Текст книги "Блаженны алчущие (СИ)"
Автор книги: Агнесса Шизоид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 76 страниц)
Они обернулись к ней вполоборота, готовые бежать дальше. Дениза догнала их, задыхаясь. Поймала Филипа за запястье и сжала со всей силой, что придавал страх.
– Останьтесь с леди Денизой, – тут же отозвался Фрэнк. Что-то новое проступало на его затвердевшем лице, в серых глазах, отливавших сейчас металлом, и это тоже ее пугало. – Я разберусь с Беротом.
Она видела, что Филип колеблется, глядя то на нее, то на друга, уже шагавшего дальше, видела, как играют желваки на высоких скулах, и, не отпуская его руку, позволила рыданию вырваться из груди.
Филип покачал головой, вздохнул, сдаваясь, и привлек ее к себе. Дениза вцепилась в него, прижавшись всем телом. Теперь не убежит.
– Делион! – окликнул он. – Передайте Бероту, что я вызываю его на дуэль. Вы меня слышите? Просто передайте ему мой вызов.
Ответа они так и не дождались. Фрэнк окинул их обоих долгим взглядом, а потом пустился по дорожке – быстро, почти бегом, скоро исчезнув из вида.
Теперь, когда они остались вдвоем, повисло молчание. Почти невыносимое – но Дениза не смела его нарушить.
Филип смотрел вслед Фрэнку. – Пойдемте, – пробормотал наконец. – Вам надо посидеть.
Они побрели к беседке. Филип поддерживал ее, а Дениза отогревалась теплом его тела, все еще опасаясь, что он ускользнет от нее навстречу неведомой судьбе.
Зайдя в беседку, они опустились на скамью. Дениза не решалась поднять глаза, боясь того, что может прочесть на его лице. Поверил ли он ей? Сердится ли? А когда все же набралась храбрости, Филип смотрел не на нее, а прямо перед собой, пустым ненавидящим взором, и от этого стало еще страшнее.
– Они будут драться, – процедил Филип сквозь сжатые зубы.
– Но ведь вы сказали ему…
– Он будет с ним драться, – повторил он. – Хотя на его месте должен был быть я.
Дениза сильнее сжала его руку. Она не даст ему ее покинуть. Довольно и того, что Фрэнк…
– Не думал я, что Гидеон способен на такое… – Филип медленно покачал головой, горько усмехнулся. – Еще один друг! Если Делион его не достанет, о нем позабочусь я. Обещаю.
– Это просто недоразумение… Мне стоило быть жестче с самого начала. Или мягче? Я отвергла его… – Дениза все перебирала в уме варианты, подбирала фразы – как будто это имело значение. Уже поздно.
– Меня отвергали десятки раз, иногда – с издевкой, и все же я умудрился не запустить ни одной женщиной об стену, – прошипел Филип.
Ее мутило при мысли о том, что может сейчас произойти. Филип был лучшим фехтовальщиком в Академии, это знали все. А Фрэнк? Она чувствовала приближение беды, такое же неотвратимое, как проклятый рассвет.
Обессилев от волнения и стыда, Дениза опустила голову на плечо своему… кому? Смеет ли она еще считать его своим женихом?
– И что теперь? – прошептала чуть слышно.
– Теперь мы поженимся, – ответил Филип, уверенно и угрюмо.
Она еще крепче прижалась к нему и закрыла глаза.
XXI. ~ Tete-a-tete ~
~*~*~*~
I.
26/10/665
Выйдя к балюстраде, он увидел внизу, посреди сумрачного холла, две женские фигуры, одну из которых не мог не узнать даже в длинной накидке с поднятым капюшоном. В памяти сразу пронеслась та сценка в Доме Алхимика, и сердце сжали вина, нежность, тоска.
Но потом Филип вспомнил, какой сейчас час, подумал о том, откуда приехала Дениза, и на смену угрызениям совести пришла, леденя изнутри, холодная злость, привычная и удобная, как любимые сапоги.
Надев на лицо улыбку, он начал не спеша спускаться вниз по лестнице.
Когда Дениза вытащила длинную шпильку, что удерживала капюшон на ее высокой прическе, а горничная сняла с плеч госпожи накидку, распустив завязки под горлом, Филип узрел, в каком виде вернулась домой его жена.
Локоны выбились из укладки, на воротнике расстегнуты две верхние застежки, одежда в легком беспорядке, словно она одевалась второпях. Раньше Дениза себе такого не позволяла – если совсем стыда лишилась, то могла бы хотя бы соблюдать остатки декорума!.. Язык жгли злые слова, которыми, словно плетью, хотелось отхлестать супругу.
– Кого я вижу! Вы все же соизволили вернуться домой, любовь моя. А я уже решил, что можно ложиться спать, не дожидаясь вас, – Он слегка зевнул, прикрыв рот ладонью – представление, которое едва ли могло убедить Денизу.
Она пожала плечами. – Мне просто некуда было больше идти.
Они оба знали, что это не совсем правда. Дениза могла отправиться в родительский особняк, к отцу, который принял бы ее с распростертыми объятиями. Но тогда расспросов было бы не избежать.
– Вы немного растрепались в дороге. Сильный ветер? Он даже сорвал с вас серьги.
Он точно помнил, что ранее на ушах ее покачивались жемчужины-капли. Должно быть, валяются где-нибудь в спальне Алена.
Горничная Денизы, Мадлена, бросила на Филипа быстрый взгляд и тут же кротко потупилась. Напряжение явственно проступало на некрасивом умном личике, даже заостренный нос стал как будто еще острее. Опасается, что на нее обрушится его гнев, как на пособницу похождений хозяйки.
Филип ободряюще кивнул девице. – Мне кажется, вам стоит пойти отдохнуть, Мадлена. Вы выглядите усталой.
Она склонилась в реверансе и, бесшумно скользнув мимо, исчезла.
– Вы, кажется, тоже устали, – с совсем другой интонацией обратился Филип к своей женушке. – Бурная ночь?
– Утомительная ночь. – Дениза и в самом деле казалась вымотанной до предела – Ален, похоже, хорошо постарался. Усталый взгляд проходил мимо Филипа, как будто мысли ее блуждали где-то далеко, и это равнодушие бесило больше всего.
Главное – сохранять спокойствие. Иначе она победила. – Значит, вам тоже кажется, что Ален становится крайне утомителен? А я-то думал, что несправедлив к бедняге. Надеюсь, в следующий раз вы проявите больше вкуса в выборе милого друга.
– Претензии не принимаются, – Дениза невозмутимо стягивала перчатки. – Это же ваш приятель.
Ну да. Потому-то ты его и соблазнила. – Моим приятелем он был от силы пару месяцев, а ваша нежная дружба продолжается уже как минимум полгода. Не подумайте, будто я жалуюсь, постоянство – хорошая черта, – заметил он легкомысленным тоном, чтобы получше ее уколоть. – Просто недоумеваю, чем он так вас привлек, кроме того, что в приглушенном освещении слегка смахивает на меня.
Это привлекло ее внимание, черные глаза опасно сузились. Следующий выпад был за Денизой, и она метко вонзила кинжал под ребра: – В любом случае, Алена я не видела. Я ездила к Фрэнку.
Удар был хорош. Филипу стоило немалого труда не позволить маске соскользнуть. Несколько сердцебиений он молчал, стараясь овладеть собой. Потом покачал головой. – Ах, вот как? И вы его не пожалели? Вам мало тех неприятностей, в которые он уже попал по нашей с вами вине?
Дениза поморщилась, а потом повернула кинжал в ране: – Я хотела вознаградить его за них. Мне кажется, он достоин этого, как ни один мужчина.
Дениза смотрела на него с вызовом, подняв подбородок, и Филип понял, что боится того, что она может сказать дальше. Мерзкое чувство под ложечкой, за которое ему кто-то непременно заплатит.
Но в атаке супруга раскрылась, и он понял это, стоило прогнать болезненное видение – ее губы, скользящие по груди Делиона, ее глаза, замутненные страстью – и чем-то большим… – Что ж… Даже вы не настолько жестоки, чтобы вот так вот подставить бедного Фрэнка. А значит, раз вы рассказываете мне об этом…
– Вы правы, – прозвучал в ответ ее голос, пустой, как их брачные клятвы. – Я бы молчала, если бы было, о чем молчать. Но он отверг меня.
Филип выдохнул, только теперь поняв, что ждал ответа, задержав дыхание. Что ж, по крайней мере друг у него еще был. – Очень разумно с его стороны, – Рот сводила горечь.
– Он слишком благородный человек… – начала Дениза, но Филип перебил ее, делая шаг вперед: – А может, дело в другом? Может, в тюрьме у него было время подумать? И он понял, что заслуживает, как бы это сказать… чего-то и кого-то получше? – Он с удовлетворением заметил, что она вздрогнула, словно от пощечины. – Что вы, моя дорогая, просто того не стоите?
Ответила Дениза не сразу. – Может быть. Фрэнк и правда заслуживает лучшего – женщину, которая сможет принадлежать ему безраздельно, подарить законных наследников…
Она приблизилась вплотную, заглянула в глаза, ее дыхание как поцелуй на его губах. Филип понял, что Дениза готовится нанести завершающий удар.
– Знаете, у меня тоже было время на размышления, – Ее голос упал до мягкого шепота. – Иногда я вспоминаю ту ночь в саду, на дне рождения Офелии, когда мы с ним целовались в башне, и сожалею, что мы не пошли до конца. Если бы он только захотел… А еще чаще, я вспоминаю день той проклятой дуэли. И знаете, что я думаю? Я остановила не того человека.
Сухой звук хлестнул его по барабанным перепонкам, и Филип увидел, как голова Денизы мотнулась в сторону – на сей раз, от настоящей пощечины.
Он изумленно уставился на свою ладонь, начинавшую гореть, – а потом поднял взгляд на нее. На лице Денизы сменялись шок, боль, возмущение – и проблеск триумфа. Гамма чувств, понятных ему так, словно Филип вглядывался в собственное отражение.
Проклятье! Вместе с чувством вины его захлестнула досада. Какой вульгарный поступок, достойный мужлана, какой козырь в руки Денизы! Сомневаться не приходилось – эту пощечину ему будут припоминать до конца жизни.
Он застыл в безмолвном шоке, все еще не веря в то, что только что произошло, в красный след от его руки на ее нежном надменном лице. Черт бы подрал ее за то, до чего она его довела!
– Прошу меня простить, – процедил, наконец, холодно, ища спасения в формальных фразах для того, что осталось от его гордости. – Я забылся. Это больше не повторится.
– Не стоит извиняться, – Дениза усмехнулась, потрогав щеку. – Всего-то одним унижением больше.
И это она жалуется на унижение!
Горькая ее усмешка сменилась вдруг незамутненным страхом. Филип не успел удивиться, как за спиной прогремели, горной лавиной прокатившись по залу, слова: – Филип! Дениза! Что. Это. Значит?
Их произнес голос, созданный, чтобы раздавать команды, перекрывая шум битвы, произносить речи, превращавшие буйные толпы в стада покорных овец. Голос его отца.
Они с Денизой переглянулись, тут же превратившись в пару испуганных ребятишек.
Эхо отразило шаги по лестнице, тяжелые, как поступь чертового Рока.
Боги, боги! Филип отчаянно пытался собраться с мыслями, но умение ловко лгать – один из его основных талантов – изменило в самый неподходящий момент. В голову не приходило ни одной версии, по которой хотя бы один из них двоих не выглядел бы ужасно. А уронить себя в глазах отца – еще больше – Филип не согласился бы за все сокровища мира. Все, только не это…
И вот лорд Томас уже стоит перед ними, грозный. Филип поежился, ощущая исходившие от него волны безмолвного гнева, и пробормотал, в жалкой попытке отсрочить экзекуцию: – Отец, вы еще не спите?
– Еще не сплю? Уже утро, Филип, уже пять утра! – На жестких скулах играли желваки.
– Мы всего лишь… – начал он осторожно, но отец вскинул руку, приказывая замолчать. – Идите за мной. Довольно устраивать представления для слуг.
Это был не тот приказ, которого можно ослушаться.
Следуя за отцом рядом с понурой Денизой, он все не мог перестать поглядывать на красное пятно на ее щеке.
Вот до чего мы дошли, сударь, колотим женщин! И как, во имя всего святого, это объяснить отцу?!
Лорд Томас привел их в одну из боковых проходных комнат и собственноручно закрыл там все двери. Полумрак скрадывал очертания предметов, размывая лица на портретах, смотревших со стен.
Они с Денизой встали бок о бок, невольно ища друг у друга поддержки. Отец молчал, и в этой угрожающей тишине становилось нечем дышать.
С трудом сглотнув, Филип попытался немного сгладить последствия катастрофы.
– Отец, прошу вас, – Начал – и сам скорчил гримасу от заискивающих нот, которые услышал в своем тоне. – Это просто глупое недоразумение, не стоящее вашего внимания. Мы разберемся са…
– Я видел, как вы разбираетесь! – отрезал отец. – Я пока еще глава этой семьи, и желаю знать, что в ней происходит!
Не поспоришь.
Дениза покосилась на Филипа из-под длинных ресниц, в ее глазах – упрек и вопрос: Что делать? Увы, если бы он знал!..
– Я горько сожалею о том, что сделал, и клянусь, что это не повторится, – снова заговорил Филип, стараясь звучать уверенно. – Мы наговорили друг другу резких слов, и…
Отец оборвал его лепет: – Пусть долг мужа – держать жену в покорности и наставлять ее на правильный путь, делать это кулаками и плетью – удел крестьян и лавочников. Женщина благородной крови – нежный и деликатный цветок. Ударить ее – поступок грубый, недостойный дворянина.
В коротком списке недостатков отца была склонность к таким вот многословным нравоучениям, которыми он периодически награждал своих детей. Пора бы уже понять и смириться, что толку от этого не больше, чем от проповеди в борделе!
– Поступок, который можно счесть непростительным, – продолжал тот, – если эта женщина не дала своему мужу воистину серьезный для него повод. Поэтому я требую, чтобы вы немедля ответили… – Тяжелый взгляд прошелся по ним обоим, превращая кости в желе – и остановился на Денизе. – …Немедля ответили, Дениза, что вы совершили столь ужасное, что заставили моего сына настолько потерять контроль над собой? Я знаю моего сына, он истинный дворянин и обходительный кавалер, знаю, что он всегда был снисходителен к вам, и спускал многое – возможно, слишком многое! Чтобы заставить такого человека поднять руку на женщину, она должна быть повинна в настоящем преступлении. – Мускулы на широкой шее вздулись, выдавая, какого труда ему стоило сдерживать себя. И хотя эта сдавленная ярость была направлена не на него, Филип до боли кусал изнутри щеку, испытывая огромное желание провалиться под землю – точнее, под паркет.
– У меня есть подозрения, которые я не желаю даже произносить вслух, – глубокий голос стал обманчиво тихим. – Но если бы я хоть на минуту всерьез допустил, что они могут быть верны, вы бы уже лежали бездыханной у моих ног!
Это заходило слишком далеко.
– Нет, нет, что вы, отец, как вы могли такое даже подумать! Это я, по неосторожности, дал Денизе повод для подозрений – совершенно пустых, конечно, – Филип сделал небрежный жест рукой, – но вы же знаете, как ревнивы бывают женщины! Мы оба погорячились, Дениза сказала кое-что, что меня не на шутку задело – ох уж этот ядовитый женский язык!.. Мне, конечно, стоило лучше владеть собой… Это был первый и последний раз.
– Я сказала вещи, которых не следовало говорить, – пробормотала Дениза. Она стояла, опустив голову, бледная, тень прежней себя.
К Филипу отец даже не повернулся – все его внимание было сосредоточено на той, кого он назначил главной преступницей. – Не могу поверить, – проговорил он с отвращением, – что леди из рода Клери может вести себя как одна из тех бабенок, которых выставляют в колодках в базарный день, чтобы наказать за дурной нрав и сварливость. Или возят в телеге с табличкой на груди, под улюлюканье смердов. Мой сын – ваш супруг и повелитель, вы обязаны обращаться к нему всегда смиренно и почтительно. Даже коли супруг обидел вас незаслуженно – а я не верю, что Филип на такое способен, ваш долг – простить его, попросить прощения за все, чем вы могли вызвать его немилость, и кротко – кротко, Дениза! – напомнив ему о нежной природе вашего пола, молить его быть с вами деликатнее. В крайнем случае вы всегда можете обратиться ко мне, вашему второму отцу, чтобы я рассудил вас, и обрести в моем лице защитника. Возможно, Боги наградили бы вас за подобное женственное поведение, и вы смогли бы, в конце концов, исполнить свой долг перед этой семьей!..
Даже Филип поморщился – а уж что должна была чувствовать бедная Дениза!.. Он понимал, что отца делает немного несправедливым родительская любовь, но для Денизы это едва ли могло служить утешением.
Отец окинул ее последним уничтожающим взором, и, не тратя на них больше слов, вышел стремительным шагом. Грохнула створка дверей.
Филип покосился на жену. Она застыла все в той же позе, раздавленная, только грудь вздымалась, показывая, что перед ним не статуя.
Бедняжка!.. Как ни хотелось ему ее придушить, сквозь это естественное желание прорывалась жалость. Мало ей пощечины, еще и этот жуткий разговор, после которого даже он чувствовал себя побитым. И Фрэнк выкинул ее из постели…
Он осторожно попытался взять жену за запястье… и ахнул, когда лицо полоснула боль.
Статуя ожила, и как! Черные глаза прожигали в нем дыру. – Это достаточно женственно для вас?!
Щека горела, а когда он коснулся ее, на пальцах остались красные капли. – Ничего себе! Я-то ударил вас ладонью, а вы расцарапали мне всю щеку своими перстнями! До крови!
– И поделом! – прошипела его неукротимая супруга и метнулась прочь из комнаты, не без труда распахнув тяжелые двери.
По правде сказать, Филип испытывал некоторое облегчение. Хотя сравнивать два удара было и нельзя, он все же чувствовал, что они с Денизой в некотором роде квиты.
Переведя дух, он поспешил следом за женой, зачесывая по дороге локоны на правую половину лица. Если отец каким-то образом увидит еще и это… Додумывать эту мысль не хотелось.
~*~*~*~
II.
Когда Филип вошел в опочивальню Денизы, она полусидела-полулежала на кровати, растрепанная, с блуждающим взглядом. Отблески огня, разведенного в камине заботливыми слугами, скользили по разметавшимся по плечам иссиня-черным локонам.
– Тяжелый денек, – заметил Филип, подходя поближе – но не слишком близко.
– Особенно для вас! – парировала она, сверкнув на него глазами. – Как вы отважно защищали меня перед своим отцом! "Женщины бывают так ревнивы", – передразнила Дениза противным голоском.
Какая несправедливость! – А вы хотели, чтобы я сказал отцу, человеку, чье уважение ценю превыше всего: «Ну что вы, я постоянно колочу жену безо всякой причины. Не так посмотрела – по морде, цвет чулок не сочетается с цветом шарфа – по морде! Я люблю бить женщин, меня это забавляет». Поймите, – добавил он серьезно, – я не могу допустить, чтобы отец разочаровался еще и во мне. Это разобьет ему сердце.
– Разочаровался в вас?! – от злости жена приподнялась на ложе. – Да задуши вы меня за то, что я пролила вино на ваш любимый дублет, он волновался бы лишь о том, не слишком ли вы утомились!
– В таком случае тем более не важно, что я сказал или не сказал, не так ли?
Дениза открыла свой хорошенький ротик – и закрыла, слишком возмущенная, чтобы ответить. Все же наглость – лучшая защита.
– Мне стоило знать, – пробормотала она наконец с горечью, – что вы броситесь на мою защиту с тем же пылом, с каким спасали меня от чудовища!
О Боги, опять это? Филип закатил глаза к потолку.
– Сколько можно! Сколько еще вы будете бросать мне в лицо этот глупейший упрек? Можно подумать, я сбежал и бросил вас на произвол судьбы. Всего лишь застыл ненадолго, потрясенный тем, что предстало перед нами. – Он снова вспомнил тот момент, когда узрел это – чудовище, невероятное и неизбежное, выползшее в ночь прямиком из его кошмаров. Частичка повторяющегося сна, знакомая, как едкий вкус страха в гортани. Могло ли быть так, что твари выследили его в том призрачном царстве, по которому блуждает душа, пока спит тело, а потом просочились следом в мир реальности, обрастая плотью? Кто знает, не так ли работает темное колдовство древних?
Филип тряхнул головой, прогоняя мысли, слишком мрачные для этой невеселой ночи. – Если вы хотели замуж за мужчину, которому неведом страх, надо было соблазнять Кевина или моего дядю. Не спорю, вы выказали большую отвагу, чем я. Сойдемся на том, что вы – храбрее, и забудем уже об этом.
– Да при чем здесь отвага! – Дениза ответила раздраженным жестом. – И что мне до вашей храбрости! Будь я одна, я упала бы в обморок от ужаса, но я была вместе с вами, я должна была защищать вас. Как тогда, в ту ночь. Я не думала о себе, и потому мне было не до страха.
Тронутый, Филип шагнул ближе, протянул руку – но едва коснулся обнаженного плеча, как жена подскочила, словно ее ужалили, и отошла к камину.
– Знаете, о чем я подумала, когда этот монстр мелькнул в окне кареты, и раздались вопли? – Взгляд Денизы был обращен к беспокойному пламени, отражавшемуся в черных омутах ее глаз. – Первой мыслью было "мы сейчас умрем", второй – вот сейчас я увижу, наконец, как сильно вы меня любите, когда вы броситесь защищать меня ценой собственной жизни. Как же во многом мы похожи. Потом до него окончательно дошел смысл ее слов, и Филип замер, пораженный. – Но не можете же вы сомневаться в моей любви к вам?!
Он подошел к ней, и, взяв пальцами за подбородок, заставил посмотреть на него. На чертах Денизы снова лежала тень усталости, едва заметная морщинка между бровями, появившаяся совсем недавно, стала глубже и резче.
– Почему бы мне в этом не сомневаться?.. – тихо проговорила она. – Я не стала для вас единственной женщиной, я не стала даже единственной возлюбленной, я не стала матерью ваших детей. Нет, я не была настолько наивна, чтобы ожидать абсолютной верности – хотя, смешно сказать, супруг Виолетты, которую вы знаете так интимно, даже не смотрит на других женщин! Флиртовать с ним – как флиртовать с комодом.
– Они женаты немногим больше года.
– А мы – полстолетия? – парировала Дениза. – Знаете, я не стала бы переживать из-за какой-нибудь служаночки в таверне, куда вы пошли пировать с друзьями, шлюшки в военном походе, ваших политических интрижек, вроде Миранды Олей или этой старой потаскухи из Ву'умзена – все же вы мужчина, а верность вашему роду не свойственна. Казалось бы, список длинный, есть, где развернуться! Но эти романы у меня на глазах, с томными взглядами и стишками, интрижки с моим подругами, а теперь – еще и эта девица!.. С которой вы держитесь за ручки, как юнцы, в которых пробудились первые позывы похоти, дарите ей розочки – тьфу, противно! – Она помолчала. – Вы ведь влюблены в нее, не так ли?..
– Эллис мне очень дорога, – осторожно ответил Филип. – Но разве можно сравнивать?.. Вы – моя жена.
– Что же с того? – передернула плечами Дениза. – На ком-то вам ведь надо же было жениться. Вы даже ребенка не захотели мне подарить…
Он раздраженно прошелся взад-вперед. – Что это с вами, женщинами, и младенцами? Даже вы туда же, Дениза, хотя совсем не походите на нежную мамашу выводка сопливых карапузов. Куда нам торопиться? Я не хочу рисковать вами – вы можете заболеть, даже умереть… Подурнеть…
– Я знаю об этом, – огрызнулась она, – моя мать умерла родами, если не забыли!
– Ну вот, тем более!
– Я готова пойти на этот риск. Когда я выходила за вас, то знала, что моим долгом будет родить семье Картмор наследника, и я не собираюсь от него уклоняться. Конечно, не к вашей талии леди Вивиана приглядывается за ужином – и отнюдь не с восхищением! И не вас лорд Томас спрашивает при каждой встрече о вашем здоровье с надеждой в голосе, стараясь скрыть разочарование, когда вы говорите, что чувствуете себя как обычно. Иногда я задаюсь вопросом: что вы вообще за человек? Какой мужчина не хочет иметь сыновей, что продолжат его род?
Нет, женщины положительно помешаны на этой теме. – Ну да, я представляю себе, как мы будем убегать от андаргийцев с детишками на руках! – зло отозвался он. – Или смотреть, как им разбивают головы о стены.
По правде сказать, ему была непонятна прелесть обзаведения потомством. Что там будет после его смерти, Филипа мало волновало – ведь он этого уже не увидит! А продолжить род может братец – пусть хоть что-то полезное сделает в жизни. И уж точно не время было думать о детях сейчас, когда над их семьей нависла угроза потерять все, включая, возможно, и их жизни.
– Гвенуар Эккер вы умудрились обрюхатить, тем не менее. Этого я вам никогда не прощу! – сказала Дениза с чувством.
Ну, коли дошло до этой истории – ничего хорошего не жди!
Его ошибка с Гвен когда-то стала причиной их первой размолвки. Он вернулся домой с поля боя, сгорая от нетерпения побыстрее заключить в объятия жену, с которой пришлось расстаться почти сразу после свадьбы. А встретила его новость о беременности Гвен и леденящий холод в супружеской спальне.
– Вы же понимаете, что в мои планы это не входило! – Воротник начинал давить на горло, и Филип принялся избавляться от дублета.
– Вы клялись мне, клялись, что не тронете ее, что это невинный флирт, дабы она не попалась в лапы Кевина Грасса. Да уж, вы помогли ей сохранить доброе имя, нечего сказать!
Филип поморщился – неужто нельзя оставить прошлое в покое? – Для вашей подружки все сложилось неплохо – она замужем за богатым и важным человеком, и еще погуляет богатой вдовой. А вопрос с ребенком счастливо разрешился к удовлетворению всех сторон.
– Уверена, она вспоминает вас с благодарностью! – фыркнула Дениза. – Но знаете, если честно, то мне плевать на нее. Нечего было бросаться в объятия моего мужчины, как только услышала, что мы якобы расстались. С ней ничего не случилось бы, если бы эта святоша держала ноги вместе. Но вы!.. Вы клялись – и обманули меня, ради ночи страсти с внучкой портного!
Он вздохнул. – Поверьте, я собой не горжусь. Но тогда я был немного не в себе. После истории с Офелией, и всего остального… Мне нужно было сочувствие… Поддержка.
«Никто не понимает меня так, как вы, Гвен.» Он помнил устремленные на него бархатистые глаза – прекрасные глаза на некрасивом лице, полные бесконечной доброты, понимания, сочувствия. Всего того, чем природа скудно наделила Денизу. Помнил слова, которые приходили к нему сами, простые, самые верные, слова из ее потаенных мечтаний. Искреннее чувство наполняло их силой.
«Вы нужны мне… Ты мне так нужна…» Он не лгал, не лицемерил. В тот момент он отчаянно нуждался в Гвен, такой любящей, нежной, беззаветно дающей. В том, чтобы напитаться ее робким обожанием, согреться теплом ее рук. В утешении и забытьи.
Он не планировал этого, не собирался заходить столь далеко. Но ведь ему было так плохо, а она оказалась рядом – идеальный слушатель, добрый друг.
Голос Денизы вернул его в настоящее. – Ах, вот в чем дело! Жаль, что не объяснили раньше – я не злилась бы понапрасну! Разумеется, ваша невеста не могла стать для вас поддержкой, для этого годилась только слащавая дурнушка! Даже странно, что потом вы начали искать утешения в моей постели – должно быть, Гвен вам в нем отказала, когда поняла, что ей не стать леди Картмор?
– Вы бы меня не поняли, не в этом. Вы не знаете, что это такое, терять друга, – Настал его черед отвернуться. – У вас и подруг-то настоящих никогда не было, так, кружок по сплетням. Мне нужно было тепло и понимание, а не скрытое злорадство.
– Злорадство! – повторила Дениза возмущенно. – Каким чудовищем вы меня считаете?! Ваша сестра мне дорога, как родная.
– Я не имею в виду Офелию и ее падение, разумеется. Но Кевина вы всегда терпеть не могли – и правильно делали – и предупреждали меня о нем. А в тот момент я совсем не жаждал читать на чьем-то лице "Я же тебе говорила".
– Какой же мелочной особой вы меня считаете…
Уж как есть.
– И вы хотите, чтобы я верила, что вы любите столь ужасное существо, – в ее голосе звучала горечь.
Филип начинал уставать от болтовни. Он не знал, в каких доказательствах нуждается Дениза, зато знал, что нужно ему.
– А я должен верить в вашу любовь, пока вы вздыхаете по моему лучшему другу! – Он придвинулся ближе. – Забавно, что вы требуете какой-то неслыханной верности, вешаясь на шею другому мужчине, и развлекаясь еще с одним.
– А вы желали, чтобы я сидела в спальне и рыдала, пока вы меняете любовниц, как меняете перчатки?! Не было бы никаких других мужчин, если бы вы…
– И тогда, дорогая моя, вы вели бы жизнь примерной мещанки? – оборвал ее он. – Почему мне кажется, что вы бы скоро на стену полезли от скуки? Я просто дал вам удобный предлог.
Дениза возмущенно качала головой, а Филип продолжал: – Сдается мне, что наши поступки определяет наша натура. И та, у кого верность в крови, останется верной, несмотря ни на что, тогда как развратная…
Опять по той же щеке! Он мог бы помешать удару, но не стал, только потом поймав ее тонкое запястье. Поднес к губам и поцеловал место, где билась жилка – как она любила.
– Вот что бывает, когда женщину выставляют из постели неудовлетворенной! Она становится положительно опасной! – В нем начинало разгораться пьяное, злое веселье. – Вы беситесь, дорогая, а меж тем я говорил о нас обоих. Мы оба испорчены до мозга костей и хотим одного и того же. Так чего мы ждем?
Он наклонился, чтобы приподнять ее юбки, провести пальцами по холодной глади шелкового чулка, и дальше, выше завязки, по теплому атласу нежной кожи на внутренней стороне бедра.
Дениза прижала его руку своей, ее глаза – кинжалы.
Он мог бы настоять, применить немного силы, впиться поцелуем в соблазнительно приоткрытые губы – судя по прерывистому дыханию женушки, такая попытка увенчалась бы блестящим успехом. Но ему нужно было другое, и он ждал.
Ждал, пока, с выражением скорее злым, чем страстным, она сама не вонзила пальцы ему в волосы, царапая скальп, и не поцеловала яростно, до боли. Его рука скользнула вверх, и он поймал ртом ее стон.
После этого они оба уже не могли остановиться – или тратить время на раздевание.
Дениза отстранила его от себя – и толкнула на кровать. Он послушно упал, отполз поглубже, Дениза – за ним. Потом состоялась короткая и неизящная возня со штанами, которые они вдвоем лихорадочно сдирали.
Жена опустилась на него сверху – ей для этого понадобилось лишь поднять пышные юбки, ослепив на миг кипенью кружев.
Они снова стали единым целым – так, как должно было быть. Сейчас, всегда.
Филип дернул вниз ее лиф, скользнул пальцами по маленькой груди, по запрокинутой шее, приподнявшись, потянулся к ней губами. Ревниво искал на коже чужой запах, даже не зная, оттолкнет его это или возбудит.
Он охотно позволил супруге задавать ритм, их движения – жесткие, беспощадные, лихорадочные, как ее поцелуи-укусы, как блеск ее глаз. В них обоих пылал огонь, и в бреду экстаза казалось, что в финале они взорвутся, разлетятся на пламенные искры.
Но даже на пике наслаждения, пока его рассудок разрывало в клочья, где-то очень глубоко продолжало жить холодное сомнение.
…Что – и кого – она представляла себе только что, спрашивал он себя, лежа на спине и пытаясь перевести дух, – прикрыв веки то ли в пароксизме страсти, то ли чтобы не видеть его лица? О чем думает сейчас?
Он хотел заглянуть ей в глаза, утонуть в них – и найти на дне истину. Но Дениза лежала рядом, отвернув голову, а когда он накрыл рукой ее руку – высвободила ее. Как будто даже доставив ей наслаждение, Филип не заслужил такой привилегии.
Он начинал чувствовать себя каким-то Аленом.
Когда Дениза села на кровати, он помог ей избавиться от платья, нижних юбок и сорочки. Чему-чему, а раздевать женщин с ловкостью опытной камеристки жизнь его научила.
