Текст книги ""Фантастика 2024-130". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Сергей Малицкий

– Ага, – пролепетала Нега. – Оно двинулось к нам.

– Так стреляй же!

Нега успела выпустить с десяток стрел. Ни одна из них не прошла мимо цели. И ни одна из них не причинила ужасной твари заметного ущерба. Зверь неторопливо бежал навстречу путникам, помахивая хвостом, лишь опустив голову и выставив вперед широкий лоб, в который и тыкались стрелы. Или у него была непробиваемая кожа, или эта тварь вообще не чувствовала боли.

Лук остановился у вспучившегося на высоту колена толстого корня. Упер копье, облизал верхнюю губу, подумал о том, что если зверь так и будет медленно двигаться навстречу, то одной из его будущих жертв придется вытаскивать меч. Вряд ли он сможет загнать копье Намувая в чудовище, если чудовище само не сделает того, чего от него ждет Лук, – прыжка.

– В глаз! – попросил Лук Негу. – В глаз!

Нега закинула лук за спину, когда до зверя оставалось два десятка шагов. Она рванула полы куртки, в следующую секунду в воздухе сверкнула искра метательного ножа – и довольный рык чудовища сменился истошным визгом. Нож почти полностью скрылся в глазном яблоке. Зверь закружился на месте, завизжал так, что Лук поднес руки к ушам, и почти сразу же прыгнул.

Вот уж чего Лук не мог предположить, что двадцать шагов можно преодолеть в прыжке с места. Он даже не успел присесть, отпрыгнул, упал в сторону, надеясь, что и Нега успеет уйти от атаки чудовища, и в это самое мгновение зверь обрушился на приготовленную ловушку.

Древко копья Намувая с треском лопнуло, но наконечник успел разворотить грудину твари, и недавний визг показался Луку всего лишь визгом. Теперь это вновь был вой, но не тот, который обдавал холодом. Этот вой сбивал с ног. По крайней мере Нега, которую Лук, к собственному облегчению, разглядел за ужасным силуэтом, упала при первых его звуках. И тут Лук заорал сам. Заорал что было силы, потому что и Нега не сразу сумела подняться, и зверь начал поворачивать в ее сторону ужасную морду, и остановившиеся было загонщики снова двинулись вперед.

Тварь медленно повернулась к Луку. Из ее развороченной грудины раздавалось шипение, морда была обагрена темной, почти черной кровью, но лапы не дрожали, и черные губы, которые начали обнажать клыки, тоже двигались без дрожи. И тогда Лук побежал.

Он побежал чуть в сторону. Побежал так, чтобы Нега, которая наконец поднялась и двинулась к дереву, не попалась на единственный глаз зверя. Побежал так, чтобы и загонщики устремились за ним, чтобы они упустили его названую сестру. Побежал, надеясь лишь на одно: что зверь не прыгнет, а тоже побежит вслед за ним. И зверь побежал. И в тот краткий миг, когда между ними оставалось не более десяти шагав, Лук повернулся.

Курант называл этот прием «спиралью». Самым сложным в нем было то, что требовалось мгновенно переносить вес с одной ноги на другую. Если прием выполнялся правильно, то преследователь пробегал мимо мнимой жертвы и подставлял ей спину. Враг не должен был даже предположить, что можно так резко изменить направление движения. А всего-то, казалось бы на первый взгляд, обратить прямое движение во вращательное. Но сколько потребовалось часов и дней, сколько утомительных повторений, сколько было недовольства Куранта и недоумения самого Лука! Зато теперь старик был бы доволен.

Лук повернулся на правой ноге так, словно пробегал мимо столба и ухватился за него локтем. Настоящий столб его бы не выручил. Хотя бы потому, что его правая рука уже лежала на рукояти меча, и, когда он вновь повернулся к зверю, во вращение добавился блеск черного клинка. Перед ним была не спина противника – мимо проносился черный, лоснящийся бок страшного существа, и Лук успел подумать, что сейчас лезвие скользнет по толстой, непробиваемой, словно панцирь, шкуре, зверь развернется, и придет конец недолгой жизни последнего из Сакува. Лезвие не скользнуло. Оно вскрыло смертоносную тушу от правой лопатки до бедра. Вскрыло вместе с ребрами, которые блеснули в багровой плоти белыми овалами, и вслед за тем отвратительные, вонючие внутренности хлынули на пронзенную корнями землю.

– Бежим! – раздался крик Неги.

Они взлетели на высоту в три десятка локтей так, словно взбирались не по неровностям окаменевшей от времени древесной коры, а бежали по ступеням широкой лестницы. Груда плоти, в которую обратилось чудовище, еще дергалась, хрипела, но окружившие ее твари, которые и в самом деле напоминали хиланских собак, но собак отвратительных, приснившихся в кошмарном сне, рвали бывшего предводителя на части.

– Ничего, – услышали они мягкий, чуть напряженный голос. – Сейчас сожрут и уберутся. Если бы вас сожрали, тоже убрались бы. Гончие Пустоты забавляются по-разному, но нажраться могут только человеческой плотью или друг другом. Обычно какая-то из этих собачек попадается в ловушку, и тогда собратья разрывают ее на части. Вот только с крупной мерзостью справиться очень сложно. Не пойму, как вам эго удалось?

Лук обернулся. На едва приметной расщелине в коре, за которой, очевидно, скрывалось дупло, стояла молодая женщина. Ей было чуть больше двадцати. Она не могла считаться красавицей, но вызывала симпатию. Еще большую симпатию она могла бы вызвать, улыбнувшись, но только чуть приметные морщинки у уголков рта намекали, что улыбаться ей приходилось чаще, чем хмуриться. Сейчас все ее лицо: и коротко остриженные черные волосы, и сдвинутые брови, и подрагивающие скулы – все говорило о том, что она обеспокоена. Незнакомка запахнула поплотнее куртку, похожую на ту куртку, которую носил Намувай, поежилась, словно выбралась из каменной пещеры, и продолжила:

– Это маленькая охота гончих Пустоты. Такие тут бывают каждый месяц, но случается и кое-что пострашнее. Хорошо еще, что Хозяин Дикого леса редко заглядывает в среднюю долину. Хотя здесь достаточно и собственной мерзости. Меня зовут Хасми. Откуда у вас лук Намувая?

Глава 10
ХАСМИ

Она спустилась на землю, убрала за спину копье, похожее на копье Намувая, короткий лук, похожий на лук Намувая, пристроила на коленях походный мешок, запахнула куртку, подняв воротник, словно припекающее солнечное пятно и красное небо обдавали ее холодом. Села, прижавшись к каменной коре. Замерла, уставившись перед собой, но, наверное, не видя ничего. Ни уже покинутых ужасом леса и пустоши, ни черного пятна, которое осталось от трапезы гончих Пустоты, ни незнакомцев, принесших ей горестную весть о смерти ее друга.

День клонился к закату. Посматривая на кажущийся уже близким хребет, среди зеленого покрова которого выделялась двуглавая вершина, Лук обошел дерево, подивился на забитые в трещины коры полоски кожи, ткани, раковины, цветные камешки, взобрался настолько высоко, насколько смог. Нашел воду. В дупле, которое на самом деле оказалось чем-то вроде пещеры, капал откуда-то сверху ручеек. Пригоршню можно было набрать за минуту. Вода ударялась о камень и уходила в трещины. Дерево было мертво, конечно, если оно и в самом деле было деревом, а не вырубленным из огромной скалы его подобием. Впрочем, те ветви, до которых Лук добрался тоже, оказались живыми. Живыми, несмотря на то что они брали начало из окаменевшей плоти. Наполнив мех водой, Лук спустился, дошел до черного пятна, отыскал среди обглоданных дочиста костей нож Неги и наконечник копья Намувая. Оружие не было погнуто, но пришло в негодность. Ржа изъела его и превратила почти в труху. Казалось, что безжалостное время погрузило сталь в сырость и продержало там столетия. Лук в ужасе выдернул из ножен меч, но на нем не было ни царапины, ни штриха. Он вернулся к Хасми, возле которой сидела Нега, и положил перед подругой Намувая то, что осталось от его оружия. Она не сказала ни слова.

Она не сказала ни слова и не шевельнулась и тогда, когда Нега развернула мешок Намувая и выложила на него все прочее, что осталось у спутников от сына Арнуми: лук, тул со стрелами, соль, мазь, ягоду, зерно, мед, котелок, кисет с хвоей, браслет. Лук добавил к этому обломок стрелы в крови Намувая, снял полоску кожи с запястья, положил рядом каменный нож. Хасми молчала и смотрела перед собой.

Когда сумрак поглотил пустошь, а лес неподалеку наполнился рыком и свистом, Лук попытался заговорить с Хасми, но в ответ снова не услышал ни слова. Тогда он распаковал припасы, собранные в дорогу им с Негой еще Саманой, раскрошил сухари, разорвал на волоконца вяленую рыбу, отнес порцию Хасми. Она вновь не шевельнулась. Тьма над пустошью казалась кромешной, но Лук разглядел, что подруга Намувая сидит в той же самой позе, прикрыв глаза. Он наклонился и прислушался. Она дышала. Медленно и чуть слышно.

Хасми заплакала утром. Вздрогнула, словно вынырнула из забытья, подала вперед плечи и вдруг зарыдала горько и неудержимо. И, продолжая лить слезы, запихала в рот лежавшие у нее на коленях сухари и рыбу, выудила из мешка бутыль, глотнула из нее чего-то и принялась запихивать в мешок соль, мазь, ягоду, зерно, мед, котелок, убившую Намувая стрелу. Браслет погладила, приложила к щеке и защелкнула на правом запястье. Лук осмотрела, ощупала, только что не лизнула, взяла в руки тул, вытащила стрелы, перебрала все – те, что Нега собрала у некуманза, переломила по одной, поднялась, дошла до черного пятна и бросила их в зловонную жижу.

– Нельзя, – сказала, вернувшись. – Нельзя выпускать чужие стрелы. Все равно что покупать дом и ставить чужую печатку на купчую.

– Разве здесь есть дома? – пожал плечами Лук.

– Здесь нет, – сказала негромко, отворачивая лицо, покрытое разводами от растертых по скулам слез. – В Текане есть. Каждый охотник надеется рано или поздно перебраться в Текан. Все можно купить за деньги. Если денег много, можно даже стать мелким арува. Но мне теперь это не нужно.

– Это тоже чужое оружие. – Лук кивнул на оставленный на земле нож и полоску кожи.

Хасми не ответила сразу. Вздохнула, подняла лук, стрелы, протянула Неге:

– Возьми. Без лука в Диком лесу нельзя. У меня есть один, мне хватит… пока. Без копья тоже нельзя, но, я смотрю, вас выручило не копье? Покажи клинок, парень.

Лук потянул меч из ножен.

– Странно. – Она задумалась. – Даже если сразу протирать сталь после любой из этих тварей, протравка все равно остается. Да и нельзя вот так мечом распустить подобную мерзость… Ладно, пусть Пустота с этим разбирается. Двигался ты в любом случае ловко.

– Нож? – снова обратил внимание Хасми на каменное оружие Лук.

– В какой раскраске они были? – спросила она, прикусив губу.

– Красные полосы, перемежаемые зигзагами, – подала голос Нега.

– Возьми. – Хасми наклонилась, подхватила нож, обмотала его рукоять той самой полоской, затянула узлом у гарды. – Это ритуальный нож. Наверное, что-то из древности. Иногда некуманза разыскивают интересные штуковины в древних развалинах. Некоторые верят, что это оружие древних времен, носят его как свидетельство доблести, но по мне, так это просто камень. Если бы его удалось оживить, уж точно Хозяин Дикого леса не позволил бы некуманза разгуливать с ним. В любом случае это редкость, значит, охоту на вас объявило самое большое и самое богатое племя, то, чьи земли раскинулись от реки за хребтом и до моря. Похоже, что за вами были отправлены его лучшие охотники. Может быть, вы даже убили сына вождя. На полоске кожи написаны имена охотников и имя жертвы. Кто из вас Кир?

– Я, – опешил Лук. – Вообще-то я Лук, но и Кир тоже.

– Если бы эти охотники убили тебя, – она смотрела Луку прямо в лицо, – они бы ни в чем не нуждались до конца своих дней. Потому что на охоту их отправил Хозяин Дикого леса.

– Выходит, что он есть на самом деле? – удивилась Нега. – Среди бродячих артистов некоторые мамаши пугают им детей. Но чем ему насолили мы?

– Насолили Хозяину Дикого леса? – впервые усмехнулась Хасми. – Скорее вы бы срубили это дерево. Думаю, что вы чем-то вызвали неудовольствие Пустоты. Пустота правит всей Салпой, а не только Теканом. А Хозяин леса – ее слуга. А теперь расскажите мне, как вам удалось отбиться от некуманза. Я уже поняла, что Намувая взяли стрелой. Поняла и не удивлена. Ему всегда требовалось время, чтобы привыкнуть к лесу. Хотя бы пара часов. Правда, не думаю, что он смог бы уберечься от этих убийц. Они редкие гости в той части леса. Они разговаривают с лесом, как друг с другом. Говорят, что они могут заставить умолкнуть птиц, даже стихнуть ветер. Но вы тоже должны были быть убиты. Красные некуманза носят луки и копья. Подобраться к ним с мечом невозможно. Или почти невозможно. Они отличные воины и почти непревзойденные охотники. Их было шестеро. Как ты с ними справился?

– Это не я. – Лук прокашлялся, сунул нож за отворот голенища. – Это Нега.

– Ты? – не поверила Хасми, повернувшись к девчонке. – Как ты это сделала? Ну не этими же кривыми кинжалами? С ними бы ты погибла быстрее, чем твой приятель с мечом!

– У меня есть ножи, – покраснела Нега и распахнула куртку. В дневном свете блеснули десятки ножей, которые занимали места в специально сшитом Саманой кожаном жилете.

– Вот как, – прошептала Хасми и покачала головой. – Вы наемные убийцы? Зачем же Намувай взялся провожать вас до долины Натты? И почему Хозяин леса приказывает убить вас?

– Из-за одной глупости, которую я совершил, – пробормотал Лук и с досадой почесал затылок, стянув с головы колпак. – Но мы не наемные убийцы. Мы циркачи. Я расскажу тебе обо всем, если ты хочешь.

Когда Лук закончил рассказ, Хасми некоторое время молчала. Затем словно встрепенулась, посмотрела на Негу:

– Дай мне еще кусочек той рыбы, очень вкусно. К тому же у меня кончилась соль, так что поесть соленой рыбки сейчас самое время.

– Мы никого не боимся? – оглянулся Лук. – Мне кажется… или я чувствую, что на краю леса есть люди. Они смотрят на нас. Тут с четверть лиги… Хороший лучник легко снимет нас одного за другим.

– Нет. – Хасми уверенно замотала головой. – Не здесь. Конечно, если мы не говорим о ловчих иши, если Пустота соблаговолит им в их путешествиях по Дикому лесу. Некуманза или другие дикие охотники не тронут нас здесь ни при каких условиях. Или Дикий лес сам уничтожит их. Мы в безопасности у дерева и в течение часа после того, как отойдем от него.

– Почему? – удивилась Нега.

– Это мать всех деревьев, – почтительно поклонилась гиганту Хасми. – Сейчас она мертва, или почти мертва. С тех пор как над этим миром воцарилась Пустота, мать всех деревьев спит. Но ее дети, – Хасми повела вокруг себя копьем, – все видят и слышат. Поэтому в Диком лесу нельзя без особого обряда рубить ветви и стволы деревьев. В Диком лесу нельзя убивать без нужды. Мать деревьев священна, когда-то она была богиней этой земли и снова станет богиней, когда Пустота уйдет. Некуманза приходят поклониться ей, оставляют приношения, плачутся о своих обидах.

Хасми запнулась, проглотила комок в горле, продолжила:

– Когда мы уйдем, к дереву подойдут другие. И прочие точно так же будут ждать, когда уйдут они. Пусть даже им придется ждать неделю. Да, возьми этот кисет. Я не владею колдовством.

– Разве я владею? – удивился Лук.

– Мне кажется, что да, – бросила Хасми и горько заметила: – Намувай слишком полагался на свое чутье, на магию. А когда был со мной, полагался на меня. А полагаться нужно только на самого себя.

Лук посмотрел на Негу, вновь обратился к Хасми и столкнулся с ее взглядом.

– Ты хочешь спросить о чем-то? – Она смотрела на парня в упор. – Спрашивай, а то ведь в дороге болтать нельзя.

– Что мне делать с ножом? – спросил Лук. – Разве бывают боги? Разве Пустота не всегда была и не всегда будет? Почему на твоем браслете голубая эмаль с красной каймой? Ты поведешь нас к Натте?

Хасми прищурилась, наклонила голову, шагнула к Луку. Она была ниже его на ладонь. Одного роста с Негой. Все еще со следами размазанных по щекам слез, с рыжими глазами, со сталью в зрачках.

– Этот парень еще доставит тебе хлопот, – бросила охотница Неге. – Нет, он, конечно, достоин любви, но лучше бы ты выбрала кого-нибудь недостойного. Не знаю, нашла бы свое счастье, но хотя бы могла надеяться, что никто не убьет суженого. И никто не убьет тебя. А сейчас я в этом не уверена.

– Ты что? – удивился Лук. – Она моя сестра.

– Намувай тоже был моим братом, – кивнула Хасми. – Меня подобрал Нигнас под Гимой. Кусатара убили моих родителей. Я пять лет прожила в трактире Арнуми. Мечтала найти убийц, попасть в Запретную долину. Но потом дошли слухи, что те кусатара занялись разбоем на Хапе, и напротив Намеши их порубили ловчие. Так что моя месть не состоялась.

– Что за Гима? – не понял Лук. – Это какой-то городишко на краю Вольных земель? А Запретная долина – это где?

– Не представляю, – Хасми подмигнула вытянувшейся в струнку Неге, – как ты будешь его выносить? Он всегда такой болтливый?

– Обычно болтливой была я, – чуть расслабившись, призналась Нега. – Но он вовсе не обязан меня выносить.

– Обязан, – твердо сказала Хасми. – Если мужчина, даже такой молодой, почти еще мальчишка, то обязан. Впрочем, в Диком лесу взрослеют рано. Шестнадцать лет – молодой мужчина. Семнадцать – ветеран, который повидал многое.

– Я тут, если кто не заметил, – с досадой произнес Лук.

– Говорю для тебя. – Хасми пристально посмотрела ему в глаза. – Чтобы не болтать много, отвечу сразу на все вопросы. Нож можешь выбросить. Он мертв. Если бы он ожил, ничто бы тебя не спасло. Я не о некуманза говорю. Тут все опутано паутиной Хозяина леса. Это древняя земля, Пустота боится, что однажды она оживет. Даже она не смогла в полной мере вытравить из нее то, что пропитало ее за тысячи лет. Поверь мне, это не шутки. Да, Пустота не смогла сладить с Диким лесом в полной мере. Впрочем, она не особо и пытается. Так, забавляется время от времени. Тут даже Пагуба немногим отличается от того, что вы видели вчера. Но если Хозяин леса тебя почувствует, то маленькую Пагубу я тебе обещаю. Персональную. Но попадаться с этим ножом к некуманза я бы тоже не советовала. Пусть он и игрушка, но для племени он священен. В тот миг, как ты коснулся этого ножа, он считается оскверненным. И будет оскверненным, пока ты не будешь убит. Рано или поздно некуманза поймут, что их воины убиты, что нож захвачен, и устроят на тебя охоту.

– И что? – сдвинул брови Лук.

– Лучший способ для дичи уцелеть – убраться куда подальше. – Хасми рассмеялась. – Ну если ты перебьешь всех охотников… тогда придут новые. Бывают или не бывают боги – это рассуждения для мудрецов, вряд ли когда на моем лице вырастет седая борода. Хотя я и сама бы приложилась к источнику мудрости. Всегда ли была Пустота? А ты обернись к матери деревьев и спроси сам себя, есть ли что-нибудь под небом Салпы, что было всегда? Деревья вырастают из семени и ростка, горы складываются из камней и обрушиваются пропастями, человек рождается и умирает. Даже солнце, которое ползет по небу, и то, думаю, однажды зажглось и однажды погаснет. Но и этот спор не на мой зуб. Голубая эмаль с красной каймой на браслете означает, что я – частица клана Крови – хотела соединить свою жизнь с хорошим парнем из клана Лошади. Я поведу вас к Натте, потому что Намувай вел вас к Натте, а мы с ним не так давно были одним целым. Гима – это убежище изгоев или приют героев. Так ли это, точно не знаю. Но это маленькая крепость, которая находится в том месте, где хребты Восточных Ребер примыкают к вершинам Южной Челюсти. Запретная долина – это сердце Салпы. Попасть туда невозможно, поэтому, когда кто-то собирается совершить глупость или обещает несбыточное, у нас говорят, что он отправился в Запретную долину. Мы туда не пойдем. А пойдем мы сейчас туда. – Хасми махнула рукой на запад.

– Разве нам нужно не туда? – Лук посмотрел на юг. Над взметнувшимся зеленой волной хребтом серыми клыками возвышалась двуглавая вершина.

– Никогда не прокладывай свой путь так, чтобы все видели, куда ты идешь, – отчеканила Хасми и зашагала на запад.

Три последующих дня Лук во все глаза наблюдал за Хасми, пока не понял, что он учится у охотницы. Больше всего она напоминала ему мелкого хищника, который постоянно выслеживает добычу, но ни на секунду не забывает, что и сам может стать жертвой более крупного охотника. По лесу Хасми передвигалась бесшумно, опасные, как ей казалось, места проходила с подветренной стороны, несколько раз уверенно двигалась мимо какого-то, как она говорила, зверя, который как раз теперь сыт. Показывала съедобные плоды и травы, отмечала лечебные и ядовитые их разновидности, легко определяла направление, не забираясь на деревья. Лук наблюдал за охотницей, узнавал в ней учителя Намувая и сам ловил взгляды Неги, которая посматривала на него уже другими глазами, в которых ему чудилась досада и даже обида. Порой в голову лезли сущие глупости, но Лук только мотал головой, думая, что стоит перебраться на другой берег Хапы, и ему действительно придется задуматься о чем-то серьезном, а всякие каменные ножи, какие-то матери деревьев и не слишком гостеприимные некуманза останутся в Диком лесу.

Между тем сам лес и в самом деле рядом с Хасми казался не только не слишком опасным, но и вполне подходящим для неспешной прогулки. Под густыми кронами травы почти не было, о змеях и опасных насекомых Хасми словно знала заранее, а галдящие над головами их увеличившегося отряда птицы летали без излишнего любопытства. Целый день Хасми вела их на запад, потом устроила ночевку на островке среди трясины, куда провела по подрагивающему ковру травы, обходя не только невидимые спутникам «окна», но и всякое место, где можно было бы замочить ноги. Зато на островке им удалось развести костерок, и спутники после долгого перерыва насытились густым горячим варевом. Да и сон на выложенных на сучья пластах мягкого мха оказался гораздо более приятным, чем он же на широких сучьях на высоте в несколько десятков локтей. Тем более что оказалось немало способов, которые отгоняли надоедливую мошкару не менее действенно, чем пыльца речной кувшинки. Порой откуда-то снова накатывали волны ужаса, но они были едва различимы. Нега ежилась, Лук косился на Хасми, но она оставалась невозмутимой.

Под утро Лук забеспокоился по-настоящему. Что-то было не так. Нет, он не чувствовал опасности, или не чувствовал опасности близкой, но какая-то дальняя тревога пробивалась к нему, заставляя ощупывать собственное тело, голову, руки, ноги, пока пальцы не наткнулись на кисет с хвоей. Лук распустил завязки и запустил пальцы в сухую смесь.

– Что скажешь? – ухмыльнулась в утренних сумерках Хасми. – Почуял что? Намувай точно так же пальцы в кисет пихал. Где сыпал-то в последний раз?

– На могилу, – прошептал Лук. – Точнее, не на могилу, а на тела некуманза. Мы сложили их поверх могилы.

– Далековато, – удивилась Хасми. – Намувай дальше пяти лиг не слышал. А как ты чувствуешь? Словно зуд на коже или в костях?

– Внутри, – объяснил Лук. – Не зуд, но что-то такое внутри пальцев.

– Тогда люди, – уверенно сказала Хасми. – Если вглубь отдача уходит, значит, люди. Зверь разворошит – порой и не почувствуешь, если только по коже, а внутри – люди.

– А как набирать эту хвою? – спросил Лук.

– Да проще не бывает, – скривила губы Хасми. – Хоть хвою, хоть зерно, хоть песок, хоть пыль дорожную. Набираешь, кладешь в кисет, а как спать, ладонь запускаешь в тот же кисет и так спишь. К утру средство твое готово будет. Забывать только не надо, что по разбросанному тобой как ты видишь, так и тебя видят.

– Колдовство в Текане запрещено, – заметил Лук.

– Так и убийство запрещено, – пожала плечами Хасми, – однако немало народу гибнет.

– И кто там? – спросил Лук, обернувшись к северу.

– Вглядывайся, может, и разглядишь, – принялась раздувать под котелком костер Хасми. – Если это ловчие, не догонят. А вот если некуманза, да из красных, туго нам придется, парень. Второй раз они будут осторожнее стократ.

– Неужели охотники не хуже тебя? – удивился Лук.

– Они у себя дома, – усмехнулась Хасми.

– Откуда ты все знаешь об этом… колдовстве? – спросил Лук.

– Оттуда, – проворчала Хасми. – Есть человечек. Он и Намувая учил, да и мне кое-что растолковал, но вряд ли мы с ним увидимся. Впрочем, как знать.

После болота путь наконец пошел в предгорья, хотя, по предположениям Лука, пару десятков лиг в сторону Хапы они пройти успели. Хасми на вопрос о более коротком пути только рассмеялась:

– Короткий путь не тот, в котором меньше шагов, а который приведет тебя к цели быстрее прочих путей. Тут в долине поселков нет, но в предгорьях их предостаточно. Их нужно обойти, ты это понимаешь?

Лук предпочел причислить себя к числу понятливых и в следующий привал, который отряд сделал уже среди скал и валунов горного хребта, лишних вопросов не задавал. Утром Хасми наконец решила объясниться.

– Проход на ту сторону один. – Она говорила неторопливо, посматривая вокруг.

Лес ближе к гребню второго хребта Дикого леса проредился, светился прогалами и опушками, но к самому гребню отряд не выходил.

– Конечно, перебраться через хребет можно в любом месте, но горные склоны на той стороне густо заселены. Если мы попадем в лапы любого из местных племен, то смерть – это будет самое легкое, что нам грозит.

– Выходит, что в долине Натты вовсе не протолкнуться, если некуманза полно на горных склонах? – спросил Лук.

– Это горные некуманза, – объяснила Хасми. – В долине живут обычные. Вроде тех, кто напал на вас. Их много, если собрать их в одном месте, но немного, если учесть размеры южной долины. Но они очень опасны. В том лесу реже бывают гончие Пустоты, зато своей мерзости предостаточно. В том лесу выжить труднее.

– А перевал?

Лук нашел взглядом раздвоенную вершину. Сейчас она находилась на востоке от путников, и один из пиков почти загораживал другой.

– Самое высокое и самое неудобное место для перехода хребта, – бросила Хасми. – Равнинные некуманза долго воевали с горными, пока не заключили мир. Переход из долины в долину отвоевать удалось, но условия оказались довольно жесткими. Доступен сам перевал, который по полгода покрыт снегом и льдом, и отвратительная, узкая тропа, сойти с которой не может ни один путник.

– Так мы и не будем сходить, – пожал плечами Лук.

– Я не буду сходить, – выпрямилась, закинула на плечи мешок Хасми. – Диких охотников немного, с некоторыми племенами некуманза удается договориться. Все-таки дикарям нужны соль, ткани, иногда сталь. А вот с прочими выходцами из Текана – беда. Без меня даже Намувай не мог перейти на ту сторону. На перевале всегда стоит охотничий дозор.

– И что же нам делать? – спросила Нега. – Ведь мы бы не пошли сюда для того, чтобы упереться в тупик?

– Тупика не будет, – задумалась Хасми. – Убивать вы, как я поняла, умеете. Осталось понять, умеете ли вы плавать?

– Умеем, – пожала плечами Нега.

– Ты хочешь переплыть хребет? – с сомнением посмотрел на вершины Лук.

– Не совсем, – пробормотала Хасми. – Но намочить ноги придется. С первым дозором я попытаюсь договориться, но у выхода в долину расположено стойбище не слишком гостеприимного племени. В прошлый раз я отдала им за проход все серебро, что у меня было, но меня все равно продержали там месяц.

– Но не убили? – уточнил Лук.

– Тогда мне казалось, что лучше убили бы, – отрезала Хасми. – Будь я мужчиной, то и убили бы. С тех пор, когда я иду в долину Натты, всякий раз мочу ноги. А возвращаюсь вдоль берега Хапы.

– Так нам туда и надо, – оживилась Нега и заторопилась за охотницей, которая снова зашагала по едва различимой тропе. – А почему все-таки тебя не убили?

– Я им понравилась, и они понадеялись, что я еще вернусь к ним, – обернулась Хасми. – Если не сдохну. Все-таки за месяц от меня мало что осталось. Лук! Что застыл? Пошли. Сегодня нам нужно оказаться на той стороне. Но, на всякий случай, будьте готовы замочить не только ноги, но и клинки. В любую секунду.

Дозор некуманза находился не где-то рядом с приметной горой, а в начале ущелья, разделявшего вершины. Среди разбросанных валунов, из которых вполне можно было сложить небольшую крепость, колыхался натянутый между кольев сплетенный из травы тент. Под ним сидели четверо дикарей и забавлялись игрой во что-то, напоминающее кости. Подбрасывали камни с прилаженными к ним перьями. Двое некуманза с луками стояли на высоких валунах, обрамляющих вход в ущелье. Еще двое сидели на колоде, перегораживающей проход. Все дикари были покрыты черной татуировкой или краской. Лук сразу вспомнил некуманза, стоявшего над потоком воды в первый день путешествия по Дикому лесу.

Появление Хасми со спутниками дикари встретили приветственными криками. Четверо игроков вскочили на ноги и выстроились у одного из валунов, словно караул стражников с секирами у северных ворот Хилана. Лучники наложили на тетивы стрелы. Не спеша поднялись и те двое, что сидели на колоде. Судя по яркости бус, оплетающих их чресла, и густоте татуировки, эти двое считались важными персонами. Один из них был еще крепок, но уже сед и морщинист. Другой превышал Лука ростом не на голову, как прочие некуманза, а на две головы.

– Что они говорят? – прошептал Лук.

– Радуются, – прошипела сквозь стиснутые зубы Хасми. – Говорят, что мне понравилось, и я привела с собой двух подружек.

– Они думают, что ты моя сестра, – прошептала подрагивающими губами Луку Нега.

– Теперь нужно поклониться, – пробормотала Хасми. И добавила сквозь зубы: – Не повезло. Дозор из того самого племени.

Спутники остановились в пяти шагах от старшего дозора и склонили головы. Старший подошел к Хасми, наклонился к ее уху, что-то проговорил, почти прокричал, и положил руку на грудь. Лук начал выпрямляться, но замер, уставившись на четверку некуманза, которые выставили перед собой копья. В руках воинов, стоявших на валунах, заскрипели луки. Великан, вставший за спиной старшего, расхохотался. Вожак ответил ему что-то, продолжая мять грудь Хасми, и вытянул вторую руку, показывая на Негу.

Это было последним, что он сделал. Охотница всадила ему нож под ребра. Вожак захрипел, навалился на Хасми, обнимая ее, но дальнейшего Лук не увидел. Лепестки копий блеснули перед его грудью и, уходя от мгновенных уколов, он покатился под ноги великану, рассчитывая полоснуть его клинком по голеням, но не успел. Тот не стал ждать, когда юркий чужеземец выдернет меч из ножен. Он ударил ногой. И все погасло.

Лук пришел в себя от мучительной боли. Болело все – спина, руки, ноги, голова, но сильнее всего – живот. Он изогнулся, исторгнул из себя съеденную с утра кашу, с трудом открыл глаза.

Он лежал там же, где и попытался совершить тот самый неудавшийся кувырок. Перед ним лежали два трупа, прикрытые снятым с кольев тентом. Лук похолодел, с трудом поднялся на локте, оглянулся, насколько позволяла почти не гнущаяся шея. Нега и Хасми сидели у одного из валунов. Их руки были притянуты к толстой жерди так, что казалось, что они обнимают друг друга. Губы девушек были разбиты, на лицах темнели кровоподтеки. Нега была обнажена по пояс, но ее грудь заливала кровь. В плече девчонки торчал обломок стрелы. Глаза названой сестры Лука были наполнены ужасом и болью. Глаза Хасми – ненавистью. Над ними восседал великан. В руках его был кажущийся потешным клинок Лука. Тут же лежали нож Лука, копье Хасми, луки девушек, кинжалы и начиненный ножами кожаный жилет Саманы.