Текст книги ""Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"
Автор книги: Валентин Леженда
Соавторы: Антон Федотов,Алексей Губарев,Олег Мамин,Павел Смолин,
сообщить о нарушении
Текущая страница: 342 (всего у книги 347 страниц)
Глава 24
– Переоценил я местный климат, – вздохнул я, спускаясь по трапу прибывшего в Одессу самолета, глядя в черное (потому что облачность) беззвездное небо и поправив ветровку. – Плюс двенадцать – какое уж тут купание?
– Не хотела расстраивать тебя раньше времени, – улыбнулась Вилка.
– Мне тоже купаться нельзя? – расстроенно спросил отца сын Велтистова.
– Холодно, – мягко улыбнулся ему Евгений Серафимович и пообещал. – Следующим летом приедем, всей семьей.
Мадам Велтистова поехать не смогла – нормальные люди в СССР вообще-то работают, им разъезжать некогда, но сыну отгул выбили – пусть развеется.
Погрузились в выделенный киностудией транспорт в виде двух «Москвичей», нас довезли до гостиницы, где пришлось попрощаться с Велтистовыми, а потом заселиться в двухместный номер с двуспальной кроватью вместе с Виталиной. Вот такие командировки прямо по мне! Скоротав время до рассвета и немножко вздремнув, позавтракали, покинули гостиницу, и, все еще на киностудийном транспорте, нас с Велтистовым-старшим повезли на прославленную на весь СССР Одесскую киностудию.
– Вроде почище стало, – по пути поделился я впечатлениями с Вилкой.
– Третьего дня на внеплановый субботник весь город выводили, – пояснил водитель.
Понимаю – новый градоправитель испугался, и теперь очень старается произвести хорошее впечатление. В том числе – эксплуатируя горожан.
– Уже бывал в Одессе? – с улыбкой спросил писатель.
Неплохое подтверждение того, что какая-то секретность в СССР еще осталась.
– Проездом, на день, – честно ответил я.
Приятно, что Вилка не вмешивается – знает, что лишнее я говорю только тем, кому можно.
– А как тут вообще, Михаил Сергеевич, – обратился я к водителю. – При новом градоправителе?
Лицо Велтистова стало задумчивым.
– Да как? – пожал он плечами. – Поначалу чистота была, в магазинах изобилие, силовикам хвост накрутил – месяц зашивались. У меня друг в милиции работает, – объяснил он собственную осведомленность.
Ну классика – немножко посуетились и нормально, авось пронесет. Но, раз ради меня выгоняли людей на внеплановый субботник, «потемкинская деревня» активно строилась и продолжает это делать прямо сейчас. Ну посмотрим, что у них получится – полученный мной сигнал сверху «градоправителя не трогать, политически плохо снимать через полгода после назначения» я впитал, так что придется перевоспитывать. Вот сегодня-завтра кинодела утрясем – благо их немного, снимать раньше весны все равно никто не начнет, зима близко же – и сразу возьмусь.
Молча ткнул пальцем в идущего по тротуару очень бородатого армянина из списка, Виталина заметила и подтвердила. Винтилова мы не увидели, поэтому товарищ Велтистов ничего не заподозрил.
– Евгений Серафимович, а вы на нормальной работе еще работаете? – спросил я его.
– Писатель – вполне нормальная работа, – успокаивающе улыбнулся он.
– Ничего не делаешь – и все есть, – горячо закивал я.
Поржали с коллегой по цеху.
– Третьего дня наткнулся на ваше интервью с начальником американского уголовного розыска, – добавил я. – Я не журналист, но, чисто с обывательской точки зрения, интервью получилось жутко интересным.
– Спасибо, – с улыбкой поблагодарил Велтистов и поморщился. – Наврал он, конечно…
– Это уж как водится! – подключился к беседе водитель. – У них все на вранье и держится!
– База, – кивнул я.
– Какая «база»? – не понял он.
– Базовые знания, которыми обладают просвещенные люди, – пояснил я.
Водитель от комплимента немножко покраснел. Извини, мужики милахами в моих глазах не бывают.
Въехали в ворота студии, потаращились на павильоны и суету – вон макет печки куда-то потащили – и добрались до крылечка главного здания, на котором нас встретил лично Геннадий Пантелеевич Збандут – нынешний директор. Поздоровались-познакомились, и я понял, что Геннадий Пантелеевич чисто по-человечески мне симпатичен полным отсутствием подхалимажа, которого с каждым днем вокруг меня все больше и больше. А еще – кандидат философских наук, и в интернете про написано него много хорошего.
По пути высказал пяток комплиментов его диссертации, задал пару вопросов, получил ответные комплименты и вопросы, которые Геннадий Пантелеевич масштабировал и на Евгения Серафимовича.
Последний меня и спросил:
– Ты и в философии разбираешься, Сережа?
– Поверхностно, – признался я, скромно шаркнув ножкой. – Разумеется, за исключением Гегеля, учение которого каждый считающий себя приверженцем коммунистических идей должен освоить хотя бы на минимальном уровне. Но стараюсь следить и за современным положением дел – мы входим в совершенно новую эпоху – так называемую эпоху постмодернизма. И, увы, СССР тоже её тлетворного влияния лишен не будет, потому что при постмодерне реальность становится копией самой себя, теряя свое первоначальное значение и смысл. Для обозначения таких явлений французский философ Жан Бодрийяр взял еще античный Платоновский термин «симулякр», изначально означавший…
– Нисходящую деградацию двойного искажения: вещи относительно ее истинного бытия, то есть Идеи, и образа вещи относительно самой вещи, – вставил ремарку Геннадий Пантелеевич и спросил. – То есть, Сергей, ты считаешь, что рано или поздно идея построения коммунизма станет симулякром?
– Если ничего не делать – симулякром станет вся наша страна, – развел я руками. – Я не провоцирую на антисоветчину, но все же прекрасно видят, как много в Партии и других структурах приспособленцев. Они говорят правильные слова, верноподданически таращат глаза на начальство, но истинности в их словах ни на грош. Словом – настоящую Идею уже потихоньку подменяет система устойчивых ритуалов, лишенных глубинного смысла. Этих симулякр коммунизма уже сожрал полностью. Еще один ярко выраженный симулякр – выданный не так много лет назад с самого верха тезис: «Коммунизм – это когда у всех есть квартира, машина и полный холодильник». Разве коммунизм об этом?
– Совершенно не об этом, – кивнул Геннадий Пантелеевич.
– Папа, я ничего не понял, – шепотом пожаловался отцу Велтистов-младший.
Пока Евгений Серафимович успокаивал сына тем, что все еще впереди, я предложил:
– Геннадий Пантелеевич, мне старшие товарищи весь философский зарубежный «свежак» дают читать, могу поделиться с вами, если хотите. Но там на оригинальных языках, на наш не переводят.
Пока.
Геннадий Пантелеевич немного поскучнел.
– Понимаю, – вздохнул я. – Мало ли как чтение такого самиздата воспримут старшие товарищи.
– Просто у меня из языков только немецкий, – покачав головой, смущенно признался директор киностудии.
– Значит Бодрийяра вам присылать не станем, – хохотнул я и вопросительно посмотрел на Вилку.
– Послезавтра вам прямо сюда привезут, Геннадий Пантелеевич, – пообещала она.
– Спасибо, – поблагодарил он.
В режиссеры баба Катя, ничтоже сумняшеся, выдала мне целого Георгия Николаевича Данелию, который в данный момент времени ничего не делает, но, возможно, уже потихоньку пишет сценарий «Джентльменов удачи». Познакомились, обменялись комплиментами. Тоже не волнуется – он уже большой, а фильм «Тридцать три» из широкого проката выпиливал лично покойный товарищ Суслов, причем по совершенно дебильному поводу. Какая тут боязнь мальчика после такого мастодонта? Кстати о фильме!
– Мы с Виталиной Петровной на «Тридцать три» недавно в кино ходили, – похвастался я Георгию Николаевичу. – Здорово, что такой хороший фильм вернули народу.
– Говоря откровенно, – Данелия с улыбкой подмигнул. – Фильм особо и не исчезал – мне рассказали, что его смотрели в воинских частях, клубах и даже парочке окраинных московских кинотеатров.
– Песню не задушишь, не убьешь! – улыбнулся я в ответ.
Перешли к делу, и, при помощи художника, следующие шесть часов, с перерывом на обед в весьма хорошем местном буфете, просидели над раскадровками – я старался лезть как можно меньше, зато Евгений Серафимович не стеснялся. Максим начал клевать носом, и, под виноватым взглядом Велтистова, решили на сегодня сворачиваться.
* * *
Если чиновник худой, это не значит, что он не ворует – именно этим принципом я решил руководствоваться, увидев Бутенко Леонида Яковлевича, нынешнего Одесского градоправителя, когда мы с Вилкой и прибывшим дядей Витей – просто для солидности, у нас сегодня типа-мирная акция – прибыли в Горком, не забыв предварительно согласовать визит. Вот Леонид Яковлевич меня прямо боялся, потому что был бледным и потел, но чаем с сушками угостил образцово-показательно.
– Как обыватель, я сужу о муниципальных властях так – если в городе поддерживается чистота, оберегается инфраструктура и строится что-то новое – значит власть работает. Но, помимо этого, существует и «теневая» сторона работы, заключающаяся в тесном взаимодействии с силовыми структурами. Обеспечение монополии на насилие – сама главная задача любого государства. У нас, помимо нее, страна так же имеет монополию на экономическую деятельность. Бываете на УПК, Леонид Яковлевич?
– Проводим ежемесячные проверки на предмет нарушений, нейтрализовали три подпольных цеха, посадили столько же директоров УПК, а еще двенадцать пришлось уволить из-за злоупотребления служебным положением, – с горестным вздохом пожаловался на нехороших дяденек Леонид Яковлевич.
– Очень здорово! – одобрил я. – У меня к вам предложение, Леонид Яковлевич – давайте в ближайшие дни пару часиков погуляем пешком по разным районам Одессы, поговорим с людьми, оценим инфраструктуру и качество питания в номерных столовых.
Градоправитель аж посинел.
– Я – реалист, и прекрасно понимаю, что заделать каждую яму и осушить каждую лужу просто невозможно, – успокоил его я. – Цель – выявить по-настоящему серьезные проблемы, если таковые есть. Так же я понимаю, что вы крайне занятой человек, но, боюсь, выбора у вас нет, – с вежливой улыбкой развел руками.
Шумно сглотнув, товарищ Бутенко конечно же согласился, надел пиджак, сказал секретарше, что отправляется на внеплановую инспекцию, и мы покинули Горком. Усевшись в машину, попросил дядю Витю доставить нас на окраины.
– Центр везде более-менее, – пояснил я градоправителю. – Там же административные здания, а огребать никто не хочет – вот и стараются образцовый порядок по мере возможности поддерживать. Окраины при этом предоставлены сами себе, раз в пятилетку обретая, например, асфальтированную дорогу или пяток фонарных столбов. Я понимаю, Леонид Яковлевич, что выделяемые городу средства ограничены, поэтому идеал недостижим. А еще на окраинах оседают те, кому рядом с власть имущими находиться совершенно нельзя.
– Борьба с преступностью ведется в ежедневном режиме, соответствующие отчеты поступают наверх ежемесячно, в соответствии с установленным регламентом, – на всякий случай оправдался Буденко.
– Грустно, – признался я ему. – Сбиваются люди с пути истинного, начинают подрывать стабильность в обществе. Особенно плохи так называемые «воры в законе» – их закон, они же «понятия», очень удобны, потому что основаны на двойных стандартах и зашкаливающем лицемерии – примерно как политика нашего стратегического противника. Тем не менее, еще с девятнадцатого века – тогда ворье звалось «Иванами» – немалая часть нашей проникшейся фрондерством интеллигенции почему-то замирает от их вида восхищенным сусликом. Вот это человечище – двадцать лет по лагерям, кого-нибудь зарезать ничего не сто́ит, не говоря уже про банальный обман с целью получения материальной выгоды. Мы в их глазах – «фраера» и «овцы», то есть не сильно-то и люди. Так, кормовая база.
Асфальтовая дорога закончилась, и мы медленно и печально, подпрыгивая на колдобинах, попылили по грунтовке.
– Какого года бараки? – спросил я, указав на деревянные двухэтажки за окном.
– Это не бараки, – покачал головой Леонид Яковлевич. – То есть изначально они ими были, но теперь там квартиры.
– Я понимаю, – улыбнулся я ему. – Но как барак не назови, жильем мечты он от этого не станет. Так какой год?
– Начало тридцатых, – поморщился Леонид Яковлевич.
– Мне просто для общего развития, – развел я руками. – Дома из ничего не берутся, и, опять же, все завязано на выделяемые фонды. Даже будь на вашем месте товарищ Сталин, он бы все равно за столь короткий срок не успел бы расселить это все, – обвел руками окружающие бараки.
Почти уверен, что немалая их часть благополучно доживет до XXI века – в моем родном городе по крайней мере сохранились. Дожила бы, если бы не попаданец – вот мне цель: к двухтысячному году ни одного барачного жителя в СССР остаться не должно. Увидев, как из деревянной будки, поправляя штаны, вышел пацан лет пятнадцати (либо прогульщик, либо на больничном), добавил цель посложнее – к двухтысячному году хотя бы в городах не должно остаться уличных туалетов, за исключением специально выстроенных общественных. Империя – это в первую очередь дороги, и, внезапно, наличие бесплатных мест для отправления естественных потребностей, иначе народ будет ссать в кусты и подворотни, и будет в этом совершенно прав – почему родная власть не построила толчок?
Леонид Яковлевич оживился:
– Если на следующем перекрестке повернуть налево, можно будет увидеть сквер, который мы обустроили в прошлом месяце.
– Давайте посмотрим, – одобрил я.
Сквер хороший – лавочки, урны, деревья, плитка. Поговорили с присутствующими здесь пенсионерами – остальные на работе – которые рассказали, что сквер им нравится, но лучше бы сделали нормальную дорогу, а еще лучше – водопровод.
Леонид Яковлевич, которого пенсионеры не узнали, демонстративно записал в блокнотик, я раздал карточки с автографом, и мы отправились дальше.
– Пойдемте по тому вон гастроному погуляем, – указал я на номерной магазин. – «Буратины» купим. Мне сладкое очень нравится! – со счастливой улыбкой признался я товарищу Бутенко.
– Мне тоже, – покивал он. – Но стараюсь себя ограничивать, врачи советуют.
– Самоограничения – важная часть духовного роста, – одобрил я.
Зашли в гастроном – изобилие в наличии. Не черная икра с осетриной, конечно, но глаз все равно радует. Взяли бутылку «Буратины», и хитрый мальчик отправился проверять правильность работы весов в отделе сладостей. Тетенька получила автограф, отвесила запрошенные триста граммов «Мишек на Севере»…
– Тетенька продавщица, а зачем вы меня обманываете? – обиженно насупившись, спросил точно знающий, сколько должно быть конфет в трехстах граммов я неожиданно стройную для работника Советской торговли темноволосую даму лет тридцати.
Не хватает одной конфетки.
Побледнев, она отшатнулась, рухнула на стул, и, начиная плакать, выдала легендарное:
– Я не виновата!
– Леонид Яковлевич, нужно закрыть магазин и поместить сотрудников под наблюдение, чтобы не успели замести следы, – выдал я опешившему от такой занятной сценки градоправителю.
– Это не в моих полномочиях, – проявил он кретинизм, получил в ответ поднятую бровь дяди Вити и пошел звонить сразу начальнику местного БХСС.
Товарищ полковник, тем временем, прожестикулировал в витрину, и к нам присоединилась сборная из сотрудников БХСС и КГБ – местные. Двое встали у входа с приказом выпускать только клиентов и никого не впускать. Для солидности повесили на дверь табличку «учет». Клиенты, впрочем, уходить и не спешили – нифига себе суета началась, любопытно же!
Еще двое с возглавившим их дядей Витей пошли к директору, и через полминуты по громкой связи раздался дрожащий женский голос, поведавший, что магазин закрывается на тот самый учет. Пришлось народу с недовольным бурчанием уйти. Нервничающих продавщиц тем временем рассадили на стулья в центре зала, чтобы ничего не трогали.
Директор гастронома в виде полной, стервозного вида женщины лет сорока пяти с прической «бублик» и в очках с импортной оправой на вопросы отвечать отказалась совсем, но вот ее персонал в круговую поруку играть не стал, сдав начальницу с потрохами: и из подполы черной икоркой приторговывает, и гири в магазине специальные, на двадцать-тридцать граммов легче положенного. Покупатель и внимания не обратит, но граммы складываются в килограммы, и директор с этого имеет больше положенного.
– Сучки! – прошипела та. – А вы чистенькие, значит? Да вы мне руки целовали за премиальные в конвертике! «Спасибо, Любочка Петровна!», – передразнила она.
– Труден путь строителя коммунизма, – со вздохом подвел я итоги.
Глава 25
Из Одессы меня выдернули приказом сверху, сразу после фото– и автограф-сессии по окончании встречи с читателями. Вот тут слухов пришлось хлебнуть полной ложкой – все заданные мне вопросы касались городских проблем, а силовикам пришлось неплохо попахать, пока вместо песен и фельетонов Сережа толкал со сцены агитацию и пропаганду о том, насколько важно отлавливать чертей в тихом омуте. Потом тем же самым занимался товарищ Бутенко, которого за эти дни я изрядно прокачал в плане трудолюбия и урбанистики. Даже черновой проект развития Одессы дали почитать, и все мои правочки «постараются учесть». А еще он полюбил по-настоящему внезапные проверки, потому что сверху позвонили и погладили по голове за рейды, в ходе которых мы исправляли гастрономы, продуктовые базы, столовые, и даже накрыли подпольный цех по пошиву юбок. Хорошие юбки, блин, но не потому что цеховик такой классный, а потому что вся нормальная ткань на подпольное производство и уходит! Официальный ширпотреб, следовательно, деградирует.
Попросить может после разрешения кооперативов амнистировать часть цеховиков почеловечнее? Пускай самореализовываются, налоги платят.
Внезапная идея – воткнуть на ВДНХ типа-робота под названием «Терешкова». Сначала – «Терешкова-1», а далее каждый годик (план-минимум) добавлять ему новые фичи. Для начала будет просто муляж, которого научим, например, здороваться – там просто, чисто диктофон подрубить. В идеале на «Терешкову» должен пахать отдельный НИИ. Надо на прием к деду записаться, поговорить об этом.
А еще нужно поговорить о том, какого хрена меня из ДК везли натурально в БТР, под вооруженным конвоем. Остался конвой и в самолете – у двоих автоматы! По прилету в Москву нас закутками вывели из аэропорта, и уже на гражданских машинах отвезли на дачу Судоплатовых. По пути отметил несколько КПП с вооруженными КГБшниками. Сама дача тоже охранялась – и снаружи, и изнутри.
– Сережа! – услышал я давно ставший родным мамин голос.
Сердечко ёкнуло – соскучился! Мама загорела, вернула прежнюю идеальную фигуру. Одета в джинсы и кофту – на даче же. Обнялись, расцеловались.
– Я соскучился! – признался я ей.
– А я-то как соскучилась! – продолжая меня обнимать, она слегка покачала нас вправо-влево. – Вырос-то как! – отметила мой достающий до ее нижней губы затылок. – Когда на глазах дети растут, оно и не заметно, – добавила маминых инсайдов. – А месяц не видела, и ты уже вон какой! – отодвинувшись, окинула меня гордым взглядом.
– Я бы покраснел, но, извини, как дошло вот до такого? – указал на курящего у ворот автоматчика. – С кем воюем?
– Ни с кем, – поморщилась она. – Нас из отпуска выдернули, просто на всякий случай, но я на самом деле очень рада! – широко улыбнулась. – Отдохнула, теперь буду детей воспитывать!
– Мааам… – немножко надавил я.
– Я не знаю! – раздраженно всплеснула она руками. – Если вам, – вполне легитимно объединила она нас с Вилкой. – Ничего не говорят, то мне-то откуда знать?
– Извини, – признал я ее правоту. – Дед тут?
– Пф! – она красноречиво обвела явно перенасыщенное охраной пространство рукой.
– Понимаю, – вздохнул я. – Тогда пошли с папкой и сестрами поздороваюсь, а потом шашлыки и баня. С Виталиной Петровной пойду.
Мама закашлялась, Виталина покраснела.
– Да ладно вам, – отмахнулся я, и мы пошли к дому.
Неспокойно на душе прямо – сколько юнитов не нагони, а один звонок сверху – и все: «Гениальный мальчик утонул во время купания в реке», например. Но это даже не 0.0001% проблемы – как бы тупо ни звучало, я тут за Родину жопу рву вообще-то, а все происходящее выглядит как попытка государственного переворота. Удачная ли? На деда ух как много завязано. Не будет такой крышы – останутся народная любовь и любовь силовиков. А это ух какие жиденькие активы, если честно. С другой стороны – я сам по себе огромная ценность. Опасен? Безусловно! Полезен? Абсолютно! А главное что? Правильно – совершенно идейный, а потому – лояльный властям. На секундочку – ничего несогласованного сверху я не сделал, и этот факт обязательно заметят. В общем – либо дед передушит конкурентов и будем жить по-старому, либо буду адаптироваться к работе с новым начальством. Ну не верится, что найдется мудак такого уровня, чтобы меня тихо удавить. Ну задушит жаба!
– Не переживаешь? – спросил я.
– Я уже привыкла, что все наши проблемы решаются так, как лучше для нас, – смущенно призналась родительница.
Понимаю и только одобряю. Теперь попробуем оценить не связанный напрямую с моей жизнедеятельностью ущерб. Вот тут уже зависит от инициаторов. Если это остатки «преданных брежневцев» – все очень плохо, потому что эти экономику менять не станут точно, а скованному по рукам и ногам мне вытряхнуть их из Кремля будет очень сложно. Но в целом – реально, если не дергаться и играть «в долгую», в лучших традиция деда, который точно не сдох – про такое нам бы сказали точно, причем сразу. Семью и Виталину мне оставят по тому же принципу «полезности и подконтрольности» – рычаги давления лишними не бывают. Могут отправить Судоплатова-старшего на пенсию – он из старых времен, а таких особо мягкотелые товарищи боятся. Баба Катя… Вот здесь все очень плохо – тоже на пенсию пойдет.
– Фурцевой не звонила? – спросил я маму.
– Нельзя, – вздохнула она. – Никуда нельзя.
– Кровавый режим блин, – вздохнул и я.
А еще надежда на МВД и армию, не говоря уже о прямо-таки родном КГБ. Щелокова чисто теоретически перетянуть на сторону заговорщиков могли – если «брежневцы», опять же – но вот армейцев и КГБ – едва ли. Про армию никогда столько песен отовсюду не играло, а первый танковый биатлон, где наши раскатали в пух и прах союзников по Соцблоку, уже показали по телеку. Благодарность имеет свойство постепенно улетучиваться и отступать под напором внешних обстоятельств? Бесспорно! Но Гречко меня в обиду не даст, на крайний случай привяжет к себе поплотнее – считай, заберет в личное пользование. Тоже норм – без войск из Кремля никого не вытряхнешь, а они за меня лет через пять натурально в огонь и воду. Словом – живем, общаемся с родными, делаем «а-гу-гу» с маленькой сестренкой, с совершенно недостойным брата удовольствием обнимаем Таню и идем жарить шашлыки и в баню – из командировки вернулся, заслужил. Телевизор посмотреть? Тройное, презрительное «ха» – там будут ждать спущенный сверху «темник», которым никто заниматься пока все не устаканится не станет.
– Сережа, – растолкала меня спящая со мной Виталина.
– А?
– Павел Анатольевич приехал, – чмокнув меня в щеку, проинформировала она.
– Пойдем пообщаемся! – моментально стряхнул я сонливость.
В свете луны оделись и пошли вниз.
– В обществе, особенно в обществе власть имущих, сейчас очень напряженная атмосфера, – немножко посублимировал я волнение в болтовню. – Аресты один за одним, вплоть до республиканских глав и Горкомов. Когда человек долгое время подвергается стрессу, ты сама знаешь, что бывает.
– Нервные срывы, неадекватность решений, податливость внешним воздействиям, – кратко обрисовала Виталина.
– Вот и нарешали, – вздохнул я. – И тут два пути – либо из-за страха присесть это все начали, либо – в преддверии экономических реформ. Сейчас узнаем.
– Если расскажет, – проявила здравомыслие Вилка.
– Что-то да расскажет, – пожал я плечами.
Спустившись в гостиную, нашли там лежащего на диване, одетого в форменную рубаху и брюки, осунувшегося, красующегося красными глазами деда Пашу. «Осунулся» чисто физически – зрячий глаз натурально горел демоническим пламенем, а поджатые в нитку губы словно безмолвно обещали: «Мы еще посмотрим кто кого, твари».
– Здравия желаю, товарищ генерал, – козырнула Виталина.
– Мне просто жутко интересно узнать, что происходит, – я был более конструктивен.
– Предательство, – скучающим тоном ответил он. – Как и всегда. Двести три завербованных всеми подряд врагами ученых нашли, Сережа. Неспроста твоих трансплантологов и археологов гнобят. Москву перетряхнули, сейчас Ленинград отрабатываем, дальше за остальных примемся.
– Даже так? – вздохнул я, покосился на генеральский китель в кресле и сел в другое.
Виталина заняла третье.
Была такая конспирология в интернете – мол специально гнобили агенты вражеского влияния тех, кто потолковее и реально хотел быть полезным. Не конспирология, получается!
– Там тот который в Южную Америку индейцев изучать уехал нашел какой-то толи храм, толи дом, – порадовал новостью дед Паша. – Открытие мирового уровня, говорят.
– Это все о*уеть как интересно, – ответил я и увернулся от вялого дедова леща. – Но не томи уже!
– Никакой выдержки, – укоризненно покачал головой дед.
– Упрек несправедлив, потому не засчитывается, – отмахнулся я.
– Послал бог внучка, – по-стариковски крякнул Судоплатов. – Вчера вечером машину, в которой ехал Юрий Владимирович и Татьяна Филипповна, взорвали. Погибла она, Сережа.
– Пиз*ец, – закрыл я лицо руками.
Бабушку очень жалко – и чисто по-человечески, и в качестве упущенного актива: на поправку шла просто поразительными темпами, глядишь через полгодика и потянула бы функции «первой леди» в полной мере. Земля пухом, баб Тань, и прости, если что не так.
– Генеральный секретарь жив, час назад из реанимации перевели в ожоговое отделение. Половина лица обгорела, – показал Судоплатов на себе, потому что материалистам суеверия чужды. – Левая. Глаз потерял, но жить будет. Передушили мы всех, Сережа, все нормально будет, – похлопал он меня по плечу.
– Кого «всех»-то? – не особо надеясь на ответ, спросил я.
– Донецких, – исчерпывающе ответил дед.
– Уродом Генеральный останется теперь, – вздохнул я. – А еще сама собой напрашивается…
Оборвав себя, поднялся на ноги и спросил:
– Еще повреждения?
– Два пальца на левой руке, безымянный и мизинец, осколочное ранение бедра, не опасное, – ответил дед.
– Сколько лечиться будет?
– До зимы минимум.
– Еще кто погиб?
– Знакомый твой, – отвел глаза Судоплатов.
– Дядя Саша?
– Он.
– Какие б*яди! – простонал я, взял себя в руки и обратился к Виталине. – Пошли к машинке, будем медийную стратегию разрабатывать по перекрытию всего это дерьма и подачи изуродованной рожи Юрия Владимировича как диалектической черно-юморной фишки, а не подтверждение его двуличия – а последнее прямо напрашивается, потому что народ образованный и про Януса знает.
– Одобряю, – на всякий случай буркнул Судоплатов и поднялся с дивана. – Спать пойду. И ты не засиживайся, завтра в школу.
– Спокойной, – пожелал ему я, и мы с машинисткой пошли в кабинет, где до самого утра печатали инструкцию для Андропова.
Цинично, но переживший покушение царь, который уже успел зарекомендовать себя борьбой с коррупцией на всех уровнях, прямой линией и отсутствием показательных порок податного населения, да еще и МРОТ поднять обещал, автозавод построить, разобраться с дефицитом и телевизор смотреть при нем интереснее стало – а это, как ни странно, тоже немалой силы аргумент, это прямо подарок судьбы! Еще и жену трагично потерял, с которой много десятилетий прожил. Народ у нас сердобольный, и вот ЗА ТАКОГО царя встанет горой.
– С бабушками интересно, – похвалила Виталина кусочек доклада.
Суть такова – берем бывших КГБшных бабушек и отправляем парами ездить в общественном транспорте по сложному графику и постоянно меняющимся маршрутам. Их задача – просто рассказывать друг другу о том, как стране повезло, что у нее есть такой трагичный, но не сломленный Андропов. Параллельно тем же будут заниматься КГБшники помоложе, потому что бабушкины рассуждения могут вызвать остракизм у молодежи. А так – едут двое волосатиков в джинсах и хвалят власть, которая разрешает ходить в таком вот виде без всяких там отчислений из учебных заведений и Комсомола. Да, мелочь, но, если вот такие шепотки люди будут слышать регулярно, поневоле задумаются – раз всем нормально, значит и вправду нормально? Тем более результаты работы нынешнего Генерального налицо. И на лице.
– А вот с американцами может быть сложно, – вздохнул я. – У них в комиксах про Бетмана (мне комиксы таскают, так что «откуда знаешь» тут не неприменимо) злодей есть – Харви Двуликий, падший прокурор. Комиксы пока не настолько распространены, чтобы каждый тамошний прол провел параллель, но я совершенно уверен, что им помогут. Но тут уж ничего не попишешь – со временем, если все будет нормально, на «двуликость» Юрия Владимировича перестанут обращать внимание. Но поначалу будет весело.
– Сережа, я знаю, что он – твой дедушка, – мягко сказала Виталина.
– Он мне в первую очередь Император, – фыркнул я. – Хорошо, что знаешь – надоело секретность на пустом месте разводить.
– Прошел проверку, – улыбнулась Вилка, встала из-за стола и наградила за стойкость поцелуем.
Что ж, оно того стоило!
* * *
В школу пешком идти нам с Таней не разрешили, довезли под конвоем, чисто на всякий случай. В телеке с утра прокрутили кадры с участием Андропова – позавчерашние, чтобы население раньше времени не волновать. О главном – ни слова, но вечернее «Время» смотреть нужно обязательно – расскажут подробности. Жесть конечно завертелось все. И не факт, что дальше будет спокойнее. Впрочем, может и будет – врагов-то теперь в Центре практически не осталось, а «девятку» перетряхнули, выявив пяток «ненадежных». Даже здесь бардак, сука – один из этих «ненадежных» бомбу и подложил. Пятнадцать лет беспорочной службы – и вот такой коленкор выкинул. И ведь не ЦРУ и не МИ6, и даже не Моссад, а свои же, мать его, «старшие товарищи» подбили!
А еще с утра позвонила Фурцева, выразить сочувствие и попросить не падать духом. Это точно не ко мне – пусть хоть все вокруг пылает, а земля под ногами обваливается в бездонную пропасть, но продолжать «попаданствовать» я буду в любых условиях.
В портфеле – аккуратная, лишенная сучьев, березовая чурочка. Это для урока трудов, наконец-то нас допустили до деревообрабатывающего станка. А потом нас покормят девочки результатами своих «трудов». Но сначала предметы скучные, с привычным получением пятерок.
Трудовик у нас классный, пятидесятилетний худой электрик с классическими золотыми руками. Юморит, не стесняется бить по рукам тех, кто лезет куда не надо и снисходительно относится к кривизне некоторых наших поделок. Непьющий, что своего рода в среде трудовиков феномен.
Объяснив нам технику безопасности, допустил до станков, и я пропустил вперед своего соседа по парте Василия, каштанововолосого полноватого высокого (выше меня на полголовы) пацана. Именно его мы будем «доращивать» до члена Политбюро, но сам он, понятное дело, об этом не догадывается, собираясь поступать в МГИМО – его отец работает в посольстве аж в Англии. Золотая молодежь, в общем, но «мажорностью» и не пахнет – это, кстати, общее место для всех здешних ребят: умеют держать язык за зубами, образцово-показательно едят ублюдочный минтай и впахивают как надо на сборе металлолома и субботниках. Ну Советская молодежь! А вот следующее поколение, если бы не попаданец, было бы уже менее скромным, презрительно относящимся к быдлу. Не допустим!
