Текст книги ""Фантастика 2024-181". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Валентин Леженда

Соавторы: Антон Федотов,Алексей Губарев,Олег Мамин,Павел Смолин,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 333 (всего у книги 347 страниц)

Дядя Витя и Андрей Викторович ломанулись следом, а оставшийся со мной и Виталиной гражданин Васильев словил приступ слабоумия и попытался сбежать при помощи оставшейся открытой калитки. Я даже не успел рассмотреть, как агент Вилка его заломала и уложила носом в лужу – специально ведь немножко поправила.

– Булькает, – заметил я.

– Жить хочет, значит! – ухмыльнулась она, и сеанс утопления прекратила.

– Впечатляет, кстати, – отвесил девушке комплимент.

– Сойдет для сельской местности, – с улыбкой ответила она своей любимой поговоркой, подняла испачкавшегося капитана на ноги, заломала руку, и мы прошли в дом.

Внутри, помимо жены и самого председателя, стандартно-плешивого и одетого в тельняшку и треники, нашлись двое напуганных моих почти ровесников – мальчик и девочка.

– Сережка Ткачев! – узнали они меня.

И без того ублюдочное настроение (дождь, коррупция, хищение госсобственности – что еще остается кроме горького стёба?) окончательно опустилось в «минус».

– Мне очень жаль, но ваш отец – вор, – выдавил я, стараясь не прятать глаза.

– Папа?! – ахнула большеглазая кудрявая светловолосая девочка.

– Вор?! – вторил ей брат, с ужасом глядя как дядя Петя с дядей Витей пытаются вытащить из рук воющей жены председателя металлическую прямоугольную банку из-под сахара, а самого гневно взирающего на нас главу семейства держит за руки Андрей Викторович.

Обстановка – мое почтение, стиль «советский колхозник забогатевший». Ковер на полу, два ковра на стенах, на поблескивающей лаком стенке – цветной немецкий телек. И это только зал, он же – гостиная!

– Расхититель социалистической собственности, – подтвердил я.

КГБшники наконец-то справились с не желающей расставаться с банкой женщиной, которая, лишившись важного для себя предмета, метнулась к детям, обняла их и завыла «не губи».

Игнорирующий вой дядя Витя показал мне содержимое банки – свернутые в толстую трубочку сторублевки и забитое золотыми цепями и кольцами остальное пространство.

– Тысяч пятнадцать, – профессионально оценил «экономический» КГБшник.

– Еще есть? – оборвав вой показом ксивы, спросил я женщину. – Все сдашь, и живите с детьми прямо тут, даже телек оставим. Муж лет через семь по УДО выйдет.

Сработало – загнав плачущих детей в комнату, она сводила дядю Витю за дом, и они вернулись оттуда с промаслянной, испачканной землей тряпицей. Развернули – обрез.

– Через восемь по УДО, получается, – грустно вздохнул я и запросил у дяди Пети подтверждения. – В администрацию?

– Одевайся, – скомандовал тот председателю.

– А можно Сережу расписаться попросить? – выглянула из-за разделяющей зал и остальной дом занавески девочка с «Пионеркой» в руках.

Что за дни пошли? Один хуже другого.

– Давай распишусь, – задавив эмоции, выдавил улыбку и расписался.

– Я все равно папу не люблю! – шепнула она мне на ушко и убежала.

Не помогло, прости – только хуже. Но вам хуже несоизмеримо – херово безотцовщине, а в деревне херово вдвойне – знаю, жил.

Подождав, пока товарищ председатель наденет импортный костюм за двести с хвостиком рублей (в ГУМе такой видел), прошли через двор обратно, и меня угораздило обернуться – дети смотрели в окно, как мы забираем у них папку. Брат плачет с поджатыми губами, сестра – радостно машет мне рукой. Какой пи*дец.

Администрация – как в тумане: вот тычу ксивой в лицо нашедшейся на работе бухгалтерше, вот она плачет и рассказывает, какая она невиноватая и какие у нее трое замечательных детей, которым теперь придется жить в детдоме. Уж не в том ли, куда Сережина мама шмотки и инвентарь возила? А я, получается, привезу пополнение.

Бухгалтерские бумажки даже не смотрел – мощностей московского БХССника хватило с лихвой, потому что никто ничего особо и не прятал. Ну утрясается, ну усушается, ну не сходится дебет-кредит – пофиг, главное же товарищу капитану занести.

Погрузив в «таблетку» и бухгалтершу, добрались до ее дома, и пришлось снова смотреть на плачущих детей. Эти – хуже, потому что от пяти до десяти возрастом. Их мама сдала ухоронку с жалкими полутора тысячами, прибыл новый участковый – запоздал, бедолага – и мы оставили детей ему на попечение.

Далее – в сельпо, где – тадам! – у продавщицы тоже оказалось трое детей, но, к счастью, с отцом-трактористом и подростки. Ухоронка – немножко золота. Этой нормально, запрет работать в сфере торговли и условка, так что ее отпрыскам на газетках расписался уже почти нормально.

В райцентре сгрузили незаконно задержанных (а как еще это назвать?!) граждан СССР во взятый московскими гостями под контроль околоток для нормального оформления всего и вся, и отправились в следующий колхоз.

– Плохо, Сережа? – шепнула грустно таращащемуся в окно мне Виталина.

– Очень, – признался я. – Но если взялся – делай. Я-то причем? Законы есть, законы нужно соблюдать. Я здесь вообще чисто таран, причем изо всех сил смягчающий наказания для нижнего звена.

Оправдывайся.

– Если бы БХСС работал нормально, мне бы вообще здесь быть не пришлось!

Андрей Викторович поежился.

Что с тобой случилось, Сережа? Смотри – здоровые мужики трясутся. Да от меня целый Андропов бледнеет!

– Хочешь я попрошу, чтобы подбирали дела с бездетными? – щедро предложила Виталина.

– Нечестно же, – грустно улыбнулся я ей. – Не переживай, агент Вилка, профессиональную деформацию уже не остановить, и дальше будет только легче.

Вплоть до расстрельных списков.

Глава 10

Бывают такие дни, когда тяжелая от недосыпа голова, немножко ноющие ноги и сонная апатия ко всему воспринимаются как дары свыше – когда туловищу плохо, на душу обращать внимание совсем не хочется.

Домой отрубившегося в машине меня вчера привезли в половину шестого. Сил хватило только брюки снять, а еще через час меня мягко разбудила сочувственно улыбающаяся мама. Сама на экзамен не пошла – все равно ведь гарантированно сдам, так чего ей, беременной, таскаться? Почти наступил волнительный этап, когда новый родственник в любой момент может захотеть выйти в наш дивный, несмотря на проделки безволосых обезьян, мир.

На улице прохладно, поэтому поверх школьной формы надел ветровку, а в здоровой руке – букет красных роз, по одной каждой даме из экзаменационной комиссии. Не взятка, а вежливость и уважение! Мужикам дарить ничего не буду, пусть довольствуются идеальными ответами на вопросы.

Для разнообразия иду в школу один. Я теперь официально самостоятельный, потому что с сегодняшнего дня мне повязку носить не нужно. Но шевелить изрядно похудевшей за времена ничегонеделания конечностью все-таки стараюсь поменьше. Можно играть на клавишах! Пальцы, правда, слушаются так себе, но это временно. Еле отговорил маму за завтраком поставить мне в комнату пианино. Для дела я могу поиграть в других местах, а для души мне больше нравится гитара. Вот возвращения к ней жду прямо с нетерпением!

Из-за меня расписание ребятам немножко перетасовали, чтобы потребные педагоги могли замечательного мальчика послушать, и жутко довольная Таня осталась дома спать – ей аж к третьему уроку. Хорошая такая – старается поближе ко мне держаться, и даже дверь шкафа на ночь перестала закрывать. Плохо братику Сереже потому что, а значит – надо помогать! А еще – округляется где надо и хорошеет мордашкой. Замуж выдавать будет одно удовольствие!

Директриса встретила меня на входе в школу, получила цветочек, и, взяв его в одну руку, а во вторую (очень аккуратно) мою левую, повела меня в выделенный под мероприятие кабинет.

– Волнуешься, Сереженька? – спросила она, заглянула в лицо, заметила синяки и заботливо добавила. – Не выспался?

– Немножко стыдно из-за чудо-головы, – смущенно улыбнулся я. – Ребята-то месяцами материал зубрят, стараются, а мне – слишком легко. Получается нечестно!

Работа на образ не должна останавливаться.

– Да ну что ты такое говоришь, Сереженька?! – всплеснула она свободной рукой. – Ты же этого не просил! А если что-то дают, значит так надо!

– Дают – надо брать, – согласно кивнул я.

– И оправдывать доверие! – назидательно добавила она.

– За это не заплатишь, но это не бесплатно, во стократ приумножь и верни обратно. Новое «спасибо» я сказать готов, весеннее тепло сделать соком плодов, – процитировал я.

– Вот видишь – и сам все понимаешь! – умилилась директор, и аккуратно, чтобы не взлохматить аккуратно уложенные мамой волосы, погладила меня по голове.

Вошли в класс – учителя-предметники уже на месте, вместе с коллегами из других школ. Часть – из школы будущей. Знакомиться пришли, получается, на диковинку посмотреть. Дамы из ГорОНО – в наличии. Поздоровался, вручил цветочки, тут же нашлись ёмкости с водой, и столы немножко украсились. Мужики вроде не обиделись, а если и да – мне-то что? Давай, самоубийца, попробуй наследного (через одного) принца «утопить».

Билет первый – алгебра.

– Тебе хватит двадцати минут на подготовку, Сережа? – спросил Илья Васильевич – наш математик.

– А я уже готов! – нескромно заявил я, взял мел и пошел к доске отвечать, краем глаза наблюдая за глядящей на розу перед ней учительницу литературы.

Да, именно такие тебе домой и носят! Вы у нас гуманитарий, Виктория Викторовна, но два и два складывать уметь должны, верно?

– У кого-нибудь есть дополнительные вопросы, товарищи? – спросила директор, когда я закончил.

Вопросов, ясен пень, не оказалось, и первая «отлично» украсила дневник.

Еще час, и процесс завершен! Полный дневник пятерок будет показан родительнице для получения награды в виде поцелуев в щечки. Товарищи педагоги меня поздравили, пожелали стараться так же и в следующем учебном году, и я пошел на выход. Прозвенел звонок, и в коридор выбежали ребята. Не всем ведь к третьему уроку, параллель-то учится. Задержался, пообщался. Мордашки все еще радуют! Нет, на Сойку не обижаюсь, но обижусь на тех, кто будет распускать про нее сплетни. Часть девочек посмурнела – уже успели, получается. Ничего, кровавый режим должен уметь прощать.

Звонок зазвенел снова, и учителя загнали всех обратно в классы. Можно идти домой.

– Сережа! – у выхода на лестницу окликнул меня знакомый голос.

ЙЕС!!!

– Да, Виктория Викторовна? – обернулся я к учительнице литературы.

Она подошла, и, смущенно отводя глаза, спросила:

– А ты сегодня вечером занят?

Хо-хо, да это просто праздник какой-то!

– Не занят, – с энтузиазмом покачал я головой.

Щас домой приду, маму оценочками порадую, покемарю часика три и буду готов ко всему, как и положено пионеру!

Учительница обрадовалась, и уже смелее выдала заоблачной притягательности предложение:

– Тогда не мог бы ты прийти ко мне в гости в шесть часов?

Бросило в жар, по телу пробежала сладкая истома, за спиной распахнулись невидимые крылья.

– Конечно, Виктория Викторовна! – с улыбкой кивнул я. – С тортом приду, можно?

– Я хотела сама испечь, – хихикнула она. – Но, раз так, приготовлю что-нибудь другое.

– С удовольствием попробую! – пообещал я, и мы временно попрощались.

Домой летел чуть ли не вприпрыжку – легендарное «сегодня мне дадут» работает без исключений! А? КГБ следит? Ну и пусть завидуют – Виктория Викторовна так-то красивая, и фигурка у нее замечательная. И взрослая! И училка! Вот здесь барьеров никаких – такой шанс выдают раз в две жизни, и это еще щедро! Если сольюсь, мне сама Вселенная не простит!

О, знакомая мордашка – из метро на поверхность выбралась «разбитная Катюха», с которой мы давным-давно целовались в Сокольниках. Изменилась: собранные в «конский хвост» волосы стали почти черными (краситься перестала, надо полагать), одета скромно – в черную юбку ниже колена, белую блузку и не застегнутый по случаю тепла тонкий серый плащик. На ногах – сапожки на высоком каблуке, на плече – отечественного производства сумочка. Стала только лучше, на мой взгляд.

Она меня тоже узнала и с улыбкой помахала рукой:

– Привет!

Сегодня на меня решил пролиться настоящий дождь из симпатяжек!

– Миллион лет не виделись! – помахал ей в ответ, подошел. – Привет! Как оно?

– В шарагу иду, – зевнула она. – Вторая смена. А у тебя?

– Сдал экзамены за седьмой класс на «отлично», – похвастался я.

– Какой хороший мальчик! – ехидно улыбнулась она.

– Я такой, да! – не смутился я. – Если есть немножко времени, можем слегка отметить вон там, – указал на номерную столовку неподалеку. – Перекусим, поболтаем. Угощаю!

– Ты, говорят, буржуй теперь? – с лишенной подколов улыбкой спросила она.

– Очень, – подтвердил я.

– У меня парень есть, Сережка, и я его люблю, – убрав улыбку с лица, мягко «обломала» она меня.

– Все равно я еще маленький, – легко схавал я облом.

Потому что Виктория Викторовна уже почти в моих руках, так чего переживать?

– Просто посидим, поговорим, какао попьем, – добавил я. – Без задней мысли и далеко идущих планов.

– Если «без задней мысли», тогда пошли! – хихикнула она, и мы пошли.

Пятиминутка на рукопожатия и раздачу автографов персоналу и немногочисленным посетителям, и можно присоединиться к нагружающей поднос салатом из огурцов-помидоров со сметаной, булочкой с маком и какао Кате. Себе взял щи, пирожок с капустой и тоже какао.

– Я завтракала час назад, – обосновала девушка свой скромный выбор, когда мы уселись за стол.

– Логично, – оценил я. – На кого учишься?

– На повариху, – не стала она скрывать, откусила булочку, прожевала, запила. – Стабильные сто рублей в месяц!

Серьезно? Соточка? А как на такую зарплату выживать, если не «утрясать» и не «усушать»? Охренеть просто – я думал хотя бы как у мамы. Разница в двадцать рублей в СССР прямо ощущается.

– Зато холодильник всегда полный, – беззаботно добавила Катюша, вонзив вилку в помидорку и доверительно поведала. – У меня мама в 73-й столовке работает.

Был там – котлеты хорошие, «микояновского стандарта». Ну не в поварах на местах проблема потому что – а что делать, если по пути кусок условного мяса «усыхает» на добрую половину, а у тебя зарплата в сто рублей?

– А отец кто?

– А отец – токарь-передовик, в кооператив вот переехали на той неделе, – гордо похвасталась Катя.

Да ты же блин хорошая девочка! Здорово, что я сразу так решил. Ну погуляла, ну и что? Гормон всех точит.

– А чем вызвана такая радикальная смена имиджа? – спросил я.

– «Имиджа»? – не поняла она.

Объяснил.

– Да уж точно не из-за тебя! – фыркнула она и вздохнула. – Меня из Комсомола выгнать хотели, отец выпорол так, что неделю сидеть не могла. Маме пришлось с подарками идти, унижаться, – закусив губу, она добавила. – Стыдно стало! Я что – и впрямь шалава?!

Вот тебе и не «из-за тебя». Остальное, конечно, тоже важно, но это она так оправдывается – ну не может признать, что ее пионер перевоспитал!

– Такая ты симпатичнее! – честно отвесил ей комплимент.

– Ты же говорил «без задней мысли», – с улыбкой напомнила Катя.

– И это так, – покивал я. – Но мы же материалисты, и должны называть вещи своими именами. Ты – объективно похорошела.

– И курить бросила. И пить тоже. У меня парень – спортсмен, на физрука учится, – продолжила она делиться личностным ростом. – Мы с ним в Сокольниках по утрам вместе бегаем, – хихикнула. – Кроссовки мне подарил, вагоны по ночам разгружал.

– Хорошо, когда у хороших людей все хорошо, – с улыбкой порадовался я за них.

– Ты тоже хороший, Сережка, – умилилась она.

Очень хорошо отправляю осиротевших детей в детские дома. Твою мать – Сойку-то я подстраховал, а вот жене председателя с детьми теперь полный пиз*ец. Пока при должности глава семьи был, кто полезет? А теперь-то все, теперь можно вымещать вполне оправданную на самом-то деле ненависть. Но дети-то причем?

Отогнав мрачняк, потрепался с Катей о фигне еще минут десять, пообещал выход песни «про нее» в диапазоне от пары месяцев до года, и мы попрощались. Где тут телефон-автомат? Разумеется, никакой охраны семье председателя не светит, но пару путевок в «Артек» для детей я выбил, на июль, чтобы упаси боже не встретиться. Жалкий. Для убывших в детдом получилось достать путевки попроще, в пионерлагерь в Грузии, но тоже на море. Немножко подмазал совесть зеленкой, но все равно грустно.

Да к черту! Я чтоли вот так систему выстроил, что никто нихрена не делает? Какой с пионера спрос? Я еще маленький, я – только начал, я – объективно для столь малого промежутка времени в новом мире супер полезный! Ну не дают мне системные проблемы разгребать – у нас же «коллегиальное принятие решений», мать его! Завтра Вилку поэксплуатирую – настучим с ней доклад на тему «Проблемы колхозников и способы их преодоления», который отправлю деду. Тоже зеленка для совести – проблема-то сложная, и мои крупные мазки вызовут максимум снисходительную улыбку. Да в пятидесяти километрах от Москвы – уже как будто другая страна! Одна образцово-показательная улица, а вокруг – древние деревянные избы и грязюка по колено. В других посещенных колхозах вообще асфальта не было! Про газификацию, водопроводы и канализации я вообще молчу – конь не валялся. Колхозники натурально самый угнетенный класс в СССР этих времен. И это – в «государстве рабочих и крестьян». Может больше пряника этим самым крестьянам тогда выкроить?

Ну нельзя колхознику хорошо жить – это ж получается «окулачивание» деревни! Почему я такой умный и классный, а в Кремле сидят одни конченные? За исключением товарищей Андропова и Косыгина, разумеется! Нет, само собой, существует немало колхозов-передовиков, где живут реально очень хорошо, но сколько таких? Да мы, занимая одну шестую часть суши, хлебушек импортируем! Это же пи*дец! Зато целину распахали, ввалив чудовищные ресурсы. Как там, норм урожайность при пыльных бурях и эрозии почв? И борщевик еще! Кто вообще счел это хорошей идеей? В Кремле вообще помнят, как сельское хозяйство на практике, а не в липовых бумажках работает?

– Всех к стенке! – буркнул обиженный на старших товарищей мальчик, пнул пачку из-под «Беломора» и пошел домой, устраивать себе «тихий час».

* * *

– Сердце красавицы склонно к измене и перемене… – напевал отоспавшийся, абстрагировавшийся от мыслей о том, «как нам обустроить Россию» я, стоя у зеркала и завязывая галстук. В кармане – оптимистичный десяток презервативов. Я же молодой, я же смогу!

Причесавшись, присмотрелся к отражению и остался доволен. Ну чем не красавец? Повезло мне с новой оболочкой – права Виталина, «хорошенький». Но «хорошенький» – это не «красивый», до этого нужно немного подрасти. Впрочем, Виктория Викторовна уже прониклась, так что пофигу!

– Я гулять! – проинформировал я сидящую на кухне семью.

– Не позже одиннадцати чтобы дома был! – проявила мама заботу.

Компромисс – раньше было «до девяти», но за мной, во-первых, КГБ 24/7 приглядывает, а во-вторых: если из «рабочих поездок» можно поздно возвращаться, какого черта веселыми делами заниматься разрешают только до девяти? Почти несправедливо!

Заказал такси – «борта» за мной прикрепили специальные, с особо надежными таксистами-стукачами. Стукачи – мои союзники, если что, поэтому никакого пренебрежения, а тем более – презрения. «Понятий» нам здесь не надо, мы будем гражданское общество строить, когда органы обеспечения правопорядка – не враг, а дисциплина в обществе поддерживается каждым его членом. Как в Европе, да – там-то стучат все на всех и охотно, поэтому и метафорически ходят строем. А у нас ВОРЫ В ЗАКОНЕ чуть ли не небожителями в массовом сознании стали в какой-то момент, а писать заявление, если тебя, например, запинали толпой – «не по-пацански». Надо собирать свою толпу и запинывать в ответ. И так по нарастающей, до первого трупа, когда волей-неволей приходится органам подключаться. Ноль «блатняка» в инфополе солью – «тюремная романтика» зараза покруче гриппа.

Хватит думать о Родине, иди училку тискай!

Взбодрившись, вышел из подъезда, сел в машину, поздоровался с товарищем по имени-отчеству, и мы под очень вовремя заигравшее по радио «Зеленоглазое такси» покатили к «Праге», где мне всегда не против выдать предварительно согласованное «Птичье молоко» – цех цехом, но все еще диковинка. Товарищу педагогу понравится!

Немного подпрыгивая от энтузиазма, вбежал на третий этаж и позвонил в нужный звонок. Коммуналка, да.

С улыбкой открывшая дверь Виктория Викторовна, одетая в скромное приталенное черное платье, немного подкрасившая глаза и губы и завившая кудряшки заставила нервно сглотнуть – это все мне? Правда? Спасибо, уважаемая Вселенная!

– Здравствуйте! – вручил ей коробку с тортом.

– Здравствуй, Сережа, – она приняла коробочку и велела. – Проходи.

Таращась на шикарную филейную часть любимой учительницы (Да я ее после сегодняшнего вечера в спецшколу запихаю, чтобы «оставляла меня после уроков»!), прошел за ней по длинному, на десяток комнат, коридору, мне показали где тут моют руки, и мы оказались на кухне с богато накрытой поляной на трех сдвинутых столах, за которыми, надо полагать, сидели очень обрадовавшиеся моему приходу соседи в количестве семнадцати разновозрастных человек, среди которых…

– А это доченька моя, – с любящей улыбкой Виталина Викторовна погладила между косичек сидящую рядом с бабушкой (не родная), одетую в желтенькое платьице большеглазую темноволосую девочку лет трех. – Люба.

Поздоровался с Любой, отвесил «красавица – вся в маму». Ну ребенок, ну и что? Все еще красива, все еще училка, а в штанах все еще брожение. И нет, на позицию «папы» пионера (даже такого) фиг кто будет на полном серьезе рассматривать. А вот в качестве редкого трофея – почему нет? Сейчас Люба угостится тортиком (хорошо, что большой взял, точно на всех хватит), начнет клевать носом и неминуемо уснет. Ну а там…

Следующие полтора часа отрабатывал статус «высокого гостя», оправдывая доверие явно гордящейся организованным мероприятием Виктории Викторовны. Да я и не против поотвечать на вопросы, потолкать тосты (в том числе обязательное «за Сталина!») и почитать стихов под очень вкусные вторые блюда, салаты и лимонад (но налить чего покрепче дедушка с хитрыми глазами предлагал), пока гормоны, так сказать, «настаиваются» – будет только лучше!

Тортик привел народ в восторг, а ответ на вопрос «где взял?» – расстроил, потому что «пока только по великому блату, извините, но работа идет, и скоро появится в кулинариях». Посиделки подошли к концу, и мы с Викторией Викторовной и зевающей (как и ожидалось!) Любой пошли в их комнату.

Размер – чуть меньше моей первой обители, на полу хороший ковер, у стены – диван, который мы с учительницей и будем проверять на прочность – больше негде. Напротив дивана – конечно же стенка. Не очень, потому что отечественная. Содержит в основном книги, хрустальный сервиз, черно-белый телек и несколько фотографий.

– А я и не знал, что вы замужем, Виктория Викторовна, – прокомментировал я фотку, на которой рядом с педагогом стоял дородный усатый мужик в брюках и рубашке, держащий на руках, надо полагать, Любу двухлетней давности.

Немного совестно, но я-то причем? А еще – на роль «папы» меня не рассматривают в двойном размере.

– Я кольцо потеряла, представляешь? – смущенно улыбнулась она. – Даже не знаю, как так угораздило – четыре года носила, один раз сняла – и все, никак найти не могу. Федя на Севере работает, мы на квартиру копим, но потом обещал новое подарить, – с любящей улыбкой посмотрела она на фотографию.

Нет, такие не «левачат». Любит своего Федю. Ничего мне здесь не обломится, походу.

– А это он вам подарил? – спросил я насчет вазы с розами.

– Нет, это я не знаю от кого, – с растерянной мордашкой призналась она. – Хорошо, что мужа нет – он у меня ревнивый, подумает чего.

Понял, отменяем. Спустя два букета отменяем, чтобы не настолько подозрительно.

Виктория Викторовна подошла ко мне поближе и смущенно призналась:

– Сережа, мне очень неловко…

Мне дадут!

– Но я немножко сказки пишу, много лет уже, не мог бы ты их оценить? – отчаянно краснея и пряча глаза, тихо закончила она фразу.

Нет, не дадут. Офигеть ты губу раскатал, пионер! На дворе, вообще-то, святой 1969 год, и люди работают немножко по-другому. Нет, уверен, любительницы пионеров имеются, но Виктория Викторовна оказалась не из таких.

Захотелось с матюгами свалить, громко хлопнув за собой дверью, но благоразумие и человеколюбие взяло вверх: больно уж тяжело ей эта просьба далась, почти плачет вон, ручки заламывает. Если хотя бы минимально годное, пробью уже не настолько любимой учительнице публикацию – сказок же много не бывает, а делать добро я люблю. Мне же это все равно ничего стоить не будет, так какая разница?

– Сказки – это здорово! – широко улыбнувшись, похвалил я Викторию Викторовну. – С радостью почитаю!

Просветлевшая учительница усадила меня на диван, села слева от меня, (не так близко, как хотелось бы, но чего уж теперь), справа забралась Люба, и ее мама начала читать вслух сказку о хитром барсуке, не менее хитрой лисе и честном медведе.

Да хоть щас мультик снимай – реально хорошая! Люба в процессе задремала и вырубилась, обняв выданную мамой подушку, и я попросил:

– Виктория Викторовна, можно я сам дальше дочитаю? Так быстрее получится, а то, извините, мама к одиннадцати велела дома быть, а уже почти девять. И другие рукописи я бы тоже очень хотел почитать.

– Тебе с собой дать, Сережа? – предложила очень довольная такой реакцией учительница.

– Обычно выражение «впитывает как губка» используют в качестве гиперболы, но в моем случае восприятие информации так и работает, голова-то необычная, – пояснил я, аккуратно вынул из рук удивленно на меня взирающего педагога тетрадку, пролистал. Пара секунд на осознание, и выдал вердикт. – Очень хороший, светлый финал! А еще мне понравился момент, где… А еще…

Виктория Викторовна убедилась, что я и вправду «впитываю», и выдала мне еще пять тетрадок. Чистовики, надо полагать – ни помарочки, ни ошибочки. Впитал и это.

– Можно взять вот эту? – попросил тетрадку номер четыре, со сказкой про ищущего единственного малька отца-карася, который по пути встречает других рыб, лягушек и даже рака.

«В поисках Немо», русская версия! Ну, в плане концепции, имею ввиду.

– Отнесу в Минкульт, старшие товарищи тоже почитают, и, если им понравится – а им скорее всего понравится, быть вам профессиональной писательницей, Виктория Викторовна, – пояснил я ей план, подхватил тетрадку и поднялся с дивана. – Хорошо? – взбодрил впавшую в прострацию учительницу.

Обычно в редакции носят, но я-то необычный мальчик. Сами потом определят, где лучше разместить – «Пионерка» уже без пяти минут мной захвачена.

– Да! – с горящими глазками пискнула она, подскочила и аккуратно (все помнят, что я раненый) меня обняла. – Спасибо, Сереженька!

– Пока не за что, Виктория Викторовна! – мягко отстранившись (нефиг тут лишние стояки провоцировать), улыбнулся я ей. – Хорошие сказки нужны всегда, а ваши прямо очень хороши. Рукопись завезу прямо завтра – мне все равно в Минкульт надо, попрошу товарищей сильно не затягивать, но, извините, точных сроков принятия решения не назову – я же еще маленький.

– Ничего, Сережа, ты обязательно подрастешь!

Какая милая улыбка, и какой огромный облом!

Понуро спустившись по лестнице, вышел из подъезда и рухнул на лавочку. Устремив взгляд в украсившееся первыми вечерними звездами небо, тихонько провыл:

– Да вые*ите меня кто-нибудь уже!!!