Текст книги "Блаженны алчущие (СИ)"
Автор книги: Агнесса Шизоид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 76 страниц)
Разочарование Крысоеда рассеяли звуки, доносившиеся из-за одной из дверей. Снаружи к ней жалась маленькая девочка, засунув палец в рот, а сквозь доски просачивались стоны и женский голос: "Да", "О да!", "Ты самый лучший!"
Судя по воплям, то развлекала клиента шлюха, и он платил недостаточно, чтобы в ней пробудилась великая актриса. Но глазки Крысоеда сразу подернула масленая пленка. – Похоже, ничего себе бабенка!.. Надо будет вернуться.
Кевин взглянул на тупую, уродливую физиономию болвана, которую был вынужден созерцать день ото дня, и отвращение вдруг подкатило к горлу, как тошнота. Он отвел душу, стукнув Крысоеда по круглой черепушке.
Этот язык соратник понимал лучше всего. Заткнулся и начал двигать ногами.
Они шли дальше, сквозь вонь горелой пищи, застарелой рвоты и немытых тел, сквозь причитания старух и рев младенцев. Тихо стонал Заяц, зажатый меж двумя Ищейками.
Это теперь твоя жизнь, Кевин Грасс, пронеслось в голове. Отныне и до конца.
Давненько его не тревожили такие пустые, бесполезные мысли…
В пути им везло. Разреши Капитан взять лошадей, они добрались бы до Красного Дома куда быстрее, но все же путь назад прошел без приключений. С какой бы ненавистью ни косились на Ищеек встречные, никто не оказался настолько самоотвержен, чтобы полезть отбивать их жертву. Иногда приходилось тащить на себе терявшего сознание Зайца.
Когда они постучали в ворота, дозорный спустился со сторожевой башенки с непривычной прытью. Заскрипели засовы, калитка широко распахнулась, и перед ними предстал Роберт Пайл. Рот его под вечно красным носом-картошкой был растянут в широкой ухмылке.
– У нас новое начальство! – На пленного Пайл едва взглянул.
– Вместо Кэпа, что ль? – не понял Крысоед.
– Нет, вдобавок!
Кевин нахмурился. – В чем тогда причина твоей дурацкой радости?
Пайл покосился на него, но ничего не ответил. Как и другие Ищейки, он старался игнорировать Кевина, когда только мог. Пришлось схватить его за шиворот и хорошенько встряхнуть. – Когда я спрашиваю – ты отвечаешь.
Увы, к более серьезным мерам переходить не пришлось. Пайл пожал плечами со своим обычным равнодушием. – Ты прям как бешеный. Ну ладно, хорошая новость тебя развеселит, ее-то я еще не сказал. Нам будут больше платить! А теперь пошевеливайтесь. Кэп начнет говорить, когда все соберутся, а вы знаете, как он любит ждать!
Пайл запер ворота на три засова и припустил по дорожке к особняку, вздымавшему в небеса свои башенки – целую и осколок. Терракотовый камень кладки отливал в ярком свете полудня красным.
Кевин, Крысоед и их пленник плелись за Пайлом, а стылый ветер швырял им в лицо желтые листья.
– Неужто взаправду? – протянул Крысоед. – Боб врать не станет.
Кевин не отвечал. Словно первый признак лихорадки, его пробрал озноб дурного предчувствия.
В холле их встретил Крошка. Это было очень кстати. Кевин толкнул к нему Зайца. – Отведи его в подвал и свяжи по-своему.
Крошка умел обездвижить арестованных в такой позе, что, полежав с неестественно выгнутыми членами, в плену впивавшихся в тела веревок, они вскоре начинали испытывать мучительную боль. Неплохая подготовка к пытке.
– Ты тут еще раскомандовался, – буркнул великан, но Грасс знал, что он сделает, как сказано. Крошка свою работу любил. – Живо в зал! Все там, вас тока дожидаемся.
Так оно и оказалось. Главный зал полнился гулом оживленных голосов. Ищейки сбились вместе, говорили одновременно, рвали глотки, стараясь перекричать друг друга. Обычно такое оживление царило лишь тогда, когда давали жрать.
– А, явились. Отлично, – Роули надел сегодня парадную кирасу: она сверкала, начищенная до блеска, как и шпоры на его сапогах. Рукава и штаны были отделаны позументом, с плеч ниспадал новехонький багровый плащ – вид Кэп имел воинственный и торжественный. – Можно приступать. Только кланяйтесь сперва вашему новому командиру. – Он ткнул большим пальцем через плечо.
У северной стены, в некотором отдалении от остальных, не спеша прохаживался молодой человек.
Кевин нахмурился. Он сперва не узнал его без копны светлых волос, но когда юноша посмотрел на Кевина своими ясными серыми глазами, так, словно они были братьями, разлученными в детстве жестокою судьбой, память ударила кулаком поддых. Смешно, однако он ощутил нечто, похожее на испуг. Теперь Кевин понял, что значат слова "будто привидение увидел". Фрэнку Делиону в этом месте было делать нечего, и все же вон он стоит, в потоке холодного света, льющемся из окна, и дружески ему улыбается. Кевин перевел дух. Вряд ли сие явление – из мира иного. Делион еще не сдох, увы, насколько ему было известно. Кевин поискал глазами Филипа. Наверняка он тут как-то замешан. – Шляпу долой, Грасс, – прогремел Роули. – Перед тобой человек благородный, дворянин. Его Милость оказал нам честь, согласившись возглавить отряд говнюков вроде вас. – Здравствуй, Кевин, очень рад тебя видеть, – Фрэнк протянул ему руку.
Ребячество, но Кевин почувствовал себя чуть лучше, когда лицо юноши исказилось от боли. Рука Делиона была не такая тонкая и нежная, как у Денизы, и все же ему ничего не стоило бы превратить его ладонь в кровавое месиво. Вытерпев пожатие, Фрэнк потряс кистью и засмеялся: – Я и забыл, какой ты сильный. Можно только пожалеть негодяев этого города. Черт бы его подрал.
Кевина бесила собственная бессильная злость. Оказывается, он остался все тем же глупым щенком, что давился от ненависти при виде другого щенка. Что ж, значит, так тому и быть.
Кевин улыбнулся. – Я тоже рад тебя видеть, знаешь.
VI. Какими мы были – I
Лето 663-го П.В.
I.
Платье Офелии было белым, как розы, гирляндами украшавшие окна, как лилии в ее волосах, как жемчуг, обвивавший шею. Искристый шелковый атлас, отливающий серебром.
Офелия предпочла бы что-то повеселее – небесно-голубое, розовое или салатно-зеленое, но матери нравилось, когда она носила белый – цвет чистоты и невинности. Спорить с матушкой не имело смысла. Пусть уступит ей сегодня лишь в одном, и больше Офелии нечего будет просить от жизни.
Она подбежала к окну и выглянула в сад, всего лишь в десятый раз за последние полчаса.
Еще не стемнело, но огромная луна уже висела в дымчато-сером небе, и одна за одной начали загораться звезды, такие же нетерпеливые, как сама Офелия. Наверное, сад тоже грезит ночью, ждет, когда его укутает теплая летняя тьма, повсюду зажгут цветные фонарики, а на аллеях зазвучит музыка и веселый смех. Это будет волшебно!
Матушка должна дозволить ей принять участие в этой сказке! Подруги Денизы и друзья Филипа, как и в прошлом году, задержатся до поздней ночи, гуляя по саду, и на сей раз Офелию, конечно, не заставят отправляться спать в девять. Ведь сегодня она превратилась в совсем уже взрослую девушку.
Она представила себе, как пройдет в тени деревьев по темным тропинкам, ставшим зачарованными, незнакомыми. Как станцует под звуки мандолины вместе с Денизой и другими молодыми леди. И что-то еще смутно представлялось ей, что-то чарующее, как мелодия скрипки в ночи, как лунная дорожка на звездной воде, нечто, от чего сердце начинало биться быстро-быстро.
Предвкушение наполнило ее таким восторгом, что стоять на месте сделалось просто невозможным, и Офелия закружилась по комнате. Вокруг струилась белоснежная юбка, изгиб за завораживающим изгибом. Офелия представляла себя изящной, как Дениза, величественной, как мать… пока не увидела свое отражение в зеркале. Растопыренные руки, запрокинутое кверху лицо, глупое от радости… Офелия расхохоталась и закружилась еще быстрее, пока сияющие канделябры, зеленый с золотом шелк обивки, хрусталь люстры и яркие драпировки не слились в единый блестящий круговорот.
За этим ребячеством ее и застала Дениза. – Вы сегодня просто красавица, дорогая, – сказала она, целуя Офелию в щечку.
– Нет, это вы – красавица, – поправила Офелия.
Дениза была такая изящная и нарядная – как, впрочем, и всегда. Ее платье из золотистого шелка так и переливалось, а прическа подчеркивала тонкую шейку и красивую посадку головы. Рядом с подругой Офелия чувствовала себя толстой и неуклюжей. Но она все равно была очень-очень рада ее видеть.
Дениза помогла ей оправить растрепавшуюся шевелюру. – Ах, мне бы ваши кудри!
Офелия с радостью поменялась бы с Денизой – ей очень нравились блестящие иссиня-черные локоны подруги, которые сегодня так красиво переплетали золотые нити. Матушка говорила, что у Денизы волосы жидкие и обличают ее южно-андаргийское происхождение, но Офелии было все равно.
Прелестный новый веер Офелии Дениза заметила сразу. – Просто чудо, я тоже хочу нечто подобное! Это подарок Филипа?
– Нет, это от Бэзила, он заходил ко мне с утра. Филип мне сделает подарок потом.
Да, на этот раз старший из ее братьев сумел ее порадовать. Веер расписал сам Дезмонд Пелер, модный художник и личный друг Бэзила. По тонкому шелку порхали райские птицы, причудливые цветы распускались на фоне нежной зелени. Вещица не очень гармонировала с нарядом Офелии, но она не могла с нею расстаться.
Это было много-много лучше, чем в прошлый день рождения, когда Бэзил вручил ей толстенную нравоучительную книгу, пообещав, что она научит Офелию лучше повиноваться отцу с матерью. Бэзил остался очень доволен собой – во всяком случае, он громко смеялся, уходя, а ее матушка сказала, что это чудесный дар, – но Офелия была так разочарована, что благодарила брата со слезами на глазах.
А больше всего ей хотелось, чтобы Бэзил сам пришел на праздник, повеселиться вместе с остальными, – она так редко его видела! Но он никогда не оставался на ее день рождения.
Дениза бросила взгляды по сторонам. – Я пришла пораньше, чтобы иметь возможность подарить вам это.
Движением руки она подозвала свою служанку, ожидавшую в дверях. Служанка, девушка с умным некрасивым личиком, достала из складок юбок довольно большой атласный мешочек.
– Вот, – Дениза вручила его Офелии. – Спрячьте, пока леди Анейра не увидела.
– Это роман, да? – с замиранием сердца прошептала Офелия, почувствовав сквозь атлас очертания обложки.
– Именно, – Дениза по-заговорщически улыбнулась. – Новый, пера леди Матильды Эвери.
– А о чем он?
– Как раз о том, о чем вы любите. – Про любовь, да? – Офелия почувствовала, как краска заливает ее щеки.
– Бедный, но благородный кавалер преданно и безнадежно любит богатую наследницу. Разве эти романы не все одинаковы? Здесь вы также найдете поучительные рассуждения о природе любви и поэтические описания природы северного Альтали. Просто пролистайте их. – Но кончается хорошо? Они убегают вместе?
Дениза поманила ее поближе, а когда Офелия, сгорая от любопытства, приблизилась, подруга склонилась к ее уху и прошептала: – Прочитайте и узнаете. – Спасибо, спасибо, спасибо! – прижимая книгу к груди, Офелия обняла Денизу свободной рукой.
– Ну-ну, вы помнете ваш чудесный наряд. Вы ведь сегодня у нас королева бала! Бегите и спрячьте книгу. А то нам обеим достанется!
Офелия так и сделала. Ей не разрешалось читать романы, по словам матери, фривольные и полные порочных идей. Если бы не Дениза, она даже не узнала бы, какой бывает любовь.
По дороге назад, она размышляла, как отблагодарить подругу, но в голову пришло только одно. – Хотите, покажу, какие сегодня у нас будут сласти?
Дениза засмеялась и кивнула. Офелия потащила ее за руку на кухню, где уже были готовы яства для сегодняшнего празднества – сласти поставят на стол последними.
Денизу оставили равнодушными все эти прелести, с утра будоражившие воображение Офелии – сладкое яблочное вино; вафли; миндальное печенье; белый сахар; пирог с грушами, благоухавший корицей; пышные булочки в форме сердец; снежки, желе и конфитюры. Груши в медовом соусе, запеченные яблоки, виноград и другие фрукты; миндальный крем с черными точками изюма; желтые сыры, оплакивающие свою судьбу; и то, чего ей хотелось больше всего – пирожное и фигурки из марципана, с цукатами и в цветной глазури: человечки, зверюшки, даже карета в завитушках крема.
Офелия уговаривала подругу взять пирожное или кусочек сахара, но Дениза съела только мандарин, отрывая по дольке и аккуратно отправляя в рот. У Офелии от этого зрелища забурчало в животе.
Мать предупреждала ее, что начинать есть до прихода гостей – неприлично, но, в конце концов, сегодня был день рождения Офелии, а не их. Поэтому она украла со стола фигурку принцессы – волосы цвета моркови, платье цвета малины – и безжалостно откусила ей голову. Внутри оказалась начинка из засахаренных фруктов, нежное тесто марципана таяло во рту.
Поблизости зазвучали шаги. То была не величественная поступь матери, но Офелия в панике засунула остатки фигурки под фрукты и принялась отряхивать пальцы от сахарной пудры.
Уф!.. Это оказалась всего лишь Эдита, ее горничная. – Леди Офелия, вот вы где! Ваша матушка вас разыскивает. Вы же знаете, ей не понравится, коли она узнает, что вы спустились в кухню.
Брови Денизы поползли наверх. – Не тебе делать замечания твоей госпоже.
– Нет, нет, она права. Эдита была хорошей девушкой. Она тоже любила романы, которые Офелия читала ей их вслух.
– Побежали скорее! – Офелия ухватила Денизу за руку, запоздало сообразив, что пальцы у нее все еще липкие. Они поспешили наверх, Эдита – следом.
Перед тем, как они вошли в покои, Дениза заставила Офелию остановиться, и, достав платок, вытерла ей угол рта. – Ну вот, теперь сойдет. И не глядите так виновато – женщина должна уметь управлять своим лицом.
Матушка ждала их в комнате, великолепная, как всегда. На белоснежной груди – колье, сапфиры в оправе из алмазов; в светлых волосах, поднятых над высоким безупречным лбом, короной сверкала небольшая тиара. Шелк платья переливался синим и серым. Статная, величественная, царственно невозмутимая, – такая, какой Офелии не стать никогда.
Не сердится ли она?.. Вот кто-кто, а матушка умела владеть лицом – на людях оно неизменно оставалось столь же бесстрастным, сколь и прекрасным.
– Леди Дениза, – Углы губ приподнялись в вежливой улыбке, не коснувшейся льдистых глаз, – как любезно с вашей стороны прийти так рано.
– Я велела подать карету заранее, боялась опоздать. Сейчас на дорогах творится такое…
– Весьма благоразумно.
В комнате веяло холодком, и Офелия вздохнула с облегчением, когда пришла пора встречать гостей.
Она ждала, заняв место по левую руку от матери. – Стой, как подобает леди, – шепнула та, не поворачивая головы. – Не шевели руками. Подбородок выше.
Наконец начали появляться гости, а с ними – подарки.
Самые роскошные дары преподнесли гости невысокого происхождения. Подарок Матильды Хаген, круглолицей девицы с насмешливыми черными глазками, которой Офелия слегка побаивалась, внутрь вносили несколько слуг.
Это были часы – но какие! Исполненные в виде великолепной райской птицы, с венчиком на гордой головке и рубинами вместо глаз. Птица казалась совсем живой, хотя блестела позолотой и цветной эмалью, но самым интересным был хитроумный механизм внутри. Слуги перевели стрелки, а когда часовая и минутная совпали на двенадцати, птица запрокинула голову, раскрыла крылья, показав серебряные подкрылки, и комнату наполнила мелодичная трель.
– Вот это да! – только и могла прошептать Офелия. – Для меня это слишком великолепно.
– Никогда так не говорите, – велела Дениза, стоявшая рядом с ней. – И потом, это подарок не для вас – это подарок для вашего отца от их отца, дорогая, повод пустить нам в глаза золотую пыль.
Слуги Гвенуар Экер расстелили по полу многоцветный фальзирский ковер, из тех, что даже у них дома доставали только для парадных случаев.
Саму Гвенуар, кажется, немного смущали похвалы, расточаемые гостями ее подарку. Эта подруга Денизы, хотя и некрасивая, всегда казалась Офелии очень милой – у нее были такие добрые глаза!
– Мне очень нравится Гвенуар, мне кажется, она хорошая.
– Вы не ошибаетесь, – согласилась Дениза. – Гвен – моя добрая подруга. Сложно поверить, что ее дед был каким-то портным. Но отец Гвен сегодня превзошел себя. Это драгоценный дар, а ему ведь далеко до Мортимера Хагена.
Еще Гвен положила на стол книгу – видимо, это был подарок от Гвен, а не от ее отца, и предназначался для самой Офелии. У нее не было возможности посмотреть, о чем там, но Офелия знала, коли это окажется что-то действительно интересное – про любовь – мама заберет книгу и спрячет «на потом», которое должно было наступить, когда Офелию придет пора выдавать замуж.
Гости толпились вокруг чудо-часов и создавших их мастеров, которых Матильда привела с собой. Среди них был и собственный дядя девушки, Монтегю Хаген, высокий, худой, с колючими темными глазами. Должно быть, странно иметь такого дядю, – почти что ремесленника, хотя, с другой стороны, он умел делать чудесные вещи, а это совсем неплохо.
Да, то была великолепная птица, но Офелии куда больше пришлась по сердцу та, что принес ей Филип. Он всегда делал такие замечательные подарки! В золоченой клетке сидел настоящий живой попугай, умевший говорить "Оферия, Оферия!" и "Вы прекрасны"! Офелия едва заставила себя отойти от него.
Матушка передала Офелии дар, оставленный для нее тетей Вивианой. Это был драгоценный ковчежец, где лежал ноготь блаженного мученика Уго и клочок его одежды со следами священной крови. Сама тетя уехала в дальний путь – в храм святого Алиера-Чудотворца, молиться о победе лорда Томаса, опять возглавившего военный поход против этих ужасных андаргийцев. Матушка была в восторге от подарка, и все гости воспользовались возможностью почтительно поцеловать отделанную перламутром поверхность ковчежца. Офелия про себя попросила святого, чтобы он защитил отца, позволил ему вернуться домой.
От матушки ей достался сборник молитв в драгоценном переплете, а от имени отца ей вручили браслет, камеи в золоте. Офелия поднесла его к губам и сразу надела. Украшений в ее ларце хранилось немало, но это был подарок отца, который сражался сейчас в дальних землях, подвергая себя опасности. У нее даже слезы набежали на глаза, когда подумала об этом.
И тут же высохли, стоило увидеть официальный подарок Денизы – принадлежности для кукольного домика, который Офелия недавно начала обставлять. Набор фарфора, серебряную посуду, даже прыскалку для окон, которая пригодится кукле-служанке, зеркало и инкрустированный перламутром крошечный комод. Вещички были изготовлены на заказ, в идеальной пропорции к обстановке домика и куклам, которые его населяли. У Офелии появился лишний повод поцеловать любимую подругу.
Пришли на праздник и друзья Филипа. Некоторых из них Офелия знала лучше, других – хуже, но ни с одним ей не приводилось часто общаться. Пол Клавис почему-то густо залился краской, когда приветствовал ее мать, Гидеон Берот все время посматривал на Денизу, а Кевин Грасс, высокий молодой человек, с которым Офелия танцевала на своем первом настоящем балу, подарил ей книгу стихов и огромный букет полевых цветов.
Он смотрел на нее серьезно, без улыбки, и Офелии показалось, что на душе у него тяжело. Может быть, он в кого-то влюблен?.. Все в кого-то влюблялись, пока она чахла и старела в четырех стенах.
– Мне очень жаль, что не могу преподнести вам ничего, достойного вас, – сказал Кевин Грасс. – Я сам выбирал книгу, но заплатил за нее ваш брат… А это цветы с Меладийских полей, к югу от города, их я собирал сам.
– Они замечательные, – от души сказала Офелия, вдыхая аромат цветов, казавшийся запахом самого солнца.
Подарок друга насмешил Филипа. – Мелади – в паре часов ходьбы от твоего дома! – Он покачал головой, посмеиваясь. – Ну ты и чудак. Плестись в такую даль, чтобы вручить цветы девчонке, живущей посреди цветущего сада!
– Наверно, это и правда довольно глупо, – пожал плечами Кевин Грасс. – Но у вас здесь другие цветы.
– В простых цветах полей нашей страны есть особая прелесть, – заметила Гвенуар Эккер, стоявшая неподалеку. У нее был крупный нос, слегка похожий на утиный клюв, и широкий рот, у бедняжки, но глубокий грудной голос звучал так, что заслушаешься. – А чьи это стихи?
– Мориса Ализана. И горькой услады забвенья безумца лишила судьба, – Господин Грасс процитировал несколько строчек, значение которых Офелия не особенно поняла.
– А о чем этот стих? – спросила она. – О сумасшедшем, да?
– О любви.
Ну зачем, зачем он произнес это слово! Стоило кому-то сказать "любовь", и Офелия так ужасно краснела. Вот и теперь, ее вдруг бросило в жар, к щекам прилила краска. Что господин Грасс о ней подумает? Офелия поспешно отвернулась, якобы чтобы положить книгу на стол, уже заставленный подарками, и начала ее перелистывать, не разбирая ни строчки.
– Это очень красивая баллада, Офелия, – улыбнулась Гвенуар. – Я уверена, она вам понравится.
– Коли Гвенуар так говорит, – сказал Филип, поворачиваясь к ней, – значит, так и будет.
Девушка смущенно потупилась. – Вы слишком добры. Хотя Ализан не нуждается в моей рекомендации.
Кевин Грасс тоже посмотрел на Гвен, все так же мрачно, исподлобья. Спросил, будто нехотя: – Вам он нравится?
– Да, очень. Особенно его виланель о времени и сонет о детях, играющих в саду, помните? Это так удивительно, когда незнакомец будто рассказывает тебе о твоих собственных чувствах, которые ты никогда не смогла бы столь точно облечь в слова, – Когда Гвенуар говорила так вдохновенно, сияние ее теплых карих глаз преображало некрасивое лицо, делая его почти привлекательным.
– А я предпочитаю всему другому его балладу об умирающем солдате, – сказал Кевин Грасс. – Мне нравится, что Ализан не увлекается пустыми красивостями, как современные стихоплеты, которым все равно, есть ли в их стихах смысл, лишь бы получилось рондо. – Кевин – ценитель поэзии, – с усмешкой вставил Филип, – каким бы невероятным это ни показалось, глядя на него.
– Лишь того немногого из нее, что чего-то стоит, – буркнул Кевин Грасс. Он уже не смотрел на Гвен, вместо этого угрюмо изучая свои руки, в которых вращал шляпу. Кисти у него были большие, грубые – совсем не похожи на руки ее братьев.
Офелии слегка наскучили разговоры о стихах – романы о любви были куда интереснее. Она нашла среди гостей Денизу, но та болтала с подругой, леди Иветтой, и Офелия встала немного в сторонке, чтобы не мешать.
Дениза скоро поманила ее рукой, а когда Офелия приблизилась – обняла за плечи, не прекращая беседу: – Видите, он пришел, я же вам говорила.
– Ах, вы правы! – воскликнула Иветта. Хорошенькая девушка с желтыми, как масло, волосами, она очень мило смотрелась в розовом шелке – хотя до Денизы ей, конечно, было далеко.
– Кто пришел? – Офелия чувствовала – здесь скрывается какая-то любовная тайна.
– Ах, не говорите ей! – Иветта, хихикая, спрятала за веером лицо, порозовевшее в тон к платью.
– Но ведь наша дорогая Офелия умеет хранить секреты, – возразила Дениза.
– О да, умею, честное слово! Пожалуйста, скажите мне, – взмолилась она.
Иветта еще громче захихикала и кивнула, снова исчезая за веером.
Дениза склонилась к уху Офелии. – Внимания нашей милой Иветты удостоился Жерард Вессин.
Офелия пригляделась к молодому человеку, медленно прохаживавшемуся среди гостей. Приземистый, плотный, с небольшим брюшком, он казался ей довольно скучным. Но внешность могла быть обманчива – хотя господин Ферра-Вессин был другом детства Филипа, ей привелось обменяться с ним лишь несколькими фразами. Может, Иветту покорили его пышные, пшеничного цвета усы?
– Не выдавайте меня! – взмолилась Иветта.
Офелия замотала головой. – Я – могила!
И надо же было так случиться, что в это время поблизости оказалась матушка!
– Офелия, откуда ты взяла такое выражение? – раздался за спиной ее строгий голос.
Из романа. – Филип, кажется, что-то такое говорил, – соврала она, чувствуя, как краска приливает к щекам. Она знала, Филипу-то не достанется, что бы он ни сделал и ни сказал.
Ей казалось, что светлые глаза матери видят ее насквозь, но та только проговорила: – Девушкам не всегда стоит повторять то, что говорят молодые люди.
– Да, мама.
Дениза отважно отвлекла внимание матери на себя. – Офелии сегодня достались великолепные подарки, – заметила она с улыбкой. – Эта птица – настоящий шедевр.
– Несомненно. Вы тоже преподнесли моей дочери чудесные вещи – вы слишком добры. – Тон матери показался Офелии чуть суховатым. – Но я надеюсь, ты понимаешь, Офелия, что поистине бесценный дар – тот, что оставила для тебя твоя тетя, леди Вивиана. Когда она вернется, поблагодари ее на коленях.
– Конечно, мама.
Звуки музыки стали громче; гости насмотрелись на подарки, подкрепились вином и закусками, пришел черед танцев.
Офелия сплясала пару бранлей с Филипом, передавшим ее господину Бероту. Потом был Пол Клавис, за ним – Кевин Грасс.
Офелия поблагодарила его за цветочки. Тот процедил в ответ: – Ваш брат прав – они жалкие. Я, как обычно, выставил себя в смешном свете, но мне не привыкать стать, а вам придется простить меня.
Она хотела возразить, но у него был такой угрюмый и решительный вид, что Офелия так больше и не осмелилась произнести ни слова. Похоже, он и правда страдал от неразделенной любви.
Как же я-то встречу мою истинную любовь, размышляла она, проделывая па напротив долговязого Сирина Леммета. Она никого и не видела из мужчин, кроме друзей брата, а они были уже все ужасно взрослые. Да и на нее смотрели, как на младенца. Нет, конечно, они были безупречно вежливы и обходительны, но никто не метал в ее сторону таких взглядов, как те, какими атаковал Денизу Гидеон Берот.
Пожалуй, больше всего внимания к ней проявил господин Грасс, когда пошел в такую даль за цветами, но Офелия была не настолько тщеславна, чтобы воображать, что это делалось ради нее самой. Простая галантность.
Так и состариться можно, не встретившись со своим суженым. В романах и балладах героини всегда оказывались в ужасной опасности, и тут-то и появлялся их герой, отважный и прекрасный молодой человек, который спасал им жизнь, рискуя своей. А потом они влюблялись друг в друга с первого взгляда. Офелии спасение, увы, требовалось лишь от маминых нравоучений, а с такой задачей не справился бы даже самый отважный из мужчин.
Когда с танцами было покончено, все прошли к столу, по камчатной скатерти которого плыли салфетки в виде лебедей. К первым сменам блюд Офелия почти не притронулась – она хотела оставить место для сладкого.
Пытаясь не обращать внимания на осуждающий взгляд матери, она слопала гораздо больше пирожных, марципанов и сладкого крема, чем ей обычно полагалось, и только в конце ужина забеспокоилась, что переест и захочет спать… Но ничего подобного – возбуждение ее только росло, и скрывать его становилось все сложнее.
Наступал момент, которого она ждала с замиранием сердца. Музыканты выскальзывали из зала с инструментами. Ехидному Карлу Мелеару принесли мандолину, на которой он так хорошо играл, и он начал перебирать струны длинными пальцами.
Дениза и ее подруги собрались в кружок. Они перешептывались, пряча свои секреты за раскрытыми веерами, смеялись, бросали быстрые взгляды на молодых людей.
Официальная часть праздника заканчивалась, чтобы могло начаться самое интересное. Сейчас леди и кавалеры спустятся в сад по двое – по трое, как будто всем просто одновременно пришло в голову прогуляться на свежем воздухе, матушка отправит к ним слуг с вином и бокалами, и снизу зазвучит мелодичный звон струн.
Подружку Офелии, леди Маргериту, уже увезли домой в слезах – ей было пора ложиться спать. Но Маргерита ведь почти ребенок – всего двенадцать лет, а Офелия сегодня стала уже совсем взрослой!
К ней подошла Дениза – попрощаться. – Ну что, моя милая, этой ночью вам должны присниться сладкие сны.
Офелия мотнула головой. – Нет, сегодня я пойду гулять с вами.
Дениза не скрывала удивления. – В самом деле, дорогая, ваша матушка вам разрешила?
Офелию бросало то в жар, то в холод, но ответила она решительно: – С сегодняшнего дня я уже взрослая… Я могу делать то же, что и другие девушки.
Величественная, как каравелла на волнах, к ним подплыла мать. – Офелия, тебе пора прощаться с гостями. Ты устала, тебе пора отдыхать.
Она прикусила задрожавшую губу. – Но я не устала ничуточку. Правда-правда! Сегодня я хочу немного погулять со всеми.
Лицо матери не изменилось, лишь две идеальные брови сдвинулись чуть ближе. – Офелия, вы слышали, что я сказала. Когда матушка обращалась к ней на "вы", это был плохой знак.
Дениза наклонилась и чмокнула Офелию в щечку. – Не расстраивайтесь, – она беззаботно улыбалась, – скоро кто-нибудь обязательно задаст бал, и мы с вами на нем встретимся. Будут еще и танцы, и музыка, и сласти… Взгляд девушки устремился поверх головы Офелии – кто-то или что-то в толпе гостей отвлекло ее внимание.
Офелия поняла, что Дениза не очень-то хочет, чтобы она составила им компанию, и от этого предательства запершило в горле.
– Леди Дениза, моя дочь и я очень признательны, что вы оказали нам честь, разделив с нами этот день. К сожалению, Офелия уже устала и ей лучше лечь спать. Надеюсь, вы нас не покинете – развлечения будут продолжаться до утра.
Офелия знала – мать не в восторге от этих ночных прогулок, но так было угодно Филипу, а ему запрета не было ни в чем. Вот и выход! Она робко помахала брату.
Оставив веселую компанию молодых людей, собравшихся вокруг него, Филип приблизился, все еще улыбаясь. – Моя чудесная сестричка, – он взял ее руки в свои и поднес к губам. – Еще раз поздравляю. Ты стала на год старше, и ты еще в том возрасте, когда женщину это радует.
– Я ведь уже большая, не правда ли? – с надеждой подхватила она. – И мне не обязательно ложиться спать рано.
– О, по этому вопросу тебе стоит обратиться к твоей матушке, – ответил он, отвешивая ее матери небольшой поклон, – которая сегодня кажется твоею сестрою.
– Уверяю вас, милый Филип, никто не стремится к вечной молодости менее, чем я, – ответила мать со снисходительной улыбкой. На Офелию она посмотрела куда холодней. – Я как раз говорила дочери, что у нее усталый вид.
Офелия открыла рот, чтобы запротестовать, но Филип не дал ей вымолвить ни слова. – А с матерью спорить нельзя, особенно когда она столь красива и грациозна. Доброй ночи, – он наградил Офелию поцелуем в лоб и предложил Денизе руку. Та ее не заметила – отошла, на прощание послав Офелии улыбку и сочувственно пожав плечами. Филип последовал за ней.
Даже родной брат против нее!
– Прошу вас! – обратилась Офелия к матери. – Мне очень хочется в сад. Ненадолго.
– Эти развлечения не подходят для незамужней особы. Я была бы дурной матерью, если бы пошла на поводу у твоих капризов.
Она знала, переубедить мать в чем-то – задача безнадежная, и все же смириться было выше ее сил. – Но ведь там будут Филип и Дениза! Значит, в этом нет ничего дурного, – Офелии казалось, что она нашла неотразимый аргумент.
