Текст книги ""Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Валентин Леженда

Глава 23

Друг деда Лёши – Петр Иванович – представлял собой полную его противоположность: ростом где-то в метр шестьдесят пять, словно в компенсацию – широченный, на лысой голове весело играли блики фонарей – не менее качественно их отражал и стоящий рядом с встретившим нас на выходе из терминала Петром Ивановичем зеленый 402-й «Москвич» – по натуре подвижный и с густой россыпью «улыбчивых» мимических морщин.

Пожал протянутую мне лапищу.

– Так вот ты какой, писатель Ткачев! – улыбнулся. – Ну молодец, что тут скажешь!

– Спасибо! – поблагодарил я.

Погрузились в машину и поехали. Вокруг – обильные силуэты недостроек и башенных кранов в окружении частного сектора – Калининград в эти годы активно перестраивается.

– А у нас тут, б*ядь, ЧП всесоюзного масштаба! – оторвав руки от баранки, Петр Иванович широко ими развел, проиллюстрировав размеры проблемы. – Приехали, б*ядь, в Зеленоградск отдохнуть аж жена секретаря Тюменского горкома с матерью, и пропали!

– Ничего себе! – отреагировал сидящий на переднем сиденье дед Лёша.

– Третьего дня сам Щелоков приезжал… – посмотрев на меня в зеркало заднего вида, подмигнул. – Не знакомы еще?

– Пока не знакомы! – улыбнулся я. – Только с Волковым Анатолием Ивановичем, начальником нашего ГУВД виделся, он мне бумажку подписал с разрешением песни петь где хочу.

– А что, на песни разрешение нужно? – удивился Петр Иванович.

– Как бы не нужно, но вот вы если уличного музыканта встретите, что делать будете? – спросил я действующего участкового.

– На всякий случай проверю документы, – пожал он плечами. – И пусть себе поет, ежели репертуар, конечно, приличный.

– У меня приличный, но под перегибы на местах попал немножко, – вздохнул я. – Теперь вот, легализовался как бродячая творческая единица!

– Я ж тебе не рассказывал, – вступил в беседу дед Лёша. – У нас тут такое случилось…

И всю оставшуюся дорогу он рассказывал о наших с мамой приключениях.

«Не рассказывал», да. Потому что бывают такие друзья, с которыми видишься несколько дней в год, а перед встречами – копишь новости и темы. Петр Иванович с дедом Лёшей – из таких.

– Вот что ваша Москва с людьми делает! – подвел итог деда Петя (трансформировался в процессе дед Лёшиного рассказа), и с изрядно убитой грунтовки повернул к дому, осветив фарами аккуратно выкрашенный синей краской штакетник, такие же ставни на завешанных шторами окнах бревенчатого образцово-показательно ухоженного домика, из трубы которого в ночное небо валил дымок.

Покинув машину, хозяин недвижимости пошел открывать синие, набранные из досок, ворота, а дед Лёша счел нужным объясниться.

– Я на северах пятнадцать лет отработал, Сережка. Два сына у меня, и одна дочь. Восемь внуков. Все в кооперативах живут, все с машинами – не все я, конечно, сами…

– Понимаю, дед Лёш. Всегда уважал здоровый аскетизм.

Довольный, немножко комплексующий дед кивнул мне в зеркало заднего вида, вернувшийся хозяин завез нас в просторный двор: слева – крылечко, справа – поленница, прямо по курсу – гараж, к которому почти на всю ширину двора пристроено всякое хозяйственное – стайка, сараи, сеновал. Огорода за всем этим не видно, но, уверен – он там есть.

– Удобства там, насквозь пройдешь и сразу налево! – пояснил мне деда Петя.

Дед Леша, надо полагать, знает.

– Собаки нету? – на всякий случай уточнил я.

– Бабка нынче в отъезде! – гоготнул деда Петя, изрядно развеселив и деда Лёшу.

Не став осуждать пожилого человека, пошел к сараю, вдыхая пахнущий топящимися печками прохладный воздух. Хорошо в деревне! Особенно вот так – когда урожай убран, и можно буквально лежать на печи. Интересно, формат местной позволяет?

– Мууу!

– Здравствуйте, корова! – обрадовался я встрече и потрепал высунувшееся на меня из узенького деревянного окошка стайки жующее черно-белое животное по морде.

Дохнув на меня паром из ноздрей, «кормилица» потеряла интерес и утопала вглубь стайки, аккуратно переступив троицу упитанных свиней – помещение ярко освещено огромной лампочной под потолком. Ну и воняет как положено, да!

– Ты гость? – раздался голос из тьмы.

– Гость! – подтвердил я, отвернувшись от окна и старательно моргая на темный силуэт в проходе в огород. – Удобства ищу!

– Рано налево повернул! – хохотнул силуэт и щелкнул выключателем, обернувшись гладковыбритым усатым мужиком средних лет, с каштановыми волосами, в клетчатой рубахе и черных брюках. Фамильное сходство налицо – тоже широченный и невысокий.

– Здравствуйте. Меня Сережа зовут!

– Степан! – поручкались, и я отметил кучу старых и относительно свежих царапин на его лапище. – Вон туда иди, писатель! – махнул он на проход и пошел домой.

Его же не приставят «погулять с мальчиком, чтобы не потерялся»? Мне вот оно ну совсем не нужно! Посетив туалет, оснащенный не без изящества сколоченным «унитазом», придумал хитрый план, сложив послезнание с вновь полученной инфой. Задача 1: найти то, что не удалось найти «всей королевской рати» – либо сразу тела, либо одежду, либо другой однозначный вещдок. Задача 2: аккуратно прикопать это на территории дачи, где очень удачно как раз в это время квартирует светило русской словесности Александр Исаевич Солженицын. Я его трогать пока не хотел, потому что не знал как, но теперь есть вот такой откровенно авантюрный вариант. Впрочем, Ивану-дураку на Руси всегда везло! Деда Петя явно не откажется поделиться подробностями с любопытным мальчиком – это позволит мне узнать, где искать точно не нужно. А дальше – пойду ощущать психополе как Хабенский в сериале «Метод». Шутка! Просто я тут все равно на несколько дней залип, так почему бы не погулять по славному городку Зеленоградску?

Разувшись в сенях, покосился на запертую на крючок дверь, надо полагать, кладовки, и потянул дверь «жилую», которая обдала меня уютным теплом и вкусными рыбными запахами. Оказавшись в оклеенном обоями с растительным узором прихожей, закрыл за собой дверь и пошел по укрытому паласом дощатому полу на звуки смеха. На развилке оценил темный проход по коридору дальше и выбрал пойти направо – в освещенную кухню, где за столом сидело трое мужиков. Здесь же нашлась и печка – увы, уже «современная», с приделанными к котлу трубами отопления, расходящимися по всему дому. Пока я мыл руки и присоединялся к народу, Петр Иванович озадачил:

– Я тебя завтра к нашим поведу, в ДК Машиностроитель!

– А вам от начальства не попадет за такие мероприятия во время этого вот всего? – развел я руками.

– Да по*уй уже, – разочарованно отмахнулся он и налил сначала деду Лёше, потом сыну, потом – себе.

Для меня на столе приготовлен запотевший кувшин, надо полагать, кваса. Нормально, тоже градус дает!

– И вообще – «наши» – это фронтовики! – добавил он.

– Спасибо за такую честь! – от всей души поблагодарил я и налил квасу в граненый стакан, подцепил вилкой кусок жаренной рыбы со сковороды, отправил в тарелку, туда же – соленый огурец и две вареные картошки.

Фронтовики – это замечательно, но половина дня минусуется. Да весь минусуется – это же минимум до обеда, а темнеет нынче рано. Темноты я не боюсь – деды на ночь глядя не пустят.

– Завтра же демонстрация – разве ДК не занят другими мероприятиями?

– А мы тихонько, в Малом зале! – ответил деда Петя. – Вот после демонстрации сразу и пойдем. Тебя не приглашаю! – добавил для сына.

Тот хрюкнул и разлил по-новой. Намахнув стопарик, его отец без понуканий начал рассказ:

– Уж где мы только не искали…

Под конец рассказа, сменив опустевшую бутылку «Столичной» на бутыль побольше, с мутной самогонкой, дед Леша понял, что подарки из моей головы благополучно вылетели и отправил доставать их из оставшегося в багажнике чемодана. Нехорошо, но лучше поздно, чем никогда!

– Ого, зефир в шоколаде! Мне бабка все мозги проела этим зефиром. Наши аж в Бобруйск мотаются на поезде. У ворот «пищевика» караулят, чтобы из-под полы купить, а тут ешь не хочу. Я даже распаёвывать не буду, пусть хозяйку дожидается. – прокомментировал «гвоздь программы» Петр Иванович. – О, а это что? Мармелад в шоколаде? И такое чудо есть? Ну уважили, так уважили!

– А Степка тоже фейхоы этой привез целую кучу! – добавил он, когда из чемодана появились ягоды. – Из Сухуми аж!

– Так с макаками и возишься? – добродушно хмыкнул дед Лёша.

– А чего мне, мне обезьяны нравятся! – привычно-независимо ответил Степан.

– Обезьяны? – влез любопытный я.

– Я в НИИЭПиТ работаю, на базе Сухумского обезьяньего питомника. Центр изучения приматологии международного значения, между прочим!

– Дрессируете? – предположил я, изрядно повеселив этим дедов.

– Фармацевт я! – фыркнул Степан, показал расцарапанные руки. – А это мы день рождения академика праздновали, ну и на спор…

– Не надо бы ребенку про такое рассказывать, – перебил его Петр Иванович.

– И правда! – ехидно подмигнул мне «обезьяний фармацевт».

Вот и не получишь за это формулу «Омепразола»! Увы, все еще невелико прикрытие, и фиг я с помощью Степана это залегендирую. Ай, ладно, напишу про это в «инфобомбе», пусть КГБ по своему вкусу будущего Нобелевского лауреата выберет. Совестно – я такое лекарство «солю», а народ-то от изжоги мается – вон дед Лёша коктейльчик из соды с уксусом пару раз в неделю пьет. Но обезьянки – это здорово!

– А к вам пионеров пускают? Я бы с ребятами когда-нибудь приехал.

– Пускают, а как же! – кивнул Степан. – Приезжайте, у нас хорошо!

– «У нас»! – фыркнул Петр Иванович, наливая по-новой. – Совсем абхазом стал.

– Все мы – советские люди, – пожал плечами его сын.

Выпили, и деда Лёша вспомнил о важном:

– А Сережка-то себе косоглазую нашел!

– Казашку чтоли?

– Японку, говорит.

– Дед Лёш, это – грубо и обидно! – расстроился я, – Косоглазие – это болезнь, а Саяка – абсолютно здоровая! И в ней от японки только оболочка, так сказать – глаза закроешь, и ни в жизнь не догадаешься, что перед тобой не русская девчонка!

– Ишь как задергался! – ехидно фыркнули деды, и я почувствовал, как у меня краснеют уши.

* * *

На демонстрации, несмотря на промозглый ветер и легкую водяную взвесь в воздухе, мне понравилось – немного этому поспособствовал малюсенький глоток из деда Петиной фляжки – «для сугреву!». Коньяк обжег совсем неприспособленное для этого горло, но «сугрел» как надо, заодно добавив настроения, и, так сказать, чувства локтя в отношении пришедшей на главный советский праздник толпы. Сплачиваемся, соотечественники! В моих закутанных в черные вязаные перчатки руках – древко стяга с надписью «Слава Великому Октябрю!», деда Петя выделил, как самому молодому. Степан тоже с мерчом – машет стягом с «Фабрики-рабочим!».

– Как сознательные граждане, мы, разумеется, не должны увлекаться ситуационистскими лозунгами, но почему ты не нашел чего-то посвежее? – спросил я его.

Стоящий рядом народ от такого пассажа гоготнул – мы стоим в рядах сослуживцев дяди Пети, и я уже успел слегка их разогреть анекдотами. Степан – мужик хороший, и ничего против «тыкающего» ему пионера не имеет.

– Хотел с работы захватить – «утроим поголовье гамадрилов к концу пятилетки!», – улыбнулся он в усы.

Народ загоготал уже в голос, и тут из установленных на столбах мегафонов бодро понеслось парадно-праздничное. Действо разворачивается на устланной брусчаткой площади Победы. Напротив нас, по ту сторону выделенного для «парадистов» пространства и еще одной группы зрителей, здоровенный Северный вокзал, на правом краю которого – портрет Маркса, по левому – Ленина. По центру – растяжка «Да здравствует 51-я годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции!». Еще один Вождь, в виде памятника, недалеко от нас – на его адаптированном под трибуну подножии собрались местные «випы», которые вот-вот начнут толкать речи.

Народ прямо оживленный, реально радуется празднику. Ну и накатывают, куда без этого – а кто бы не накатил? Мегафон заговорил об исторической важности и мировых достижениях Революции, о руководящей роли Партии и о том, как замечательно проходит нынешняя пятилетка. После этого началось шествие.

– Марш воинских подразделений!

Марш живой силы и техники (даже ракету показали – длиннющую!) получился несколько жиденьким. Причина проста – огромная часть местного гарнизона сейчас в Чехословакии – деда Петя вчера рассказал, что люди натурально паниковали, опасаясь за жизни родных и близких, и дружно облегченно выдохнули, когда кровопролития не случилось. К Дубчеку отношение у местных соответствующее – целую республику взбаламутил, урод!

– Представители предприятий!

Прошла длинная колонна рабочих и работниц – плакаты в основном с обязательствами выполнить пятилетку за четыре года. Что поделать – традиция же! Через два года, стало быть, пройдут с заслуженно-гордыми плакатиками о том, как у них все получилось.

* * *

– Что тебе снится, крейсер Аврора… – тянул я под жалобное пиликанье аккордеона.

Причина проста – Александра Николаевна для очистки совести взялась меня ему обучать. Абсолютная память, неделька тренировок – и вуаля, инструмент в совершенстве освоен. Допел, почти сотня сидящих в Малом зале ДК фронтовиков с довольными лицами захлопали.

– Это мы с Натальей Александровной сочинили, – похвастался я. – Вот в Москву вернусь, и пойдем с ней на худсовет – объяснять, зачем нам такие громкие барабаны в аранжировке.

Позади остался мой рассказ о «зажравшихся» столичных пенсионерах, ответ на вопрос «почему книгу до сих пор не выпустили?» (потому что печатают только членов, а чтобы стать членом – нужно напечататься, отчего ветераны натурально офигели – это же парадокс!), и целая пачка анекдотов и подрезанный у Евдокимова монолог о том, как мужик боролся с хреном в собственном огороде – все это чтобы развеселить немало загрустивший от моих приключений зал. Когда народ просмеялся, я и подхватил стоящий в углу сцены пыльноватый, но исправный инструмент.

– А чего у вас с барабанами? – раздался вопрос из зала.

– Символизируют залпы героического крейсера! – ответил я. – Я, конечно, не слышал, но, полагаю, бахало там как надо!

Фронтовики одобрили, и спросили про Пахмутову.

– Хорошая, добрая женщина, – честно охарактеризовал я своего музыкального «шефа». – Котлеты жарит жутко вкусные – она их чем-то чесночно-масляным пропитывает, но что там еще – не рассказывает!

Не люблю, когда живые люди «бронзовеют», вот про котлеты и сказанул. Пресекая дальнейшие расспросы, лихо растянул меха:

– Здесь птицы не поют…

Песня понравилась, и я без паузы выдал «О героях былых времен», «Коня», «Батяню-комбата» и «Там за туманами».

– Вот «Туманы» пока не пропускают – пропаганда алкоголизма, говорят! – пожаловался я старикам – у части из них погоны ух какие солидные, глядишь, и повлияют как-нибудь.

– Безобразие! – выразили они общее настроение.

– Ну а остальные песни уже одобрены, закреплены за нашими замечательными певцами, и в скором времени увидят свет! – порадовал народ анонсом.

– Безобразие – про любовь уже везде играет, а эти – нет!

– Извините, мне тринадцать лет, и я благодарен за то, что на меня вообще обратили внимание! – признался я.

Давайте, дедушки, пробивайте мне дополнительных мощностей – от этого лучше станет вообще всем советским гражданам. Решив на всякий случай подстраховаться, рассказал про Полевого, Зыкину, Добронравова – тоже не член, представляете?! – и тех минкультовских деятелей, которые трем вышеперечисленным помогали меня проталкивать сквозь бюрократические жернова. Помянул добрым словом и главреда «Литературки». Решив, что нужные посылы заложены, еще часок поиграл песни, перемежая их анекдотами. Напоследок мы вышли во двор ДК и наделали много коллективных фоток. Покушав в местной столовке и выслушав много очень приятного о себе, отправился домой в компании дедов Лёши и Пети на автобусе – выпили же!

Глава 24

Проснулся еще затемно – дом сотрясал могучий храп. Особенно качественно выводил рулады Степан, с которым меня уложили валетом на раздвинутый диван в зале. Кроме дивана, не могло здесь не найтись заставленной сервизами стенки, тумбочки с черно-белым телеком и пары ковров с оленями – который похуже на полу, который получше – на стене.

Зевнув, выбрался из-под одеяла и поежился – за ночь дом успел остыть. Влез в брюки и футболку, накинул кофту, сунул ноги в шлепки и пошел в удобства, на обратном пути навестив поленницу. Набрал полешек, отправился на кухню и сунул их в печку, где едва-едва тлели угольки. Раздул, топливо занялось. Теперь можно разогреть картошки с рыбой. Разогревал сразу всё, и не прогадал, потому что в кухню забрел, морщась на режущую глаза люстру, Степан.

– Утро! – поприветствовал его я, кухонным полотенцем снимая с печки сковороду и сгружая ее на стол.

– Доброе! – зевнул он, усаживаясь.

– У вас тут говорят из янтаря всякого можно найти? – спросил я его.

– Это в озерах, – неправильно понял он.

– Подарки для дам, имею ввиду.

– А! Этого навалом, щас поедим и свожу тебя к знакомому, он занимается, – пообещал Степан. – В Зеленоградске, тут полчаса всего на машине! – таинственно округлил глаза.

– Может и пропавших найдем! – поддержал я игру.

Сука, еще минус день! Ладно, может он со знакомым бухать начнет, а я свалю «город посмотреть». Степан ушел в удобства, и на его место прибыл отец.

– Доброе утро!

– Х*й там доброе, – поморщившись, деда Петя аккуратно опустился на стул. – Ну-ка, Сережка, там, в холодильнике…

Поняв намек, накапал деду рюмашку самогонки, он опохмелился, воспрял духом, закусил картофелиной и пошел в удобства.

– Бухает с утра! – осуждающе произнес сменивший его дед Лёша, поморщился. – Ну-ка накапай!

Накапал, дед похмелился и тоже ушел на улицу. Через минут пять – курили, наверное – все вернулись, и доевший завтрак я, посидев десяток минут из вежливости рядом с ними, отправился к умывальнику чистить зубы и умываться – он в сенях, и здесь было слышно, как Степан просит у отца машину на сутки – похоже, в Зеленоградске мы заночуем. Петр Иванович гоготнул – подумал, что школьник собирается раскрыть дело – и «добро» выдал. Пока умывался, сканировал «внутренний интернет», где на неосознанно краем глаза зацепленной страничке мелкого форума нашел инфу, что раскаявшийся (ну как раскаявшийся – идиота «приняли» на рынке в 69 году, когда он пытался продать «трофеи») убийца указал место около болота Швентлунд. Туда и направлюсь, только атлас Зеленоградска куплю. Дед Лёша сунул мне в руку тридцать рублей, наказал купить бабе Зине «бусы или какую-нибудь другую бабью х*йню», и мы со Степаном пошли выгонять машину. С собой я взял школьный портфель и варежки – в первый в эти времена «хуч боньбу» клади, фиг кто проверит.

По пути Степан веселил байками об обезьянах и спросил мое мнение насчет их использования в качестве подопытных объектов.

– Не на людях же новые лекарства проверять! – облегчил я его муки совести.

После этого зоологические наблюдения «обезьяньего фармацевта» приобрели, как говорят в доносах, «душок»:

– Вообще от нас, если честно, не отличаются – вот сидит на самой высокой ветке самый здоровенный гамадрил, ноги раздвинул, яйца свесил – чем не секретарь Горкома?

– Дерьмо опускается вниз, блага поднимаются наверх, – немножко переиначил я в ответ «Клан Сопрано».

– Именно так! – обрадовался пониманию Степан, – И это – на пятьдесят первом году Советской власти! Окуклились, поделили общество на «членов» и «не членов»… – внезапно он пошевелил усами, посмотрел на мою внимательно слушающую рожу в зеркало заднего вида и замолчал.

Даже обидно как-то!

– По мере построения социализма классовая борьба только нарастает, – пожал плечами я. – И, увы, без регулярных массовых чисток правящего аппарата социальные лифты начинают сбоить, а перерожденцы – они же себе не враги, верно? – начинают выдавать себе, так сказать, «указы о вольностях дворянства» в виде спецдач, спецраспределителей и «членовозов». Рвется связь с народом, и вуаля – мы уже начинаем реставрацию привычной формы существования России – это когда между боярами и холопами неприступная стена, первые делают че хотят, а вторых – не спрашивают. Холопу же только в радость барский сапог в жопе ощущать!

Степан пошевелил усами и фыркнул:

– Ничего себе пионеры пошли!

– То ли еще будет! – хохотнул я. – Но давай лучше к обезьянам вернемся.

Вернулись, и до самого Зеленоградска больше не отвлекались. Дорога и вправду заняла всего полчаса – удобно на машине, конечно, никаких пробок и в помине нет, только строительная техника туда-сюда гоняет.

Товарищ Степана жил в опрятном «пятистенке», и, судя по всему, бобылём. На пальцах – «перстни», но так бывает. Украшения мастерит, само собой, подпольно, но мы про него никому ничего не расскажем – ой, а будто «кто надо» не в курсе! Всем моим девочкам (мама в этот список тоже входит) купил по каплевидному кулончику, а дальше выбрал уникальное – наборы бус, браслеты, подставку для канцелярии, подставку для кухонных ножей – это для Александры Николаевны – и еще кучу сувенирки на подарки всем остальным, по мере надобности. Почти три сотни за все. Далее на столе вместо убранных в машину побрякушек появились самогон и закусь, мы пообедали, и я, заверив Степана, что не потеряюсь, отправился искать ключевые предметы.

Проигнорировав только что полученные советы мужиков по поводу местных достопримечательностей, отправился на выезд из города – «внутри»-то всё перерыли! Прочесали и ближайшие леса, но, если подтянутые для этого дела солдатики-срочники получили приказ «ищем трупы», захоронение могли и не заметить. Сам городок – маленький, прибрежный, поэтому нынче ветрено, серо, и из тяжелых хмурых облаков время от времени прыскает дождик. Не вымокнуть бы – верный путь к пневмонии!

– Бродит дурачок по лесу, ищет дурачок глупее себя… – тихонько напевая под нос и офигевая от собственной тупости (да, реально надеюсь что-то найти), добрался до ближайшего съезда с шоссе на лесной проселок.

Включаем режим Хабенского! Я – алкаш-автолюбитель средних лет, еду такой по славному городу Зеленоградску немножко «поддатый», и всем ГАИшникам на меня плевать – вообще не знаю чем местные занимаются, за все время после перерождения транспорт со мной ни разу не остановили. Не важно! Настроение у «меня» отличное, в окно задувает теплый летний ветерок, но есть проблема – бабу хочется просто жуть! А тут как раз по дороге молодуха сочная топает. Вот бы ей… Эх, жаль, не одна, а с пожилой дамой – мать, видимо. С другой стороны – одна бы она может и не села, а вот с матерью – чего бояться? «Садитесь, красавицы, место знаю одно красоты неописуемой!». Красавицы немножко отнекиваются, но садятся. Адреналин начинает бить бурным потоком, рожа, прямо как в монологе Евдокимова, краснеет. Дамы на заднем сиденье охотно реагируют на остроты, которыми будущий убийца усыпляет их бдительность. Подрагивающими от нетерпения руками он поворачивает на первый же подвернувшийся проселок – а чего тянуть?

Скептически хрюкнув собственным домыслам, настоящий нынешний я отправился по усыпанной опавшей листвой грунтовке. Листьями усыпано вообще все – х*ли я тут найти собираюсь? Но не поворачивать же назад, раз пришел!

«Вы что нас, в глухомань завезти хотите»? – «шутит» мама жены тюменского секретаря.

«Да какая глухомань, город-то вон, прямо за деревьями!» – успокаивает ее будущий убийца.

Так, развилка… Направо – слева-то вон, заборы виднеются. Больше развилок не встречалось, воцарилась характерная звонко-потрескивающая, шуршащая лесная тишина, в которой собственное дыхание звучит пугающе-громко. Под ногами прошмыгнула белка, и я с испуганным писком подпрыгнул.

Ну-ка нафиг! Кого я тут встречу, медведя?

– Спокойные времена, спокойные времена… – повторяя мантру, я пошел дальше, пока земля под ногами не начала подозрительно проминаться, а растительность – хиреть и мельчать.

Болото Швентлунд, получается! Дальше убийца поехал бы врятли – не на «ЗиЛе» же он? Вот тут вроде полянка. А вот – развесистое, очень приметное, аж тройное дерево. Откуда у впервые убивающего человека фантазия, чтобы нормально все продумать? Тупо в голову моча ударила, и вот итог – две загубленных жизни. Подошел к дереву и начал отпинывать ногами листву.

– Вонючий любитель! – с этим презрительным фырканьем я подобрал палку и начал ею копать рыхлую даже сейчас, в начале ноября, землицу, вскоре наткнувшись на грязную холстину.

Рукавички на руки! В свертке нашлось женское, лишенное следов крови зеленое в горошек платье. У мамы такое же есть, сука! Прощупал ткань – в интернете писали, что должен быть вшитый паспорт. Нащупал! Пока отложим. Так, сережки золотые – две пары, с камешками красными и зелеными. Не обманул интернет-то! Кольцо обручальное, золотое – тоже два. Цепочка золотая, тоненькая – одна штука. Цепочка потолще, с золотым же кулоном – одна штука. Туфли женские – одна пара в крови. Забираем с собой! Платок женский, сильно испачкан, и изнутри видны налипшие гниющие кусочки…

Вытерев рот, не стал ничего делать с лужей рвоты – в эти времена криминалистика еще не настолько сильна. Впрочем, сюда никто особо и не полезет – милиция уже смирилась с очередным «висяком». Соберись, блин! Ты – даже не человек, ты – попаданец! Функция на ножках! Давай, мессия мамкин, соответствуй!

Платок тоже забираем, больно уж красноречив. Колготки, носки, нижнее белье не заинтересовали – кроме очевидно снятого с жертвы окровавленного и порванного комплекта. Зачем такое вообще хранить, е*анутый? Берешь ювелирку и топишь остальное в Балтийском море. Нашим легче. Достав из портфеля полиэтиленовый пакет с надписью Сhanel – они у Фила самые дешевые почему-то – упаковал все «ценное» туда, включая колечки. Платье беспощадно порвал, чтобы добраться до паспорта. А это что, книжка донора? И зачем она ей была нужна на курорте? Так, отметка о группе крови… Первая – очень удачно совпадает с моей! «Удача» – вообще нынче мое второе имя. Сознательно не став смотреть на фотографию жертвы – стыдно, ее убийцей-то назначат совсем не того, закрыл книжечку и сунул к вещам. Сверток с не понадобившимся прикопал обратно, засыпал листьями – как было! – взвалил метафорически потяжелевший портфель на плечо, и, довольный, отправился в город. Хронопоток все еще дует в спину! Зайду-ка по пути в кафе, отмечу успешное выполнение «задачи 1» пирожным-корзиночкой!

* * *

– Ой, хорошо дома! – зевнул немного «отошедший» от многодневного запоя за время нашей с ним поездки в Брест, и, после него – в Москву – дед Лёша.

Прибыли мы на поезде, и на вокзале нас никто не встречал – мама еще лежит в больнице (созванивались, у Петра Ивановича дома телефон есть), но уже не в «нашей», районной, а прямо в ЦКБ – ее туда перевели по итогу визитов решивших сделать мне приятно Полевого, Пахмутовой, Хиля и Зыкиной. Хиль вообще довольный – «наши» песенки ведь крутят по всему СССР, а начиная со следующего учебного года интегрируют в регламент школьных и дошкольных мероприятий.

– Дома всегда лучше! – согласился с дедом я.

Соскучился по Танечке и Соечке! С первой увижусь вот уже скоро, а вторую вызвоню себе завтра погулять. Еще есть Катя, но она меня своей гиперактивностью немножко пугает. Такой массовик-затейник в пару нужен, идеальная синергия, так что Катюша у нас «переходит в зрительный зал». И да начнется битва за этакую красотулю! А с этими… А можно мне обеих себе оставить? В стране же все равно дефицит мужиков, вот, считай, собой жертвую ради всеобщего блага!

Покинув вагон и зябко ёжась, пошли к такси, и после поездки деда Лёша при помощи мата и угроз задоминировал водителя рассчитать нас честно.

– Совсем о*уели! – делился он своими соображениями, пока я потрошил почтовый ящик.

Новая «Работница», «по инерции» поступающий «Советский спорт», «Литературка» и новая «Юность» – мама подписалась, в дополнение к полагающимся мне как автору экземплярам. Еще подписались на «Правду» – большую и пионерскую, новости отслеживать. В этом номере «Юности» из моего только фельетоны, всего две штуки – Полевой тоже не всемогущ, а сатириков-«членов» в стране и без меня хватает, и все хотят печататься.

– С пьяных да с приезжих три шкуры дерут, водкой из-под полы приторговывают, уснувших вообще порой обирают! Куда ОБХСС смотрит?! – продолжал рокотать дед Лёша по пути наверх.

– Взяточники там! – поддакнул я.

– А на юге совсем пи*дец, знакомые говорили – пока «бакшиш» не занесешь, вообще х*й кто пальцем пошевелит!

Справедливости ради, в столице «бакшиш» тоже все любят.

– Отдали бы ОБХСС под ведомство КГБ, сразу бы все шелковые стали! – пустился дед в размышления на классическую тему «как нам обустроить Россию». – Хрущев, придурок лысый, «контору» кастрировал, теперь всё – вообще ни*уя не понятно, чем заняты, а в политбюро вообще у всех неприкосновенность!

– Разберемся, дед Лёш! – пообещал я.

– Ты, чтоли, разбираться будешь? – хохотнул он, потрепал меня по волосам, принял вынутый из моего портфеля сверток с подарками бабе Зине, и пошел к себе.

Вот я и дома! Приоткрыв форточку – душновато, никто не жил же – рухнул на диван. Очень морально устал – хорошо, что в ближайшее время никаких больше «акций» не предвидится. Очень нервно было, когда я закапывал окровавленные шмотки в саду, пока прекрасно видимые в освещенное окно кухни хозяева дачи и примкнувший к ним бородатый (под Толстого канает, падла!) Солженицын бухали, и, надо полагать, ругали советскую власть. Благо кусты опавшей сирени оказались достаточно густыми, а «ячейка диссидентуры» – достаточно беспечна, чтобы на тихое кряхтение и предательское потрескивание веток внимания не обратить.

Повернувшись на спину, вытянул забинтованную руку к потолку. Закопав шмотки, немножко порезал ладонь и испачкал багажник Солженицынского «Москвича». Одно из обручальных колечек, приподняв валяющиеся на дне тряпки, сунул в щель – если специально не обыскивать, не найдешь. На звук захлопнутого багажника «сагрилась» пробегающая мимо псина, и я, не забыв размазать собственные следы, сиганул через забор, пробежал через переулок, и, как говорится, «растворился в ночи». Квасящим дедам хватило отмазки «корабли ходил смотреть, увлекся», и они даже не обратили внимания на свежезабинтованную рану – порезался и порезался, чай не сахарный.

– Сережка, смотри что тут! – внезапно зашел в комнату дед Лёша, потрясая свежей «Правдой» – они тоже выписывают.

«В районе двадцати двух часов возвращающийся от тещи сержант Акинфеев увидел, как из-под забора одного из участков выбралась собака дворовой породы, держа в зубах женский платок черно-цветочной расцветки. Благодаря образцово налаженной системе уличного освещения, бдительному сержанту удалось разглядеть на платке следы крови. Отважно вступив в схватку с собакой, Акинфеев получил пару укусов, и, как окажется в последствии, ключ к казавшемуся безнадежным делу. Дождавшись подкрепления и передав командование операцией капитану Васильеву, Акинфеев с товарищами задержали жителей дачи, на территории которой бродячей собакой был разрыт тайник, содержащий вещи недавно пропавших родственников секретаря Тюменского Горкома А. Никольского. Кроме тайника, на дворовой территории был найден автомобиль приехавшего „в гости“ действующего члена Союза писателей А.И.Солженицына. В багажнике автомобиля сотрудниками милиции были обнаружены следы крови и обручальное кольцо одной из жертв. А.И.Солженицын и хозяева дома в настоящий момент помещены под стражу».

Быстро! Ну как быстро – почти трое суток прошло, а дело, по словам Петра Ивановича, «союзного масштаба» и у Щелокова на личном контроле. Неудивительно, что как только получилось «тронуть лёд», Калининградская милиция перевозбудилась и в кратчайшие сроки отчиталась о подвижках перед высоким начальством. А начальство, в свою очередь, решило похвастаться успехами со страниц «Правды». Друзья Солжа под молотки попали, да, это неприятно, но вот у него самого никаких проблем с втягиванием всех кто под руку подвернется в позорнейшие «блудняки» никогда не было, так что и я переживать не стану – нормальных друзей выбирать надо, а не хитрожопых псевдоюродивых социопатов.