Текст книги ""Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Валентин Леженда

Соавторы: Антон Федотов,Алексей Губарев,Олег Мамин,Павел Смолин,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 327 (всего у книги 347 страниц)

Эпилог

– Они не потянут, – сыграла в капитана очевидность сидящая на стуле справа от меня, перед сценой, на которой Димин горе-ВИА самозабвенно орал на басиста за четвертый за одну песню «косяк», Виталина.

– Да, басист-то похер, волнуется просто и со временем бы вылечился, но так себя товарищи не ведут, – грустно согласился я. – Можно спихнуть на твои хрупкие плечи неприятную обязанность их послать?

Еще ничего не началось, а в группе уже назрел «кик» одного из участников. Нафиг, сейчас поменяем басиста, порепетируем, и неминуемо найдется следующий «ху*вый» – которым, кстати, может оказаться и сам Дима. В итоге до финала из изначального состава дойдет от одного до двух человек, а я потеряю кучу времени и нервов, так какой смысл? Ох уж эти музыканты.

– Я же должна беречь твою хрупкую детскую психику! – с улыбкой кивнула мне Виталина и пошла к сцене. – Заткнуться! – лязгнула металлом в голосе.

Воцарилась тишина.

– Ты – лажаешь! – ткнула пальцем в ударника. – И ты! – в басиста. – Ты – алкаш! – в подозрительно красноносого клавишника. – И ты! – в соло-гитариста. – А ты – не смог организовать коллектив! – в Диму. – Вы за три недели не освоили три жалких песни, зато, уверена, уже делите будущие деньги и баб!

Музыканты отвели глаза – делят!

– Пустая трата Сережиного гения! – заклеймила она их. – Мы уходим! – с ласковой улыбкой вернулась ко мне, подняла на руки как принцессу, и мы под о*уевающими взглядами слитых музыкантов покинули кабинет.

– Ржака! – оценил я, слезая на пол и пообещал. – Подрасту тоже тебя на руках носить буду.

– Обязательно! – пообещала в ответ ржущая Виталина.

– Найдешь мне нормальных, морально стойких и не склонных к пороку? – попросил я. – Шанс был дарован, шансом не воспользовались, больше у меня теплых чувств к Диме не осталось.

– ВИА уже собрана, и даже записала все три песни, в машине бобина лежит, – улыбнулась Вилка.

– КГБ страшное! – радостно возвестил я. – Раз мы выбрали скучный путь, когда кадровой работой занимаетесь вы, мне еще нужен коллектив красивых детдомовских мальчиков-подростков. «Ловить» никого не придется, совсем наоборот – по возможности вести монашеский образ жизни под похотливый визг всех школьниц и студенток Советского союза.

– Страшный ты человек, пионер Ткачёв! – стебанула меня Вилка.

– Ну а представь, чего могут наворотить детдомовцы обычные? – вздохнул я.

На дворе же не «перестройка», когда всем плевать – в эти времена огребем все.

– И товарищ Генеральный секретарь тут не поможет, – продолжил я. – Первый уши надерет за передвижной рассадник разврата. Нет, я уверен, что и там, путем долгого отсева, мы найдем замечательных, стойких ребят, но зачем, если этот отсев уже проведен?

Кому плохо?

– Все правильно, Сережа, – погладила меня по голове Виталина, выдав положительное подкрепление по-Павлову за правильные мысли. – Старайся подключать к своим проектам как меньше людей со стороны. Там, где это возможно.

– Не больно-то и хотелось, – признался я. – Попадут под молотки – совестно будет. А когда КГБ – ответственность за чужие жизни делится на нас всех, и получается не так плохо.

– Ты-то здесь причем, – без задней мысли сделала хуже Вилка. – Ты мог бы вообще ничего не знать – просто иногда от тебя бы убегали музыканты, а «басисты», – указала на остающийся позади ДК. – Потихоньку заменялись нашими людьми. Итоговый результат был бы точно таким же. Прости, Сережа, ты – замечательный музыкант, но планирование сложных операций… – с теплой улыбкой развела руками.

– Иллюзий нет, – успокоил ее я, забираясь в машину. – После всего пережитого даже пытаться не верить в мощь КГБ не стану. И ты права – так, как сейчас, лучше и честнее.

– Может поэтому тебя так Юрий Владимирович и ценит? – с улыбкой спросила она саму себя. – Чтобы видеть, где «лучше и честнее»?

– А он все видит и так, вот что самое интересное, – пожал я плечом. – Но короля рулит свита – так всегда было и всегда будет, и не важно, социализм или родоплеменной строй. Но в истории хватает примеров, когда свитой начинал рулить король – и часто это выливалось в по-настоящему великие дела. Но товарищ Генеральный секретарь еще маленький и непрочно стоит на ногах, поэтому мы немножко ему помогаем. Гришин уже начинает «протекать», а завтра в Третьяковской галерее… Ты чего? – спросил побледневшую Виталину. – Понимаю, – кивнул. – До сих пор не верила, что мы тут серьезным делом заняты, а песенки – глубоко вторичны? А я ведь тебе сразу об этом говорил. Не осуждаю – а кто бы пионеру поверил? – хохотнул. – Заводи наш «Сталинмобиль», помощник супергения суперагент Вилка!

– Ты только что все испортил! – поморщилась она, но двигатель завела.

– Не будь этикет на больничном, я бы извинился обедом, а так – поехали безыдейно пожрем в любую номерную столовку, оценим процент хлеба в котлетах. А ты знала, что товарищ Трегубов, начальник Главного Управления торговли города Москвы – ворует? Ух я их всех на чистую воду выведу!

Виталина рассмеялась:

– По котлетам с хлебом?

– Утрирую же, – улыбнулся я. – Ответственный за «Сталинмобиль» автомеханик у нас уже есть, теперь нам, как главным героям комикса, нужен безумный ученый, который будет паять нам спецоборудование. Найдешь такого?

– Безумных у нас не держат, – посмотрела она на меня как на идиота.

– Не читала комиксы, получается? – спросил я.

– Не-а, – покачала она головой.

– У главных героев – это мы с тобой…

Вилка фыркнула.

– …Должна быть цель – с этим проблем нет, мы тут, вообще-то, все дружно коммунизм строим. Должно быть особое транспортное средство, – похлопал по сиденью. – «Сталинмобиль». Еще должен быть автомеханик – есть, и безумный ученый – техник. Настоящие безумие не обязательно – это как комплимент удивительным, почти нереалистичным умениям.

– Тебе по какому профилю? – спросила Виталина, поняв, что я не шучу.

– Звуковик, блок эффектов для гитары паять, схемы у меня есть, но навыков не хватит.

И «сырье» незнакомое.

– Найдем, – пообещала Вилка.

Разомнемся на этом и потом возьмемся за электронику посложнее.

Котлеты оказались вполне мясными, а толченая картоха – густой и с молоком.

– Образцово-показательно кормят! – одобрил я, опустошив тарелку и принявшись за ватрушку с компотом.

– Согласна! – Виталина выбрала борщ со сметаной и беляш с чаем. Отпив последнего, откинулась на стуле и спросила. – Так что с Третьяковкой?

– У тебя допуска нет, – покачал я головой, отомстив за все и сразу.

Лицо девушки поглотила тень.

– Все, больше не буду! – испугавшись, изобразил здоровой рукой «стоп». – Тебе рассказывать можно все, напоминаю. Тебе верят, Вилка, потому что знают, что ты – не подведешь. Не комплексуй!

– Заладил! – фыркнула она, вернув самообладание.

– В Третьяковке… – я объяснил.

– Ерунда какая-то, – пожала она плечами.

– Именно так – чисто на нервах поиграть, – кивнул я. – Чуть-чуть здесь, чуть-чуть там, и вот уже министр МВД либо идет вразнос и дает повод провернуть себя через аппарат, либо в разумных пределах исправляется и начинает работать эффективнее. Он картины рисует, Виталин. Прикинь сколько времени на это уходит? Я понимаю, отдушина и все такое, но ты же должен по четырнадцать часов в сутки пахать на такой собачьей должности, какая тут живопись?

– Если Юрий Владимирович одобрил, значит нужно постараться, – замотивировала она меня милой улыбкой.

– Обязательно, – с мотивацией и так проблем нет.

Вышли на улицу.

– А у тебя какой рост?

– 174 сантиметра, – ответила Вилка, улыбнувшись мне сверху вниз.

Андропов 175, мама – как Виталина, значит и я буду как минимум не меньше.

– А вес? – пристально осмотрел я ее с ног до головы.

– 63, – отвела она глаза и обиженно буркнула. – Я с тобой все время жру!

– Это чтобы от пули заслонять удобнее было! – хохотнул я и вздохнул. – Но лучше не заслонять, а выдергивать с траектории. Вместе с собой, ладно?

– Глупый! – наклонившись, с улыбкой потрепала она по волосам. – Мне, по-твоему, умирать хочется? Поехали, будешь бабушкам из Министерства образования глазки строить, – хихикнула она, усаживаясь в машину.

– «Я бы очень хотел, чтобы проект успели запустить до осени, у меня как раз рука заживет, смогу вместе с ребятами макулатуру собирать!» – провел я маленькую репетицию и под Виталинин смех уселся на свое место.

* * *

В ходе двухчасовой прогулки по Третьяковке мы с Сойкой добрались до пары караулящих проход в следующий зал лейтенантов. Судя по лицам – узнали.

– А чего там, дяденьки милиционеры? – поинтересовался любознательный мальчик, пытаясь заглянуть за угол.

– Там телевидение, – грустно сказал правый.

– Министра снимают, – не менее грустно добавил левый.

– Нельзя туда, да? – в тон им спросил я.

– Нельзя, – облегченно вздохнул левый.

– Ничего, нам – можно! – радостно заявил я и достал из внутреннего кармана пиджака бумажку с подписями Фурцевой и директора Третьяковки. – «В рабочее время Ткачёву С.В. и его спутникам разрешается посещать и осматривать все помещения Третьяковской галереи».

Милиционеры демонстративно отвернулись.

– Пойдем! – взял за руку хихикающую Соечку, и мы пошли на шум голосов. – Не против немножко познакомиться с живым министром?

– Девчонкам похвастаюсь! – с милой непосредственностью хихикнула Саяка. – А когда ты к нам придешь?

– Куда я такой? – кивнул я на руку. – Ни сыграть, ни спеть, и одна сплошная жалость. Не переживай, со следующего сентября будем за одной партой сидеть.

– Угу! – обрадованно кивнула Сойка.

Из коридора попали в зал и вытянулись на цыпочках, заглянув через спины выстроившихся за снимающими министра камерами пиджачно-милицейских товарищей.

Стоящий на фоне плотно увешанной картинами стены Щелоков был хорош – в парадном мундире, прилизанный, широко улыбающийся:

– Как завещал нам великий Ленин, искусство должно принадлежать народу! В хранилищах Министерства внутренних дел скопилось некоторое количество конфискованных в ходе пресечения подпольной торговли полотнами картин. Мы с товарищами приняли решение передать их Третьяковской галерее, оформив отдельной выставкой…

Самоконфискат, мать его!

– Отдельной гордостью является подлинник работы Ивана Константиновича… – Щелоков наконец-то уткнулся взглядом в мою восхищенно пялящуюся на него рожу и осекся. Откашлявшись, отвел взгляд и продолжил. – …Айвазовского…

Заминка не осталась незамеченной, и на нас начали обращать внимание. Соечка моментально покраснела, а я запомнил все рожи и имена. «Человек, который знает всех граждан СССР» звучит хороший челлендж. Пока Щелоков многословно описывал особо ценные картины, демонстрируя на всю страну свой богатый внутренний мир и любовь к живописи – тоже не дурак лицом поторговать – я тихонько расписался на чем пришлось – вплоть до десятирублевой купюры.

– А вот и подрастающее поколение! – подвалил к нам с Саякой сопровождаемый поворотом камеры мужик в очках и с микрофоном. – Вам нравится новая выставка?

Щелоков погрустнел.

– Выставка – замечательная! – не постеснялся я. – Мы очень благодарны Министерству внутренних дел, и обязательно расскажем ребятам, чтобы они тоже могли прийти посмотреть.

– Да! – мощно поддержала меня Сойка энергичным кивком.

Довольный журналюга дал отмашку выключать оборудование, а министр пошел к нам, взглядом отодвигая людей со своего пути. Какая рожа напряженная! Удобно быть королевским внуком. Он же – принц.

– Здравствуйте, Николай Анисимович! – пожал протянутую мне руку.

Рука как рука, так и не скажешь, что он ею взятки берет.

– Здравствуйте, – пискнула багровая от смущения Соечка, которой министр снизошел до целования ручки.

– Народ говорит, что вы сами пишете, Николай Аисимович? Здесь есть? – окинул я рукой зал.

– Вот здесь висит, – просветлел Щелоков, поняв, что арестовывать его сейчас не будут.

Очевидно знает, кто чей внук.

Министр подвел нас к завешанному малоформатными пейзажами углу и наклонился, указав на маленький, 20 на 30 см, пейзажик колосящегося осеннего поля в безликой деревянной фабричной рамке. Таблички с автором нет, но в углу маленькая подпись «Н. Щелоков».

Какой скромняга! Однако, сука, не удержался, и своё подсунул – дед правильно все просчитал, масштабировав мою идею со звонком.

– Очень хорошо написано, смотришь на эти колосья и прямо веет спокойствием и изобилием! – оценил я.

– Мне нравится смотреть на поля! – вежливо улыбнулась Соечка.

– Но зачем вы так скромно? – спросил я. – Работа замечательная, и достойна висеть как минимум здесь! – показал рукой на два пейзажика выше. – Художников Зуева и Потеряева я не знаю, а художника Эн Щелокова знает вся страна!

Да он даже не подозревает – вон какое лицо довольное. Да он же изначально даже не «силовик», из подготовки – оперативная работа в Великую Отечественную. А там таких пионеров «колоть» не учат.

– В самом деле, Николай Анисимович! – не подкачал плешивый мужик в чине полковника.

– Устами ребенка глаголит истина! – воззвал к мудрости предков мужик в штатском.

Побухтев для вида, за пару минут министр МВД охотно «уговорился», и пейзажики поменяли местами.

– А у вас есть машина, Николай Анисимович? – перешел я к пункту два. – Личная?

– Есть, – смущенно признался министр.

– А вы ее немножко перекрасить не хотите? У меня знакомая художница-график есть, Надя Рушева, ей машины разрисовывать понравилось. Может и вам попробуем?

– Мне докладывали о твоем «Запорожце», да, – кашлянул в кулак Щелоков. – Боюсь, Сережа, для меня это немного слишком экстравагантно.

– У меня, так сказать, максимальная комплектация, – улыбнулся я этому автолюбителю. – Можно ведь сделать скромнее, в соответствии с вашей внутренней строгостью и непримиримостью к ворью всех мастей! Попросим Надю метафорически изобразить вас в образе, например, волкодава, и поместим на капот. Получится очень концептуально!

«Концептуально» хроноаборигенов в погонах впечатлило, и подхалимы снова начали уговаривать министра. Вот он уже и не против! Договорился заехать вместе с Надей в гараж МВД двадцать третьего апреля, после дня рождения Ленина и субботника, на котором буду честно впахивать насколько позволит «однорукость».

Попрощались и оставили блестящего надеждой в глазах Щелокова – сигнал «давай дружить, дурашка» принят. Дед в эти времена долго порулить КГБ, следовательно – разругаться с Николаем Анисимовичем вдрызг, не успел, поэтому последний протянутой через меня метафорической руке обрадовался.

Добросовестно и с удовольствием покормив Саяку в буфете, погулял с ней еще полтора часа и пошел домой – репетировать телеэфир с посланцем Фурцевой.

* * *

В одной из монтажек «Времени» было тесно – набился почти десяток разноранговых функционеров во главе с самым главным телевизорным начальником. Рассевшись на стульях – жадный я убрал Вилку к стене и сел рядом, отрезав таким образом от похотливых старперов – народ смотрел в большой цветной телевизор:

– Товарищи! – светлоликий пионер на экране, роняя слезы (режущие софиты помогли), выходит из-за стола под скорбным взглядом ведущего.

Крупный план на прижимающего руку к сердцу Сережу.

– Клянусь – отслужу!

– Давайте сделаем небольшой перерыв, – говорит ведущий.

Монтажная склейка, и потупившийся пионер уже в дееспособном состоянии рассказывает как было страшно, как Брежнев впитал летящую в юное сердце пули, и, последнее – «будь рядом с Леонидом Ильичом космонавт, он бы успел его спасти!».

Еще полминуты на утешения от ведущего, и фрагмент заканчивается.

– Да, Николай Николаевич, все правильно – именно так я себя чувствую, и именно в такой форме хотел бы донести свои чувства народу. Очень вас прошу дать сюжет в эфир именно в такой форме, – со щенячьими глазами попросил я лично прибывшего смотреть итоговый вариант (немножко запугал монтажеров бумажкой от Фурцевой «подателю сего дать максимально возможный контроль над собственными попаданиями в эфир») председателя Гостелерадио СССР, которого в моей реальности в 70 году отправят послом в Австралию, а в этой – не знаю, дед в телевизор вникать не хочет, а баба Катя посмела заявить: «тебе оно не надо».

Подвигав внушительными, почти «брежневскими» бровями, почти пятидесятилетний черноволосый Николай Николаевич Месяцев великодушно решил:

– Если так нужно, пусть так и будет. В конце концов… – не найдя оправданий самому банальному «прогибу» под Екатерину Алексеевну, он улыбнулся. – Не переживай, Сережа, народ тебя винить не станет!

– Все равно так нужно, – благодарно улыбнулся ему я. – У меня есть задумка передачи-конкурса вроде «веселых стартов» для детско-юношеской аудитории. Рабочее название: «Зов джунглей». К кому я могу обратиться для обсуждения и возможного одобрения?

– Детско-юношеская? Это во-о-он… – он окинул взглядом студию и остановил выбор на тридцатилетнем усатом мужике с пшеничного цвета усами, которого угораздило задремать. – К Петру Алексеевичу. У нас все, товарищи? – демонстративно спросил он подчиненных.

Они подтвердили, что все, и товарищ Месяцев позорно сбежал, пока я не успел нагрузить его чем-нибудь еще. Вилка выдала «пшеничному» папку с передачей, взяла номер телефона для живительных пинков, и мы отправились домой.

– Меньше года – и мне уже почти все можно, – поделился радостью с Виталиной. – Чем не супергерой?

– Я все еще в этом не разбираюсь, – отмахнулась она.

– Ничего, у нас с тобой впереди много жутко интересных лет, и я успею пересказать тебе все культурное наследие человечества.

– Если не захочу уйти? – с теплой улыбкой спросила Виталина.

– Если не захочешь уйти, – с улыбкой подтвердил я.

Потому что нужно делить с кем-то ответственность за чужую жизнь.

Смолин Павел
Самый лучший комсомолец (СЛП-3)

Глава 1

– Екатерина Алексеевна, я посчитал, – поправляя пальцем тапок, жаловался наследный (через одного) принц по телефону любимой приемной бабушке. – Если загрузить «Союзмультфильм» одними только моими проектами, нам потребуется шестьдесят восемь лет, четыре месяца, два дня…

– Я поняла, Сережа, – аккуратно прервала поток страшных цифр. – Но даже тебе мы не можем позволить занять все мощности целиком, – поняла она меня неправильно.

– Какие там мощности? – вздохнул я. – У нас огромная страна. Почти двести пятьдесят миллионов человек – это не считая соцблока, где дети дружественных нам народов тоже хотят смотреть как можно больше мультфильмов. А еще – остальная планета, где того же самого очень хотят дети врагов. Но они же не виноваты, что они враги? – грустно спросил я. – И мы можем производить гораздо больше мультфильмов. Я еще маленький и многого не понимаю, но неужели в такой огромной стране не найдется немножко художников, пленки, краски и помещений?

– Мы с Борисом Николаевичем подумаем, – грустно вздохнула Фурцева.

– Спасибо большое, Екатерина Алексеевна! – поблагодарил я. – До свидания.

Повесив трубку, показал Вилке большой палец, и мы пошли ко мне в комнату – слушать запись КГБшного ВИА.

– Хоть щас миньоном выпускай. Они в каком там звании? – спросил я у сидящей за моим столом с чашкой кофе в руках девушки.

Родные в гостях у Судоплатовых, чаи гоняют, план про бабу Таню придумывают.

– Они гражданские, – покачала она головой. – Но из хороших семей. А еще – их растили музыкантами, и они к такой работе готовы.

– Нет причин тебе не верить, – широко улыбнулся я.

По Вилкиному лицу пробежала тень, и я огласил:

– Время смотреть «Время»! – включил телек, и мы переместились на диван. – Можно? – указал на укутанные длинной юбкой Виталинины коленки.

– Смотря что.

– Ничего из категории «для взрослых», – уточнил я.

– Можно, – разрешила она.

Прилег. Кайф!

– Мальчишка! – мелодично хихикнула Вилка, с улыбкой наклонившись надо мной.

– Вот ради этого кадра все и делалось! – заявил я, изобразив пальцами «рамку», и сел обратно.

Виталина вдруг густо залилась краской и спрятала лицо в ладонях.

– Ты чего?

– Прекратить приручение, пионер Ткачев! – промычала она в ладони.

– Не прекращу – вдруг получится, – привычно ответил довольный я. – Смотри, мой добрый друг-автолюбитель!

Вилка убрала ладони, потихоньку возвращая обычный, слегка румяный цвет лица.

На экране Щелоков в парадном мундире пожимал руку упитанному черноволосому мужику в генеральско-милицейской, столь же парадной, форме.

– Кто это?

– Тикунов, Вадим Степанович, – ответила Вилка. – Сегодня назначен первым заместителем министра внутренних дел. Прошлый убыл послом в Новую Гвинею.

– Который должен был занять должность Щелокова, если бы Николай Анисимович не был большим другом Леонида Ильича? – сверился я с внутренней википедией.

– Он, – подтвердила Виталина, с любопытством в глазах посмотрев на меня.

– Про это назначение я не знал, – пожал я здоровым плечом. – Я далеко стараюсь не лезть: меньше знаешь – крепче спишь. Но сигнал понятен – старайся как следует, или тебя заменит товарищ Тикунов. Потешная многоходовочка завершена, ручной министр МВД успешно получен.

– И что теперь? – хихикнула Вилка.

– Будем дружить, потихоньку воспитывать из него человека, – улыбнулся я. – Сериал про Высоцкого снимать, сырьё скоро будет напечатано в «Молодой гвардии», а я подкину товарищу министру идею с ним ознакомиться. Он уже один сериал заказал, мне Екатерина Алексеевна по секрету поведала – в телевизоре уже разрабатывается, рабочее название – «Знатоки». Получается – два сериала. Кислую мину бывшего председателя КГБ, про которое ни одного, представила? Сейчас мы с тобой слепим роман и сценарий, а потом еще к Юлиану Семенову съездим, попросим и его сценарий слепить – про Штирлица. И будет у наших силовиков баланс. Именно за этим я просил тебя достать вот эти немножко секретные дела, связанные с работой нашей контрразведки в Африке! – погладил полуметровую, в три ряда, стопку папок около дивана. – Все было впитано и переварено, пока ты подозрительно долго сидела в туалете. – озадаченный взгляд. – Ты что, какаешь как обычные люди?

Фыркнувшая девушка отвесила мне средней мощности щелбан.

– Как бы там ни было, – потер лоб и попросил. – За машинку, агент Вилка! Пиши название: «ТАСС уполномочен заявить».

– Погоди! – остановил отстучавшую заголовок девушку и пошел добавил громкости.

Надо бы пульт изобрести.

–…на сессии выступил министр рыбной промышленности Ишков.

«Считаю необходимым передать сбыт продукции под ведомство министерства рыбного хозяйства».

– Предложение было одобрено делегацией во главе с товарищем Косыгиным.

– Бери пустую папку, – велел я Вилке, выключая телевизор – все с дедом понятно, нифига с соправителем советоваться не хочет!

Она закатила глаза – эксплуататор! – но папку достала.

– Пиши «Рыбное дело». Начало: 21 апреля 1969 года.

– Записала, – откликнулась она.

– Лист первый: докладная записка Генеральному секретарю ЦК КПСС СССР Андропову Ю.В. от внештатного консультанта С. Ткачева. «Когда добыча и сбыт сырья находится в одних руках, сразу же расцветает воровство. Вы создали голема. С наилучшими пожеланиями, С. Ткачев».

– Ты серьезно хочешь, чтобы я это отправила? – брезгливо вынув лист из машинки двумя пальцами, спросила Виталина.

– Госбанк же несколько раз в год панические записки отправляет, – хохотнул я. – Чем я хуже? Главное – сигнал подать, а потом, когда одобривший это замечательное изменение товарищ Косыгин не захочет переделывать обратно, чтобы не терять лицо, мы с тобой уберем папку года на два-три, и дальше, когда «Рыбное дело» как следует настоится, пойдем туда ломать пальцы и вынимать черную икру из банок с надписью «Килька». Юрий Владимирович любит копить папочки, значит и мы должны так делать.

Вилка неодобрительно посмотрела на меня.

– Товарищ Косыгин – наше все, – серьезно сказал я. – Я это понимаю – помимо того, что он – один из подпирающих Юрия Владимировича столпов, он еще и чуть ли не единственный, кто разбирается в советской экономике. Он нам нужен, и мы будем с него пылинки сдувать, – подумав, добавил. – По возможности. Но лучше вообще не сталкиваться. Я же не удержусь и наговорю всякого, – пояснил в ответ на мелькнувший в ярко-зеленых глазах вопрос.

Виталина хихикнула и кивнула – поняла и одобряет.

Вернулись к «ТАССу…», и просидели над ним до возвращения родных. Вилка в процессе радостно попискивала – нравится! Проводили отказавшуюся от позднего ужина машинистку (диета, надо полагать), и мама поделилась новостями – послезавтра мы идем в цирк с бабой Таней и бабой Эммой.

* * *

По пути к школе я вспоминал субботники из будущего – они сохранились и в школе, и в университете, и даже попытались сохраниться на работе, но в процессе посещения первого из них выяснилось, что местный хитрый начальник проставил на себя ставку дворника, а мы, стало быть, делаем работу за него, и больше не субботники я не ходил – что характерно, с нулевыми штрафными санкциями.

Здесь и сейчас, однако, все совсем по-другому, и пусть дворников Советской стране хватает, немного им помочь хочется – для себя же убираем! Более того – целый Ленин бревно таскал, а я спрячусь за жалкую справку о двух не менее жалких пулевых ранениях? Ну уж нет!

Погода – замечательная, снег стаял, и на грязных газонах пробилась первая зеленая травка, радуя глаз не меньше набухающих на деревьях почек. Ожили и птицы, и всю дорогу нас с Таней сопровождал веселый щебет. Советский воробей от капиталистического отличается в первую очередь повышенным оптимизмом!

Истосковавшиеся по мне ребята напрочь сломали торжественную линейку, окружив меня одетой в «костюмы для полевых работ» стеной. Девочки в платочках выглядят супер мило! Пожимая руки и называя ребят по именам, объяснил, зачем я здесь, а потом пошел на используемое директрисой в качестве сцены крыльцо. Приняв из рук красующейся орденом Героя социалистического труда Варвары Ильиничны микрофон, первым делом поздравил с днем рождения всегда живущего в наших сердцах Владимира Ильича Ленина (тройное «ура!»), а потом грустно подтвердил:

– Да, ребята, со следующего года я буду учиться в другой школе. Я бы остался с вами – мне здесь правда очень нравится, но старшие товарищи решили, что там я для Родины буду полезнее. Но из Сокольников я переезжать не собираюсь, поэтому обязательно буду приходить к вам в гости!

– А политинформация? – спросила Катя, которая о своем переводе еще не знает.

– А политинформацию, Катюша, Сережа будет проводить на базе ДК, совместную, – успокоила ее и ребят (да, реально хотят политинформацию) директриса.

Получив микрофон снова, попросил почти бывших соучеников выделить мне кусок территории и НИ ЗА ЧТО мне с ним не помогать. Вроде договорились.

– Ой, а ко мне твой листок залез! Придется его убрать! – ловко сгреб листья с «моего» куска восьмиклассник Федя.

– Эта ветка почти целиком с моей стороны! – нагнулась за веточкой семиклассница Нина.

– А мешок подержать?

– Метла нужна?

– Да давай, че ты…

* * *

– Словом, нифига мне поработать не дали, – жаловался я Вилке по пути к старому кирпичному зданию «мануфактурного» типа, в котором КГБ организовала моему ВИА репетиционную базу, для конспирации.

За окном – благодать, после субботника-то. Увы, чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят, и через пару недель привычный мусорный покров восстановится. Немножко спасает малое окно возможности – кроме окурков и упаковочной бумаги особо и кидать-то нечего, а это все перегнивает, следовательно – не мусор, а эко-мусор!

– А лицо-то довольное! – проницательно заметила Виталина.

– Дети лишены корысти и страсти к чинопочитанию, – важно пояснил я. – А самое ценное – попади под пули любой другой школьник, они бы точно так же помогли бы и ему.

– А взрослые не помогли бы? – ехидно спросила она.

– Помогли бы, – признал я. – Показывай.

Виталина отпустила руль несущейся машины и демонстративно-медленно полезла в лежащую на заднем сиденье сумочку.

– Понял! Каюсь! – не выдержал я, и севшая на место девушка лихо вошла в поворот, разминувшись с отчаянно сигналящим нам ЗиЛом.

Тихонько матюгнувшись, полез в сумочку сам. Хе, шоколадка! Это такие у тебя диеты? Папка…

– На всякий случай – у меня было все под контролем, – самодовольно поведала Вилка.

– Даже не сомневаюсь, – отмахнулся я. – Но нервы пока несовершенны.

От набранного КГБ состава немножко выпал в осадок: во фронтмены мне даровали Стаса Намина. То-то голос знакомым показался. На ударных – Юрий Иванович Борзов, ударник и «крестный отец» группы «Машина времени», которая уже есть – вон, в папке написано. Семнадцать лет всего!

– В армию не заберут? – спросил я.

– Формально – заберут, – хмыкнула Вилка. – Сын командующего авиацией Военно-Морского флота СССР.

– Ха, напишем песню про самолётики, папка на правительственном концерте плакать будет! – гоготнул я.

На бас-гитаре у нас Александр Викторович Кутиков, тоже семнадцать лет – этот в «Машину времени» еще не попал и уже не попадет. А еще у него мама работает главбухом на фабрике мамы моей – тесен мир.

– Японец? – ткнул я пальцем в личное дело Сергея Сировича Кавагоэ.

Тоже из «Машины времени», но только сильно ранней – его туда Борзов привел. Сергею Сировичу в наши времена шестнадцать, у нас он будет работать клавишником.

– Сын военнопленных, – с ухмылкой указала пальчиком на нужную строчку.

– Если это намек, то он непонятен! – заявил я и перешел к следующему участнику ВИА. – Микоян?

– Сын Микояна, но не того, – пояснила Вилка. – Сын летчика-испытателя. Двоюродный брат Стаса.

– Молоды, нет? – не очень уверенно спросил я.

Виталина с ехидным смешком окинула меня взглядом.

– Считай, что мне выдали оболочку на вырост, – хохотнул я и открыл последний лист, с художественным руководителем. – Захерт Бронислава Вацлавна, одна тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года рождения, – с маленькой черно-белой фотографии на меня смотрела остроносая худая бабушка. – Смотрит так, будто фотограф как минимум украл ее любимую вставную челюсть, – показал Вилке.

– О, уверяю тебя, у Брониславы Вацлавны просто идеальные для ее возраста зубы! – поежилась она.

– Имела честь быть знакомой? – захотел я подробностей о «художественном руководителе» нашего ансамбля.

– Зубы хорошо помню, – ощерилась Вилка. – Знаешь какое у нее любимое и единственное наказание? Ты только не пугайся, хорошо?

– Хорошо, – на всякий случай поежился я и сжал зубы.

Виталина наклонилась ко мне и на максимальной громкости очень музыкально пропела мне в лицо, широко открыв рот:

– До-ре-ми-фа…

– Помнишь я обещал тебя не жалеть? – почесав пальцем в немного оглохшем ухе, спросил я. – Конкретно здесь – не работает. Это же чистой воды садизм!

– Однажды полтора часа подряд на меня так орала, – поежилась Вилка. – «Слух исправляла».

– На Шаляпина поди в тиятры ходила, – заметил я.

– Ой, бл*дь, – впервые на моей памяти выматерилась Виталина, закатив глаза. – Куда и с кем она только не ходила! «Да я с самой Надеждой Константиновной морковный чай пила в семнадцатом!» – передразнила она.