Текст книги ""Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Валентин Леженда

Соавторы: Антон Федотов,Алексей Губарев,Олег Мамин,Павел Смолин,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 325 (всего у книги 347 страниц)

Дед дернулся.

– Зачем?

– Просто интересно, – пожал я здоровым плечом. – Для разнообразия – можно мне что-то лично для себя? С живым историческим деятелем пообщаться – он же помрет скоро, потому что старый и жирный, и уникальная возможность будет утеряна.

– Я тебя боюсь, – признался дед.

– Тебе-то чего? – нагло ухмыльнулся я. – Мы же из одного рода, получается, а я кровищу уважаю. Мозги от тебя достались, и после небольшой корректировки заработали как часики, – сделал я ему приятно. – А еще у меня благодаря тебе доступ к Высочайшему телу есть, чтобы головняки подбрасывать – не мне же одному сна лишаться?

– Сна тебя Виталина лишает! – фыркнул дед.

– Поймал внука в «медовую ловушку» и рад! – надулся я.

– Сам же говорил – «мечта», – мягко ответил Андропов.

– Оставь мне мечту, пожалуйста. Пока сама уйти не захочет, – попросил я.

Жалкий.

– Нас ее наличие рядом с тобой полностью устраивает, – спокойно ответил дед. – Мы ее на свадьбу специально отправили, на реакцию твою посмотреть. И ты показал просто поразительный самоконтроль – пару раз озлобленным волчонком зыркнул и всё.

– А что мне, условному генералу Говнову по яйцам пинать надо было? – вздохнул я и посмотрел деду в глаза. – Всю душу из меня вынул. Доволен?

– Очень! – неожиданно улыбнулся он во весь рот. – И был бы не против повынимать еще, очень познавательно.

– Пентотал натрия в студию, – буркнул я. – Вдруг вру?

– Нет уж, родного внука я этой гадостью пичкать не стану! – сверкнул глазами Андропов. – Но, если что, не обессудь – Виталине я приказ о твоей ликвидации отдам, на случай, если тебя похищать будут. Враги миндальничать не станут и выпотрошат на совесть.

– Одобряю! – совершенно искренне одобрил я.

– Совсем ты себя не ценишь, Сережка, – скорбно вздохнул деда Юра, подошел, обнял. – Зачем ты так? Ты ведь молодец – вон сколько всего хорошего сделать успел. И сам ведь говоришь – только начало.

В горле запершило. Херов манипулятор!

– Когда ко мне придет смерть-грусть, улыбнусь ей в лицо и скажу «Пусть, пусть», – процитировал я и поднял глаза на Андропова. – Я – не отсюда, деда, и здесь на птичьих правах. А раз так вышло, нужно соответствовать. Ты не переживай – я знаю какой я о*уенный, и делая что-то полезное для других эту самую о*уенность ощущаю в полной мере.

Мягко высвободившись из объятий, запрыгнул задницей на верстак и подсказал:

– Бабушка?

– Да, – кивнул дед Юра, сел рядом. – Слушай…

Глава 26

– …И с тех пор, глядя на то, что с ней сделал, я себя ненавижу, – закончил долгий рассказ Андропов.

Обстрелы, висящие за окном на фонарях вчерашние знакомые, похищение сына – два дня искали! – какому человеку можно пожелать такого? Классические сцены из шпионских боевиков делают героев сильнее только в выдуманных мирах, а в жизни нередко ломают через колено так, что уже и не соберешь. И если сам дед Юра жить дальше смог относительно нормально, то Татьяна Филипповна – нет. И это только Венгерское восстание, не считая, так сказать, общего нервного фона долгой жизни с таким-то мужем.

В сарае мы просидели почти два с половиной часа – дед рассказал мне все. Такой там бурлящий котел у него в душе: любовь, вина, отвращение, стыд, ненависть и снова вина, вина, вина.

Снаружи сарая послышались нарочито-громкие шаги, и Андропов выглянул наружу.

– Проснулась?

– Так точно, Юрий Владимирович.

– Готов? – спросил Андропов, обернувшись ко мне.

– Всегда готов, – привычно ответил я и пошел за ним к дому, краем глаза наблюдая как дядя Саша заводит двигатель. – Страшная у вас жизнь была, деда, – сочувственно произнес в спину Генсеку.

– У тебя думаешь другая будет? – обернувшись, горько усмехнулся он.

Да ему же меня по-настоящему жалко! Еще один якорь для меня.

– В отличие от тебя – я сам виноват, – покачал я головой, частично снимая с деда хотя бы этот груз. – Сам высунулся, сам огребаю. А вот вы – натурально попали под каток исторического процесса. Уж прости, что отказываю тебе в праве посыпать голову пеплом, но такие ситуации приравниваются к стихийному бедствию. Просто так вышло.

– Просто так вышло… – печальным эхом тихо прошептал Андропов, словно пытаясь убедить себя в моей правоте и постучал в дверь.

– Агафья Анатольевна здесь?

– На кухне, вместе с Клавой, – кивнул дед. – Но она тебе ничего про Виталину не расскажет.

– Все что мне нужно я уже либо знаю, либо понял, либо узнаю в свое время, – покачал головой. – Мне для другого.

– Хорошо, – кивнул он, профессионально подавив мелькнувшее в глазах любопытство.

Дверь открыла полная, невысокая (чуть выше нынешнего меня) женщина в закрытом черном бархатном платье с белым воротником. В ушах – бриллиантовые серьги, волосы собраны в высокую прическу. В глаза бросились седые корни – красится в черный. Печальные глаза подернуты пеленой, уголки подкрашенных темно-красной помадой губ опущены вниз.

– Здравствуйте! – опередив набравшего в грудь воздуха чтобы меня представить деда, широко улыбнулся я. – Меня Сережа зовут, я – ваш внук!

Татьяна Филипповна едва заметно дернула головой, словно пытаясь проснуться и тепло улыбнулась:

– Так вот ты какой, Сереженька, – подошла поближе, пригляделась. – Глаза мамины!

– Мамины! – подтвердил я, – А зубы – дедовы! – открыв рот, оттянул пальцем щеку и продемонстрировал трио пломб с правой нижней стороны.

– Точно! – почти нормально хихикнула она. – Юрик всю жизнь с зубами мается. Ты их береги – другие уже не вырастут!

– А было бы здорово! – мечтательно вздохнул я, переступил с ноги на ногу, Татьяна Филипповна охнула, взяла за руку и повела вещающего меня в дом. – А представьте если бы у нас зубы как у бобров росли – всю жизнь, как волосы и ногти, например. Пришлось бы деревяшки грызть и ухаживать – делать «зубной маникюр», даже мода возникла бы – на форму зубов! В апреле, например, в моде подлиннее, а летом – наоборот, покороче.

Бабушка мелодично рассмеялась:

– Ну ты и фантазер, Сереженька!

– Работа такая, – скромно потупился я. – Всякое придумывать.

– Мы с Юриком вместе твои книги читаем, – с улыбкой поведала она. – И музыку твою слушаем, – потускнела. – Ты играть не можешь, да?

– Не могу, – горько вздохнул я. – И петь тоже почти не могу – дыхания не хватает. А я и то и другое всей душой люблю.

– Бедненький, – погладила меня по голове Татьяна Филипповна. – И ручка болит, да?

– Уже не болит, – благодарно улыбнулся я ей. – Ничего, через месяц за роялем смогу сидеть, а к осени и все остальное подтянется. К зиме уже вообще забуду, что болел!

– Это не болезнь, Сережа, – на ее глазах выступила влага, губы поджались. – Это – злодейство, самое настоящее! Ну как в ребенка стрелять можно?

Вопрос не обо мне – общечеловеческий, так сказать, по совокупности пережитого опыта.

– Пока хоть один где-то плачет, быть довольным неудобно и стыдно, – тихонько пропел я и грустно улыбнулся. – Это, – окинул здоровой рукой окружающее пространство. – Мир боли и смерти, Татьяна Филипповна. В боли и через боль рождаемся, с болью живем, с болью умираем, – глубокий вдох, решительная рожа, оптимистичный тон. – Поэтому я книги и музыку сочиняю – люди читают, слушают, и им становится чуть радостнее жить. Мы просто пришли слишком рано – будущие поколения будут жить в гораздо более счастливом мире. Но мы, как часть великого круга жизни и звено уходящей из тьмы веков в светлое будущее цепи должны изо всех сил ради этого постараться!

Она плачет!

– Какой ты хороший мальчик, Сереженька! – взяв с тумбочки коридора платочек, она вытерла слезы. – А почему «Татьяна Филипповна»? Можешь называть меня баба Таня! А от книг и песен твоих и вправду легче становится – мы с Юриком все время их читаем и слушаем.

– Очень рад, что вам нравится! – от всей души порадовался я.

Пока все идет прямо неплохо.

– Поможете мне немножко раздеться? – попросил я ее.

– Ой, чего я стою-то, вспотеешь, простудишься… – засуетилась она, расстегнула пуговицы пальто, бережно сняла и повесила на крючок, взяла меня за руку и повела вглубь дома. – Мы тебя в той же комнате поселим, ничего?

А дом изменился: под ногами новая ковровая дорожка, жарко натоплено, а незакрытые комнаты по пути обзавелись мебелью.

– Спасибо, – поблагодарил за раздевание. – Мне эта комната нравится, очень вдохновляющий вид из окна. У нас в стране природа замечательная, я летом на гастроли поеду, на встречи с читателями, хочу как можно больше красивых мест посмотреть. На Алтае, говорят, прямо ухх!

В глазах бабушки промелькнула тоска. Варианта два – или тоже на Алтай хочет, или меня не хочет отпускать.

– А мы с Юриком все по городам да по городам всю жизнь, – с ностальгией в голосе улыбнулась она. – Но и мест красивых повидать успели! Я тебе потом фотографии покажу.

– Фотографии я смотреть люблю! – радостно соврал я.

– А ты знаешь, Сереженька, – умиленно покивав, перешла баба Таня на доверительный шепот. – Юрик у нас тоже стихи пишет!

Шагающий рядом с ней Андропов едва заметно поморщился – комплексует.

– Да вы что! – послушно «удивился» я. – А почему ты мне об этом не рассказывал, деда Юра?

– Скромничает он! – хихикнув, ответила вместо него Татьяна Филипповна.

– Я же не поэт, – развел дед руками. – Так, балуюсь.

– Почитаете мне, баб Тань? – попросил я к огромному неудовольствию деда.

Могу я себе позволить маленькую месть за недавнее «потрошение»?

– Обязательно почитаю, Сереженька! – расплылась она в ласковой улыбке. – Только сначала переоденем и накормим тебя, проголодался с дороги-то?

– Очень! – честно признался я и добавил. – Еще маме позвонить нужно.

– Маме обязательно позвони! – горячо закивала баба Таня. – Когда мне Игорек с Женечкой (дети Андропова от второго брака) не звонят, сердце не на месте. Ты так не делай, Сереженька – маму беречь надо.

– Я всех своих родных стараюсь беречь. И вас теперь буду, баб Тань! – широко улыбнулся ей я.

Критический удар, + 1000 очков симпатии, в глазах – бесконечная любовь к светлому мальчику «Сереженьке», губы расплылись в улыбке:

– Слышала! Сереженька, говорят, себе только инструменты покупает, зато всем остальным – что угодно. Весь в Юрика – он у меня тоже аскет, а мне ни в чем отказать не может.

– У нас с дедом много общего, – с улыбкой подтвердил я. – Вот и стихи те же – без природных задатков у меня бы ничего не получилось, а они – от него!

Иронично – Андропов больше поэт, чем я, который оригинальных, собственных стихов продуцировать не умеет совсем.

Пока я вещал, мы дошли до «моей комнаты» – из инструментов только рояль, тот же самый, дед похоже присвоил себе социалистическую собственность. Кое-что бабе Тане светлый мальчик может спеть, подыгрывая и одной рукой. А еще – натоплено так, что не продохнуть.

– Ух, жарко! – не стал стесняться я. – Можно я форточку раскупорю?

– А не продует? – проявила она заботу.

– Не-а, у меня здоровье крепкое, – заверил ее я. – С прошлого лета ни разу за год не простудился, представляете?

Пули-то не болезнь.

– Молодец какой! – умилилась она. – Тебе помочь переодеться?

– Нет, спасибо, я переодеваться нормально могу, но буду очень благодарен, если потом вы мне повязку обратно надеть поможете, – дал ей возможность проявить заботу.

Она вон как нарядилась, а я как чмо – в «трениках» и олимпийке, по-домашнему, так сказать. Костюма у меня с собой нет, но черный свитер и брюки всяко уместнее. Дед, понятно, по жизни обречен в пиджаке ходить.

– Хорошо! Мы в столовую пойдем, поможем Агафье с Клавой на стол накрыть, – порадовала она присутствием в доме еще двух персонажей.

Татьяна Филипповна вышла первой, а задержавшийся Андропов слегка сжал мое здоровое плечо и прошептал на ухо:

– Спасибо, – и покинул комнату вслед за женой, захлопнув дверь.

Передышка! Как она мне сейчас нужна! По самой грани прошел. Опять! Не многовато ли, Сережа? А? В самый раз? Адреналин бодрит, говоришь? «Ясно, прощай» – демонстративно отвернувшись, рептильный мозг ушел в закат.

А как меня «играют» – просто загляденье! Жалкая неделя рядом с Виталиной – и мальчик будет с улыбкой смотреть, как она режет ему горло. Моя ловушка. Мой поводок. Мой палач.

Мечта! Это же просто ух – такая шикарная, такая трагичная, такая опасная. Словно сошла ко мне прямиком с экрана очередной «бондианы».

«Нас ее наличие рядом с тобой полностью устраивает».

Держи, внук, здоровенный пряник. А чего тут может не устраивать? «Проверка свадьбой» показала – объект приручен и никуда не денется. И еще за самоконтроль похвалил – если читать между строк: «вот и все, на что тебя хватило». Тоже демонстрация силы – могу сделать с тобой все что захочу, так что лучше будь хорошим мальчиком.

«Приказ о твоей ликвидации».

Ой, типа раньше не было! Но соразмерный пряникам кнут обозначен предельно четко.

«Я троих убила, Сережа».

Читай так – «сверну тебе шею, как куренку вот этими холеными ручками, даже не сомневайся».

Ухх – до печенок пробирает!

Выдернув из розетки обогреватель, подошел к телефону. Сняв трубку, начал набирать номер Вилки, чертыхнулся – ага, давай раз в полчаса названивать проверять, дома она или на «задании». Жалкий!

Нажав рычаг, набрал домашний. Мама взяла трубку через полминуты:

– Судоплатовы!

– Мам, это я! Доехал нормально, с бабушкой познакомился – хорошая. Сейчас с тобой поговорю и пойдем обедать.

– Ну и хорошо, – одобрила она. – А к нам Виталинка в гости пришла, с Таней английским сидит занимается.

Какой еще «генерал Говнов», придурок малолетний? Андропов же понимает, что я его ненавидеть начну, если он мою любимую Вилку под всяких козлов подкладывать начнет. Раньше? А какая разница, что было раньше?

Он ведь меня специально как следует эмоционально «раскачал», крепко ухватив за ревность. Раскачал, надавил – и Остапа понесло. Но… кровь – не водица, и такого многообещающего отпрыска просто удавить от греха подальше рука не поднимается. Даже «выпотрошить» как следует – и то нельзя, обижусь же, как потом снежками кидаться? Но стресс-тест мне дед устроил просто образцовый. Главное он узнал – Сережа только рад сидеть на коротком поводке со взрывающимся ошейником, кнопка детонации которого – в руках у Вилки. Пусть следят! Пусть слушают! Я – совершенно прозрачен и желаю только добра!

– Это хорошо, у нее английский замечательный, получше моего, – не сильно-то и соврал я. Меньший словарный запас Виталина компенсирует полным отсутствием акцента. – Таня спецшколу теперь точно потянет. Репетиторам же платят? – выдал подсказку.

– Платят! – обрадовалась возможности сбыть немного избыточной монетарной массы родительница. – Мы еще в детдом поедем все вместе после обеда.

– Это хорошо!

Можно и сюда Татьяну Филипповну подключить – «первые леди» же должны заниматься благотворительностью? Такой опыт с загнивающего перенимать со всех сторон полезно. В идеале – втянуть в это дело жен остальных кремлевских дедов, опять-таки, чтобы не обвинили Андропова в хитром самопиаре. Отложим на потом, потому что в таком состоянии ее людям показывать нельзя: Омепразолом «инфобомба» не ограничивается, потому что я сгрузил туда всю доступную мне фармацевтику. Я же подозревал, что в какой-то момент за мной будут приглядывать 24/7, а слить только Омепразол, а остальное выдавать потом – сразу навлечь совершенно ненужные подозрения. Их, видит Вселенная, и так слишком много со всех сторон. Паклитаксел, Пирацетам, Виагра (куда без нее), Лоратадин и самое для меня актуальное – Флуоксетин, он же – прозак. На последний бабу Таню необходимо «пересаживать» как можно скорее – в отличие от диазепама, он человека в овощ не превращает. Отдельная стопка листов – все, что я знал про СПИД, его эпидемия не за горами, пускай готовятся заранее.

Договорив с мамой, положил трубку и аккуратно переоделся. Подхватив повязку и сверток с «янтарными» подарками для всех, сделал глубокий вдох и пошел в столовую – второй раунд начался!

* * *

К вечеру я был вымотан донельзя. Татьяна Филипповна не отлипала от меня весь день – холила и лелеяла. Бабушка на максималках как она есть – и худенький я, и бедненький, и обокрали-то ребенка капиталисты проклятые. И глаза, которые будто молят «не уходи, Сережа». В горле встал ком, и я со стоном опустился на кровать. Баба Таня за ужином выпила таблеток и пошла спать, а меня ждет еще немного эмоциональной встряски.

В дверь тихонько постучали.

– Открыто! – откликнулся я.

Андропов открыл дверь, галантно пропустил вперед Агафью Анатольевну.

– А вы знаете как у людей укоренился обычай пропускать дам вперед? – поинтересовался я, сев в кровати.

– Как? – послушно спросил дед Юра.

– Когда племя находило новую пещеру, вперед пускали самую пожилую женщину – вдруг там саблезубый тигр живет, а она все равно бесполезная.

Гости прыснули, «бабушка Агафья» села рядом со мной, а дед – за стол.

– Профессиональная деформация, – прокомментировал я выбор места.

– Не за рояль же мне садиться, – резонно возразил он. – Завтра перенесем сюда пару кресел. «Если Сереженьке здесь понравилось, я ничего менять не буду», – с нежной улыбкой процитировал он жену. – Остальное – она развлекалась.

Изменился не только коридор – оба этажа особняка теперь прямо-таки кричали «здесь живут!». И живут богато.

– Мне это не нужно, но… – начал оправдываться дед.

– Но девочкам у нас можно чуть больше, – перебил его я.

– Да, – грустно улыбнулся он.

Общее слабое место сближает, да, Юрий Владимирович?

– Как там кубик?

– Товарищи из Политбюро оценили, – порадовал новостью он. – В мае начнем производство. Здесь и во Франции, по патенту. А еще они нам, – он усмехнулся и подмигнул. – Построят завод авторучек на полтора миллиона штук в год.

– «Бик»? – спросил я.

– Он, – кивнул дед.

– Маловато будет.

– Не бывает так, чтобы все и сразу, – выдал полезный жизненный урок дед. – Свое производство тоже расширяем, хватит с этими перьями мучиться.

– Знаешь про почерк, значит, – вздохнул я.

– Всё знаю! – зловеще протянул он.

– А у тебя хороший? – поинтересовался я.

– Приличный, – поскромничал Андропов.

– Значит это твое наследство я похерил, – вздохнул я.

– Так о чем ты хотел с нами поговорить, Сережа? – велел он переходить к делу.

– Мне нужны еще три таких девушки, как Виталина, – через силу выдохнул я.

Таких больше нет.

Глаза гостей полезли на лоб.

– После подписания Конвенции я начну работать по-настоящему. Выдавать англоязычные шлягеры у меня получается – вплоть до желания «выбрать свободу» с украденной пленкой.

Андропов кивнул – понял, продолжай.

– Муслим Магомедович не женат. Да, он вполне надежен, и мировой успех голову ему не вскружит – давно привык. Однако он – наш «таран». Первый всегда собирает самые вкусные пряники и самые жгучие удары кнута. Одна – ему, в жены, беречь и пресекать провокации. Дополнительно – с какого-то момента тамошние элитарии начнут приглашать их в гости. Полезно? – запросил подтверждение.

– Очень полезно, – серьезно кивнул деда Юра, глядя на меня совсем другими глазами.

– Две других – для ансамбля из пяти человек. Сюда мне потребуется еще мужской вариант «ловушки». Есть?

– «Выберут свободу»? – предположил Андропов.

– Да. Две девушки и парень сговорились и сбежали. Двое других участников ничего знать не должны, к ним мы потом найдем новых артистов, уже обычных, и ансамбль продолжит свою деятельность. Больше – подозрительно, меньше – жаба душит за нераскрытый потенциал.

– Верно, – одобрил дед. – Трое – это реально, все пять – нет.

В горле встал ком – в который раз за этот день?

– А мы всей страной будем их изо всех сил пинать и на весь мир клеймить предателями, для убедительности.

Агафья Анатольевна подсела поближе и обняла за здоровое плечо.

– Они справятся, Сережа, – тихо заверила она меня. – Если Родине так нужно – им и ненависть медом станет.

Глава 27

Смотреть программу «Время» вместе с Генеральным секретарем – очень познавательно.

– Он хитрый, тварь! – шипел Андропов, комментируя репортаж об аресте доброй половины Азербайджанского ЦК во главе с Гейдаром Алиевым, а еще – БХСС, и, немножко, КГБ. – Отчеты шлет – вот, смотрите, этот должностями торговал – посадили. И этого посадили. И еще пяток. Мне докладывают – «идет работа!» – развел руками дед. – А он сажает, а должность – своему, типа честному, потому что земляк или родственник. Кавказ, Сережа, – грустно вздохнул. – Вечная головная боль – не получается по-другому там, сразу воровать начинают.

– Ну и сажай-расстреливай, – не захотел я проявить понимание.

– У нас работал, в КГБ, – грустно вдохнул Андропов. – В глаза мне смотрит: «Клянусь, Юрий Владимирович, через три года коррупции в республике не будет!» – передразнил он.

– Кругом одни доппельгангеры, – согласно вздохнул я.

– Сейчас еще интересней будет! – оживился дед и сел на диване поудобнее.

Показали Щелокова, который внушительно заявлял, что будет и впредь «пресекать» и «не допускать».

– О какой – настоящий кремень! Видел бы ты, что у него в квартире, Сережа! – протянул дед. – Коллекционер у нас Николай Анисимович, – перешел на дурашливый тон. – И сам художник! А что художнику дарить будут? Картины, разумеется! Немалая часть обладает самой настоящей культурно-исторической ценностью – полотну в музее место, а оно у начальничка МВД под кроватью лежит. Знаешь, почему там?

– Потому что на стены не помещаются? – предположил я.

– А там ведь два этажа! – кивнул дед и вздохнул. – Большой друг Леонида Ильича и многих других уважаемых товарищей. Но реформу образцово-показательно провел, а БХСС мы ему знатно проредили. Пусть будет пока.

По спине от этого «пусть будет пока» пробежал холодок – вошел дед во вкус.

– А еще скажут, что ты, как КГБшник, за что-то мстишь МВД, – добавил я.

– Именно! И так – у каждого второго, – снова впал в уныние Андропов и вернулся к «подаркам». – И технически – это даже не коррупция! – всплеснул руками. – От души же дарят, просто так. Ну а раз человек подарки дарит – значит он хороший, значит нужно ему помочь. У тебя же такой же принцип? – зыркнул на меня.

– Я и подарки сам дарю, и помогаю! – хохотнул я. – Но суть я понял – никто это коррупцией просто не считает, потому что это общепринятая негласная норма поведения.

– Именно! – обрадовался он. – Прав ты – бояре! Берут, потому что податное население должно оплачивать выполнение прямых обязанностей, за которые государство платит зарплату! – немного потерял он самоконтроль.

– А какая у тебя зарплата? – полюбопытствовал я.

– После избрания – полторы тысячи рублей.

– Ха-ха! – издевательски заржал я. – Так ты тупо нищий! Ай-ай-ай! – Андропов внезапно схватил меня за ухо.

Отпустив, ухмыльнулся:

– Клоун!

– Никулин тоже клоун, а его вся страна любит, – снова сослался я на авторитет. Подумав, добавил. – Карандаша не меньше. Дашь Виталинины отчеты на ночь почитать?

Лучше уместить все эмоционально тяжелое в один дань, чтобы спокойно жить дальше.

– На ночь не советую! – гаденько хохотнул деда Юра.

– Очень интересно как я со стороны выгляжу, – развел я здоровой рукой. – Что планируешь с зарубежными поездками делать?

– Она даже из дома выходить боится, Сережа. Так что придется мне ездить без «первой леди», – вздохнул Андропов.

– А у тебя же еще дети есть, – неосторожно ляпнул я, и деда перекосило. – Извини, я не хотел. Чисто по-человечески я тебе сочувствую: родители своих детей, и неважно какими они были, хоронить не должны. Я это к тому, что одинокий очкастый мужик с кислой рожей – напоминаю, табакерочник и злой КГБшник… – дед фыркнул, я продолжил. – …Выглядит, уж прости за откровенность, напрягающе. Повезло, что негативным является только первое впечатление – когда с тобой поговоришь, становится ясно, что Юрий Владимирович Андропов – со всех, кроме рожи, сторон, приятный мужик.

– Вот уж спасибо! – поблагодарил веселящийся Андропов.

– Да ладно тебе, – отмахнулся я. – Наша задача – поставить рядом с тобой кого-то, кто будет отвлекать внимание, нивелируя негативное первое впечатление. В идеале – вплоть до маленьких детей. Исключая секретного меня, семья подходит замечательно. Целовать только никого не вздумай! – сымитировал ужас.

– За кого ты меня держишь? – укоризненно вздохнул дед и заржал. – Никсон поди от радости плакал, когда узнал, что целоваться не придется!

Поржал за компанию – правда смешно же.

– Когда Конвенция-то?

– Сентябрь-октябрь. Когда комсомольцем станешь, – ответил Андропов.

– Нормально, – кивнул я. – Ту-144 выделишь? Чтобы мне летом гастроли и секретный проект совмещать.

– Что-нибудь придумаем, – пообещал он.

– Сверхзвуковой блат! – хохотнул я.

– За керосин и амортизацию сам заплатишь, – наказал меня за избыток юмора дед, встал, выключил телевизор. – Ну что, пойдем отдам тебе страшилки?

– Можешь считать, что запугал! – улыбнулся я.

– Завтра не подведи, хорошо? – мягко попросил он.

– Да чего я, не найду чем созидательным с бабушкой заняться? – светло улыбнулся я. – Она хорошая, и я правда хочу ей хоть немножко помочь. Можешь спокойно заниматься большой политикой.

– Если у тебя получится, Сережка… – наклонившись ко мне, заговорщицки прошептал Андропов.

– Полцарства и Виталину в придачу! – фыркнул я. – Родня, деда! – оп, обнимашки! – Надо помогать друг другу! Гони листочки! – отпустил растерянного Андропова.

– Да, – опомнился он, поправил очки, и повел меня на второй этаж.

– Дочь маминого директора – Катя Солнцева, очень хорошая девочка. Глаза горят – хочет людям помогать. Можно сделать так, чтобы годам к тридцати она сидела в ЦК, не растеряв этого желания?

– ЦК – не проблема, но остальное зависит не только от нас, – обернувшись, развел руками Андропов.

– Я над ней шефство возьму, – пообещал я. – Но нужно и ее в спецшколу перевести.

– Еще кого-нибудь? – вполне серьезно спросил дед.

– Нет, больше, извини, если надменно прозвучит, никого заметного не нашел. Но Вовка-рыжий в КГБ так и просится – наблюдательный, язык за зубами держать умеет, в меру осторожен.

– Приглядим, – пообещал дед.

– А это же теперь не по твоему ведомству? – спросил я.

– А из конторы никто так просто не уходит, – ухмыльнулся он.

– Со следующего года плотно поиском перспективных ребят займусь. В спецшколе же и дети специальные?

– Специальные, – обернувшись, кивнул дед.

– Вот и будут мне ручные члены Политбюро, – хохотнул я. – К девяностому году, думаю, самое оно будет.

– Что?! – дернулся дед.

– Через одного, чтобы про династию поменьше слухов было, – с наглой улыбкой пояснил я. – И потом – за эти годы я столько всего наворочу, что ни у кого и сомнения не будет в том, что внук Андропова Первого занял трон заслуженно.

– Ты же говорил, что тебе нельзя «пульт от ядерки» доверять? – напомнил он.

– А к тому времени мир станет прямо сильно лучше, и мотивации жать кнопку не станет, – развел я руками. – Это мой план-максимум.

– Что ж, мечтать не вредно, – пожал плечами дед.

– Английский осваиваешь?

– Не в последние недели, – вздохнул он. – Сам понимаешь.

– Понимаю, – сочувственно вздохнул я.

Андропов вошел в одну из комнат и принес ожидаемо-толстенную, на две сотни листов, папку.

– Жесть! – оценил я, засовывая драгоценность под мышку. – Спасибо. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – с улыбкой пожелал он мне, и мы разошлись.

Тренируя волю, занес папку в комнату и сходил полежал в ванне. Вот теперь нормально! Закрыл форточку и улегся на три одеяла, накрывшись четвертым. Чертыхнувшись, сел и завернулся в одеяло по шею – а как мне однорукому лежа читать?

Так, это – простой пересказ проведенных со мной дней: ходили туда-то, разговаривали с тем-то и тем-то. Убираем, я там тоже был.

«Приложение 1: краткий пересказ антисоветских высказываний объекта».

Тридцать два полнехоньких листочка! Расстрелять, немедленно!

«Приложение 2: краткий пересказ всей пошлятины».

Что?!

«Приложение 3: анекдоты и шутки».

А?!

«Кто тебе в СССР секретный отчет покажет, дурачок?

Виталина».

Да пошли вы!!!

* * *

Сидя на кухне за чаем и оставшимся со вчерашнего дня тортом «Московское суфле» – «Птичье молоко» в девичестве, мы с бабушкой, как и должно интеллигентным людям, за завтраком обсуждали классику:

– Сказки Салтыкова-Щедрина мне тоже очень нравятся, – согласно кивнул я в ответ на ее вопрос. – А «Историю одного города» деду подарю, пусть осваивает – там все, с чем ему придется работать.

Татьяна Филипповна мелодично рассмеялась и откусила тортика.

Выглядит гораздо лучше, чем вчера, но годами нарабатываемую диазепамовую «вялость» мальчиком Сереженькой не прогнать, увы.

– А потом я «Господа Головлевы» почитал, – продолжил я и поежился. – Такая жуть!

– Я с тобой полностью согласна, Сереженька, – важно кивнула она. – По-настоящему страшная вещь.

– Готический роман изобрели англичане эпохи раннего романтизма, они же его и развивали в эпохи последующие, но Михаил Евграфович взял его формулу, и, простите, баб Тань, я со всем уважением к классику – «натянул» на русскую деревню с характерными для нее атрибутами. И куда там мрачным английским замкам до готизма русской глубинки девятнадцатого века?

Баба Таня снова мелодично рассмеялась. Так все утро и сидим.

– Давайте сегодня по лесу погуляем? – предложил я.

Баба Таня опасливо покосилась на окрасившийся розовым утренним светом парк за окном. Агорафобия у нее.

– Люди миллионы лет под открытым небом жили. Нам самой матушкой-Эволюцией завещано каждый день на солнышке бывать, – немножко надавил я.

– Сходим, – решилась баба Таня. – Сейчас рассветет совсем, и сходим. А к ужину мы с тобой для Юрика блинчиков фаршированных накрутим, Клава говорила ты у нас повар знатный! – умиленно улыбнулась она.

– Немножко умею, – улыбнулся я. – Пробовали обновки?

– А как же! – умиленно покивала она. – Юрик всю жизнь на диете, а тут хоть какое-то разнообразие.

«Этот человек – источник вкуснятины» тоже якорь, и неважно, насколько мал его вес – мне выбирать не приходится.

– Попы́ – ух хитрые! – перевел я тему на безопасную – а то так до изжоги и разговоров об Омепразоле дойдем, чего мне совсем не надо. – Человек кушать любит, тут никуда не денешься, и торговцы оккультными услугами это знают, потому и пост – ограничиваем человеку вкуснятину, а потом разрешаем есть что угодно обратно – вуаля, и человек за то, что ему его природное право вернули, начинает испытывать благодарность к тем самым попам и их начальству. Манипуляторы!

– Никогда на посты с такой точки зрения не смотрела, – задумчиво призналась бабушка.

– Материализм же, на все надо смотреть через него! – радостно поведал я. – Все сразу становится простым и понятным, – вздохнул и померк. – А еще – страшным и циничным, – снова оптимизм. – Ничего, у нас Идея есть, а это – самое главное! Без Идеи человек смысла жизни не видит, начинает в экзистенциальную пустоту проваливаться…

– Сартр? – осторожно уточнила интеллигентная баба Таня.