Текст книги ""Фантастика 2024-130". Компиляция. Книги 1-23 (СИ)"

Автор книги: Сергей Малицкий

– В городе всегда кто-то пропадает, – нахмурился Тарп. – Хилан – очень большой город. Со слободками так и больше Хурная.

– Ты понимаешь, о чем я спрашиваю, – пристально посмотрел в глаза старшине Кай. – Пропажа пропаже рознь.

– С неделю назад пропали десять крепких горожан, – признался Тарп. – В один день. Точнее, в один вечер. Их хватились утром. Остались семьи, родители.

– В них есть что-то общее? – предположил Кай.

– Они все были обычными горожанами, – сказал Тарп. – Ремесленниками, торговцами, ткачами, водоносами, склонными к выпивке, заботливыми отцами, ветреными мужьями, не слишком умными, не слишком глупыми. Но их нет.

– Десять, – повторил Кай, задумавшись, – десять человек. Надо запомнить. Хотя в Туварсе счет пропавшим шел на тысячи.

– Что с Хиланом? – поинтересовался Тарп. – Впрочем, не говори лишнего, чтобы не повторяться. Сейчас подойдет Мелит, скажешь при нем.

– Мне показалось, что ты рад отсутствию Арша при разговоре, – заметил Кай.

– Может быть, – поморщился Тарп. – Но…

– Я тоже не стал бы говорить при нем, – сказал Кай.

– Почему? – не понял Тарп.

– Ты не удивлен, – усмехнулся Кай. – Он мне не понравился. Иногда полезно, когда человек молчит. Редко кто умеет лгать молча.

– Я тоже не влюблен в Арша, – скривил губы Тарп, – но он пользуется уважением среди гвардейцев. К тому же он не только силен, как бык, но и ловок с мечом. Я ни разу не сладил с ним, даже когда он был чуть моложе и командовал южной башней. Говорят, только Данкуй и мой предшественник Далугаеш могли бы укротить Арша, но никто из них не испытывал его доблести.

Кай не ответил. Три года назад именно ему удалось укротить Далугаеша. Но сейчас об этом вспоминать не хотелось.

– Чем он тебе не по нутру? – поинтересовался Тарп. – Эпп что-то наплел? Старику не дают покоя старые истории. Люди меняются, Кай. Мало кто согласился бы стать воеводой в такое время. Особенно когда враг неизвестно где.

– Значит, Пустота – это все-таки враг? – поинтересовался Кай.

– Давай, наследник Харкиса, исходить из разумных предположений, – проговорил, входя в оружейную, Мелит. – Если Пустота враг, то наше положение хуже некуда. Ведь она правит Теканом. Следит за Теканом. Давай считать ее чем-то вроде… непогоды. Разве может быть непогода врагом?

– Если бы она являлась в образе Тамаша или расставляла смотрителей с их дробилками в каждом городе, то она стала бы врагом, – заметил, поднимаясь и склоняя голову, Кай.

– Пусть ее, – поморщился Мелит, усаживаясь на стул. – Предположим, что она не враг, а… наш сосед. Ведь мы уничтожаем пустотную мерзость? Уничтожаем. Ты так уж точно. Будем считать ее неразумной домашней скотиной, ускользнувшей от присмотра Пустоты.

– Еще бы знать, кто он, этот хозяин-растяпа столь отвратительной домашней скотины? – спросил Кай.

– Садись. – Мелит кивнул Каю и повернулся к Каттими. – И ты, красавица, садись. Нелегкое это дело – убить такую девчушку. Я бы не завидовал тем, кому было поручено такое.

– Чего же завидовать? – положил руки на стол Кай. – Мало того что приходится мотаться по всему Текану, выведывать и выслеживать. Иногда убивать, убивать, кстати, безвинных людей. Так ведь и еще жить под страхом смерти. И под знаком креста на голове.

Мелит не ответил сразу. Откинулся назад, ощупал собственную голову, потом наклонился вперед и взъерошил седые волосы. Его кожа была чиста.

– У Этри тоже ничего нет на голове. Знаешь почему?

– Наверное, сиун Сакхара не приходил к ней, – предположил Кай.

– Даже так. – Мелит сузил глаза. – А ведь ты действительно опасен. Ты знаешь больше, чем я мог подумать. Но знаешь не все. Сиун Сакхара, сиун Хары приходил к каждому, кто был связан с самой тайной из всех служб Хурная. Да и всего Текана. Не крути головой, – махнул рукой Тарпу Мелит. – Нет уже ни службы, ни Хурная. Если только единицы остались… Сиун Сакхара в образе ужасного мертвеца приходил и к Этри, которая не боится никого и ничего, и ко мне. Я бы поседел от той встречи, но уже был седым. Я знал, что тайный клан испытывается покровителем Смерти в годы Пагубы, но не предполагал, что это происходит именно так. Сиун клана Смерти не смог наградить нас крестом. Да, магия в Текане не действует. Почти не действует. Но она есть. И магия крови одна из самых сильных. Кому, как не тебе, знать это. Я и Этри – носители крови рода клана Руки. Да, мы не смогли сохранить Хурнай, но если бы и могли сохранить, то только мы и только нашей кровью. Именно поэтому сегодня распоряжалась Тупи. Кровь Хилана – это ее кровь. Если бы не Пагуба, я бы стоял на галерее. Или ты не знаешь, что в начале Пагубы обязательно лишается головы иша? Только потому, что именно его кровь хранит весь Текан. Так написано в древних книгах, которых полно в Парнсе. В них упоминаются и защитные ритуалы с кровью правителей, но ни один из них не действует… Разве только теперь… С кем ты говорил?

– С Ашу, – ответил Кай. – У него тоже ведь ничего не было на голове?

– Он мой сводный брат, – сказал Мелит. – Мой и Кинуна… Что с ним?

Седой урай Хилана смотрел на Кая так же, как смотрит на добычу парящий над степью стервятник.

– Его убил Мити, – ответил Кай. – Сколько крестоносцев в Хилане?

– Пятеро, – пробормотал Мелит, бледнея. – Было пятеро. Я правильно понял, ведь так?

Кай не ответил. Мелит взглянул на Тарпа, на лице которого недоумение мешалось с прозрением, усмехнулся:

– Арш убежал. Или по срочным делам, или еще по какой надобности. Этри пошла разбираться со старшей сестрой за ее слова с галереи, а вот о тебе, Тарп, я и не подумал. Даже не знаю, удастся ли теперь поговорить…

– Разве есть время на разговоры? – удивился Кай.

– Послушай, зеленоглазый, которому, во что я сам не могу поверить, дозволено говорить сидя в присутствии урая, – наклонился вперед Мелит. – Неужели ты, мальчишка, кем бы ни были твои предки, думаешь, что с тобой будут разговаривать как с равным?

– Перед лицом смерти все равны, – поднялся Кай.

За ним зашуршала сапогами и Каттими.

– Ну не надо говорить о смерти, – рассмеялся Мелит. – Садитесь. Садитесь! Тем более что твоя подружка уже и губу закусила. Ты ей, похоже, обещал что-то не столь безрадостное?

Каттими только засопела у плеча Кая.

– Тупи сказала, что я должен помочь Хилану, – заметил Кай.

– Чем ты можешь помочь? – прищурился Мелит. – Выйдешь на площадь с мечом и станешь размахивать им над головой? Или будешь бродить по улицам с колотушкой? Или ты помог Хурнаю?

– Сегодня, – хрипло проговорил Кай. – Сегодня в четыре часа дня. Осталось меньше двух часов.

– Что это будет? – напряг скулы Мелит.

– Не знаю, – покачал головой Кай. – Хармахи сказал мне, что это произойдет сегодня. Но что именно, я не знаю. Думаю, что и он не знал.

– Ты говорил о магии, – напомнил Тарп. – О магии, которая опутывает весь город.

– Да, – кивнул Кай. – Но та магия, которую видишь, подобна ловушке. Натянутая на тропе нить может уронить колоду на голову растяпы или спустить самострел в зарослях. Нужно или коснуться ее, или пойти вдоль этой нити. Но я не птица, чтобы летать над городом.

– Хорошо, – задумался Мелит. – Вот.

Урай поднялся, распустил завязки, сбросил на спинку стула камзол, остался в шелковой рубахе и портах с поясом, на котором висел меч.

– Я снял все обереги. Что ты можешь сказать? Или ты не поминал еще о какой-то магии?

– Она не в тебе, – уверенно заметил Кай и перевел взгляд на Тарпа.

Тот выдержал его спокойно.

– У меня нет ни одного оберега. Я всегда полагаюсь только на самого себя.

– От тебя, старшина, зависит меньше, чем от правителя, – усмехнулся Мелит. – Кто еще? Тупи, Этри, Арш, ловчие?

– Не ловчие и не Тупи, – покачал головой Кай. – Магия была передо мной. Знакомая магия. Но я не могу вспомнить… Или Этри, или Арш.

– Слуга! – заорал Мелит неожиданно громким голосом и прошипел служке, сунувшему в дверь нос: – Бегом к Тупи. Скажи, что я хочу показать ее сестру зеленоглазому без оберегов.

Дверь скрипнула, в коридоре раздался топот улепетывающего служки, а Мелит снова поднял глаза на Кая.

– Значит, в четыре часа. Незадолго до темноты. Осталось меньше двух часов. Но гвардия на стенах. Двадцать глашатаев готовы разносить вести. Горожане заперлись в домах. Дозоры ходят по улицам. В округе нет никакого врага. Значит, враг или упадет нам на голову, или вылезет из-под земли, или…

– Кто были те двое приделанных, которых вы поймали в городе? – спросил Кай.

– Кто их знает, – пожал плечами Тарп. – Не из городских. Пришлые. Пытались пробраться в Водяную башню. Да и как их было опознавать? Они пятерых стражников прикончили. Их потом так порубили, что и смотреть не на что было. Но мечи попортили своею кровью, это точно.

– То есть они пришлые? – спросил Кай.

– Пришлые, – кивнул Тарп. – Одежда вроде бы хиланская, но масть чужая. Волосы длинные, светлые, вроде как бабские. Что делать-то будем?

– Думаю, – пробормотал Кай. – Все, что я слышал, было то, что беда настигнет Хилан в четыре часа и что город сам себе перегрызет глотку. Хотя… вот. Один… мудрый человек, которого уже нет, сказал, что вот это мне пригодится сегодня.

Кай вытащил из сумы свитки, раскатал их на столе.

– Язык лапани! – восторженно прошептал Мелит. – Я читаю, но очень медленно. Нет ничего интереснее истории Салпы. Особенно когда попадается что-то о магии, которая уже не действует. Столетия не действует… Но это… Это не заклинания! Какие-то расписки, отчеты… Зачем это нам?

– Подождите, – похолодел Тарп. – Я уже видел эту вязь.

– Где? – расширил глаза Мелит. – Ты был в Парнсе и копался в хранилище манускриптов?

– Нет, – выдохнул Тарп. – Пару недель назад. Часовой мастер заканчивал работу на Водяной башне. Отлаживал последний механизм. Я поднялся наверх, чтобы проверить… Именно такой вязью он писал что-то на стене. На мой вопрос ответил, что это его расчеты. Настройки механизма.

– Как звали мастера? – спросил Кай, уже зная ответ, и тут над головой снова начался перезвон часов всего Хилана. Било два с половиной часа.

– Истарк, – ответил Тарп.

– Сколько было у него подмастерьев? – спросил Кай.

– Десять, – прошептал старшина. – Все в капюшонах…

– Десятерых привел, сделал свою работу, десятерых и оставил, – скорчил гримасу Мелит. – Пять башен – по двое на каждую. Водяная, проездная, южная, башня дворца урая, дворца иши. А десятерых хиланцев одурманил и с ними и покинул город!

– Срочно! – сгреб со стола свитки Кай. – Срочно на ближайшую башню.

– Тарп, – рявкнул Мелит, – бери ловчих, беги на башню дворца урая. И отправь дозоры на Водяную, проездную, южную. Я пойду с зеленоглазым на башню дворца урая. Пятерых ловчих нам в помощь!

– Кир Харти! – Этри появилась в дверях оружейной, укутанная в сверкающий синим атлас. Изогнулась в талии, подпирая плечиком притолоку, распахнула ткань. Показала прекрасное, отливающее матовым цветом обнаженное тело.

– Смотри на меня без оберегов. Могу и нагнуться, если попросишь. Ну и как? Есть магия или нет?

Каттими засопела от ярости.

– Есть, – ответил Кай. – Но не та, – и поклонился стиснувшему зубы Мелиту. – Урай, Арша надо проверить. Думаю, что околдован и он тоже, а вот как и для чего, не знаю пока.

Глава 21
Кровь Хилана

– Совсем немного, – пыхтела Каттими, взбираясь вслед за Каем по ступеням на башню дворца урая. – Я немного умею чертить заклинания. Не на языке лапани, обычными линиями, но умею. Мать учила меня. Но мелко, на шаг, на два. Почти каждая девчонка из вольных в нашей деревне умела. Это ж просто. Не бывает просто так ни татуировки, ни вышивки, ничего. Даже узор в скатерти или половике что-то значит. Бабки в нашей деревне так и вовсе могли читать половики, как свитки. Иногда даже смеялись друг над другом. Пакости всякие выплетали.

Стучали по ступеням сапоги ловчих. Позвякивали ножны меча Кая о стены узкой лестницы. Мелит с обнаженным мечом в руке шел последним, дышал тяжело.

– Молодые годы, – проворчал он, вытирая пот со лба. – И языком чешет, и дыхание сдерживает. Что ты предлагаешь, несчастная, быстренько сплести половик?

– Зачем? – не поняла Каттими. – Если там наверху, в башне, заклинание, надо его прочесть. Если сумеем прочесть да не ошибемся, то можно вычертить обратное заклинание. Такое же, как маленькое, только большое. Если сделаем его лучше, сильнее, то все обойдется. Если чуть-чуть правила знаешь, то все несложно дальше. Это как плавать учиться: бросили в воду – плыви, как можешь.

– Если бы все было так легко, то никто бы не воевал друг с другом, – почти застонал Мелит. – Только бы вычерчивали заклинания!

– Колдовство против колдовства – это ж не война, – не согласилась Каттими. – К тому же если воин идет вперед с мечом да прикрыт оберегом, то никакое колдовство ему не повредит. Другой вопрос, что бывает такое колдовство, что и оберегом не накроешься. Да только трудно оно идет, колдовство. Не в лад, небо красное над головой не дает силы колдуну. Но бабки у нас в деревне говорили, что колдовство как вода – что в жаркой пустыне, где воды мало и жажда сильнее, что в зенских болотах, где ее вдоволь и вовсе нет никакой жажды, а как облегчиться захочешь, разницы нет. Через немощь надо. Потратиться надо. Тогда все выйдет.

– Смотрителей на вас нет, – заскрипел зубами Мелит. – Скоро нам всем облегчиться придется. Или потратиться. Все, пришли. Пустота вас задери, если все обойдется, ноги моей не будет на этой лестнице! Что там?

Ловчие, которые шли впереди, вышибли дверь на верхушку башни и один за другим шмыгнули внутрь. Через полминуты один из них показался в проеме и сквозь шорох и перестук часового механизма объявил:

– Никого. Только… только надпись.

Стена, на которой была сделана надпись, оказалась горяча. Кай даже отдернул руку. Вычерченные письмена уходили в камень, тонули в нем, словно блоки, из которых она была собрана, вырезались из воска, а письмена не вычерчивались на их поверхности, а выкладывались раскаленной проволокой, которая не остывала. Увидев глубокие прорези, Каттими побледнела. Мелит, держась за сердце, раздраженно прошептал:

– Я правильно понимаю, красавица, что останавливать часовой механизм бессмысленно?

– Да. – Она не говорила, а шептала. – Я не ученая колдунья, но часами уже ничего не остановить, хотя ход колдовству, скорее всего, дали часы. Теперь же бессмысленно и камень выламывать из стены. Если мы даже разрушим башню, то колдовство все равно завершится. Ты видишь, Кай?

Он видел. Стоило прикрыть веки, как то, что казалось снаружи глубокой и искусной резьбой или проделками какого-то неведомого каменного червя, обращалось пылающей вязью. И там, в глубине камня, письмена уже расползались, готовясь слиться друг с другом.

– Чем это сделано, Пустота нас всех задери? – почти закричал Мелит.

– Думаю, что кровью, – облизала губы Каттими. – Поганой кровью. Очень сильной кровью. Нет ничего действеннее крови в колдовстве. Или хиланские смотрители до Пагубы не осматривали тела подозреваемых в упражнении с магией, чтобы найти раны? Не обыскивали их дома? Не обнюхивали плошки?

– Что мы должны сделать? – прислонился к стене урай. – Успеем ли хоть что-то сделать? У нас мало времени! Немногим больше часа!

– Прочесть. – Каттими шагнула к Каю, выдернула из его сумы свитки, нашарила там же писало. – Прочесть. Быстро прочесть. Тогда… тогда… может быть. Не обещаю. Кровь. Если только кровь… Очень сильная кровь. Кровь рода. Будет нужна кровь Хилана. Кровь рода. Ты ведь об этом говорил?

– Вы сошли с ума! – взревел Мелит. – Тупи, Этри, мои дети! Да я вас!

– Нет. – Девчонка схватила урая за руку, которой тот попытался выдернуть из ножен меч.

Шагнули вперед ловчие. Взвизгнули выдергиваемые из ножен клинки.

– Нет, – повторила Каттими, с трудом удерживая руку урая на рукояти меча.

– А ты сильна! – восхищенно прошептал, остывая, Мелит.

– Никто не говорит о смерти, – всхлипнула Каттими. – Крови надо несколько капель. Или урайка не захочет сохранить Хилан ценой пореза пальца? Несколько капель. Но сначала надо прочитать заклинание!

– Их нет здесь, – вдруг понял Кай. – Тех, кого оставил Истарк, здесь нет. Но они в городе. Затаились. Если те двое приделанных были его тварями, то осталось еще восемь. – Кай повернулся к ураю. – Если то, что ты говорил о крови, урай, верно, то об этом можешь знать не только ты. Нужно охранять Тупи, Этри и твоих детей, Мелит. Охранять их. Все свободные ловчие, стража, все должны окружить их. Восемь приделанных – это много. Очень опасно! Если мы сможем противостоять колдовству, пустотные твари легко угадают, куда нужно направить удар!

Краснота на лице Мелита стала стремительно меняться на бледность. Он стряхнул руку Каттими, загнал меч обратно в ножны, рявкнул ловчим:

– Бегом вниз! Урайку, Этри и детей перевести в зал приема. Там самые прочные стены! Двери запереть! На галерею большой дозор стражи! Охранять! Всех собрать! Тарпа сюда!

Сапоги ловчих загремели по лестнице.

– Что дальше? – почти зарычал урай.

– Читаем! – Каттими вытерла рукавом лоб. – Лучше бы я оказалась в лодке…

– В какой лодке? – не понял Мелит. – Первое слово «Проклинаю». Уж его-то я точно знаю.

– Точно, – кивнула Каттими. – Действительно. Никакой лодки.

Они потратили на чтение минут пять. Пару раз непонятное слово приходилось пропускать, а Кай лихорадочно разворачивал пергаменты, чтобы найти что-то похожее. Но одновременно с боем трех часов пополудни текст сложился.

Посланник Пустоты проклинал Хилан всеми силами Пустоты и предрекал ему тьму и кровь. Каждое последующее слово нагоняло на Мелита все большую бледность, хотя кажется, он и так был белее белого. Но в итоге урай вовсе пожелтел, как старый пергамент. Обещание, что все жители города обратятся в зверей и начнут рвать друг друга на части, утолять жажду кровью того, кто рядом, заставило задрожать и Кая. Последняя строчка гласила:

«Составил и оросил кровью, в Пустоте брат Тамаша, повелитель принятых и призванных, посланник посланника повелителя всех – Истарк».

– В Кете, – прошептала Каттими. – В Кете, мне кажется, последнее слово был о то же самое. Имя было то же самое.

На ступенях вновь застучали каблуки. В проеме показался Тарп. Он был взмылен и тяжело дышал.

– Что там? – спросил мертвенным голосом Мелит. – Что с Тупи? С детьми?

– Тупи, дети, Этри, – все в зале приема, – отчитался старшина. – Пятьдесят ловчих внутри, десять на переходе к башне и пятьдесят стражников на галерее. Никого из приделанных на прочих башнях нет. Думаю, что там… – Тарп пригляделся к надписи, – точно такая же резьба…

– И что теперь? – почти спокойно спросил у Каттими Мелит. – Я не твоего зеленоглазого дружка спрашиваю, тебя, девочка. И что теперь?

– Глашатаев по городу, – процедила сквозь зубы Каттими. – Чтобы бегом бежали! По всем улицам. Надеть все обереги, что есть. Если оберегов нет, капнуть крови в посуду, размешать с водой, смочить любую вязаную одежду, связанную собственными руками, и надеть на себя. Веревки смочить и перепоясаться! И закрыть всех близких в разных кладовых, в сундуках, в сараях, где угодно. Стражникам разойтись по стене, привязать себя к зубцам! Почти час до четырех пополудни, многих можно будет спасти, пока я попробую что-нибудь сделать!

– Ты понял? – остервенело заорал на Тарпа Мелит. – Ты понял, что надо делать? Что ты стоишь?

– Там… – Тарп с трудом справлялся с дрожью в горле, – там, в зале приемов, девочка. Девочка танцует и поет. Ишхамай!

Она кружилась и пела. Тонкие ножки в кожаных башмачках беззвучно касались плит пола. Простенькое ветхое платье разлеталось колоколом, спутанные, то ли серые, то ли пыльные волосы мотались над плечами и все время закрывали лицо, которое показалось Каю ненастоящим, словно девочка надела маску или намазала кожу мелом. Теперь, когда он смотрел на нее почти в упор, он видел многое. Да, ей было около десяти, будущая грудь даже не начала набухать. И она не походила на мертвую, хотя застарелое пятно крови на груди имелось, и даже чудилась рана, вмятина в плоти. Но самым ужасным был голос. Он звенел, как звенят подвешенные на нитках стеклянные палочки в лавке стекольщика, если кто-то откроет слишком резко дверь, и их заколышет сквозняком. Он звенел, как звенят ночные кузнечики в туварсинских тутовых рощах. Как звенит ручей, когда падает с камня в подставленный селянкой кувшин. Как звенит серая пташка в весеннем саду. Как звенел дождь, захлестывая на цветные витражи дома урая в белостенном Харкисе. Звенел и обдавал холодом.

Ловчие вжались спинами в стены зала. Тупи, Этри и двое детей Мелита – мальцы шести и восьми лет – съежились в тронных креслах урая и урайки, третий – светловолосый подросток лет тринадцати – стоял на краю помоста, сдвинув брови и держа руку на рукояти небольшого меча, а Ишхамай продолжала кружиться вокруг чаши для благовоний, вделанной в камень в глубине покрытого мрамором зала, и пела, пела, пела, завораживая и одурманивая.

– О чем она поет? – спросил Кай у Каттими.

– Поет? – неожиданно скорчила гримасу девчонка. – Да она повторяет только одно слово: «Смерть, смерть, смерть». Ты будешь мне помогать, Кай! Или как твое настоящее имя? Луккай?

Она двинулась вперед так, словно и не было ни танцующей девочки, ни этой ужасной ледяной магии. Вышла в круг, едва не столкнувшись с Ишхамай, отшвырнув в сторону ее локоны, подошла к чаше, вытащила из ножен серый меч и срубила ее со стального основания. Серебряная емкость отлетела на мрамор и загремела, закружилась, приводя в чувство грохотом и ловчих, и семью Мелита, и самого урая, который стоял за плечом Кая с раскрытым ртом и выпученными глазами. Ишхамай замерла лишь на долю секунды, поправила спутанные локоны странными пальцами не с ногтями, а с тонкими коготками, но этого было достаточно, чтобы Кай разглядел ползущую поперек рта поющей девочки улыбку и треугольники зубов, заблестевшие между серых губ. В следующее мгновение она исчезла, рассеялась, как струйка дыма от потушенной свечи.

– Кай, – повысила голос Каттими, – оставь ружье у трона. Мне нужна твоя помощь. И достань веревку. В суме должен быть моток бечевы. И кольцо с ключами. Да, у тебя на поясе. Давай сюда.

В этой толпе, в кольце одурманенных, почти окаменевших людей девчонка из-за Хапы вдруг показалась охотнику еще более страшной, чем Ишхамай. И не потому, что она делала что-то ужасное, а потому что ужасное, которое только что видели все, и он, Кай, в том числе, на нее словно бы не подействовало. Разве только голос ее стал резким и высоким, готовым сорваться в визг. И красота ее стала еще ярче, как становится ярким клинок, если не только протереть его тканью, но и положить на черное.

– Быстрее. – Она почти кричала. – Слушайте меня! Все, у кого есть какие-нибудь обереги, наденьте их на себя. Особенно те, кто остался за стенами зала. Здесь уж как-нибудь. Заприте обе двери. Дверь на галерею особенно! За нею выходы и окна! Засов, вставьте засов! И приготовьте скамьи, тумбы – все, чем можно будет при нужде ее завалить! И не открывайте дверей, даже если снаружи будет рыдать женщина или ребенок. И кровь. Нужна кровь. Каждый воин должен дать немного крови, – Каттими подобрала чашу, – вот в эту посудину. Надрежьте предплечье, накапайте по тридцать капель. Вас много, должно хватить. Да очнитесь же вы, иначе ваш город превратится в кладбище! И вот еще! Сейчас я начерчу круг. Это займет немало времени. Потом, когда я наполню его кровью и пока не закончу колдовство, никто, кроме меня, ни один человек не должен заступать за его линию! Иначе ему смерть! Всем понятно? Кай! Сюда!

Вблизи она казалась еще прекраснее. Тем более что вблизи Кай рассмотрел и прикушенную нижнюю губу, и трясущиеся руки, и пот, выступивший на скулах и лбу.

– Помоги мне, – прошептала она чуть слышно. – Когда я начну, сможешь только сдерживать всякого, кто попытается помешать мне. Пока я не закончу, я беззащитна. Помни. А теперь разматывай бечеву. Десять локтей. И привязывай к ней кольцо с ключами. Эх, против бабьего наворота вычерчивала, но вот уж не знала, что придется вычерчивать против пустотной мерзости да десятерить рисунок. Не снимай ключи с кольца! Нет времени! Пусть гремят…

Она набросила петлю на основание жаровни, натянула бечеву, вставила в кольцо серый клинок и вдруг воткнула его в мрамор. Вонзила на палец. Вбила так, будто очищенный от тысячелетней ржавчины меч был прочнее самой прочной стали. Ухватилась одной рукой за рукоять меча, другой сорвала с головы Кая колпак, прихватила им клинок ниже гарды и, согнувшись, медленно пошла вычерчивать круг в мраморе, словно резала площадную пыль. Замкнула его, шагнула к стальному штырю, смотала локоть бечевы и снова начала чертить круг. И опять. И опять. Медленно. Очень медленно.

Лица ловчих покрылись каплями пота. Старший сын Тупи то вынимал, то вставлял в ножны меч. Тупи застыла, сложив руки под грудью. Этри разглядывала охотника. Мелит вышагивал в глубине зала, как привязанный к мельничному жернову осел.

– Кровь, – наконец прошептала Каттими.

– Кровь! – повторил Кай.

– Время! – почти заскулил Мелит, срывая с предплечья рукав.

– Я сделаю, – отозвалась Этри. – Кровь! Мне нужна кровь!

Урайка схватилась за чашу. Вытащила откуда-то из-под платья тонкий стилет, сунула посудину ближайшему ловчему, сама рассекла собственное предплечье первой, щедро отлила урайской крови.

– Кто следующий? – повернулась к побледневшим ловчим. Вперед шагнули разом все. Эхо заметалось под потолком зала.

– Не все сразу, ребятки, – нехорошо потянула губы в улыбке сестра урайки Хилана, урайка замороженного Хурная.

Между тем Каттими ползала по мрамору и дула. Сдувала мраморную пыль.

– Ты? – подошла к Каю Этри.

– Да. – Он рванул рукав куртки, снял с пояса собственный нож, надрезал кожу. Темно-красная полоса расчертила руку до локтя, стекла в кровяное зеркало.

– Не больно? – Этри сделала жалобное лицо, заставив Кая вздрогнуть.

– Тупи! – крикнула из круга Каттими. – Старшая в роду урая Хилана! Носительница силы рода! Мне нужна сила Хилана! Но детей не трогайте! И пусть лучше не смотрят. Пусть не смотрят, а то никогда не забудут.

Она уже смотала бечеву и теперь рассекала круги на доли, на части, на куски, да так, что весь этот рисунок вдруг начинал обращаться в огромную, вычерченную белым, посеченную окружностями многолучевую звезду.

– И незачем было говорить о возрасте! – зло бросила Тупи, обнажая руку.

– И я, – шагнул вперед старший сын Мелита. – Я! – повысил он голос, увидев боль в глазах матери, повернулся к отцу.

Мелит, который уже затягивал рану на руке, с гордостью кивнул сыну. Наследник выдернул из ножен меч и неловко провел лезвием по предплечью.

– Не роняй! – ринулась вперед, подставила чашу Этри. – Не роняй драгоценные капли.

– Почти все. – Каттими коснулась рукой стального штыря, посмотрела на Кая. – Убери это.

Он выбил штырь из мраморного гнезда ударом ноги, обернулся на оклик Мелита, и в это мгновение начался бой часов.

– Держи кровь, зеленоглазый, – взревел урай.

Кай шагнул через линии, взял емкость, удивился количеству крови в ней, подошел к Каттими. Она уже сидела в центре рисунка, положив руки на торчащие в стороны колени, и что-то шептала, закрыв глаза. Прошипела сквозь стиснутые губы:

– Осторожно. Осторожно поставь передо мной. И уходи. Уходи за пределы круга. Никто не должен входить внутрь. Никто.

– Никто не входит внутрь круга! – заорал Мелит, словно услышал слова Каттими, и сам Кай выскочил из круга, будто спасался от роя пчел.

И тут часы умолкли.

– Началось, – прошептала Этри.

Так начинается дождь. Вот уже и тучи застилают небо, и ветер внезапно тихнет, и шорох и шум, знакомые шорох и шум метелят соседние дворы, но твой двор еще неподвижен, в нем пахнет пылью и травой, но вот-вот все начнется, и вот оно начинается, и дождь падает стеной, и все сразу становится иным. А если бы вместо дождя с неба полилась бы кровь? Или вовсе какая-то дрянь?

Ничего не полилось с неба. И с потолка зала ничего не полилось. Но в тот самый миг, когда отзвучал последний удар часов, когда замолкли перезвоны и на остальных башнях, словно тошнота подступила к горлу. Как вкус крови на языке из разбитых губ после драки. Не простой драки, а той, в которой тебе пришлось глотать пыль. Как жажда, но не та жажда, которая то захлестывала Кая, то отступала от него с того самого дня, как ледяная рука сжата, уничтожила Кессар на площади Хурная, а та жажда, которая происходит от ненависти. От ненависти, что не находит себе выхода. Опустилась на колени, запрокинула голову вверх и завыла Этри. Еще крепче притиснула к себе детей Тупи. Вытянул из ножен меч, заскулил старший сын Мелита. Отшатнулись, распластались по стенам, захлопали помутневшими глазами, потянулись за рукоятями мечей ловчие. И тут раздался грозный рык урая. Сам едва живой, бледный, сверкающий белками глаз, брызгая слюной, стискивая кулаки, он заорал что было сил:

– Держаться! Урай Хилана повелевает вам, мои воины, держаться!

А потом Кай посмотрел на Каттими и ужаснулся. Она держала в руках перед лицом ту самую жаровню и либо шептала что-то, либо не могла решиться на ужасное, на непоправимое, на невозможное. И верно, вопль Мелита все-таки вывел ее из столбняка. Девчонка, которая уже стала для Кая частью его самого, припала к краю чаши и стала пить кровь. Ловчие охнули, Этри завыла еще громче, а Мелит, вдруг оказавшийся за спиной Кая, заскрипел ему с одышкой на ухо:

– А ведь ведьма твоя девка, зеленоглазый, точно ведьма. Срастется не срастется, но закончится все, да будете живы, бегите прочь из Хилана. Хоть десять по десять тысяч спасете, а не будет за такое ни прощения, ни почета. Понятно, почему убить ее хотят пустотники, понятно. Одно непонятно: тебя зачем сберегают? Тупи! Глаза детям держи, глаза.

Каттими отняла от лица чашу, окинула зал сумасшедшими глазами, облизала губы, как показалось Каю, неестественно длинным языком и вдруг наклонила чашу, полила тонкой струйкой кровь под ноги. И побежали алые струи по белесым линиям и сомкнулись в круги, зашипели в камне, и обратился рисунок из белого в алый, пошел от алых линий пар, закружилась голова, но стало легче, сразу стало легче. И даже обезумевшие почти ловчие вдруг увидели Каттими обычным взглядом и ужаснулись еще больше. Теперь, в эту самую минуту, вдруг стало ясно, почему всякого обвиненного в колдовстве от Пагубы до Пагубы волокли храмовники на дробилки. Почему истязали и лишали человеческого облика. Почему сами обращались в зверей. Не потому, что Пустота принуждала их к этому, а потому, что вот теперь среди кругов и лучей крови сидела, извивалась, тряслась, свистела, стонала, рыдала, плакала, смеялась, пела и выкрикивала сущую непонятность не бывшая рабыня, выкраденная с Вольных земель, а женщина, близкая к тем силам, которые не только способны закатать под окровавленный купол целый мир, но и которые создали его пропасть времени назад.