Текст книги ""Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Валентин Леженда

Соавторы: Антон Федотов,Алексей Губарев,Олег Мамин,Павел Смолин,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 304 (всего у книги 347 страниц)

– Я тоже думал, что ты старше, – почти не соврал я.

И нечаянно попал точно в цель – маленький размер Саяку, похоже, изрядно волнует, потому что настолько радостного выражения на ее мордашке я до сих пор не наблюдал.

– Со ка?![10] – нечаянно «подпустила» она японского. – И с чего ты так решил?

Девушка у нас знает оба «родных» языка в совершенстве – она родилась уже в Москве, но родители решили, что японский ей знать тоже нужно обязательно, вот и общались с ребенком на смеси. А теперь она ходит в наш ДК – помогает Матильде Петровне.

– А по глазам! – не дрогнув, соврал я. – В них же всегда возраст отпечатывается. Жизненный опыт, если хочешь – для меня это как кольца на древесном стволе – сразу все вижу!

Сделав широкий шаг, она перегородила мне путь и немножко вогнала в краску, долго и пристально глядя мне в глаза. У самой Саяки, как и положено, глазки карие.

– Ничего не вижу! – расстроенно сделала вывод.

– На мне не работает! – покачал я головой. – Меня в конце июля машина задавила, я с тех пор вообще все про себя и близких забыл – кого любил, кого ненавидел, идеалы, которым служил… – важно перечислил я к явному удовольствию японочки – приоткрытый от любопытства ротик и светящиеся глазки ясно об этом говорят! – Даже с мамой пришлось заново подружиться.

– Бедняжка! – сочувственно вздохнула девушка.

– Ничего, мы с ней очень хорошо ладим! – улыбнулся я.

– Откуда ты все это знаешь? – подозрительно спросила она.

– В смысле? – притворился я.

– Наши слова, «ладим», да ты даже почти незаметно мне поклонился, когда в наш класс зашел! И вот это вот – «идеалы…» – не без ехидства протянула она. – Прямо как мой отец, когда выпьет!

– А ты, значит, заметила? – хмыкнул я.

– Я же самая настоящая советская японка! – с удовольствием выговорила Саяка.

– Читал какой-то древний путеводитель и смотрел «Расёмон», «Семь самураев» и «Телохранитель» японского режиссера Акиры Куросавы!

– А где их этим летом давали? – спросила она.

– Не знаю, может и совсем не давали, – развел руками я. – Но я же только про себя не помню, а вот фильмы, книги и прочее помню хорошо! Ну и общие сведения о мире – например, почему милиционера козлом обзывать нельзя!

Соечка захихикала, прикрыв рот ладошками. К этому моменту мы вошли в застроенный новенькими «брежневками» двор, и она с явным сожалением попрощалась:

– Вот здесь мы и живем! Спасибо, что проводил!

– Ага, увидимся в клубе! – с улыбкой кивнул я, сложил ладони перед грудью и церемонно поклонился. – Надеюсь, мы с тобой поладим, Саяка-сан!

– Ба-а-ака![11] – показав мне язык, снова рассмеялась она, махнула ручкой и скрылась в подъезде.

Проводив взглядом мелькающих в окнах силуэт – по лестнице пошла, остановившись на третьем этаже, глядя на освещенного фонарем меня. Хе, машет! Помахав в ответ, развернулся и легким бегом направился к телефону-автомату: мама поди волнуется!

Глава 22

Сын Судоплатова подлецом быть не захотел – на это ясно указывали стоящий на столе в комнате пышный букет и качающаяся в коридоре на деревянной лошадке маленькая Соня. Тете Наде бы просто воображения не хватило подарить такое дочери!

Пожав руки вставшему меня поприветствовать молодому черноволосому мужику лет двадцати пяти, с волевым широким лицом и в очках в роговой оправе, улыбнулся:

– Дайте угадаю – мама вам говорила, что у нее «маленький сын»? – и указал на оставшийся за дверью коридор с новой игрушкой.

– Я же говорила, что он догадается! – фыркнула родительница.

Нарядилась в платье, подкрасилась, вернула себе здоровый цвет лица и в целом выглядит намного лучше, чем днем.

– Неловко получилось! – не стушевавшись, широко улыбнулся Судоплатов. – Я тебе потом что-нибудь подарю!

– Все равно спасибо – в таких случаях ведь засчитывается даже попытка! Но, если все же решите, книгу жанра «фантастика», если можно! – попросил я и опробовал именование. – Дядя Толя?

– Подойдет! – кивнул представившийся Анатолием Павловичем мужик.

Да, моложе мамы года на четыре, но «молодой муж» – своего рода советский мем, так что пусть себя сначала осудят!

– Толя пишет кандидатскую диссертацию! – отрекомендовала отчима мама.

– Очень здорово! – одобрил я, плюхаясь за стол и принимая от родительницы тарелку с пюре и куриной ножкой. – По экономике?

– А откуда ты знаешь? – удивился он, усаживаясь напротив.

– Просто повезло угадать с первого раза! – развел я руками. – Я тоже в науку пойду, но, скорее всего, на физмат!

Судоплатов жеванул губами, как бы прикидывая свою способность обеспечить содействие.

– Я уверенно и неизбежно иду к медали, поэтому экзамены точно сдам в числе лучших!

– Сережка у меня умница! – гордо погладила по голове родительница.

Мужик расслабился – он же аспирант, какой тут нафиг блат? – и похвалил:

– Молодец, хорошо учиться – это важно!

Хе, а мама-то, похоже, про мою интересную житуху ему ничего и не рассказала!

– Анатолий Павлович – хороший, солидный мужчина. Будущий кандидат наук. Если оно вам важно, я не против! – заявил маме.

– Да ну тебя, Сережка! – потрепала она меня по волосам. – Пойдем, провожу тебя! – это уже будущему отчиму.

Снова поручкались, и мама проводила гостя, судя по длине ее отсутствия, до выхода из подъезда.

– Он с родителями живет! – плюхнувшись рядом со мной, поведала САМУЮ ГЛАВНУЮ ПРОБЛЕМУ.

– И если наш уважаемый Анатолий сейчас в очередь на кооператив станет, то может, лет через десять-двадцать и получит возможность построиться. Профессоров в МГУ много, и всем где-то жить нужно – куда там аспирантам с кандидатами? – предположил я.

– Но он готов поселиться с нами в семейном общежитии – в нем ему комнату в случае женитьбы дадут! – поняв, что унывать я и не собираюсь, таинственным шепотом поведала мама.

– Это благородный жест, и мы его оценили! – выдал маме инструкцию и спросил. – А еще он про меня нифига не знает, верно?

– Верно! – кивнула она. – Я подумала, что так будет честнее!

– Ух и хитрая ты у меня! – приник к мягкой, теплой, пахнущей французскими (от Фила) духами маме.

– Значит ты – весь в меня! – не осталась она в долгу и призналась. – Знаешь, а он ведь мне сразу жениться предлагал, в Кисловодске еще!

– И ты еще раздумывала! – укоризненно покачал я головой. – Фигня, приютим как расширимся. А он взамен будет за «коммуналку» платить, чтобы нахлебником себя не чувствовать.

Мама весело рассмеялась, я доел, запил компотом и предложил:

– А теперь давай придумаем, как вам побыть одним!

– Побыли уже! – фыркнула она.

– В воскресенья с двух до трех у меня дополнительный японский. – Не обратил я на нее внимания. – И, как минимум на этой неделе, после него я поведу новую знакомую в кино…

– Это какая такая знакомая? – перебила родительница.

– Настоящая советская японка, представляешь? Дочь обрусевших военнопленных.

– Ничего себе! – удивилась мама. – Красивая?

– По-восточному красивая! – уточнил я и вздохнул. – Почему вокруг столько хороших девочек, а выбрать придется всего одну?

– Вырастила, блин, ходока! – укоризненно вздохнула она, легонько крутанула ухо и попросила. – Только не ломай девчонкам жизнь, Сережка!

– Никогда и ни за что! – от всего сердца пообещал я.

– Вот и молодец! – чмокнула меня в щеку мама и начала вставать. – Давай-ка все уберем, поздно уже.

Когда уносили тарелки на кухню, родительница озвучила еще одну «серьезную проблему»:

– Молод он еще!

– А ты типа старая! – фыркнул я. – Да тебе как ни посмотри, больше двадцати пяти не дашь! Да он старше тебя смотрится!

– Внешность – это не всё! – покачала она головой.

– Я это и имел ввиду! – сманеврировал я. – Вот смотри, вы с ним виделись-то пару недель, а потом, спустя столько месяцев, ты вдруг звонишь. Спорим, он даже не спросил «ты уверена, что это точно мой?».

– Откуда ты все знаешь?! – дернулась она.

– А потом цветы купил и лошадку маленькому сыну! – продолжил всеведущий я. – То бишь готов был этого «маленького» много лет воспитывать. Я бы на самом деле в шестнадцать съехал, если можно будет, – признался маме.

– Я тебе «съеду»! – показала она кулак.

Ладно, к этому мы еще вернемся.

– Ну и пришел принимать всю полноту свалившегося семейного счастья, – подвел я итог. – Поступок взрослого, ответственного мужчины. Ну или он тебя банально любит.

– Так и говорит! – порозовела щечками мама.

– Молодец какой! – похвалил я.

– Страшно! – призналась она.

– Мужчины – существа примитивные, – пожал я плечами. – Нас достаточно кормить, поощрять за хорошее и немножко пилить за плохое. Ну и иногда позволять немножко командовать – чтобы не зачах!

– Я попробую! – чмокнула она меня в затылок и выключила свет. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

– Мама, а можно мне демонстрацию пропустить?

– Это еще почему?! – приподнялся на локте ее темный силуэт.

– С дедом Лёшей в Калининград к его другу съездить хочу, он звал. Фронтовики, я бы послушал, может напишу еще про войну. Заодно в Брест заедем, тоже для книжки.

– Бросаешь меня, да? – грустно спросила она.

– Не бросаю, а хочу провести каникулы с пользой для дела.

– Езжай, – махнула темным силуэтом руки, и, судя по звукам, отвернулась.

– Ну и глупо! Я же как лучше хочу! – обиделся я.

Мне что, больше всех надо?

– Я знаю! – подтвердила мама и демонстративно засопела.

Ну и фиг с тобой! Вообще-то ребенок здесь я, а не ты! А ну-ка!

– Хнык…хнык…шмыг…

– Сыночек, ты чего?!

Сработало!

Родительница прошлепала по полу и прошмыгнула ко мне под одеяло, улегшись рядом.

– Ничего! – демонстративно отвернулся и свернулся в комочек.

Ребенок страшно обижен!

– Ну прости меня! – мама поцеловала в щеку.

– Почему у меня такое чувство, будто мне больше всех надо? Если не хочешь замуж – не выходи, я же как лучше хочу. Ты же сама видишь, что начинается – да я если через год дома буду две ночи в неделю ночевать, это будет очень удачная неделя!

– Почему?

– Потому что Родина найдет мне применение, – пояснил я. – А я – ее доверие буду оправдывать усердным трудом. Скучно тебе будет же, одной-то!

– Все уже расписал – и себе жизнь, и мне! – хихикнула мама, прижимаясь ко мне поплотнее. – Можно я сегодня здесь посплю?

– Спи! – разрешил «успокоившийся» я, повернулся к маме лицом и обнял в ответ.

Так и уснули.

* * *

– Мне кажется, ты врешь, и тебе не понравилось! – подозрительно заметила Сойка-Саяка, когда я провожал ее домой после воскресного кино.

Показывали «Айболит-66», который в прошлой жизни я не видел, и, будучи лишенным теплого ностальгического флёра, фильм произвел двойственное впечатление.

– Красиво, ярко, реально талантливо, – развел я руками. – Четвертую стену прикольно ломают, музон классный, про актеров и говорить нечего – они у нас всегда большие молодцы.

– Но? – правильно предположила девушка, сложив ручки за спиной и заглядывая мне в глаза.

На ней, по случаю выходного, серенькая блузка с длинным рукавом, черная юбка ниже колена и синяя курточка – прохладно, конец октября уже. Волосы собраны в простой «конский хвост», на лице, конечно же, никакой косметики, что ничуть Саяку хуже не делает.

– Но нафига столько авангардизма в детское кино наваливать? – спросил я и сам же ответил. – Проблема системная – к детскому кину большие дядьки относятся снисходительно, поэтому в него и складывают как можно больше интересных кинонаходок, которым в соцреализме не место. Но конкретно здесь – часть из них натурально мешает кино смотреть! Да, все мы выросли из послереволюционного киноавангарда, но нужно же и меру знать!

– Не буду с тобой больше на детские фильмы ходить! – надулась Саяка.

– Рад, что согласна ходить на остальные! – улыбнулся я.

– С тобой интересно! – с улыбкой призналась она.

Словно подтверждая этот ее тезис, со стороны расположенного слева от нас почти облетевшего куста сирени, раздалось былинное:

– Э!

– Не обращай внимания! – схватив меня за руку (впервые, поэтому очень приятно!), девушка потянула меня вперед, благоразумно попытавшись избежать неприятностей.

Неприятности – это грузинский подросток из клуба, видимо, не выдержавший тоски по «уведенной» у него японочке, и решивший восстановить справедливость при помощи двух грузинов постарше – между 18 и 25 годами, примерно. Одеты, как положено, в «кожанки» и кепки.

– Из всех путей самурай должен выбирать тот, что ведет к смерти! – подмигнул я Саяке, высвободил руку и шагнул навстречу компашке, заодно оценив экспозицию – скверик между двух дворов, сейчас – совершенно пустой. – Че ты «э»-то? – немножко «быканул» на Рустама. – Ты если общаться пришел, то по-людски общайся, а не как быдло неотесанное!

– Охуел? – почти ласково спросил грузин постарше.

Ой «кучканут»[12] меня сейчас!

– А у вас какое ко мне дело, уважаемый? – нагло протянул я ему. – Вам по возрасту с моими старшими решать положено, нет?

– У меня к тебе никаких вопросов нет, – покачал он головой, проникнувшись упоминанием таинственных «старших». – Но ты у брата моего девушку увел, нехорошо!

– Кто это кого «увел»?! – возмущенно вмешалась Сойка. – Я тебе сразу сказала, что замуж за тебя не пойду!

– Жувачку брала? Мандарины брала? – хмуро спросил Рустам.

Саяка залилась краской. Кто девочку осудит? Не врала же, честно сказала, что ничего не выйдет, кто ему виноват, что носить продолжал?

– Ну подарками попрекать – это прямо низко и не по-мужски! – осудил я вместо этого Рустама. – Давай, короче, иди сюда, я тебе печень отобью, и мы пойдем – не хочу такой солнечный день на такое дерьмо переводить!

Рустам гневно заорал и, пригнувшись, побежал на меня. Это он в ноги пройти хочет, борец же. Легко сместившись, подставил подножку, и не ожидавший такой подлости пацан шлепнулся на асфальт.

– Коленки ободрал, наверное! – сочувственно вздохнул я.

Старшие грузины спокойно наблюдали, что-то балакая на этническом языке – ну не те времена сейчас, чтобы школьника толпой запинывать. Впрочем, уверен, найдутся и такие, но эти-то из семьи директора рынка – аристократия, считай!

Рустам поднялся и решил опробовать на мне свою ударную технику. Тык по печени!

– Кх!.. – согнулся он, схватившись за живот.

– Мы пойдем, уважаемые! – махнув рукой грузинам, взял со смешанными чувствами на лице наблюдающую за происходящим Саяку за маленькую мягкую ручку, и повел к выходу из сквера.

– Стой! – раздался в спину сдавленный вопль Рустама.

– Не позорься! – обнулил его дельный совет от старшего брата.

Спокойно покинув сцену, пояснил Саяке:

– Извини, но желание повыпендриваться перед красивой девочкой оказалось слишком сильным!

Сойка озадаченно похлопала глазками и светло рассмеялась.

* * *

Дома первым делом наткнулся на деда Лёшу и бабу Зину – они сидели на кухне и немножко пили вино, в рамках поддержки пожилого брака, надо полагать – а потом был пойман мамой, втянут в комнату и подвергнут допросу – с девочкой в кино ходил же, а про такое мамам всегда жуть как интересно!

– Лучше бы с молодым женихом гуляла, пока меня нет, – укоризненно вздохнул я, закончив рассказ.

Прежде, чем мама успела ответить, раздался звонок в дверь.

– Ты замечал, что к нам приходят гораздо чаще, чем к соседям? – с улыбкой спросила мама, и мы пошли открывать.

– Все смешалось в доме Облонских! – ответил я цитатой, даже не представляя, насколько окажусь прав.

На пороге стояла растрепанная худая женщина с заплаканными, лихорадочно поблескивающими глазами. Одета в аккуратно подобранный лук «схватила, что под руку подвернулось». Извини, не прокатит – сам в «бича» переодевался, опытный.

– Пошла отсюда! – скривившись от отвращения, выплюнула мама и попыталась захлопнуть дверь.

Гостья подставила каблучок. Я ее впервые вижу, но догадаться не трудно – та самая капитанская жена, благополучно угробившая мужу и себе всю дальнейшую жизнь.

– Что ж ты творишь, сука?! – прошипела «капитанша». – Куда я с уволенным мужем и тремя детьми пойду?!

– Ах ты тварь! – обомлела от такого захода родительница. – Ты моего ребенка в спецшколу запихать собиралась, а я о твоих беспокоиться должна?! – по мере несколько преувеличенного ответа ее голос стремительно набирал громкость и чувство собственной правоты.

А разве не так? Мы-то причем? Я за «эффект бабочки» голову посыпать пеплом не намерен!

– Перед сынком Андропова ножки раздвинула, людей не видишь?! – заорала гостья в ответ, хватаясь за дверь и пытаясь ее открыть.

Будучи хорошим сыном, я тоже схватился и стал помогать маме.

– Молчать! – раздался командный рык деда Лёши – он у нас старшим лейтенантом демобилизовался, навыки имеет!

Сработало – багровая от возмущения мама сделала глубокий вдох, а «капитанша» от неожиданности отпустила дверь, и она захлопнулась – я едва успел убрать пальцы. Защелкнув замок, мама схватилась за рот и побежала в туалет. Ну вот, перенервничала!

Приоткрыв дверь, прошипел набирающей в грудь воздух для нового этапа гостье:

– Если у нее выкидыш из-за тебя случится, я одного из твоих украду и волкам скормлю, и х*й ты со своим муженьком докажешь! Пошла отсюда!

И закрыл за собой дверь. Наврал, конечно, но критерии «жести» в эти времена такие, что женщину такой посыл обязательно проймет.

– Ни дня спокойно не живут! – с укоризненным вздохом вышла в коридор привычно-сонная тетя Надя.

– «Скорую»! – раздался из туалета жалобный мамин голос.

– Звони! – рявкнула мне соседка и забежала к родительнице.

Она – медик, так что от меня там толку не будет.

– Дай-ка я лучше! – мягко улыбнулась мне баба Зина. – Ребенку могут не сразу поверить! – пояснила, отобрав трубку.

– Спасибо! – поблагодарил я.

– Железный ты, Сережка! – не то похвалила, не то укорила она и проговорила в трубку адрес и причину.

Тетя Надя вывела бледную, грустную маму из туалета, усадила на стул на кухне.

– Ты на нее не злись, – попросил родительницу дед Лёша. – Альку тоже понять можно – с тремя детьми в общаге мается. Первой на очереди стоит. А тут какая-то профкомовская дура возьми, да вам эту квартиру и отдай. Вот и проела мужу всю плешь – он же тоже не от хорошей жизни вам Бухенвальд устроил. А теперь Нинку вообще с очереди сняли за плохое поведение. С мужа погоны сняли. Из общаги МВД выселяют. А куда они с тремя детьми пойдут? Вот и устроила на нервах скандал. А кто во всём виноват? Дура из профкома!

– Сами во всем виноваты! – фыркнула мама.

– Тебе в больницу лечь лучше, – заявила соседка.

– Я тоже «за», – поддакнул я. – Но яблочки тебе через пару дней носить не смогу – мы же уезжаем. Не обидишься?

– Найдется, кому! – вяло, но вполне искренне улыбнулась мне мама.

* * *

– В Калининграде снабжение хорошее, но все равно гостинцам рады будут! – вещала тетя Надя, помогая мне собираться.

Чемодан благополучно поглотил сырокопченую колбасу, водку, вино, икру, зефир и мармелад в шоколаде – считается прямо лакомством – и прочие конфеты. Все еще жируем на авторские, да. Отдельного упоминания заслуживает фейхоа – ее из Крыма привозят, и мы с мамой, еще до ее госпитализации, навестив рынок, накрутили этой фейхоы с сахаром десяток баночек – на зиму. Отвезу ягоды и дед Лёшиному другу.

– А ты дотащишь? – спохватилась соседка.

– Дотащу, – кивнул я и переложил бутылки в портфель. – Если вот так!

Октябрь закончился неожиданно быстро, совершенно логично сменившись ноябрем. Помимо главного праздника – Дня Великой Октябрьской социалистической революции, последний даровал мне первые в новой жизни каникулы – всего четыре дня, но нам с дедом Лёшей хватит. С пропуском демонстрации никаких проблем не оказалось – едва услышав, что я собираюсь «в рабочую командировку», меня с легкой душой отпустили. В конце концов, на демонстрацию и в Калининграде можно сходить!

В дверь комнаты постучал дед Лёша, я подхватил багаж, и мы спустились во двор, под мелким противным дождиком добежали до такси, где я, на правах «молодого», помог водиле закинуть чемодан в багажник, и мы отправились в аэропорт.

Ноябрь Москву не пощадил, лишив картину за окном ярких красок и обнажив ветви деревьев. Исключение – тут и там развешанные куски кумача, неплохо отгоняющие вызванную унылой погодой хандру.

– [13] – оживил таксист радио, откликнувшееся голосом Зыкиной. Сделав громче, смущенно пояснил. – У меня жене эта песня очень нравится!

– Хорошая! – нейтрально похвалил дед Лёша, подмигнув мне – он-то знает «чья».

Несколько дней назад состоялся разговор со смущенной Пахмутовой, которая поведала, что на нынешнем «Голубом огоньке» песни мои будут (ожидаем «Рябиновые бусы», «Учат в школе» и «Три белых коня» – последнюю записали недавно, но Александра Николаевна с Зыкиной обещали такой новогодний шлягер обязательно в эфир пропихнуть), а меня самого – нет. Рылом пока не вышел, видимо. Взрослые объясняют это исключительно защитой от потенциальных завистников – вот пацан, не член и даже не кандидат в члены, а в телевизоре сидит! Ай-ай-ай, а где справедливость?! Пофигу, на следующий год наверстаю. С песнями вообще все замечательно – звучат по телеку, по радио, мама слышала в парикмахерской, мы с ней вместе – в детской стоматологии, где мне поставили свежую пломбу. И было совсем не больно! Еще удалось послушать в кафе-мороженом и в антракте спектакля в Большом театре, куда нас с мамой водил сын Судоплатова (уже в курсе моей деятельности, поэтому немножко комплексует). В общем – авторские обещают быть солидными. Из гонораров нынче – все те же стихи в «литературке» и два фельетона в свежем «Огоньке». Тыщенка накапает – уже хорошо!

Из поездки, думаю, привезу роман (на «Эрике» печатается быстрее и легче, так что минимум треть набить успею) «В списках не значится» – в моей библиотечной карточке куча записей из читального зала и абонемента с «Брестскими» исторически-документальными книгами. Мальчик серьезно готовился, вообще-то, вон сколько монографий освоил и частично законспектировал.

Покинув такси, перебрались в Ту-134, и деда Лёша спросил:

– Как тебе новый папка-то?

– Нормальный вроде, – пожал я плечами. – Улыбчивый, шутить любит, манеры хорошие.

– С отцом-то не знакомил еще? – спросил дед про Самого.

– Пока нет, но ходят слухи о совместной встрече Нового года, – улыбнулся я. – А главное – мама прямо вся цветет.

– Это она давно уже, – отмахнулся дед. – Из-за тебя все, Серёжка. Но мужик в семье тоже лишним не будет – шутка ли, почти тридцатник девке, а замужем не была.

– Через одного у знакомых то алкаш, то бля*ун, то вообще кухонный боксер, – вздохнул я, основываясь на опросах знакомых ребят. – Невольно задумаешься – а нужен вообще такой?

– Вот и Наташка мне всю жизнь так же. Боится, – кивнул он.

– Но теперь вроде повезло – дождалась вот. Сейчас с книгами разберусь, учебник по сценарному мастерству освою, и кино про это сочиню – «Москва слезам не верит» назову.

– Хорошее название, – оценил дед Лёша и продолжил рассказывать о своем друге. – Участковым работает, но ты не думай – не как эта наша гниль, а нормальным!

– «Наш» уволился еще в конце лета, – поделился полученными от прокурора инсайдами я. – Не выдержал груза совести, получается.

– Осталось значит внутри мужское! – одобрительно кивнул дед.

– Полностью в моих глазах реабилитирован – особенно если учитывать, как много всего нам дал Кисловодск.

– Никогда не угадаешь, где найдешь, где потеряешь.

Вот поэтому послезнание – это хорошо!

– А фильмы после Сталина похорошели, – внезапно признал дед. – Человека хоть показывать начали, а то не кино смотришь, а агитку! Оно, конечно, в то время и правильно было, но теперь-то уж так лезть побоятся, можно людям уже и пожить нормально дать.

Дадим, дед Лёш! Обязательно! Только «парад» под мою команду перейдет, и сразу все дадим!

– Только вот глаза у героев тускнеть стали, – продолжил дед. – Вот ты «В огне брода нет» смотрел?

– Смотрел, – кивнул я. – По телевизору показывали.

– И это у них – про любовь! – назидательно поднял палец дед Лёша. – Вот с такими рожами, в слякоти – и любовь! Не знаю, о чем там наверху думают, но я бы такое снимать не давал – это что за кино, если ты с работы пришел за*банный, а на экране – тоже все за*банные? Это значит, Сережка, надежды у людей не осталось да веры в свою правоту!

Я покивал, усвоив мудрость предков.

– А теперь, из-за Милошевича е*аного, гайки поди опять затянут – будем на страду смотреть и рекордную выплавку чугуна, – вздохнув, совершенно логично предположил он.

– А еще – на жутко высокохудожественные самолюбования условного Тарковского своим богатым внутренним миром, – добавил я.

– «Иваново детство» хорошее, – ответил дед.

Жена деда Лёши дама интеллигентная, и выписывает журнал «Искусство кино». Но про «глаза тускнеют» это он поразительно точно заметил – про такое в журнале не пишут, это нужно самому отсмотреть и отрефлексировать. У меня бы, например, фиг так получилось.

– Здравствуйте, извините, а вы случайно не Ткачёв? – отодвинув от своего лица свежую «Пионерку», спросила сидящая через проход от нас тетенька лет тридцати.

– Ткачёв! – не стал я секретничать.

– Ничего себе! А я тут как раз ваше интервью читаю! – она с улыбкой продемонстрировала маленькое, снабженное моей фоткой на фоне школы с «Огоньком» в руках, интервью всего на полосу – все, что «Пионерская Правда» смогла мне выделить. – А вы не распишетесь? – протянула мне газетку.

Жутко приятно!

– С огромной радостью, я только начинаю быть писателем, поэтому общественным вниманием пока не избалован! – поделился я чувствами с женщиной. – Вас как зовут?

– Галя! Галина Андреевна!

Жаль, что не Леонидовна с фамилией Брежнева! Но какие мои годы?

– «Сотворен Адам из глины. Что ж касается Галины, Говорю при всем народе: Материал здесь благороден». – Аккуратно вывел я, расписался и вернул газету.

Дама прочитала, хихикнула, полыхнула щечками и поблагодарила. Фигово быть маленьким – вот таких Галин из «благородного» материала натурально толпы, и все любят поэтов-писателей. Ну уж нет! Беспорядочным половым связям – бой!

Интервью у меня взяли в последний день перед каникулами. Строго шаблонное – кто, откуда, как дошел до жизни такой, какие дальнейшие планы. Не удержавшись, вкинул «теорию освободившейся памяти». Удобно же! И как это проверять без сыворотки правды в подвалах Лубянки?

– А вы правда ничего не помните? – округлив голубые глазки и приоткрыв от любопытства ротик, спросила Галина.

– Лучше на «ты», я же еще маленький! – улыбнулся я ей. – Ничего, но оно того стоило!

Почуяв интересное, подтянулись и навострила уши и львиная доля остальных пассажиров – интеллигентный в СССР народ, и «Огоньки» с «Литературками» выписывает охотно. Не без внутреннего смущения ответив на вопросы про «творчество (ах!)», переключился на анекдоты и юморески, развлекая народ до самого приземления в аэропорту Калининграда.

– Как по-немецки будет «Было наше, стало ваше»? Кёнигсберг! – закончил «актуалочкой», получил аплодисменты и ряд телефонных номеров – на первый взгляд ничего полезного, но мало ли как карта ляжет? – и мы с дедом Лёшей выбрались в промозглую темноту – уже почти ночь.