Текст книги ""Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Валентин Леженда

Соавторы: Антон Федотов,Алексей Губарев,Олег Мамин,Павел Смолин,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 307 (всего у книги 347 страниц)

Не удержавшись, чмокнул подружку в наполовину прикрытый распущенными на ночь волосами лоб и пошел в коридор – звонить фарцовщику, не отходя, так сказать, от кассы. Если он дома, конечно. Как только я подошел к телефону, тот зазвонил. Половина одиннадцатого! В эти времена интернета нет, а завтра – рабочий день, значит случай воистину важный!

– Ткачёв!

– Не спишь? – раздался нелогичный, но общепринятый вопрос Полевого.

– Не сплю, строю планы на будущее, – честно ответил я.

– Вноси коррективы! – жизнерадостно хохотнул он. – Завтра в девять жду вас с отчимом в Доме Союза писателей. Адрес знаешь?

– Таксисты знают! – уверенно ответил я. – Это значит…

– Это и значит! – подтвердил Борис Николаевич. – Одну рекомендацию я написал, вторую – Николай Николаевич Носов, а третью – сам Михаил Александрович Шолохов! Цени!

– Ценю! – заверил я его. – Памятник вам поставлю, Борис Николаевич!

– Много вас таких, ставящих, всю Москву мной застроите! – хохотнул он. – Документы сразу все бери, какие есть, на всякий случай, заявления с отчимом прямо на месте напишите.

– А фотографии для членского билета?

– Это есть. Все, у меня дела еще, только отмечать не вздумай – вид у тебя завтра должен быть образцовый, понял?

– Так точно, Борис Николаевич!

– До завтра тогда!

И он повесил трубку.

Ааа!

Телефон зазвонил снова.

– Ткачёв! – старательно подавляя ликующие вопли, ответил я.

– Опередил Борис Иванович? – спросила собеседница в виде Александры Николаевны Пахмутовой.

– Опередил! – подтвердил я. – Завтра в девять утра иду «приниматься»!

– Ну и приходи! – одобрила она. – Молодец, Сережка! – и она повесила трубку.

Странно, но ладно – придет посмотреть наверное, поболеть.

Посмотрев на трубку – все желание звонить Филу как отрезало – набрал номер Судоплатовых.

– Судоплатов!

Это, видимо, старший – голос погрубее и потусклее, от возраста.

– Здравствуйте, Павел Анатольевич, это Сережа Ткачев.

– А, будущий внук! Когда знакомиться придешь? – голос стал оживленнее.

– Могу хоть завтра, но я бы лучше с мамой пришел, когда ее выпишут – полным, так сказать, комплектом. А то обидится на меня еще.

– Это ты правильно, лучше с мамой прийти, – одобрил будущий приемный дед. – Читал тебя, молодец! Сейчас Толю позову.

И он клацнул трубкой о поверхность.

– Алло!

– Дядь Толь, извините, что поздно, но нам с вами и всеми документами завтра к девяти обязательно нужно прибыть к Дому Союза писателей. В члены будут принимать.

– Ничего себе! – удивился он. – Поздравляю, Сережка! Не волнуйся, завтра в половину восьмого буду у тебя!

– Спасибо, дядь Толь! – поблагодарил я, аккуратно положил трубку на место, прокрался в комнату, взял там «Эрику» и с ней пошел на кухню – а как тут уснешь? Завтра начинается совсем другая жизнь!

Глава 27

По пути к Дому Союза читал свежую «Правду», где продолжали пинать павшего Солженицына. Что поделать – многим он уже успел своим НЛП мозги промыть, вот и торопятся деятели откреститься. Не осуждаю – система должна уметь прощать! Забавно, что несоответствие по срокам кровяки с вещей и с багажника как-то никого не заинтересовало – калининградская милиция радостно схватилась за возможность отчитаться о прорыве, Щелоков, судя по всему, отчитался перед старшими товарищами, они дали отмашку в «Правду», и теперь, даже если особо дотошный следак настолько себе враг, что начнет толкать версию с подставой, его быстро «замолчат» – уж больно громким получилось дело, о нем и по телевизору уже говорят.

– Короче, вакантное место решили отдать мне! – подвел я итог.

– Борис Николаевич вчера сразу после тебя звонил, рассказывал, что МинКульт ветераны со всех уголков СССР телеграммами заваливают – как по официальным каналам, так и в рамках, так сказать, частной инициативы, – пояснил сидящий на переднем сиденье дядя Толя. – «Наведите в своем Союзе порядок, да возьмите туда Сережку Ткачева!» – процитировал он лейтмотив общественного запроса.

– Очень благодарен дедушкам и бабушкам! – улыбнулся я.

– Кому расскажи – не поверят, – улыбнулся он в ответ.

– «Сережку Ткачева», значит? – не утерпел таксист, сложил два и два. – А что, пионеров в Союз принимают?

– Если диктующий свою неукротимую волю всему миру рабочий класс решил, что хочет видеть меня членом Союза, кто ему помешает? – хохотнул я.

– И вправду писатель! – оценил таксист, нашарил в кармане бумажную «трешку» и протянул мне. – Ну-ка подпиши! А я думал ты только композитор, мне книжки как-то не очень.

– Каждому свое! – не стал я его осуждать и написал на купюре «Доброго пути! Ткачёв».

Таксист пожеланию обрадовался, и «трояк» аккуратно убрал во внутренний карман, заодно поделившись мнением:

– Зае… – он осекся и попробовал снова. – Хорошие песни, нам с женой очень нравится! Напиши про нас, таксистов, чего-нибудь!

– Обязательно! – с легкой душой пообещал я.

Вот она, святая святых советского Слова, прямо напротив Третьяковки, куда мы с Таней пойдем в это воскресенье – саморазвиваться. Проходя мимо памятника Толстому (который Лев, а не почти-современник), потер дедушку за локоть – на удачу. А вот христианского непротивления злу нам не надо – это для совсем пацифистов.

– Нервничаешь? – спросил нервничающий дядя Толя.

– Если здесь нужно приносить писательский аналог клятвы Гиппократа – я ее не знаю, – улыбнулся ему я.

А чего нервничать? Все решено, пришел-получил-спасибо-до свидания.

У входа нас встретил дымящий папироской Полевой, красноглазый и морщащийся на неяркое ноябрьское солнышко.

– Здравствуйте! – поручкались.

– Сейчас пойдем, – стряхнул пепел в урну классик. – Только Михаила Александровича дождемся.

За забором припарковалась «Волга», и из нее выбрался не такой уж и пожилой, шестидесятитрехлетний, во всех смыслах высоколобый, классик советской литературы.

– Очень интересные ощущения испытываешь, когда видишь перед собой того, кого проходят в школе! – пока Шолохов энергично топал к нам, поделился я эмоциями. – Что-то вроде щенячьего восторга. Неловко даже как-то!

– Это пока, а потом будешь с нами водку запросто пить! – подмигнул мне Полевой, выкинул окурок, и мы пошли навстречу классику.

Поздоровались, я был награжден великодушным кивком и рукопожатием, а Судоплатов-младший – припечатан:

– Похож!

На этом процедуру знакомства сочли успешно завершенной, и пошли внутрь.

– Готовься, начинающий писатель Ткачев, сожрут тебя теперь наши акулы! – начал запугивание Михаил Александрович.

– А я в ЦДЛ не пойду, поэтому они меня никогда не найдут, – улыбнулся я.

Полевой с Шолоховым хохотнули. Последний одобрительно хлопнул меня по плечу:

– Фельетонист!

Воспользовавшись моментом, адаптировал анекдот про сифилитика и филателиста, переиначив в «фельетониста». Теперь хохотнули уже все трое, и мы зашли внутрь. Вот здесь казенщины намного меньше, упор сделан на уют и дизайн «под старину». По ковровой дорожке дошли до двери, и Полевой, открыв, кивнул заходить.

Тараны у нас вперед, поэтому пропустил Шолохова, и повел бледненького дядю Толю за ним. За столами – атас! На книжках этих солидных, сурово взирающих на меня дяденек я вырос, особенно – на книжках улыбающегося мне Николая Николаевича Носова, и совсем не рос на книжках уважаемого Первого секретаря Константина Александровича Федина, которого не читал. Надеюсь, знание его текстов в требования к будущим членам не входят. А вот и Пахмутова – сидит в окружении незнакомых, не менее суровых дяденек и знакомого мне по фоткам из интернета нынешнего секретаря правления Союза композиторов СССР Щедрина Родиона Константиновича.

Кажется, я начинаю понимать!

– Здравствуйте, уважаемые товарищи! – отвесил им фирменный пионерский салют.

– Здравствуйте, – буркнул Судоплатов.

– Здравствуйте, Анатолий Павлович, присаживайтесь вот сюда, пожалуйста, – твердой руководительской рукой указал Федин отчиму на свободное место в «ножке» образованной столами буквы «П», а мне велел встать перед центральным столом.

Константин Александрович встал, откашлялся:

– В ответ на заявление Сергея Владимировича Ткачева о…

Сидящий рядом функционер горячим неразборчивым шепотом прервал начальника.

– Как нет? – поднял тот бровь. – Что за бардак? – в помещении раздались сдавленные смешки. – Не важно, – величественно махнул он рукой. – В общем, Сережа, вот! – взял ручку, расписался в лежащем перед ним членском билете Союза писателей СССР с моей фотографией и печатями. Закрыв, протянул мне. – Носи с честью! А теперь два шага влево!

Прижимающий драгоценную корочку к груди – отыгрываю роль не верящего в такое счастье ребенка – я послушно шагнул, оказавшись перед Щедриным.

– У нас заявления тоже нет! – встав, повеселил он товарищей, и расписался в книжечке члена Союза композиторов – тоже с моей фотографией. – От лица Союза композиторов СССР рад приветствовать тебя в наших рядах!

Пожали руки, и я понял, что настало время вспомнить неосторожно накормленного в прошлом детстве жвачкой хомяка – бедняга набил полные щеки, задохнулся и умер. Ох и ревел я тогда! И до сих пор работает.

– Товарищи! – шмыг. – Это – очень щедрый аванс, и я ответственно клянусь изо всех оправдывать оказанное мне доверие!

Народ умиленно похлопал и потянулся на выход, не забывая потрепать меня за плечо или пожать руку. Носова не упускать! Увы, побежать за дедушкой мне не дал схвативший за руку Полевой.

– А заявления кто писать будет?

– Извините! – смущенно опустил я глаза.

– Маме не терпится похвастаться? – улыбнулся он.

– Не-а, мама пока из больницы не выйдет, не узнает – будет ей сюрприз! Я Николаю Николаевичу хотел спасибо за счастливое детство сказать!

– Ну беги! – хрюкнул Борис Николаевич.

Я догнал мэтра, поблагодарил за детство и рекомендацию, и был им благословлен на дальнейшие свершения.

Вернувшись, получил от главреда «Юности» дальнейшие указания:

– Вон туда иди, видишь, тетенька машет?

– Вижу!

– Вы тоже туда, Анатолий Павлович.

– Понял!

У тетеньки в кабинете мы по образцу написали заявления на прием в два союза, были отпущены с миром и погружены Полевым в его машину. Прежде чем тронуться, он достал из портфеля официального вида бумагу и протянул мне.

– Охотничья, 10, третий этаж, с видом на пруд. Комната тебе, комната маме и рабочий кабинет. Итого – «трешка». Семь тысяч у вас есть? – это уже охреневшему дяде Толе.

– Есть, – подавленно признал он.

– Поехали заселяться тогда, – не стал тянуть кота за хвост Полевой и завел двигатель. – Ох и понравился ты Екатерине Алексеевне, Сережка! Молодец, что сам ничего у нее просить не стал.

– Булгаков научил! – похвастался я. – А я мимо этого дома проходил, около парка прямо. Даже школу менять не придется, и ДК!

– Вот и Фурцева так решила, – кивнул Полевой. – Заодно спрятала тебя подальше, на окраины, а не в высотку в центре.

– Сильно поблагодарю при встрече! – пообещал я.

Остановились на светофоре, и ехидно улыбающийся классик достал из портфеля еще одну бумажку:

– А это тебе от Союза, дача!

– Натурально рог изобилия! А на меня сейчас метеорит в компенсацию не упадет? – хохотнул уже и не удивившийся я – вот оно, «определяющее сознание бытие» на худсовете как аукнулось!

Так нифига себе у феноменального пионера мрачняк – комната в коммуналке на двоих с матерью – последняя еще и по беременности в больницу угодила, за спиной – ментовской беспредел, жуткая авария с потерей памяти, соседи-алкаши избивают жен, а сам ребенок, вопреки всему, проявляет завидную гражданскую сознательность, перевыполняет план по сбору металлолома и мощно «донатит» в детдом. Просто обнять и плакать! А супер быстрое «проворачивание» бюрократического аппарата объяснить еще проще – авторитарный режим у нас тут или где?

– Про аванс это ты правильно сказал, – принялся Борис Николаевич меня немножко воспитывать. – Наполучал ты их сегодня ой как много, так что теперь будь добр соответствовать.

«Потому что за твои косяки огребать будем вместе!» – считал я невербальный посыл.

– Обязательно! Вот квартиру посмотрим, и я бы хотел дядю Толю попросить оформление бумажек на себя взять. Возьмете?

– Возьму, – смиренно кивнул многое сегодня переживший новый папа.

– Спасибо вам большое! А я тогда в Союзмультфильм поеду, вчера ночью не спалось, и я сценарий мультфильма написал про мамонтенка, который на льдине в Африку плывет!

– Это ему зачем? – хмыкнул Полевой.

– Мама искать приемную, слониху! Меня же с членским билетом примут и выслушают, Борис Николаевич?

– Если не выслушают – попробуем в следующий раз вместе прийти! – пообещал он. – Копия есть?

– Конечно! Три штуки – как всегда!

– В портфель одну положи, – кивнул он на тару.

Положил.

– Завтра нам еще в «Правду» нужно, оставим заявку на издание «Бима» отдельной книгой, – выкатил еще плюшку Полевой. – Но раньше чем через полгода не выпустят точно.

– А мне уже казалось, что день лучше быть не может! – хохотнул я. – Спасибо, Борис Николаевич.

– Не меня благодарить нужно, – отмахнулся он.

Во дворе нашей новой обители, куда мы прибыли навестив по пути сберкассу и обнулив счет – на ремонт! – царила суета: хмурые мужики как раз сгружали из кузова «ЗиЛа» и заносили в подъезд блестящую ванну голубого цвета.

– Это что, тоже Екатерина Алексеевна? – спросил я, сразу поняв – кому это.

– Это от Зыкиной вам на новоселье! Унитаз и раковину уже поставили, – хохотнул Полевой. – Говорю же, Сережка, нахватал ты авансов.

– Ну, допустим, унитаз я уже отработал! – нескромно хохотнул я, и мы пошли внутрь, за ванной.

Добрели до третьего этажа и посторонились, пропустив мужиков с ванной старой – потрескавшейся и ржавой. В такой лежать – только задницу царапать, но я бы не «обломался» перекрасить. Но если дают, надо брать!

Прошли внутрь, и Борис Николаевич познакомил меня с пожилой тетенькой – прошлой хозяйкой квартиры. Я оставил ей автографы на «Юности» – Полевой тоже расписался, усилив редкость трофея – и «Литературке», и, тщательно осмотрев квартиру – а типа кто-то собирался отказываться?! – они с дядей Толей и мужиком еврейской наружности – юридическое сопровождение – отправились оформлять документы. В процессе осмотра выяснилось, что семь тысяч – это за прилагающееся к квартире место в гаражном кооперативе, квартиру нам, что называется, «выдали». Голова пухнет, когда пытаюсь представить себе всю мощь провернутой Фурцевой схемы по скорейшему нашему переселению. Из жилища вывезли почти всё, но в гостиной осталась стенка ручной работы из белого дерева аж до потолка, который здесь три с половиной метра, приличный диван и стол-книжка, которую тетенька оставила специально, «как подарок такому хорошему писателю». Нашим легче, опять же – косметический ремонт прямо нужен, особенно – в ванной и туалете, где сантехникам пришлось немного дорабатывать трубы и корежить стены.

– Если хочешь, я мог бы посоветовать хорошую бригаду «шабашников», – предложил Полевой на пути к машине. – И помочь достать мебель.

– Спасибо большое, Борис Николаевич, но вы и так невероятно много для нас сделали. У меня есть знакомые несознательные элементы, так что никаких проблем не возникнет, – заверил я его в ответ.

– До «Союзмультфильма»-то довезти? – предложил он, открывая дверцу.

– Не, пора мне становиться самостоятельным! – улыбнулся я, забрал из машины свой портфель, надел на спину. – Вам бы поспать, Борис Николаевич. Извините, что из-за меня такая суета поднялась.

– Всегда бы такую «суету»! – отмахнулся он и протянул руку. – До завтра!

– До свидания! И буду очень рад, если придете к нам на новоселье, когда мы заселимся.

– Буду! – пообещал классик и уехал в метафорический закат – так-то время едва-едва к обеду.

Хорошо, что не поехали сегодня еще и дачу смотреть! Так, а какой там адрес был? А теперь находим это на намертво запомненной карте Москвы. Северо-Западное направление. Насколько я знаю из разговоров окружающих – не самое «престижное», и совсем-совсем не Переделкино. Фурцева снова меня «спрятала». Доволен ли я? Да не то слово – мне на «престижность» класть от слова «совсем», а в Переделкине жить – только гусей дразнить. Оно, конечно, как и везде, большая часть слухов и исторических анекдотов о ненависти советских писателей к коллегам по цеху – преувеличение, но не зря же меня старшие товарищи запугивают-предупреждают? А они, на секундочку, классики!

Вот оно – знаменитое здание, наполовину состоящее из храма. Даже колокольня есть! Я к чужой вере нормально отношусь, но если спросить меня, что лучше – торговля оккультными услугами или производство мультфильмов, я ни секунды не раздумывая выберу второе.

Поправив пионерский галстук и «состучав» грязь с ботинок, потянул на себя тяжелую дверь, тщательно вытер ноги – на привыкшего к капитализму меня уже пару раз орали – и направился к оторвавшейся ради меня от «Комсомолки» сохранившей черноту волос бабушке в очках.

– Здравствуйте!

– Здравствуй, мальчик. Извини, но мультфильмы мы здесь не показываем, – с терпеливой улыбкой пояснила она.

Улыбнувшись, достал из внутреннего кармана две книжечки:

– Вы не так поняли, меня Сережа Ткачёв зовут, писатель, поэт и музыкант. Вот, меня сегодня в оба Союза сразу приняли, и я сразу к вам побежал – у меня сценарий мультфильма про мамонтенка есть, с песней!

Бабушка похлопала глазами на распахнутые перед ней корочки, на мое лицо и просветлела:

– Так вот ты какой, писатель-музыкант Ткачев! Знаем, а как же! В Союзы приняли, значит? Ну, молодец, на-ка вот… – она достала из ящика стола горсть карамелек и сыпанула в мои подставленные ладошки.

– Спасибо большое, мне конфеты очень нравятся! – поблагодарил я ее, ссыпая трофеи в карман.

– Знаю я к кому тебя отправить! – продолжила демонстрировать заоблачно высокий уровень сервиса бабушка и сняла трубку. – Федор Савельевич?

Сердечко ёкнуло.

– Тут пришел писатель-музыкант-пионер Сергей Ткачев со сценарием мультфильма.

Прикрыв трубку рукой, она спросила:

– Про что?

– Про мамонтенка.

– Про мамонтенка! С песней! – вспомнила о важном. – Хорошо.

Положила трубку и выдала инструкцию:

– Посиди вон там, сейчас за тобой придет Фёдор Савельевич Хитрук.

Хорошо живет на свете Винни-Пух! Но это мы не трогаем – выйдет уже в следующем году, а значит – находится в работе. Еще в следующем году выходит «Умка» – вот туда я бы подсуетился с колыбельной, если у них еще нету. Узнаем!

– Здравствуй, Сережа! – появился из лифта корифей отечественной мультипликации.

– Здравствуйте, Фёдор Савельевич, мне мультфильм про «Бонифация» очень нравится! – сразу же честно признался я.

– Спасибо! – благостно кивнул он, протянул руку, пожал и повел к лифту. – Так что там у тебя за мультфильм?

– «Мама для мамонтенка» называется, рисованный, минут на семь, если без титров, но это не точно. Только, если вам понравится, у меня к вам огромная просьба – у моей подружки Тани отец алкоголик, и, если можно, я бы хотел попробовать вместе с ней нарисовать эскизы персонажей – в титры не нужно, вообще никак не нужно, просто пусть грустной девочке станет чуть лучше, когда она увидит своих персонажей на экране!

Фёдор Савельевич пожевал губами.

– Неловко вышло, – вздохнул я.

– Не переживай, Сережа, – кашлянул он. – Пойдем ко мне в кабинет, я тебя чаем напою с конфетами.

– Мне конфеты очень нравятся!

Глава 28

– Союз советских писателей ставит генеральной целью создание произведений высокого художественного значения, насыщенных героической борьбой международного пролетариата, пафосом победы социализма, отражающих великую мудрость и героизм коммунистической партии. Союз советских писателей ставит своей целью создание художественных произведений, достойных великой эпохи социализма! – торжественно процитировал я Тане Устав Союза писателей.

– У нас везде так! – фыркнула она.

– Такие вот мы, советские люди – немножко героические! – согласно кивнул я. – И сейчас мы с тобой героически пойдем есть морскую капусту!

– Фу!

Сегодня мы с подружкой отмечаем мое двойное «членство» пловом и лимонадом. Соседям уже похвастался, и был многократно похвален. Не забыл поблагодарить и тщетно делающего вид, что он тут не при чем деда Лёшу – ну а кто ветеранский «флешмоб» устроил, как не они с дедом Петей?

– Завтра тоже в школу не пойдешь? – спросила Таня.

– Где-то к большой перемене приду, – ответил я. – С утра поеду с бригадиром знакомиться, ремонт в квартире заказывать.

Тут входная дверь клацнула, и мы наклонились, выглядывая в проход. А тетя Надя-то себе мужика нашла! И я его видел в актовом зале, когда рассказывал анекдоты работникам швейной фабрики.

– Здравствуйте, а вы на маминой швейной фабрике работаете? – сразу же спросил я его, увидев возможность причинить добро.

– Запомнил! – улыбнулся мужик. – Электрик я.

– А у вас на тетю Надю серьезные планы? Мы с мамой переедем скоро – мне как члену Союза писателей квартиру выдали, и, если у вас все серьезно, эту комнату мы с мамой попросим оставить вам!

Этакая неловкость никого не смутила, взрослые посмотрели друг на друга, и электрик не дробя предложил:

– Выходи за меня замуж!

– У меня маленькая дочь, – поиграла тетя Надя в скромняшу.

– И у нее будет своя комната! – взял мужик ее за руку.

– Совет да любовь! – обрадовался я.

– Да ну тебя, Сережка! – фыркнула тетя Надя и потянула мужика в свою комнату.

– Немножко помог, и настроение резко улучшилось, – поделился я чувствами с Таней.

– Целоваться, наверное, пошли, – проницательно заметила она.

– Это уж как пить дать! – подтвердил я.

– А с Сойкой ты тоже целовался?

Ну и кто написал миллион доносов?!

– Не-а, – честно ответил я. – Она же тоже еще маленькая.

– Оле тоже пятнадцать, и она с Артемом целуется!

– Это их дело, а у меня – свои принципы! – гордо заявил начинающий «ходок».

– Но со мной-то целоваться хотел! – поймала меня Таня, ехидно высунув язычок.

– И сейчас хочу, – признался я. – Но пока не время! Мы с тобой сейчас пойдем персонажей для мультфильма рисовать – я сегодня в Союзмультфильм ходил, договорился, что нам дадут попробовать.

– А что за мультик? – загорелись у подружки глаза.

Тема успешно переведена!

– Доедай капусту, и я тебе почитаю сценарий.

Таня, глубоко вдохнув, послушно проглотила порцию водорослей, мы убрали со стола и пошли в комнату.

– Действие начинается во льдах далекой Арктики, полярной ночью…

*Пять минут спустя*.

– Ну ты чего плачешь?

– Так… – шмыг. – Не должно быть на свете… – шмыг.

*Пять минут спустя*.

– Успокоилась? Еще газировки попьешь?

– Больше не хочу! – шмыг.

– Тогда попробуем мамонтенка нарисовать?

– Давай!

Над рисунком просидели до самого отбоя, старательно игнорируя (я – сознательно, а Таня, судя по отсутствию красноты на щеках, просто не поняла) время от времени прорывающиеся из-за стены особо громкие скрипы. Радуются молодожены. В процессе пришлось давать Тане советы общехудожественного, так сказать, плана:

– Глаза должны быть побольше – когда у персонажа мультика большие глаза, это делает его милее!

– А еще милее делает круглая голова!

– Нет, шерсть в косичку собирать не нужно, он же мальчик!

Итог получился весьма приближенный к оригиналу – с поправкой на наши с подружкой навыки, конечно. Эффект достигнут, дальше так работать можно! Доделаем, и понесу рисуночки на студию – сценарий и ноты песенки Хитрук, конечно же, принял и пообещал показать «кому надо». Спать Таня снова легла со мной – совсем приручилась.

* * *

– Это – дядя Савелий, – представил мне Фил седеющего гладковыбритого усатого мужика в брюках, кожанке поверх пиджака и кепке. – У него своя бригада, которая может сделать что угодно – только плати!

– Здравствуйте! – пожал я протянутую мужиком руку. – Сережа!

– Знаю! – кивнул мужик. – Дочка моя от твоих песенок без ума, но знакомить не буду – знаем мы ваши творческие нравы!

– Мне тринадцать лет, – обиделся я.

– И чо? Я в тринадцать уже вовсю… – вылезла на лицо дяди Савелия мечтательная улыбка, но он смог взять себя в руки. – Но неважно, поехали объект смотреть!

Дядя Толя сегодня на работе, но нам он и не нужен – тут все на доверии и сарафанном радио. Погрузились в «Волгу» – неплохо зарабатывает бригадир! – и поехали смотреть объект.

– Там потолки три с половиной, можно полку натянуть типа как в поезде – дополнительное койко-место и вообще под потолком на полуторном этаже прикольно! – выкатил я хотелку номер один.

– Сделаем, – пожал плечами дядя Савелий.

– А потолки забелить так, чтобы он как бы «сползал» на стены – не будет казаться, будто в колодце живешь!

– Сделаем, – не дрогнул бригадир и перед этой задачей.

– А еще там нифига нету, поэтому нужны…

– Мебель дядя Савелий достанет, а технику мне список дашь, – вклинился Фил.

– Спасибо! – поблагодарил я его.

– Да ладно тебе, – отмахнулся он. – Жвачку будешь?

Зажевали под слегка завистливым взглядом бригадира в зеркале заднего вида. Добрый фарцовщик не выдержал схватки с совестью и выдал дядя Савелию целую пачку – для дочери.

Открыв дверь своим ключом, испытал некоторый душевный трепет – слишком много народу здесь вчера было, как-то не прочувствовал момент из-за этого – пропустил гостей вперед:

– Еще замки на всякий случай надо поменять. Я бы и дверь железную воткнул, но тогда будет видно, что у нас есть что взять.

– Семьсот рублей, и ничем внешне не отличающаяся от этой фанерки бронедверь – твоя! – выкатил спецпредложение бригадир. – Пилить за*бутся!

– Беру! – обрадовался я.

Ну некомфортно мне, блин, психологически вот так жить – с дверьми чуть ли не нараспашку. Мужик обрадованно записал дверь в вынутый из портфеля блокнот. Далее пошли сразу в мою комнату – это где вид на пруд, но без балкона – его я уступил родительнице. Вид на пруд есть и там, а вот окно будущего кабинета – его дяде Толе отдам, мне-то зачем, мне и в комнате нормально будет – показывает двор.

– Вот у этой стены! – повел я бригадира к левой. – Тут вот полка, под ней – мягкий раскладывающий уголок. На полку – еще один диван, грузоподъемность сверх него должна быть килограммов пятьсот – вдруг мы там с ребятами сидеть будем?

– Угу! – подтвердил калякающий бригадир.

– Теперь здесь, – пошел к другой стене. – Стенка – это для пожилых…

Фил гоготнул.

– …Поэтому, если можно, здесь я бы хотел разместить шкаф до самого потолка вот такой ширины… – не заморачиваясь, прямо на полу найденным гвоздем нацарапал метки. – Где-то четверть свободного объема – под висящее на плечиках, остальное – полки под всякое. Минимум одна должна быть такого размера, чтобы там можно было положить ночевать взрослого человека.

Дядя Савелий хмыкнул и записал.

– Двери – раздвижные! – посмотрел я на него.

– Сделаем!

– А на них, снаружи – здоровенные зеркала, объем добавлять.

– Ага.

– А здесь вот – «шведскую стенку» – лестницу и турник!

– Не проблема!

– Теперь…

– Теперь обои выбери! – прервал поток «хотелок» бригадир и вынул из портфеля образцы.

– Вот эти! – сразу же выбрал я светло-зеленые «под дерево».

– Это буржуйские! – предупредил Фил. – Полсотни за рулон!

О*уеть! И ведь специально сказал, чтобы я не подумал, будто дядя Савелий «накручивает» свой интерес.

– Нормально! – кивнул я. – А в гостиной вот такие, – выбрал «каменно-серые», хорошо сочетающиеся с оставшейся от прошлых хозяев стенкой.

– В кабинет – вот такие! – выбрал светлые, симпатичные, с веселеньким цветочным узором, чтобы натруженный глаз советского интеллигента мог отдохнуть. – А на кухню – эти, с тарелочками!

– Угу! – подтвердил дядя Савелий.

– Подсадите меня? Покажу, до куда должен «спадать» потолок!

Фил подхватил меня под коленки и не без напряжения поднял – дрищеват он, откровенно говоря. Оставив метку, поблагодарил и накарябал метки для будущих полок и мест под телек и проигрыватель. Прошлись и по остальной квартире, особенно долго залипнув на кухне – я рассказывал, где и какие шкафчики должны быть, чтобы получился гарнитур. В гостиную – трильяж, двуспальную кровать (там же молодожены жить будут) и прочие комоды-тумбочки. Озаботились и освещением, выбрав из бригадирского каталога люстры, торшеры и бра. В ванной и туалете доверился советам дяди Савелия, который предложил очевидный кафель. Отдав мужику тысячу семьсот рублей предоплаты – семьсот за уникальную дверь – и согласился выплатить еще тысячу по завершении работы, и отдельно рассчитываться за мебель по мере ее появления.

– Это он с тебя по минимуму взял, – пояснил Фил, когда мы оставили дядю Савелия дожидаться работников и пошли в сторону дома – по пути же.

– Выдадим премию! – пообещал нахаляву забогатевший я.

– Четыреста двенадцатый есть, за семь с половиной, – выкатил конфетку фарцовщик.

– Займешь до одиннадцатого декабря? – попросил я.

– Займу! – хлопнул по плечу Фил.

Жесть мажор!

– Спасибо!

– Да ладно, ты ж все равно отдашь, – отмахнулся он. – Пошли звонить тогда?

– Пошли!

И мы пошли к телефонной будке.

– Это дядь Толю надо подключать, он только вечером доступен будет! – предупредил я.

– Застолбить нужно, дело такое – вчера еще было, и завтра тоже может не быть! – пояснил он неразумному ребенку.

Я умилился – ты ж мое советское «Авито» на ножках!

– У тебя все есть, поэтому даже не знаю, как тебя благодарить, – признался я Филу, когда он договорился и повел меня на лавку ждать такси – не на метро же он поедет весь такой джинсовый!

– Да фигня, если хочешь – назови в мою честь какого-нибудь клевого персонажа! – улыбнулся он.

* * *

– У нас ведь в Союзе как? – рассуждал одетый в пиджак и импортное пальто статный высокий дедушка, когда вел нас с Филом к гаражному коопертиву со своей «ласточкой». – Сначала машину очень хочется купить, а потом – продать! Подумайте хорошенько, молодой человек, модель новая, поэтому могут возникнуть сложности с запчастями.

Держащийся вне поля зрения дедушки Фил скривил мне надменную рожу – не слушай, мол, этого старпера, что он вообще в черном рынке понимает?

– Сложности меня не пугают, Антон Эдуардович, – заверил я дедушку. – Мне машина очень нужна – много объектов посещать приходится, на такси и метро не наездишься. Если Родина решила наделить меня достаточными для покупки средствами, нет ни одной причины этого не делать. К тому же, извините, если как хвастовство прозвучит, но к писателям в нашей стране отношение немножко особенное – думаю, это поможет решить вопрос с запчастями.

– Весьма разумно, – одобрил дедушка. – Даже немного стыдно – мне-то машина толком и не нужна, большую часть года все равно в Болгарии работаю. Зачем покупал?

– Буду счастлив избавить вас от этого бремени!

Дошли до гаража, хозяин открыл дверь и выгнал серенький «Москвич» о четырех фарах.

– Экспортный? – проявил я свои невеликие знания.

– Экспортный! – кивнул дипломат.

– Вроде работает, – пожал я плечами. – Мы берем! Вам залог оставить?

– К писателям у нас отношение особенное! – с улыбкой покачал головой дедушка, и мы пожали руки.