Текст книги ""Фантастика 2024-143". Компиляция. Книги 1-25 (СИ)"

Автор книги: Евгений Щепетнов

Соавторы: Андрей Земляной,Софья Ролдугина,Елена Счастная,Нов Щепет,Никита Ядыкин,Андрей Первухин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 178 (всего у книги 347 страниц)

После увесистой тушки какого-то синего и чешуйчатого зверька терпение у мастера лопнуло, и он молча отгородился упругим барьером. Лао посмеялся, поглядев на попытки Айки пробить лбом неожиданное препятствие, а потом отозвал девчонку и отвлёк её рассказом о хищных морских химерах. Я тоже заслушалась, если честно.

Так вдохновенно врать на ходу – особый талант.

Первый привал объявили уже ближе к вечеру, когда мы по самому краю миновали сухую каменистую долину и немного поднялись в горы. Ригуми Шаа вдруг замедлил шаг и указал на высокое дерево, широко распростёршее ветви над естественной площадкой:

– Остановимся там.

Листья издали казались почти чёрными, словно обгорелыми, а ствол – насыщенно красным. Меня от одного вида пробрало холодком, но мастер уверенно направился к этому чудовищному исполину. Скала, изрытая мощными корнями, издали отсвечивала голубоватым и выглядела… рыхловатой, что ли? Потом ветер сменился, и повеяло чем-то сладким и пьяным; так могли бы пахнуть орехи и спелые фрукты, вымоченные в хорошем ликёре.

Что за?..

Вся площадка под деревом была сплошь покрыта высохшими лепестками того нежного оттенка, какой принимает летнее небо у самого горизонта. А страшная, словно бы обгоревшая крона изнутри походила на чашу, устланную цветами – тёмно-синими, бархатистыми, собранными в длинные гроздья. Сладкий, опьяняющий аромат стал сильнее.

Ригуми Шаа поднял руку, и на ладонь ему опустилась мягкой петлёй гроздь полураспустившихся цветов.

– Инлао распускается в холодный сезон, – сообщил он так же спокойно, как и всегда, но в мысленном фоне проскользнуло что-то провокационное, предвкушающее. А затем обратился к рыжему: – Тейт-кан, тебе не кажется, что эти цветы похожи на оттенок глаз Трикси-кан? – и повёл рукой так, что гроздь оказалась на свету.

Пыльца вспыхнула в солнечных лучах, как слюда.

– Очень похоже, – хмыкнул Тейт и, забрав у мастера цветы, приложил их к своей огневеющей гриве, как венок. – И на мои глаза тоже похоже. Только ты так не делай, ладно, Трикси? Сок жжётся.

– Жаль, – откликнулась я зачарованно и отдёрнула пальцы. Надо же, сама не поняла, когда потянулась… Хотелось прикоснуться, но рисковать я не стала. Вот только ожогов не хватало. – Очень красиво.

– Но ты можешь сделать такие же, – тоном искусителя заметил мастер Ригуми и почти сразу отвернулся к Итасэ, рассуждая вслух, где можно устроить очаг, а где – развесить гамаки.

Второй намёк не понадобился.

Я села чуть поодаль, на большом нагретом камне, положила перед собой цветок инлао и попыталась сотворить подобный. Работа с Итасэ научила меня по крайней мере двум вещам: терпению и умению работать с деталями. Теперь, когда не нужно было никуда спешить, сам процесс доставлял огромное удовольствие. Честно признаться, я и не надеялась справиться с цветком даже до конца путешествия, не говоря уже о привале, и просто вдохновенно лепила из ничто каждый лепесток, каждую сверкающую пылинку – так бережно, как могла, впервые ощущая себя не ученицей, а… творцом?

Потрясающее чувство, на самом деле.

Обед не отложился в памяти. Если не ошибаюсь, Лао приготовил похлёбку из того самого синего чешуйчатого зверька, которого Кагечи Ро признал безопасным даже для меня. Айка скакала вокруг и лезла под руку, затем стянула увядшую гроздь цветов и удовлетворилась этим. А я наскоро перекусила – одной из последних, не ощущая вкуса еды – и вернулась к своему цветку.

Затем мы снова тронулись в путь.

Вскоре выяснилось, что у магов и частных детективов есть кое-что общее – и те и другие лучше соображают на ходу. То сползая к хвосту колонны, то нагоняя Тейта, я наконец поймала то странное чувство невесомости и правильности – и сумела воспроизвести пьянящий аромат. Потом концентрация, конечно, ушла, но память о том, что и как делать, осталась.

Заночевали в долине, под открытым небом. Относительно, разумеется, потому что Итасэ Ран возвёл прозрачный купол, полностью отгораживающий нас от внешнего мира. Незадолго перед сном мастер Ригуми подозвал меня к костру и жестом пригласил сесть рядом с собой.

– Ты чему-нибудь научилась сегодня, Трикси-кан? – спросил он ровно, с лёгким любопытством.

А я растерялась, потому что вопрос отчего-то показался мне крайне важным.

– Да… Теперь пытаюсь понять, чему именно.

Ригуми опустил ресницы и коротко вздохнул. Рыжеватые отсветы костра бродили у него по лицу; съехавший шарф скрывал брови; полустёртая краска на губах походила на запёкшуюся кровь. Странно, что при этом он не выглядел ни пугающим, ни смешным, но очень напоминал другого мастера, Оро-Ича.

«Тейт вроде бы говорил, что именно у него Ригуми Шаа и учился», – пронеслась мысль.

Мастер поднял с земли кривоватую тень, как дядя Эрнан в походе мог бы подобрать сухую ветку, и поворошил ею угли в костре, а потом задал следующий вопрос:

– Ты никогда не составляла гармоничных прекраснозвучащих строк, наполненных смыслом и опытом?

Я замерла, пытаясь переварить незнакомый образ. Больше всего это походило на «стихи», но совершенно не в том смысле, в каком привыкли употреблять слово у нас. Стихи, заклинание, откровение? Нет, не то…

Впрочем, не важно. Ответ-то всё равно один.

– Нет. У меня, мм, нет способностей, – неловко призналась я, склонив голову.

– Жизнь долгая. Никогда не знаешь, что скрывается у тебя внутри, – философски заметил Ригуми, не особенно впечатлённый актом самоуничижения. – Но, может быть, рисуешь? Поёшь? Длишь гармонию музыки?

– Эм… – Я лихорадочно пыталась вспомнить хоть какое-нибудь благородное хобби из своего арсенала. Вирт-игры, чтение детективов и походы с небольшим уровнем экстрима в нужную категорию явно не попадали. – Увлечений, связанных с творчеством, у меня нет.

Никогда раньше не задумывалась о подобном, но сейчас мне почему-то стало за себя стыдно.

– Не важно, – качнул головой Ригуми Шаа; он выглядел задумчивым. Мимо любопытной тенью проскользнул Тейт, потоптался немного на границе светового круга и исчез в темноте. Остальных не было не то что видно, но и слышно, даже непоседу Айку. – Овеществление ничто – почти то же самое. Важно, разумеется, что получится в итоге. Но куда важнее другое. Ты поняла сегодня, что именно?

– Да, – тихо ответила я, машинально обнимая себя.

Эта погруженность в процесс, в созидание… Нечто подобное я ощущала, когда экспериментировала с эмпатическим куполом. Не ради результата, а просто потому что мне было интересно и приятно узнавать границы своих возможностей и создавать новое.

Суть магии в этом?

– Большинство свободных отрицают радость творения, – негромко произнёс Ригуми Шаа. – В том и лежит корень разногласий. Спор о судьбе людей побережья – всего лишь предлог. Магия не должна превращаться в инструмент, помогающий заполучить власть или богатство. Магия, сотворённая из гордости, только ради результата, без радости – то, что сотворило горы вокруг, Трикси-кан, и то, что населило их чудовищами и смертью. Путь тщеславия или жадности – трудный путь, потому что он превращает магию в силу. И это страшно. Ты понимаешь?

– Не совсем, – ответила я неуверенно. – Но, кажется, чувствую.

Ригуми улыбнулся:

– Это хорошо, Трикси-кан. А теперь ступай. Кое-кому не терпится затащить тебя в купальню.

Он был прав – Тейт уже извёлся, его нетерпение даже на расстоянии чувствовалось. Чуть поодаль, у самой границы купола обнаружились и все остальные, кроме Итасэ Рана. Там горел костёр, грелась в прозрачной чаше крепкая шерга со специями. Айка, разомлевшая от тепла и рассказов, дремала, положив голову на колени Лао. Маронг и Лиора сидели молча, спиной к спине; руки у них соприкасались, и пальцы были переплетены так же, как и мысли – неосознанно, из одной только голодной потребности друг в друге. Кагечи Ро смотрел в огонь и думал об океане, о жарком песке и бирюзовых волнах.

– Давай не пойдём туда, – шёпотом попросил Тейт, обнимая меня и утыкаясь лицом в шею. – Побудем вдвоём. Можно?

А меня подхватил вдруг странный порыв; я обернулась, собирая воедино всё, чему научилась за сегодня, что прочувствовала и запомнила – и протянула руку, укрепляя в спутанных рыжих волосах синий цветок, усыпанный слюдой нежной пыльцы. Повеяло пьяным и сладким ароматом.

Тейт вздрогнул и резко вздохнул. Он бережно накрыл мою ладонь своей, сминая хрупкие лепестки.

И в этот момент мы почувствовали нечто очень важное; то, что ещё только предстояло осознать.

Но я уже никуда не торопилась.

Глава 17. Влекомое течением

Обострённый инстинкт самосохранения либо интуитивное предчувствие опасности. У магов Лагона, как правило, отсутствует.

Из свитка «Загадки Лагона»

Путешествие к океану длилось почти двенадцать дней.

Ригуми Шаа словно бы нарочно избегал простых и скучных путей, но зато не особенно усложнял нам жизнь в бытовом плане. По крайней мере, через заросли, кишащие мелкими хищными айрами, продираться не приходилось, а место для ночёвки Итасэ Ран вообще превращал каждый раз в подобие курорта – с купальнями, уютными спальными местами и надёжной защитой по периметру.

Зато во время перехода впечатлений было выше крыши, и не всегда исключительно эстетических.

На седьмой день мы прошли над голубой долиной по совершенно прозрачному мосту – или, точнее сказать, по трубе. На дневной привал остановились в пузыре, парящем над самыми верхушками «деревьев». Итасэ занялся обедом, а остальным Ригуми предложил скрасить ожидание, наблюдая за тем, что происходит внизу.

– А это… кхм… оно? – с трудом выдавила я из себя малоосмысленный вопрос, отчаянно цепляясь за руку Тейта. Если бы могла, наверное, на плечи бы ему взгромоздилась. Голову вело, как в суперсовременном лифте, который быстро-быстро поднимается вверх, а потом резко останавливается.

Опустить взгляд было превыше моих сил.

– Гаюс, – с любезной улыбкой подтвердил мастер. – Наблюдай, Трикси-кан. Очень полезно… Это и других касается. Да, и тебя, Айка-кан.

Девчонка застонала и сжалась в комок, пряча голову между коленей. Похоже, напряжена была не только я; Кагечи Ро так вообще побледнел аж в прозелень.

– Я слышал, что воплощённое ничто не всегда может защитить от спор гаюса, – сдавленно произнёс он, стараясь сохранить достоинство.

– Совершенно верно, – ответил Ригуми и возлёг на невидимых подушках, созерцая синее море смерти. Глаза, всегда холодные и прозрачные, приобрели насыщенный ультрамариновый оттенок, и это выглядело жутковато. – И я не помню, чтобы разрешал сейчас задавать вопросы, – добавил он спокойно, ставя точку в разговоре.

Тейт успокаивающе погладил меня по голове и мягко потянул за собой к краю «пузыря»:

– Там приляжем, – шепнул он. Я рефлекторно прильнула к его разуму; рыжий был единственным из учеников, кто сохранял спокойствие. Точнее, вторым был Лао, но перед ним мне настолько не хотелось позориться, показывая дурноту, что эмпатический купол сам выгибался, обтекая его. Глупо, на самом деле – фактически так я просто отгораживаюсь, чтобы случайно не словить какую-нибудь снисходительную или разочарованную мысль о себе. – И не бойся. Ты же мастеру Ригуми веришь?

Я вспомнила Арингу и сглотнула.

– Ну…

Тейт нетерпеливо вздохнул, переминаясь с ноги на ногу:

– Ладно, по-другому спрошу. Ты думаешь, он тебя вот прям сейчас хочет угробить гаюсом?

– Нет.

Кожа покрылась мурашками.

– Тогда делай, как он скажет, – посоветовал рыжий. – Хочешь, обниму, чтоб не страшно было?

Гордость и чувство собственного достоинства опомнились и отвесили хорошего пинка необъяснимому страху. Я выпрямила спину, скопировала рекламную «улыбку победительницы» и уверенно ответила:

– Ну… да… наверное.

Не быть мне крутой непобедимой героиней, видимо.

Только мы устроились поудобнее, как «пузырь» начал медленно вращаться, создавая панорамный обзор. Я рефлекторно подалась назад, спиной вжимаясь в Тейта, и он фыркнул мне в шею. Наверное, с высоты мы выглядели, как чёрный котёнок и рыжий шрах, которые пытаются уместиться в одной тесной корзинке… Но вскоре я и думать об этом забыла.

Долина смерти завораживала.

Сверху, с высоты полёта Шекки, она выглядела как дышащее море, влажная подвижная масса. С расстояния в пятнадцать метров до ближайшей вершины всё смотрелось совершенно иначе. Под ажурно-мшистым покровом просвечивали чёрные скалы, сплошь в кавернах и дырах. Гаюс был разным. В низинах он напоминал плотную тёмно-синюю губку или очень-очень толстый слой плесени, в которой человек запросто мог бы утонуть. На холмах смертоносный слой редел и светлел, превращаясь в бирюзовый «лишайник» – искусно вырезанные розетки, сюрреалистические цветы, покрытые росой цвета аквамарина. Кое-где высились «деревья» – каменные колонны и «зонтики», изъеденные эрозией, словно «розы пустыни». Гаюс покрывал их тонким слоем, выпуская длинные ловчие нити, бледно-голубые, похожие на русалочьи волосы.

Время от времени долина вздыхала; от края к краю перекатывалась упругая волна, наизнанку выворачивающая смертоносную синеву, и обнажался нижний слой – сплетение непрерывно движущихся червей-корней, гладкие чёрные шишки. Когда такая шишка трескалась, то в воздух взмывало облако радужной пыли, невероятно красивой, полупрозрачной, как бензиновые разводы на льду. Это были споры. К счастью, они далеко не улетали, опускаясь тут же, на скалы.

Человеческую кожу споры превращали в одну сплошную уродливую язву; неосторожный вдох мог стоить жизни.

Я наблюдала, не отрываясь, и, кажется, забывала моргать; в глазах появилась резь от сухости.

– …О, обед уже готов? А могу я попробовать? – послышался вдруг мелодичный голос Лао. – Не хмурься, Итасэ… Можно звать тебя просто Ран?

– Не трогай.

«Пузырь» вздрогнул – и вниз, навстречу облаку радужной пыли кто-то упал, раскинув руки крестом.

Лао.

Всё длилось несколько секунд, но растянулось на часы.

Я видела, как споры окутали его, прожигая кожу, но не одежду; как расцвели багровые язвы на лице и руках; как побелели глаза и в дым истончились волосы; как с чмоканьем подалась вверх сырая синяя губка, обволакивая тело, как оголились кости, и…

Это не он. Разумеется, не он.

Купол раскрылся во всю ширь и мощь, показывая мне то, что я не могла увидеть, зато прекрасно видел Тейт, вывернувший шею.

Лао, живой и невредимый, засмеялся, на полшага отступив от Итасэ, который, морщась, ощупывал своё плечо – так, словно чужое прикосновение, мимолётное и дружеское, по-настоящему обожгло.

– Ран-кан, – произнёс Ригуми Шаа, вроде бы мягко, но с угрозой.

Итасэ дёрнул головой, кривясь. Лао примирительно прижал руку к груди, улыбаясь:

– Не стоит беспокойства, Шаа-кан. Это моя вина, Итасэ Ран был очень добр, когда показал своё искусство… – Голос его вдруг стал ниже, опаснее, не теряя мелодичности. – Я учту ошибку.

– Ран-кан, – повторил мастер ещё мягче.

Итасэ замер, а потом отвернулся, кутаясь в дымчато-серый шарф.

– Прости, Лао-кан. Это вышло случайно.

Раскаяния в его словах не было ни на гран.

Голова кружилась; дыхание было поверхностным и мелким, спина взмокла. Хорошенький дневной привал, ничего не скажешь…

Тейт поёрзал, повздыхал, а потом вдруг цапнул меня за загривок, да так, что наверняка остались следы от зубов.

– Забей волноваться за Лао, – сказал рыжий. – Его так просто не убьёшь.

Полегчало.

После этого случая я невольно стала присматриваться к Итасэ. Не к лицу, разумеется, после индивидуальных занятий оно и так впечаталось в мою память, как фотография. Но вот манеры и мысли… Вроде бы ничего особенного, однако что-то напрягало.

И на одиннадцатый день я наконец осознала, что именно.

На одиннадцатый… великий мастер-детектив, да уж.

Во-первых, Итасэ слишком походил на мастера Ригуми. Но не как отражение, а как идеализированный вариант. Думаю, почти каждая девушка хоть раз в жизни пыталась изобразить угрожающий взгляд перед зеркалом – ну или соблазнительный. И если результат в воображении всегда был впечатляющим, то в реальности, мягко говоря, разочаровывал. Лично я зареклась строить из себя кого-то, когда вместо пылкой штучки увидела в затемнённом оконном стекле дурочку с приоткрытым ртом. Итасэ выгибал брови, хмурился и поджимал губы точно так же, как Ригуми; но если мастер иногда выглядел забавно, то каждое проявление эмоций у подмастерья было исключительно выразительным. От ледяных взглядов действительно бросало в дрожь, презрительная усмешка заставляла меня почувствовать себя ничтожеством. Касалось это и других привычек. Ригуми утром, после пробуждения, потягивался демонстративно и одновременно неловко, как человек, который когда-то сильно стеснялся своего тела и не до конца поборол комплексы; Итасэ точно так же закидывал одну руку за другую над головой, но им хотелось любоваться.

Во-вторых, мысленный голос у него оказался точь-в-точь как у Ригуми, только более мелодичный.

В-третьих, Итасэ не выносил прикосновений. Причём сам он с удовольствием раздавал подзатыльники и тычки, то есть дело было не в самом физическом контакте, а в том, кто являлся инициатором. Я интуитивно чувствовала связь с первыми двумя странностями, но описать её словами не могла.

– Что-то не так, Трикси?

Лао, как обычно, подкрался незамеченным. Похоже, его это развлекало… хотя сложно сказать, что его не развлекало.

На ночлег мы сегодня остановились на широкой террасе прямо над угольно-чёрной долиной. Небо уже потемнело; у нас над головами мерцали звёзды, голубоватые и розоватые, и неспешно струились потоки сияющей космической пыли; дальний же, северный край полыхал от вспышек молний. Там бушевала гроза, но Ригуми сказал, что беспокоиться не о чем: так близко к побережью губительные тучи не подходили.

На юге высились горы – зубчатая гребёнка вершин, почти отвесные склоны. Там, за последним рубежом, плескался океан, и ветер доносил сквозь ночную тьму слабый запах соли и свежести.

– Всё в порядке, – вздохнула я и уткнулась лицом в колени. Лао сел рядом и положил руку на плечо – невесомое прикосновение, от которого разом стало очень спокойно. – Как думаешь, Ран странный?

Лао фыркнул:

– Если ты назовёшь мне кого-нибудь не странного, я отвечу. А пока даже не знаю, что сказать.

Я скосила взгляд туда, где террасой ниже горел костёр. Звуки лагеря доносились приглушённо – особенность чёрной долины внизу, которая поглощала всякий шум и свет.

В голову пришла неожиданная мысль.

– А Ран случайно не сын мастера Ригуми?

От Лао внезапно нахлынула волна печали, приглушённой и изысканной. Я попыталась считать образы и не смогла, словно в руках у меня распадалось холодным пеплом письмо с каким-то болезненным секретом, брошенное в камин; отдельные слова ещё можно различить, но смысл покрыт мраком.

– Нет, Трикси. Сын Ригуми Шаа был убит тридцать лет назад. Вместе с той, что произвела дитя на свет.

Меня аж подбросило.

– Ничего себе! – откликнулась я горячо, но быстро спохватилась и понизила голос, машинально оборачивая нас непроницаемым эмпатическим куполом. – А как это случилось?

– Не знаю, – мягко улыбнулся Лао и снова погладил меня по голове. – Слышал только, что Ригуми Шаа тогда удалился из Лагона и жил где-то в горах близ побережья. Наверняка свободные искали его…

– И нашли, – мрачно закончила я. – А куда вообще деваются маги после Лагона? Понятно, что здесь учатся и двадцать, и тридцать, и сорок лет, и сто, было бы желание. Но только у Ригуми Шаа – больше семисот учеников.

– У него одна из самых больших мастерских, – ответил Лао задумчиво. – У Таппы, например, и сотни не наберётся. Каждый год из Лагона уходит несколько десятков человек, приходит больше. Кто-то погибает. Те, кто считает своё обучение оконченным, отправляются изучать мир. Затем каждый живёт как знает. Говорят, что многих учеников отсылают к людям – тайно, разумеется. Но мне это не интересно.

В его мыслях промелькнул знакомый образ – политика, манипуляции, интриги, и тут же повеяло искренней неприязнью.

Что ж, видимо, я всё-таки нашла то, что не развлекает Лао.

Сомнительное достижение, конечно.

– А как ты думаешь… – начала было я и тут же забыла, что хотела сказать, потому что Лао меня обнял за талию, пристроив голову на плече.

– Тсс, – произнёс он тихо и засмеялся: – Тейт смотрит на тебя и на меня. Как ты думаешь, Трикси, как долго он выдержит и когда поднимется к нам?

– Как только придумает подходящий предлог, – вздохнула я. Тоже хотелось улыбаться; почему-то в груди появилось очень приятное ощущение, не то тепло, не то щекотка. – То есть почти сразу.

Разумеется, я оказалась права.

За что ещё следовало поставить Ригуми памятник при жизни, так это за то, что он не поднимал нас рано утром, а позволял выспаться. Впрочем, рыжий всё равно подскакивал ни свет ни заря, выдёргивал из постели Лао с Айкой, и вся троица бодро учёсывала выше по скале, тренироваться. Сквозь защитные барьеры они просачивались, как дурно воспитанные призраки. Итасэ, на чьих хрупких и нервных плечах лежали заботы об обустройстве лагеря, скрежетал зубами, но поделать ничего не мог.

Вторым, как ни странно, поднимался Маронг, прятался в каком-нибудь уединённом местечке, за деревом или за камнем, и там подолгу сидел в странной позе, уставившись в одну точку и напряжённо сопя. Это у него называлось медитацией. Возвращался он к завтраку, взмокший и страшно довольный. Вообще вдали от Лагона Маронг немного ожил, и, хотя по-прежнему скупо отвечал на вопросы и сам первым не заговаривал, стал иногда улыбаться. Ригуми чередовал вечера, занимаясь по очереди то со мной, то с ним. Я никогда не лезла подглядывать, пусть и сгорала от любопытства.

Затем просыпался Итасэ, вершил в одиночестве гигиенические процедуры и шёл готовить завтрак, транслируя на весь лагерь убийственное недовольство. Недовольный мысленный фон гарантированно будил нас с Лиорой, а пока мы умывались или сушили волосы, наконец поднимался Кагечи Ро – глубоко несчастный и хронически сонный до полудня…

Точнее сказать, так продолжалось одиннадцать дней, потому что на двенадцатый Ригуми Шаа безжалостно растолкал нас до рассвета и заставил совершить марш-бросок, которому позавидовала бы и Аринга. Мы бежали, и бежала прозрачная дорожка у нас под ногами – долго, в напряжённом темпе. Небо, поначалу чернильно-чёрное, начало сереть и синеть. Силуэт гор приближался, становясь графически чётким на фоне востока.

У мастера было потрясающее чувство времени.

На перевал мы поднялись ровно за минуту до того, как огненная корона солнца показалась над бесконечным океаном.

Над водой стелился молочно-лиловый туман; волны перекатывались под ним, с огромной высоты больше похожие на дрожь предвкушения. Терпеливо и безмолвно ждал рассвета изрезанный лагунами берег – тёмно-зелёный, с рыжей кромкой песка. Когда солнце вынырнуло из океана и ткнулось макушкой в раскалённое добела небо, то по воде выстрелила золотистая дорожка.

– Сейчас, – тихо произнёс Ригуми Шаа.

И, словно откликаясь на его слова, под самой поверхностью океана показались вдруг тени, вытянутые округлые пятна. Они перемещались очень быстро – от горизонта к берегу, наискосок, целеустремлённо и легко. Водная гладь напряглась – и вверх выстрелили фонтаны, отсюда кажущиеся крошечными, но вблизи, наверное, огромные. Солнце бледным золотом дробилось в них и стекало в океан.

Одна из теней напряглась и вынырнула, на несколько мгновений целиком очутившись в воздухе. Гладкое иссиня-чёрное тело, сдвоенные плавники, гибкий хвост… Неужели киты? Нет, слишком поджарые и ловкие…

Они давно уже скрылись в прозрачных водах, когда до слуха донеслась тягучая, пронзительная песня, похожая на звук огромной небесной трубы. В груди у меня что-то ёкнуло.

– Кто это? – хрипло спросила я. Голос отказывал.

– Глубинное диво, сойнар, – улыбнулся Ригуми. – Он отрицает любую магию, ибо сам является ею… Говорят, что сойнары – айры древности. Но я думаю, что у них есть души.

– Мне тоже так кажется, – тихо ответила я.

«Морские драконы», – пронеслась полуоформленная мысль-образ, такая рассеянная, прозрачная, незаметная, что сначала я даже приняла её за свою. И только потом осознала, кому она принадлежит.

Лао.

А ещё – образ был безусловно узнаваемым, но сами слова прозвучали на незнакомом языке, и ощущалась в них тайная печаль… Или показалось? Телепатия – штука субъективная, слишком многое зависит от исходных данных. Мизантропы видят в чужих головах только подтверждение того, что люди отвратительны, а вот дядя Эрнан, несмотря на всю его жёсткость, всегда находил в бездне чужого сознания то, что он называл «точкой сочувствия», – деталь, от которой можно оттолкнуться и, поняв, принять.

Словно откликаясь на моё внимание, Лао повернул голову и вопросительно приподнял брови. Я рефлекторно улыбнулась в ответ и пригладила волосы.

Тейт заметил наши переглядывания и нахмурился.

– Мастер Ригуми, а тут ведь никого опасного нет рядом, мм?

– Шаа-кан, – мягко поправил мастер. – Опасности остались по ту сторону гор. Однако лучше не забывать об осторожности.

– Ага, – откликнулся Тейт и скосил глаза на Шекки, размышляя, не оседлать ли химеру и не кинуться ли вниз, к манящему берегу. – А куда мы спустимся?

– Полагаю, лучше выбрать небольшую лагуну, – сощурился Ригуми. – Например, ту, – и полоска берега внизу полыхнула золотистым светом.

Гхм, неплохой способ. Не то что вульгарное тыканье пальцем.

– О, я её знаю, – оживился Тейт и свистнул, подзывая айра.

– Я могу сделать дорожку до самой воды, – предложил неожиданно Маронг, бледноватый от ранней побудки, но весьма бодрый. В голове у него крутилось что-то насчёт вчерашнего урока и новых идей. – Шаа-кан, могу я?..

Мастер одобрительно склонил голову к плечу. И тут меня словно дёрнуло что-то.

– Если сделать дорожку отсюда к воде, то получится горка, как в аквапарке.

– Горка? – вспыхнул азартом рыжий.

– Аквапарк? – любопытно улыбнулся Лао.

Айка ничего не сказала, но выражение лица у неё стало жадным и хищным.

Я едва по лбу себе не хлопнула. Ну чего стоило держать рот на замке!

– Поясни, Трикси-кан, – с деланым равнодушием попросил Итасэ Ран, тщательно пряча садистское удовольствие под слоем отстранённой доброжелательности. Шрах, он знал, что я ляпну что-нибудь эдакое! Не представляю, откуда, но знал… или догадывался! – А ещё лучше – покажи.

Я тяжело вздохнула и воссоздала иллюзорный образ самой высокой горки из аквапарка в Эсме-Пейр. Разлила вокруг подкрашенную водичку, запустила купальщиков на резиновых кругах, визжащих детей с мизинец ростом – и только потом осознала, что легче было транслировать понятие напрямую, телепатией.

Интересно.

Как будто раньше у меня по умолчанию был установлен режим использования псионических способностей, а теперь меня «перепрошили» на магию. Телепатия казалась сейчас слишком лёгким выходом, а значит… скучным и некрасивым.

– Игамина, – попросил тем временем Тейт с горящими глазами. – Сделай. Прямо отсюда. Сможешь?

Маронг сглотнул, нервным жестом откинул с лица длинную прядь и, оглянувшись на мастера, ответил:

– Да. Как раз думал о чём-то масштабном. Шаа-кан, дозволено ли мне…

– Действуй, – усмехнулся Ригуми. Его это забавляло. – Ран-кан, проследи.

«Подстраховывай», – читалось в подтексте.

И понеслось.

Меньше чем через минуту Маронг соорудил чудовищное подобие водяной горки – без воды, но на вид весьма скользкой – и растянул её до самого пляжа, километров на десять. Мне от одного этого зрелища стало дурно. Итасэ пофыркал, покривился и креативным методом тычков и пинков заставил гордого «строителя» внести несколько принципиальных изменений – добавить витки, чтобы снизить скорость, соорудить через каждые пятьсот метров «бассейны» для той же цели и нахлобучить сверху на прозрачный жёлоб такую же крышку, чтоб случайно не вылететь на повороте.

– Первый! – подскочил к аттракциону Тейт. И обернулся: – Трикси?

Я инстинктивно сделала шаг назад.

Жёлоб горки вился над склоном – над острыми скалами, над верхушками деревьев, над расщелинами… И так – долго-долго. У меня сердце успевало выпрыгнуть из груди и за трёхсотметровый спуск в аквапарке, а тут?..

– Круто! – оттеснила меня Айка, сияющая, как неоновая реклама. – Ширбанём?

Тейт ничего не ответил – он разбежался, сиганул в жёлоб и съехал, стремительно набирая скорость. Следом за ним прыгнула и Айка.

– Не проверил… – простонал Маронг, трогая скользкую стенку и опасливо заглядывая вниз. Девчонка визжала, и звук эхом отдавался в горах; рыжий фонил восторгом, но это слышала только я, ну, может, ещё Лиора. – Ну чего стоило подождать, пока я…

И тут Итасэ Ран сделал то, что я от него не ожидала. Он пинком спихнул Маронга в злополучный жёлоб.

– Йа-а-а… – донеслось жалобное и вскоре затихло: видимо, кое-кто героически стиснул зубы, чтобы не визжать на поворотах.

Лиора обернулась. Взгляд у неё был воистину испепеляющий, куда там моей кузине-тихоне.

– Переживаешь – догоняй, – с изысканной жестокостью посоветовал Итасэ. Глаза у него блестели, как от алкоголя.

Лиора подтянула ремень, закрепляя сумку на талии, сняла и убрала шарф и, изящно присев на край горки, произнесла спокойно:

– Игамина забыл свои вещи. Возьмите кто-нибудь, – и, откинувшись, съехала по скользкому жёлобу.

Кагечи Ро прикрутил лишнюю сумку к боку своего ездового айра и шлепком отправил его вниз по склону, а затем сам съехал с горки, не дожидаясь мотивирующего тычка от Итасэ.

Так, осталось двое… Точнее, четверо, но мастер с подмастерьем не считаются.

В горле у меня пересохло, и коленки позорно ослабели.

– Не трусь, Трикси, – подмигнул мне Лао и рыбкой нырнул в жёлоб.

Я сглотнула и отступила за спину мастера Ригуми.

– Трикси-кан? – вкрадчиво позвал Итасэ. Серый полупрозрачный шарф, который прежде топорщился над ним, как змеиный капюшон, начал обвиваться тесными кольцами вокруг плеч. Логично – так меньше вероятность, что в процессе ткань за что-нибудь зацепится. – Твоя очередь.

– Спасибо, лучше тут постою, – вежливо ответила я, не торопясь выглядывать лишний раз из-за плеча мастера. – Э-э-э… не очень люблю аквапарки.

Несколько секунд Ригуми Шаа выдерживал театральную паузу, но затем смилостивился:

– Позаботься о том, чтобы все благополучно спустились, Ран-кан.

У меня отлегло от сердца.

Итасэ наградил меня странным сочувственным взглядом и забрался в жёлоб, прижимая к животу сумку. Он не сорвался вниз со свистом, как другие, а плавно тронулся, точно мультяшная ракета, постепенно ускоряясь. Длинные пряди вокруг лица у него красиво развевались, край шарфа трепетал, профиль был исполнен достоинства, а в голове звучало всё то же придушенное «Йа-а-а…» – и никаких связных мыслей.

Что ж, надеюсь, что за безопасностью горки он всё-таки проследит.

Наверное, Итасэ не до конца отключился, потому что жёлоб за его спиной начал аккуратно сворачиваться. Шекки, флегматичная химера Тейта, дёрнул головой, встряхнулся, взмыл в воздух и, постепенно становясь прозрачным, полетел за хозяином, к лагуне.