Текст книги ""Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"
Автор книги: Валентин Леженда
Соавторы: Антон Федотов,Алексей Губарев,Олег Мамин,Павел Смолин,
сообщить о нарушении
Текущая страница: 293 (всего у книги 347 страниц)
Глава 3
После ухода ребят я наконец-то додумался залезть в документы – как-то и в голову не пришло, что в СССР их уже освоили. Зарывшись в шкаф, откопал свое свидетельство о рождении.
Все так: Андропов Сергей Владимирович, дата рождения – тридцатое августа 1955 года. День рождения не за горами!
Мать: Ткачёва Наталья Николаевна, 02.01.1940 г.р.
Отец: Андропов Владимир Юрьевич, 01.01.1940 г.р.
Один день разницы и «залет» в четырнадцать маминых лет. А еще – запрет абортов в тот исторический период. Повезло моему реципиенту – мог и не появиться на этот свет. Маму о влиянии запрета на ее судьбу, конечно же, спрашивать не буду – плохая тема для разговора.
Однако яснее не стало – «скриншот» википедии из головы говорит про рождение Владимира в 40 году, но, увы, автор странички не осилил указать точную дату. Что ж, едва ли мы бы жили в коммуналке со всемогущим дедушкой, значит и вправду однофамильцы. А было бы жутко прикольно! Получается, я – ранний ребенок, но на «ошибку молодости» совсем не похож – мама буквально на цыпочках вокруг меня бегает.
Вечером она пришла расстроенная – пыталась скрывать, конечно, но я же вижу.
– Случилось что-то?
– Нет, все хорошо, – Попыталась она отмазаться.
– Но я же вижу, что ты грустная, – Не сдался я.
– Да козлы! – Раздраженно махнула она рукой и пошла за ширму переодеваться: – «Нет на август путевок!», – Передразнила кого-то: – Сволочи профсоюзные, сами-то с санаториев не вылезают, а здесь ребенок… – Осеклась и грустно вздохнула.
В лагерь меня отправить хотела, подлечиться.
– Там поди на два года вперед все расписано, – Предположил я.
– Как бы не на пятилетку! – Согласилась мама, появляясь из-за ширмы.
Задумчиво на меня посмотрела и решительно кивнула:
– Мы с тобой на следующее лето в Крым поедем! Дикарями!
– В палатке будем жить? Из котелка питаться? – Сымитировал я сыновий энтузиазм.
– И ночью в море плавать! – С улыбкой добавила мама Наташа, и мы отправились ужинать.
– Как ребятам твоя книжка? – Спросила она, проглотив ложку борща – сегодня у нас именно он.
– Очень понравилась, – Без ложной скромности признался я.
– Давай я сама первую тетрадку Антонине Петровне отнесу, – Предложила мама.
– А как я ей первого сентября цветы дарить буду, не познакомившись? – Придумал я вялую отмазку.
Страшно активизироваться вот так сразу! Мне бы в школу походить, друзей завести… Ну уж нет! Прокрастинации – бой!
– Еще успеешь! – Грустно улыбнулась мама.
– Неси, – Решился я: – Под лежачий камень вода не течет.
– Верно! – Одобрила она.
Сразу после ужина она позвонила классной руководительнице, и, не откладывая в долгий ящик, понесла тетрадку. Я же прилег дописывать вторую. Хорошая продуктивность объясняется просто – сидеть дома в эти времена просто жуть как скучно! Книги с полок я читал почти все – кроме Ленина и Маркса. Как-то вот не довелось. Но теперь, с учетом вновь открывшихся обстоятельств, надо будет скушать и частично зазубрить – у нас же здесь теократия, и без цитирования канонических текстов уважения мне не будет.
* * *
Антонина Петровна, которая сейчас в отпуске, пришла следующим же утром. Классная руководительница оказалась женщиной под пятьдесят, полуседые волосы собраны в «бублик», на глазах – очки в неудобной на вид оправе. Одета она была в закрытое летнее белое платье, расписанное цветочками.
– Здравствуйте! – Поприветствовал я гостью.
– Здравствуй. Ты меня не помнишь, Сережа? – Первым делом спросила она.
– Извините, – Покачал я головой.
Она вошла в комнату, я закрыл дверь и предложил:
– Чаю?
– Спасибо, но не стоит, – Отказалась она и посмотрела на диван.
– Присаживайтесь, – Запоздало предложил я.
Она уселась, поставила на колени сумочку, я аккуратно опустился рядом.
– Тогда давай знакомиться! – Жизнерадостно заявила она: – Меня зовут Антониной Петровной, я – классный руководитель бывшего шестого «бэ» и будущего седьмого!
Да я же семиклассник! Это потому что в школу пошел в семь лет – повезло мне в августе родиться, а не в октябре, пришлось бы еще год ждать – а начальная школа в эти времена четыре года, вот и «натикало», так сказать. Если не принимать во внимание потенциальный экстерн, учиться мне еще минимум три года – десятилетка же обязательная.
– А я Сергей, если сдам экзамены в августе, буду учиться в вашем классе, – Представился я в ответ.
– Повезло тебе 30 августа успеть родиться! – Улыбнулась: – Родись ты после 15 сентября, пришлось бы в первый класс в восемь лет идти! – И спросила: – А ты школьную программу помнишь?
– Помню, но немецкий как корова языком слизнула, – Развел я руками: – Мама принесла мне пару самоучителей, постараюсь освоить заново хотя бы на «троечку».
– Моя подруга преподает немецкий на дому, – Предложила репетиторские услуги классная руководительница.
– Мама говорила, но я сначала сам попробую, – Отказался я: – Алфавит уже выучил! – Похвастался достижениями.
А чего мне, с абсолютной памятью? Открыл, «сфотографировал», и все – уже в голове. Мне теперь секретные документы лучше даже мельком не показывать – «развидеть» уже не получится.
– Ну, если что, мой номер у вас есть, – Проявила она понимание и достала из сумочки тетрадку: – Я тебе ее не отдам! – Заявила она.
– Потому что понесете дальше? – С улыбкой предположил я.
– Именно! Я в РайОНО пойду, но только ты обязательно продолжение пиши!
– А вот, дописал вторую вчера! – Выдал классной руководительнице вторую тетрадь.
– Только, Сережа… – Она замялась: – Тебе точно мама не помогала?
– Совершенно точно! – Покачал я головой: – Если хотите, прямо сейчас займусь третьей тетрадкой.
– Я тебе верю, но лучше проверить! – Согласилась она.
Делать нечего – уселся за стол и начал возить карандашиком по бумаге. Карандашом удобнее, стер и исправил, если что не так. Прошло минут сорок, когда Антонина Петровна сочла эксперимент успешным. Ознакомившись с содержимым, убедилась, что это то же самое, и пообещала позвонить, когда у нее будут новости. Науськанный мамой, подарил ей на прощание шоколадку – за суету, так сказать.
Не желая проблем, честно засел за немецкий.
– …Ду… Ду хаст… – Отложив «впитанные» самоучители, с гитарой валялся на диване.
– Шпрехен зе дойч? – Весело спросила мама, входя в комнату.
– О, я! – Подтвердил я.
– Я в школе тоже его учила, – По-немецки сообщила родительница.
– А я вроде вернул и еще добавил сверху, – Выговорил я на том же языке.
Акцент придется долго вытравливать, но так даже лучше – добавляет хоть какого-то реализма.
– А что за песня? – Спросила она.
– Да так, балуюсь, – Отложил я инструмент: – Антонина Петровна…
– Отнесла книгу в РайОНО, – Кивнула она: – Знаю! Только ты теперь ни в коем случае не бросай!
– Не брошу! – Заверил я ее.
Будто у меня занятий много!
– Ну-ка давай проверим наш немецкий! – Подхватив самоучитель, мама приземлилась рядом.
* * *
Выйти из дома первый раз решил первого августа. Ребра не беспокоили уже почти неделю, и я старательно откладывал этот момент как мог, но теперь нужно ехать делать рентген. Действо состоится в Детской городской поликлинике, к которой я «прикреплен». Идти совсем не далеко – буквально пяток кварталов. После облучения взявшая отгул мама поведет меня в пресловутое РайОНО – пить чай с Антониной Петровной и важными тетеньками – «Миша Добрин» им понравился, поэтому будем решать что делать дальше.
День обещает быть жарким, поэтому надел синюю футболку, зеленые шорты и отечественные, по ощущениям – деревянные – сандалии. Мама нарядилась в светлое клетчатое платье и бежевые туфельки. На голову мне положена кепка, ей – белая шляпка с искусственным цветочком.
– Такая вся летняя и воздушная! – Отвесил я родительнице комплимент.
– Вот спасибо! – Хихикнула она, и мы вышли в подъезд.
Его я видел, поэтому неинтересно. На двор тоже насмотрелся – из окна. Между двух домов расположена детская площадка – песочница, металлические горка, турники, брусья и опоры для натянутых веревок – в числе прочих сушатся здесь и наши вещи. Никто не ворует, нет – а кому оно надо? Редкие обладатели джинсов драгоценные штаны сушат дома. У домов и на площадке – окрашенные синей краской скамейки. Тут и там растут развесистые тополя. Неподалеку от выезда со двора припаркован одинокий «Москвич».
Помахал рукой с невыносимой скукой на лице наблюдающему за болтающимся на турнике младшим братом Артему. Тот обрадовался и начал вставать, но за мной из подъезда появилась мама, и боксеру пришлось плюхнуться обратно. Не судьба!
Покинув двор, выбрались на улицу Короленко и пошли вдоль нее. Обилие зелени оживляло пейзаж, но в целом – серенько! Нет рекламы, нет ярких витрин. Да ничего нет – даже фонари висят редко. Мрачновато здесь по ночам. Буду стараться долго не гулять – ну его нафиг, зарежут еще начинающего попаданца.
Улица просто пронзительно-пуста, и, кроме редко прогуливающихся пенсионеров и играющих во дворах детей, не встретилось совсем никого – рабочий день же! Автомобильный трафик отсутствовал как таковой – тупо пустая дорога, хоть в лапту играй. С машинами вообще беда – по пути к Стромынке (такая улица) насчитал всего пяток образчиков. Эта улица была уже оживленнее – даже трамвай проехал! Помимо него время от времени проезжали грузовики разного тоннажа, и, совсем редко – легковушки.
Перешли дорогу, прогулялись по дворам, и вошли в обшарпанную, пахнущую хлоркой – а чем еще? – поликлинику. Уши сразу наполнились детским плачем, шумом тихих разговоров и редкими окриками. Отстояв очередь в регистратуру, отстояли очередь к травматологу, который отправил нас стоять в очереди на рентген. Некоторые вещи в родной стране совсем не изменились!
Снимок отдавать сразу никто и не подумал – придется прийти сюда завтра, уже с тетей Надей в качестве сопровождающей – отгулы у мамы не резиновые. По пути в РайОНО, не удержавшись, угостились мороженым. Вкусно, блин! Вот и РайОНО – старая кирпичная двухэтажка с плотно засаженной елями территорией. Кусочек был отдан под парковку – два «Москвича» и один «Запорожец». Невелики шишки, получается, раз «Волгу» не выделили. Мама быстренько меня просветила:
– Главный сейчас в отпуске, поэтому нас примет его заместитель – Степанида Ивановна.
– Запомнил! – Отрапортовал я, и мы по крылечку из выщербленного мрамора вошли в очередное казенное здание.
Да что ж у вас с ремонтом-то так плохо?
– Нам к Степаниде Ивановне! – Доложила мама бабушке-вахтеру.
– А, маленький писатель! – Сверкнула она очками: – Проходите в 203-тий.
Поблагодарили и пошли.
– Может ли человек быть великим на первом этаже? – Глубокомысленно заметил я на лестнице.
– Это ты хорошо придумал! – Хихикнула мама.
Постучали – можно? – и вошли в кабинет.
Вот тут обстановка уже получше – даже обитый дермантином диван есть! Еще – настоящая пальма в кадке, канцелярские шкафы, печатная машинка на столе секретаря – отдельной площади ей, видимо, не полагается – и женщина со строгим лицом в очках с почему-то показавшейся импортной оправе, в белой блузке и черной юбке. Волосы заплетены в косу, немножко омолаживая эту даму «за сорок».
Кроме этих двоих, в помещении нашлись классная руководительница и симпатичная девочка – моя ровесница, одетая в юбку, гольфики, белую рубаху с длинным рукавом и пионерский галстук. Черные волосы собраны в две косички, рядом, на столе, лежит красная пилотка. На левом рукаве, над пионерским значком – матерчатая полоска с тремя маленькими пластиковыми красными звездочками. Мне почему-то стало неловко – на мне-то галстука нет!
– Здравствуйте! – Поздоровались все со всеми, и нам с мамой предложили присесть.
– Я – Степанида Ивановна, – Представилась и.о. начальника: – С Антониной Петровной вы знакомы. Это – Алла Викторовна, мой секретарь, а здесь у нас… – Указала на мою ровесницу: – Солнцева Екатерина, член районного пионерского штаба.
Ути боже, какие мы важные!
– Наталья Николаевна, – Представилась мама: – Это Серёжа!
– Наш начинающий писатель! – Добавила хозяйка кабинета.
– Хорошую ты сказку написал, Андропов! – С улыбкой похвалила меня пионерка.
– Спасибо! – Поблагодарил я.
– Так… – Степанида Ивановна залезла в стол и достала оттуда пять тетрадок – именно столько занял первый том: – Это я возвращаю, Аля копию напечатала.
– Спасибо! – Поблагодарил я обеих, пока мама убирала драгоценные рукописи в сумочку.
– С этой копией я пойду в ГорОНО, – Поделилась планом начальница: – А уже они, если им понравится – а им обязательно понравится! – Добавила она с улыбкой: – Отправятся дальше, до самого Детгиза!
– Спасибо вам огромное! – Снова поблагодарил я, а мама выставила на стол конфеты – «чаю попить».
Оплату приняли как должное, и в дело вступила моя ровесница:
– Через неделю у нас в ДК мероприятие, посвященное безопасности дорожного движения! Я бы хотела попросить тебя прийти и рассказать про аварию!
Бесплатная известность нам нужна!
– Саму аварию я не помню, – Признался я: – Но могу рассказать, как невесело после нее выздоравливать.
– Годится! – Одобрила девушка и грустно вздохнула: – Ты и вправду все забыл!
– Мы в одном классе учимся? – Предположил я.
– Да! Я – твоя староста! – Раскрыла она свою личность.
– Извини, – Покаялся я.
– Ничего, ты же просто болеешь! – Со светлой улыбкой покачала она головой.
– А расскажи, пожалуйста, Сережа, как ты такую сказку придумал? – Перешла к более актуальной теме Степанида Ивановна.
В ответ я толкнул десятиминутную речугу на тему «фашизм», «геноцид», «правящие элиты», «несправедливость капиталистической системы» и так далее. К ее концу глаза у всех присутствующих были размером с пятак.
– А может ты с первого сентября будешь политинформацию проводить? – Ловко воспользовалась моментом новообретенная староста.
– Могу попробовать! – Не стал отказываться я.
Мне же в партию вступать, такой пункт в резюме лишним явно не будет. Кроме того – как отказать такой милахе? Жаль мала, но я готов подождать пару лет.
– Что ж, – Кашлянув в кулачок, вынесла вердикт и.о.: – Теперь у меня не осталось никаких сомнений – ты действительно способен написать такое! Извините, – Покаялась перед нами с мамой.
Заверили, что ничего страшного, и пионерка вызвалась проводить меня до дома. Посмотрел на маму, получил одобрительный кивок, попрощался, и мы покинули кабинет.
– А ты правда ничего не помнишь? – Спросила спутница, сложив ручки за спиной и заглядывая мне в лицо.
Какое замечательное любопытство в голубых глазках!
– «Ничего» – это слишком сильно! – Уточнил я: – Я помню все, что не касается меня и окружающих меня людей. Еще разговариваю странно и почерк сильно испортился, – Добавил то, что слышал от других.
– Бедняжка! – Сочувственно вздохнула она: – А школьные предметы?
– Экзамен точно сдам! – Уверенно кивнул я.
– Ты всегда хорошо учился, – Покивала девочка и попрощалась с вахтершей: – До свидания, теть Свет!
– До свидания! – Попрощался и я.
Бабушка махнула нам рукой, и мы вышли в пахнущее тополями лето. Новая жизнь мне очень нравится!
– Чего это ты такой довольный? – Заподозрила неладное Катя.
– Дома месяц сидел, – Улыбнулся я: – А ведь каникулы! Радуюсь, что гулять можно! – И предложил: – Может лучше я тебя провожу?
– Мне в ДК нужно, – Заметила она.
– И хорошо – как раз покажешь, где он. Город-то я тоже забыл, – Развел руками.
– А ты не заблудишься? – Проявила она заботу.
– Не тайга же! – Самоуверенно фыркнул я и спросил: – А в этом ДК английскому учат?
– В «нашем» ДК! – Поправила меня Катя: – Там все есть – и английский, и французский, и немецкий, и испанский, и даже японский, но на него мало кто ходит – там эти, роглифы!
– Иероглифы! – Поправил я.
Девушка покраснела и фыркнула:
– Просто оговорилась!
Гордо поправив косу, она ускорила шаг. Пришлось ускориться и мне.
– А как проводят политинформацию? – Спросил я.
– Ты и это забыл? – Вернулась она к прежнему любопытному режиму: – Но я подумала…
– Я мылю глобально! – Широко развел я руками.
– «Мыслю»! – Захихикала она, прикрыв рот ладошками.
– Оговорился, – Улыбнулся я: – А вот некоторые социально-общественные знания и навыки утеряны. Возьмешь надо мной шефство?
– Возьму! – С улыбкой пообещала она: – Например, можно взять газету и рассказать о том, что в ней написано!
Чисто как комментаторы новостей в ютубе.
– Это я могу! А почему никто из класса меня не навещал?
Девушка осеклась и устремила взор на асфальт:
– Я только вчера вернулась из деревни, все лето там просидела. А ребята… – Шаркнула сандаликом: – Тоже, наверное, разъехались?
Добрая какая! Ладно, так и запишем – Сережа с одноклассниками не шибко ладит. Странно даже – вроде по советским меркам образцовый школьник.
– Ты мрачный был! – Видимо, проиграв схватку с совестью, вздохнула Катя: – Нелюдимый совсем. Смотрю на тебя и не узнаю – как подменили! – Просветлев, убедила саму себя: – Ничего, я слышала, что у творческих людей такое бывает! Как Ньютону яблоко на голову упало, только тебя – машиной задавило! – Хихикнула она и осеклась.
– Смешно! – Улыбнулся ей я, и Катя расслабилась.
Вот и клуб Русакова Союза Коммунальников, по совместительству – «Школа Коммунизма» и «Профсоюзы» – именно эти надписи были отлиты на выступающих архитектурных элементах здания.
– Прекрасный образчик конструктивизма! – Заметил я.
– Архитектор – Константин Степанович Мельников! – Добавила Катя, и мы вошли в прохладное после уличной духоты здание.
– Языки – на третьем этаже! – Поведала спутница после обмена приветствиями с дежурной бабушкой: – Пойдем, я покажу!
К моему огромному удивлению, она схватила меня за руку и потащила вверх по лестнице. Ничего такого, само собой, но все равно приятно!
– Ну что, куда будешь записываться? – Обернувшись, спросила она.
– На английский пока, а там видно будет, – Честно признался я.
«Роглифы» я бы поучил – там много технически вкусных штук, может и получится наладить обмен на ворованную интеллектуальную собственность из будущего. Но это уже потом – сначала делаем вид, что осваиваем инглиш.
Взяли меня без проблем, и теперь трижды в неделю буду ходить сюда, заниматься. Мне даже выдали учебник – щедра советская власть. Катя предложение тоже записаться отклонила, и мы с ней попрощались на лестничной площадке второго этажа:
– Мне – туда! – Показала она рукой на проход.
– Тогда до встречи! – Махнул я ей: – Спасибо, что показала, как тут и что!
– Пока! – Махнула она в ответ.
Покинув ДК, хлопнул себя по лбу и вернулся. Спросив у бабули, где тут музыке учат, записался еще и на гитару – дед Лёша это замечательно, но лучше вот так. Вот теперь все, можно идти домой!
Глава 4
Добраться до дома не заблудившись у меня получилось. А как иначе? Это – те же самые города, просто рекламой не присыпали. По пути запомнил расположение двух магазинов (мама рассказывала, что ходит в них в разные дни недели – ассортимент, мол, отличается), пельменной (сюда долго не пойду – вчера с мамой целую кучу налепили, она на рынке была, и оставила там аж двенадцать рублей), номерной столовой и кинотеатра. Зашел и проверил цены в последнем – мне сюда еще девочек водить, нужно знать таксу. Жесть – 10 копеек детский дневной! 20 – если фильм двухсерийный. Честно – в два раза длиннее=в два раза дороже.
Мороженое мы с мамой покупали по девять копеек, молочное, в бумажном стаканчике и деревянной палочкой. Расплачивалась она «полтинником», а сдачу отдала мне – в кармане шорт звенят тридцать две копейки. Три билета, получается! С местными ценами вообще становится непонятным стремление попаданцев искать клады. Вон у мамы средний доход из зарплаты+швейного «калыма» около ста шестидесяти рублей, и мы с ней вдвоем живем не сказать чтобы плохо – сыты, одеты не хуже окружающих, и даже черно-белый телевизор есть, а на сдачу с мороженого я еще могу сходить с девочкой в кино. Ну на рынок мама не чаще раза в месяц ходит, это да, но я в той жизни в «Азбуку вкуса» так гонял, полакомиться оверпрайс жратвой.
Клады… Да ну их, эти клады – абсолютно чисто и прозрачно поднимемся легальными методами. Вдруг «дедушка» в какой-то момент однофамильца заметит и рыть начнет? С другой стороны – можно образцово-показательно сдать драгоценную находку государству, которое, как известно вообще всем, остро нуждается в валюте. Следом за кладом совершенно закономерно в голову влезла тема следующая – маньяки и предатели.
Отстой! Вот воообще не хочу! Делать нечего – назвался попаданцем, полезай в электричку до Ростова. Разомнусь на Чикатиле – я же хороший человек, и себе подобных никогда раньше не резал. Этот – наиболее отвратителен, и совесть грызть должна поменьше. Мама очень удачно уезжает на всю последнюю неделю августа, а с Надей я договорюсь. На дорогу тридцати двух моих копеек не хватит, но время «намутить» побольше еще есть – например, мама будет отправлять меня за хлебом и «забывать» отобрать сдачу. Проблема вторая – как? Ладно, место работы известно – телефонная станция в населенном пункте Родионово-Несветайская, потусуюсь до конца рабочего дня, прослежу и пырну ножиком в темном переулке. Звучит парадоксально: клады нельзя, а мокруху можно?! Все именно так – кто обратит внимание на едущего в электричке школяра? Да какие тут электрички – тыща км, если по прямой, а по прямой никогда не бывает! Это полноценные двое суток поезда! Ладно, потом придумаю как лучше поступить.
Артем с братом все еще сидели во дворе, куда вышел погулять и рыжий Вовка – это именно он у нас мастер крутить «солнышко». При виде меня все трое обрадовались, пришлось подойти, поручкаться и присесть рядом – а что мне дома делать?
– Как оно? – Попытался с моей помощью развеять скуку боксер.
– Ништяк! – Отрапортовал я: – Тетенькам из РайОНО книга понравилась, понесут к людям поважнее. Глядишь, лет через пять и опубликуют.
– А че пять? За*бись же книжка! – Наконец-то признал мой талант Артем.
– Вообще о*уенная! – Добавил Вовка.
– Ну прикинь – где я, и где, например Некрасов? Или Шолохов? Или Стругацкие?
– Стругацких тоже ни*уя не печатают! – Расстроенно поведал Артем: – А этих – вон, полные магазины и дома у каждого по три собрания сочинений. Зачем столько?
– Тоже не знаю, – Пожал я плечами: – Но раз так делают, значит так нужно, – Выразил лояльность старшим товарищам из Кремля.
– Нужно-х*южно! – Скаламбурил Артем и спросил: – У тебя деньги есть?
– Не-а! – От всей души соврал я.
– И у меня нет! – Поспешил соврать он в ответ.
Не потому что жадный, а из классовой солидарности – это прямо написано на его роже.
– Батя бутылки сам уже сдал, – Вздохнул рыжий.
– Можем постритовать, – Предложил я способ получения нетрудового дохода.
– Это как? – Подозрительно прищурился Артем.
– Уличные музыканты с шапкой, – Расшифровал я англицизм.
– А ты умеешь? – Не стал он комплексовать.
– Дед Лёша научил кое-чему, для Арбата сгодится! – Скромно ответил я.
– Погнали! – Одобрил он и начал вставать: – Пойду мамке позвоню, чтобы не орала.
– Ага! – Махнул я ему и пошел в подъезд.
Пока нас не было, приходил почтальон: «Комсомолка» – ее выписывает мама, «Советский спорт» – это мне, подписку маму попросил не продлевать, нафиг он нужен, и журнал «Работница» – тоже для родительницы.
Поднявшись в квартиру, сгрузил прессу на стол, достал свидетельство о рождении – на всякий случай, если вдруг случится детская комната милиции – и мамин проездной, она разрешила пользоваться. Аккуратно завернул гитару в простыню, соорудил из бечевки сбрую, чтобы носить за спиной. Чем не чехол? Переодевшись в шмотки постарше, набрал номер Артема:
– Оденься как бич! – Отдал инструкции и повесил трубку.
Он умный пацан, поймет. Далее – кухня, впихнул в себя бутер с колбасой, а не с «продуктом мясным механической обвалки по технологии „колбаса“». Где-то я в шкафу видел кеды с дыркой…
Артема пришлось немного подождать. «Как бич» он одеваться не стал, но вид приобрел потертый. Вовка у нас в «апгрейде» не нуждается, а мелкий Славик, как и положено будущему первоклашке, чумазый и явно донашивает за старшим братом – даром что отец товаровед.
– Проездной? – Спросил я у него.
– В наличии! – Отрапортовал он.
А дети бесплатно в СССР ездят?
– На мелких у меня вот… – Боксер показал двадцать копеек и пояснил (а то «денег-то нет»): – На черный день берег, но чего уж теперь…
– Нормально, вернется и приумножится! – Заверил я его, и мы почапали к метро.
По пути я снял с головы кепку и вручил ее в руки Вове вместе с инструкциями:
– Доход делим на три части: я – играю и пою, ты… – Посмотрел на Артема: – Силовое прикрытие, на случай если мы кому-то не понравимся.
– С милицией драться не буду! – Сразу заявил он.
– И не надо! – Одобрил я: – С милицией я договорюсь. Да и вообще – разве мы что-то незаконное делаем?
– Вроде нет! – Не очень уверенно ответил Артем.
– Да там таких полно! – Успокоил нас Вова и спросил, тряхнув перед собой шапкой: – А я, значит, побираюсь?
– Надо говорить «Месье, же не манж па сис жур», – Гоготнул боксер, проявив знание классики.
Хохотнув вместе с ним – смешно же! – успокоил насупившегося рыжего:
– Мы не побираемся, мы – работаем! Просто тусуйся рядом, приплясывай, и подставляй шапку тем, кого угораздило задержаться.
– Понял! – Вовка успокоился.
– А мне долю? – Заиграли в маленьком Славике гены отца-товароведа.
– Мал еще! – Надвинул ему кепку на глаза старший брат.
– А что там у Тани? – Спросил я у ребят.
– Пи*дец полный! – Многообещающе начал Вова и вздохнул: – Зря я тогда так – ей-то хуже! Мой чего? Выпил и дрыхнет, воняет только… – Поморщился: – А у нее – буйный, чертей гоняет!
Артем покивал, подтверждая слова младшего товарища.
– Мамку ее бьёт, теть Тоню! – Продолжил Вова: – А она заявление не пишет – его подержат в вытрезвителе, выпустят, он неделю на завод походит и снова в запой!
– А «темную» не пробовали? – Спросил я.
– Пробовали старшие, а х*ли толку! – Сплюнул Артем на парящий от стоящей жары асфальт.
В метро было прохладно и красиво. В вопросах навигации я положился на старшего товарища, и вскоре мы оказались на Старом Арбате. Миновав пивную, палатку с мороженым и кулинарию, встали на углу с самым мощным трафиком.
– Вон туда со Славиком сядь и не отсвечивай, – Попросил я Артема отойти – втягиваем тут первоклашку в попрошайничество!
Он не стал спорить и увел братика на стоящую неподалеку скамейку. Поднявшись на цыпочки, я осмотрелся – никакой милиции в зоне видимости! Эх, беззаботные времена!
«Распечатал» инструмент, повесил на шею. Железной волей смирив нервную дрожь в коленях, зашел сразу с козырей:
– Я начал жизнь в трущобах городских…[1]
Народ здесь тусовался разный, по случаю рабочего дня – в основном дети и пенсионеры. Вот на последних песенка сработала очень хорошо, и уже после первого куплета нас окружили сердобольные бабушки и дедушки, а в подставляемую Славиком кепку щедрой рекой посыпался «донат», прямо пропорционально своей массе увеличивая муки совести. Да к черту – последнее не отдают!
К концу песни у большей части слушателей глаза были на мокром месте. Нехорошо, не буду больше грустное играть!
– Выйду ночью в поле с конем… – Продолжил окучивать пожилую аудиторию базовым попаданческим репертуаром.
Донат на время поступать перестал – уж больно внимательно слушали – но по окончании трека хлынул с новой силой, а среди монеток начали появляться рублевые бумажки. Какой-то дедок протянул мне вынутую из авоськи под протестующий писк десятилетнего внука тетрадку и карандаш, попросил дать текст и ноты. Да на здоровье!
На третьей песенке из-за угла появилась парочка ППС-ников и направились к нам. Аккуратно раздвинув народ, они дождались конца песни[2] – и спросили, кивнув на шапку:
– Бродяжничаем? Побираемся?
Благодарная публика протестующе зароптала.
– Никак нет, дяденька милиционер! – Улыбнулся я: – Музицируем, развлекаем граждан советского союза.
– За деньги! – Заметил мент.
– Какие это деньги?! Фарцу иди тряси! – Посоветовал дедок, который стребовал с меня запись «Коня».
– Милиция сама разберется! – Протокольно ответил коп постарше и затребовал у меня документы.
Можно начать нагнетать и потребовать ксиву в ответ, но зачем? Достав из кармана свидетельство о рождении, предъявил сотрудникам.
– Андро… – Полезли на лоб глаза старшего, он осекся, откашлялся, вернул мне документ и спросил: – Репертуар согласован?
– Не стану же я рядом с Вождем… – Указал в сторону Мавзолея, – …Антисоветчину распевать! Я же пионер!
Народ одобрительно забурчал, и патрульные предприняли последнюю попытку:
– Ну-ка исполняй!
Исполнить я был не прочь:
– На спящий город опускается туман…[3]
Записав песню на подставленном довольными милиционерами планшете, получил от них отданную честь, по пятьдесят копеек в кепку от каждого, и они отправились патрулировать дальше. Концерт продолжился и неизбежно закончился. По его окончании записал желающим и остальные песни – мне не жалко, не забыв предупредить, что «музыка народная, слова народные», и мы откланялись.
Свернув в дворик потише, «подбили бабки».
– По пятнадцать на брата, о*уеть! – Возрадовался Артем.
– Батя бы не отобрал, – Грустно вздохнул Вова, и, видимо, ощутив во мне надежду и опору, протянул мне набитые монетами горсти: – Пусть у тебя полежат, я потом попрошу, когда надо будет!
Ссыпав все в мои руки, он выковырял пару монеток – и одну отдал боксеру:
– За метро!
– Спасибо!
Может ли пионер на пятнадцать рублей скататься в Ростов и обратно?
Вернувшись домой, застал там сидящую за швейной машинкой маму. Трудится!
– В ДК ходил? – Оценила она гитару за спиной.
– В ДК тоже ходил, – Подтвердил я: – На английский и музыку записался.
– Катя водила? – Ехидно прищурилась мама.
– Она! – Подтвердил я.
– А я тут вот… – Смущенно показала джинсы: – Подшить нужно, – Поерзала и добавила: – Хочешь тебе такие купим?
– Щас бы штаны по цене телека носить! – Хохотнул я: – Не, мне в отечественных шмотках нормально.
– Точно? – Не поверила мама.
– Конечно! – Ответил натаскавшийся этих джинсов в прошлой жизни по самое «не хочу» я: – Я же не папуас!
– Почему папуас? – Удивилась она.
– В Тихом океане острова есть – Меланезия. Туда американцы после Отечественной войны много гуманитарной помощи самолетами завозили, – Рассказывая, подошел к своему столу и машинально высыпал на него из карманов мелочь и пару одиноких бумажек – мы тянули жребий, кому отойдут только купюры, и выиграл Артем. Сделав вид, что так и задумано – не прятать же теперь! – продолжил: – А аборигены, не будь дураки…
– Ну-ка подожди с аборигенами! – Строго прервала мама: – Это откуда? И сколько?
– С ребятами на Арбате песни пели. С Артемом и Вовкой, – Честно ответил я: – Людям понравилось, насовали вот. Не буду же я отказываться? Тридцать рублей.
– Сколько?! – Схватилась за голову мама.
