Текст книги "Блаженны алчущие (СИ)"
Автор книги: Агнесса Шизоид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 65 (всего у книги 76 страниц)
Он в окружении врагов. Стоит пошевелиться, как те набросятся на него и порвут на части, словно стая бешеных псов.
– Его сердце – сердце могучего воина, оно придаст нам сил и отваги. Детишкам пользительно будет…
Меч они, конечно, забрали. Кевин чувствовал его отсутствие, как недостающую часть тела. Взяли и остальное оружие. Если не дураки, нашли, наверное, даже стилет в рукаве и нож за отворотом сапога.
– Я так дал ему по башке, – прозвучало низко и грубо. – Что он, небось, уже овощ… Эй! – В бок с размаху вошел носок сапога, но Кевин даже не дернулся. Надо изображать мертвяка – проще простого, когда близок к тому, чтобы в него превратиться.
– Так чего? – продолжал незнакомый мужской голос. – Этого тоже тащим в подвал? Они там должны были уже кончить.
В подвале… Значит, так все завершится. Ради этого они ждали, откладывая решающую схватку. Чтобы сдохнуть в темном подвале, от чужой руки. Порознь.
Может, трупы их будут лежать там вместе, а может даже, то, что останется, похоронят в одной безымянной могиле. Как взбесился бы Филип, узнай он об этом – Кевин Грасс определенно не заслужил такой чести!
Шум крови бился в висках, словно волны о песок, нарастал, заглушая голоса… Соленая вода жгла глаза. Сейчас она завертит его и снова утащит на дно, к блаженному забытью.
Нет! Он сжал зубы, до боли, до хруста. Он готов был сдохнуть, но не так, не в полусне, беспомощный, как свинья перед забоем. Сражаясь.
К тому же, он еще должен убить их – людей, укравших его месть. Старую ведьму. Вторую бабу, коренастую и крепкую. Двоих здоровых мужиков, бородача и паленого. Кудрявого щенка Корина. Эллис с ее семейкой. Светловолосых детишек, оставшихся где-то в доме. Всех.
~*~*~*~
Уже знакомые тени перекатывались под потолком, густели, надвигались. Вся та тьма, от которой Филип столько убегал, в конце концов настигла его. Скоро она слизнет черным языком последние отблески света.
– Я, конечно, сильно недооценил вашу привязанность к какому-то скрипачу, – Гвиллим Данеон покачал головой. – Никак не ожидал, что вы устроите такой спектакль с поисками, приведете Ищеек, Боги, какая честь для него!
По иронии судьбы, Филипом вело желание успокоить Эллис – и, чего уж там, он воспользовался этим предлогом, чтобы лишний раз помучить Кевина Грасса своим обществом.
– Тристан считал вас друзьями… А я, разве я не был добр к вам, что вы хотите прирезать и сожрать меня, как какую-то свинью?
Глаза Познающего блеснули за стеклами очков. – Для таких, как вы, избалованных судьбой богатеньких счастливчиков, еда – что-то ничтожное, лорд Картмор, развлечение. И я был таким когда-то. Но тот, кто голодал, знает, еда – священна. Бесценный дар, разница между жизнью и смертью. В древности люди помнили об этом, мой лорд. Я читал в записках лорда Элберта о каннибалах Самоцветных островов – я еще позаимствовал у них метод разделки тел. Эти люди не ставят себя выше природы, выше тех, кто служит им пищей. Когда они убивают – животное ли, человека ли – они стараются задобрить душу убитого, просят у нее прощения, чтобы не мстила после смерти, оставляют ей дары. Так поступаем и мы. Каждый кусочек хлеба, каждую частицу плоти вкушаем с таким же благоговением, как кровь и плоть Агнца.
Филип предпочел бы получить непочтительный пинок, чем быть сожранным со всем уважением, но что-то подсказывало: пищу не спрашивают, хочет ли она лезть в котел.
– К тому же, – продолжал Данеон невозмутимо, – вы станете подношением Богам, а в жертву высшим силам надо приносить лишь самое лучшее, не так ли? Та девочка-вышивальщица, чистая и невинная, с ее мастерством, волшебные руки Тристана, пастырь с золотым сердцем и красноречивым языком, другие… Лучшие части мы всегда оставляем богам. Вы – человек многих достоинств, лорд Филип, но все же думаю, самое ценное в вас – это древняя кровь. Ваша драгоценная кровь, кровь сюляпаррских принцев, откроет, наконец, врата! Мой сын пошел выяснять, можно ли просто незаметно пролить ее на развалины башни – ведь это священное место ваши дружки разрушили… Хорошо хоть подземные ходы остались целы. У меня только одно маленькое сомнение… – Познающий нахмурился, – В книге сказано – последней жертвой должна стать хранма лахтис, драгоценная кровь, но лахтис может значить еще и родная… Как обычно со слярве, тут все в контексте… – Он замолк, потерявшись в лабиринте своих мыслей, как часто бывает с учеными людьми.
Мысли Филипа тоже метались по лабиринту страха, отчаяния и озарений. За каждым углом – ответ на вопрос. Нет только выхода…
– Так это значит что, – осознал он, – вы хотели меня убить с самого начала?! А это, – Филип злобно покосился на Эллис, задетый даже сейчас, на грани смерти, – все был жалкий спектакль?
Но разве может человеческое существо так притворяться?! Не первый раз в жизни, но, похоже, в последний, спрашивал он себя об этом. Ты слепец, Филип, слепец и дурак.
– Как ты можешь так говорить! – голос Эллис дрожал искренней обидой. – Да, в начале, действительно, мы старались познакомиться с тобой с тайной целью, но потом… – Ее пальцы взъерошили его кудри, как в старые добрые времена. – Разве могла я в тебя не влюбиться? Пришлось поменять план.
– Конечно, теперь, когда вы решили бросить мою дочь, мы возвращаемся к плану изначальному! – Данеон пожал плечами. – Уж не обессудьте. Признаться, я даже рад, что выйдет именно так, хотя не питаю к вам ни малейшей злобы. Но мне было бы еще больнее принести в жертву вашего брата. Он так напомнил мне вашу мать…
– Моего брата?! – Филип уже не знал, кто здесь сошел с ума. Может – он сам, а все это – причудливый кошмар его воспаленного разума.
Как же затекли руки…
– Ну да. Когда моя дочка увлеклась вами, пришлось искать другой источник священной крови. Лорд Бэзил приходил сюда по моему приглашению – вы его даже едва не узнали! – Данеон слегка усмехнулся. – Как странно – черты моей дорогой супруги мне все сложнее припомнить, а вот лицо леди Филиппы врезалось в память так, будто его выжгло там огнем!.. Когда я увидел вашего брата, то даже остолбенел от сходства. Я собирался назначить лорду Бэзилу встречу на сегодня, но когда узнал, что вы расстались с моей дочерью, необходимость в этом отпала. Ваше непостоянство в любви, несомненно, обидное для меня и моей Эллис, спасет вашего брата – разве это не утешительно осознавать?
– Филип не легкомысленный, – вступилась за него Эллис, коснувшись его плеча оберегающим жестом. – У него слишком много обязательств в этом мире, он не волен распоряжаться собой.
Защитница!.. Если б Дениза узнала, что вы задумали, она расправилась бы с тобой шпилькой от шляпы!
– Его связывают узы брака, и он не может противиться воле отца. Но, – Она нагнулась, и лицо, каждую черточку которого Филип изучил так хорошо, оказалось совсем рядом. – Когда я вкушу твою плоть, между нами установится вечная связь, истинный союз тела и духа. И там, где ты окажешься, в мире, где все просто и ясно, ничто не помешает нам быть вместе.
Этих обветренных губ касалась человечина, на эту нежную улыбку смотрели глаза Тристана, пока их не затянул смертный туман…
– Безумцы, неужто вы воображаете, что вам это сойдет с рук?! Я не уличный музыкант, после моего исчезновения поднимется настоящая буря! И потом, я сказал жене, что поехал к вам!
– Почему-то мне кажется, что вы лжете, мой лорд, – возразил Данеон. – Я вас не осуждаю – жить хочется каждому. Вы ведь всегда соблюдали меры предосторожности, приезжая сюда. Полагаю, для своего семейства вы и на этот раз придумали легенду, а телохранителей оставили где-то в таверне. Но если даже начнутся расспросы, мы скажем, что вы пробыли здесь недолго, а потом уехали. В дороге всякое может случиться, вы знаете сами… А от вашего коня мы избавимся.
То, что они собираются убить его Красотку, взбесило Филипа не на шутку.
– Впрочем, я надеюсь, что после этой, последней, жертвы, – продолжал Познающий, – долго лгать и притворяться не придется. Темные божества снова будут к нам благосклонны, как сказано в книге, а мы станем их любимыми слугами. И никому из нас не надо будет бояться и прятаться, больше никогда.
– Что еще за книга? – спросил Филип, которому, как никогда в жизни, было плевать на все книги мира. Пусть говорит, говорит как можно дольше…
Познающий, кажется, обрадовался вопросу, сделал знак рукой – сейчас, мол. Отошел, а когда вернулся, с благоговением прижимал к груди толстый фолиант, нежно поглаживая темную тисненую кожу переплета. – Вот оно, мое сокровище. Книга из дворцовой библиотеки, самый полный сборник сохранившихся записей великого Миррдина Тифарского, Ведающего, непревзойденного мастера Темного Искусства. Кладезь мудрости и тайного знания. Награда за долгую верную службу, которую, признаюсь, я вручил себе сам.
– То есть, попросту украли, – заключил Филип.
– Я более чем заслужил ее, после того, как ваш папочка выгнал меня пинком под зад, это после многих лет безупречного служения! – Маска рассеянного ученого соскользнула, из-под нее полыхнуло злобой. – Сослал в провинцию, считать комаров, без всякой моей вины!..
А у Данеона, оказывается, свои счеты с семейством Картмор. Это многое объясняло.
– …Миррдин был среди первых, кто открыл врата, и он записал, как. Тогда я рассуждал, что лучше его трудам оказаться в руках человека науки, чем без толку покрываться пылью на полках. Смешно теперь вспомнить, ведь…
– Отец, – оборвала его Эллис с болезненным вздохом, – неужели это так важно сейчас? – Все это время она стояла, понурив голову, и мучительное колебание, искажавшее ее черты, вселяло в Филипа смутные надежды.
– Да, ты права, душа моя, – согласился Данеон. – Прошлое есть прошлое, пора двигаться дальше.
Неужели уже все? Нет, не может быть! Пульс зачастил, горло сдавили липкие пальцы страха. Филип крутил головой, следя за мельчайшим движением их обоих, настороженный – и совершенно беспомощный. Когда Эллис сделала резкий жест, он судорожно втянул воздух.
– Все произойдет быстро, мой лорд, – Данеон ободряюще кивнул, снова обретя благодушие. – Вы едва успеете почувствовать боль.
– Одно мгновение невыносимой боли должно казаться вечностью, – процедил Филип, с удовлетворением заметив, что Эллис вздрогнула, как от удара.
Отлично! Мучайся, сука. Сейчас он ненавидел ее всей душой. Еще одно предательство! Уж на сей-то раз он его не заслужил. Людей, которые были ему дороже всего на свете, он третировал, как избалованный мальчишка, а с этой сдувал пылинки, играя в доброту и великодушие.
Эллис смотрела на него с мольбой. – Любимый, прошу, не надо бояться. Это как вскрыть нарыв: укол, а потом – исцеление.
– А ты будешь спокойно стоять и наблюдать, как меня убивают? Или сделаешь это сама – теми же руками, которыми ласкала? Это, хотя бы, не будет трусостью. А дальше что?! – Он дернулся вперед, в порыве бессильной злобы. Путы еще глубже вонзились в запястья, обжигая, но сейчас ему было плевать. – Вечность в компании предательницы и лгуньи? А я, моя душа не получит право голоса? Не может выбирать?
– Не смотри на меня так… – Эллис вскинула руку, словно защищаясь, а он хлестал ее словами, за неимением лучшего.
– Вот что я тебе скажу: можешь сожрать меня хоть с костями, мерзкая людоедка, но это не сделает тебя моей женой. У меня есть супруга, женщина, которую я люблю. Это к ней я буду приходить во снах, а не к тебе, предательница! – Осторожность сгорела в пламени гнева. – Она хотя бы доказала свою любовь, рисковала ради меня жизнью, а ты? Ты использовала меня, а потом скушаешь, это твоя любовь?
– Перестань, – прошептала она одними губами, сделала шаг назад. Нож дрожал в руке…
– Если я приду к тебе, то только чтобы проклясть. За предательство, за обман, за жизнь, которую ты у меня украла. И даже мильон серебряных монет меня не утешит – засунь их себе в зад, вместе со своей лживой любовью!
– Дочка, пора кончать, – осторожно заметил Данеон. Он все еще прижимал к груди книгу.
– Нет, подожди, – откликнулась Эллис, и голос ее звенел слезами. – Ты же видишь, он еще не готов. – Она снова повернулась к нему. – Там, откуда ясно видно все, ты поймешь, как я тебя любила.
Филип медленно покачал головой. – Нет, Эллис, боюсь, никогда я уже не поверю в твою любовь, ни на этом свете, ни на том, и это ранит больнее всего, – Его еще сотрясал приступ злости, но где-то глубоко, там, где пряталась частица его, всегда остававшаяся ледяной, зарождалось подобие плана. – Никому нельзя верить, пока они не умерли ради тебя – вот мой горький урок. Все предавали меня в конце, изменяли, уходили… И ты, Эллис, даже ты…
– Неправда, – повторяла она. – Неправда!
Боль, стиснувшая виски, свелась к единой огненной точке, пульсировавшей в основании черепа. – Ты выбрала обманывать, когда могла сказать правду, убить, когда могла спасти!.. Что может быть хуже такой измены?.. Любовь – это жертва, а где твоя жертва? Есть только один путь, чтобы мы были вместе, и ты это знаешь, Эллис. Правильный путь.
Он был связан, прикован к месту. Все его силы сосредоточились сейчас во взгляде, вся воля, весь страх.
– Дочка, отдай мне ножик, – взывал Данеон. – Я все сделаю сам. Только положу книгу…
Старому дураку стоило бросить драгоценный томик и бежать к Эллис, но вместо этого он поплелся к столу, постоянно оглядываясь. – Вспомни, для чего мы это делаем, милая!
– Я помню, отец. Я знаю, что тебе нужна жертва. Но ведь ты сам сказал, – Печальная тень улыбки… – Возможно, последней жертвой должна быть родная кровь… И кто драгоценнее для тебя, чем я? Ты видишь, ему страшно, он хочет жить, а я, я так устала…
– Эллис! – Грохот фолианта об стол.
Эллис мотнула головой. – Я не могу, – Она шагнула вперед, и Филип почувствовал ее пальцы на щеке, губах – прикосновение легкое, как крыло бабочки. Отступила. – Прости, отец. Это слишком тяжело.
Пронзительный вопль. – Эллис, отдай нож!..
На этот раз она улыбнулась по-настоящему, только для него. – Теперь ты поймешь, – Эллис приставила острие себе к животу под ребрами, прямо к солнечному сплетению.
Дыхание перехватило… Часть его хотела окрикнуть ее, сказать, чтобы не делала глупостей. Жизнь или смерть, я или она… Язык прилип к небу.
Филип чувствовал нить, что натянулась меж ним и Эллис, чувствовал её. Это он сейчас стоял, сжимая рукоять влажными пальцами, вглядывался в лицо любимого, ожидая знака.
Решающий миг.
Он послал в нее взгляд, как гарпун, метя в самую душу – она еще жила где-то там, на дне этих глаз, под водами безумия. И едва заметно кивнул.
Когда Эллис вскрикнула, низко, глухо, он тоже содрогнулся, как от удара. Голова стала легкой, легче перышка…
Эллис еще стояла, удивленно глядя вниз, а кровь уже струилась меж ее пальцев, расплывалась темным пятном по ткани платья. Зеленого, как летние травы…
Все, что успел Данеон, спешивший к дочери, это поймать ее в падении.
– Дочка, что ты наделала, что ты наделала… – восклицал он, прижимая ее к себе, касаясь губами виска.
– Как же больно, – сорвалось с ее искривленных уст, вместе с первой струйкой крови. Взгляд, все еще переплетенный с его, будто вопрошал: Теперь ты будешь видеть меня во снах?
О да, Эллис, о да. За нею место в его кошмарах.
Мучительно было даже смотреть, как она пытается глотать воздух – и захлебывается болью. Нож не давал Эллис вздохнуть, гримаса муки уродовала лицо, снова и снова изгибалось тело – чудовищные схватки, что породят только смерть.
Умри уже, умри, повторял он про себя, как заклинание, без тени злости, с одним только ужасом. А вслух прохрипел: – Я люблю тебя.
Язык дервенел, отказываясь произносить подобное святотатство, после того, как… И все же хоть столько-то она заслужила.
Данеон несколько раз полу-вздохнул, полу-всхлипнул, все еще покачивая дочь, как маленькую. Но он был лекарем – и убийцей – и, возможно, это придало ему сил. – Сейчас, дочка, – сказал он окрепшим голосом. – Сейчас все пройдет. И положил руку на рукоять ножа, торчавшую из ее тела. Когда он выдернет его, кровь хлынет вольным бурлящим потоком.
Филип зажмурился, не в силах больше выносить это. О, Эллис. Я этого не хотел.
Или… хотел? Путь к спасению. Последнее, неопровержимое доказательство любви.
Но ведь я… любил ее? Ласкал. Шептал нежные признания. И подтолкнул к смерти. Нет, она сама, сама.
К тому времени, как Филип нашел силы разлепить веки, Познающий еще гладил волосы дочери, что-то бормотал ей на ухо. Но ни зов отца, ни ангельский глас, ни гром небесный, не могли бы пробудить Эллис ото сна – что бы ни порождало тот ясный свет в ее глазах, теперь он потух навсегда.
Так трагично, жутко – и так нелепо. Ведь я готов был дать ей все, о чем попросит!
Когда Данеон поднялся, все еще сжимая нож, то выглядел дряхлым стариком: морщины углубились, за стеклом очков – стеклянные пуговицы. Он постоял немного, покачиваясь, как утопленник, колышимый волнами, пустая оболочка человека.
А потом судорога пробежала от ножа вверх к плечу, оживляя этот труп. Тогда Данеон развернулся, и, шаркая подметками, пошел на Филипа.
~*~*~*~
Старик приближался, медленно, но неотвратимо, а в руке его истекал кровью нож.
Филип извивался, как на раскаленных углях, упирался носками в пол, и все же смог отодвинуть тяжелый стул хорошо, если на десяток дюймов.
– Нет! Нет, подождите! – Голос сорвался на визг. – Эллис хотела!.. Я должен…
Он еще что-то лепетал, пытаясь просочиться сквозь спинку стула, почти ощущая уже укус лезвия – сначала ледяной, потом огненный.
Шаркающие шаги замедлились, остановились. Старик провел рукой по лбу, оставив на нем красный след – кровь дочери, не его. – Да… Да, верно. Сперва должно провести ритуал. Будь ты проклят.
Сперва.
Позорная паника откатила, оставив Филипа глотать воздух – привилегия, которую он раньше не ценил. Он даже почувствовал облегчение – старик будет долго возиться с телом Эллис.
Тому, в самом деле, потребовалось немало усилий, чтобы взвалить тело на стол. Неужели он сможет?.. Данеон закрыл глаза дочери, вытер кровь с ее подбородка – и все же не казалось, что эта дева лишь спит, и вот-вот проснется. Нос как-то сразу заострился, кожа подернулась серым – или это только чудится? Старик долго изучал застывшие черты, и на миг Филип испугался, что Данеон сейчас снова кинется на него.
Потом, к облегчению их обоих, Данеон прикрыл лицо Эллис тканью, и работа пошла споро. Разрезая одежду дочери, Познающий даже начал насвистывать под нос популярный мотивчик. Самообладание быстро возвращалось к нему, и в этом тоже было что-то жуткое, неестественное. Филип почти видел, как тот стремительно поднимает из праха стены своего иллюзорного мирка – того, в котором его преступления были оправданы, а впереди ждало сверхъестественное могущество.
– Все совсем не так страшно, лорд Филип, как кажется, – в конце концов, пробормотал Данеон, и чувствовалось, что говорит он скорее для себя. – Все еще можно исправить. В книге сказано, что те, кто обретут силу темных богов, смогут возвращать к жизни мертвых. Представляете? Оживлять мертвых! Первой я, конечно, оживлю нашу дорогую Эллис. Потом, если еще не поздно – жену и нашу младшенькую, – Данеон уже обнажил торс покойной. Кожа, обтянувшая ребра, маленькая острая грудь… Совсем недавно руки Филипа ласкали это тело, а оно отзывалось на ласку, полное жизни. – Мы очень многих потеряли, лорд Филип, поэтому список длиннейший, но если окажется, что нет совсем никаких ограничений, я, в конце концов, постараюсь оживить даже вас!
– И вы можете верить в подобный бред?! Филип читал когда-то, что Ведающие, якобы, могли поднимать людей с ложа смерти. Но даже будь это правдой, то были дела глубокой древности, и уж совсем невозможно представить, что ожить мог человек, чье сердце и печень стали чьим-то ужином.
Когда старик взялся за инструменты, Филип снова зажмурился. Но не слушать не мог. В начале его слух терзали влажные звуки разрезаемой плоти, потом – сухой треск, будто ломались ветви. То хрустели ребра Эллис, одно за другим.
– Мои бедные друзья, что молятся сейчас в храме за наш успех, верят. Моя дочь верила. А я, я человек науки, я знаю, – последовал высокомерный ответ. Филип старался вслушиваться в слова, а не в хруст, что еще продолжался… – Это древняя утраченная мудрость былых времен, когда Сюляпарре был великой и благополучной страной. Ведающие – не безумцы, они знали, кому поклоняются, и владели невиданной силой. Мы отвернулись от древних богов ради новых, и что нам это дало? Голод и разруху. Теперь, когда боги самодовольных Пастырей о нас забыли, а от Агнца остались только косточки да копытца, мы возвращаемся к ним, нашим извечным покровителям. Я думал, уж вы-то со мной согласитесь.
– Я? С чего бы это? – Чернота тоже пугала, и он снова разлепил глаза. Увидел ребра, еще розоватые, слишком похожие на то, что выставляют в лавке мясника. Под ними угадывалась плотная бледная масса – легкие? В руках у Данеона был сейчас странный инструмент: зубчатая рейка, а на ней – две железяки, образующие вместе с рейкой подобие буквы "П". Когда Данеон начал засовывать их в ребра Эллис, Филип догадался, что это какой-то расширитель – и тут же отвернулся снова.
Взгляд сам собой, в который раз за эти адские минуты, пополз туда, где в подвал спускалась короткая лестница. Филип приказал двери над нею отвориться. Он почти видел, как она распахивается под ударом ноги, с оглушительным треском…
Нет, это другой треск, громче и дольше, чем до сих пор, прогремевший в ушах, как выстрел пушки.
Данеон отложил расширитель и начал орудовать в разверзшемся отверстии одним из своих ланцетов.
– И вы съедите ее… – пробормотал Филип, – собственную дочь?
– Разумеется, – Данеон смахнул пот со лба, сосредоточенный. – Позже – с вас хватит ее сердца. Было бы грешно пренебречь ее даром, позволить ему пропасть. Дурно не использовать то, что послала тебе судьба, мой лорд, грех не в том, на что идут голодные люди, чтобы выжить. Знаете, что дурно? Выбрасывать на кружева для манжет столько, сколько хватило бы, чтобы кормить целую деревню в течение недели!.. Тратить на карету с завитушками сотню юлей, а на милостыню голодным детям кидать горсть меди. Впрочем, боги вас будут судить, не я, и очень скоро, так что неважно это… Подумайте лучше о чем-нибудь приятном, помолитесь. Агнец не услышит, зато вам станет легче.
Наконец, Данеон вытащил его, комок мышц и клапанов, блестящий от влаги. Недавно – столь важный, трепещущее средоточие жизни, а теперь не важный совсем, просто мясо. Еда.
Кто бы ни пришел спасать Филипа (Даженедумайобобратном), им лучше поторопиться. Пока он не стал людоедом поневоле.
Ведь я не смогу, верно? Это было просто невозможно. Но если он откажется, его убьют.
Страх тек по венам ртутью, посылал ледяные мурашки по коже, кружил голову. Хуже всего – мутил разум, единственное, что ему осталось сейчас для защиты.
На что ты готов, чтобы выжить? спросил себя Филип, и насмешливый голос, похожий на собственный, тут же ответил: На все, что угодно.
Данеон положил сердце в небольшую миску и вытер руки. Пробормотал устало: – Ну что, лорд Филип, пора приступить к трапезе.
Наверное, так люди и сходят с ума – разум не успевает или отказывается принимать реальность, между тобой и миром появляется как бы трещина – а потом расширяется, превращаясь в пропасть, бездну. И ты остаешься в черноте, наполняя ее отголосками собственных фантазий.
Он боялся бы свихнуться, но времени на это не дадут.
~*~*~*~
Фрэнку повезло – лакей, встретивший его у лестницы Принцесс, знал его имя. Заглянул в книжечку, чтобы удостовериться, и тут же стал еще любезнее. А вот следующие слова слуги подействовали, как ведро холодной воды – хотя видят Боги, небеса уже вылили ее на Фрэнка более чем достаточно.
– Сожалею, мой лорд, но его милости лорда Филипа сейчас нет на месте. Леди Картмор еще не отошла ко сну, и коли вам будет угодно, я спрошу ее, может ли она вас принять.
От неожиданности Фрэнк растерялся. Всю бесконечную дорогу сквозь мрак и ливень, опасно подгоняя коня по темному лабиринту улиц, он прокручивал в голове множество вариантов того, как пройдет их с Филипом беседа. Но даже на миг не допустил, что друга может не быть дома поздно вечером, в такую грозу. Где он, черт бы все подрал? Отплясывает на каком-то балу? Без Денизы?
Слуга не мог ответить на его вопросы, но обещал выяснить все как можно быстрее. Пока он летал к своей госпоже и обратно, послушный просьбе поторопиться, Фрэнк расхаживал взад-вперед по просторному холлу, едва замечая изысканную обстановку. Гнетущее чувство, что он допустил важную ошибку, росло, как черная туча на горизонте.
Не стоило ли сперва рвануть в Красный Дом, отправить своих людей на задержание людоедов? Фрэнк хотел дать другу возможность самому принять решение, не сомневаясь, что Филип будет ему признателен за это. А вдруг… Нет, такую мысль он даже допустить не мог.
Большие часы в углу вели неумолимый отсчет, и Фрэнк почти физически ощущал, что каждая утекающая минута – бесценна. Надо спешить, нестись – он не знал, куда, но чуял, что времени осталось мало. Тик-так-тик…
– Леди Дениза примет вас, мой…
Он пронесся мимо слуги, запрыгал по ступеням широкой роскошной лестницы, где в прошлый визит распрощался с Денизой. Только на самом верху осознав, запоздало, что не уверен, куда именно идти.
Пришлось терять еще мгновения, ожидая, пока к нему присоединится бедняга лакей, чье лицо отражало легкий шок от подобной невоспитанности гостя.
Снизу раздался многозначительный бой часов – минутная стрелка достигла двенадцати. Суеверная дрожь пробежала по спине Фрэнка…
Зал, еще комната, и вот слуга распахивает перед ним заветную дверь.
Полумрак, треск камина…
В глубине – альков, отделенный низкой балюстрадой, кровать под балдахином. И женщина в белом пеньюаре, полулежащая в его тени, с бокалом вина в руке.
– Моя леди… – начал запыхавшийся слуга, но стоило Денизе сделать небрежный жест, и его как ветром сдуло.
– Какой визит! – произнес знакомый, с легкой хрипотцой, голос, и Фрэнк ступил ближе, говоря себе, что сердцебиение участилось только от беспокойства за друга. – И, конечно, вы пришли не ко мне. Посидите со мной рядом, – попросила она, хлопая по кровати. – Это-то безопасно. Обещаю, что буду вести себя подобающим образом.
Глаза Денизы блестели слюдой, бокал подрагивал в руке. Фрэнк заметил полупустой графин на столике у кровати, рядом с колокольчиком для вызова слуг в виде фигурки дамы.
Было неприятно видеть Денизу такой, но Фрэнк отогнал лишние мысли. Теперь важно одно. – Простите, сейчас не время. Мне нужно срочно видеть Филипа. Поверьте, это крайне серьезно.
Губы ее скривила горько-пьяная усмешка, тут же скрытая бокалом. – Можно было бы предположить, что он будет дома, с семьей, в такую-то погоду, не так ли? – пробормотала Дениза, прикончив вино. – Увы. Я с радостью сделаю для вас все, что в моих силах, но Филипа предоставить не могу. Мы решили начать с чистого листа, но что-то меня не покидает ощущение, будто эту историю я уже когда-то читала…
– Вы знаете, где он? – И снова это чувство… Где-то внизу бежали стрелки, а он сделал неверный поворот по дороге.
– Мой драгоценный супруг отправился в небезызвестный вам Дом Алхимика. Прощаться. Вернется, естественно, под утро.
Или никогда…
Дениза должна была заметить, как изменилось его лицо, потому что тут же поднялась с кровати, ее взгляд, сразу прояснившийся, вонзился в него стрелой. – В чем дело?! Вы побледнели…
Он был уже у двери. – Некогда объяснять, но Филип в опасности. В Доме Алхимика его ждут убийцы. Я должен выехать прямо сейчас. Мне нужен отряд гвардейцев – распорядитесь.
Слепо пошарив рукой по столику, Дениза нащупала колокольчик. Фрэнк чувствовал, как его страх передается ей, растекается по комнате, бьется о стены гулким тревожным звоном меди…
~*~*~*~
В одной руке Данеон держал ланцет, в другой – миску с сердцем. Сгусток плоти, еще кровоточащий, с торчащими из него отрезками трубок-вен.
Филип чувствовал, как желудок сжимается до размера кулака, подкатывает к горлу…
– Я не смогу.
– Придется смочь. Иначе… – Ланцет выразительно вздрогнул, уронив каплю крови.
Фрэнк скорее дал бы себя зарезать, чем стал людоедом. А Кевин? Тот разжевал бы сердце, глазом не моргнув, просто, чтобы доказать, насколько ему все равно. Странным образом, эта мысль придала решимости. Придется позаимствовать у Грасса немного храбрости, даже если он далеко.
Данеон приближался…
– Нет-нет, подождите. Вы должны приготовить сердце, как… как нормальную еду.
– Ах вот как? Я должен? Может, вы еще закажете мне блюдо, которое я должен сделать вам из моей дочери? – Ноздри старика возмущенно вздувались, как будто весь этот макабрический спектакль не был его идеей.
Злить его не стоило.
– Иначе я просто не смогу, – взмолился Филип. – Даже если я попробую жевать сырое мясо, меня тут же вырвет, это не зависит от меня! И мы не сможем выполнить последнее желание Эллис.
– Что ж, – Данеон недовольно поджал тонкие губы. – Так и быть. А потом вы выпьете бокал ее крови, чтобы наверняка.
Прекрасно, это поможет оттянуть время. Пока старик готовит, произойдет что-то, что прервет этот кошмар. Кто-нибудь придет и спасет его. Филип снова покосился на дверь.
А еще это возможность побеседовать с Данеоном, найти лазейку…
Старик приступил к делу до разочарования споро. Встал над жаровней и начал поворачивать над нею сердце, насадив его на большую вилку.
Быть может, скоро он проделает это с моим…
– Неужели вы не видите, что из вашего безумия ничего не вышло! – сделал еще одну попытку Филип. – Ваша дочь мертва, столько людей мертво, Гвиллим, и где ваше чудо? – Он и сам надеялся на чудо – пока старик не смотрит, снова напряг все мускулы, игнорируя боль. Только чтобы лишний раз убедиться – разорвать эти путы не в силах человеческих.
– Мы еще не возложили жертвоприношение на священное место, мой лорд, у врат в иной мир, – строго поправил Данеон. Круглые стекла его очков горели, как два желтых глаза, отражая пламя жаровни. – К тому же, эээ… не хватает еще одного ингредиента. Я все же полагаю, что без крови сюляпаррских принцев не обойтись.
– Но Эллис хотела… – слабо запротестовал Филип, уже зная, что впустую сотрясает воздух.
– Эллис была влюбленной девчонкой, ей простительны глупости. Мне – нет. Я не могу вас просто отпустить, сами понимаете. Мы проведем церемонию, чтобы соединить вас с нею навсегда – да, это будет истинный брак, посильнее пустых словес, что заставляют повторять в храме. А потом я отправлю вас прямиком к невесте, чтобы ей не было одиноко.
Вот сам бы к ней и отправлялся.
Как оказалось, человеческое сердце во время жарки пахло так же, как любое другое мясо. И от этого тоже хотелось вопить.
