи традиционно озабочен лишь главным: собственными шкурами, капиталами и влиянием. Первое, если будет на то воля Божья, у них никто отбирать не станет, а вот насчет второго и третьего я крепко подумаю после победы. Так-то вроде обижаться не на что: традиция, мать ее за ногу, причем не та, которую создали первые, безропотно и с высоко поднятой головой шедшие на мучительную смерть за Веру, а гораздо более поздняя, формата «вы там деритесь, а мы тут посмотрим, кто верх возьмет, и так и быть начнем молиться за победителя».

А начиналось-то все очень и очень неплохо! В довоенное время связь между РПЦ и Константинополем была крепка, а сам Патриарх Иоаким пользовался у наших иерархов, православного толка знати и простого народа (той его части, которой не пофигу кто там за тридевять земель «под магометанским игом» сидит) немалой любовью. Многие часы провел я в обсуждениях фигуры Патриарха со всеми подряд, и подавляющее большинство собеседников считали, что с началом большой суеты Константинопольский Патриархат вступит в игру на нашей стороне в полный рост, подняв и лично возглавив христианское восстание, которое поможет нашей армии закрыть турецкий вопрос раз и навсегда.

К счастью, и я, и мой генералитет, и мои аналитики тамошнего направления, являемся предельно рациональными людьми, привыкшими «танцевать» от худшего варианта. Как следствие, в планах кампании фактор Патриархата совершенно верно классифицировался как инструмент в руках врага. Нет, воззвания не бунтовать и воевать за магометанскую власть не шибко помогли Порте, но сколько-то православных людей дисциплинированно бунтовать перестанут, а станут воевать с моими солдатами – Патриарх же велел, а он вообще-то доверенное лицо самого Господа на Земле. Спасибо батюшкам «на местах» – за годы подготовки к войне они стали основой нашей агентуры на том направлении, и теперь рассказывают пастве о том, как слаба человеческая природа, и почему слушать Патриархат не надо. Вот их османы порой ловят и демонстративно судят, как правило приговаривая к казни, но батюшки не страшатся. Может вертикаль церковная наоборот работает? Чем выше сан – тем дальше от Бога? Всех погибших во славу освобождения Царьграда работников Православной церкви в отдельный список заносим, и всем им за величайшую жертву будет историческая слава и коллективный памятник: один – в Москве, второй – в Царьграде, третий (потому что Бог троицу любит) – в Петербурге. Ну и пенсии да льготы семьям – куда без них?

Невелика территория Османской Империи, но это только в глазах деформированных величиной Родины русских людей, и я здесь не исключение. Невелика Османская Империя на карте, но если «опуститься» ниже, на бренную землю, получается совсем другая картина. Приграничные укрепления давно канули в Лету, целиком погиб османский флот, были разбиты наголову передовые армейские группировки – лучшие группировки, потому что дальше боев на укрепленных позициях Порта кампанию не прорабатывала. Все это позволило нашим войскам лихим марш-броском продвинуться на десятки километров буквально за пару дней, но дальше продвижение замедлилось.

Причина проста – слишком много на пути населенных пунктов, а в турецкой Ставке нашелся какой-то гений, догадавшийся выбрать в качестве единственной пригодной от нашего «катка» тактики превращение каждой деревни и городка в своеобразную крепость. Городских (и даже деревенских) боев мы не хотим. Превращать населенные пункты в пыль бомбардировками с воздуха и артиллерийскими – тоже, потому что «сопутствующий ущерб» неизбежен: мирное население (а с началом войны куда-то подальше от прифронтовых районов убежать смогло только наиболее активное и легкое на подъем меньшинство) османы эвакуировать и не подумали. То же самое, на другом фронте, начали практиковать австро-венгры.

Очень удобно же – прилетает снаряд, добросовестно нацеленный на скопление комбатантов или условный склад, а рядом в это время находятся беременная женщина, старик и парочка маленьких детей. Христианского вероисповедания, конечно – мусульман сидеть на и возле военных объектов не заставляют. Тела «сопутствующего ущерба» аккуратно фотографируют, и потом печатают в газетах, снабжая десятком-другим «рассказов очевидцев» о бесчеловечных ужасах, которые творят русские. Не имея возможности выбрать для себя альтернативные источники информации и будучи в целом очень далеким от политики и понимания неизбежности «сопутствующего ущерба», среднестатистический житель Османской Империи от показанного и рассказанного впадает в ужас и волей-неволей начинает думать о том, что может приход русских в эти жаркие земли – не благо, а совсем наоборот? Думает, смотрит на своих детей и напуганную жену и уже с гораздо меньшим энтузиазмом пытается избежать повальной мобилизации, развернутой Портой спустя первую неделю кампании – когда поняли, что угроза несет экзистенциальный характер, а значит воевать придется до последнего, бросая в кровавый молох всё, что только можно. Всё мужское население от двенадцати (что очень больно бьет по морали наших солдат) до шестидесяти лет подлежат либо мобилизации, либо принудительному, пятнадцатичасовому (номинально, по факту пока не вырубится прямо на рабочем месте) труду на предприятиях ВПК.

Сравнивать населенные пункты с землей я не хочу. Терять больше подданных, чем необходимо – тоже, поэтому было решено не торопиться. Линии снабжения больше мертвы, чем живы, помощи туркам ждать не от кого, инициатива на поле боя целиком за нами, припасов всех типов у нашей армии в изобилии. Некуда спешить, поэтому наши войска останавливаются перед актуальной эрзац-крепостью, и начинается старая-добрая осада с направлением жителям и комбатантам предложений перестать воевать за Порту. Изрядно в этом помогают сбрасываемые с неба листовки с привычным призывом «стать другом Российской Империи» и непривычным, но крайне эффективным «Вместо этой бумажки могла быть бомба».

Сколько опиумом, пропагандой и религиозным фанатизмом людей не накачивай, все равно подавляющая масса не сможет преодолеть старую добрую биологию. Немного голода, немного жажды, много стресса, и вот ненависть направлена уже не на завоевателей, а вон на того смуглого и богато разодетого коменданта эрзац-крепости, олицетворяющего «коренную», центральную власть.

Борьба на дипломатическом фронте гораздо скучнее: Порта встала в «сильную» позу (потому что «позиция» должна быть подтверждена реалиями на земле и наличием средств, способных на них повлиять) и однообразно отвечает на наши предложения капитулировать симметрично, предлагая нам покинуть земли их стремительно уходящей в прошлое Империи, добровольно избавиться от Черноморского флота и выплатить удивительные в своей величине репарации. Легко демонстрировать несгибаемость в уюте роскошных дворцов под ароматный дым кальяна и изысканные яства, поэтому я не удивлен.

Ничего, чем ближе мы будем подходить к Царьграду, тем скромнее станут требования Порты. Сначала – хотя бы просто уйти уже без репараций и с «сохранением» (а ему что-то угрожает? Тройное презрительное «ха»!) Черноморского флота. Потом к этому добавятся территориальные уступки со стороны осман. Этот этап будет самым долгим, потому что размер территорий тоже будет увеличиваться обратно пропорционально расстоянию до Константинополя. Потом пойдет торг за положение и капиталы – сановники Порты попробуют выторговать себе высокие чины в Византийской губернии (так будут называться бывшие земли Османской Империи). Очень быстро это сменится попытками выторговать хотя бы сохранение капиталов и имущества.

Ну а когда наша армия подержит собственно Царьград в осаде до момента, когда изысканные яства и табачок для кальянов закончится даже во дворцах, «поза» Порты деградирует до жалобных просьб сохранить ее сановникам хотя бы жизнь и дать возможность сбежать к тем, кто захочет таких удивительных людей принять. Вот на это я соглашусь – беглые идиоты с большими претензиями очень полезны в качестве источника пригодных для внутреннего использования пропагандой высказываний. Свобода слова все-таки великая вещь: дай ее идиоту, и он сам о себе всё расскажет.

Наши «беглые депутаты», например, осели во Франции, и теперь самозабвенно фонтанируют призывами к народам Российской Империи восстать, свергнуть «кровавую власть самовлюбленного самодура» (это я!) и прекратить «братоубийственную и бессмысленную бойню» явочным порядком – сложив оружие и подписав сепаратный мир. Нужно ли говорить, как воспринимаются эти высказывания среднестатистическим жителем Империи? Особенно хорошо цитатки смотрятся на фоне настолько сокрушительной доминации Русского оружия. Мы тут, считай, победили, а эти предлагают примкнуть к проигрывающей стороне! Это же даже не враги, это бесы во плоти!

– Материалы на повара-героя, Георгий Александрович, – выдернул лежащего на диване в своем кабинете меня из размышлений заглянувший Остап.

– Оперативно, – одобрил я. – Давай.

Секретарь отдал мне папку и ушел, а я, оставшись лежать, развязал тесемки. Что там вверенная мне Империя может поведать о моем прапрадеде? Не так много – пара машинописных листочков всего, а в дополнение к ним идут армейские документы формата «где и как служил и служит» и записанные со слов старосты Луж его личные наблюдения.

После беглого просмотра (вдумчиво изучать здесь нечего) папочки я понял, что журналисты «Московского листка» либо не захотели, либо не смогли накопать на Петра Алексеевича чуть более достоверной инфы. Невелика оплошность – в Лужах мои предки действительно жили, но во время «великого переселения народов в бывшую Манчжурию» снялись с места, и теперь живут в Николаевской губернии. Живут неплохо – большое хозяйство рода насчитывает почти два десятка одних только коров и пяток лошадей. Есть своя маслобойка – электрическая! – и в ближайшем городке продукцию Коломановых уважают.

Дети, как водится, ходят в школу, немножко учат китайский, а весь род в целом перешел из традиционного Православия в старообрядческое, «поповского» толка. Эта деталь вызвала у меня легкую грусть – не по зову сердца перешли, а ради перспектив – но ничего плохого в этом на самом деле нет: одна это Вера, а Бог количество пальцев, регламенты церковных служб да списки утвержденных молитв не смотрит – это все людьми придумано, а человек, как известно, слаб и несовершенен.

А еще Петра Ивановича ждет дома супруга, имя которой с именем моей «оригинальной» прапрабабушки не имеет ничего общего. Точно в этой реальности меня – такого, какой есть – не будет. И дедушек-бабушек да родителей не будет. Поняв это, я ощутил перед родней из прошлого мира чувство вины. Не будет их, и что самое грустное – их не будет в этой версии реальности, где не будет гражданской войны, последующей разрухи, проводимого в кровавом поту восстановления и чудовищной Великой Отечественной. А еще, как следствие, не будет «девяностых», которые по сравнению с вышеперечисленным такая себе катастрофа, но я помню рассказы родителей о том, что пару лет им пришлось жить впроголодь.

Ай, чего горевать по настолько странным причинам? Да, точно таких же потомков Петр Иванович не оставит, но будут другие. При всей моей любви к маме с папой и старшим родственникам не могу не допустить, что «новые» будут лучше. Да и я уже давно не столько Коломанов, сколько Романов. Давно в роль вжился, давно полюбил «приемную» родню – даже ко вредной Дагмаре всей душой привязался, и иначе как «вторую маму» воспринимать ее не могу. И свои у меня дети – слава Богу – есть. Здоровые, способные, послушные дети – таких кому угодно только пожелать можно, но я не стану – самому нужны!

А о жене и говорить-то незачем: даже если собрать из всех моих бывших пассий лишенную недостатков и объединяющую достоинства супер-женщину, она с моей Марго даже одним воздухом дышать будет недостойна. Природная принцесса с соответствующим воспитанием и образованием. Императрица, которой по праву гордится Российский народ. Мать, каждую свободную секундочку времени посвящающая личному воспитанию детей. Жена, которая в случае штурма Кремля злыми коммуняками будет стоять рядом и набивать патронами пулеметные ленты.

Поток мыслей, доселе заставляющий меня счастливо улыбаться, свернул не в ту сторону, и душу неприятно укололо чувство вины. Слабое, отболевшее, но обещающее остаться со мной до конца моих дней.

Баронесса Шетнева, героиня моего короткого Дальневосточного романа, ни разу не сказала, что родившийся в более подходящий, чем мне бы хотелось, срок мальчик – мой, но… Но здесь не только срок совпадает: маленький Алексей настолько на меня похож, что мне остается только руками развести на тот факт, что о сыне я узнал всего три месяца назад – такое сходство никто из рулящих в тех краях людей не заметить не мог. Заметили, в меру сил помогали баронессе обеспечивать ее предприятиями безоблачное будущее малышу, но, полагаю, даже во время бесед тамошних генерал-губернатор без лишних глаз и ушей они не смели высказывать вслух свои мысли по этому поводу.

Проведя в раздумьях, самокопаниях и муках совести несколько дней, я не выдержал и рассказал о мальчике Маргарите. Она в ответ лишь пожала плечами, сказала что не обижается – зачатие произошло пусть и после моего признания на весь мир в любви к моей валькирии, но до ее согласия и в момент, когда против потенциального брака выступали все Романовы как один.

– Если захочешь увидеть мальчика, я не буду против, – прижимая к груди мою покаянно склоненную голову. – Если захочешь, я даже позволю нашим детям играть с ним. Но баронессы в своем доме я видеть не желаю.

Отделался легким испугом, но в жизнь баронессы и нашего с ней сына решил не лезть так же, как не лез до этого. И это тоже мягко говоря не помогает неприятно грызущей меня совести. К черту – покойный брат вообще японке со специфической социальной ответственностью ребенка заделал, а я что – святой? Пока существует аристократия, она будет плодить бастардов – это тоже, мать ее за ногу, историческая традиция не меньшая, чем необходимость время от времени гнать подданных на войну.

Глава 16

Великое горе постигло нашу семью, и я не пытался сдерживать слез – сегодняшней ночью, без лишних мучений и болезней, нас навсегда покинул добрый дядька Андреич. Еще вечером дядька с присущей ему бодростью контролировал работу дворцовых слуг, а утром не открыл глаз. Семьдесят три года, в чине обер-камердинера ушел – всем бы так жизнь прожить, но от этого не легче: чувство такое, будто с уходом Андреича стало меньше меня самого.

Лицо лежащего в гробу Андреича казалось строгим, а проникающие в церковь солнечные лучи игрой света и тени вселяли ложную надежду на то, что сейчас дядька встанет и устроит нам свое коронное «ужо я вас!».

– Совсем чуть-чуть до победы не дожил, – вздохнул стоящий за моей спиной Победоносцев.

Так и есть, но Андреичу та победа была до одного места – дядька, несмотря на то, что всю жизнь работал при Дворе, умудрился остаться человеком в высшей степени аполитичным, ибо считал, что у каждого на Земле свои заботы и свои цели, а в чужие лезут только кретины.

Когда наш духовник закончил отпевание, я подошел к гробу и положил ладонь на непривычно холодные, сложенные в последний «замок» руки покойника:

– Прощай, дядька. Спасибо тебе за все и прости, если что не так. Твоих не брошу и не обижу, но ты и сам о том знаешь. Спи спокойно, Михаил Андреевич.

Наклонившись, я поцеловал ленту с иконками на лбу Андреича и отошел, освободив место для прощания семье покойного: вдове, детям, внукам и правнукам. Большая у Андреича семья – здесь ему тоже можно только по-доброму позавидовать.

Тут бы траур объявить хотя бы на денёк, да дня три самим погоревать с поминками по Андреичу, но война, скотина безжалостная, ждать не станет, поэтому, пожав руки вдове и старшему сыну Андреича, я попросил у них прощения и отправился в Военное Министерство.

Уходят от нас старики. Рожденные чуть ли не в Наполеоновские времена, начавшие служить в Николаевские, видевшие своими глазами Крымскую войну с последовавшей за нею сменой статуса «жандарма Европы» на скромное «Великая держава». Видели они своими глазами отмену крепостного права, видели гибель Александра II, «реакцию» моего приемного отца и начало золотых времен, инициированное моими руками. Вот уж воистину – «в России нужно жить долго, тогда до всего доживешь». Удивительные времена выпали на долю поколения Андреича и немалой части моего государственного аппарата. Последний в истории человечества, по-настоящему «старый», венчающий собой эпоху «нового времени» век выпал им.

Эпоха модерна – вот она, уже на пороге, и Первая мировая война ее главный предвестник. Наступают времена окончательного слома старого миропорядка, который покуда еще силен в головах старших поколений. Честь, чувство ранга, радикальное даже не имущественное, а сословное неравенство – обо всех этих замечательных вещах очень любят сокрушаться знакомые старики. Воровать, впрочем, как показала практика, никакая «честь» не мешает. И лениться не мешает. И палки в колеса толковым инициативам вставлять не мешает чисто ради демонстрации личной удали. По крайней мере, так было до моего восшествия на Престол.

Не обольщаюсь – воруют, вредят и вообще неправильно распоряжаются полномочиями и сейчас, но все-таки поменьше. В ВПК так и вообще почти не воруют!

В Военном Министерстве, в отличие от недавнего моего визита, царило приподнятое настроение – прибыла техническая делегация от осман, уполномоченная обсуждать капитуляцию. Это с нашей точки зрения, а с точки зрения турецких союзников – сепаратный мир.

Эпоха изменилась, и там, где раньше войны заканчивались кусочком-другим территорий да контрибуциями, возникла гораздо более страшная для проигравших вещь – демонтаж самой государственности с последующей аннексией территорий. Аннексией окончательной и бесповоротной. Цели с началом войны были озвучены лично мной на всех должных уровнях: нынешняя война является завоевательной, и несколькими километрами землицы мы не удовлетворимся.

От этого смуглые рожи важных осман печальны – даже если отдельные члены Порты сохранили иллюзии и готовы «стоять до победного», подавляющее большинство уже достигло стадии принятия, иначе делегации бы здесь не было.

– Добрый день, господа, – поприветствовал я собравшихся.

С нашей стороны техническая группа тоже присутствует – смесь военных чинов и высокопоставленных работников профильного отдела МИДа.

Турки и наши отвесили мне поклон и расселись за столом: таблички с именами, графинчики с водой, писчие принадлежности перед каждым.

– Сегодня умер близкий мне человек, поэтому предлагаю перейти сразу к делу, – заявил я. – Прошу вас, – кивнул главе делегации.

– Благодарю, Ваше Императорское Величество, – поклонился он. – Высокая Порта в высшей степени восхищена мощью и отвагой Российской Императорской армии и уполномочила нас предложить прекратить бессмысленное кровопролитие. В качестве первого шага мы уполномочены предложить вам немедленную заморозку боевых действий по нынешней линии боевого соприкосновения…

– Стоп, – перебил я. – Настолько банальная хитрость – оскорбление для нас, уважаемый. Покуда бои будут приостановлены, Порта предпримет все возможные усилия для наведения порядка в войсках, обучения новобранцев и поставки пополнений. Не является для нас секретом и лихорадочные усилия Порты по сооружению укреплений перед Константинополем и превращение самого его в крепость «последней надежды». Данный пункт в свете перечисленного я считаю ничтожным. Продолжайте, уважаемый.

Турок качественно скрыл раздражение и продолжил:

– В таком случае мы уполномочены предложить Российской Империи право беспошлинного прохода ваших кораблей через наши Каналы с упразднением Портой положений договора о недопустимости захода российских кораблей в Черное море.

– Это те положения, которые де-факто упразднены уничтожением вашего флота нашими силами? – удивленно поднял я бровь. – И те каналы, которые уже под контролем наших морских и сухопутных сил? Прошу вас не пренебрегать реалиями на земле, уважаемый.

– Слава о вашей разведке гремит на весь мир, Ваше Императорское Величество, – парировал турок. – И я позволю себе предположить, что подготовка нашей армией большого контрнаступления с целью отбить проливы для вас не секрет.

– Александр Михайлович? – обратился я к Сандро, который в Генштабе отвечает за военно-воздушный флот.

Разрабатывать операции и командовать войсками он не умеет и не хочет, но от него и не требуется – в основном работа Сандро заключается в консультациях генералитета о возможностях нового рода войск и интеграции оных в общевойсковые операции.

– Сорок три минуты назад было получено донесение, Ваше Императорское Величество, – посмотрев на часы, отрапортовал он. – Скопление подготовляемых к контрнаступлению турецких войск представляло собой отличную мишень для нашей авиации. Массированный удар Черноморской Воздушной Группировки занял три с половиною часа, и с изрядной долей уверенности можно предполагать невозможными озвученные многоуважаемым главой делегации планы контрнаступления. Сейчас, согласно плану, ведется дальнейшая воздушная работа по обнаружению и ликвидации крупных скоплений вражеских войск.

– Такие дела, – развел я на турок руками.

– Прошу у Вашего Императорского Величества возможности приостановить переговоры для нашей консультации с Высокой Портой, – не поверил глава делегации.

– Разумеется, уважаемый, – благодушно разрешил я.

Гости откланялись и покинули зал для совещаний.

– Наглость – второе счастье, – охарактеризовал я переговорную позицию осман. – Раз уж у нас образовалось свободное время, давайте кратенько пробежимся по ситуации на фронтах. Для разнообразия в этот раз предлагаю начать с совместных действий наших и немецких войск…

* * *

К середине сентября наша Северо-Западная группировка успела освободить от Австро-Венгерского гнёта обе Галиции, Буковину, треть Словакии и взять в осаду трансильванский город Коложвар, превращенный австрияками в защищенную «живым щитом» из гражданских город-крепость. Враг, нужно отдать ему должное, учится быстро, и продвижение даже при тотальной доминации в воздухе замедлилось.

Осенние дожди, колеса и сапоги армии, захиревшая, но никуда не девшаяся торгово-гражданская логистика и деловые перемещения частных лиц превратили все не занятые армейскими позициями, лесами, болотами, крутыми обрывами и прочими горами территории в непролазную грязюку, и двигаться дальше нашей армии стало тяжело.

На бездорожье наложились трудности со снабжением – далеко везти приходится, по той же грязюке – и необходимость немного «переварить» уже занятые территории, наладив нормальные логистические хабы, поставив где нужно «переобувочные станции» для железнодорожных вагонов – колея-то разная – и немножко заняться административно-хозяйственной деятельностью. Короче – наступление было решено остановить в ожидании зимних заморозков и ради наведения порядка в тылу.

Галиции Российская Империя оставит себе, поэтому туда высадились десанты чиновников, секретарей, переводчиков на актуальные местности языки и – самое главное! – школьных учителей. Исполинский опыт интеграции новых территорий позволил в кратчайшие сроки провести перепись населения, изучить доставшиеся от австрияков в наследство документы, нарезать фронт первичных работ, выписать из коренных земель России потребных специалистов и ресурсы, и явить очам как Правительства – начальство же! – так и новоприобретенных подданных пятилетнюю «дорожную карту» дальнейшей интеграции.

Дети, подростки и студенты – вот на кого были направлены основные усилия работающей параллельно военной комендатуре гражданских ведомств. Представители старших поколений в силу жизненного опыта могут и без посторонней помощи понять плюсы и минусы жизни в разных государствах – банально оценив уровень своего и общественного благосостояния – а молодым умам нужно подсказывать.

Проще всего было со студентами, традиционно находящимися в оппозиции к центральной власти – среди них сами собой и руками Российской резидентуры с агентами влияния выросло немало сторонников объединения славянских народов в единую конфедерацию. На их базе было сформировано Галицийское Студенческое Братство, которое принялось направлять бурную молодую энергию в созидательное русло: формировались стройотряды (оплачиваемые) для ремонта разрушенного и подготовки основы для строительства нового, проводились бесконечные съезды и семинары, на которых говорили возвышенные речи, цвели и пахли мероприятия по изучению панславянской культуры (немножко литературы на эту тему имелось и так, но выросший при Российском Дворе «пул» тематических философов изрядно добавил), активно набирал моду спорт, а на горизонте маячила грандиозная кампания обмена студентами. Сюда, впрочем, ехать мало кто захочет – самые уважаемые преподаватели ВУЗов зачем-то свалили вглубь Австро-Венгрии.

Детьми и подростками занимались по новейшим педагогическим методикам, в дополнение к учебным нагрузкам предлагая не шибко широкий, но все-таки набор кружков и богатый ассортимент массово-увеселительных мероприятий с непременным сытным питанием за казенный счет на всех этапах. Местные педагоги быстро втягивались – жалование новая власть платила достойное, и даже не требовало учить детей ненависти к власти старой: это позволило педагогам не страдать от внутреннего «предательства», ведь многие из них раньше учили ненависти к России. Ничего личного – просто методичка такая.

Взрослым было не так весело, но они были рады и тому, что хотя бы голодать не пришлось. Новая власть отладила снабжение с завидной быстротой, с демонстративной жестокостью пресекала грабежи, мародерство и прочую гадость, озаботилась пунктами обмена валюты по актуальному на начало войны курсу (сейчас австро-венгерские деньги стремительно деградируют) и способствовала всяческой экономической активности – лишь бы люди были сыты и заняты работой, а не резали да грабили друг дружку за кусок хлеба.

Благостную картину портило наличие у новых подданных убитых в боях родственников и друзей, но таких было меньшинство. Гораздо больше было тех, чьи близкие благоразумно решили не класть голову за никому ненужную «двуединую власть» и сдались в плен.

Затянувшиеся сытые времена в Российской Империи, помноженные на многолетнюю подготовку позволили обеспечить не самые паршивые условия военнопленным. Не от одной лишь доброты душевной – приходится работать соразмерно квалификации, но в оговоренных Трудовым кодексом рамках. Койко-место в теплом помещении и трехразовое питание Империя обеспечивает, а еще активно способствует переписке между пленными и жителями новых территорий. Когда на них установится нормальная жизнь, пленных с соответствующей «пропиской» начнут отпускать домой с наложением обязанности ходить «отмечаться» у участкового до окончания войны.

Все это актуально для жителей городов, а в деревнях многие никаких изменений и не ощутили. В той их части, которую обошли стороной боевые действия и вечный бич крестьян в виде шатающихся по округе и норовящих чего-нибудь спереть солдат. Забавно получается – на этой неделе староста деревенский в управу одной власти ездил, а на этой – уже другой. Табличка на входе в здание, будочник у входа и даже чинуша, что характерно, не изменились – казалось, из нового лишь вырезанная из газеты фотография Российского Императора на месте официального портрета Франца-Иосифа.