Текст книги ""Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Валентин Леженда

– Что ж, звучит не сложно. Кто желает попробовать, товарищи? Я, пожалуй, пас! – заявил Вадим и спросил. – Скажи, Сережа, а что тебя волнует не как писателя и композитора, а как советского школьника?

– Как и всех моих знакомых ребят – совершенно чудовищное вторжение США во Вьетнам. Пока наши азиатские братья…

Ведущий остановил мой монолог через пятнадцать минут – чтобы поменять пленку и попросить вещать дальше. Поговорив еще десять, остановился:

– Это, наверное, вырежут – куда столько эфирного времени тратить?

– Я им вырежу! – нехорошо ощерился Вадим. – Давай закругляться, ты молодец. Готов?

– Всегда готов!

– Очень интересный рассказ, Сережа. Я совершенно с тобой согласен – нанесенный Вьетнаму материальный, демографический и экологический урон бросает в дрожь. Будем надеяться, что мистер Никсон окажется достаточно здравомыслящим лидером, чтобы прекратить эту бессмысленную бойню. А нам с тобой пора прощаться. Спасибо, что пришел!

– Спасибо, что позвали, Вадим Моисеевич! – поблагодарил я в ответ, и интервьюер щелкнул кнопкой.

– Отлично справился, пойдем, вызовем тебе такси, – очень довольный итогами интервью, он поднялся на ноги. – Про Вьетнам это ты правильно – у меня батя туда инструктором ездил, вернулся без ноги. Суки! – скрежетнул зубами и взял себя в руки. – Но хотя бы вернулся.

– Сочувствую, – честно посочувствовал я.

– Да чего уж, – хлопнул провожатый меня по плечу.

Вместо домашнего адреса назвал таксисту «Прагу». Пора заняться маминой свадьбой – так и не решился знакомых «неймов» попросить. Да я и сам с корочками, меня что, швейцар не пустит?

– А ты Ткачев? – спросил меня водитель.

– Ткачев, – признался я.

Скучаю по «Яндексу». Нет, людское внимание – это очень приятно, но конкретно сейчас я жутко устал и лучше бы заткнул уши плеером, но придется поддерживать разговор. А еще мне теперь есть что ответить на «напиши что-нибудь про нас»:

– Эдуард Николаевич Хиль на новой пластинке споет. «Зеленоглазое такси» называется.

– Красиво! – оценил таксист. – Не пой тогда, дождусь на радио.

– Не буду, – с легкой душой пообещал я, попрощался и выбрался на мороз.

Вот она – святая святых московской элитарной житухи. У входа – неплохо одетая очередь, окна уютно светятся, а в зале изволят кушать лощеные морды. Технически прийти сюда может любой, но, как и везде, есть нюансы – интересующий меня Зеркальный зал доступен сильно не всем.

Игнорируя грустные взгляды мерзнущих на крылечке людей, добрался до двери и показал усатому швейцару писательскую корочку.

– Мальчик, а ты не маловат по ресторанам ходить? – не спешил он открывать передо мной дверь.

– А мне не напитки распивать, а с директором поговорить, – пояснил я, демонстрируя корочку композиторскую – эта со ста рублями внутри.

– А, так ты еще и композитор! – взяв корочку, швейцар осмотрел ее внимательнее и вернул уже без купюры. – Пошли за мной, Степан Васильевич сейчас у себя.

И он повел меня внутрь, не постеснявшись повесить вместо себя табличку: «Мест нет». В ресторане было тепло, играла легкая музыка – вон на сцене мини-оркестр – и вкусно пахло едой. А я ведь с утра не жрамши! Нет уж, это – для буржуев, а меня дома ждут гречка с сосиской. Миновав зал, прошли в дверь с табличкой «посторонним вход воспрещен» и попали в полутемный служебный коридор, где швейцар постучал в неказистую третью дверь слева.

Получив «войдите», открыл дверь и кивком пригласил меня внутрь. Директор «Праги» оказался плешив, очкаст, толст и наряжен в импортный костюм. На руках – дорого поблескивающие буржуйские часы. Прибыльная у мужика должность, но собачья – чуть что не так сразу под суд.

– Здравствуйте, Степан Васильевич. К вам тут мальчик сильно просился, – пояснил швейцар оторвавшему глаза от бумаг начальнику.

– Сергей Ткачёв, писатель, композитор, поэт и немножко кулинар, – представился я. – Минут на пять вас займу, если можно.

– Можно! – просветлел лицом директор – в лицо не знал, но наслышан, вот и «узнал», – Спасибо, Семен, – отпустил швейцара заниматься прямыми должностными обязанностями. – Присаживайся.

Усевшись напротив директора, я перешел сразу к делу:

– У меня к вам предложение, Степан Васильевич. Я вам – в смысле, ресторану «Прага» – подарю пяток рецептов – три торта и два салата, а вы мне позволите сыграть мамину свадьбу в Зеркальном зале. С полной оплатой торжества с нашей стороны, разумеется.

– Ты мог бы позвонить и встать в очередь, как все, – заметил директор.

– И через пару лет, может быть, мы и доберемся до цели, – кивнул я. – Но мне бы раньше апреля, Степан Васильевич.

– Что за рецепты? – спросил он.

– Позовите лучше специалиста, чтобы он сразу и оценил, стоят ли они того, – предложил я.

– Это правильно, – согласился директор и вызвал нам пожилого мужика в белом халате и колпаке.

Объяснив ему суть, попросили оценить рецепты. Повар ух как оценил – без спроса схватил листочки и убежал готовить прототипы. Задумчиво на меня посмотрев, директор кивнул и зарылся в гроссбух:

– Есть окно 18 января и 5 апреля. Других дат нет, извини.

– Нам подходит январь! – обрадовался я. – Спасибо большое, Степан Васильевич!

– Возьми мой номер, – выдал он мне от руки заполненную визитку. – В следующий раз, если что-то понадобится, звони – договоримся.

– Обязательно! – пообещал я. – До свидания, Степан Васильевич.

– До свидания, Сережа, – благостно кивнул он.

Довольный, забрался в свободное такси на парковке ресторана и поехал домой. Я теперь сам себе связи! Маме на подготовку полторы недели осталось, но, думаю, успеет – на свадьбу в апреле я могу и не попасть, потому что совсем скоро предстоит акция зашкаливающей сложности. Ничего, «якорей» у меня полно, так что выживу обязательно!

Глава 12

– Полторы недели? Серёжа, да ты с ума сошёл! А про испытательный срок в ЗАГСе ты слышал? А про очередь в ЗАГСах? – как только я вернулся домой, прямо сразу с порога вывалил на маму свежие новости.

Увы, вместо восторженного визга родительница выбрала путь наказания за инициативность.

– Полторы недели. Не сошел. Про испытательный срок и очереди решим, – спокойно и по порядку ответил я.

– Обиделся? – поникла мама.

– Не-а, – честно ответил я, скидывая валенки и за ней проходя в коридор. – Тебя ждет важный день, поэтому за такое волнение я тебя не осуждаю, – продолжил успокаивать. – Есть еще одно окно – пятого апреля. Могу позвонить и перенести.

– Ты уж перенеси, пожалуйста, – попросила мама.

– Ага!

Набрав номер, «перенес», и родительница повела меня кормить на кухню.

– А как ты «Прагу»-то достал? Просил кого-то? – спросила она, насыпая в тарелку гречки.

– А зачем? Я теперь сам себе блат, – ответил я. – Спасибо!

– Ты на меня, дуру, не дуйся, Сережка. Я очень-очень рада, правда!

– Не дуюсь, – с улыбкой отмахнулся я.

Посреди порции с работы прибыл дядя Толя. Поздоровались, обменялись новостями, доели, попили чаю, и я оставил молодоженов одних, отправившись к себе. Надо продолжать разбирать письма. К полуночи все было вчерне готово. Удивительно – лично у меня просят только карточки и автографы, да жалуются, что «Юность» и «Пионерку» со мной не достать. Увы, ничем помочь не могу – мне же не вагонами это все отгружают. А вот на несовершенство и несправедливость мира граждане жалуются с завидной регулярностью. Воистину – «мы напишем в Спортлото». Потом поговорю со знаковыми творческими единицами – у них с почтой такая же фигня? Три мешка – два в МВД, один – в КГБ. Теперь можно ложиться спать с чистой совестью!

Поутру попросил маму после школы за мной заехать – почту повезем – и мы с дядь Толей заранее перетаскали мешки в машину. Одевшись и временно попрощавшись, отправился в школу мимо старого двора.

– Привет! – помахав ручкой, вышла из подъезда увидевшая меня в окошко Таня.

– Привет! – поздоровался в ответ. – Готова на «Союзмультфильм» ехать?

Это тоже после школы.

– Готова! – подтвердила она.

– Как дела-то?

– Хорошо! – широко улыбнулась она.

Не бухай, алкаш, смотри как ребенок трезвому отцу радуется! Разве эта счастливая улыбка того не стоит?

– А у тебя? – спросила в ответ.

– Тоже хорошо, дела делаются, свадьба приближается, мама нервничает, но это нормально – почти тридцать лет в одиночестве, тут любая занервничает.

– Дядя Толя хороший, за таких замуж выходить можно, – поделилась мнением (надо полагать почерпнутым от тети Тони) подружка.

– Тоже так считаю, – согласился я. – Нормальный мужик.

– Не пьющий! – добавила Таня главное.

Две алгебры, два русских языка, черчение и литература – такое вот сегодня расписание. Черчение мне не нравится совсем – я, конечно, справляюсь, но как же уныло все эти черточки выводить!

Когда мы выходили из школьных ворот, в них как раз заезжал груженый ЗиЛок. Из-под покрывающего груз тента торчала лыжа. Понятно – бюджет начал осваиваться в рекордные сроки! Это хорошо, этому я рад.

– А чего это нам посреди зимы инвентарь привезли? – заподозрила неладное Таня.

– Фиг его знает! – не дрогнув соврал я, и мы уселись в подъехавший семейный «Москвич».

– Здравствуй, Танюшка! – обернувшись, подмигнула одетая в шубку и повязавшая на голову пуховый платочек мама. – Давненько ты к нам в гости не заходила, забыла совсем.

Подружка замялась.

– Друзьям не обязательно ходить в гости по графику, – вклинился я. – Приходи, когда хочешь, Тань, мы тебе всегда рады, но заставлять себя не нужно, хорошо?

– Хорошо! Я на этой неделе точно приду, мне у вас нравится! – пообещала она.

Тронулись.

– Сначала в МВД, пожалуйста! – попросил я самого красивого водителя в мире.

– А это где? – продемонстрировала она прискорбно-низкую квалификацию.

– Направо сейчас, потом два перекрестка пропускаешь и налево, – пояснил человек-атлас. – Начнем с главного управления – если там не примут, попрошу отправить туда, куда надо. За спрос ведь в лоб не бьют?

– Пусть попробуют, дорогу в прокуратуру-то я знаю! – фыркнула мама.

– А потом еще на Лубянку поедем.

– Надо оно тебе? – тут же растеряла родительница гражданскую сознательность. – Не любят у нас КГБ, скажут, что ты туда доносы строчить ходишь.

– А я, по сути, за этим туда и иду! – хохотнул я. – В доносах и работе на КГБ ничего плохого нет – это комитет безопасности нашего государства, мам, а тебе и всем остальным просто не дает спокойно спать призрак черного воронка. Запугали хрущевцы, масштабы репрессий раздули до уровня национальной травмы. Вот у тебя много знакомых «политических», кроме деда Паши, который пострадал несправедливо, но у него должность такая – скотская?

– Ни одного, – вынуждена была признать мама.

– И у меня ни одного! – добавила Таня.

– И у ребят во дворе так же. Один пытался, но, когда милиционеру в ответ на просьбу пройти в вытрезвитель разбивают о голову бутылку из-под портвейна, это нифига не борьба с кровавым режимом, а обыкновенный пьяный беспредел. Помни – «наша милиция нас бережет». И к КГБ это тоже относится.

– Ладно-ладно, – без особого энтузиазма смирилась мама.

Нормально – главное, чтобы не мешала. Вспомнив о скорой акции, поморщился – свадьбу в апреле я рискую пропустить, причем в самой печальной форме – это когда сыночку на кладбище гвоздики носить приходится. Да и черт с ним – лишь бы получилось все как надо, а там хоть трава не расти: это сразу план на четыре пятилетки вперед перевыполнится. Если в ближайшие пару дней никто из старших товарищей билета не выдаст, придется напроситься самому. Пустят, конечно, но я сразу стану гораздо подозрительнее, чем сейчас. Ладно, абстрагируемся и сосредотачиваемся на «здесь и сейчас». Успешно «донавигировав» маму до главного управления МВД (реформа уже запущена, и МООП активно переименовывается и перестраивается – где-то в конце февраля закончат) по городу Москве. Да, письма в основном из провинции, но что они, сами не переправят куда надо?

Мешочек на плечо левое, отобранный у мамы – на правое.

– Да они легкие совсем! – немного обиделась она.

– Цыц! – цыкнул я на излишне активную беременную женщину, и мы, оставив Таню в машине – ей в МВД не интересно – прошли внутрь. Вместо дежурной бабушки нас встретил дежурный сержант лет двадцати пяти. Бронестекла – нет, просто сидит за столом, и даже невооруженный. Не боится пока милиция податного населения.

– Здравствуйте! – синхронно отвесили мы с мамой дежурному, со скучающим видом разгадывающему кроссворд.

– Здравствуйте, товарищи, – сочтя новый раздражитель более интересным (и из служебного долга, конечно же!), он отложил карандаш. – Что у вас?

– У нас два мешка с жалобами граждан Советского союза на несправедливость, воровство, кумовство и злоупотребление служебными полномочиями! – поведал я, поставив мешки на пол.

– Сами написали? – удивленно спросил он маму.

– Мы же не городские сумасшедшие, товарищ сержант, – опередил я ее и показал корочки. – Не знаю почему, но мои читатели и слушатели решили, что с проблемами нужно писать мне. Там три четверти, – кивнул на мешки. – О ваших коллегах из регионов. Кому сгрузить, чтобы утолить жажду народа в справедливости?

– Тут девять из десяти – личные обиды, – кивнул на мешки сержант и попросил. – Автограф дашь?

– И я это прекрасно понимаю, – кивнул я. – Но одна десятая – это уже слишком много, чтобы закрывать глаза. Автографы давать мне нравится, я пока не избалованный! – по порядку ответил я. – Мы можем сразу к Анатолию Ивановичу Волкову пойти – он просил забегать, если что, но понимаю, что у него дела гораздо важнее есть, чем первичная фильтрация сигналов с мест, – легкий шантаж не помешал мне подписать потрепанную «Юность» с «Зорями».

– Это правильно, у него другие задачи, – горячо закивал сержант. – Присядьте, пожалуйста, сейчас за вами придут, – указал он на скамейку и снял трубку стоящего на столе телефона.

– Я чувствую себя бесполезной, – тихонько поделилась ощущениями мама.

– У меня хорошо получается общаться с функционерами всех уровней, – пожал плечами я. – А у тебя хорошо получается все остальное, поэтому не надо переживать.

– И что же у меня получается? – захотела комплиментов родительница.

Чисто спинным мозгом выдал пятиминутный спич о том, как мне с ней повезло. Все, хандры как не бывало! Из коридора выглянул целый майор лет сорока, усатый, черноволосый и голубоглазый.

– Здравствуйте. Это у вас сигналы? – безошибочно (потому что кроме нас в приемной никого нет) направился он к нам.

– Здравствуйте. Мы Ткачёвы, у нас, – ответила решившая принести немного пользы мама.

– Петров, Алексей Савельевич, – представился он, пожав ручку маме и мне. – Пойдемте ко мне в кабинет, чаю попьем и решим, что делать. Давайте помогу.

Он подхватил мешки, и мы пошли на третий этаж под звуковой ряд из майорских похвал моему контенту. Спасибо, да, все еще очень приятно. Портреты Ильичей – в наличии, равно как и портрет Щелокова. Советская форма Красного угла, так сказать. Впрочем, святейший лик у нас вообще вешать любят, а потом эти же люди рассказывают нам про культ личности. А кто его выстроил, мать вашу?!

Сели за стол, интендант в чине лейтенанта выдал нам чашки, поставил на стол тарелки с сушками и карамельками и откланялся.

– Не знаю, почему так, Алексей Савельевич, – решил я не «майоркать». – Но читатели и слушатели решили, что я могу помочь им с их проблемами. Но я не против – как пионер, я просто обязан помогать гражданам родной страны. Полагаю, что в некоторых местах кумовство и блат достигли таких высот, что народ просто не знает, у кого просить помощи. Сам я должными полномочиями не обладаю, поэтому решил прийти к вам – у меня к Московской милиции доверия больше, чем к региональной, уж простите.

– Хорошо, – выслушав, кивнул майор. – Письмами мы займемся обязательно, на этот счет можешь не переживать.

– Спасибо большое! – поблагодарил я. – А можно мне какой-нибудь номер телефонный, чтобы я мог время от времени звонить и узнавать, как идут дела – люди же будут ответов ждать, а написать «отнес письма в милицию, дальше не мое дело» мне совесть не позволит.

Товарищ майор посмурнел – теперь в мусорку это все не выкинешь, придется работать. И ведь придется – я же не хрен с горы, а двойной член с неземной репутацией, о которого успешно «убилась» пара нечистых на руку ментов, значит со мной жизненно и карьерно необходимо дружить изо всех сил.

– Хорошо, – решил он, взял со стола чистый листочек и написал на нем номер. – Это помощника моего, Антоном Сергеевичем Цекало зовут.

Хе, Цекало! Просто совпадение, очевидно.

– Спасибо больше, Алексей Савельевич! – снова поблагодарил я, приняв ценный номер. – Обещаю не злоупотреблять, но к концу недели позвоню, можно?

– К концу недели что-нибудь уже станет известно, – одобрил майор и улыбнулся. – А мы тебя с самого утра ждем – на «Маяке» передачу слушали.

– Мы всей семьей тоже слушали, – кивнул я. – Даже вырезать ничего не стали, а я думал пожалеют эфирного времени.

– Такое вырезать никак нельзя, – проявил гражданскую сознательность майор. – Мне теперь коллеги бутылку конька должны – говорили, не придешь! – не удержавшись, похвастался верой в меня.

– Слово надо держать, – пожал я плечами. – Мы пойдем тогда? Нас в машине девочка ждет, можно я ее угощу? – указал на миску с карамельками.

– Да все забирай, – щедро одарил сладкоежку добрый милиционер.

Попрощались, майор лично проводил нас до выхода, и мы поехали на Лубянку – ее адрес мама знает. А кто нет?

– Может все-таки и этот милиции отдашь? – снова попросила мама.

– Никто не знает, – невнятно (потому что Таня) ответил я про деда Юру. – Ты же видела, какая там грязь – цеха подпольные, покрытие изнасилований, взяточничество, строительство дач из выделенных на ремонт ДК материалов, мошенничество… Извини, но, судя по тому, насколько офигенно себя чувствует советский черный рынок, БХСС мышей не ловит совсем. А это – прямая угроза государственной безопасности, значит и идти с этим всем нужно в Комитет!

– И ведь не поспоришь, – вздохнула мама. – Вот как так – тишь да гладь, а приглядишься… – горько вздохнула.

Почти тридцать лет кушаешь теле– и газетный позитив, а тут раз, и такая куча мрачняка. Обидно маме за державу. И мне обидно!

– В нашем омуте черти топятся! – процитировал я. – Ерунда, просто все боятся высунуться, а власть, если не поднимать шум, заочно считает, что все в порядке. Теряется связь с народом, преданность идее подменяется набором привычных, выхолощенных ритуалов. Раз уж я здесь, придется это чинить! И сейчас мы делаем маленький, но важный первый шаг, создавая самый настоящий прецедент. Поможем десятку людей – и пойдет «сарафанное радио»: «если написать Сереже Ткачеву, он поможет». А дальше они сами масштабируют этот тезис на остальных писателей и композиторов. Видела лица у милиционеров? Да они такую фигню первый раз за все время службы увидели! Ой не думаю я, что пишут одному мне, просто остальным либо лень, либо все равно, либо боятся. Теперь перестанут – Сережу же на нары не отправили за излишнее рвение, значит и им ничего не будет.

– Тебя послушать, так все вокруг трусы!

Нет, просто я из другого времени, ребенок и двойной член. А еще – слабоумие и отвага как лейтмотив попаданческой деятельности. В общем – мне выпендриваться не страшно и полезно.

– Не так, – покачал я головой. – Инстинкт самосохранения заложен в нас эволюционно, и я ни в коем случае не виню тех, кто предпочитает «не отсвечивать». Но кто-то же должен вперед лезть, чтобы собрать самые вкусные пряники, и, возможно, не менее вкусные люли.

– Люлей тебе давать не за что! – твердо заверила мама.

– И я так думаю, – кивнул я. – Не переживай, короче, чем чаще я буду мелькать рядом с нашими защитниками любого ведомственного подчинения, тем меньше энтузиазма будут испытывать наши недоброжелатели, которых мы пока не встречали, но все бывает впервые. Да, поднимется визг «Ткачёв-стукач!», но мне ли не плевать? Тоже мне придумали – ворье и диссиденты никчемные им друг, товарищ и брат, а КГБ – вселенского размера жупел. Пускай друг перед другом фрондируют, я все равно с ними общаться не больно-то рвусь, я себе уже нашел людей, с которыми мне хорошо, – улыбнулся Тане и маме.

В КГБ ситуация почти повторилась – тоже сержант, тоже разговор и тоже майор, только госбезопасности и каштанового окраса волос, а вместо Щелокова на стене висел портрет Андропова. Приукрасили придворные живописцы, добавили стати.

– С утра ждем! – усадив за стол с теми же сушками и карамельками (и полным отсутствием любых бумаг – конспирация!), поведал Матвей Александрович – так его зовут. – Про Вьетнам хорошо сказал – там наши… – оборвав себя, махнул рукой. – Ну, показывай, что там у тебя.

Показал-рассказал.

– Часть все-таки придется отправить в БХСС, – подумав, решил майор. – У нас просто нет ресурсов, чтобы ловить каждого мелкого взяточника или фарцовщика. Не переживай, все будет под моим личным контролем, замять не дадим. А вот сигналы по нашему ведомству отработаем в кратчайшие сроки.

Встав со стула, майор протянул мне руку и торжественно пророкотал:

– От лица Комитета Государственной Безопасности СССР выношу тебе, Сережа, благодарность за проявленную гражданскую сознательность.

– Служу Советскому Союзу! – подскочив, пожал руку.

– Держи, – Матвей Александрович протянул отпечатанную на машинке визитку. – Через неделю позвони, расскажу, что да как. Перед гражданами же отчитаться нужно? – подмигнул мне.

– Обязательно нужно! – подтвердил я. – Спасибо большое, Матвей Александрович!

– Конфет-то возьми, – пододвинул он мне тарелку. – Ребят угостишь.

– Спасибо, мне конфеты очень нравятся! – ссыпал в мамину сумочку и эту награду. – До свидания!

– Пойдемте, провожу, а то вдруг заблудитесь.

Или зайдем куда не нужно, увидев как пытают нечастных борцов с кровавым режимом. Шутка!