Текст книги ""Фантастика 2025-136". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)"

Автор книги: Виктор Ананишнов

Глава 18

– Прекратить огонь!!! – тщетно попытался перекрыть треск пулеметных очередей Пауль Эмиль фон Леттов-Форбек.

Трезво оценив возможность как «нереальную», он снял с головы выкрашенный в зеленый цвет и украшенный в целях маскировки веточками пробковый шлем и протер лицо грязнющим платком. Закончив, он поморщился на усыпанную дергающимися от новых и новых попаданий ошметками одетых в полевую форму Компании Родса тел поляну и успел помолиться, прежде чем у вверенных ему негров-добровольцев закончились патроны и тишина установилась сама собой.

– Не война, а черт-те что, – поделился с Паулем мнением поручик Андреев, прибывший в Африку всего три недели назад.

«Что ты вообще знаешь о войнах, мальчик»? – пронеслась в голове Леттова-Форбека снисходительная мысль, но поднимающаяся в душе, замешанная на сожженном адреналине эйфория заставила его в одночасье полюбить весь мир и с улыбкой заявить поручику:

– Это – победа, мой мальчик!

Негры из элитного Собственного Его Величества Лебенгулы Пулеметного Отряда (вождь Матабеле от череды успехов в кампании 93-го года решил короноваться) тем временем принялись демонстрировать так называемый «танец удачливого охотника», не забывая бросать алчные взгляды на потерявшую свой пасторальный вид поляну. Это ж сколько трофеев сегодня обломится – почти полсотни мертвых наемников Родса обещали богатый улов.

– Победу надлежит праздновать богоугодно, – ухмыльнулся Андреев и продемонстрировал умение воспроизводить командный тон, рявкнув на негров на языке матабеле. – Отставить языческие пляски!

Крещеные аборигены не без неудовольствия остановили «пляски». Поручик, числясь за особым отделом «Избы» – тамошних смежники уже окрестили «боевыми попами» – в полном соответствии с должностной инструкцией принялся купировать всплеск язычества, обращаясь к неграм и активно жестикулируя:

– Где были ваши духи, когда сюда пришли белые слуги Сатаны? Где были ваши духи, когда ваши стрелы и копья не смогли нанести врагу и царапины? Православный Господь даровал вам орудия и направил ваш праведный гнев! Православный Господь научил вас побеждать тех, кто столетиями уничтожал и продавал ваших африканских братьев словно безмолвный скот. За что вы благодарите своих никчемных языческих божков? За то, что они продали себя Сатане и тем самым обрекли вас и ваши семьи на бесславную гибель? На колени, и вознесите Господу благодарственную молитву, как подобает добрым христианам!

Негры, немец и поручик опустились на колени и принялись молиться. Пауль – своему, католическому Богу, негры – кому надо, совершенно искренне устыдившись языческих «рудиментов», а еще больше – испугавшись, ибо вбитый русскими миссионерами в их головы образ без всякого сомнения являлся могущественнейшим существом. Лучше такого не злить, а когда бледнолицых вокруг не будет, под шумок принести в жертву пару кур или хотя бы сладких плодов: миссионеры говорят, что так нельзя, но матабеле не обманешь – разве хоть кто-то не радуется подаркам? То-то же!

После молитвы пришлось помолиться снова – за спасение души заблудших и от этого падших наемников. Вот этого матабеле понять не могли совсем: отцы львиной доли из них не считали зазорным не то что попинать труп врага, но и отрезать от него кусочек-другой в известных целях. Тем не менее, православного Бога лучше не злить.

Наконец унылые ритуалы закончились, и поручик с немцем сделали вид, что не замечают бросившихся мародерить тела врагов негров. Процесс за этот долгий и кровавый для обеих сторон конфликта год (не всегда получалось так удачно, как сегодня – наемники тоже учатся, а пулеметы у них пусть и тяжелее, но работают хорошо) отладили: сначала победители-воины забирают все, что им понравилось – за исключением огнестрельного оружия и припасов к нему, это сдается в арсенал – а затем приходят негры-рабочие под предвадительством православного батюшки, чтобы похоронить заблудших христиан как подобает, не оставляя на растерзание зверям и птицам.

Присев на бревно, фон Леттов-Борбек скрутил пару самокруток с душистой русской махоркой – как говорят русские, «с кем поведешься, от того и наберешься» – и они с поручиком закурили.

– Как-то не слишком по-христиански звучат твои речи, мой мальчик.

Поручика от «моего мальчика» поначалу передергивало – то же мне старик нашелся, меньше десяти лет разницы! – но со временем христианское смирение взяло верх.

– Согласно «методическому пособию по приведению язычников к Христу в боевых условиях №41», надлежит уделять особое внимание материальным подтверждениям могущества Господа, – спокойно ответил Андреев. – Мистическое мышление язычника крепко завязано на наш бренный мир, и важности спасения души новообращенные христиане могут и не осознавать. Господь простит им их заблуждения, а дети наших боевых товарищей, – указал на негров, один из которых под гогот соплеменников примерял окровавленную треуголку. – Сих пережитков будут лишены. Вера – это процесс, а не результат.

Немец на этот счет имел другое мнение, но «Методическое пособие по приведению язычников к Христу в боевых условиях №41» заставило его уважительно поцокать языком.

Внезапно на Юго-Западе, со стороны реки Замбези, раздался оглушительный взрыв, сорвавший с деревьев мириады листьев и скрывший небо мириадами напуганных птиц.

Прищурившись и кокетливо прикрыв огонек самокрутки рукой, фон Леттов-Борбек переждал взрывную волу и с удовлетворением отметил, что русский поручик не тратит время даром, пинками под зад и криками заставляя негров растянуться на земле плашмя, прикрыв руками головы. Да, уже не надо, но рекция на взрывы должна быть вбита до уровня рефлексов.

Ухмыльнувшись, немец со свойственной многим людям планеты, а не только подданым кайзера рачительностью затушил самокрутку – еще на разок подымить сгодится – неодобрительно покачал головой на брошенный русским окурок (молодой, что с него взять – не знает истинной ценности табака в этих далеких краях) – и отправился помогать поручику воспитывать контингент.

Вдалбливая дисциплину в проблемные, но весьма толковые черные головы, фон Леттов-Борбек думал совсем не о важности команды «вспышка!», а о том, что из Африки ему уходить не хочется: могучий взрыв положил конец кампании 1893-го года, физически уничтожив остатки контингена наемников и самого мистера Сесила Родса. Привык Пауль к жаре, неграм и постоянному адреналину, и в Европе точно будет скучать.

Улыбнувшись закатывающемуся за деревья солнышку, фон Леттов-Борбек сделал избыточно глубокий вдох, скривился от забившего носоглотку запаха бойни и сделал успокоивший его вывод: интересы Кайзера в Африке землями Матабеле точно не ограничатся, а значит веселья хватит на многие годы вперед!

– А так и не скажешь, что завтра Рождество, – донесся до немца вздох русского «коллеги».

Стало стыдно – своё, католическое, фон Леттов-Борбек благополучно упустил.

* * *

– Перестарались, – грустно вздохнул я, выслушав отчет министра иностранных дел Гирса.

– Позволю себе заметить, что имела место критическая переоценка противника при разработке планов кампании, – приложил мертвого Родса Николай Карлович.

– О двух концах палочка, – невольно фыркнул я. – Придется награждать наших доблестных защитников угнетенных негров сильнее, чем планировалось.

– Воины не слишком-то умеют специально проигрывать, даже если на это имеется прямой письменный приказ, – улыбнулся министр.

Камень в мой огород – «хочешь, чтобы было как надо, пиши бумагу, Твое Величество», а не ограничивайся устными инструкциями, причем весьма для нормального военного человека мутными. Прав, но комментировать это я не стану.

– Прошу вас передать по коммерческим каналам мое крайнее возмущение провалом покойного Сесила, – выкатил вместо этого приказ министру. – Остап, Кирилу максимально быстро следуют выкупить все предварительно присмотренные акции на пять процентов дороже стремящейся к нулю рыночной стоимости, – выкатил и секретарю.

Прямо на ходу записывая приказ – чисто для порядка, тут и запоминать-то нечего – Остап отправился звонить торгпреду. Контрольный пакет Компании окажется в моих руках не далее чем послезавтра – на бирже сейчас царит натуральная паника. Не такая, как во время аферы с Панамским каналом (ныне мы с Вилли им владеем 50/50, и стройка идет отлично), но все равно очень и очень солидная: в мистера Родса поверили очень много уважаемых людей, ввалив в Компанию десятки миллионов фунтов, а теперь у них на руках бесполезные фантики. Пять процентов выше пары пенсов рыночной стоимости многие сочтут хорошей сделкой.

– Кажется, у нас завелась неплохая колония в Африке, – намекнул Гирс на необходимость дальнейших инструкций.

– Не было забот, купил порося, – вздохнул я снова.

Проблема на самом деле та еще – Африка это поле бесконечной вялотекущей битвы, и новорожденную русскую колонию теперь справедливо посчитают плацдармом для дальнейшей нашей экспансии в тех краях. Плацдарм противника обязательно требуется ликвидировать, и не нужно быть матерым воякой, чтобы это понимать.

Дверь открылась, и мой личный телефонист Матвей сообщил:

– Секретарь кайзера Вильгельма просили передать их запрос на телефонный разговор с вами в течение сей недели.

Чтобы я не дай Бог не решил, что Вилли оно сильно надо.

– Через три часа, если кайзеру это будет удобно, – я утруждать себя тратой времени в никуда не стал, как раз часика за два с Гирсом план набросаем.

Телефонист молча козырнул и свалил – избыточные титулы и расшаркивания я давным-давно «срезал» к чертовой матери, с удивлением обнаружив, что в рабочем дне из-за этого образовалась пара лишних часов.

Дальше пришло время плотного обсуждения нарисовавшейся пачки проблем с привлечением всех подряд: от бухгалтеров-гофмейстеров, на предмет посчитать дебет и кредит, до очевидных военных с моряками и князя Юсупова – он не так давно осторожно спрашивал меня на тему возможных инвестиций в Африку, и теперь мне есть, что ему предложить. Переложу часть трат с себя любимого на коммерсов, и может быть получится сэкономить человекочасы своих специалистов: всяческих наемников (не только боевых, но и рабочих с фермерами и промышленников всех мастей) нанимать умеют не только англичане, и хотя бы часть проблемных мест имеет смысл отдать «на аутсорс».

К разговору с Вилли – аккуратно через три часика меня набрал, оценив мою готовность к диалогу – рамочные планы и разграничения зон влияния на нашу и немецкую (их – меньше, потому что основная заслуга принадлежит нам) с целью недопущения на земли матабеле англичан, французов и прочих партнеров были готовы, и за жалкие пять с половиной часов мы с кайзером смогли «вчерне» договориться. Детали будут проработаны привычным, дипломатически-армейским способом, и мне, как обычно, остается только держать руку на пульсе.

Повесив трубку, я устало откинулся в кресле и улыбнулся благополучно вернувшемуся в кабинет Остапу:

– Замени-ка карту Империи, – указал на левую стену. – На карту мира, а то как-то тесновато стало.

Громогласно заржав, секретарь козырнул:

– Будет исполнено, Георгий Александрович!

Глава 19

День, которого с нетерпением ждала вся страна (но это не точно), наступил четырнадцатого мая одна тысяча восемьсот девяносто четвертого года от Рождества Христова. Долго тянул, но не просто так, а решив в процессе несколько задач. Первая, конечно, ОЧЕНЬ вдумчивая и аккуратная подготовка – да, потенциальную «Ходынку» я не напрягаясь выверну в свою пользу, но зачем праздник портить? Снимать с должности при помощи большого ЧП мне уже давненько никого не нужно – всё, аппарат работает как часики, все ходят по струнке и стараются не гневить такого гиперактивного царя лишний раз. Жалко людей, пусть спокойно себе живут и радуются, не погибая в бессмысленных давках. Весь накопленный за проведенные за последние годы массовые мероприятия нам пригодился, поэтому за здоровье подданных я спокоен. Крайние Рождественские гуляния посложнее были: мороз стоял, приходилось оборудовать места для обогрева и подвоз горячего питания и напитков. А в мае-то что – тепло, хорошо, птички поют, красота!

Вторая задача – выявить подхалимов и сделать на их счет соответствующие организационные выводы. Ох и наслушался я за это время вариаций «а не короноваться ли Твоему Величеству пораньше, дабы народ порадовать?». Пофигу народу на ритуалистику – видят, что я на троне крепко сижу, и видит конкретные позитивные последствия моего «сидения». Коронация в их глазах – просто еще один праздник.

Задача третья – проверить, насколько репутация, право рождения и указ Александра – тот самый, про «И. О.», легитимизируют меня среди своей и чужой аристократии без всяких там формальностей. Чисто из любопытства и немного поюродствовать: траур по отцу, мол, проявите терпение. Вывод приятен – вертикаль власти настолько крепка, что я могу себе позволить установить на верхнем ее конце удобную площадку и сладко на ней подремать: и не шелохнется, если, конечно, не злоупотреблять.

Вот последнее, как ни странно, несколько даже расстраивает – стало скучновато, и рутинные обязанности от этого совсем не спасают. Не выдержал, пожаловался на это два месяца назад духовнику Иоанну Леонтьевичу.

Огладив бороду, батюшка с видимым удовольствием на лице и довольной улыбкой – редко я к нему с проблемами обращаюсь, оттого и радуется – принялся меня утешать:

– Ненасытна природа человеческая, Георгий Александрович. Точит искус, бесы к грехам толкают. У людей малых и искус мал – нет в них для бесов пищи, так, баловство. А тебе во стократ труднее: власть у тебя земная абсолютная, всем от тебя нужно что-то. Помазанник – не просто должность, как ты в кротости и смирении своем полагаешь. Тяжела доля твоя – не токмо со своими искушениями бороться должен, а и за всех вверенных тебе Господом добрых христ… – замялся, одумался и исправился. – Добрых подданных ответ держать должен. Не за одни лишь тела, но за души – голод, болезни, другие прискорбные случаи сильного верою в ней укрепят, а слабого – напротив, от Господа оттолкнут, прямо в объятия бесовы. Всякий в этих стенах видит – понимаешь сие и сам, и оттого не плошаешь да лямку свою тянешь не из страха или удовольствия собственного, как сам опять же в кротости и смирении заявлять изволишь, а из любви великой. Не настоящая скука и грусть у тебя – бесами навеянные, чтобы дров наломал да потом сам обратно в бревнышко и склеивал. Душой, вижу, понимаешь – не скука сие, а лучшее доказательство того, что в заботе о подданных твоей правильным путем идешь. А не сломанное чинить не вздумай – вот тебе совет мой.

И прямо вот проникся я – куда там психологам, которые маму с папой винить учат да таблетки выписывают, духовник «юнит» подушеспасительнее, ибо в самый корень зрит – туда, куда более приземленные люди глядеть и не пытаются. И так легко мне после разговора с батюшкой стало, что скука трансформировалась во что-то вроде Православного монаршего дзена: в самом деле, если мне в мыльной пене бегать и разгребать очередную суету не приходится, значит где-то спокойно себе продолжают жить подданные, которые в иной ситуации могли бы перестать это делать раньше времени. Это как с условным системным администратором – покуда ничего не случилось, о его существовании и не догадываются, а он ведь, собака такая, в своей каморке добросовестно сидит, техномагией занимается во славу спокойствия милых дам из бухгалтерии.

А еще Иоанн Леонтьевич оказался единственным в моем окружении человеком, который пытался ускорить мою коронацию без подобострастного блеянья про «радость великую по всей России», а аргументированно – настолько, насколько ему позволила профессиональная деформация:

– Издревле на царствование у нас миром мажут. Миром, не елеем, великое доверие тем самым оказывая. Кайзер твой и на толику малую такого доверия и такой ответственности великой не имеет – другая там традиция, от благодати многие уж века оторванная. Тебе, Царю Правосл… – замялся, подумал и не стал поправляться, потому что в Православие я и крещенный. – Тебе, Царю Православному, елея как своих ушей не видать. Миром мазан будешь, и перед миром ответ и держать.

Очень хорош батюшка – мог бы мыслью по древу растечься, увести религиозными рассуждениями в самые дебри, откуда я держась за гудящую голову бы долго выйти пытался, но характер мой Иоанн изучил великолепно, поэтому не стесняется передергивать и «раскидывать» буквально на пальцах.

– Третий Рим мы, а четвертому не бывать, – продолжил духовник. – Из Византии великой традицию ведем, многие века сберегаем, и крепнет от этого Русь великая, землями да добрыми людьми прирастает. Не знал Иван Грозный про богатства тобою в Зауралье указанные, а гляди-ка: прирезал пустоши снежные да болота непролазные, будто знал, что потомкам сгодится.

Исторический процесс так однобоко трактовать я бы не стал, но сейчас о другом речь – о традиции и сакральности, и мне, как нарциссу до мозга костей, такое про себя слушать очень приятно: словно встают за спиной великие титаны прошлого, смотрят одобрительно да в лопатки могучим, словно Святогоровым дыханием подталкивают, дабы и дальше не плошал.

– Трудно тебе, Государь, – перешел духовник на очень трогательный, в самое сердце бьющий тон. – Вижу – отговорки придумываешь, подготовиться мол надо да потешные задачки решить. От робости это да кротости – достойным себя не считаешь, и от этого юродствуешь, за «И. О.» это свое прячешься. Похвально это, да только вечно оттягивать все равно не выйдет – все на Миру живем, а Мир – он все видит, все чувствует, и неуверенность твоя аукнуться может. Твое решение, Государево, и примут его все без роптаний, да только непонятно – зачем от шапки Мономаха бегать?

И крыть-то нечем: реально побаиваюсь. Примерял я Шапку, весит реально много, но на сакральном плане бытия уподобляется натянутой на голову «Хрущевке». Корежит меня бытие современное, давит тысячелетней традицией государственности, и во снах я нынче слышу грохот миллионов Имперских сапог, вижу блеск скипетра с Державою, и думаю о том, насколько выхолощенной стала Традиция в мои времена. Совсем другой уровень на мой аполитичный в целом-то взгляд, словно стараться стало не модно и не нужно. Спасибо бате моему настоящему – накачивал меня всем этим как мог, и только сейчас я начал по-настоящему его понимать.

– А я скажу, почему не токмо от скромности откладываешь, – внезапно насупил на меня брови духовник. – Знаю про любовь твою к истории, а потому предположу, что известно тебе – не токмо доверие Мира помазание символизирует, но и ограничение власти да воли твоей законами христианскими. Вижу – жаден ты, Государь, над казною эвон как чахнешь. Не алчен, Слава Господу, и для подданных на каждую копеечку руку наложить стараешься, не для себя. До «инструментов аппаратной борьбы», как сам изъясняться изволишь, жаден, и оттого боишься: после помазания-то «инструментов» поменьше станет, а вот спроса за них – больше.

Как открытую книгу меня читает старый духовник. Что ж, иллюзий у меня нет – не больно-то это все и прячу, потому что кому не по рангу и так не увидит и не догадается: функция в их глазах первична, и человека в Георгии Романове (Первом этого имени) видят единицы. И Слава Богу – вон я оказывается какой, с душой на распашку и закомплексовано-напуганный.

И прогнул бы меня Иоанн Леонтьевич короноваться пораньше, потому что крыть мне к этому моменту стало нечем, но увлекся и сам подставился:

– В Средние века монархи европейские почти сразу короновались – редко когда неделя миновать успевала после начала царствования. И правильно делали – зачем тянуть? А ну как Господь на нерешительность Помазанника осерчает?

– Так то ж Европа, батюшка, где елеем мажут да благодати днем с огнем не сыщешь, – ввернул я.

Поморщившись – недоработал и справедливо себя за это корит – Иоанн Леонтьевич вздохнул:

– Быть по сему.

Вернув на лицо улыбку, подбодрил:

– Будь по-твоему, Государь. Дело мое маленькое – словом кротким да делом скромным приободрить, а власть земная – твоя вся. Пойду я, Государыня на Ванечку посмотреть приглашала.

Да чего там на третьего нашего ребенка смотреть – такой же аномально здоровый (и слава Богу!) малыш, как и Коля с Машенькой – даровали нам с супругой доченьку все-таки, и я от этого без всякого преувеличения счастлив. Но пока с детками подождем – хочется простой человеческой семейно-половой жизни, а не демографию поднимать.

Но это все – дела прошлого, а сегодня, в теплый и образцово-показательно солнечный день, под приглядом высокотехнологично летающих на дирижаблях наблюдателей, по нарядным и замощенным свеженькой брусчаткой (мой заводик штампует, в рамках перекладывания государственных денег из кармана в карман) улицам Москвы, с саундтреком из мажорных маршей военных оркестров, задрав подбородок и всем видом символизируя набирающую небывалую мощь, несокрушимую Империю, на дородном и белоснежном скакуне, одетый в парадный мундир синего оттенка, я в сопровождении своей валькирии и особо приближенных людей, я направлялся к Успенскому собору.

Оцепления, кордоны, коробейники – это все привычно, а вот на крышах и балконах новинки: за кинохронику отвечают двадцать три киноаппарата. Финальный, смонтированный хронометраж спланирован в двадцать минут, и по получении его копии при специалистах и благополучно изобретенном, неплохо работающем проекторе отправятся в гастроли по Родине – бесплатно подданным показывать – и по заграницам: вот там деньги за билеты будем брать, бонусом добавив кадры с нашей с Марго свадьбы. Билеты дорогие, но первая их очередь уже распродана: очень элитарный и необычный досуг должен стоить соответственно.

Успенский собор успели «откапиталить» настолько, насколько вообще возможно: ни единого темного пятнышка, древние фрески и мозаики вновь налились красками. Менять многовековой ритуал – дело очень тонкое, и я бил себя по рукам как мог, ограничившись одним «сигналом», призванным протянуть связующую нить Традиции глубже, чем это практиковалось ранее: Императору перед основной церемонией надлежало посидеть на троне Алексия Михайловича Тишайшего, а Императрице – на троне Иоанна III.

Никто мне так толком объяснить и не смог, почему так. В целом-то логика есть: я Романов, и сажусь на трон первого Романова, но какого черта Императрицу сажают на трон Рюриковича – непонятно. Типа династия второстепенная (что символизирует неполноценное в глазах актуальной общественности существо «баба»), но мы ее помним и почитаем? Фигня полная, и я без лишних рефлексий распорядился предоставить трон Иоанна III мне, а Маргарите – трон его супруги Софии Палеолог. Что-то Илюха в прошлой жизни про Палеологов нехорошее рассказывал, но после череды совещаний со всеми подряд я выяснил, что мои современники ничего плохого в них не видят.

Усевшись на весьма неудобное сиденье трона, я посмотрел на фрески на потолке Собора и жизнерадостно улыбнулся: порядок, и почти даже не страшно. В голове всплыла вереница моих предшественников, и я торжественно пообещал им не подвести. И не подведу!