Текст книги ""Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"
Автор книги: Валентин Леженда
Соавторы: Антон Федотов,Алексей Губарев,Олег Мамин,Павел Смолин,
сообщить о нарушении
Текущая страница: 294 (всего у книги 347 страниц)
– Это мои и Вовины – он боится, что отец найдет и отберет. Буду ответственно хранить!
– А милиция?
– А милиции показал свидетельство о рождении, – Снова не соврал я.
– Никогда так больше не делай! – Строго наказала родительница.
– Хорошо! – Послушно вздохнул я и спросил: – А если попросят?
– А надо чтобы не просили! – Властно повысила голос мама.
– Пусть дома лежит тогда! – Убрал я причину конфликта в шкаф: – Проездной! – Показал маме: – На место кладу.
Родительница озадаченно кивнула, явно ожидая другой реакции.
– Покормишь меня?
И погода в доме сменилась на привычно-солнечную.
– Я понимаю, что тебе хочется, к примеру, сводить девочку в кино… – Трогательно воспитывала меня мама, пока я уничтожал пельмешки: – Но ты ведь всегда можешь попросить у меня!
– Дают – надо брать, – Пожал я плечами: – Но больше так делать не буду, если ты против.
– Лучше не надо! – Мягко улыбнулась она.
Легендарное: «Как бы чего не вышло».
– А что там с аборигенами? – Вернула она разговор к нормальной теме.
– А аборигены, не будь дураки, принимали гуманитарную помощь за подарки своих предков.
– Умно! – Хихикнула мама.
– И когда американцам надоело, негры начали строить из веток и чего попало макеты взлетно-посадочных полос, самолетов, вышек и так далее. А на себе – рисовать летную форму, типа приманивать «божественных птиц». Называется «карго-культ» – «культ грузов». И вот эти наши джинсы – тоже карго-культ, типа модный американец!
Родительница рассмеялась, я помыл посуду, и мы вернулись в комнату.
– Ой уморил, Сережка! – Вытерла она выступившую слезинку: – Завтра на работе девчонкам расскажу, обхохочутся!
Включили телевизор, я приземлился на диван, а мама вернулась к работе. По ее окончании заметил, как мама Наташа задумчиво смотрит на обрезки.
– Тебе не нужно это возвращать? – Предположил я.
– Не нужно! – Кивнула она.
– Предлагаю эксперимент! – Возвестил я.
– В кислоте буржуйские штаны растворять? – Хихикнула мама.
– Это потом, когда лет через пять книжку в свет выпустят! – Пообещал я.
– Ну, пять – не пять… – Поерзала мама.
– Нужно рассчитывать на самое худшее, чтобы потом радоваться приятному сюрпризу! – Пояснил я.
– Вот оно что! – Засмеялась она: – Ну давай свой эксперимент!
Истратив пяток листочков из альбома для рисования, некоторое количество разноцветных тканей из маминых запасов и часть джинсовых обрезков, получили целый набор нашивок – в будущем молодежь будет обзывать их «патчами». С дизайном не заморачивались – оскалившийся питбуль, крокодил, серп и молот (мама придумала), череп, голова кота – это для особо модных девушек.
– Теперь нужно как можно дороже впарить их главным карго-культистам нашей страны! – Предложил я следующий шаг.
– Это фарцовщикам? – Правильно поняла мама.
– Им! – Кивнул я: – Давай считать. Без учета уже отработанной джинсы́, какая получилась себестоимость?
– Копеек пять? – Пожала плечами мама.
– Значит просим пятнадцать рублей, в процессе торга согласившись на десять.
– Ты что, сдурел? – Обомлела родительница: – Кто такие деньги за такое отдаст?
– Ты недооцениваешь вырабатываемую собственными руками прибавочную стоимость! – Покачал я на нее пальцем, подошел к шкафу, вынул оттуда увесистый «Капитал» и уронил его поверх разложенных на столе патчей: – Вот, почитай!
Мама озадаченно посмотрела на книжку и громко рассмеялась.
Глава 5
Фарцовщика на улицах Москвы искать не пришлось – одному из них мама штаны и дорабатывала, и он скоро придет забрать заказ.
– Филькой зовут! Фил! – Ехидно фыркнула родительница.
– Меньшего я и не ожидал! – Хмыкнул я.
Ожил дверной звонок, и мама пошла открывать, через несколько секунд вернувшись с одетым в джинсы, джинсовку и футболку «Битлз» молодым человеком лет двадцати. Неплохо упакованный! На голове – лихой начес, во рту – жвачка.
– Здорова! – Вопреки ожиданиям, поприветствовал он меня на родном языке и спросил: – Как дела?
– По кайфу! – Честно ответил я.
– Как-как? – Заинтересовался Фил: – «По кайфу»? Прикольно, я запомню! Держи!
И выдал мне одинокую пластинку жвачки.
Ну и жмот!
– Спасибо! – Не стал я отказываться и убрал подарок в стол.
– Я померию, теть Наташ? – Безграмотно спросил Фил, кивнув на лежащие на диване джинсы.
– Конечно! – Разрешила она.
Проигнорировав ширму, фарца принялся примерять штаны прямо у нас на глазах. Подвигав бровями на трусы расцветки американского флага, мама решила:
– Пойду чайник поставлю!
– Козырно! – Одобрил мамину работу Фил, похлопал ладошками по бедрам и приземлился на диван: – В них и пойду!
– Грац с обновкой! – Поздравил его я.
– Как-как? – Понравилось ему и это: – «Грац»?
– Поздравляю, – Расшифровал я: – От английского…
– Понял, не тупой! – Самонадеянно заявил он и выдал мне еще пластинку жвачки.
– Спасибо! – Убрал в загашник и этот подарок и достал взамен патч с питбулем, положил фарцовщику на ногу: – Смотри какая штука есть!
– Козырно! – Оценил он: – Подарок?
– Было бы мое – подарил бы, – Скорбно вздохнул я: – Но это же мама вышивала, трудилась, глаза портила… – Развел руками.
– Сколько? Он один у вас? – Спросил Фил, рассматривая патч на вытянутых руках.
– Пятнадцать рублей штука, еще вот такие есть… – Выложил ему на ноги остальное.
– Теть Наташ! – Обратился фарцовщик к вернувшейся в комнату маме: – А может Сережку к нам пристроить? Нам башковитые нужны.
– Ну уж нет! – Не позволила она.
Пожав плечами с видом «не больно то и хотелось», Фил начал торг:
– Пятнадцать – это несерьезно! Это же просто заплатка!
– Заплатка – это дыру в совковых шмотках затыкать! – Поправил я его: – А это – атрибут стиля! Называется «патч».
– Патч? – Задумчиво почесал фарца подбородок: – По пять!
– Прикинь, такого ни у кого нету! – Добавил я аргумент: – А у тебя будет! Тупо самый модный чувак на районе! По четырнадцать!
– Я и так! – Самодовольно фыркнул Фил и повысил ставки: – По семь!
– Работа мелкая, кропотливая! – Показал на аккуратно вышитые клыки пса: – Ручная! Меньше тринадцати рублей не стоит!
– Да я теперь хоть сам таких наделать могу! – Выкатил фарца последний аргумент и виновато посмотрел на маму, продемонстрировав остаточное воспитание: – Извините, теть Наташ, у вас очень здорово получилось!
– Давай тогда по десять! – Предложила мама.
– Ай, идет! – Махнул рукой Фил и рассчитался с мамой за джинсы и «заплатки». Еще за рубль она пришила ему на левую ногу череп, на правую – питбуля. Обувая кроссовки марки «Адидас», Фил спросил: – А если я вам неликвидных джинсов принесу – вы еще сделаете, теть Наташ? Только уже по девять!
– Неси! – Кивнула довольная мама.
Когда дверь за гостем захлопнулась, мы дали друг другу «пять».
– Надо гитару тебе новую купить! – Решила мама: – А эту вернем деду Лёше.
– Это будет правильно! – Кивнул я.
– Сам сходишь, – Решила мама и выдала мне аж пятидесятирублевую бумажку: – Вот, только хорошую бери! А на сдачу Катю в кино сводишь! – Подмигнула: – А те не трать, копи на что-нибудь. Проигрыватель, например! – Подсказала благородную цель и спросила: – Еще эксперименты будут?
– А у тебя есть каталоги с одеждой? – Спросил я.
– Полно! – Фыркнула она: – А ты что, забы… – Осеклась.
– Старого нет – будет новое, – Успокоил я ее.
Каталоги оказались конечно же советскими. Нашел модель в белых брюках и красной клетчатой блузке.
– Штаны вот так… Блузка вот так… Здесь – клевый белый ремень!
– Я себе такое сошью! – Моментально оценила мама моду грядущих 70-х годов: – А еще что?
«Еще чего» было много, и по итогу мама решила завтра обойти все фабрику – посоветоваться.
– Дешевле двухсот платье не отдам! – Решительно кивнула она особо удачному эскизу и тут же принялась что-то кроить.
Я же сходил помылся в душе при помощи хозяйственного мыла (что поделать), почистил зубы зубным порошком, и лег спать – уже десять вечера, солнце село!
* * *
С утра мы с тетей Надей сходили в поликлинику – здоров! – и она помогла мне отыскать универмаг, где за сорок рублей (мама же сказала брать хорошую) купил себе акустическую гитару производства фабрики музыкальных инструментов имени А. В. Луначарского и отказался от покупки футляра – это ж не чехол, а натурально деревянный сундук. Зато купил запасные струны – тоже дорого, блин. Может подумать о кладах еще разок?
– Доволен? – Спросила мамина подруга и зарядила в автомат с газировкой монетку: – Тебе с сиропом?
– Без него! – Вспомнив о пломбах, попросил я и ответил: – Доволен! Свое всегда лучше чужого!
Вернувшись домой, пообедали нашими пельменями, и она пошла забирать дочь от бабушки, а я, глянув в окно, закинул в карман мелочи, пластинку жвачки, и вышел во двор.
– Привет! – Поздоровался с одетой в черную юбку чуть ниже колена и серую блузку мрачной Таней.
Она, конечно, мрачная, но мордашка очень симпатичная, а фигурка имеет хороший потенциал. Но это я без задней мысли – мне даже не особо-то и хочется, если честно, в силу возраста. Вот через годик-другой на стены буду лезть, но пока можно просто и беззаботно дружить со всеми милахами подряд.
– Привет! – Безнадегу на ее лице на краткий миг осветила улыбка.
Увы, исчезнув без следа.
– Почему ко мне не прилетает сова? – Спросила она.
Сов я оставил – для советского менталитета вполне канают.
– Колдовать не умеешь, – Честно ответил я.
– А ты? – Спросила она.
– Алхимией немножко! – Доверительно прошептал я.
– А какие зелья варить умеешь? – Прошептала и она, наклонившись поближе и затрепетав ресничками.
– Не знаю как оно называется, но, если покрошить котлету и перемешать с макаронами, получится вкуснее!
– Дурак! – Захихикала девушка.
Вот так уже лучше!
– Ты не занята? Пошли в кино!
– У меня денег нет! – Расстроенно ответила она.
– У меня есть! – Не отстал я.
– Я тебе потом отдам! – Пообещала девушка.
– Когда разбогатеешь! – Выставил я рамки.
– А что там сегодня дают?
– Дают там фильм про Чапаева, – Загнул палец.
Таня поморщилась.
– Фильм про Фрунзе! – Загнул следующий.
Таня сморщилась еще сильнее.
– И фильм про любовь! – Добавил я.
– Пойдем на него! – Предложила она.
– До него еще полтора часа! – Заявил хитрый я: – Придется идти в кафе-мороженое!
В кафе-мороженое Тане явно очень хотелось, но:
– У меня денег нет!
– У меня все еще есть, а ты все еще отдашь, когда разбогатеешь, – Терпеливо объяснил я и поднялся со скамейки, пресекая дальнейшие диспуты: – Пошли?
– Пошли! – Поднялась и она.
Вышли со двора, и я закрепил успех парочкой анекдотов. Вот такое настроение нам подходит! Теперь можно начинать расспрашивать обо всем, кроме положения дел в семье.
– А у тебя какой цвет любимый? – Спросил я.
– Ты же когда анкету мне заполнял читал! – Надулась она.
– Так я же ничего не помню, – Развел я руками: – Прости, но в моих глазах мы разговариваем впервые в жизни.
– Точно! – Хлопнула она ребром кулака по ладошке и смущенно засмеялась: – А я и забыла! – Успокоившись, ответила на вопрос: – Красный!
– Как кумач? – Спросил я.
– Да! – Не стала она играть в нон-конформизм и спросила: – А у тебя?
– Зеленый, наверное? – Пожал я плечами: – На зеленое приятно смотреть, успокаивает.
– Папашина рожа с перепоя совсем не успокаивает! – Помрачнела она.
Зеленеет батя, похоже.
– А музыку какую любишь? – Переключил я ее на конструктив.
– Мне Пьеха нравится! – Удивила она: – И Зыкина, но это только потому, что маме она нравится, – С детской непосредственностью призналась она.
Потешно – на 60 лет назад перелетел, а имена все те же!
– Муслим Магомаев еще! – Добавила Таня.
Этого тоже помнят.
– И «Битлы», – Этот пункт вышел каким-то неуверенным.
– Мне тоже они не нравятся! – Прошептал я ей на ухо.
Ухо немного покраснело, а девушка обрадовалась:
– Ну слава богу!
И где теперь ваш научный атеизм?
– Я уж думала я одна такая, бракованная! – Светлела она прямо на глазах.
Нечаянно подлечил подростку комплексы!
– Слушай, может не пойдем в кафе, а вон у тетеньки мороженого купим? – Указала она на палатку на нашем пути.
Это потому что в кафе дороже? Я у мамы спрашивал – вдвоем с Таней мы бы «прогуляли» что-то типа трояка, потому что стесняться я бы не стал и ей не позволил.
– Можно и так, – Пожал я плечами.
Скромная девочка просветлела еще сильнее, и я купил пару «Эскимо». Нашли скамейку в тени тополя, уселись.
– А правда вы с Артемом и Вовкой много денег заработали? – Аккуратно откусив кусочек и прищурившись от удовольствия, спросила она.
– Было дело! – Кивнул я.
– Я тоже могу шапку держать! – Попросилась она на работу.
– Я маме обещал больше так не делать, – Расстроенно признался я.
Тайное всегда становится явным, и, если обещал – надо делать.
– Маме врать нельзя! – Грустно вздохнув, не стала она обзывать меня «маменькиным сынком».
Нужно еще «схему» придумать, чтобы у вот этого грустного ребенка завелись карманные деньги. Она же девочка, ей всякое красивое нужно!
– А что ты умеешь? – Спросил я.
Таня оживилась – еще не все потеряно! – и перечислила свои навыки:
– Я рисую хорошо, вязать умею, готовить, убираться… – Осеклась и хихикнула: – Но это тебе не нужно, верно?
– Рисование однажды может и понадобится, – Пожал я плечами: – Что еще?
– Шить немножко умею.
– А вот и ключевой навык! – Обрадовался я: – Пойдешь к нам в швейную артель?
– Артели же Хрущев запретил! – Проявила политическую подготовку девушка.
– Шутка, – Улыбнулся я: – Имею ввиду – маме моей помогать на заплатках вышивать всякое.
– А зачем на заплатках что-то вышивать? – Удивилась она.
– Чтобы получать рубль за штуку! – Пояснил я.
– Целый рубль?! – Полезли зеленые глазки на лоб.
– Целый! – Кивнул я: – Тебе какие рубли больше нравятся – железные или бумажные?
– А можно выбрать? – Почему-то обрадовалась она.
– Не знаю, – Честно признался я: – Это ты с мамой обсудишь.
– Поняла! – Обрадовалась Таня: – Вышивать я могу, если тетя Наташа меня возьмет, не пожалеет!
С детским трудом в СССР сложно: он тут сугубо централизованный, а никакого «на лето в Макдак» не существует. За централизованный при этом платят совсем потешные деньги. Еще можно целебные травы в аптеку сдавать, но где мы их, в Сокольниках рвать будем? С мамой, думаю, о вакансии помощницы договорюсь – она у меня хорошая. Хуже прежней, да, но лучше родной все равно никого никогда не найти.
Тут меня словно током ударило – родной матери сейчас пять лет. Удивительно! Потом обязательно надо будет посмотреть на взрослую – ух красивая она у меня была! И будет!
– Чего ты улыбаешься? – Заподозрила неладное спутница, немного покраснев щечками.
– А чего мне! – Откинулся я на скамейке: – Тепло, хорошо, мороженое вкусное!
– Я тебе тогда за кино и мороженое с первой получки отдам! – Пообещала она.
– Я же говорил – когда разбогатеешь! – Хохотнул я и попросил: – Только ты про работу ничего никому не говори, хорошо? – И, опередив ее вопрос: – Маме можно!
– Хорошо, я больше никому-никому не скажу! – Пообещала она.
– А теперь давай зубы чистить! – Предложил я, когда мороженое закончилось.
– Я щетку не взяла! – Расстроилась милаха.
– Вот этим! – Достал из кармана жвачку, развернул, разделил пополам.
– Ничего себе! – Оценила девушка, приняла угощение: – Спасибо! – Поднесла к носу, понюхала: – Мятная! – Сунула в рот и со счастливым видом начала разжёвывать.
Отличное применение контрабанде!
* * *
Кино «Еще раз про любовь» мне не понравилось, но понравилось девочке Тане, поэтому домой мы оба возвращались в отличном настроении – такой вот парадокс.
– Я вечером тогда к вам зайду? – Уточнила она.
– Ага, когда мама вернется, – Кивнул я.
– И анкету мне заполнишь, потом ответы сравним! – Выкатила интересную активность, помахала мне ручкой, и скрылась в подъезде соседнего дома – напротив нас живут.
Дома застал Алексея Егоровича – он сидел на кухне и с отвращением на лице намазывал что-то на кусок бородинского.
– Здрасьте, дед Лёш!
– Привет, Серёжка! Гулял? – Радуясь паузе перед столкновением с бутербродом, он аккуратно положил его на блюдечко и посмотрел на меня.
– В кино ходил! – Отчитался я, подошел и посмотрел на открытую консервную банку – «Паштет шпротный».
– При Сталине селедкой кормили, – Доверительно поведал ветеран: – Но это еще ничего – Микоян молодец был, много сделал для того, чтобы народ сытый ходил. Да и рыба нормальная! А При Хрущеве – колбасой китовьей кормить начали, мать ее ити!
Судя по тому, как дедушку передернуло, колбаска была та еще.
– Не ки́това, а Никитова! – Хмыкнул дед Лёша, горько вздохнул и достал из морозилки бутылку «Русской» водки.
– За*бали! – Поделился наболевшим, открывая бутылку: – Да ты не стой, ты садись! На-ка вот… – Ветеран издевательски гоготнул и достал из холодильника банку «Напитка мандаринового»: – Ишь, б*я, мандаринов нет, а напиток есть! – Продолжил он выражать недовольство советской пищевой промышленностью.
– «Напиток сладкий сокосодержащий с ароматом „мандарин“», – Внес я улучшение, садясь и принимая от деда стакан напитка.
– Во-во! – Одобрил он, нацедил себе стопарик: – Давай, Сережка, за Сталина!
«За Сталина» я был не против, и мы выпили. Ветеран сморщился, подобрал с тарелки бутер, откусил, сморщился еще сильнее. Прожевав и проглотив, вернулся к основной теме:
– А теперь – вообще вон какой ху*ней пичкают! Это же не консерва, а наказание!
Хохотнув, ехидно меня обнадежил:
– Рыбный день-то поди забыл? Ничего, в школе минтаем полакомишься!
И так он это произнес, что мне прямо поплохело.
– А вы откуда знаете, чем в школе кормят? – Попытался я купировать зарождающуюся фобию.
– Так я же ветеран, нас по школам постоянно водят, – Поделился он особенностями досуга, даванул взглядом бутерброд, горько вздохнул и нацедил себе еще стопарик со словами: – Не выбрасывать же!
Уже без тоста «намахнул» стопарик, и в два мощных укуса уничтожил остатки бутерброда.
– А зачем вы такое покупаете, если вам не нравится? – Поинтересовался я.
– Бабке моей нравится, – Аккуратно прикрыв паштет крышечкой, он убрал его в холодильник, достав взамен банку кильки в томатном соусе, продолжая объяснять: – А я вот каждый раз пробую – вдруг лучше стал? Х*й он лучше станет! – Издав этот полный безнадеги вздох, дед пробил крышку кильки ножом: – А вот это Брежнев хорошо придумал, вкусная консерва! Будешь? Ту не предлагаю, ты уж извини! – Хохотнул.
– Буду! – Разохотился я.
Дед Леша выдал мне ножик, которым я отрезал хлеба, и вилку, которой полагается делать все остальное.
– Бог троицу любит! – Буркнул дед и накапал себе еще: – Ну и будет! – Завинтил крышечку и убрал бутылку на место: – Всегда меру знать нужно! – Выдал мне ценный жизненный урок: – Так вот ты мне скажи, Сережка, что еще удумают? – Кивнул он на холодильник.
– Сверчка! – Приоткрыл я перед ним завесу будущего.
– Какого еще, б*ядь, сверчка? – Удивился дед.
– Обычного, стрекочет который, – Пожал плечами я: – Выращиваешь в специальном резервуаре – тонн по пять пускай будет…
– Пять тонн сверчка? – Удивился он еще сильнее.
– А чего мелочиться? Народу же много! – Пояснил я: – Ну и вот, потом раз – всех уморил, высушил, в муку смолол и добавляй хоть куда – чистый белок!
– Ты только нашим ё*аным рационализаторам такое не рассказывай! – Попросил он меня.
Перекусив, сходил в комнату и принес дедовскую гитару – днем-то вернуть не успел, поторопившись погулять с Танечкой-лапочкой.
– Что, стоять уже перестал? – Гоготнул поддатый дедушка.
– Не, мама решила, что мне свой инструмент нужен, – Покачал я головой: – Вот и возвращаю! Спасибо! Я еще и в ДК записался.
– Ну-ка показывай, чему научили! – Приказал дед Лёша.
Занятий еще не было, но это же охренеть как удобно – буду прибавлять с повышенной скоростью, и говорить деду, что научили в ДК. А там, получается – наоборот. Сел на табуретку, показал.
– Ну молодец, не филонил, получается! – Похвалил ветеран, вытер за собой крошки со стола, подхватил инструмент и хлопнул меня по плечу: – Хороший ты пацан, Серега!
Глава 6
– Вот я и в отпуске! – Радостно возвестила мама, вечером вернувшись домой.
– Это хорошо! – Порадовался я за нее: – Давай куда-нибудь сходим?
– А сегодня куда ходил? – Заметила она стоящие в коридоре влажные кеды – протер тряпочкой.
– С Таней гулял, – Не стал я скрывать и попросил: – Давай ей поможем!
– Ей вся советская милиция помочь не может, – Сочувственно вздохнула родительница.
– А мы по-другому и немножко! Она шить умеет – возьми ее к себе помощницей на заплатки. Рубль – штука.
– Надо с Тоней поговорить, – Прикинув, выдала промежуточное решение родительница и пошла звонить.
Другого от доброй мамы я и не ждал!
Через десять минут они пришли – волнующаяся Таня в зеленом (!) сарафанчике и ее грустная, худая, застенчиво прикрывшая сухими волосами подбитый левый глаз мать. Одета, как и положено, в халат – в этом мои знакомые советские дамы средних лет удивительно последовательны.
– Добрый вечер! – Интеллигентно поздоровались все со всеми, и пошли на кухню пить чай с покупными булочками – мама принесла.
– Чего это твой удумал? – Спросила соседка, стеснительно принимая из маминых рук булку.
Таня свою уже грызет, как и я, впрочем.
Мама объяснила суть схемы.
– Тюю! – Протянула тетя Тоня: – Харя-то не треснет, по рублю? – Спросила она дочь.
Та залилась краской.
– Ну чего ты, – Хрюкнула мама: – Нам Фил и так сильно переплачивает, и ему этих заплаток нужно будет много. Девчонкам с работы я говорить не хочу, – Поджала губы.
– И правильно! – Поддержала ее тетя Тоня.
– Так что помощница мне нужна! – Подытожила родительница: – Сейчас чай допьем и покажешь, что умеешь? – Спросила девушку.
– Хорошо, теть Наташ! – Пообещала та.
Дамы перешли на реально важную тему – где и что в ближайшее время можно будет найти редкого или особо качественного.
– Сережке туфли нужны! – Поделилась мечтами мама.
Форму она мне поправит ближе к сентябрю – я же с прошлого года подрос.
– Таньке тоже нужно! – Кивнула соседка.
– Пойдем вместе! – Тут же предложила мама.
Наверное, это чтобы занять как можно больше очередей сразу – уверен, с нами и тетя Надя пойдет.
Переместились в комнату, и Таня продемонстрировала свои навыки: медленно, аккуратно вырезала и пришила к остаткам джинсы́ кошачью мордаху.
– Ай, умелица! – Похвалила ее мама: – Забирай! – Выдала девушке подарок.
– Та куда ей, – Попыталась отказаться тетя Тоня, потерпела поражение, и они с дочерью ушли домой – сырья-то еще нет, так что сегодня работы тоже не будет.
– Где-то у меня тут была… – Родительница залезла в шкаф и достала оттуда деревянный футляр.
Поставив на стол, сняла крышку, явив швейную машинку марки «Подольск». Обычно она пользуется электрической «Тулой». Надо будет полазить в шкафах, посмотреть чего еще у нас есть, но мне почему-то стыдно – еще не совсем привык к «чужому» жилищу. «Тула», судя по всему, механизм сложный, и мама регулярно в ней что-то ковыряет, сверяясь с мануалом и тихонько ругая «какого-то козла, который за это премию получил».
Проверив старый аппарат на работоспособность, она удовлетворенно кивнула и подмигнула мне:
– Вот и средства производства!
– Настоящая маленькая артель!
– Подпольный цех! – «Испуганно» округлила глаза и перешла на шепот мама.
Задребезжал звонок.
– Облава! – По инерции шутканул я.
Хихикнув, мама выдала классическое:
– Кого это там на ночь глядя принесло? – И пошла открывать.
По тону, которым она встречала гостя, сразу стало понятно – пришел государев человек. Из-за аварии наверно.
– Ой, здравствуйте, Валерий Эдмундович! Да вы проходите, не стойте. Случилось чего?
– Случилось, Наталя Николаевна, – Раздался в ответ вполне добродушный бас, и в комнату вошел милиционер в чине младшего лейтенанта. Само собой, никаких пистолетов, дубинок и наручников при нем не было. Тупо дядя Степа – косая сажень в плечах, в хрущевке ему бы пришлось пригибаться в дверных проемах.
– Здравствуйте! – Поздоровался с ним я.
– Не вспомнил? – Сразу же начал он выпытывать Самую Главную Тайну.
– Извините, – Покачал головой.
– Да не извиняйся, ты же болеешь, – Великодушно простил он: – Я ваш участковый, Валерий Эдмундович.
– Присаживайтесь! – Предложила мама.
– Спасибо! – Поблагодарил милиционер, снял фуражку, пригладил русые короткие волосы, пошевелил усами и достал из портфеля пару бумаг. Положив на стол, пододвинул маме и улыбнулся: – А если сын болеет, значит нужно лечить! Вот вам путевки в Кисловодск, на целебные воды!
– Это с чего такая щедрость? – Неприязненно поджала губы мама.
– Ну зачем вам эти суды, Наталья Николаевна? – Грустно покачал головой оказавшийся засланцем жирного ГорИсполКомовца участковый: – Вы же знаете, у Елистрата Венедиктовича тяжелая работа…
– Жопу на партсобраниях протирать? – Предположила мама.
– Зачем вы так, Наталья Николаевна, – Расстроился мусор (потому что «милиционер» – это почетно, и полностью несовместимо с тем, что он тут исполняет): – Я же как лучше хочу! Ну отберут права у него – все равно с шофером ездит! Да он сам за руль и не сядет никогда больше – перепугался сильно…
– Он перепугался? – Прошипела мама разъяренной химерой.
Мент поёжился, кашлянул в кулак, принял беспристрастный вид, и, профессионально глядя сквозь родительницу, применил кнут:
– А вы как сына воспитываете, гражданка Ткачева? Безобразничает, попрошайничает, песенки сомнительные распевает! И это – на Старом Арбате, где интуристы ходят! Страну позоришь, Андропов! – Это уже глядя сквозь меня: – Еще и фамилией патрульных пугает!
– Ничего подобного! – Покачал я головой: – Они сами документы попросили.
– В общем! – Хлопнул мусор ладошкой по столу, заставив напуганную его монологом маму вздрогнуть: – Либо в Кисловодск, либо на учет за бродяжничество!
Пи*дец! Нормально стританул! Сам же себе говорил не высовываться, и сам же без задней мысли высунулся. И это когда у нас тут кооператив сформировался – Фил-то конца ссылки ждать не станет, найдет других.
– И это – такая у нас советская справедливость? – Потекли из глаз родительницы слезы: – Ребенка сбили, и он же еще и виноват?
– А вы не смешивайте! – Поднялся падший участковый на ноги, надел фуражку, проверил ребром ладони козырек: – Путевки я оставляю! Поступите так, как будет лучше для сына, Наталья Николаевна!
И он прошествовал мимо бледной, плачущей, зажимающей рот ладошкой, мамы. Сижу, молчу, терплю – а что я сделаю? Уже подставился, и крыть «дядю Степу» х*ями так себе идея.
– Да за что же мне это все? – Простонала мама Наташа и рухнула на кровать лицом в подушку, зарыдав в полный голос.
Первый раз под молотки системы попала, да? Да ей лет-то меньше, чем мне было там. Что она вообще видела, кроме плюшевого несмотря на все старательно насаждаемые китовьи колбасы Советского союза? Школа, залет, сын у бабушки, мама в училище, потом – на фабрике, потом комнату дали и перевели в фабричное ателье – от Измайловской прядильно-ткацкой фабрики. Сын послушный, на работе порядок – нередко на доске почета висит моя родительница! А тут бах, чисто мафиозный заход.
Сходив закрыть за мусором дверь – никак от этой дурной привычки не избавлюсь, все ругаются – вернулся в комнату и аккуратно погладил маму по спине:
– Угнетать крестьян – старая традиция наших бояр.
Мама фыркнула в подушку.
– Когда я приду к власти, они оба отправятся на Колыму.
– Диктатор мой! – Заплаканным голосом похвалила меня мама, сгребла в охапку и уложила рядом с собой: – Полежи со мной!
– Почему бы и не полежать! – Обнял вкусно пахнущую чем-то огуречным маму и улыбнулся грустной мокрой мордашке: – Давай знаешь что сделаем?
– Что? – Шмыгнула она носом.
– Назло этим козлам хорошенько отдохнем на целебных водах!
Мама вытерла слезы наволочкой и улыбнулась в ответ:
– А давай!
* * *
В санаторий нам надлежит прибыть через три дня. Добираться будем самолетом, так что приперший вчера набитый заношенными и убитыми до полной неремонтопригодности джинсами пакет с логотипом «Кока-колы» Фил – на пару минут всего с участковым разминулся, повезло, неловкая была бы встреча – не ушел разочарованным: за два оставшихся дня мама с Таней наделают целую кучу заплаток. Вызвавшись немного проводить фарцу, в подъезде выкатил просьбу на далекую перспективу:
– Мне бы «изделий № 2» буржуйских.
– А ты не мал еще? – Гоготнул он.
– Я же пионер – должен быть всегда готов! – Развел я руками.
– Е*ать ты юморист! – Заржал Фил, залез в карман и выдал мне картонный квадратик.
– Немецкие? – Без труда опознал я язык надписей.
– ФРГ! Со смазкой, не как совковые. Одна штука! – Просветил фарцовщик: – Так что не примеряй! – Сопроводил совет еще одним приступом смеха.
– Сколько стоит? – Спросил я.
– Тридцатник, но я с твоих «патчей» нормально наварю, – Радушно похлопал меня по плечу: – И мне интересно, когда ты придешь за следующим!
– Дай жвачку еще! – Попросил я.
– Ну ты не наглей! – Расстроился он.
– Мама же спросит зачем я с тобой ходил, – Пояснил я.
– Башковитый! – Похвалил меня фарца, выдал целую неоткрытую упаковку Juicy Fruit и подмигнул: – Глядишь, поможет! Давай, бывай!
Пожали руки, и я вернулся домой. Показал родительнице жвачку, она весело фыркнула, и сразу же засела за работу, отказавшись от моей не особо-то и ценной помощи.
С утра, когда пришла Таня, выяснилось, что я – единственный незанятой человек, и париться по этому поводу не собираюсь! Вместо этого выдал Тане с мамой пластинку жвачки пополам, еще одну пластинку сунул в карман – угощу Катю, с которой мы сегодня идем на ВДНХ. Импортный презик, само собой, остается дома, надежно спрятанный за обивку дивана. Вчера, когда я вечером звонил пионерке, вернувшая душевный покой мама ехидно на меня прищурилась:
– Выбираешь?
– Просто дружу со всеми подряд, – Покачал я головой: – Выбирать мне еще рано!
Из стенки выгреб мелочь – придется Вове хранить свою долю где-то еще, пока меня не будет. Сам он привычно тусуется во дворе, в гордом одиночестве.
– Здорова! – Поручкались: – Я уезжаю до осени, поэтому придется тебе хранить их где-то еще, – Расстроил я рыжего, протянув ему завернутые в тряпицу четырнадцать с гаком рублей – он же за метро с Артемом из своих рассчитывался.
– И что мне с ними делать? – Растерянно спросил он.
– А ты в Сокольниках закопай! – Предложил я.
– Как пират? – Полыхнул он глазами.
– Именно! – Одобрил я: – Только карту не рисуй, никому не показывай, и не говори, где закопал. И самое главное – следи, чтобы тебя никто не видел.
Володя кивнул – все понятно!
– И маскировка нужна! – Добавил я, взял его за запястье и подтащил к газону: – Вот видишь, трава растет?
– Вижу, – Пожал плечами Вова.
– А раз трава не тронута, значит тут не копано! – Объяснил я: – Ножик возьми, дерн срежь аккуратно и свой клад прикрой – будто там трава как росла, так и растет.
– Да понял я! – Вырвал руку Вова, сунул мешочек в штаны и побежал к дому – за инвентарем.
Вот и хорошо, а мне пора!
Встречаемся с Катей мы у нашего метро. Ее еще нет – я пришел пораньше – поэтому уселся на скамейку и принялся глазеть на окружающих. Вот она – цокает синими туфельками на маленьком каблучке по асфальту, на ней джинсы и оранжевая блузка. На шее – золотой кулончик на цепочке, кончики причесанных, свободно лежащих волос старательно подкручены. Нарядилась Катюшка! Это из-за меня чтоли? Ой как приятно!








